Текст книги "Бесчувственные (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
– Все хорошо, – я закрыла глаза и выровняла сбившееся от страха дыхание. Перед глазами уже рисовалась картина, как меня запихивают в машину трое солдат и отправляют обратно на базу прямо в домашней одежде. – Ты знала, что иначе быть не может.
Дрожащей рукой я подняла блок-наушник и надела его. Писк тут же сменился тихим гудком в голове, и на том конце провода послышался слащавый женский голос администратора-программы. Как только наушник оказался в положенном ему месте, в дверь перестали стучать.
– Доброе утро, Энтони.
Я подождала всего секунду, чтобы совладать с голосом. Нельзя было разговаривать с администратором испуганным, явно не здоровым тоном.
– Доброе утро.
– Примите техника для настройки аппаратуры диагностики.
Уже? Не рано ли? От пережитого страха мне захотелось обругать администратора и поинтересоваться, а почему это техник не пришел раньше, например, в три утра? Однако делать этого не следовало – любое изменение в моем голосе могло повлечь за собой только один единственный исход.
Отложив наушник обратно на стол, я, все так же в темноте, на цыпочках подошла к двери. На починку аппаратуры уходит не меньше двух недель, ведь подразделению приходилось не просто настроить, но найти технику, подготовить к использованию, перевезти и подключить. И если на последнее уходило не больше получаса, то все предыдущие действия выполнялись очень долго. Однако перед моим домом кто-то стоял, и блок-наушник уверял меня – все безопасно, на связи техник.
В голове рисовались самые разные варианты. Это могла быть проверка, означающая, что свыше получили мои данные и теперь решают, а стоит ли весь этот сыр-бор с неожиданным всплеском чувств внимания. Это мог быть рейд, и сейчас за дверями стоит не только техник, но и десяток взращенных машин-убийц, готовых разнести этот дом к чертям в случае сопротивления. Это мог быть сон. Всего лишь сон, который никак не прекращается, в котором я не вставала с постели и не бродила по комнатам. Это могло быть чем угодно. Надеюсь, не тем, где мне предстоит покинуть город и лечь на хирургический стол.
В двери был встроен глазок. Достать для него было трудно с моим-то ростом, но я приподнялась вверх на носочках и прищурилась. Перед дверью стоял темный силуэт в кепке с крупной коробкой наперевес. Крыльцо не имело освещения, и потому лица человека не было видно. Не говоря уже о том, что свет уличных фонарей зловеще освещал темный силуэт сзади. Силуэт повернул голову в сторону на какой-то звук, и я отметила, что это мужчина. Один. Без сопровождающего отряда машин-убийц.
Вдохнув в себя воздух, я оторвалась от глазка и запустила руки в волосы. Сумасшедшее сердце больно толкало сгустки крови по артериям, и я чувствовала, что в любой момент могу начать задыхаться от страха. Прибытие техника так рано из самого штата Иллинойс говорило о том, что все мои отчеты и донесения просматриваются, однако ответной реакции руководства на мои результаты не следовало. А это значит, что человек, стоящий за дверью, мог быть прислан не только для починки аппаратуры. Он пришел, чтобы проверить меня.
Облизнув губы, я выпрямила спину, распушила волосы и стерла абсолютно все эмоции со своего лица. За семь лет мышцы были натренированы этим безразличным выражением лица, и сделать морду «кирпичом» мне не составляло проблем. Другой вопрос состоял в голосе. Истеричный мышечный орган, движущий кровь по жилам, не давал организму покоя, и голосовые связки искажали свою работу под действием неравномерно бьющегося потока крови. В голове творилось страшное. Единственной моей надеждой было отсутствие длительного контакта с работником. Придется изрядно побегать от техника и его взглядов.
Щелкнув по выключателю, я включила свет в гостиной. Холодный металл дверной ручки, казалось, вот-вот откусит мою руку, но я перебарывала внутренние страхи перед встречей с собственной жизнью. В глубине двери щелкнул замок. Дверь распахнулась настежь.
Мужчина, резко оторвав свой взгляд от улицы, перевел его на меня. Свет из гостиной больно ударил по его лицу, и тот защурился, стараясь не уронить черную крупную коробку. Я покорно отошла в гостиную и, не сказав ни слова, дала пройти технику внутрь.
Рабочая одежда подразделения была отчасти одинакова у всех представителей и должностей. Если солдаты носили специальные черные комбинезоны с золотой металлической эмблемой на груди, то у иных работников это мог быть черный пиджак, черный халат, даже черное платье у женщин административного назначения. Главными отличительными чертами были всегда темный оттенок и знак подразделения в виде красной или золотой эмблемы. Техники были наиболее схожи с обмундированием солдат. Не такой утягивающий черный комбинезон рабочего, светлая футболка. К рабочей форме прибавлялась черная кепка, на которой чаще всего красовался красный круг со звездами и перекрещенными катанами.
– Доброе утро, мэм, – безучастно отозвался мужчина. Его щеки на круглом лице покрывало морозное покраснение, через кожу пробивалась свежая щетина. Техник бесцеремонно прошел в дом.
Пожелание доброго утра было брошено, как кость разъяренной собаке. Мне срочно хотелось язвительно ответить насчет положительности этого утра из-за внезапного вторжения в шесть часов утра, когда даже еще солнце не начало просыпаться. Но я сдержалась, смотря в практически черные глаза техника безэмоциональном взором. Внутри бушевал страх, я чувствовала, как наливаются ноги.
– Доброе утро, – я подошла к обеденному столу и положила на него руку. Касание холодного лакированного дерева приносило мне хоть какое-то чувство безопасности.
– Я разбудил вас, наверное.
Техник смотрел на меня, не сводя глаз. Он был доброжелателен, спокоен и улыбчив, но в этих словах ясно слышалось «я буду наблюдать за твоим поведением все утро, милая, и не дай бог ты что нет так сморозишь». В ответ на неловкое замечание мужчины я пожала плечами, сонно похлопав глазами. От солдата во мне осталось мало, однако пробыв им столь долго время было не трудно представить, как вести себя на месте лишенного чувств человека.
Техник ожидал моей реакции. В какой-то момент мое безучастное состояние ему начало приносить дискомфорт, и мужчина судорожно повел плечами. Они, к сожалению, чувств лишены не были. Даже самым заядлым работникам подразделения всегда было дискомфортно с такими, как я.
– Куда мне идти?
– Подвал там, – я пальцем указала на дверь.
Шаркающие шаги полуботинок техника прозвучали как гром среди ясного неба. Из подвала доносился тихий, но укоризненный голос сломанной аппаратуры, однако на самом деле пугало не это. В голове тут же всплыли воспоминания о маленьком медном ключе в моей руке. Ключе, который совсем недавно закрывал замок на треклятой деревянной двери. Сердце вновь сделало несколько неравномерных ударов, и я ощутила как на лбу проступила испарина.
– Дверь закрыта, – несмотря на состояние организма, я все же смогла выпалить эти слова на ровном тоне. Техник, придерживая рукой коробку на согнутой ноге, уже хотел взяться за ручку, как тут же повернулся ко мне. В его глазах заплескалось сомнение, и я почувствовала, как в голове вновь начинают взрываться белые и черные вспышки. – Мне пришлось закрыть на замок.
Техник едва открыл рот, чтобы что-то сказать, как я, схватив ключи со стола, резвым движением подошла и отперла замок. Деревянная высокая дверь скрипнула и ушла вглубь лестницы.
– В чем была такая нужда?
Он смотрел на меня, как палач смотрит на жертву. В его взгляде можно было прочесть триумф или даже азарт, он словно только что выиграл джек-пот и та самая дружелюбная улыбка превратилась в шакалий оскал. Земля уходила из под ног. Мне срочно было нужно что-то придумать! Сказать про лишние глаза? Нельзя! Просто промолчать? Тем более подозрительно. Грубо указать на то, что он здесь для выполнения работы, а не допроса? Это все равно что подписать себе смертный приговор. Ощущая дрожь в коленках, я не переставала смотреть прямо в глаза мужчины. Его уверенность постепенно спадала под пронзительным взглядом зеленых глаз, улыбка постепенно начала сползать.
– Разве этого не требует регламент? – безучастно поинтересовалась я.
Улыбка с лица мужчины исчезла окончательно. Он несколько раз откашлялся и, держа довольно тяжелую коробку, медленно опускался вниз по темной лестнице.
Нет. Этого не требовал регламент. Но ведь техники не знали всех регламентов и правил поведения солдат, тем более относительно случаев нападения на бойца в его же доме. Неточности и не состыковки в системе общих знаний подразделения сыграли мне на руку. Они, сами того не понимая, обеспечили мне путь отхода, хоть впереди еще была целая битва.
В подвале и вправду было темно. Обычно свет был выключен, так как освещения от трех мониторов хватало на всю маленькую комнатку, но сейчас темные стены хранили полный мрак. В глубине послышался щелчок выключателя. Теплый свет озарил комнату, и я буквально представила, в каком ужасе сейчас находится техник. Я могла лишь видеть его спину, стоя на верхней ступени и глотать воздух взбешенными легкими. Процессор так и лежал на бетонном полу подвала, покрытый белой сеточкой трещин. Я понимала, каково сейчас может быть технику. Это все равно что любить Range Rover и смотреть, как какой-то псих разбивает машину металлической битой.
Рано или поздно мне предстояло объяснить ситуацию. Оказаться вместе с этим парнем в одном узком подвале было крайне нежелательно. Организм и так пребывал в полнейшем ужасе преждевременного появления подразделения в доме, и узкое пространство этот ужас только увеличит. Оставалось надеяться, что в приступе паники мозг не спровоцирует мышцы на рефлекторное убийство главного на данный момент источника опасности. Мне не хотелось убивать техника. Даже не потому, что это могло повлечь за собой невероятную реакцию со стороны подразделения вплоть до моей смерти, но потому что техник был самым обычным человеком. У него наверняка была семья, дети, собака или кот. Его могли ждать дома… ввергать его близких в тот кипящий котел, в котором пришлось побывать мне, не хотелось.
Набравшись воздуха и силой усмирив свое сердце, я медленно спустилась в подвал. Холодный бетон охлаждал голые ступни. Разгоряченная кровь согревала мою плоть, и оттого холод вызывал мелкое покалывание в каждой клетке. Когда же я оказалась в подвале, мужчина уже отключал поврежденный процессор от основной аппаратуры диагностики.
– Процессор не поврежден, – техник не видел меня, сидя у разбитого монитора ко мне спиной. Он осматривал его со всех сторон, отключал все кабели, доставал жесткие диски. – Разбился только экран. Но я все равно принес новый, так что будет проще заменить, чем починить. Как вообще получилось, что экран в подвале разбился? Вряд ли это был ветер.
Я ожидала этого вопроса. Ещё проводя пальцем над экраном я понимала – возникнет много недосказанности. Вариант ответа был для меня подготовлен заранее. Ещё тогда, я, умиротворенная освободившимися от нужды диагностики телом и разумом, мгновенно просчитала тот ответ, который будет наиболее подходящим в моём случае. В какой-то степени этот ответ не был враньем. Доля правды в нём всё же была. Тем более, что я использовала его основе того, что запомнила моя память.
– Ко мне в дом забрался вор. Наверное, вор. Это был соседский мальчишка.
– Надо же. И как он в подвале оказался, я могу узнать?
Техник не смотрел на меня. Он собирал уже новый процессор, бережно осматривал его после транспортировки, проверял целостность деталей. Он интересовался историей уничтожение техники словно вскользь, но я-то понимала, что на самом деле это проверка. Мне оставалось только стоять в стороне и отвечать на вопросы совершенно незнакомого мне человека.
– Залез в дом через открытое окно. Я была на промежуточной диагностике, – сердце внутри перестало биться совсем. Каждый шорох одежды или рук техника, каждый его шаг вызывал во мне просто невероятный страх, но я держалась. И держалась довольно хорошо. – Спустился в подвал, а когда увидел меня – испугался.
Мужчина хмыкнул, но ничего не ответил. Он уже ставил новый монитор на место старого. Старый безбрежно отправился в черную коробку, бликуя переливами и осколками своего побитого стеклянного экрана. Мне было не комфортно. Пока техник занимался своими делами, я то и дело переминалась с ноги на ногу. Мышцы требовали уйти как можно скорее, покинуть этот треклятый подвал, возможно, даже запереть на ключ и оставить этого техника гнить в тишине и голоде. Я чувствовала, как схожу с ума. Страх был мне знаком не понаслышке – я ощущала его каждый раз рядом с Коннором, источающим слишком сильное влияние на мою жизнь. Настолько сильное, что это пугало до смерти. Но этот страх не шел в сравнение с тем, что сковал мое тело в бетонном подвале. Техник не просто источал запах проблем. Он буквально вонял смертью и уходящим от меня временем.
– Я даже не знаю, что меня больше смущает, – растянуто и тихо произнес техник. Его лицо скрыла кепка, но я понимала, что под ней скрывается взгляд хищных глаз. – То, что соседи забираются к вам в дом, или то, что в такой мороз у вас окно открыто.
Козырек кепки пополз вверх, и в мою сторону устремился пронзительный взор. Освещение в подвале было слабым. И без того темные глаза мужчины казались мне совершенно черными, лишенными зрачков. Его руки машинально вкручивали провода в процессор, в то время, когда его внимание было направленно в мою сторону. Только сейчас я заметила, как из-под кепки выбиваются седые пряди. Он не смотрелся старым, но и молодым явно не был.
– Мы в Мичигане, сэр. Люди не везде блистают своей воспитанностью. А насчет окна вы зря так отзываетесь. Если вы не заметили, то здешние стены буквально пропитаны запахом чистящих средств. Даже мне иногда нужен свежий воздух.
– И вправду, никогда не смотрел на это с такой стороны, – на лице техника вдруг мелькнуло прояснение, и он хмыкнул. Кажется, он был доволен ответом. Это все, что мне сейчас требовалось.
– Может, желаете кофе или чай?
– Кофе, будьте добры. Мне еще назад ехать. Хотя я очень устал… мне следовало бы отдохнуть денек.
Холодное, но душное узкое пространство подвала выжимало из меня каплю за каплей, и я старалась идти терпеливо и медленно, лишь бы не спровоцировать работника подразделения на ненужные мысли. Переступив вход в подвал, я едва не осела на пол. Ноги, залитые свинцом, еле передвигались. В висках стучала кровь, подгоняемая истеричной сердечной мышцей. Я чувствовала, как к горлу подступает ком из страха и взволнованности, но лишь старалась подавить в себе признаки истерики. Техник возжелал остаться в доме на день, возможно, на больше. Только этот факт говорил о том, что он прислан сюда не только менять сломанный аппарат. Он прислан, чтобы оценить мое состояние.
Сварить кофе оказалось не просто. Руки не слушали разум, ноги не ощущали ничего вокруг. Даже когда я, поглощенная страхом, уткнулась боком в острый угол обеденного стола, тело не почувствовало никакой боли. Только страх. Только дрожь.
Кофе стоял на столе. Техник намеревался задержаться в подвале еще как минимум на двадцать минут настройки аппаратуры, и эти двадцать минут были самыми паршивыми за последние семь лет. Стоя посреди гостиной, тело отказывалось даже пошевелиться. Мне срочно нужно было что-то делать, чтобы как можно скорее спровадить мужчину. Его красная эмблема подразделения смотрели на меня сквозь воспоминания как вестник страшного суда. Катаны уже не были такими прекрасным и удивительным оружием, напротив: они остро впивались в мою память, с каждым появлением заставляя ощущать себя лишь маленькой мышкой в большой пасти разъяренного льва. Подразделение проглотит меня рано или поздно. Хотелось бы, конечно, поздно.
Пережитый стресс резко сказался на моем рассудке. Совсем недавно отказавшийся помогать внутренний израненный солдат внезапно вызвался помочь, накидывая в голову разные варианты использования быта для спроваживания нежелательного гостя. Техник был человеком с чувствами, мнением, интересами. Он подчинялся самым обычным законам психологии, и холодный рассудок это знал. Если мужчину послали по мою душу для наблюдений, то он мог найти тысячу причин остаться здесь на один день, и я не могла ему возразить. Это был не самый лучший вариант. Его нужно было решать.
Убедившись, что техник все еще занят настройкой процессора, я быстро разложила по столу признаки начавшегося завтрака. В голубой миске красовалась наспех недоеденная каша, пришлось все же съесть несколько ложек для убедительности, что вызвало во мне едва не удушение. Рядом лежало блюдце с нарезанным апельсином. Еще ближе – чашка чая. Это был не хитрый, но вполне простой ход – люди, нежданно врывающиеся в чужой дом во время трапезы, всегда чувствовали себя неловко и неуютно из-за нарушения покоя хозяев. Но это была лишь часть плана. Солдат внутри стойко требовал исполнения второго, пока технику и вправду не вздумалось остаться.
Быстро пройдя в ванную комнату, я крутанула ручку на смесителе. Из душа хлынула горячая вода. На несколько мгновений я застыла перед зеркалом. Водяные горячие пары обнимали тело со всех сторон, лицо постепенно покрылось жаркой краснотой. Руки поспешно собрали волосы на макушке и начали стаскивать одежду. На пол летело все: короткие шорты, мятая серая рубашка, нижнее белье – одежда грузно валялась вокруг ног на холодном белом кафеле. Зеркало покрылось влагой, и я поспешно ее стерла.
Обнажённое тело всячески сопротивлялось, ноги совершенно не хотели двигаться. Я смотрела в свои глаза и ощущала, как внутри разрастается черная дыра. Последние семь лет полностью вычеркнули из жизни все любовные, дружественные и любые сексуальные связи, и представать без одежды мне приходилось только перед учеными и врачами. Сейчас же мне предстояло выскочить в чем мать родила перед совершенно посторонним мужчиной, и эта мысль тревожно отражалась в моих глазах. Я начала ощущать этот мир совсем недавно… и мне явно не хотелось в первый раз показывать свое чувственное тело какому-то прохожему.
Предусмотрительно влажное полотенце буквально обняло дрожащее тело. В голове стоял полный мрак. На часах должно было быть не меньше семи утра, а значит, скоро пора будет собираться в участок. Техник не знал моего дневного плана, и в этом я выигрывала. Даже если последующие полчаса техника не смутят – я могла уйти из дома в любое время, аргументируя своими обязанности.
Вновь окинув себя в запотевшем зеркале, я глубоко вздохнула и вышла из ванной. В гостиной уже показалась мужская спина. Техник осматривал дом, попивая кофе из белой кружки. Он стоял с вытянутой осанкой, расправленными плечами, и мне ненароком подумалось, что этот человек определенно готовился к поступлению в ряды бойцов. Все его действия были отточенными, слаженными, изящный рельеф мышц просматривался сквозь комбинезон даже несмотря на явно зрелый возраст. Если даже мужчина и не пытался пробиться в силовые ряды, то наверняка занимался и продолжает заниматься спортом.
Бешеный ритм сердца разносил жаркую кровь по всему телу. Я ощущала, как краснеет лицо и тело, но меня спасал эффект парного душа – из открытой ванной комнаты просачивались белые сгустки испаряющейся воды. Мужчина допивал кофе. С каждой секундой он чувствовал себя все более развязно и открыто, и это был плохой признак. Наконец, приведя мысли в порядок, я взялась за вороты полотенца и спешно протопала в гостиную.
Звук моих нарочито громких шагов опешил техника. Однако следующее его и вовсе выбило из колеи. Раскрыв вороты полотенца и обнажив свое тело, я с совершенно «бетонным» лицом вновь запахнула его, сделав якобы ворсовую ткань потуже. Послышался кашель – мужчина поперхнулся кофе.
Он приходил в себя еще не меньше минуты, когда я, как ни в чем не бывало, уселась за стол и неспешно продолжила поглощать кашу. В гостиной стояла звонкая тишина, время от времени нарушаемая захлебывающимся мужчиной. Кожа раскраснелась хуже некуда. Я ощущала себя отвратительно и грязно, мерзко и противно. Внезапно собственное тело стало просто неприятным, разум гадал, как я вообще после такого буду на себя в зеркало смотреть. Солдат гордо молчал внутри, радуясь повиновению и ожидаемой реакцией техника, но человек внутри негодовал и метал злобные искры. Его бесило все: непотребство моего поступка, безответственное отношение к самому себе в период эмоционального возвращения, даже собственный страх! Но я старалась найти компромиссы со своим разумом, убеждая саму себя, что иного выхода у меня нет. Мне нужно было отправить работника восвояси, пусть даже такими мерзкими методами.
Видел бы меня сейчас лейтенант, со стула бы упал, вдруг подумалось мне. Возникший в памяти старик-полицейский словно потянул за ниточку тонкой паутины, и вслед за Хэнком вылез и другой образ. Что бы сказал Коннор?.. охотник на девиантов смотрит, как человеческий девиант использует свой сексуальный потенциал для изгнания посторонних. Вряд ли бы он после этого вообще решил со мной работать.
– С вами все в порядке? – с наигранным беспокойством спросила я. Это было так странно: быть эмоционально нестабильной, но имитировать стабильность, при этом изображая безучастную эмоциональность в виде имитации беспокойства. Я ощущала себя двумя кусками колбасы, между которыми завернут сыр.
– Да, все в порядке, – техник пришел в себя, его красное лицо едва ли не горело. Черные глазки бегло бегали по гостиной, стараясь избегать моего вида. Мужской голос разительно изменился, тон повысился, голосовые связки дрожали. Это был хороший знак. Техник смущен. Шансы на продолжающееся одиночество в доме увеличились.– Уже собираетесь на работу?
– Сегодня придется выйти пораньше.
Мужчина был растерян. Только сейчас я, наблюдая за направлением его взгляда, начала осознавать, как много в моем доме признаков отклонений поведения солдата. Отсутствующая на стойке катана, настороженный шепот которой доносился из постели. Пропитавшая красную и голубую кровь обивка бежевого кресла, которую любой солдат в силу воспитанного бзика к чистоте поменял бы в тот же вечер. Разрезанная болтающаяся половина шторы на узком окне. Красное платье и туфли. Техник осматривал гостиную еще до моего выхода и, возможно, отметил все мною найденные тревожные знаки… но представшая перед мужчиной голая плоть могла резко вырвать из внимания техника все отмеченные особенности комнаты. Кроме того, любой солдат не воспринимал свой организм, как возможный объект сексуальной деятельности, и потому ему был абсолютно плевать кто и как на него смотрит, и это был верный признак стабильности человека без чувств. Каждый работник подразделения вплоть до уборщиц и секретарей это знал. Техник исключением не был.
Некоторое время царило молчание. Мужчина не поворачивал ко мне голову, не смотрел мне в глаза. Я же безучастно отправляла в рот ложку за ложкой, с каждой секундой теряя уверенность.
– С кем-то встречаетесь?
Я с имитированным виноватым видом кинула на мужчину вопросительный взгляд. Техник это заметил, и внезапно начал резко жестикулировать руками. От прежней стойкости и триумфа в глазах ничего не осталось. Он старался выдавить из себя уверенность и ощущение халатности, но увиденное им недавно лишило его этой возможности. Он бегал по моим глазам взглядом. Я же радовалась верно просчитанным мною планом.
– Мне часто приходится посещать увеселительные места.
– Всем людям нужна разрядка, да?
– Мне не нужна. Но у меня неадекватный наставник.
– И что же в нем неадекватного? – внезапно смущенный взгляд черных глаз обернулся подозревающим самое плохое. Он словно зацепился за соломинку посреди болота, и тщательно пытался через нее выбраться или хотя бы дышать через нее.
– Он алкоголик, – просто и ясно пояснила я. Мой голос не дрожал, а кожа перестала краснеть. – Не хотелось бы, чтобы наставник помер из-за очередной драки в баре.
– И вправду…
Мужчина хмыкнул. Он отправил последние капли кофе в горло и убрал кружку на стол. Вся аура вокруг него буквально пропиталась нетерпимостью. Техник перебирался с ноги на ногу, облизывал губы, чесал затылок. Ему было дискомфортно, как и мне. Одна только разница – он мог это выразить, я нет.
– Аппарат работает. Я все настроил. Если вы не против, я прямо сейчас поеду обратно.
Чувство вежливости и облегчения просило меня сделать разочарованный вид и задать вопрос «вы же хотели остаться?». Но я этого не сделала. Лишь молча и понимающе кивнула головой. В голове промелькнула мысль, а не стоит ли еще раз блеснуть телесами для уверенности, но вид зрелого мужчины был таким смущенным, что ему вполне хватило первого раза. Техник окинул гостиную потерянным взглядом и направился к выходу. Я последовала за мужчиной.
Уже перед открытой дверью, запуская в дом ледяной ветер со снегом, техник обернулся и улыбчиво произнес:
– Постарайтесь сохранить технику. Она слишком дорогая.
Голова на рефлексе кивнула, и дверь закрылась как только техник сделал первый шаг в сторону улицы. Я остро чувствовала слабость, разъедающую все тело, но не могла позволить себе расслабиться. Поднявшись на носочки, я посмотрела в глазок. Мужчина спешно и сгорбленно бежал к стоящему на обочине фирменному грузовику, сражаясь с отбрасывающим в него горсти снега ветром. Улицы постепенно озарял рассвет, и первые соседи начали выбираться на улицы. Вышел тот самый одинокий мужчина, его как и всегда сопровождал андроид AX400. Сосед на минуту притормозил у своей машины, его внимание приковал усаживающийся в черный грузовик техник. Каждый из соседей уже знал о моих странностях, и теперь любой подошедший к моему дому автоматически попадал в список подозрительных личностей.
Грузовик вспыхнул своими фарами и медленно тронулся по дороге.
Из груди вырвался стон. Я медленно, сама того не осознавая, сползла на пол. Ноги покрывали бурные мурашки, в желудке хлюпало от образовавшейся черной дыры. Все тело дрожало, мышцы корчились в конвульсиях. Организм впервые за долгое время испытывал животный страх, ощущая, как только что мимо пролетела потенциальная причина моей будущей смерти. Мышечный двигатель икал, отбрасывая кровь по сосудам в совершенно бешеном темпе. Я вновь ощущала, как не хватает кислорода тканям, органам, мозгу. Вновь чувствовала себя беззащитно и совершенно слабо относительно этого мира. Ведь он грозился вот-вот поглотить меня вместе со всеми моими грехами.
Спустя несколько минут захлебывания и кашля, я наконец смирила свое сердце. Холодный рассудок уже давно не подавал голоса в такие моменты, лишь включался в наиболее тяжелые ситуации вроде опасности наставнику или нежданный приезд подразделения. Несмотря на нарастающие эмоции солдат внутри, хоть и был изрядно побит, в нужный момент все же появился с парочкой недурных идей. Сейчас же в звуках бьющейся в висках крови и увеличивающегося шума от недостатка кислорода в голове голоса солдата слышно не было. Он прятался, не желал терять силы на такие мелкие вещи. Но я не была с ним согласна.
Прижавшись к стенке и обхватив свое трепещущее тело руками, я вдруг осознала, насколько безалаберно относилась к происходящему. Чувства, эмоции, эмпатии… я швырялась новообразованиями в организме направо и налево, отодвигала мысли о будущем в таком темпе куда-нибудь туда, подальше. Я осознавала, что последствия будут, но ведь они будут потом, верно?.. а что же сейчас? В мой дом ворвался ледяной ветер, вслед за которым мог войти человек с косой наперевес. Будущее было так близко, совсем рядом! Оно соприкасалось со мной, было так ощутимо, как эта буря за дверью. Я могла быть поймана, а все потому, что старалась справиться со своими проблемами путем «авось пройдет».
К восьми часам утра организм полностью пришел в порядок. Запихиваемая силком каша внутри желудка не переваривалась, так как орган все еще испытывал неподдельный стресс. Ни чай, ни апельсин не использовались по назначению. Я даже не стала убирать со стола, пребывая в непроглядном тумане. Комбинезон несколько раз пришлось переодевать – в первый раз он был вывернут, во второй – одет молнией назад. Только с третьей попытки мне удалось зачесать волосы в идеальный хвост. Шнурки долго не давались пальцам. Даже Коннор-катана едва не полетела из рук на пол, за что я была вознаграждена тихим шипением оружия в собственной голове. У меня даже не было желания натирать рукоятку полиролью. Меня пугала перспектива сесть перед зеркалом, смотреть на себя в этой проклятой экипировке. Мне претило все в этом доме – даже собственное тело.
Добраться до участка тоже оказалось тяжелой работой. Ветер метал снег в глаза, несколько раз я едва не была сбита автомобилем. В ушах до сих пор звенел автомобильный гудок, когда я, совершенно ошарашенная и потерянная, вдруг встала посреди проезжей части. Кажется, водитель был недоволен. Из открытого окна доносился мат и ругань. Только завидев перед собой двери департамента полиции, я вдруг пришла в себя.
Участок кипел жизнью. На часах было уже десять минут десятого утра, но как ни странно меня это не тревожило. Я медленно прошла к кожаному дивану и поняла, что следующие часы моего пребывания здесь будут не самыми приятными. Диван изрядно поднадоел мне в прошлый мой застой, но сегодня он выглядел по особенному отвратительно. Усевшись прямо посередине, я бездумно уставилась в пол. Со всех сторон доносились звуки переговоров, звонков, перебирающихся бумажек и кликов компьютерной мыши. Этот мир был полон энергии, но я ощущала себя абсолютно пустой. Внезапное осознание стало для меня страшнейшим открытием. Я никому не нужна. Убей меня, и никто не вспомнит обо мне, как о человеке. Отправь меня на другой конец мира, и никто не задастся вопросом «А как она там поживает?». Высмотри во мне что-то неприятное, и напишу отказную. И даже не подумай: а как это воспримет она? Я была никто в этом мире, лишь задерживающимся на несколько столетий безвольным гостем. На моем счету скопилось чуть больше полумиллиона зарплаты, я была самым удивительным продуктом генной инженерии, в моем распоряжении были самые любые навыки, мою жизнь оплачивало государство. У меня было все. У меня не было ничего.
– Эй, Хэнк!
Андерсон сонно открыл один глаз и осмотрел холл в поисках источника звука. Коннор безучастно изучал какие-то данные в терминале. Его совершенно холодный взгляд метался по экрану, синтетическая с исчезнувшей бионической кожей рука одним прикосновением скачивала все вновь появившиеся материалы по новым делам. Андерсону совершенно не хотелось открывать оба ноющих глаза, полноценно осматриваться или и того хуже – вставать! В голове пульсировало после ужасной пьяной ночи, память старательно блокировала все воспоминания предыдущей попойки. Он помнил лишь, как сел за стол с бутылкой и как проснулся на стуле с рядом бездвижно сидящим андроидом. Коннор рассказывал ему совершенно глупые вещи, вроде того, что встречал Анну в баре, с которой же и нашел Хэнка убитым в стельку. Хэнк не верил. Он не считал себя дураком, чтобы верить в подобный бред. Его сейчас волновало только две вещи: боль в голове и опаздывающий силовик, из-за которого они не могли покинуть участок.
