Текст книги "Бесчувственные (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
Покинуть здание было нелегко. Вокруг сновали множественные офицеры, представителя ФБР, медики и прочие работники башни. На каждом углу раздавались охи и вздохи, кто-то даже додумался тыкать пальцами. Но самым неприятным был парадный выход, вокруг которого уже успели столпиться множество репортеров и журналистов. Один наш побитый вид мог вызвать кучу вопросов и фотографий, а уж попадать на обложку газеты мне точно не следовало. Хэнк, поняв мои замешательства, быстро нашел запасной выход. К счастью, тот оказался хоть и заваленным разным хламом, но все еще открытым.
Старая ржавая колымага вдруг показалась мне самым приятным и безопасным местом на свете. Боль все еще отдавалась по телу, и мне пришлось приложить усилия, чтобы забраться на заднее сиденье. Коннор и Андерсон все это время стояли рядом, видимо, желая в случае чего подать руку. Этого не потребовалось. Мне хватило импульсивного отзыва своего тела на прикосновения Коннора на долгие годы, так что я выдавила из себя кое-какие силы, чтобы заставить мышцы выполнить работу правильно. Вскоре, мы плавно покидали центр города.
Слабость протекала по всему телу. Выпитая вода и съеденные сэндвичи быстро рассасывались внутри, и на несколько часов мне хватало общей энергии на заживление и спокойное существование, однако вскоре потребуется еще больше ресурсов. Уставшая и изломанная, я аккуратно улеглась на скрипучее кожаное сиденье. Красная иссохшая кровь с кожи и волос сгустками оставалась на кожаной обивке, однако Хэнк ничего не говорил. Время от времени мужчина кидал взгляд на зеркало заднего вида, дабы убедиться, что я еще не отключилась. В этот раз мне не хотелось смотреть на улицы, мир вовсе стал мне противным. Я накрыла глаза ладонью, отдавая свой разум громкому рокоту двигателя.
На поездку ушло не меньше тридцати минут. Пробок из-за столкнувшихся или ушедших в кювет машин становилось все больше, и потому поездка затянулась. Однако когда дома мы все же настигли, мне стало гораздо легче. Улицы пустовали. Коннор, выйдя и отодвинув сиденье вперед, подал мне руку. Я смерила ее холодным взглядом и самостоятельно выбралась из машины. Было трудно, признаюсь. Но все же лучше испытать боль, чем вновь дразнить свой рассудок этими пугающими прикосновениями и эмпатийными ловушками.
– Этой твой дом? – Хэнк, щурясь, рассматривал маленький белый домик посреди огромных коттеджей. Он медленно обошел машину, видимо, желая помочь мне добраться до входной двери.
– Он съемный, – коротко пояснила я.
– Так ты не здешняя?
– Нет, лейтенант.
Дойти до дома было не трудно. Съеденная еда и некоторое время отдыха прибавили сил в организме, и я, пошатываясь, все же смогла оказаться у двери без чьей-либо помощи. Офицеры шли за спиной.
Войдя в дом, я тут же уложила перепачканную Коннора-катану на столик. Андроид не изъявлял крупного интереса к убранству гостиной, ведь он в ней уже побывал. А вот Хэнк с прикрытым интересом осматривался по сторонам. Его взгляд задержался на оружейном столике, но говорить он ничего не стал.
– В моем доме нет спиртного, лейтенант. Так что ассортимент гораздо беднее: кофе чай, вода, сок?
– Пожалуй, кофе. Не откажусь, – буркнул старик. Как ни странно, от мужчины разило алкоголем, хотя я и не видела, чтобы он употреблял перед делом нечто крепкое. Возможно, покинув нас с Коннором старику было настолько не по себе, что тот решил опрокинуть стакан другой.
Налить кофе было не трудно. Кофеварка всегда находилась во включенном состоянии, и я довольно быстро подала напиток лейтенанту. Синие следы с его одежды исчезли, но кожа рук все еще была окрашена в соответствующий тон.
– Прошу прощения, мне срочно нужно выполнить одно дело.
Не дождавшись ответа, я устроилась в кресле и положила катану на колени. Руки отзывались импульсивной болью, стянутая рана под повязкой покалывала и щипала. Если андроид смотрел на мои действия с обычным, не удивленном взглядом, то Хэнк буквально поперхнулся кофе.
– И ты собралась сейчас чистить свою эту… штуковину?
– Я должна, иначе точно сойду с ума.
Мои слова не соврали. Зуд под черепушкой увеличивался, и я поскорее хотела избавиться от него. Вытащить катану у меня не получалось. Слишком больно было полноценно орудовать двумя руками.
– Я могу быть полезен? – послышался за спиной голос Коннора. Его облик отражался в зеркале, и я заметила, что смотрит он ровно мне в глаза, а не в спину.
– О, Коннор, и ты туда же!
– Вообще-то, да. Ты вроде не оставляешь отпечатков?
Вопрос Коннор принял как знак согласия. Он с самодовольной детской ухмылкой обошел меня, придвинул стоящий рядом пуфик и уселся напротив. Он был настолько близок, что я могла услышать, как скрепит его пиджак под имитацией человеческого дыхания, даже рассмотреть мелкий узор на ослабшем галстуке, увидеть каждый отдельный волос на идеально сложенной прическе. Как ни странно, все эти детали меня не интересовали: я слышала писк Коннора-катаны в голове, накрывающий волной любое другое физическое ощущение.
Доверять «священное» оружие кому-либо было непривычным, но Коннор под моим чутким руководством бережно достал меч из саи. Она покоилась в его руках на тупой стороне лезвия, и потолочный свет падал просто идеально. Я медленно брела по контурам Коннора-катаны взглядом, то и дело натыкаясь на пальцы реального Коннора.
– Это что? – Хэнк отвлек меня от мыслей. Я обернулась к нему, заставив больное плечо вздрогнуть. Взгляд старика был прикован к разрезанной занавеске у окна, – это ты так тренируешься? Берешь меч и машешь над головой как умалишенная, пока не разгромишь всю гостиную?
– Нет. Это кто-то из местных забрался ко мне в дом.
– Что за психом нужно быть, чтобы залезть в дом терминатора и изрезать его занавески.
Несмотря на подтекстовое оскорбление, сравнение меня с терминатором было забавным. Я слышала, как Хэнк отзывался в мою сторону, используя слово «коматозница», но тогда это не вызывало во мне эмоций. Прозвище «терминатор» напротив – казалось милым и каким-то свойским. Одарив старика ухмылкой, я вернулась к катане. В глазах Коннора читалось неприкрытое восхищение, он, как и я, медленно осматривал катану. Если бы он знал ее имя, наверняка бы словил системный сбой.
– Объясните мне, откуда эта фанатичная страсть к оружию? Похоже на какой-то фетиш.
– Я ведь обучалась при подразделении, а там очень много уделяют времени оружию, – едва дотянувшись до отодвинутого журнального столика, я взяла стоявший у края серый металлический баллон и распылила вещество на кожаную рукоятку. Швы, внутри которых была запекшаяся кровь, зашипели и покрылись пеной. – Нас приучают любви к катане с самого детства, так что когда мы становимся солдатами, и нам вручают по персональному оружию – эта привязанность превращается в веру ее священности. Слишком глубоко ушла кровь. Придется чистить щеткой. Коннор, подай, пожалуйста. Она лежит на столе.
Коннор метнул быстрый взгляд на столик. Его рука потянулась за черной полировочной щеткой, однако катана, оставшаяся висеть в воздухе всего на нескольких пальцах даже не шелохнулась. Я удивилась такой сбалансированной точности. Андроид наверняка знал, как именно держать оружие.
– Вы бы еще им имена давали, – Хэнк подошел так незаметно, что я от неожиданности дернулась. К счастью, никто этого не заметил. Он угрюмо, но сосредоточенно отхлебывал из белой кружки, и запах алкоголя постепенно сменился на запах мужского парфюма и кофеина.
– Не поверите, но многие из нас дают. Мужчины, по крайней мере, практически все.
– Неужели? И как зовут твоего «друга»? – саркастично спросил лейтенант. В комнате было относительно тепло, но мужчина не спешил снимать куртку. Каждое движение отзывалось скрипом натуральной кожи.
– Никак.
Конечно, мне пришлось соврать. Чтобы подумали эти двое, узнав правду?
Отложив щетку в сторону, я сняла салфеткой остатки крови и жидкости. Кожа приобретала свой истинный насыщенный цвет переплетающегося черного и красного. Головной зуд утихал, нервные клетки радовались каждому отчищенному сантиметру.
– И зачем это все? В смысле на кой черт воспитывать в бесчувственном солдате такую привязанность к этой штуке?
– Это как отличительный знак, – не успела я открыть рта, как Коннор ответил за меня. Он наблюдал за моими движениями, иногда указывая пальцем на остатки кроваво-чистящей смеси. – Как, например, полицейский жетон или пиджак с серийными номерами андроида. Только эти знаки можно забыть дома на столе, или оставить на спинке стула. Этот знак не забудешь. Он всегда в голове. Не так ли?
– Точнее не скажешь, – втянутая в чистку оружия, я лишь вскользь отметила, что Коннор описал все, как надо. Его бархатный, мягкий голос повторялся и повторялся в голове, но я тут же отмахнула эти мысли, сосредоточившись на черном лоскуте кожи, – здесь царапина. Как она могла вообще здесь оказаться… лейтенант, будьте добры. Передайте белый пластмассовый флакон. Он на столике рядом с вами.
Хэнк, оторвавшись от кружки, потерянно озирался, словно испуганный внезапным шумом суслик. В какой-то момент он обнаружил тот самый журнальный стол, на котором громоздились множество чистящих средств и предметов. Его рука бродила над белыми крышками. Флакончиков здесь было уйма, и потому мужчина выжидающе посмотрел в мою сторону.
– Там будет написано «Биополимер».
Сказанное не сразу помогло Хэнку. Я и Коннор наблюдали, как лейтенант поднимает флакон за флаконом, и каждое неверное найденное вещество грозилось отправиться в стену от разрастающегося раздражения Андерсона.
– Не то… нет… это что вообще такое… – флакончики бились и стукались друг о друга, несколько едва не попадало на пол, но Андерсон успевал остановить их одной рукой. Кофе в кружке уже закончилось, и потому страх, что оно прольется, отсутствовал, – стой… да сколько ж вас здесь… чертов китайский… нашел.
Натруженная мужская рука протянула белый самый маленький пузырек. Я аккуратно открыла крышку и ощутила неприятный едкий запах.
– Свихнуться можно. У самих дырки в теле, а они начищают сраный кусок железа, – с этими словами Хэнк вновь потянул к губам кружку, но, не обнаружив там содержимого, отошел к обеденному столу, – гребаный клуб фанатиков…
Маленькой капли вполне хватало, чтобы запаять огромную трещину в коже. Нанеся средство на царапину, я аккуратно протерла ее чистой салфеткой. Царапина начала срастаться.
– Что это? – Коннор кивнул в сторону пузырька, зависшего в моей руке. Глаза андроида излучали какую-то детскую любознательность, но я знала, чем это могло закончиться – Коннор захочет отправить жидкость в рот на анализ, а значит, мне придется оплатить нехилую сумму за сломанную машину.
– Это специальный полимер. По-моему, из названия было очевидно. Дальше я сама.
Андроид был втянут в процесс не меньше меня, и когда я произнесла эти слова, он уважительно, но с легким разочарованием убрал катану на столик. Мне предстояло еще почистить саю и отполировать лезвие, но с этим я могла справиться и сама. На деле причина была другой. Я не была плохой хозяйкой, и всегда ценила общество адекватных наставников, но силы постепенно покидали тело. Мне срочно требовались пища и вода, а значит, холодильник в скором времени будет атакован. Но делать подобное на глазах у итак доставшемуся сегодня Хэнка и андроида было дурной идеей.
– Пошли, Коннор.
Тупой звук встретившегося деревянного покрытия и керамической кружки был словно сигнал к действию. Андроид, подтянув галстук, уже направился к выходу вслед за лейтенантом, как был остановлен его резким разворотом ко мне лицом. Ноги затекли, а руки ныли, но я нашла в себе силы, чтобы встать и подойти к обеденному столу.
– Кстати. Оставайся-ка ты дома на эти парочку дней и приведи себя в порядок, – старик демонстративно обвел рукой вокруг своего лица, явно намекая на нездоровый цвет кожи.
Когда дверь отварилась, и Андерсон вышел в начавшийся закат, Коннор хотел было последовать его примеру. Но я ощутила предательское чувство внутри. Его широкая, но выпрямленная спина выглядела, словно вытянутое лезвие Коннора-катаны, и внутри, как и в машине, все вдруг напряглось.
– Коннор.
Андроид затормозил и медленно повернулся ко мне. Он ждал указания или приказа, а может, чего-то другого. Но его взгляд изучал мои глаза, пытаясь найти в них что-то совсем другое, не схожее с привычным солдатским поведением. Прошло всего несколько секунд, прежде чем внутри возгорелась очередная битва за разум. Чувственный человек пытался выдавить из себя короткое слово «Спасибо», но холодный рассудок всеми силами отталкивал его на самые дальние извилины головного мозга.
– Ничего. Доброй ночи.
– Доброй ночи, Анна.
На его лице не промелькнула ни единая эмоция, он был словно камень. Самый обычный подчиняющийся людям робот. Когда дверь за спиной андроида захлопнулась, я утратила последнюю каплю силы. Тело с грохотом осело на пол. Ноги были непослушны, вся грудная клетка гудела, пульсировала, отдавалась болью. Сердце вновь ритмично сбивало свой цикл, предсердия и желудочки сокращались не поочередно. Поток крови, сбиваемый такой неправильной работой сердечной мышцы, не разносил кислород и не забирал вредные вещества из тканей. Легкие отчаянно пытались выкашлять углекислый газ, и в тоже время отвергали обычный воздух. Я чувствовала, как в мозгу темнеет от недостатка питательных веществ, а белая повязка на плече вновь пропитывается красной жидкостью. Это было ужасное состояние. Тахикардия вызывала с каждым разом просто нереальные изменения в теле, и в этот раз к такой бурной реакции привело желание сказать гребаное слово «Спасибо». Единственное, что и вправду доставляло страх – внутренние конфликты, разгорающиеся из-за противоречивых друг другу реакций и команд сознания.
Отчаянное человеческое начало старалось выбиться из клетки, билось об углы, кидало в мое сознание разные воспоминания о нем: уверенная походка, родинки по обеим сторонам лица, приоткрытые в немом вопросе губы, пропитанная обоюдной кровью рубашка. Все внутри требовало признать его совершенство, его превосходство, но холодный натренированный рассудок солдата тщательно старался подавить эмпатии, затаптывая все внутри еще в зародыше. Организм сходил с ума. Я, стоя на коленях, задыхалась, кашляла, грозя выблевать легкие и желудок, сердце сбивало ритм каждые несколько секунд. Внутреннее рефлекторное естество, так тщательно воспитанное психологами и военными в подразделении, в истерике металось по мозгу, всеми силами старалось потушить накатывающую на организм панику из-за внутренних противоречий. В какой-то момент в уголке памяти блеснуло воспоминание, и мозг, старясь спасти ситуацию, кинул мне его в лицо. Холодный рассудок начал вставать на место.
Я желала ему смерти. Та злосчастная минута могла стоить жизни Коннора, но я стояла как вкопанная перед дверью, не желая входить. Я поступилась солдатскими установками о неприкосновенности наставника только ради собственных эгоистичных желаний избавиться таким образом от причины моей нестабильности. Чувство отвращения к себе заполоняло тело. Ведь собственное порицание себя было связано не только с едва не провалившимся заданием, но и с другим, чем-то более личным. Я желала смерти не просто наставнику. Я желала смерти совершенному, прекрасному созданию, которое нельзя дважды встретить в своей жизни. Он мог умереть, и все по моей глупости.
Мертвый Коннор, раскинувший руки на груде бетонного хлама, вновь вырвался из памяти. Сердце остановило свою бешеную скачку, солдатские рефлексы, призванные защищать доверенное лицо, взяли верх, но я знала, что это лишь имитация холодности: на самом деле человеческое начало осталось живым, и именно из-за него организм пришел в спокойствие. Никто не должен был знать о той минуте, в особенности Коннор.
Когда тело в конец успокоилось, я, опираясь на стол, медленно встала на ноги. Каждая мышца ныла, требовала энергии, голова раскалывалась. Если пробуждение солдат происходит с такими последствиями, то мне точно не хотелось через это проходить. Мне следовало держаться от андроида на совсем дальнем расстоянии, но почему это было так сложно?
В свете потолочной лампы и пробивающегося в дом заката серебристая поверхность лежащей на столике Коннора-катаны отбросила блик. Я медленно повернулась к столу, и вдруг почувствовала, как сильно боялась этого оружия. Еще совсем недавно, с утра меч всем своим видом требовал моего беспрекословного подчинения, требовал выбрать одного из них. Сейчас же, побывав в его руках, оно словно само не было против. Его карие глаза теплого темного оттенка отражались в ее лезвии, руки бережно держали за тупую сторону острия. Они были похожи. Его стойкая, офицерская осанка, ее уверенный металлический изгиб. Он был непоколебим, она была несокрушима. Каждый из них был готов следовать приказам, каждый старался держаться рядом, каждый по-своему холодно и подчиненно реагировал на мои действия.
Я смотрела на нее, и видела Коннора.
Он был ей. Она была им.
Каждый из них был губительно прекрасен.
========== Эпизод VI. Внутреннее примирение ==========
Комментарий к Эпизод VI. Внутреннее примирение
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ЧИТАТЬ ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ
вновь наполненная действиями большая часть.
эпизод писался под определенные песни, их все я кидать не буду. но советую сразу найти вот эту мелодию в любой социальной сети Billie Eilish feat. Khalid – lovely (slowed). песня имеет множество версий, пишу даже длительность, чтобы вы наверняка попали (3:55)
советую включить ее сразу, как настанет сцена в баре. там она крайне важна, так как связана с сюжетом.
я по прежнему жду от вас отклика. вы – то, заставляет меня двигаться дальше, выводя свою вымышленную жизнь на страницы ворда.
все, ради свободы!
Тьма окружала этот мир, становилась гуще и яростнее. Звенящая тишина давила на уши, вселенная была поглощена огромной черной дырой. Я стояла посреди мрака, словно экспонат в обтянутой черными полотнами комнате без окон и дверей. Но сколько бы ноги не несли меня вперед, ближайшей стены я так и не достигла.
В середине горел свет. Он спускался откуда-то сверху слепым лучом, его границы четко виднелись в режущей глаз темноте. Источника не было видно. Источником была бездна.
Я шла вперед, ощущая себя летящим на тепло мотыльком. Жгучий мрак съеживался и вновь расползался, как расползаются краски в идеально чистой воде. Мне хотелось бежать, но скорость была неизменной, а шаги мои тонули в тупой, всепоглощающей тьме. Свет становился все ближе и ближе, я тянула к нему руки, тянулась всем телом и душой. Мне хотелось поскорее попасть хотя бы на маленький кусочек этих ярких спускающихся вниз золотистых нитей. Но чем ближе я подходила, тем сильнее замедляла шаг. Когда же до света осталось меньше метра, я встала как вкопанная. Дотрагиваться до света мне резко перехотелось.
Ровно в центре теплого луча стоял мужчина. Его идеально выглаженный пиджак отбрасывал блики своими светящимися отличительными знаками «Киберлайф», скрепленные края галстука спокойно лежали на груди. Темные, карие глаза смотрели на меня пронзительно, с некоторой холодностью. С левого виска все так же свисала черная прядка.
Коннор стоял точно в центре. Границы луча соприкасались с его разведенными плечами, сползали вниз по грубой ткани и обрывались, освещая черный пол под ногами андроида. Мне было радостно и печально, хотелось плакать и улыбаться. Он мог спасти меня от этой темноты, мог подвинуться и скрыть, запахнув тяжелым воротом пиджака, и я бы поместилась! Но я все так же стояла во тьме, искренне недоумевая, почему я еще не сделала шаг вперед.
Правая рука медленно потянулась к Коннору. Я чувствовала легкое покалывание в плечевом суставе, и несколько раз рука нерешительно зависла в воздухе. Но он смотрел на меня, не попытавшись оттолкнуть. Вскоре рука достигла своей цели, а пальцы почувствовали прохладную кожу.
Она была как естественная: местами пальцы распознавали имитацию часовой щетины; бионическая кожа поддавалась нажатиям подушечек пальцев, слегка углубляясь внутрь; поверхность кожи была теплой, мягкой. Но внутри я ощущала нечто настоящее, холодное, твердое и гладкое. Из груди вырвался облегченный стон, и я полностью прижала ладонь к щеке Коннора. Сердце билось быстро, но это чувство совершенно не было похоже на то, что заставляло меня корчиться на полу собственного дома. Оно было уютным, упоительно растекалось по телу. Рука утонула в жестких черных прядях, и идеальная прическа Коннора растрепалась.
Его облик был не просто совершенным. Он был действительно прекрасным. Тугой узкий галстук обтягивал шею, словно в объятиях. Маленькие коричневые родинки по периметру лица словно улыбались мне. Тонкие губы не выражали ни единой эмоции, но их уголки были слегка приподняты. В карих глазах плескались морские волны. Я всегда отмечала, какой отменной осанкой обладал андроид, видела, как гордо и важно он затягивает свой галстук и с какой легкой, но уверенной походкой идет вперед. Его идеально поставленная спина слегка приоткрывала вороты серого пиджака, и мной овладел интерес: так ли он прекрасен под одеждой?
Я оторвала руку с шершавой щеки и отодвинула правый ворот. Сквозь белую рубашку проступал искусственный рельеф человеческих мышц. От него веяло теплом, спокойствием, под пиджаком было даже жарко. Мне было мало ощутить это тепло лишь одной рукой. Переведя взгляд на глаза Коннора, который все еще смотрел на меня, я подошла вплотную и прижалась к широкой мужской груди всем телом.
Он и вправду был теплым… теплым, но прохладным. Непривычное чувство совершенно двух противоположных ощущений овладевали изнутри, я прижималась все сильнее, старалась слиться с ним воедино, узнать, что хранит этот пластик внутри своей головы, внутри груди. Сердце, совсем недавно сбивающее ритм от прикосновения к коже андроида, внезапно уравновесило ритм. Я чувствовала себя, словно в полете. Он не смотрел беспечно вверх, стремясь взлететь в небо на груде каменного хлама, но вместо него стремилась взлететь я. Его белая рубашка пахла чистотой и свежестью, я закапывалась носом в воротах пиджака и галстуке. Я была счастлива.
Андроид не выражал реакций. Он спокойно стоял, снося все мои издевательства и мою любознательность. В очередной раз сжав руки на спине Коннора еще сильнее, я ненароком допустила в голову терпкую мысль, и посмотрела в глаза андроида. Он не видел меня. Его взгляд был устремлен в то место, где недавно мне приходилось стоять.
Отвратительное чувство отчуждения словно отрезали все остальные чувства. По жилам больше не текло ощущение спокойствия и счастья, сердце вновь сбило свой цикл. Я резко отпустила руки и отстранилась. Это был не Коннор. Это была пустая оболочка под названием «RK800». Его грудь не вздымалась от имитации дыхания, в его глазах не было ни намека на мысль, он покорно стоял и ждал своего часа. В эту прекрасную, но вдруг ставшую совершенно чужой, голову могли засунуть сознание абсолютно любого человека, установить программы, которые с каждым днем обновляются и обновляются. Он мог быть жестоким детективом, мог быть бытовым помощником, мог быть куклой для утех. Он мог быть кем угодно, но только не Коннором.
Горячие слезы обожгли щеки. Наступающая отовсюду мгла больше не пугала меня, я даже желала в ней раствориться, лишь бы не видеть взгляд этих безучастных бездумных глаз. RK800 стоял напротив, его тело было брошено мне в сознание, как чья-то глупая усмешка. На душе стало мерзко, и я вновь почувствовала приступ удушения.
Тьма расступалась постепенно, словно бы я выходила из наркоза. Конечно, это было не так. Я выходила из сна. Тело почему-то оказалось в напряженном состоянии, ступни ощущали холод гладкого паркета. Как только в глазах прояснилось, а мгла исчезла в периферийном зрении, я медленно сощурилась. Сон все еще сходил с моего тела, и осознание окружающего мира было слабым, но этого мне хватило, чтобы оценить ситуацию. На меня смотрела собственная я: темные длинные волосы ворохом струились по спине, мятая серая футболка и такого же цвета короткие шорты громоздились на миниатюрном, подтянутом теле, словно мешки. По правой стороне виднелись темные круги разного размера и очертаний, но это были не рисунки – это были следы крови. Вся белая повязка пропиталась ей, и сейчас струйки черной в свете уличного фонаря жидкости струились вниз по запястьям. Я стояла перед зеркалом. Блестящие зеленые глаза блуждали по моему телу в отражении, и каждая новая деталь ввергала меня в новые сомнения. Очевидно, правая рука двигалась, и двигалась активно, учитывая количество крови. По правую сторону на полу виднелась черная лужица, в которой постепенно спадали все новые капли. Туманно окинув взглядом комнату в отражении, я подняла руки и, уложив их кистями на широкие рамы, оперлась о напольное зеркало.
Он был так близко. Его жар ощущался повсюду, даже сейчас тело все еще ощущало присутствие чужого тепла. По моим глазам струились редкие слезы, широко открытые зрачки исследовали каждый миллиметр лица. Самым пугающим было не то, что я испытывала положительные чувства к этой оболочке, но то, что я до сих пор не могла определить реальность и вымышленность. Снов мне не снилось добрых семь лет, сразу после операций мозг, лишенный эмоциональной сферы, не нуждался в разгрузке нервной системы, и сны остались в прошлом. Каждый день, падая на подушки, я лишь проживала очередную минутную темноту, и просыпалась, когда наступал следующий день. В этот раз все было иначе. Его взгляд смотрел сквозь меня, лицо было лишено хоть какой-либо смысловой нагрузки, но он был там – в моем сне. Ворвался в него, словно ветер в заколоченный дом через пробитое хулиганами окно.
Тахикардии не наступало. Обрадованная этим фактом, я сонно сменила повязки и ночную одежду, на что ушло тридцать минут. И хотела уже пойти вновь спать, как перед взором возникла постель. Светлое белое белье оказалось перепачкано крупными лужами крови. Часы пробили четыре часа ночи, когда я, сменив еще и постель, отказалась от сна, предпочтя заготовленные заранее жаренные куриные ножки.
Утро пробудило город воем ветра и первыми оранжевыми оттенками восхода на светлых снеговых облаках. Улицы все еще дремали, лишь редкие ранние рабочие выходили из дома с первыми лучами солнца. Своих соседей я не знала. По крайней мере, ни разу с ними не разговаривала. Я знала, что напротив в высоком двухэтажном красном доме жил одинокий мужчина. Каждое утро он вставал раньше всех, садился в свой внедорожник и уезжал до позднего вечера. В доме рядом со мной жила семья матери-одиночки. Ее маленькие девочки близняшки часто играли на улице в мяч и еще какие-то детские игры. Порой их надувной шар попадал на мой задний двор. Мать их очень ругалась, пыталась вежливо дозваться меня. В силу моего отсутствия интереса к общению с соседями она всякий раз не получала ответа, и девочкам приходилось исподтишка в тайне от мамы перелазить через невысокий желтый забор за игрушкой. Я не была против. Мне было все равно.
С левой стороны жила старушка. Она часто сидела на крыльце своего высокого, серого дома, и даже когда улицы припорошил снег – ее это не остановило. Верхняя одежда лишь стала потеплее, а на лавочке красовалось клетчатое одеяло.
Встав у окна, я наблюдала за расползающимися оттенками солнечных лучей, смотрела за первыми топчущими на работу соседями и поглощала виноград. Кровь в плечевом суставе пульсировала, ткани срастались. Травма была и вправду тяжелой: за всю свою жизнь я ни разу не получала сквозную рану, и когда андроид перебинтовывал руку, где-то на затворках разума я молилась военным генетикам, чтобы это «прокатило». Как видно, мольбы были не напрасны. Измененный генетический код и усовершенствованный мозг могли починить все, за исключением полного отрыва органа или конечности.
Энергия потреблялась быстро. Стоило желудку получить порцию еды, пусть даже самой питательной и белковой, через час живот вновь урчал. За весь день я приняла пищу как минимум девять раз. В ход шло все: куриное мясо, сырые овощи и фрукты, протеиновые и злаковые батончики, молочные продукты – все с благодарностью принималось желудком, и тут же рассасывалось. Когда недельный запас потускнел, мне все же пришлось выбраться в ближайший магазин. Недельные деньги от правительства закончились, и пришлось снять с банковского счета зарплату. К сожалению, ранения правительством никак не оплачивались. Ведь, по его мнению, раз травма получена из-за прикрытия наставника, значит, это исключительно проблема солдата. В какой-то степени я была согласна.
Магазин был крупным, а его ассортимент – многообразным. Руки хватали все, что видели глаза, даже если это и не входило в мой привычный рацион. Шоколадные кексы, зефир, замороженные креветки, высокоуглеводный пирог с мясом, многочисленные фрукты и овощи, консервы. В пакеты для продуктов отправилась даже пицца. Я знала, на что был способен организм вовремя регенерации, и мне не хотелось выходить на следующий выходной день из дома. Уже на середине покупок плечо вновь заболело от нагрузок, и дома я обнаружила темные пятна на бордовой рубашке.
Связной блок-наушник пролежал все это время на обеденном столе. Я не надевала его все выходные, ведь администратор знал о моем положении, и потому не должен был звонить как минимум еще четыре дня. Однако мое нежелание его надевать было скрыто в другом. Он был мне противен. Все, что хоть как-то напоминало о подразделении вдруг стало омерзительным и пугающим. Дверь, ведущая в подвал, казалась мне дверью в чистилище, и всякий раз я старалась обратить свой взгляд в другую сторону, как только приближалась хоть на метр. Черные комбинезоны смотрели на меня гордо и укоризненно, когда дверцы шкафа оставались распахнутыми. Один из их братьев, покалеченный в башне Стрэтфорд, уже отправился по спец.почте в утилизирующие органы. Пальцы, упаковывая поврежденный комбинезон в синий пакет, ощущали его плотность и тугость, и это чувство было дискомфортным. Наушник же был брошен на столе специально. Я знала, что возникающие негативные предрасположения к подразделению не имели хорошего посыла, и потому оставила связной блок на виду, чтобы не забывать о главных вещах: кто я такая и что здесь делаю.
К вечеру плечо перестало ныть. Хороший признак, подумала я. Сосуды наконец закупорились, само ранение покрыла светлая, зарубцевавшаяся кожа. До полного заживления в условии покоя оставалось не больше суток. Вскоре плечо станет гладким и идеальным по своему внешнему виду. На деле же внутри появятся новые молодые клетки, которые время от времени будут требовать от мозга еще ресурсов в силу своей уникальности.
