Текст книги "Зависимость. Трилогия (СИ)"

Автор книги: . Freedomni

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

   Оставив себе двух только что пойманных птиц, он сложил оставшихся четырех в другую сумку, сменил рубашку и снова двинулся в путь. На то, чтобы добраться до ближайшего своего соседа – рыбака и столяра одновременно, у него обычно уходило около двадцати пяти – тридцати минут. Зайдя к нему, Кай выменял одну из птиц на две рыбины.

   Местом следующей его остановки стал некогда красивый деревянный дом с мансардой. Лучшие его годы давно ушли в прошлое, но хозяева все еще содержали его в идеальной чистоте. Постучав в дверь, Кай замер на пороге, дожидаясь, пока ему откроют.

   Внутри дома послышались легкие шаги, и когда дверь открылась, с порога на него смотрела миловидная молодая женщина. Ее темные волнистые волосы были собраны в толстую косу, переброшенную на одну сторону, кончик ее покачивался на уровне бедра женщины. Красивые миндалевидные глаза светло-орехового оттенка с любопытством смотрели на него.

   – Привет, Кай, не ожидала увидеть тебя сегодня.

   – Привет, Кармен. Я принес птиц, – сказал он, протягивая ей сумку.

   Кармен поблагодарила его и предложила войти в дом. Кай уже бывал здесь много раз, но все равно на какой-то миг залюбовался внутренним убранством дома, такого не похожего на его собственный. Здесь была и красивая, искусно вырезанная мебель, мягкие подушки, статуэтки, картины на стенах, занавески на окнах и прочие приятные мелочи, дарившие уют. Да и цвета, преобладающие здесь, были не коричневыми с серыми, а всевозможные оттенки желтого, оранжевого и красного.

   Брат Кармен – Люк – сидел в мягком кресле, углубившись в газету. Несмотря на отсутствие электричества, Люк любил быть в курсе дел, творящихся в мировом сообществе. Поскольку Кармен по работе приходилось минимум дважды в неделю бывать в близлежащем небольшом городке, где, впрочем, электричество все же было, у них в доме были книги и местная пресса, а так же большое количество мощных фонарей, работающих на батарейках и радиоприемник. Трудно было бы найти более непохожих близнецов, чем Люк и Кармен. Она была статной красавицей с темными волосами и карими глазами, он – тощий, как жердь, светловолосый и светлоглазый.

   Люк заметил Кая только после того, как демон поздоровался с ним. Поправив очки на переносице, Люк отложил в сторону газету и предложил гостю попробовать маковый рулет, приготовленный его сестрой.

   Кай присел за стол, придвинув к себе поднос с угощением, взял чистую чашку, поставленную здесь словно бы для него, и плеснул себе чаю из фарфорового заварника.

   – А где Кармен?

   – У нее клиент, – по тому, с каким выражением прозвучал голос Люка, Кай предположил, что хозяин снова взялся за газету. Только Люк был способен спорить по поводу цены на нефть в странах третьего мира или обсуждать ядерную политику Франции с таким чувством, словно эти проблемы касались его лично, но при этом оставаться совершенно равнодушным ко всему, что происходило здесь.

   Допив чай, Кай поднялся из-за стола и тихонько отворил дверь соседней комнаты, где располагался кабинет Кармен. Действительно, она сидела за столом, делая какие-то записи, а, напротив, в кресле сидел жилистый старичок со смуглым подветренным лицом.

   -...перетекающие в утренние боли.

   – Боюсь, все, что я могу сделать для вас, так это выписать лекарства, Томас, – грустно проговорила Кармен, глядя на старика своими удивительными добрыми глазами. – Они не вылечат вас, но не позволят болезни прогрессировать.

   – Спасибо большое, дорогая, – сказал он, вставая. – Пусть Господь благословит вас.

   – Я зайду к вам послезавтра, чтобы проверить ваше самочувствие.

   – Благодарю за заботу.

   – Позвольте я провожу вас...

   – Нет, не стоит, я вижу, у вас другой пациент, не стану отвлекать вас от работы.

   Когда старик вышел, Кай подошел ближе и занял его стул, внимательно посмотрев на Кармен. Она пылала. Эта женщина действительно получала удовольствие от своей работы, трудилась для блага других, не покладая рук и не щадя себя. Три дня в неделю она работа в местной больнице, а в остальное время принимала больных прямо у себя в доме.

   Кармен была из тех, кто может зажечь других силой своей силы и преданности. К несчастью, люди, которые живут для других, обычно уходят из жизни раньше тех, для кого они стараются. Не иначе, любимцы Господа.

   – Ему осталось жить не больше года, – проговорила она вслух, мотнув головой.

   – Ты не в силах спасти всех, Кармен.

   Теперь она посмотрела на него с интересом:

   – Значит, ты больше не считаешь, что помогать людям бессмысленно?

   – Я этого не говорил.

   – Тогда что ты имел в виду во время нашего прошлого разговора?

   Кай скрестил руки на груди, пытаясь принять безразличный вид.

   – Ты можешь и дальше пытаться спасти их, если это делает тебя более счастливой. Твое счастье значит для меня больше, чем жизни этих людей.

   – Почему? – удивилась она.

   – Потому что я давно тебя знаю, а большинство из них вижу впервые. К тому же они нравятся мне далеко не так сильно, как ты. И, исходя из личного опыта, могу сказать, что большинство болезней и прочей чепухи люди накликают на себя сами.

   – Каждый заслуживает на то, чтобы ему указали на его ошибки и показали путь для их исправления.

   – Возможно, но не каждый заслуживает того, чтобы ты стала инструментом исправления их ошибок.

   Кармен рассмеялась.

   – Я всего лишь назначаю им лекарства и выписываю направление в местную больницу, если дела их совсем плохи.

А вот тут ты неправа.

Твоя помощь заключается не столько в таблет

ках, сколько в жалости и желании

помочь. В силе и

личных

эмоциях, отданных для

этих ничего не подозревающих людей, большая часть из которых даже не стоит затраченных усилий. Пожалуйста, не дай чужим бедам погасить

твой

свет.

   Она протянула ладонь через стол и коснулась его руки. Ее кожа была сухой и теплой на ощупь. Кай чувствовал исходящий от нее жар, словно бы у самой Кармен была лихорадка. Она как мощный источник энергии, как...Кай отдернул руку, заметив опустошенное выражение на лице Кармен. Почему-то он нравился ей, хотя и не мог объяснить чем, в то время как ее брат относился к Каю почти что равнодушно, ведь демон ничего не мог рассказать о состоянии на бирже труда.

   Каю было нечего предложить ей взамен, кроме тьмы и боли, но все же он не мог позволить, чтобы с Кармен случилось что-то плохое.

   Покидая уютный теплый дом, он в очередной раз вспомнил о Фиби, нелепой маленькой жнице, оставшейся где-то там далеко, в самом жерле мегаполиса. Фиби, должно быть, уже и думать забыла о нем, если вообще хоть когда-то думала. Как хорошо, что он ушел до того, как успел наделать глупостей. По крайней мере, об этом Кай ни разу не пожалел.

  //////

   Белл медленно, но верно привыкал к свободной жизни. Например, к тому, что можно просто выйти на улицу, не боясь, что тебя опознает кто-то из жителей и позвонит в полицию. Если что в экстренном случае можно зайти в больницу и получить медицинскую помощь, не услышав звук "скорой" за окном, готовой отвезти его в психушку. Впрочем, ему пришлось столкнуться не только с радостями, но и с некоторыми трудностями. Жизнь, которую он знал до сих пор, была гораздо проще. Белла занимали тогда только две вещи: свобода и месть. С появлением Крайм он впервые ощутил силу эмоциональной привязанности к кому-то, кто не желал ему зла.

   Теперь все вообще перевернулось с ног на голову.

   Дабы помочь товарищу освоиться, Сем предложил простой список правил "выживания":

  –

На время забыть о мести

  –

Не делать ничего, не о

б

думав

последствий

  –

Выполнять все распоряжения высших демонов (ну и самого Сема конечно)

  –

Не светиться лишний раз среди смертных

   В целом все было не так уж и плохо, и для трижды оживленного покойника Белл чувствовал себя просто превосходно. На личном опыте он знал, что у демонов лучше ничего не спрашивать, поэтому понять, для чего демоны столько раз возвращали его к жизни, он не мог, да и спросить было не у кого. Вот только интересно, был ли у него некий лимит, по истечению которого он мог уже никогда не проснуться?

   Отказаться от мести было самым сложным, особенно после того, как он почти достиг своей цели. Трудно передать словами чувства, который он испытал, увидев Фиби. Даже злость и ненависть были не такими сильными, как желание узнать, зачем она это сделала. Ее ответы были невнятными, смазанными и не вызывали у него никакого доверия. И все же после их встречи в нем зародились слабые сомнения. Демонам было нужно, чтобы он совершил свою месть, не за этим ли они снова и снова возвращали его к жизни? Даже если и так, это не имеет значения. Только не после того, как Бел поклялся на могиле родителей, что отомстит за их смерть. Не после сделки, которую он заключил полтора года назад с ищейкой.

   Белл вывернул руку, взглянув на наручные часы. Его напарник-по-неволе должен вернуться с минуты на минуту. Нельзя сказать, что они та уж хорошо ладили, не так хорошо, как с Крайм, но Белл видел, что демон очень старался, несмотря на то, что продолжал строить из себя плохого парня. Всегда трудно наблюдать, как жизненные обстоятельства ломают людей, вдалбливая им в головы определенные модели поведения, делая из счастливых людей несчастных, а из хороших – плохих. Сем бы точно не победил в конкурсе "парень года", но это не означало, что он такой уж плохой парень, каким хочет казаться, и каким, по его же собственному мнению, и так является.

   Просто из двух дорог он выбрал короткую.

  /////

   Это был третий раз, когда Сем по-настоящему питался.

   Не так, как раньше, улавливая обрывки человеческих эмоций, жалкие крохи, которые те бездумно выбрасывали в пространство. Нет. Сейчас он действительно забирал все. Подцепить в баре или даже просто на улице жертву было проще пареной репы. Многие шли с ним добровольно, словно он чем-то их приманивал.

   Сам процесс питания был не особо приятен. Ощущения были такими, словно слушаешь слишком громкую музыку и пытаешься при этом различить слова песен, пробираясь через грохот динамиков и посторонние шумы. Но делать это приходилось всего лишь раз-два в месяц, и после кормления он мог контролировать свою тягу к наркотикам. Да и боль отступала. Теперь ему были непонятны собственные причины, по которым он так долго тянул с началом кормления. Какая, по сути, ему разница, что подумают о нем другие, раз он и так уже демон? Даже Элоди считала его злом в детстве, когда ушла, не сказав ни слова. Должно быть, все эти годы Сем продолжал надеяться на то, что для него существует еще один путь, где он сможет пересилить себя и стать лучше. Сможет решиться на жертву, как это сделала Элоди, пытаясь спасти его. Никогда еще Сем не делал в своей жизни ничего более омерзительного, как в тот день, когда они виделись в последний раз.

   Но ведь он совсем не хотел, чтобы все закончилось именно так.

   Он взял с нее слово, что она останется дома и ничего не предпримет, пока он не вернется.

   Твердо решил держать ее как можно дальше от других демонов, и даже наплевал на приказ Отца.

   Да и согласился на предательство только тогда, когда понял, что иначе демоны просто убьют ее. Ничего нельзя было сделать для ее спасения, когда она сама вломилась туда, прямо к ним в руки. У него был выбор: дать ей умереть, или превратить в демона.

   Несмотря на причины, предательство остается предательством, что доказывает метка в центре его груди. Невероятно, если после того, как он обошелся с ней, Элоди хотя бы раз посмотрит в его сторону. Скорее захочет отомстить. И пусть теперь они сражаются за одну и ту же сторону, они враги. Может, так даже лучше. Все равно, у их любви никогда не было шанса, раз то, что связало Сема и Элоди между собой, было проклятием.

  1.2

Агорафобия – боязнь открытых дверей, открытого пространства; расстройство психики, в рамках которого появляется страх скопления людей, которые могут потребовать неожиданных действий; бессознательный страх, испытываемый при прохождении без провожатых большой площади или безлюдной улицы. Мужчины в два раза реже страдают агорафобией, чем женщины. Если человека не начать лечить, то эта фобия может в буквальном смысле запереть человека в четырех стенах. При правильном лечении, 9 из 10 пациентов лишаются этой фобии.

   Анна плавно перебирала струны виолончели, пытаясь сосредоточиться на мелодии, звучащей в ее голове. Рядом, на столе, лежал включенный диктофон. Почему-то, когда у нее случалось вдохновение, она предпочитала записывать музыку на диктофон, вместо того, чтобы использовать нотную тетрадь. Все говорили, что талант к музыке у нее от Бога. Должно быть так и было, потому что в ее семье больше никто им не обладал.

   Когда волна эмоций медленно пошла на спад, она отставила инструмент в сторону и, ведомая аппетитным ароматом, пошла на кухню, где мама занималась выпечкой. И с каждым шагом открывала новый компонент, вплоть до мельчайших нюансов.

   Анна всегда знала, что она особенная, и дело тут не в самовнушении. На улице люди принимали ее за семилетнюю, несмотря на то, что она была намного умнее их, хотя официально и появилась на свет три года назад. Мама в шутку говорила, что Анна уже родилась старушкой, и девочка не могла быть на сто процентов уверена в том, что это действительно шутка.

   Все вокруг было так ново. И от этого еще интереснее. Но обучение было для нее настолько просто, что она могла бы обучиться игре на любом музыкальном инструменте всего за какую-то неделю-две. Вся ее комната была заставлена горами книг, которые уже давно перестали вмещаться в три книжных шкафа, занимавших целую стену. Развлекательная литература, историческая, научные труды по органической химии, ядерной физике, аэродинамике, механике, молекулярной биологии, эволюционной теории...Анна была жадной до получения новых знаний.

   И все же, будучи старушкой в детском теле, она была совершенно неопытна в вопросах человеческой жизни и очень нуждалась в маминой поддержке.

   Анна безумно любила свою маму, хотя иногда и задавалась вопросом, отчего они совершенно несхожи внешне.

   Когда девочке исполнилось два, и она первый раз пошла в школу, мама сказала, что на самом деле они не биологические родственники, что вовсе не означает, что она не любит Анну. С тех пор Анна четырежды меняла школу, каждый раз переходя в новый класс, чтобы не выделятся среди других детей. Сейчас, к счастью, темпы ее физиологического развития заметно снизились, поэтому не было нужды переезжать так часто, но где бы девочка ни оказалась, общение со своими одноклассниками не было для нее в радость. Гораздо с большим удовольствием она общалась с учителями, что тоже, в общем-то, было странно. Взрослые перешептывались, а между собой называли ребенка гением.

   Дети ее ненавидели.

   Детский коллектив в ее теперешней школе больше всего напоминал волчью стаю, где был свой альфа-самец – Питер Кент и по меньше мере две альфа-самки Ребекка Марион и Кларисса Бьорк, из-за всех сил сражающихся за его внимание. Другими доминатами были Джош Рей, Боб Иден и Харви Маккой. Доминирующие волки контролировали поведение других членов стаи, высматривая, вынюхивая и выслушивая низкоранговых зверей стаи, они модифицировали их социальную активность и степень агрессии в отношении к Анне и другим одиночкам. И нередко обидные прозвища и подначивания были не самым худшим.

   Физически Анна не была настолько сильна, чтобы дать обидчикам отпор, поэтому ей приходилось искать защиты у преподавателей и персонала.

   Ее даже не радовала смена школы, так как в новой все повторялось с удивительной точностью. Снова и снова.

   Мама тихонько напевала, колдуя над плитой. В воздухе стоял удивительный аромат корицы, мяты и шоколада.

   – Будешь какао, дорогая?

   Мама всегда заранее знала о приближении Анны. Как и то, когда девочка была расстроена, огорчена или что-то недоговаривала.

   – Да, пожалуйста.

   Анна села за стол, глядя на уже стоящую перед ней тарелку со свежей выпечкой и стакан горячего какао.

   – Как называется отел головного мозга, отвечающий за распознавание всех моих желаний?

   Мама рассмеялась, вытаскивая из духовки противень:

   – Не думаю, что такой есть. Скорее это просто интуиция.

   – Ты поешь со мной?

   – Конечно.

   Достав кексы из формочек, мама выложила их на большую тарелку и поставила на стол перед Анной.

   – С изюмом, как ты любишь, и ничего лишнего.

   Анна взяла кекс и откусила маленький кусочек, чтобы не обжечься, пробуя нежное вкусное тесто и ожидая вопроса о школе. Это был неудобный момент. Ей не хотелось волновать маму, но и лгать она тоже не могла. Но время шло, а они все еще ели молча. Доев четвертый кекс, Анна с любопытством взглянула на маму. Та сидела, опустив взгляд на пустую тарелку, усыпанную крошками, уголки ее губ так же были опущены вниз, что было нехорошим знаком.

   – Мы завтра уезжаем, – сказала она, наконец, взглянув на дочь. – Надеюсь, ты не против?

   Анна вздохнула с облегчением: если единственные переживания мамы связаны с предстоящим переездом, все не так плохо.

   – Нет, конечно, хочешь, чтобы я сегодня вечером начала складывать вещи?

   – Да. Займись этим сразу же после ужина, – она несколько раз сжала и разжала кулаки, насколько это вообще было возможно с длиной ее ногтей. – И возьми только самое необходимое: четыре смены одежды, компьютер, деньги, что я оставила тебе. И никаких книг, ты слышишь?

   – Да, мамочка.

   Женщина с облегченнием выдохнула, чуть расправив плечи:

   – Остальные вещи привезут несколько позже, так как сейчас нет свободных машин. Но мы ведь с тобой не пропадем, правда?

   Она улыбнулась, и Анна, как зеркало, повторила движение ее губ. Жаль, что она не такая красивая, как мама. И вдвойне жаль, что она никогда такой не станет из-за разницы генетического материала.

   – Собирайся, я сама здесь все уберу.

   Анна вбежала наверх по лестнице и сразу же достала из шкафа небольшой рюкзак, идеально подходящий для ее роста.

   Что-то было не так.

   Но так ли это важно, если уже утром они уедут, и, чтобы не расстроило мамочку, оно останется здесь? Первым делом в рюкзак легла одежда, между которой аккуратно спряталась детская мягкая игрушка, которые Анна никогда не любила, но зато внутри помещалось несколько тысяч наличкой. Затем ноутбук, плеер, телефон и целая куча шнуров. В боковой карман поместились несколько шоколадных батончиков. И, не удержавшись, она сунула туда еще и первую попавшуюся на глаза книгу. Без еды и воды Анна смогла бы еще прожить некоторое время, но точно не без новых знаний. Можно было, конечно, читать с компьютера, но ведь и можно питаться полуфабрикатами вместо нормальной еды.

   Когда она уже собиралась спускаться вниз, сказав, что рюкзак готов, внизу, судя по всему с гостиной, послышался какой-то грохот. Затем раздался женский крик и прогремело три выстрела.

Что делать?

Анна инстинктивно закрыла дверь на замок и замерла, не в силах пошевелиться. К ним в дом кто-то проник, и у этого кого-то очень дурные намерения. Она слышала выстрелы...

О, Боже, пусть с мамочкой все будет нормально.

На лестнице послышались чьи-то спешащие шаги, и кто-то постучал в дверь комнаты. Анна перестала дышать, чтобы ничем не выдать своего присутствия, быстро соображая, где бы спрятаться. Шкаф? Слишком банально. Кровать? Балкона у нее в комнате нет, до земли слишком далеко, чтобы пытаться выпрыгнуть в окно.

   – Анна? – голос мамы. – Ты здесь, дорогая? Я спугнула этих людей, но у нас совсем нет времени. Нужно выбираться отсюда, пока они не призвали помощь.

   Анна схватила рюкзак и открыла дверь. На пороге стояла мама в блузке, забрызганной кровью. Левую руку она прижала к животу.

   – Ты ранена, мамочка?

   – На это сейчас нет времени. Дай мне руку, нам пора убираться отсюда.

   – Кто эти люди? – спросила Анна, уступая. – Что им надо?

   – Они пришли за тобой.

   – Почему?

   – Потому что ты особенная.

   В гостиной царил ужасный беспорядок. Стеклянный столик был перевернут, а пол сплошь усыпан осколками битого стекла. Диван и два кресла сдвинуты на бок, в стене следы от пуль. Ковер у входной двери запятнан кровью. Спустившись, Анна перевела взгляд в сторону и закричала, глядя на распростертое у стойки тело. Чья-то рука сжалась поверх ее запястья. Женщина, которая больше не выглядела как ее мать, зацокала языком. Несколько секунд спустя отворилась дверь, ведущая в спальню, и оттуда вошли двое вооруженных мужчин.

   Женщина присела на корточки, приковав взгляд Анны.

   – Ну-ну, не надо так кричать, Андромеда. Мы отведем тебя домой. И на этот раз больше никакой лжи, даю тебе слово.

  1.3

Клаустрофобия – психическое расстройство, боязнь замкнутых или тесных пространств. Проявляется как приступы панического страха при нахождении в ограниченном пространстве, таком как автомобиль, лифт или даже палатка. Страх находиться в толпе также является формой клаустрофобии.

   Джад разглядывал кровоподтеки на теле, для чего ему приходилось то и дело отодвигать в сторону клочья ткани. Хирургические перчатки создавали неприятное ощущение второй искусственной кожи, а из-за талька казалось, будто руки покрыты слоем муки или мелкого песка. Но перчатки были необходимы, чтобы не оставлять следов.

   Тело принадлежало девушке, которой по внешнему виду можно было дать лет двадцать пять, но найденные в сумочке права на имя Кристины Бейтц уменьшали это число до девятнадцати. Джад случайно наткнулся на труп в одном из тупиков в бедном районе города. Он лежал за мусорным баком, прикрытый сверху целлофановым пакетом для мусора. Да и вообще парень вряд ли обнаружил его, если бы не услышал писк крыс, прогуливаясь вверх по улице. Теперь тело было не только избито, но и изгрызено мелкими визгливыми грызунами. Кожа была покрыта множественными гематомами, впрочем, слишком мелкого размера, чем если бы они остались от ударов кулаков или даже тонкой палки. Ни одной серьезной раны внешне не было заметно. Значит, скорее всего, девушка умерла от внутреннего кровотечения, оторвавшегося тромба или просто от травматического шока, но последнее отпадает, если только достаточно большой объем крови не вылился во внутреннюю полость тела.

   Джад не стал бы рисковать вызовом полиции, тем более что наверняка кто-нибудь в скором времени обнаружит тело. На прошлой недели температура заметно снизилась, но как только немного потеплеет, воздух наполнится отвратительной вонью разлагающейся плоти. В этот тупик выходили окна как минимум пяти квартир, кому-то из жителей да придет в голову проверить баки.

   Сняв с рук перчатки, Джад скомкал их и засунул в карман куртки, чтобы выбросить в более отдаленном месте. Обычно смерти людей мало его занимали, если ни сказать, что вообще не занимали, но эта конкретная смерть казалась ему странной. Да и что могло оставить такие странные синяки? Не градом же ее забило на смерть, так ведь?

   Оказавшись на другом конце города, Джад позволил себе немного расслабиться, но все еще продолжал наблюдать за дорогой боковым зрением, не забывая смотреть по сторонам. Однажды его чуть не убили выстрелом из проезжающей мимо машины, где на какие-то несколько минут опустилось тонированное стекло.

   Бар "У Урсулы" был одним из самых известных в городе заведений, конечно, известных исключительно среди определенных слоев населения, что ничуть не умоляло его достоинств, среди которых была дешевая выпивка, отсутствие фейс-контроля на входе и горячие полуголые цыпочки на сцене. Заходя в бар, Джад в последний раз вспомнил о странном теле, прежде чем окончательно забыть о нем до поры до времени. В отличие от людей, существа его расы не были сентиментальными или чересчур чувствительными, и, прежде всего, могли сфокусироваться только на тех вещах, которые действительно были важны для них, не отвлекаясь ни на что лишнее.

   И в этом баре у него было дело.

   Внутри, как обычно, было очень многолюдно. Верхний свет не горел, и только блуждающие цветные огни освещали стриптизерш на сцене, время от времени выхватывая из темноты и лица посетителей. Большинство посетителей было мужчинами, но встречались так же и женщины. Некоторые приходили сюда прямо супружескими парами, другие в одиночку, желая весело скоротать вечерок. Один из вышибал встретил Джада на входе, почувствовал что-то необычное в его ауре, но когда их уже разделяло не больше десяти шагов, он, кажется, узнал его и замедлился.

   – Вам что-то нужно?

   Джад едва удержался от колкой реплики, разглядывая грубое широкое лицо, которое явно принадлежало человеку не слишком выдающегося ума. То, что вышибала сумел различить в нем нечеловека, было уже весьма похвально.

   – Да, я хочу видеть Урсулу.

   На лице у вышибалы отразились мучительные умственные процессы, а затем лицо разом окаменело, словно он, наконец, нашел в базе данных нужный ответ.

   – Госпожа занята сегодня вечером.

   – Ты, кажется, меня не понял, друг, – Джад шагнул вперед, схватив парня за шиворот. Тот оказался почти на добрую голову выше, хотя брат Фиби редко на кого смотрел снизу вверх. Со стороны их действия можно было принять за объятия, да и голоса звучали с дружеской интонацией. Несмотря на это, бедный вышибала задрожал, как осиновый лист, как только тень от ауры Джада коснулась его. Если бы не прирожденный дар видеть ауры, он был бы совсем безнадежным, да и с даром был всего лишь огромным куском мяса. Разве что говорящим. – Мне нужно видеть ее прямо сейчас. Хочешь, чтобы я повторил еще раз?

   Жизнь этого человека не стоила ничего, его смерть принесла бы Джаду примерно четыре секунды неполного удовлетворения. Нет, это не стоило того, чтобы марать руки.

   Персонал за барной стойкой пришел в движение, и на помощь парнишке пришел бармен – старый волк, давно закаленный в подобных делах. Его темная, без единой складки кожа светилась всеми цветами спектра, стоило приблизиться прожектору. Правый глаз закрывала черная повязка. За все время Джад ни разу не видел, чтобы тот ее снимал. И можно было предположить, что это действительно нечто большое, чем деталь образа.

   Похлопав Джада по плечу, бармен просунул другую руку под пояс его брюк, коснувшись кобуры с оружием. Джад нехотя разжал руки. Вышибала стоял в шаге от него, уставившись вперед пустым взглядом.

   Бармен – на его груди была вышивка с именем "Джой" – покачал головой, глядя на него. Затем снова повернулся к Джаду.

   – Здесь запрещено появляться с оружием.

   – Да, брось, половина здешних завсегдатаев ни на минуту не расстаются с оружием.

   – Может и так, но для того, чтобы посмотреть на наших девочек, они оставляют пушки дома.

   Джад усмехнулся:

   – Мое оружие останется при мне, так как я пришел не на девочек пялиться. Меня интересует только одна, и она не совсем девочка. Передайте Урсуле, что пришел Джад.

   Пират молча удалился. Столпившиеся у стойки официантки бросали любопытные взгляды в сторону посетителя.

   У Джада раскалывалась голова. И сильнее желания приглушить ее было только одно: желание убить кого-то. Ожидая, пока о нем вспомнят, парень стал оглядываться по сторонам, интереса ради пытаясь подобрать для себя жертву. Но здесь не было никого, кто бы хоть отдаленно его заинтересовал. Он ненавидел алкоголь, табак, наркотики и шлюх. Кроме вышеперечисленного, здесь оставалась только скверная еда и ужасное освещение.

   Бармен вернулся с таким лицом, словно ему только что сказали, что его мать была генетически измененной гориллой, но достаточно вежливо пригласил Джада проследовать в отдел для персонала, сказав, что Урсула примет его немедленно.

   Как оказалось, хозяйка ждала его в гримерке. Она стояла спиной к двери, склонившись над одной из танцовщиц. Услышав, как открылась дверь, Урсула повернулась, держа в руке кисточку для румян.

   – Можешь идти дорогая, – сказала она девушке. – Мы закончим позже.

   Подождав, пока закроется дверь, Урсула села в крутящееся кресло и забросила крепкие, несколько кривоватые ноги на стол. На ее лице было столько макияжа, что невозможно было определить не только точный оттенок кожи, но даже расу, к которой она принадлежала. В ушах покачивались длинные блестящие серьги больше похожие на моток разноцветной проволоки, чем на украшение. Темные волосы были убраны под сеточку, а рядом на столе лежал блондинистый парик.

   – Не против, если я сниму туфли, зайчик?

   И не дожидаясь его ответа, Урсула по очереди стянула с ног туфли на пятнадцатисантиметровой шпильке и сбросила их на пол. Из-за этого простого движения практически все платье сползло вверх, оголив большую часть бедра.

   В это мгновение Джад мог думать только об одном: никогда еще ему не приходилось видеть гладко выбритых мужских ног. Но каждая профессия требует от людей определенных жертв.

   – И так, – продолжила Урсула, томно глядя на него. – Услуги какого рода тебя интересуют?

   Он бросил быстрый взгляд в сторону двери. Проследив за ним, хозяйка заверила, что здесь их никто не станет подслушивать, ведь главный закон, позволяющий до сих пор существовать местам, вроде этого, гласит: каждый имеет право на свои секреты. Или, как сказала Урсула, "маленькие грязные секретики".

   – Мне нужна информация, – наконец, произнес Джад, поняв, что сдерживаться больше нет смысла, и позволил своей ауре разлиться в небольшом полуподвальном помещении. Открыться таким образом было небезопасно, открыться, зная о последствиях, было сравни личному вызову.

  /////

   Иногда единственное, что заставляет нас держаться, – это надежда на лучшее. Без надежды ты – мертвец.

   Но являешься ли ты дураком, надеясь и при этом зная, что это бесполезно?

   Тридцать метров под землей. Сверху пятиметровый слой металла. От лестницы, ведущей на поверхность, до двери – несколько километров запутанных тоннелей. Металлическая коробка со звукоизоляцией и огромным засовом на двери. В комнате нет мебели, да и вообще ничего нет, кроме вмурованных в стену цепей. Старые, покрытые ржавчиной кандалы вокруг тонких бледных запястий, усеянных крошечными красновато-коричневыми пятнами и едва заметными в скудном свете шрамами.

   Она могла бы встать, но только вжавшись лицом в стену. Даже есть приходилось сидя, с трудом управляя онемевшими и вечно трясущимися руками. Три раза в сутки ее выводили в ванную комнату, но за две минуты нельзя было успеть принять душ, только засунуть голову под кран. В конечном итоге, кому какое дело, как она выглядит? Здесь некому смотреть на пленницу, даже крыс и насекомых нет.

   Здесь есть только тень и тишина.