Текст книги "Glaeddyv vort, beanna (GV, b) (СИ)"

Автор книги: I_NO

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

Загадки никогда не были моей сильной стороной, но был щит, пределов возможности которого я не знала. Он вполне, может быть, он и сможет защитить. Вот только, первое, раскроется ли эта магическая фигня, и второе хватит ли мощности, чтобы отразить лазер. Геральт, поняв, что я хочу сделать, вцепился мне в руку, практически попытавшись скрутить на месте. Я стала вырываться и попыталась укусить друга за палец. Цинтия и ее приятель, увидав, что мы боремся, недоуменно переглянулись.

– Один лечу легко и незаметно, – начал загадывать новую загадку глаз. – Когда нас много, тяжелы мы все равно. Я раны исцеляю, но известно: проверку мной пройти не многим суждено.

– Время! – заорала я, вырываясь из цепкой хватки друга. Все кинулись в рассыпную, даже Геральт, почти отбросив, прижался к стене, спасая собственную шкуру. Глаз направился на меня и загорелся мистическим злобным цветом, после чего к всеобщему облегчению произнес:

– Ответ верный.

Под светилом открылась тяжелая дверь, со скрипом отъехав в сторону. Наверное, в Лок Муинне раньше было в моде укладывать пол декоративным камнем в шахматном порядке или просто у всех кругом отсутствовала фантазия, но покрытие под ногами выглядело именно таким. Стараясь не ступать на стыки (плохая примета же!), я следовала за спутниками, ожидая новых подвохов. Любят эти старики-волшебники устроить штурм мозгов, но никогда, на моей памяти, эти испытания не заканчивались летальным исходом. Тот, кто раньше обитал в этих подземельях был просто няшей. Давно пора привыкнуть, что этот мир не похож на те, о которых я читала в детстве. Взять тех же эльфов. Эльфы старого доброго профессора*, к примеру, раса склонная к повышенной духовности и излишнему трагизму. Даже вымирают они во «Властелине Колец» с красивой тоской, благородно уступая бразды правления человечеству. И всегда встают на сторону добра, за исключением моментов, когда радостно и самозабвенно убивают друг дружу (войны Феанорингов и все такое). А вот вспомнив Шекспира или Фроста** и вовсе эксплуатировавших светлый эльфский образ в весьма своеобразном контексте, в голове сразу возникает милый Йорвет, ростом с пальчик и с крылышками феи, искренне рыдающий над каждым умирающим цветком строго по пол часа каждый день. Волшебники тут тоже отнюдь не похожи на старого-доброго Гендальфа. Ни шляпы остроконечной, ни посоха, посылающего лучи добра, ни полного игнорирования жажды власти. Мир-перевертыш, типа озвученный в стиле Гоблина. Здесь, в этом тоннеле, недавно еще кто-то был. Это можно было понять по светящемуся факелу, по свисающим из проема в потолке веревкам и следам на пыли. По спине пробежал холодок. Скорее всего, это те самые солдаты, – удивительно, что наше присутствие еще осталось незамеченным. Печально, что эти ребята, зассав, не стали идти на прямую, а пробрались через дыру в потолке – мы могли избежать ненужной смерти Гаспара. Да, кажется так и звали того ученого. Его друг шел, опустив голову, почти не смотря под ноги, производя ужасный шум. Геральт, подождав меня, коснулся плеча, привлекая внимание:

– Теперь нужно вести себя тихо, – он указал на дверь, перед которой все сгруппировались. – За ней кто-то есть, я чувствую. Посиди пока здесь, ладно? – я рассеяно кивнула. – Приглядишь за нашим ученым гением.

Я встала, стараясь не появляться в свете факела, за руку притащив к себе несчастного страдальца. Цинтия, её приспешник и Белый Волк разом толкнули дверь, которая, издав жуткий скрипящий визг, открылась.

– Добро пожаловать, конкуренты, – послышался сладкий голос из-за двери.

Чисто статистически, у Геральта, в среднем, проходит четыре коротких боя в сутки, с превосходящим по числу, противником. Иногда, раз в неделю, количество боев увеличивается вдове и раз в две недели, когда ведьмак берет выходной, баталий не происходит вообще. Вопрос: сколько сражений проводит Волк за месяц, при условии, что он взял себе два дополнительных выходных из-за трех лишних дней, в которые на него обрушивалась ударная партия врагов? Представляя себе задачу для школьников будущего, я прислушивалась к звукам очередного сражения. Да, сегодня у Геральта явно не лучший день – еще немного и число боев из среднестатистического переползет в разряд премиальных. Типа, пятилетку в три года, пять дней в пару часов! За стенкой кто-то застонал и взвизгнул. Из двери вырвалось короткое магическое пламя, испепеляя случайно выбежавшего солдата, искавшего спасения. Вылетела парочка фаерболов, этих средневековых бронебойных вундервафель, и все стихло.

– Ситуация осложняется, – бледнея и сливаясь лицом со стенкой, пробормотал Фарид.

– Они спустились прямо из своего лагеря, – указала Цинтия в сторону проема в потолке из которого живописно свисала веревочная лестница.

Мы вошли в комнату. Она оказалась вполне обитаемой, но много лет назад. Похоже, это был гибрид спальни с библиотекой. Нильфгаардская чародейка направилась вскрывать следующую дверь, в целях маскировки прикрытую разросшимся домашним растением. Всюду на пути, в тему и не в тему, стояли колонны, заваленные свитками почти доверху. Поковырявшись на столе, я нашла немного самых разных книг от истории и географии, до алхимии и астрологии. Мебель, на удивление, не выглядела старой и ветхой – на ней даже пыли не было, словно еще недавно тут прибрались. На одной из полок я обнаружила карту Земли 50х годов прошлого века, чему сильно удивилась. Будет над чем поплакать тихими вечерами, склоняясь над нарисованной Родиной. Комнату озарил свет и над дверью, мешавшей нам пройти появился новый глаз. Как и в тот раз, едва проморгавшись, он спросил:

– День и ночь во мрак гонимы, глаз – остер, тверда рука. Три скитались пилигрима, с ними – три проводника. Вел их в ночь дракон крылатый, змей, свернувшийся в кольцо, и серебряная дева, что явила им лицо. Днем же светлым их вела драгоценностей гора, где богатствам нет конца.

– Гномы и хоббит, ведомые Гендальфом, – хмыкнула я под нос и тут же зажала рот руками, чтобы эта демоверсия Саурона не испепелила меня, приняв серьезный ответ. То ли глаз умел понимать сарказм, то ли не услышал, но мои кости остались целыми и невредимыми. Кто-то жаловался, что загадки легкие? Вот, по вашим лицам прекрасно видно, что они уровня Light. Все стояли, и, в меру своей испорченности, думали. Геральт чесал затылок, Ученый подбородок, Цинтия смотрела под ноги, словно ученица на экзамене, у которой на туфлях шпора написана. Потом вдруг произнесла:

– Здесь девять сфер с фресками. Три группы ниш по три фрески, – она указала на колонны. – В загадке говорится про трех проводников. Может стоит внимательнее рассмотреть, что на них изображено?

– Ага, вон, давайте, сейчас, сначала, на картину перед нами глянем, – я указала на полотно, изображающее песочные часы, расположенные внутри змея, кусающего себя за свою заднюю конечность. Всегда было интересно, чем такая трагедия может закончиться. И что будет, если две змеи начнут кусать друг друга за хвосты, втягивая тела соперника, как спагетти?

– Часы – как символ времени, – пробормотала чародейка. – Дракон, крылатый змей, кусающий себя за собственный хвост, символизирует бесконечность. Значит, это время.

– Это созвездие, потому что алхимический дракон – крылатый, – поучительно, как детям малым, произнес ее помощник, тыкая пальцем в соседнюю картину. – Каждый хороший алхимик разбирается в астрологии. Речь о созвездии. Это аллегория. Крылатый дракон – символ первозданной материи.

– Сойдемся на созвездии, – решил Геральт. – Что дальше?

– Дева – это цветок, роза. Символ Ордена Пылающей Розы, – мы перевели взгляд на соседний рисунок. – На фреске видно герб, а в геральдике серебряный свет передаётся белым. Значит, серебряная дева – это белая роза.

– Луна в алхимии отождествляется с женским началом и связана с серебром, металлом, – вставил свое веское слово ученый.

– Таки луна, – предположила я. – Это настолько банально, что даже обидно. Следующая строфа?

Так, перебирая варианты, мы сорок минут разглядывали фрески. За это время они успели мне надоесть до чертиков, спасибо, что хоть саму загадку не забыли. Рядом со мной сейчас находятся великие умы, а разгадать банальный ребус не могут. Ладно вот я, та еще дура, да к тому же не из этого мира, а они – образованные, талантливые, гроза местного интеллигентного сообщества. Наконец, мы сошлись в каком-то определенном мнении, но все стояли, в нерешительности боясь сдвинуться с места. Вздохнув, я подтолкнула Геральта, пытаясь подать пример остальным, к изображению башни. Цинтия и ее приятель заняли свои места – около изображения луны и созвездия. Ученый, сделав лицом: «я таки вас не знаю», остался на месте, громко заявляя – ни на что подобное он не подписывался. Едва последний из нас занял свое место, как Саурон местного разлива, спокойно заявив: «Обнаружен враг!» и невозмутимо отправил к праотцам, следом за коллегой, Фарида.

– Второй пошел, – пожав плечами, сказала я. Никто не стал оплакивать судьбу несчастного.

За открывшейся дверью, качаясь, стоял голем. Безликая, неуклюжая каменная машина для убийства и охраны мага, оживленная магией через обсидиановое сердце. В прошлом мы уже сталкивались с таким, и что бы его победить, пришлось хорошенько долбануть по нему молнией. Тут, под землей, со грозами плохо, а динамо-машину еще не изобрели, так что, если что-то пойдет не так, будет тяжеловато. С другой стороны, хоть кто-то тут выглядит толще, чем я – пусть это и каменная махина с искусственным интеллектом.

– Голем! – воскликнула нильфгаардка. – Значит, легенды – правда?

– Обычная машина, – пожал плечами ее друг. – Созданная для убийства и выполнения приказов. Прямо, как наш ведьмак.

– Ну да, – согласился Геральт, усмехнувшись. – Пойду, попробую с ним договориться.

Брат брата, как говорится… я фыркнула. Они начали спорить, кто главная жаба в этом болоте. Голем смотрел на них, как на диковинных зверушек, и по-моему, искренне забавлялся происходящим. Цинтия доказывала, что ее знания и умения лучше ведьмачих, Геральт – что он с такими элементалями уже работал, Адальберт поддакивал своей госпоже и ссылался на алхимию. Я подошла к голему, улыбнувшись, указала на спутников и произнесла, не скрывая усмешки:

– Цирк, да и только.

– Да уж, – кивнуло мне создание. – Давно я не видел людей и они не изменились – даже по такому пустячному поводу жаждут делит власть.

– Ого, какой ты разговорчивый, – еще шире улыбнулась я. – Мы не желаем тебе зла.

– Я тоже, но все может измениться, – голос создания был каким-то внутриутробным и раздавался маленьким эхом по комнате. – Я – Страж, – представился средневековый робот.

– А я – Аника, – кивнула я в знак приветствия.

– Ты – гость, – пояснил мне свою позицию Страж. – Пока остаешься там, где стоишь.

– Значит мне не стоит сдвигаться, – я огляделась, подбирая тему для разговора. – Ты сам-то понимаешь, что только машина? – вздохнув, спросила я. Голоса спорщиков смолкли, прислушиваясь к нашему странному диалогу.

– Разве мы сами знаем – кто мы, откуда и куда идем? – философски заметил Страж, вздохнув (если у него было чем). – Разве жизнь человека, предсказуемая и замкнутая в цикле рождения, и смерти чем-то отличается от моей?

– Ну, не знаю, может ты прав, – согласилась я. – У нас говорят, что настоящий мужчина должен построить дом, посадить дерево и продолжить бессмысленный круг перерождений… если вся жизнь сводится только к этому, то – да, мы все одинаковые, – правда, вступать в дальнейшую полемику я не стремилась, поэтому сразу, в лоб, спросила: – А есть среди нас те, кого ты бы мог пропустить?

– Гости.

– Ты сам решаешь, кто гость, а кто – враг? – уточнила я.

– Кто же еще? – удивилась машина.

– Философствующий голем, болтающая посланница богов, – фыркнул Адальберт. – Эта экспедиция приносит одни сюрпризы.

– Если ты не захлопнешь варежку изнутри, я буду тебя бить, – ответила ему я.

Я вновь повернулась к голему и оглядела пространство за ним. Библиотека, или кабинет, вот что это за комната. Возможно там, среди записок, есть и слово-пароль, которое заставило бы механизм отключиться, или программа-алгоритм, с помощью которой работает Страж. Не забываем, я все-еще несостоявшийся инженер-программист, значит, могу в этом разобраться.

– Тебя создали для того, чтобы ты отличал врагов от гостей, – повторила я. – Приветствовать одних и убивать других, – потерла подбородок, размышляя. Тут или ломать программу словом, или убить его. Но Страж такой милашка, даже при условии, что не имеет чувств и эмоций. Такая штука имеет право на существование в том виде, какой дал его создатель. Значит, будем ломать.

– Вот смотри, – наконец, оживилась я. – Твой мастер не хотел, чтобы ты атаковал гостей. Но Враги, они такие коварные создания, что могут тебя обмануть. Могут прикинуться гостями, а гостей выставит врагами просто из банальной вредности. Для этого твой создатель и дал тебе логику – ты должен учиться разбираться сам, кто враг, а кто друг. Даэрхенна, я уверена, заложил в тебя свою волю, но он не мог предусмотреть всего – лжецы, маги, иллюзионисты могут ввести разум в ступор и выдать ошибку. Как ты тогда будешь определять, кто перед тобой?

– Я спрошу, – подумав, ответила машина.

– Они могут обмануть тебя, я повторяю, – пояснила я. – Я могу оказаться дружелюбным с виду врагом, или наоборот, злым, раздосадованным или просто очень плохо знающим правила вежливости гостем. Ты не можешь решать за меня, кем мне быть.

– Это противоречие, – сказала машина. Так, еще немного и в глазах у него будет читаться 404 Not Found. Или винда зависнет к чертям, в любом случае, будет сбой и перезагрузка системы. Надо набирать темпы.

– Можно еще вопрос? – спросила я и не дождавшись разрешения выдала старую боянистую загадку: – Больше сыра – больше дырок, больше дырок – меньше сыра. Меньше сыра – больше сыра?

Голем страшно задрожал и отключился, рухнув на землю, пробивая пол своей массой. Я, находившаяся ближе всех к нему, непроизвольно подпрыгнула от встряски и рухнула рядом, оказавшись вся в каменной крошке и наглотавшись пыли. Вот блин! Он самоуничтожился. Чего-то я переборщила. Жалко – такое очаровательное создание, и все зря… Народ начал расходиться, готовый разобрать мастерскую по кирпичикам. Геральт помог мне встать, при этом внимательно приглядывая за действиями Цинтии и ее помощника. Решив не терять времени даром, я предпочла осмотреться – вдруг найду что-то ценное, а потом попробую втюхать лоху какому-нибудь на рынке. Всюду документы, в которых я ничего не смыслю. Странные алхимические колбочки и рецепты. Среди прочего на столе обнаружились записки, посвященные расшифровке документов вранов, которые я решила показать Йорвету – пусть теперь знает о благородстве своих предков, ведь записи недвусмысленно намекают на то, что эльфы приложили руку к смерти древних рептилоидов. Посмотрим, как он отреагирует. В углу, около стола что-то резко полыхнуло. Мы оторвались от поисков и узрели, что на абсолютно пустом столе стоит какое-то устройство, напоминающее гигантский угольный утюг с ручкой и парой линз, торчащих в разные стороны вместе с древними, словно из эпохи ренессанса, слуховыми аппаратами.

– Что это? – одновременно спросили мы с ведьмаком.

– Это прототип мегаскопа, – пояснила чародейка. – Устанавливает связь с другой личностью на уровне эмоций. Что бы установить связь с кем-то, надо просто подумать об этом человеке.

– Ого, – я подошла и заглядывая сбоку, стала рассматривать этот предмет. – А какая дальность действий?

– А тебе зачем? – презрительно бросил мне Адальберт.

– Маме хочу привет передать, – фыркнула я. – Надо же объяснить, где ее блудная дочь шаталась два года.

– Что бы связаться с богами одного мегаскопа не достаточно.

– Я даже не хочу спрашивать, откуда ты это знаешь, – протянула я, обходя устройство.

– Для этого не надо быть зорким, – чародейка была явно удивлена моей реакцией. – Твоя аура отмечена божественной печатью, у тебя очень могущественный покровитель. Это видно и по охранному медальону, – она указала на Сердце. – Кто-то очень старательно бережет тебя.

– И Филиппа тоже это знала? – удивленно спросил ведьмак, уставившись на Цинтию в упор.

– Да, – подтвердила чародейка. – Но даже она не настолько сильна, чтобы упрямиться Асгарду, поэтому предпочла держать твою подругу подальше от себя. Я бы тоже так сделала, если бы она сама сюда не сунулась.

– Нильфгаард все еще совершенствует разведку? – закончила я разговор. – Благодаря такой вот хреновине шпионить за королями других стран, их командирами и генералами станет проще простого, верно? Мы тащились сюда дабы помочь Императору подглядывать в замочные скважины враждебной половины человечества? – горестно спросила я. Цинтия кивнула. – Фу, как это низко. Я слишком аполитична для этого дерьма. Пора выполнить договор. Расскажи нам все, что знаешь.

– Геральт был всадником Дикой Охоты, – просто ответила чародейка. – Я читала рапорты. Ты единственный, – она повернулась к ведьмаку, – кто был среди призрачных всадников и выжил.

– И все? – разочаровано спросила я.

– И еще. Не доверяйте Лето, – да кто ж ему доверяет-то? Он не производит впечатление человека, на которого можно полагаться. Ну, это я так, промежду прочим говорю. Лично у меня уже весь запал охоты на Убийцу Королей сошел на нет. Я не Роше, мне Фольтест не являлся ни другом, ни правителем, подобным богу и его смерть, если бы не породила множество проблем, ничего бы не дала. Даже слезу бы не выдавила на его похоронах. – Сейчас он – ваш враг, но так было не всегда.

– С чего бы тебе предупреждать нас? – я сложила руки на груди.

– Вы даже не представляете, сколько людей интересуются вашим дуэтом, – ответила Цинтия. – Очень важных людей. Геральт может стать ключом к тайне Дикой Охоты. А ты, посланница богов, появилась сразу после его возвращения в мир плоти и крови. Вы связаны, а значит…

– А значит нам пора заканчивать нашу праздную беседу, – вдруг резко вставил маг-алхимик. Затем он повернулся к своей напарнице и угрожающе зашипел: – Ты сдаешь нордлингам наши государственные тайны.

 – Не сомневаюсь, Адальберт, что когда-нибудь ты станешь командиром группы, – раздраженно ответила магичка-шпионка, – но пока этого не случилось – не лезь не в свои дела.

– В параграфе двадцать два кодекса значится: «В случае подозрения в государственной измене командира можно отстранить от командования», а первый пункт моего личного кодекса гласит: «Предателей надо убивать на месте».

 – Вот оно, суровое цивилизованное тоталитарное общество, – вздохнула я. – Парниша, ты нарываешься уже не в первый раз.

– И что ты сделаешь? – улыбаясь ответил Адальберт. – Твои покровители далеко и пока весть дойдет до Асгарда – меня уже и след простынет.

Я молча коснулась медальона, ожидая и надеясь на какую-нибудь реакцию. Отвечая мне, Средце раскинуло свое магическое поле, случайно цепляя всех. Народ разлетелся в разные стороны – Геральт приземлился более-менее удачно, а вот Цинтию впечатало в стену. Адальберт же, как человек, на которого я и направила свою агрессию, пролетел пару метров, вспахивая носом пол и ударился головой об угол стола. Не отвлекаясь я продолжила наступление, надвигаясь на него, волоча перед, за и вокруг себя громоздкое и опасное магическое поле.

Соприкоснувшись снова, алхимик-неудачник и поле взаимодействовали в целях энтропии – мужчина еще не до конца пришел в себя, а его впечатало в стенку барьером на пару сантиметров вглубь. Дабы не изображать из себя очень ухоженного блинчика с голубой начинкой, Адальберт попытался телепортировать, но я не пустила его. Во мне вдруг проснулась доселе неизвестная жажда расправиться, растоптать и уничтожить этого таракана.

С трудом взяв себя в руки, я вновь коснулась медальона. Поле распалось, а я почувствовала облегчение – кажется, у этой хреновины есть побочный эффект вроде «угроза стать маньяком-садистом» или что похлеще. Нильфгаардец распластался по полу, буквально разваливаясь на полу и тяжело дыша. Геральт, подойдя сзади, отодвинул офигевшую от резко возросших способностей меня и закончил страдания несчастного одним коротким ударом меча по шее. Я осела на пол, глядя на ведьмака испуганно, боясь встретить что-то вроде отторжения или даже ненависти. Белый Волк погладил меня по голове, ободряюще улыбнулся и кивнул на Цинтию, все еще не пришедшую в себя:

– Кажется, теперь за тебя можно не волноваться, – выдавил из себя он хриплым голосом. – Смотри как ее приложила.

– Я не специально, я просто не рассчитала, – оправдываясь, ответила я. – Тебе тоже досталось.

– Я привык, – вздохнул друг и направился к мегаскопу. – Что будем делать?

– Ну, не знаю, как ты, а я хотела бы посмотреть, как эта штука работает, – выдохнула я, подходя к первому в этом мире скайпу. Со своей совестью я как-нибудь попозже договорюсь – надо найти Трисс и Филиппу. И Саскию еще – столько народу, хоть плакаты рисуй «Их разыскивает милиция» и все тусят где угодно, только не там, где надо.

Я подошла к устройству, приставила слуховой аппарат к уху, посмотрела в зырки, или что-там вместо них, но ничего, кроме внутренней и весьма темной составляющей машины не увидела. На дне трубочек-линзочек сидел паук, грустно размышляя над тленностью сущего и надеясь поймать хоть что-нибудь, окромя громадного слоя пыли. Инструкции к этой фигне определенно не прилагалось, а приводить в чувство кисейную барышню – Цинтию, которую всего лишь приложило головой о стену, а она уже решила отправится в путешествие по закоулкам сознания, не хотелось. Напортачит еще. Или запретит и тогда нам придется не сладко – нельзя упускать такой шанс. Йорвет нам голову оторвет, если мы не найдем его драгоценную Саскию. Вдруг все перед моими глазами резко поплыло, и пошла картинка настройки изображения, какая была в старых советских цветных телевизорах. Мне чуть не поплохело, я даже начала подозревать, что сейчас либо вылезет заставка телеканала «Вид» (привет, 90-е), либо рожа Малахова объявит Большую Стирку. Однако, вместо очкастого ведущего передо мной возникла одноглазая физиономия в красной бандане. Она обеспокоенно вглядывалась в дичайшие дали, разглядывая что-то за кадром. Я силой мысли, буквально скрипя извилинами, развернула камеру на объект его наблюдений и чуть не осела на пол. По одной из улиц Лок Муинне шла Саския, в сопровождении Шеалы и внушительной охраны с лицами в стиле Николая Валуева. Народ, особенно чернь, приветствовали свою госпожу. Мда, лишить драконницу любви будущих подданных было труднее, чем избавить Москву от гастрабайтеров. Кметы тянули к Деве из Аэдирна руки, а она, аки Спаситель по воде, гордо шествовала среди них, делая что-то вроде подачек – шедшие за ней барышни из свиты раздавали хлеб и вино. Вот она, ваша дурацкая политика. Все зарабатывают себе рейтинг как умеют – кто железной рукой, кто едой. И, как можно заметить, последнее имеет больший успех. Если сначала Йорвет оцепенел, то в следующий момент испытал гамму эмоций – от легкого раздражения до… любви, такой огромной, что она могла стать целой вселенной, если бы вырвалась из глаза эльфа. Увидев ее плавные, не смотря на доспехи, движения, скояʼтаэль готов был простить Саскии вообще все, даже если бы она убила всю его родню. Драконница его не видела – эльф наблюдал за нею почти из-за угла, украдкой, и откровенно любовался каждой чертой лица. Саския в его глазах была почти богом, кем-то вроде Матери Терезы, Богородицы и самой великолепной проститутки Наны в одном флаконе, и все это, с удобным в бытовом хозяйстве, свойством поджигать камин, готовки на открытом огне и просто способностью быть печкой с крыльями. Йорвет обожал ее, любил и боготворил и да, пусть он мог скрыть всю эту гамму эмоций от других – врать самому себе было бы не выгодно. И я вдруг поняла, что хочу домой. Срочно и навсегда. А скояʼтаэль продолжал любоваться своей барышней, но, по какому-то странному стечению обстоятельств, вдруг изменил палитру на смесь симпатии со скорбью. И мне не надо было читать его мысли, чтобы понять, о ком он думал. От досады я не заметила, как больно укусила себя за губу – симпатия значит, да. У, лох ушастый. Знала я, что ты всего лишь промежуточное звено от обезьяны к человеку – шерсть облезла, а вот с дерева еще не слез. К отношению ко мне, которое теперь было бы глупо отрицать не только моему обиженному «я», но и ему – если его припереть к стенке, конечно – примешалось смутное чувство вины, а потом на Йорвета резко напало раздражение. Он потряс головой, отгоняя от себя наваждение, не догадываясь, что кто-то залез к нему в голову. Я оторвалась от мегаскопа и на ватных ногах потащилась, дабы рухнуть на ближайший стол. У меня жутко болела голова и начало тошнить. Геральт, никак не ожидавший такого поворота, растеряно смотрел на меня. Цинтия пришла в себя. Бухнувшись задницей на стол, я расслабилась. Комментарий к Глава 20. Сквозная * для тех, кто в танке, если такие вообще есть – имеется в виду Джон Р.Р. Толкиен, автор “Властелина колец” и прочих веселых рассказов про эльфов.

**Имеется ввиду Роберт Фрост, американский поэт

====== Flashback. Реинкарнационика. NC-17 (простите меня, это последний раз) ======

Торжественно клянусь завязать с NC-17, но потом.

Десять… сто лет спустя кто-то,

очень похожий на меня, полюбит кого-то, очень похожего на тебя. И их уже некому будет разлучить. ©

Андерс. Игра Dragon Age II.

Мирка вертелась перед огромным, в полный рост, зеркалом, примеряя на себя разноцветные бусы. Владелица всего этого маленького богатства – её матушка – ушла поболтать к дальней родственнице совсем недавно, поэтому воротится только к вечеру. Отец же, еще с утра, ушел в соседнюю деревню к солтысу, договариваться о предстоящей свадьбе любимой доченьки с сыном кузнеца Гинсри. Мирку же оставили дома приглядывать за пятилетним братишкой – Николкой, который сейчас вертелся под ногами девушки и капризничал. Просто сидеть с братом было скучно, и Мирка сунулась в родительскую спальню, примерить материно добро на себе да повоображать себя взрослой дамой. Николка дергал сестру за подол платья, требуя себе сахару в обмен на молчание – если матушка узнает, что дочь без спросу взяла украшения, но не миновать ей розги. И крики о том, что она вот-вот выйдет замуж, не подействуют на тяжелую материну руку – для нее Мирка навсегда останется несмышлёной девицей, будь той хоть десять, хоть шестнадцать лет. И хотя девушка знала, что украшения по большей части пойдут ей в приданое, и она все равно будет однажды в них щеголять, соблазн примерить все до положенного срока был слишком велик. В зеркале пред Миркой менялись только украшения, а вот лицо, похоже на материно, как две капли воды, с большим прямым носом, круглыми, пухлыми и румяными щечками да тонкими губами, оставалось неизменно довольным и по-девичьи счастливым. Глаза голубые, светлые и ясные, как воды озера, рядом с которым стояла их деревня, светились одним, понятным только ей одной, чувством. Мирке даже казалось, что вглядись она в отражение подольше да поглубже, то там, в глубине взгляда обнаружится смуглый, крепкий парень с темными волосами. Гинсри всегда был рядом с ней, даже когда они были не вместе, девушка чувствовала его преданность и любовь. Вскоре они поженятся, и у них появятся сыновья. Красотой, конечно, пойдут в мать, а умом и силою – в отца. Главное, чтоб не наоборот. Увидев, что сестра совсем замечталась, обделенный вниманием Николка больно ущипнул девушку за округлую ягодицу и с оглушительным, заливистым смехом кинулся прочь из комнаты. Аккуратно сняв бусы, положив их в резную шкатулку и задвинув поглубже на полку, Мирка кинулась за братом. Миновав столовую, а затем и сени, мальчик оказался на улице и мигом сообразил, что делать. Махнув за сарай, он прижался к стене, стараясь не шуметь и даже дышать чуть слышно, паренек высунул нос из укрытия, проверяя обстановку. Мирка встала на пороге хаты в растерянности, оглядываясь по сторонам в поисках шкоды. Притаившись, братец беззвучно хихикнул над клушей-сестрой, радуясь собственной предприимчивости и хитрости. Вновь рискнув выглянуть, Николка обнаружил, что сестра исчезла и рассеяно заморгал. Это было не в ее духе – бросать месть, пусть и такую мелкую, на пол пути и оставить желание поучить мальчишку уму-разуму. Парнишка озабоченно почесал голосу, размышляя, не пошла ли она на улицу искать его, потому как если это так, то ему может достаться от строгих родителей, просивших слушаться сестру и не делать глупостей. Выходя из-за сарая, Николка, вздыхая, направился к калитке, чтобы покричать сестру. Из-за спины к мальчику шагнула тень. Неожиданно парень почувствовал чьи-то руки на своих боках… Николка закашлялся от смеха, пытаясь вырваться из цепких рук и прекратить пытку. Мирка не выпускала брата, скрутив его и продолжая щекотать. Наконец, девушка выпустила парнишку, делая вид, что он случайно вырвался из рук, и они забегали вокруг сарая, разнося свой звонкий смех на всю округу. Мальчик убегал, а сестра старательно делала вид, что не может его догнать. Мирка обожала брата, не смотря на большую разницу в возрасте, а он отвечал ей еще большей любовью, какую может дать только шестилетний мальчишка. В тайне Николка надеялся поскорее вырасти и жениться на сестренке, но каждый раз, когда он посвящал ее в эти планы, Мирка тихо посмеивалась – станет старше и найдет себе девушку по душе, может быть даже похожую на нее, а пока пусть мечтает. А ее, Миркина задача, лишь оберегать ребенка от излишней строгости родителей да нападок соседского оторвы, который так и норовит кинуть камнем в Николку побольнее. И пусть отец считает, что брату давно пора научиться самому защищаться и давать сдачи – пока девушка здесь, сбережет детство малыша. И разнообразит, даст поиграться вволю. С улицы раздался протяжный крик, кто-то завопил, распугивая птиц и раздался плач. «ЭЛЬФЫ ИДУТ!» – громкоголосо завопил старый охотник-сосед. Мимо их дома пробежали пара кметов, вооружившихся виллами, готовые пойти на встречу с врагом. Мирка быстро схватила брата и затащила в темноту сарая. Эльфы в последнее время слишком уж распоясались. Они стали собираться в отряды и нападать на людские деревни, грабя и убивая население Синих Гор, при этом громко возвещая о величии Старших Народов, мести за Шаэраведд, за их голод и смерть. Мирка слышала от отца, что эльфы ненавидят людей за то, что последние вытесняют их народ в горы и леса, где почти невозможно жить. Самой девушке раньше не было дела до этих остроухих мутантов. Она вообще не интересовалась ничем подобным, лишь только иногда, собравшись возле речки перед костром, Мирка с жадностью слушала сплетни подруг о красоте мужчин-эльфов да о том, как эти разбойники порой крадут девушек и заставляют выполнять такое, от чего голова кругом идет и начинает сладко покалывать внизу живота. Но все это родители считали романтическими бреднями и твердо вбили Мирке в голову, а для пущей памяти и в спину, что эльфы – выродки, с которыми нельзя иметь никаких дел. И вообще, все Старшие Народы ненавидят людей до кровавого поноса и вместо «хиханек да хаханек на сеновале» убивают тех, кто попадется. В сарае был погреб, в котором отец хранил заготовки на зиму. Туда-то Мирка и запихнула брата, строго-настрого приказав не высовывать носа из-под земли до возвращения родителей. Николка с готовностью закивал, напуганный происходящим и не понимая, что творится вокруг – почему все забегали и закричали? Куда уходит сестра? Девушка закрыла погреб тяжелой крышкой, накрыла сверху валявшимся рядом половиком и пододвинула тяжелую коробку отцовских инструментов, чтобы братишка точно не выбрался, а сама двинулась в дом. «Нужно спрятать драгоценности!» – думалось ей. Матушка очень дорожила своими побрякушками, но самой большой ценностью в доме, все же, были книги – таких во всей округе не сыщешь. Там и история, и пара описаний жизни известных рыцарей, которые отец притащил еще с войны. «Их нужно уберечь во что бы то не стало», – решила девушка. Вбежав в родительскую комнату, она полезла в сундук, похватала пару тяжелых фолиантов и потащила их в свою комнату – там, в полу, отходили пара досок под кроватью, куда ни один бандит не додумается засунуть свой нос. Сделав дело, Мирка притащила еще книг. И еще. Последними в ход пошли материны драгоценности – в тайник они не влезали, и девушка металась по дому, размышляя, куда их спрятать. Может, в поддувало печи? Упав на колени, девушка начала рукой разгребать остывший пепел, зарывая в него мамины бусы и броши. В суматохе она не слышала, как скрипнула дверь. Мирку схватили за волосы и с силой толкнули на пол. Перекатившись на спину, девушка обнаружила перед собою высокую статную женщину с узким разрезом глаз и темными волосами, сложенными в затейливую прическу, открывающую острые уши. Лицо перекрывала татуировка, образуя четкий овал по краю лица, с треугольниками, острым углом направленными внутрь, к носу и рту. Эльфийка презрительно плюнула в лицо Мирки и произнесла: