Текст книги "Бесчувственные (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)
– Откуда у вас это? – вопрос не был вопросом. Я лишь постаралась осознать все детали происходящего через воспроизведение слов, и Эмильда это знала. Она смотрела на меня, приоткрыв губы в ожидании, когда я все же приду к логичному выводу. Да. У процессоров были камеры, о которых никто не предупреждал.
– Ты же не думаешь, что мы оставляем своих солдат без наблюдений? Во время пробуждения первое, что всегда страдает – это техника. Камеры очень удобны для того, чтобы определить ложь человека, – повседневным, словно бы размышляет о погоде, голосом произнесла женщина. – Но в твоем случае они не имеют смысла. У тебя с самого начала были неутешительные диагностические результаты.
– Вы обо всем знали? Почему ничего не сделали?!
– У нас стояли в приоритете другие проблемы, – в этот раз Рейн сжала губы в тонкую полоску, заставив меня ощутить недосказанность.
– Другие проблемы?! – возмущению внутри не было предела. Я тревожно глотала воздух, истерично усмехалась, содрогалась в беззвучном смехе. – Я едва не убила солдата, а у вас были другие проблемы?! Почему вы вообще не отозвали меня назад?!
– А что бы изменилось? Ты ведь его уже видела. И твое пробуждение стало бы лишь вопросом времени.
Истеричный смех угас так же быстро, как и возник. «Его». Всего одно слово, а сколько боли и тоски внутри. Сглотнув образовавшийся комок в горле, я глубоко вздохнула. Она была права даже больше, чем сама считала. Я видела Коннора еще в тот день, когда впервые попала в участок. Тогда во мне лишь взыграло чувство дискомфорта от столь человечного и совершенного создания, но даже этого взгляда было вполне достаточно, чтобы запустить огонь чувств. В доме Камски я ощущала это, как никогда. Держа ствол наготове, я смотрела в темные карие глаза и понимала, как сильно этот андроид изменил мою жизнь с первого дня нашей встречи. Я держала его на прицеле только раз. Он держал меня на прицеле каждое мгновение нашего совместного времяпровождения.
– Что насчет него?
Движения рук Эмильды высвободили меня из мыслей, и я потеряно посмотрела во вновь предоставленный мне экран стеклянного планшета. Снова камера, снова подвал. Только в этот раз все было иначе: видеозапись дребезжала, бетонный пол был усеян осколками и щепками. В самом плохо-освещенном углу лежали двое. Отличительные знаки на пиджаке Коннора светились голубым светом, голубые лучи падали на мое уснувшее лицо. Андроид смотрел куда-то в сторону полным обреченности взглядом. Те недолгие часы я провела либо в истерике, либо во сне, и потому все воспоминания были основаны лишь на телесной памяти. Впервые я смогла узнать подробно, что именно произошло в тот день. Андроид крепко прижимал меня к себе левой рукой, в то время как правая ладонь бережно исследовала черную ткань на спине. Кожа тут же отдалась этим приятным чувством соприкосновений. Я ощутила, как замерло сердце, как наполнились глаза слезами. По телу под грязным комбинезоном бежали трепетные мурашки.
– Он здесь не причем, – грубым голосом произнесла я.
– Конечно, не причем, – Эмильда убрала планшет, заставив меня грозно посмотреть в ее сторону. – Всего лишь помог тебе скрыться из-под носа Крейга и Дэвида.
– Откуда вы все знаете?
– Глядя на это видео, – Рейн проигнорировала мой вопрос, прокрутив несколько раз запись на планшете, – у меня создается впечатление, что у тебя с ним какая-то связь… ты же понимаешь, почему я говорю «у тебя», а не «у вас»?
О, я понимала это, как никогда раньше. Не сводя агрессивного взгляда с женщины в черном платье, я несколько раз кивнула в знак ответа. Но словно бы ей было мало этого. Эмильда продолжила свои рассуждения, даже несмотря на то, что я все прекрасно осознавала и без слов:
– Это всего лишь машина. И вряд ли она сможет разделить с тобой то, что ты чувствуешь, – на минуту между нами воцарилась тишина. Зрительный контакт стал словно игрой на выживание, никто не хотел проигрывать бой и признавать поражение. Различие было лишь в том, что я сидела униженная и разозленная столь резким вторжением в мою личную жизнь, в то время как она старалась найти во мне хоть каплю реакции на разговоры о нем.
– Расскажи мне. Какой он?
Игра в гляделки была проиграна. Вопросы воспринимались сознанием, как нечто интимное и неприятное, ведь никто не любит, когда к нему лезут в душу. Вернув взгляд на катану в стеклянном ящике, я вдруг начинала вспоминать все мелкие детали андроида, что раньше вызывали лишь страх.
– Он андроид, которого прислали из «Киберлайф». Находился в подчинении лейтенанта Андерсона, как и я, и вел расследования по девиантам.
– Это все, что ты можешь мне рассказать?
Потупив взор, я усмехнулась. Нет. Это не все. Я могла рассказать ей о том, как Коннор прекрасен. Как теплая биосинтетическая кожа скрывает под собой прохладу пластика. Рассказать о том, какой жар хранит под собой тяжелый плотный пиджак, как скрипит белая ткань рубашки под имитированным вздыманием грудной клетки. Как блестят линзы за черным зрачком, как блестит кария, вечно холодная и любопытствующая радужка. Мое тело могло рассказать о тех чувствах, что вызывают его прикосновения. О его довольно сильных руках, прижимающих меня в истерике к себе. Как тысячи разрядов заставляли содрогаться все внутренние органы, когда андроид соприкасался с моей кожей в момент перевязки раненого плеча. Как тянулось сердце в том баре, просилось вложить руку в его протянутую ладонь и закружиться, как когда-то кружилась мама в объятьях отца. Я могла много рассказать… и в то же время не могла рассказать ничего.
– Что вам вообще от меня нужно? – вместо пояснений, избитым и ломанным от накативших отчаявшихся чувств спросила я.
– Я пытаюсь понять, что именно произошло. У тебя невероятно хороший послужной список, Энтони, – с этими словами Эмильда снова уложила руку на желтую толстую папку с личным делом. Она смотрела на меня, слегка склонив голову вперед, имитируя убеждение и уверенность. – За время работы ты стала ценным финансовым вкладом, но прошло всего две недели прежде, чем ты очнулась не по причине инстинкта самосохранения. Такого еще не было за последние несколько десятков лет.
«Очнулась». Слово вызвало во мне бурную реакцию. Непонимающе уставившись на директора, я нахмурила брови. В сознании вместе с этим уверенным женским голосом это же слово как требование шептал еще один, мужской. Я вдруг вспомнила недавний сон и остро ощутила нарастающую тревогу.
– Обрисую тебе ситуацию, – Эмильда откинулась на спину стула и взяла в руки красную папку. – Мы и вправду были в курсе твоего положения, однако у нас стояли другие приоритеты. Пару месяцев назад к нам попал молодой специалист. Он только недавно окончил обучение на нейрохирурга. Мы следили за ним давно, уж больно перспективный человек. И всего две недели назад он обнаружил то, что не удавалось никому за последние пятьдесят лет. Маленький участок мозга, который и становился причиной пробуждений. Но нам требовался расходный материал для вторичной операции, который пойдет на эксперимент, будучи готовым к неудачным последствиям. Шесть дней назад мы нашли такого человека и провели все необходимые манипуляции.
– Дайте угадаю, – с усмешкой обратилась я к Рейн. – Трент?
– Трент, – Эмильда согласно кивнула острым подбородком. – Как видишь, операция прошла успешно. И теперь, у меня есть всего несколько вариантов. Отправить тебя восвояси, или же предложить остаться в наших рядах. Единственное, что я не знаю что выбрать. Так что я задам тебе всего один вопрос, который определит твою судьбу. Советую подумать, прежде чем отвечать.
Я слушала Рейн внимательно, следила за движениями ее тонких рук и идеальной осанки, заглядывала в изумрудные глаза в поиске ответов, но все было тщетно. Возможность вернуться в ряды меня не пугала. Пугало то, что я была готова распрощаться с этим миром, но теперь эта возможность была утрачена. Хирургический стол перестал быть вестником смерти. И что-то подсказывало мне, что независимо от моего ответа на ее вопрос меня никто не впустит обратно в солдаты после всех проблем, что доставил мой больной рассудок. Это была очередная проверка. А значит, придется жить в этом сраном мире среди боли, одиночества и страха постоянных потерь.
Сжав губы, я с замиранием в груди ожидала того самого вопроса. Я наверняка знала, каким он будет. Но как бы сознание не готовилось его услышать – женский голос все же принес во мне уйму страха.
– Ответь мне. Ты кого-нибудь любишь?
Это был самый простой, но в то же время самый тяжелый вопрос в моей жизни. Рассудок был готов к нему с самого начала этого разговора, но организм все же воспринял его, как неожиданный поворот. Внутри все бухнуло. Что же мне ответить? Ложь наверняка расположит директора положительно, ведь все отрицания будут говорить о том, что я хочу вернуться обратно в подразделение. Правда же оставалась самым опасным решением. Произнеси я ее, и Эмильда навсегда закроет для меня путь к солдатам. Но даже не это пугало меня в честности. Произнесенный вслух правдивый ответ заставит меня признаться в том, что я так старательно отказывалась воспринимать. Правда прежде всего была правдой для меня самой. Я вновь видела перед собой дружелюбно улыбающегося андроида, наблюдала, как лицо меняется в выражении негодования на той свалке, где был застрелен первый девиант. Видела, как безучастно смотрят вдаль карие глаза разложившегося на груде хлама мертвого Коннора. Он была таким прекрасным… всегда. И как бы я не старалась отодвинуть эти мысли, они были со мной везде.
– Да, – пролепетал дрожащий голос. – Люблю.
Произнесенные вслух слова словно сняли тяжелую тонную ношу с плеч. Я почувствовала, как освобождаются скованные все эти недели легкие, как налаживает сердце свою работу, как очищается рассудок от спутанных мыслей. Все стало таким легким и светлым. Губы непроизвольно растягивались в улыбке, где-то рядом одобрительно улыбался незримый путник в пиджаке «Киберлайф». Тахикардии больше не было. И никогда больше не будет.
Эмильда, молча встав со стула с красной папкой в руке, подошла ближе. За те небольшие секунды, что я пребывала в трансе от собственного признания, аристократическая тонкая рука уложила передо мной лист бумаги и блестящую металлическую ручку. Близкое присутствие директора заставило меня уловить цветочный запах женского парфюма, что так резко смешивался с запахом крови на моем комбинезоне.
– Что это? – я наблюдала потерянно за всеми манипуляции Рейн, глядя на нее снизу вверх.
– Это соглашение на вторичную операцию.
– Но я же…
– Ты ответила честно, – аккуратно, но жестко перебила меня директор. Она смотрела с каким-то странным одобрением, пониманием. Не то я ожидала, сказав правду. – Многие, кто сидел вот так напротив меня за последнюю неделю бессовестно врал, считая, что я поверю и пущу обратно в стены подразделения. Но ты сказала правду. Это главное.
– Я думала, что главное в солдате – это стойкость и терпение.
– А что толку в них, если ты не можешь быть честной с миром, и главное – с самой собой? Здесь ты призналась не мне в своих чувствах. Ты призналась сама себе. Это умение многого стоит.
Напряжение нарастало с каждой секундой. Отвернув от Эмильды и ее короткой белой стрижки нахмуренный взгляд, я посмотрела на лист бумаги, лежащий на столе. Он мог решить все мои проблемы. Он открывал дверь в тот самый мир, которым я так дорожила в последний месяц. Все могло быть как раньше…
– Я передаю этот выбор тебе, – успокаивающе вторил голос сверху. – Ты можешь отказаться, подписать бумаги о неразглашении и уйти отсюда в новую жизнь. Но катана останется здесь. А можешь остаться, и сегодня же мы увезем тебя в Иллинойс и проведем операцию. Завтра ты вновь станешь тем, кем была так долго. На этот раз навсегда.
Я смотрела на соглашение. Катана в ящике приветственно блеснула в глаза, и я почувствовала желание вновь прикоснуться к рукоятке. Незримый путник с темными глазами и желтым диодом на правом виске хмурился с каждым словом директора, однако не подавал голоса. Он буравил меня укоризненным взором, ведь он мог видеть то, что происходило в моей голове. Подняв руку, я нерешительно взяла ручки и прислонила ее к месту для подписи.
– Поверь мне, Анна, – теплая рука с мягкой кожей улеглась мне на плечо. – Так будет лучше для всех. Даже для него.
Не дождавшись моего ответа, Эмильда медленно покинула комнату. Оставшийся в одиночестве разум старательно делал свой выбор. Впервые за последний месяц он был очевиден.
Утро наступило быстро, несмотря на насыщенность прошедшей ночи. Тысячи андроидов стояли у их ног, взывая к одержанной победе и светлому будущему. Полицейские все еще держали наготове свои ружья, хоть и не планировали стрелять: президент признал возможную жизнь и разум в механических головах андроидов, и потому они не смели нарушать приказ о неприкосновенности новоиспеченных «людей». Коннор как никогда был доволен самим собой. Даже на крыше высотки спасшая девочка и убитый девиант не вызывали в нем столько приятных эмоций. Точнее, они вообще ничего не вызывали. Лишь поставленную галочку напротив пометки «Задание выполнено» и ожидание следующих приказов. Здесь же все было иначе. Стоя рядом с Маркусом и осознавая, насколько долго его использовала программа Аманды, едва не убившая андроида в его же чертогах разума, он ощущал странный восторг и желание ЖИТЬ. Именно жить.
Впереди было еще много дел. Андроидам и людям предстояло установить мир и порядок, составить собственные законы и соглашения, выполнить одну из самых сложных в понимании людей работу – демократию. Андроиды еще долго находились у утилизирующего центра номер пять, пока со всех концов города стекались другие роботы. Их отпускали с плена, позволяли свободно пройти по улицам без страха быть пристреленными. Это было его рук дело, и Коннор этим гордился. Однако когда рассвет озарил белые заснеженные дороги, Коннор направился в место заранее условленной встречи.
Хэнк стоял у бургерной, что впервые была посещена напарниками совместно. Хрупкий снег приятно скрипел под ботинками, андроид осматривал этот мир совершенно иными глазами. Каждая деталь вызывала в нем либо восторг, либо огорчение. Покрытые белым одеялом дома и деревья, яркие лучи освобожденного от туч солнца, лежащие на дорогах отключенные андроиды с сочащимся тириумом из груди. Этот мир был таким большим и светлым, он таил в себе так много неизведанного, что Коннору хотелось поскорее узнать его лучше. Он ощущал себя ребенком на рождество, которому предстояло открыть множество подарочных коробок, пусть и наполненных не самыми приятными «подарками».
Хэнк встретил его с отеческой улыбкой. Андроид стоял напротив всего несколько секунд, после чего был заключен в дружеские объятья. Это было не похоже на то, что произошло в подвале съемного дома, ведь там ему приходилось бороться с собой и одновременно с этим успокаивать умирающую на руках человеческую душу. Там объятья были наполнены совместной печалью и страхом. Здесь же он ощущал себя как-то… странно (счастливо?).
Вспомнив о девушке, андроид вдруг почувствовал, как неприятно на ярком художественном полотне из восторженных чувств, сложенными ощущениями жизни, расползлись темные пятна беспокойства. Он тревожился. Хэнк попал в «Киберлайф» под дулом пистолета брата-близнеца, чьи программные установки едва не подставили под удар все. Анны с ними не было. И на вопрос о том, где мог быть солдат, Хэнк лишь обреченно пожал плечами. «Этот хмырь сказал, что она сбежала», протянул старик-полицейский. Коннор поспешил отметить неразумность безоговорочной веры седого лейтенанта в рациональность аргумента RK800, на что Хэнк с чувством вины и раздражения всплеснул руками:
– Да мне-то откуда знать, что у этой чокнутой в голове? Ей же взбрело в голову бежать из дома Камски по лесу в двадцати градусный мороз!
Отчасти в этом сохранилась логика. Коннор давно не следовал ее указаниям, но сейчас он был даже рад тому, что смог найти логичное объяснение поступку лейтенанта. Однако он чувствовал, как хмурятся глаза и в голове начинают метаться тревожные мысли.
В доме лейтенанта ее не обнаружилось. Дверь в подвал была настежь открыта, на внешней стороне двери виднелись следы от когтей. Они наверняка принадлежали Сумо, учитывая сколько шерсти и высохших собачьих слюней смогли обнаружить датчики. Коннор осматривал подвал с особым вниманием, он искал ответ в каждом сантиметре. Найти Анну сейчас казалось самым приоритетным делом, особенно после того, как битва за свободу подошла к концу. Однако вскоре после осмотра дома андроид пришел к выводу, что девушка была заперта на лестнице: в подвал она не спускалась, зато на деревянном полу у подвальной двери виднелись следы измазанной человеческой крови.
Андроид не желал признаваться в очевидном варианте развития событий. Он шел пешком по безлюдным улицам, проходил мимо перевернутых машин и заснеженных дорог, оставлял после себя следы на свежем слое белого снега. С каждой минутой ноги рефлекторно набирали скорость. Он спешил, как мог, словно бы от этого зависела его жизнь, но, оказавшись на пороге ее дома, понял – спешить уже было некуда.
Деревянная дверь была полностью распахнута. Дверного замка не было, его механизм вместе с древесными щепками валялся посреди входа. Окно было закрыто, и потому в дом не вламывался ветер, как в ту ночь, когда он впервые оказался у ее порога. Но облегчения это не принесло. Гостиная до непривычности странно пустовала. Коннор, медленно углубляясь в комнату, осматривал каждую деталь и сравнивал их с теми, что заметил в свое последнее присутствие здесь. Зеркало было убрано за штору. На тумбе больше не было оружия, чехла с арбалетом, не было даже склянок и бутылок с чистящим средством. Только пустая стойка для катаны.
На мгновение андроид застыл. Перед взором встала картина, с какой яростью Анна бросается на обидчика, как пытается уничтожить его под гнетом своих ударов, как сбрасывает его, Коннора, пытающегося оттащить девушку от солдата. Жгучее лезвие блеснуло в ее руках, заставив избитого мужчину изрыгнуть сгустки алой крови. И только тогда Анна смогла прийти в себя, подставляя свои окровавленные руки и заплаканное лицо под снежные ветра.
Андроид отогнал взволнованную мысль и принялся рассматривать гостиную дальше. Тот же брошенный завтрак, но уже с пустой миской, то же испачканное разноцветной кровью кресло. Но было то, что вызвало в Конноре очередной приступ тревоги, грозящий перерасти в истерию.
Красное атласное платье было грубо скомкано и брошено посреди гостиной. Черные лакированные каблуки отодвинуты куда-то за тумбу, но внимание карих глаз андроида привлекли не они. Немного помедлив, Коннор опустился на колени и поднял шелковистую, приятную вещь с пола. Он чувствовал ее настолько, насколько позволяли системы тактильных ощущений, но этого было достаточно, чтобы вообразить в голове то тепло тела, что скрывало платье в баре «Сентропе». Хмурясь с каждой секундой все сильнее, Коннор опустил платье на спинку кресла. Оно было изящным, бесспорно. Но на ней все же смотрелось по-особенному.
День длился невыносимо долго. Андроид посещал ее дом еще несколько раз, и каждый этот раз приносил ему все больше беспокойства и отчаяния. Она исчезла так резко, как яркая взорвавшаяся звезда на небе, не оставив после себя никаких следов. Он уже начинал обвинять себя в своем решении отправиться в «Киберлайф», заставив ее сражаться с этой вселенной один на один. Это он отправил ее к Хэнку, он сделал свой выбор не в ее пользу! Он мог видеть ее в последний раз в разваленной церкви, а теперь вынужден гадать о том, встретит ли ее снова. Коннор жил всего несколько месяцев, но чувствовал то, что многим людям было недоступно годами, и эта мысль не давала ему покоя. Было упущено так много моментов… о которых он, окончательно очнувшись и ощутив себя живым в этом мире, жалел больше всего.
День приближался к своему окончанию. На часах пробило пять вечера, и яркий оранжевый закат начал заливать заснеженные тихие улицы последними лучами солнца. Коннор вновь стоял у дома, уже не чувствуя внутри какой-либо надежды. Хэнк оставался позади в машине, и что-то андроиду подсказывало, что напарник наблюдает за его нерешительными действиями. Коннор помнил, что закрывал за собой дверь в последний свой визит в пустой дом, и то, что она осталась закрытой, намекало на бессмысленность его очередного посещения. Андроид уже хотел развернуться и уйти, как решил заглянуть в окно. Его диод на виске загорелся желтым, система забыла сымитировать очередной вздох. Он чувствовал, как волнами накрывает волнение. Платья на кресле не было.
Вечер был близок к своему началу. После встречи с Эмильдой и подписанием бумаг мне позволили остаться на несколько часов в отеле, даже предоставили весь спектр здешнего рациона питания. Ближе к завершению дня я направилась в свой дом. Трент возжелал даже подвезти меня. Уж не знаю, с чем это было связано: с тем, что мы очень долгое время работали вместе или с тем, что он хотел меня поддержать. Ведь ему приходилось проходить все тоже самое, через что пришлось пройти мне. Единственное отличие было в том, что его пробуждение затянулось на полгода работы, а мое – всего на несколько недель.
– Это, должно быть, тяжело, – останавливая фургон у дома, произнес солдат. Я была бесцеремонно выдернута из своих мыслей, и потому непонимающе посмотрела на мужчину. – Какое бы решение ты не выбираешь, прошлое не стереть, верно? Я прожил полгода в лесах, и чтобы не делал – оно всегда было со мной. Даже сейчас… после возвращения в подразделение. Я не перестаю об этом думать…
Трент смотрел куда-то вдаль пустынной дороги. Его изуродованная кислотой кожа лица могла напугать кого угодно, но за длительный срок совместного дела мной она воспринималась нормально. Меня она не пугала. Словно бы он всегда был таким. Словно бы он родился таким.
– Я надеюсь, что ты ни о чем не пожалеешь, – с равнодушным взглядом произнес белокурый мужчина.
Я оставила его без ответа. Как только дверь за спиной захлопнулась, Трент укатил обратно в отель, оставляя на свежем снеге следы машины. Отдохнувшее тело уже не требовало сна, еды или спокойствия, но мне отчаянно хотелось поскорее снять этот грязный, вонючий комбинезон. Мне казалось, что от него источается запах смерти, которую мне чудом удалось избежать. Однако вместо переодевания, я медленно прикрыла за собой дверь с вырванным замком и опустилась на пол по холодной стене.
Ладони инстинктивно накрыли лицо. В голове стоял шум крови, давление внутри черепушки было таким, что не сравниться ни с какой океанической глубиной. Мне было холодно и жарко одновременно. Слез не было, была лишь пустота внутри. Каждая проведенная в этом доме секунда вызывала во мне приступы отвращения, и это было связано даже не с тем, что в моих личных вещах наверняка копались психологи. Это было связано с тем, что происходило в последние дни моего пребывания здесь. Шумно вздохнув, я обхватила руками колени и осмотрела гостиную. На окне все еще болталась половина занавески, из-под которой виднелось убранное напольное зеркало. Кровавого цвета платье на спинке кресла отблескивало своим атласным блеском. Кожа до сих пор помнит, каким оно было холодным в момент переодевания и каким горячим, когда Коннор протянул мне руку. Это все было близко, и в то же время так далеко. И мне предстояло с этим распрощаться.
Конечно, смерть для меня теперь была не доступна, и эта мысль вызывала во мне истеричные усмешки. Боже, я так готовилась к ней, так ждала ее объятий, что даже стало обидно, получив предложение остаться в живых среди солдат или среди обычных людей. Наверное, было бы даже неплохо запереться где-нибудь в глуши, выпить пару десятков снотворного с алкоголем. Вряд ли этот мир потеряет многое в моем лице. Вряд ли по мне будут скучать. Эмильда ощутит приступ финансовой потери из-за столь выгодного товара. Хэнк Андерсон с его вечными шутками про смерть покрутит пальцем у виска и выпьет в мою память пару бокалов виски. Гэвин Рид ехидно усмехнется, забыв обо мне через несколько недель. А будет ли вспоминать он? Будет ли в его памяти значиться мое имя через несколько лет? Будет ли он приходить на могилу, держа в руках белую розу? Тысяча будет ли, да если бы… как они меня уже начинают раздражать.
Собираться приходилось в спешке. Отчасти это было связано со скорым отъездом, но в большей степени из-за моего нежелания оставаться в этом городе хоть на минуту больше положенного. Чемоданы были уложены на журнальный столик, я несла все свои вещи, складывала их в хаотичном порядке, даже не задумываясь о том, как следовало бы реально все расположить. Руки действовали на автомате, пока мозг блуждал в собственных тоскливых рассуждениях. Грязный, порванный комбинезон отправился в пакет для транспортировки, сменившись темными укороченными брюками и белой, заправленной рубашкой. Остальная экипировка стопочкой лежала рядом с раскрытым чемоданом. Им предстояла отдельная перевозка.
Красное платье, с несколько секунд покоившись в моих ладонях, было тут же под утяжеленное дыхание и шумное биение сердца отправлено на самое дно чемодана. Последние вещи были собраны из шкафа, и я медленно на рефлексах плелась к гостиной. Рука то и дело зачесывала распущенные чистые волосы назад, видимо, в попытке привести разум в порядок этим инерционным движением, но выходило из ряда вон плохо. И когда я оказалась в гостиной, рука зависла на полпути к волосам.
Коннор стоял у входа. Его встревоженный взгляд карих глаз перекидывался с меня на стопку одежды в руке, диод переливался желтым. Как и в последний раз, на нем уже не было галстука, и верхняя пуговица белой рубашки оказалась расстёгнутой. Изменилось и кое-что еще: отсутствие повязки на правом плече. Пиджак оставался все тем же, номерные знаки все еще выдавали его модель и его номер, но светодиодной повязки не было. Что еще мог сделать первым делом андроид, освободившийся от гнета тирана-властителя?
Заставив легкие вновь заработать, я сглотнула комок в горле и спрятала взгляд. Вещи были так же отправлены в чемодан. Всем своим видом я показывала полное отсутствие интереса к его появлению. Коннор, закрыв за собой дверь, насколько это было возможно, сделал пару шагов вглубь гостиной.
– Поздравляю с победой, – дрогнувшим, но жестким голосом отозвалась я. Тишина не нравилась мне, особенно сейчас, и потому я постаралась заполнить ее бессмысленным трепом. – То, что ты стоишь здесь живой и целый, говорит о многом.
Андроид молчал. Я не видела, что он делает, лишь старательно перекладывала вещи в чемодане и пыталась застегнуть молнию. Хаотично разложенная одежда и прочие приблуды не давали этого сделать. Пришлось все складывать по новой.
– Как Хэнк?
– Он жив, если ты об этом, – голос андроида был до боли в груди мягким и шуршащим. На мгновение застыв, я подавила внутреннее смятение и сжала губы. – Сидит в машине, во дворе.
– О, так он теперь твой личный водитель?
– Скорее, друг.
Я усмехнулась и саркастично покачала головой. Друг… человек и машина друзья. Когда же этот безумный день закончиться?
– Очень жаль, что так получилось с оружием, – тихо и осторожно произнес Коннор. Я слышала, как он делает вперед еще один шаг, чувствовала его пронзительный взгляд на своем теле. Все рефлексы молили о прекращении этих издевательств. Общение с Эмильдой и ее психологическими приемчиками не шло ни в какое сравнение с уединением с этим детективом.
– Без разницы. Дэвид вытащил ее из воды, – осмелев в своей стойкости, я повернула голову к андроиду, что стоял уже в считанных четырех-пяти метрах. Его губы по привычке были полуоткрыты в молчаливом вопросе, и я с трепетом вспомнила, как ощущала во сне их шершавость подушечкой большого пальца. – Солдат, которого я скинула в реку. Спасибо он мне не сказал, но катану вытянул.
Затянувшаяся пауза была слишком напряженной. Я вновь принялась перекладывать вещи, чем вызвала интерес андроида. Он медленно осмотрел чемоданы. Тонкая прядь волос колыхалась от каждого движения механической головы, но я старательно держала руки, лишь бы не потянуться и не убрать ее с глаз долой.
– Ты собираешься, – скорее утвердил, чем спросил андроид. – Куда?
– В Иллинойс.
– Зачем?
Момент истины. Оставив свои сборы, я едва повернула голову в сторону Коннора. Он сверлил меня взором холодных карих глаз. Я слышала, как бьется сердце, и, кажется, оно подстраивалось в такт биения его механического двигателя. Он был по-прежнему прекрасен… даже в таком неряшливом, неопрятном виде.
– Пока я здесь… дрова ломала, эти хитрецы смогли найти способ провести вторичную операцию, теперь уже навсегда, – с улыбкой на лице я, держа руки на молнии сумки, повернулась к помрачневшему андроиду. Диод на его виске уже не переливался, он ярко мигал желтым цветом, казалось бы, готовясь перенять кровавый красный оттенок. В его глазах я видела испуг и злость одновременно. – Представляешь, какой-то маленький участок мозга, и я даже не умру. Мне предложили остаться.
– И ты согласилась?
Этот голос был не таким приятным, как раньше. Он был грубым, резким. Я слышала, как Коннор допрашивал девианта – пристреленного мною подростка-андроида, и даже там его тон был не таким эмоциональным. Там он всего лишь выполнял предписанную программой задачу. Здесь он совершенно не понимал логики моих решений, и это его злило. Темные карие глаза наполнились раздражением. Грудная клетка резко вздымалась и опускалась.
– Зачем? Так просто все оставить, после всего случившегося! Ты не можешь этого сделать! – сотрясая воздух повышенным злым тоном, андроид все больше угнетал мою душу. Коннор в эмоциях указывал на себя обеими руками, и я уже пожалела о своей решительности. – Я поступился всем, что у меня было! Отвернулся от природы своего происхождения, а ты просто бросаешь все и уходишь?! Это не честно!
– Успокойся, Коннор, – я повернулась к андроиду всем телом, прервав его тираду. В его взоре было столько злости и отчаяния, что мне даже показалось это странно непривычным. Всегда холодный, всегда тактичный, он взрывался от переполняющих его чувств, и именно так же я себя чувствовала в день окончательно пробуждения в доме Камски. – Я уволилась. Не хочу снова становиться куклой в руках правительства.
Кажется, я сломала ему мозг, промелькнула в голове мысль. Андроид потупил взор. Он стоял с невысказанным вопросом на губах, и я старалась не слушать собственное сердце. Руки снова потянулись к вещам, желая поскорее закончить этот разговор.
