Текст книги "Glaeddyv vort, beanna (GV, b) (СИ)"

Автор книги: I_NO

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

– Если хотите уйти целыми – держите лапы подальше от оружия, – обратился он к бунтовщикам. Ни тебе здрасте, ни тебе до свидания. А как же мои мечты о наших прекрасных остроухих детях? Мог бы хоть сказать мне «Привет»! Стоп, я снова веду себя как аутичная дура. Он вроде как «на работе», исполняет роль сурового лидера, усмиряет бунтующую ораву. Сделаем такое же непроницаемое лицо, чтобы не сводить его старания к полному ничто. Он, тем временем, продолжал: – Мне все одно – мужик или господин. Надо будет – всех перебью.

– Что тут происходит? – вмешался ведьмак. Наконец, кажется, до его сознания дошла вся тяжесть ситуации, и он решил взять урегулирование в свои руки. В самом деле, не оставлять же эту привилегию Йорвету – иначе все зачинщики будут перевешаны в алфавитном порядке на ближайшем суку. Геральту хоть не свойственна повышенная жажда крови. Крестьяне, увидев, что на них давит уже не один, а целых два серьезных авторитета, окончательно притихли и выперли из толпы самого главного говорильщика. Тот, почти что скромно шаркая ножкой, пояснил:

– Слуга, тот, что вино разносил на совете, говорит, что принц и жрец Ольшан отравили Саскию, – это как заявить, что одна бабка другой сказала, что Оля из соседнего подъезда – наркоманка, потому что не поздоровалась. По качеству, такие обвинения не уступают обвинениям кметов ни по одному пункту. Эх, такую бы энергию, да в другое русло – смели бы Хенсельта, как бронепоезд зазевавшегося монтера. Увидев, что бить его не будут, Кальтон осмелел и стремительно повышал уровень наглости в своих речах: – Мы хотим справедливости!

 – Вы хотите мести, – поправил крестьянина ведьмак. – Это не одно и тоже.

– Как по нам, все – одно, – крестьянин стремительно набирал из своих ментальных резервов хамство. Безнаказанно повышая голос, он все больше и больше смелел, похоже, не до конца осознавая, что Йорвет и правда может прострелить ему башку, если устанет слушать перебранку. Геральт сложил руки на груди, скептически смотря на главного ополченца. Он ему не нравился, но взять и настучать по кумполу просто так, на глазах тысяч, воспитанный, в отличии от эльфов, ведьмак не мог, хоть руки у него уже явно чесались: – Саския без чувств лежит, а принц-отравитель и дворяне только и ждут, что нас на поле загнать и Хенсельту продаться! Не позволим!

– Ты лжешь, Кальтон! Никто не собирается никого продавать, – подошел кто-то из дворян. Судя по всему, член совета – он был не молод, но и не стар и на фоне большинства не выглядел глупым, но до этого он уже проштрафился перед нами, ругаясь с кметами самыми последними словами. – А виноватого надо схватить и судить по закону.

Я прыснула, выражая всеобщее мнение простого люда. Если виноватым окажется принц, то единственное, что ему сделают, это погрозят пальчиком со словами: «Ай! Нельзя так делать, нехороший Стеннис» и дадут по попе пару раз, чисто символически. Это вот воришку, которого поймают за руку на базаре при попытке стырить себе хоть немного еды будут судить по всей строгости закона. У высших эшелонов власти свои привилегии – хоть в воровстве, хоть в убийстве. Пожалуй, это единственное, что осталось в моем времени со времен раннего средневековья неизменным. Стабильность, мать ее. Правда вслух я свои мысли не стала озвучивать, потому как не вовремя и не к месту. Не бабское это дело – лезть в большую политику, лучше пойти к плите и приготовить кастрюлю борща. А то голову еще снимут и не пожалеют потраченного времени.

– И что вы ему сделаете? Штраф наложите и по гузну отшлепаете? – не у одной меня появились сомнения в исполнительных органах местной власти. Крестьянско-пролетарская толпа вновь зашуршала. – Мы сами его отшлепаем. Секирой по горлу.

– А где, собственно, сам виновник торжества? – спросила я у дворянина.

– Принц Стеннис в своих покоях, изволит отдыхать.

– Да нет же, слуга где? – я начала злиться. Принц-принцем, но не из-за него весь этот сыр-бор начался. Если бы кто-то по-пьяни не решил чего ляпнуть, так может быть этого разговора вообще бы не было. Никто бы не терзал мои барабанные перепонки с утра пораньше, и я спокойно страдала себе с похмелья в своем номере. А теперь из-за одного крайне болтливого мужика, который вполне мог и наврать товарищам, дабы покрасоваться, мне приходится стоять здесь и смиренно чесать репу, ожидая разбора полетов венценосного молодняка: – Виночерпий Саскии, говорю, где?

– Он в безопасном месте, – сообщил мне Йорвет, опережая раскрывшего рот дворянина. – Его охраняют скояʼтаэли.

– А что принц тогда заперся, ежли он не виновный? – логично вопросил один из крестьян, размахивая перед моим лицом весьма солидной дубиной шириной с руку. Еще немного, и они на нас кинуться – зуб даю. Я на всякий случай зашла за спину Геральта, дабы не попасть в призовую тройку трупов, до которых еще сможет дотянуться рука правосудия кметов.

– Хватит, – разозлился командир белок, то ли поняв смысл моих действий, то ли просто потеряв терпение. – Если кто-то из вас, твари, возьмется за оружие, сначала я прострелю ему руку. Потом полетят головы.

– Нас больше, – начал бахвалится Кальтон, но толпа его соратников была иного мнения. Рабоче-крестьянская партия предпочла собраться и не очень могучей кучкой встать за спину своего предводителя, пустив того на живой щит. Тот снова потерял свою твердость и не очень уверенно добавил: – Со всеми не сладишь.

– Тогда ты будешь первым, – мстительно пообещала я, решив действовать древней, как девять миров, стратегией запугивания. Раз до этого я не подавала особенно голоса, выглядела несолидно и вообще многие меня видели чуть ли не в первый раз, то сейчас Кальтон опешил, не понимая, откуда я вообще вылезла с такими вот «предъявами» а-ля крыша эльфийского ларька из девяностых. – А теперь расходитесь. Сейчас все разрулим. Поговорим с вашим виночерпием, с принцем поговорим и уже потом будем решать, что тут у вас за драма такая.

– А ты, девка, что самая умная, да? – подозрительно взирая на меня, спросил главный ополченец, надвигаясь на меня, не замечая моей личной охраны в лице ведьмака и поэта. Он встал ко мне вплотную и навис, словно громадная жирная туча, воняющая рыбой и пойлом. Углядев во мне нечто вроде слабого звена, он пододвинул свое лицо к моему, пытаясь доминировать и морально подавить этим жестом, но не тут-то было. Я резко подалась вперед, с целью откусить нос этой зажравшиеся морде. Кальтон инстинктивно отпрянул и стушевался, не понимая пока, как это произошло.

– Да, – со злостью бросила я. Кажется, я недавно уже слышала этот вопрос. От кого-то, подозрительно похожего на несостоявшегося лидера местной революции. Не могу вспомнить, где.

Мы вновь отошли в сторону и стали шептаться, производя при этом странный эффект на окружающих. И рыцари, и дворяне, и разъяренная толпа поглядывала на наш скромный совет с неподдельным интересом, смешанным с ужасом. По сути, они вверяли нам разрешение ИХ общей проблемы. Горстке чужаков, которые прибыли сюда меньше недели назад и уже изображали из себя власть. Их это возмущало, конечно, но никто не собирался спорить с нашей братией просто по одной причине: чтобы было на кого переложить ответственность, в случае, если что-то пойдет не так. Третья сторона всегда была нужна именно для этого – пока пинают кого-то левого, обычно, рассорившиеся друзья снова начинают доверять друг другу и жаждут сплотиться.

– Нам надо действовать быстро, – зашептал Йорвет, не заметно вплотную прижимаясь плечом к моему. Он выглядел обеспокоено – подобное ЧП явно не входило в его планы и сильно выбило из колеи. Эльф был весь сплошное напряжение, даже венка на виске взбухла, выдавая его волнение и желание поскорее разобраться со всем этим.

– Есть идеи? – спросил ведьмак, окидывая нашу компанию туманным взором человека, которому очень плохо и который мечтает только поспать, пожрать и поскорее сдохнуть, лишь бы не принимать участия во всем этом дерьме.

– Предлагаю устроить разделение труда, – произнесла я, оглядев тех, кто собирался устраивать следствие. – Надо поговорить с ними обоими – с принцем и виночерпием. Думаю, им есть что нам рассказать, причем делать это без лишних свидетелей – каждая из сторон может истолковать слова в свою пользу. Поэтому надо быть вдвойне осторожными – мало ли кто чего учудит в наше отсутствие или пойдет за нами…

– Я их припугну, а если надо пущу немного крови, – покивал Йорвет, соглашаясь с таким планом. – Я дам вам время, но боюсь, что долго их ничто не удержит. Нужно расспросить крестьян, дворян, краснолюдов, что они думают по этому поводу.

– Если он виновен, то уже придумал себе красивую сказку, – отрицательно покачал головой Геральт. У него был самый большой опыт общения с монархами, плюсом, он и сам умел за пару минут выдавать Трисс такую легенду про свое ночное отсутствие, что даже сам начинал в нее верить. Рыбак рыбака, как говорится.

– Думаю, ты разберешься, – я вздохнула и почесала затылок, прикидывая сколько у нас есть времени до апогея, когда все это зрелище перерастет в драку. – А мы с поэтом тем временем сходим к слуге. Нужно выслушать все стороны конфликта.

– Может лучше ты пойдешь к Стеннису, – предложил Геральт устало. – Ты женщина и применив все свое обаяние…

– У меня с принцами вечно какая-то фигня получается, ты же знаешь, – я постаралась сразу откреститься от общения с несостоявшимся монархом. Мне его стонов на поле боя хватило – слишком уж он хлюпик и морально не готов для такого потрясения, как я. – Последний принц, с которым я поговорила стал причиной того, что я мешаю тебе жить. Понимаю, что еще дальше меня уже не сошлют, но, все-таки, у меня теперь аллергия на всех тех, кто происходит родом из семьи управленцев страной. Думаю, даже Стеннис перепугается, если на переговоры к нему пошлют Убийцу Королей, и тут же все выложит. Он же не совсем дурак, верно? – хотя лично я в последнем очень сомневалась.

На том и порешили. Провожая меня, Йорвет тихонько отвел мою персону до выхода, потом уволок в сторону и объяснил, где сейчас его люди прячут свидетеля, как туда добраться и как потом не заблудиться, возвращаясь. Я рассеяно кивала, хотя мысленно уже придумывала ход беседы, которую мне предстояло провернуть с виночерпием. Вдруг выражение лица Йорвета резко изменилось, стало нежным, и он улыбнулся, поднимая руку к моей опухшей физии. Словно ненароком убирая пыль с моего лица (а со стороны именно так и могло показаться), почти не касаясь, ласково провел по кончику моего носа, едва задел губы и удалился, вновь накидывая на себя суровое выражение настоящего викинга. Очки немного заляпал своими действиями, и я, недовольно-умиленно пофыркивая, покинула дворец, ступая легкой окрыленной походкой по земле, как по облаку. Думаю, что сейчас лучше всего поиграть в Каменскую. Повторив опыт Йорвета, я сменила выражение лица на более брутальное, соответствующее профессионалу, и прихватив поэта, направилась в сторону людских районов, коих тут было, к сожалению, не много – город-то краснолюдский. Лютик, видимо, заметив перемену в наших с эльфом отношениях всю дорогу выпытывал, что вчера произошло, какие события он пропустил и что я буду теперь делать. Я таинственно отмалчивалась, посмеиваясь над собой, предпочитая никак не комментировать события, свидетелем которых стал вчера весь Верген, а следом и мой кот. Тем более, что ничего такого серьезного не было. Если Йорвет не жаждет каких-то публичных признаний, то мне они и подавно не нужны. Да и выставлять себя недалекой девочкой-припевочкой просто не хотелось. Слуга Саскии находился относительно недалеко, но этого хватило, чтобы поэт начал действовать мне на нервы. Уже собравшись высказать все, что я думаю по поводу извечной дилеммы Варвары на базаре, я резко осознала, что поэт свой допрос устроил неспроста. Его работой было подмечать мелкие детали в отношениях людей, чтобы потом их удачно описывать в поэмах, иногда раздувая из одной улыбки стихотворение о любви на пару страниц. Возможно, и в этот раз Лютик что-то заметил и спешил переработать информацию. И если он уже знал про мою влюбленность в Йорвета, то дело было не во мне… Вокруг подозреваемого стояли четыре эльфа, которые даже не попытались мне перегородить дорогу. Они вообще с мечтательным выражением разглядывали малопонятные дали и явно грезили о чем-то своем, что не имело отношения к тому, чтобы стеречь какого-то Dhʼione. Хороша охрана, а вдруг я его убить пришла? Хотя – нет, уж кто-кто, а эльфы мою физиономию выучили досконально и знают о моей жизни весьма много, может даже больше, чем я сама. Если я уж попытаюсь сделать больно виночерпию, об этом тут же доложат Йорвету в форме отчета вплоть до числа морганий моих глаз. Подбегая к свидетелю, как к спасению Божьему от злого поэта, я сразу накинулась с вопросами, пытаясь выведать как можно больше информации в минимальные сроки:

– Привет, – вежливо поздоровалась я. Разговор, конечно, всегда стоит начинать издалека, тем более такой важный, но мне ничего не приходило в голову, да и время откровенно поджимает, и я сразу спросила в лоб: – Это ты подавал вино Саскии?

Мужчина побледнел и заерзал по стулу, на котором до этого сидел, куря трубку. Он был невысокого роста, кряжист и ужасно небрит. Одет был как все крестьяне – вообще ничего примечательного, что могло бы выдать в нем господского слугу. Те всегда выглядели хорошо – гладкие подбородки, со вкусом подобранная, простая одежда. На улице я бы прошла мимо этого типа и даже не заинтересовалась ни кто он, ни чем занимается – сплошная серость. Свидетель дрожащим голосом ответил, стараясь отодвинуться вглубь стула и вообще, по возможности, испариться:

– Я тебя не знаю-ю…

– Я тебя тоже не знаю, – задумчиво произнесла я. Потом радостно встрепенулась и протянула ему руку. Похоже, я не вызываю доверия. Вот совсем. Интересно, почему? – Давай знакомится. Я – Аника, а ты?

– Лелард, – пожал мою руку мужчина.

– Вот, Лелард, мы и знакомы, – на моем лице проступило самодовольство. – Давай поговорим о той каше, которую ты заварил сегодня с утра.

– Я ничего н-н-не вари-и-ил, – от ужаса мужчина даже начал заикаться и нервно подергиваться всем телом, словно я его сейчас пытать начну. Нет уж, это у Роше и его компании такой очаровательный стиль, а тут другие методы. Да и от вида пыточных инструментов меня мутит. – Я н-ничего не делал. Я н-ничего не знаю.

– Да ты не пугайся так, – попыталась его успокоить, понижая голос. Если он тут свалиться в обморок, то, пока его будут приводить в чувство, а потом вновь начинать разговор заново, можно просто не успеть вернуться во дворец и весь замес пройдет без меня. И тогда будет не важно, что скажет виночерпий – принцу уж точно – все решится само собой. Я убрала волосы с лица и пообещала: – Я тебя не обижу. Я же девушка, у меня и сил не хватит даже чтобы ударить тебя.

Люблю быть девушкой, всегда и на все есть оправдание. Просто никто не знает, как мы коварны, и, порой, у БЕЛАЗа способны поменять все колеса, имея в руках только разводной ключ, при том не того формата. Особенно, если рядом нет мужчины. Иначе мы будем ошибаться в подсчете сдачи с десяти рублей и не знать, как самим переустановить винду. Я называю это «профессиональной женской беспомощностью», проявляется которая только в присутствии сыновей Адама. Слуга покосился на стоящего за мной Лютика, прикинул габариты и насколько опасен поэт, подумал и, видимо взвесив ситуацию, спросил:

– Чего говорить-то?

– Все, что знаешь, – понимая, что рассказ сразу может начаться с очень-очень далеких времен, я поспешила уточнить: – Как ты вообще узнал, что принц хочет отравить Саскию?

– Я слыхал, как жрец гутарил с принцем… Святоша сказал, что дева – бестия в людском обличье.

– Святоша —это кто? – зная привычку крестьян называть всех одним и тем же словом, я решила уточнить, что он не Папу Римского имеет ввиду. Ну, или кого-нибудь вроде него. Да и вообще, я впервые слышала еще о ком-то, кто был замешан в сием деле. Надо в следующий раз будет либо слушать, как следует, либо завалить вопросами окружающих и досконально изучать дело. Мама, о чем ты думала, когда нашла в капусте такую идиотку-дочь?

– Жрец Ольшан, ты имеешь ввиду? – спросил Лютик свидетеля, и, словив мой полный непонимания взгляд, пожал плечами, пробормотав: «Да все про него знают, чего ты…»

– Да-да, именно он, паразит! Не зря ему голову отрубили! – старик погрозил кулаком в небо, в гневе багровея лицом. Простые, общедоступные человеческие эмоции – если чувак умер, то он на небесах. Не хочется расстраивать его и говорить, что ад внизу и в московском метро в 8 утра.

– Значит теперь твои слова никак не проверить? И подтвердить их больше некому? – подозрительно спросила я, размышляя, что ниточка оборвалась сразу же, как только появилась, а значит толку ровным счетом никакого. Слуга вновь перепугался, словно я ему пообещала, что сейчас откушу член, и озираясь, продолжил повествование:

– Вы только не казните меня, я ж не думал… Могилой матери клянуся – чистая правда!

– Да никто тебя не казнит, – я начала терять терпение, видимо, заразившись таким мерзким свойством личности от эльфа вчера ночью. Интересно, а вредность тоже передается поцелуем? Ой, простите, задумалась не о том и улетела мысленно в объятия Йорвета.

О чем я? Ах, да… Слуга пугался любого слова и это начинало раздражать – в пятках тех парней, его друзей-собутыльников, что сейчас стоят в замке больше храбрости, чем во всем этом слуге в целом. И с такими бойцами мы хотим идти и воевать! Он же на землю упадет сразу, как только издалека покажется хоть один воин вражеской армии и сложит лапки на груди, прикидываясь трупом. Стоп, хватит ругать виночерпия, сама та еще паникерша.

Представь себя на его месте. Сажают под стражу, едва ты рассказал друзьям-знакомцам о том, что слышал, за кружечкой горячительного, потом узнаешь, что во дворце бунт, произошедшей с твоей легкой подачи, и, в конце концов, приходит какая-то настырная баба, которую часто видят то с Йорветом, то с ведьмаком и начинает выпрашивать все тоже самое. Тут и до нервного срыва недолго.

– Ну, как я прибирал комнату Саскии так жрец пришел, – Лелард вспоминал события, приведшие к сегодняшним разборкам, стараясь не особенно показывать свою панику. – А у прынца комната рядом была. Громко не гутарили, но я ж слыхал, как жрец говорит: «Ты только отзови слугу из кухни». Ничего больше. Только жрец Ольшан знает, что было дальше.

– Мертвые не потеют, – пробормотала я. – И не дают показаний.

– А может после него чего осталось, – предположил Лютик, перенимая манеру разговора слуги. – Следы какие-то или шо…

– Все может быть, – я кивнула и быстро распрощалась с Лелардом. Проходя мимо охраны, я, шутки ради, хлопнула в ладоши, выводя парней из оцепенения, но безрезультатно. Стража даже не шелохнулась, только ветер немного пошевелил их волосы.

Я повернула ко дворцу, стараясь сопоставить в голове факты, но Лютик схватил меня за плечо, дабы привлечь внимание, чем остановил слишком резко – я чуть не грохнулась. Поворачиваясь, я готовилась дать ему отпор, что, мол, не время сейчас обсуждать, что вчера было, да и не твое это дело, не доводи до греха, поэт. Но друг опередил мои гневные выкрики и предложил:

– Может сходим в дом жреца?

– Ты знаешь, где это? – я изумилась. Как мне самой не пришла в голову такая гениальная, и в тоже время простая идея. – А там открыто? Может, имущество покойника опечатали?

– Ключик у меня имеется, – бард кивнул и покрутил перед носом латунной железякой, хвастливо добавляя: – Скажи, что я полезный.

Лютик, ты самый лучший и распрекрасный поэт на свете. Талантливей и прозорливей тебя никого нет, золотце мое. Я могу еще долго петь дифирамбы в твою честь – лишь бы почаще радовал так, как сейчас.

– Где ты его взял? – изумленно проговорила я, чуть не писая кипятком от восторга. Лютик потянул меня за собой, углубляясь в город и ловко маневрируя между прохожими, при этом набирая немаленькую скорость. Я с трудом поспевала, переходя на мелкую рысь. Словно все в городе вдруг встало за нас – прохожие услужливо расступались, никто не перегородил дорогу тележками и у таверны вечно просящие мелочь пьяницы опустили глаза в пол, делая вид что нас не знают. Если по городу уже разлетелась весть о нашем расследовании, то это все объясняет, но, может быть, дело было в серьезной физии поэта, который, подобно крепости, способной отразить снаряд «Авроры», прокладывал нам путь сквозь улицы.

– Места надо знать, – многозначительно бросил поэт по дороге.

Жрец, оказалось, жил когда-то недалеко от рынка. Внутри его «квартиры» (а как назвать однокомнатное помещение, обставленное скромно и без вкуса, не знаю) я ожидала увидеть что угодно – призраков, светящиеся зловещие сундуки, пентаграммы на полу и кучу черепов, портрет Сатаны на стене, наконец, и прочие атрибуты злого жреца, а увидела только безбожный беспорядок. Вроде как умер Ольшан не так уж и давно, а срач был такой, словно тут год назад пронесся ураган, после которого никто не прибирал. Повсюду пыль и паутина, местами ободранные стены, краска слезла, на кровати крошки. Тряпка, служившая паласом на полу и вовсе была заляпана в какой-то жидкости. Вместо картин на стене были рисунки, напоминающие наскальную живопись времен раннего палеолита. Из украшений – только ковер на стене (привет от советской моды!) да пара очень уродских ваз. Настоящая холостяцкая берлога, дом сильного, независимого мужчины, так сказать, только что пельмешками еще не пахнет. А вот аура, царившая здесь, была немного странная – воздух как будто был наэлектризован и пах озоном, вот-вот в помещении случится гроза. На столе светила магическая, не прогорающая свеча, в опасной близости от бумаг, на которых скопился воск. Хорошо, что до пожара дело не дошло. Мы с поэтом мысленно разделили комнату на две половины, и начали обыскивать каждый дюйм – от двери до ковра на стене и обратно. Ползали на карачках, заглядывая под кровать и роясь во всяком мусоре – если жрец хотел что-то спрятать, то, по-любому, положил это на сохранение в потаённое место, о котором знал только он один. Вопрос только в том, где же этот проклятый тайник и как его открыть.

Уставшая, вся в пыли и паутине, я мечтала лично отрубить голову жрецу во второй раз, с особым садизмом, потому что ничего похожего на сейф не обнаружилось. От поэта и вовсе не было никакого проку – он, брезгуя, аккуратными движениями пальчиков двигал туда-сюда разные мелкие предметы, попросту отнимая время и занимаясь откровенной фигней. В поисках я просмотрела все книги, что валялись на полу, в надежде увидеть хотя бы подсказку, и на всякий случай стащив том про сопряжение сфер. Я пихнула его под рубашку – лишним не будет, зато там может быть информация о перемещении между мирами. Плюнув на книги, я полезла снимать ковер – это уже в стиле лихих девяностых, прятать в стене сейф, прикрыв вычурной тряпкой.

На Лютика упала бесполезная и, следовательно, почти новая швабра. Поэт не возвышено ругнулся, и полез ставить ее на место. Пока он пытался заставить ее принять вертикальное, устойчивое положение – смахнул со стола тарелку, развивая череду неудач. Градус раздражения Лютика поднялся выше температуры солнца, он практически кинул тарелку на стол и резко затих. Я повернула голову и увидела, что гений в душе, и поэт снаружи разглядывает свитки.

– Аника! – он обратился ко мне, шурша бумажками и досконально изучая каждую чуть ли не под микроскопом. – Взгляни, что тут нарисовано.

«Если хочешь что-то прятать – прячь на виду», – похоже именно такого принципа и придерживался Ольшан. Или он просто не собирался ничего прятать, думая, что все равно оправдают. На столе, среди кучи бумаг, лежали чертежи чаши, большим шрифтом в углу было приписано «Мастер Торак». Не надо быть семь пядей во лбу, чтобы понять, что это копия кубка Хранительницы Аэдирна, только с единственным различием – там была предусмотрена закрывающаяся полость для яда.

Значит, Ольшан и правда был замешан в этом деле и теперь против принца тоже имеются кое-какие косвенные доказательства – хотя бы слова того виночерпия. Но если подумать логически: у него не было повода именно сейчас ее травить. Хенсельт практически под стенами города, а Стеннис вряд ли смог бы самостоятельно командовать армией. Он, конечно, принц, но уж больно тупорылый и неопытный. В то время как Аэдирнская Дева была грамотным полководцем, который сумел заставить объединиться сердца людей и нелюдей. Саския является связующим звеном и если она умрет, но ничто не спасет Верген от жестокой расправы. Надо быть полным придурком, чтобы вытворить такое сейчас. Бард на подозрения согласился, добавив, что это скорее тянет на попытку самоубийства с последующим прихватом целого города с собой на тот свет.

В найденном чертеже меня смущала одна маленькая, но весьма существенная деталь. Полость для яда, конечно, закрывалась, дабы не привлекать внимание излишне любопытных, но, если посмотреть на план чаши сверху, то отчетливо можно увидеть и то, что крышка, служащая барьером, прикрывалась не плотно – ее можно было разглядеть невооруженным взглядом. Механизм же открытия был еще более странным – стоило только с небольшой силой сжать ножку (спасибо, жрец, что разбирался в подобных вещах, видимо, не очень хорошо и тот, кто создавал для тебя чертежи, подписал каждую, даже самую незначительную деталь, из-за которой все эта конструкция становилась не непонятной махиной из преисподней, а просто хреновиной с плохо продуманными механизмами), то полость открывалась внутри и яд смешивался с вином.

– Лютик, а Лютик, – не отрывая взгляда от свитков, спросила я. – А виночерпии пробуют вино из бочонка, или из чаши своего господина?

– Из чаши, конечно, – поэт пожал плечами. Видимо, в начертательной геометрии, как истинный гуманитарий, он разбирался даже меньше меня и считал, что ее название происходит от вопроса «на черта?». Посему в планах копии кубка Саскии Лютик мог понять только то, что это сборище линий и завитушек, из которых, при хорошем воображении, можно сконструировать красивую посуду. – Если бы они не пробовали вино непосредственно… А что? Ты что-то нашла?

– Надо вернуться к тому гению, который подавал вино, – констатировала я, хватая чертежи под мышку и стремительно выбегая на улицу. Времени оставалось все меньше, а вопросов – все больше. В голове не укладывались мелкие детали, упорно не желали сходиться. Он что, бессмертный, что ли, этот виночерпий?

Обратное расстояние до слуги мы проделали меньше чем за минут десять – я, аки Олимпийский чемпион-спринтер, бежала сломя голову, боясь что хитрый Лелард может запросто сделать ноги, попросившись в туалет, например, и скояʼтаэли, которые его охраняют и ничего не подозревают, проворонят столь важного свидетеля. А еще дурачком прикидывался, сволота поганая! Увидев меня вновь, уже сменившую выражение с добро-пацифистического на злобно—перекошенное, слуга либо догадался о цели моего повторного визита, либо предположил что-то гораздо более худшее. Он сразу же побледнел и попытался быстренько сделать ноги вверх по улице, но ушлые эльфы поймали нерасторопного неудачника, едва тот попытался рвануть от них дальше, чем на пару шагов.

Лелард забился в истерике, почти как я при первой встрече с накерами, начал размахивать руками и нести несусветную ересь про то, что дома его ждут детишки, жена и больная мать. Охране было глубоко пофигу, на все мольбы – скояʼтаэли выполняли приказ, и, дабы усмирить почти потерявшего рассудок слугу, с силой усадили его на стул, и для пущей вежливости, доступно объяснили, что убегать не хорошо и вообще, так и ног можно лишиться. Про целость его конечностей, видимо, Йорвет ничего не говорил.

– Слышь, ты случайно в боги не записался? – с разлету начала я, размахивая пергаментом перед носом Леларда, почти колотя того по носу. – Ты как мог отпить из кубка и не отравиться?! Заранее литр зеленки выпил, она всю заразу пожгла?!

– Я н-н-не понимаю, о чем в-вы, – заикаясь пуще прежнего, пролепетал слуга Саскиия. —Я все вам рассказал.

– Знаешь, я бы на твоем месте рассказала правду мне, чем потом – Йорвету, – вздохнув, ударила мужика по голове чертежами. Не больно, просто что бы подкрепить свои доводы. – Он вообще мужчина общительный, только вот с головой не очень дружит. С пыточными предметами дружит, с кровью, а с головой как-то не очень. Не срослось у них общение, понимаешь?

Лелард побледнел. Весь его вид выражал несправедливо осужденного мученика, который вот-вот пострадает за веру, царя и отечество. Понимая, что щенячьи глазки не действуют ни в каком виде, скорее наоборот, начинают еще больше злить – время все еще утекало и не факт, что во дворце кого-то не искрошили в капусту – мужик горестно вздохнул и совершенно нормальным, почти раздраженным голосом бросил:

– Вы хоть знаете, сколько времени я убил, чтобы устроиться на эту работу? А потом сколько прислуживал, знаете? Вам никогда не понять чувств патриота. Единорог вот-вот встанет под стены, чего ж мне бояться? – бормотал сам себе, опустив взгляд на пол.

– Каэдвенская разведка? – со знанием дела спросил Лютик.

– Да, – кивнул Лелард. – Мне было приказано отравить Саскию, едва завершаться переговоры с королем. Вы думаете, этот фанатик Ольшан додумался бы совершить такое? Он слишком богобоязлив, чтобы решиться на такой грех в одиночку. Главным было убедить его, что Саския – дочь дьявола, а остальное дело техники.

– Угу, дочь дьявола, ведущая народ к славной победе, – буркнула я. – Он и правда был таким дебилом?

– Он был фанатиком, повторяю! Но даже при наличии идеи, у него не хватило ума продумать план тщательно – пришлось отправить к нему агента с чертежами кубка, – Лелард указал на свитки. – И тут он провалился. Ему же ясно было сказано, после того, как Торак закончит чашу, сжечь свитки. Мы договорились, что Ольшан раздобудет яд и найдет того, кто изготовит чашу, а я завершу дело.

– Как ты сам не отравился? – спросила я, уже успокоившись.

– Я спрятал безоар за щеку. Да и не пил я само вино – просто держал во рту, пока не появилась возможность выплюнуть. Если что-то и попало в организм, то его нейтрализовал камень.

– А у нас есть люди, которые эти самые яды в малых дозах специально пьют, чтобы быть здоровее. Гомеопатия называется. Упустил свой шанс стать бессмертным, – я вздохнула и попросила скояʼтаэлей сопроводить виночерпия-интригана в замок, дабы представить доказательство воочию. Те покивали и подняли мужика, связывая ему руки на запястье. «Лелард» смотрел на их действия со здоровой обреченностью и спокойствием, словно его это не касалось вовсе. Я обратилась к нему: – Слушай, а принц все-таки в сговоре, или нет?