Текст книги "Время скорпионов"
Автор книги: D. O. A.
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)
– Ага! Полагаю, он наконец заметил своего прилипалу. Пора бы уже.
– Скажешь тоже! Кому из нас повезло только что едва ли не налететь на него? Будь я на твоем месте, я бы позвонил жене, чтобы узнать, чем она занимается.
– Везение тут ни при чем, я профи, вот и все.
Тригон направил фотоаппарат на парнишку. Но Зер не ошибся, ему действительно повезло. Мальчишка внезапно появился между двумя автомобилями. Он так сосредоточился на Великолепном, что не увидел выехавшего на улицу Фекан полицейского.
– Смотри-ка, вот паршивец, еще и недоумок в придачу! – Полицейский много раз сфотографировал паренька.
– Всем постам Медиа-три! – Голос Зеруаля нарушил тишину кабины. – Доставала-два пришла в движение. Я повторяю, передвижение Доставалы-два. Она направляется к площади Леон-Блюм.
Объектив снова переместился. Амель Балимер шла по тротуару, а слева, опережая ее на один-два шага, двигался тот, кого в течение десяти дней полицейские возвели в ранг «потенциального любовника», некий Жан-Лу Сервье, консультант по информатике или что-то в этом роде. Занюханный очкарик в костюме-тройке. У телок никакого вкуса.
– Скажи «пешеходу», пусть прилипнет к ним. – Тригон поискал взглядом Великолепного. – Да что же он вытворяет, наш супербородач?!
Идя в двенадцатый округ, Феннек не терял бдительности. И готов был дать голову на отсечение, что до «Порт-Доре» мальчишки на хвосте не было. Это означало, что подросток ждал его на месте, он знал, что Карим придет. Выходит, Незза в курсе подозрений Мохаммеда.
Агент не успел продвинуться дальше в своих размышлениях на эту тему: из ресторана появилась Амель и пошла по улице Рокет. На какое-то мгновение его глаза встретились с взглядом спутника журналистки. Кариму показалось, что он что-то разглядел в пустоте его черных глаз, но он не мог понять, что именно. Они скользнули вокруг, не слишком задержавшись на нем – две или три секунды, – вполне достаточно, чтобы изучить и быть изученным, и ушли в сторону. Профи.
Они внедрили в окружение молодой женщины оперативника.
Карим двинулся за ними, уже не обращая внимания на своего сопровождающего. Ни к чему. Куда бы ни направились журналистка и ее спутник, он принял решение оставить их на площади Леон-Блюм, чтобы прекратить слежку. Он и так достаточно рисковал.
Краем глаза агент наблюдал за работой «коллеги». С отсутствующим видом тот предусмотрительно оберегал ее от столкновений с другими прохожими и все время держался на расстоянии, чуть слева, так чтобы она постоянно находилась в поле его зрения и чтобы в любой момент знать ее местоположение относительно себя. При этом совершенно не выглядел угрозой, наоборот, – почти защитником. Последнее наблюдение вывело Феннека из себя.
«Пешеход» видел, как парочка прошла мимо кафе, где он пил вот уже третью чашку кофе. Бородач, которого он разрабатывал целый день, тоже шел за ними по противоположной стороне улицы. «Пешеход» дал им пройти, а затем двинулся следом, про себя проклиная дождь.
– Всем Медиа-три… Все Медиа-три остаются на Доставале-два. Орфевр садится на хвост Великолепному. Повторяю, полицейское управление садится на хвост Великолепному.
В то самое время, когда в его ухо сыпались инструкции, полицейский заметил направляющийся к площади Леон-Блюм автомобиль Тригона и Зеруаля. Местность кишела бригадами, преследующими каждая свой объект в реальном времени. Будет чудом, если их маневры останутся незамеченными.
Журналистка последовала за незнакомцем по пересекающему улицу Рокет пассажу Шарль-Даллери. Карим видел, как они уходят, но невозмутимо миновал перекресток. Пройдя еще немного, он с помощью отражения в витрине булочной убедился, что мальчишка по-прежнему его пасет, и ускорил шаг. Пусть попотеет немного.
Сервье схватил Амель за руку и потянул ее через улицу Ледрю-Роллен. Через двести метров они миновали тупик Рош и остановились перед выкрашенными в темно-зеленый цвет широкими воротами. Набрав код, Жан-Лу открыл их и мягко втолкнул молодую женщину внутрь.
Улочка позади них исчезла, несколько мгновений они неподвижно стояли в темноте и тишине. Слышно было, лишь как льет дождь. Наконец в глубине коридора, за крупными квадратами матового стекла, от грязи ставшего почти непроницаемым, забрезжил слабый свет.
Амель почувствовала, что спутник ищет ее руку.
– Пойдем. – Он потянул ее к источнику света и к следующим воротам.
Тригон нашел своего «пешехода» в пассаже Шарль-Даллери.
– Они вошли вот сюда.
Тригон осмотрел большие зеленые ворота, на которые указал коллега. Считалось, что Сервье живет на улице Рокет. Он огляделся. Наблюдать отсюда, оставаясь незамеченным, невозможно.
– Пошли. Подождем в машине, – он указал на угол улицы Ледрю-Роллен позади них, – вон там. Оттуда просматривается вся анфилада.
Двор, в который попали Жан-Лу и Амель, оказался достаточно просторным; его оживляли участки густой зелени. Влажные растения сверкали в свете, падающем из ателье-лофтов, в основном составляющих левую часть двора. С трех других сторон он был окружен глухими фасадами, единственными отверстиями в которых были ворота, похожие на те, через которые они проникли.
Жан-Лу прошел по неровно замощенному двору и уселся под навесом с увитыми плющом столбами. Там находился длинный стол и две деревянные скамьи. Амель поинтересовалась, что они здесь делают; сделав ей знак говорить тише, Сервье подозвал ее.
Она присела рядом.
– Как ты нашел это место?
– Шатаясь по городу.
– Что в нем особенного?
– Оно никому не принадлежит. Добро пожаловать в административную аномалию.
Журналистка скептически взглянула на Сервье.
Он делано улыбнулся и ответил:
– Можешь мне поверить. Проблемы с договорами найма создали территорию без собственника. В настоящий момент, как это ни поразительно, похоже, между управляющими четырех зданий установлен консенсус. То, что ты сейчас видишь, возможно, является последней настоящей временной автономной зоной Парижа. Ты уже что-нибудь об этом слышала, о временных автономных зонах?
Амель покачала головой.
– Это понятие разработано одним мыслителем-анархистом – возможно, их много, на самом деле неизвестно, – который называет себя Хаким Бей. [212]212
Хаким Бей(Питер Ламборн Уилсон, р. 1945) – американский политический писатель, эссеист и поэт, известный в первую очередь по концепции Временных автономных зон, основанных на историческом обзоре пиратских утопий. Все 1970-е гг. провел на Востоке.
[Закрыть]Я полагаю, по-турецки это означает что-то вроде «Господин Судья». Разумеется, этот парень много путешествовал, вероятно, испытал влияние разных духовных течений, таких как тантризм и суфизм, а потом родил основополагающий текст о поэтическом терроризме и свободе, озаглавленный по-простому: «Временная Автономная Зона».
Погруженный в свои разъяснения, далекий от всего, что его окружало, Жан-Лу смотрел прямо перед собой.
– Бей рассуждал, исходя из центрального принципа – Карты. Карта – это государство или государства общество. Все, что стремится запереть нас в границах или нормах, – это оковы. Цель, преследуемая Картой, заключается в том, чтобы охватить все поля людей, как физические, так и духовные. Он называет это «контрольной картографией». Согласно его теории, проблема Карты в том, что она не абсолютно соответствует реальности в каждый текущий момент. Следовательно, есть возможность проникнуть в эти зазоры, чтобы на краткий миг переместиться в пространства, свободные от всякого принуждения, – знаменитые Временные Автономные Зоны. Они не могут и не должны существовать долго, ибо, как только Карта определяет их, она пытается снова завладеть ими, а поскольку в настоящее время силы выведены из равновесия…
– В случае столкновения представители Карты всегда будут побеждать.
Сервье кивнул.
– Это напоминает философию тревелерс. [213]213
Travellers (англ.) – путешественники.
[Закрыть]Парни катаются на грузовике с одной фрипарти [214]214
Freeparty (англ.) – так называемая автономная зона, музыкальный фестиваль в стиле техно на открытом воздухе, свободные участники не ограничены в наркотиках и силе звука своих инструментов.
[Закрыть]на другую, через всю Европу. На втором курсе Школы журналистики, когда крупные техно-вечеринки снова стали модной темой, я написала про них статью.
– Они принадлежат к самым ревностным сторонникам этого славного Судьи.
– Странный выбор псевдонима для анархиста, тебе не кажется? – Прежде чем задать следующий вопрос, Амель помолчала. – Почему мы здесь?
Вместо ответа Сервье только пожал плечами.
Некоторое время они молча слушали дождь. Потом Жан-Лу снова заговорил:
– Этот двор имеет и другую интересную особенность. Видишь ворота? – Он наклонился вперед, как будто хотел приблизиться к трем выходам.
Последовав его примеру, молодая женщина случайно прижалась к нему.
Он не отстранился и указал рукой на вход, через который они проникли во двор.
– Если ты выйдешь отсюда, попадешь на улицу Даллери и на тот путь, которым мы пришли. Ты знаешь, тебе достаточно вернуться на прежнюю дорогу. – Сервье отклонился влево и показал на противоположный выход: – С этой стороны улица Бафруа. Тут дверь, которой воспользуюсь я, чтобы выйти.
– А куда меня приведет вот эта? – Палец Амель был направлен к третьему коридору, напротив них, но она туда не смотрела: она разглядывала профиль своего собеседника.
– Туда, куда ты сама решишь идти. Прежде всего на улицу Шаронн. – Жан-Лу выпрямился. – Мне завтра рано вставать, а надо еще многое закончить. – Он достал из кармана мобильный телефон. – Я вызову тебе такси. На какой адрес заказать?
Молодая женщина на мгновение замерла и не произносила ни слова.
Глядя ей в спину, Сервье угадывал светящуюся в темноте длинную шею, легко поднимающиеся в ритме дыхания плечи, мысли, которые, вероятно, волновали ее. Он не знал, что на него нашло и к чему это все теперь.
Другого выхода нет.
Линкс взглянул на свои руки, на шею Амель, представил свои пальцы на ее нежной коже. Свои руки, выпирающие позвонки. Не сейчас, терпение. Потревоженный деревянный навес затрещал.
Он с горечью, к которой, возможно, примешивалось некоторое облегчение, принял слово «Даллери» и тут же позвонил. Продиктовав свой клиентский номер, Сервье подождал несколько секунд, сообщил название улицы и номер дома и попрощался с диспетчером.
– Черный «мерседес» через пять минут. Тебе не надо платить, моя контора оплатит.
– Я… Спасибо.
Больше они не обменялись ни словом. Амель поднялась, чтобы уйти. Когда она шагнула за порог и исчезла в темноте, Жан-Лу порылся в карманах и вытащил плеер.
Воспроизведение началось с середины отрывка.
What a feeling under the stars… My body’s rotating from Venus through Mars…
Враг приближался.
There’s a war going on between my head and my heart… I wonder how they grew so far apart…
Сегодня вечером представители Карты тоже проявили себя.
Dance with me around this fire… The dance of bad angels who’d love to fly higher…
Смысл существования Карты в том, чтобы охватить весь мир.
God is love, God is love… And her lover I’ll be…
Шарль был прав. Сколько времени у него еще в запасе?
I long to lead the world in ecstasy…
Вт. 27 нояб. 2001, 22:58:22+2000
Кому: [email protected]
Тема: не заполнена
Дед, сегодня вечером в компании общих друзей я встретился с кузенами из обеих ветвей семьи. Мы провели приятный вечер. К сожалению, мне пришлось рано покинуть их, потому что утром я на несколько дней уезжаю по делам. Если будешь с ними разговаривать, постарайся узнать, понравилось ли им, как закончилась вечеринка.
28.11.2001
В припаркованном во втором ряду на площади Терн автомобиле Понсо и Менье обсуждали с сидящим на заднем сиденье Магрелла расшифровку телефонного разговора между Мохаммедом Туати и неким Набилем.
– Так вы думаете, что этот Карим тот самый человек, которого нам удалось выследить после того, как он расстался с Мессауди? Великолепный? – Офицер из тридцать шестого задал вопрос, не поднимая головы от документов.
– Да, месье, – Понсо через зеркало заднего вида наблюдал за своим другом. – Вышеупомянутый Набиль делает этот звонок из дома Мулуда Бумессауда, одного из сбиров Туати и, соответственно, его отца. Так получилось, что парень у нас уже зафиксирован. Подручный. Тригону не потребовалось много времени, чтобы узнать его по фотографии. Именно этот мальчишка вчера вечером сидел на хвосте Великолепного в одиннадцатом округе.
– Он снял наблюдение, когда Незза пришел на встречу? – Магрелла передал бумаги Менье. – Что вы об этом думаете?
– Что, судя по вашим ночным наблюдениям, для господина Карима Сайяда, если это его настоящее имя, проживающего на улице Солитер в девятнадцатом округе, будет лучше поостеречься, поскольку его братья-салафисты питают какие-то сомнения на его счет.
– Зачем он преследовал журналистку? И главное, разве вы тоже его уже знаете?
Прежде чем повернуться к заднему сиденью, Понсо взглянул на помощника. Тот никак не отреагировал.
– Нет, мы никогда прежде с ним не встречались и пока не больше твоего знаем о причинах, подтолкнувших его нанести визит мадам Рувьер-Балимер. Хотя кое-какие мысли на этот счет у меня имеются.
Менье вздохнул.
– Мой верный помощник думает, что я сильно ошибаюсь, но я все же скажу тебе, как я себе все это представляю.
– Валяй.
– Мы все трое знаем, что Сайяд хороший парень. Я даже готов сказать, что он настоящий профи. Остается только понять, сколько времени понадобится, чтобы разобраться, с кем он. Нам известно, что он якшается с нашими юродивыми друзьями из двадцатого округа, поскольку мы неоднократно видели этого героя с Туати и его приспешниками в мечети Пуанкаре, в «Аль Джазире» и в двух-трех других ключевых точках нашей маленькой веселой компашки. Нами также установлено, что он заменяет Сесийона при известном дилере Нуари Мессауди, которого мы подозреваем в том, что он помогает нашим дружкам-салафистам деньгами и транспортным обеспечением.
– Пока я с тобой согласен.
Понсо кивнул:
– Отлично. Можем ли мы также согласиться, что странная и, я бы даже сказал, смертоносная болезнь поражает наших друзей-исламистов, которые в последнее время мрут как мухи?
Оба полицейских согласно кивнули.
– Так вот, я думаю, что наш друг Карим является идеальным кандидатом, чтобы взвалить на него роль переносчика болезни. Если бы мне поручили провернуть подобное дельце, я внедрил бы в сердце подлежащей разрушению системы своего человека, который ни у кого не вызывал бы подозрений. Это было необходимо, по крайней мере, чтобы подобраться к Хаммуду и Сесийону или проникнуть вслед за Фодилем на его территорию. Брата,например. Подложного брата, обученного и внедренного.
– Но с какой целью?
– Хотел бы я знать…
– Не могу поверить, чтобы командующие нами старые пердуны решились хоть на секунду предположить возможность использования эскадрона смерти, чтобы уладить некоторые проблемы. Даже с полным на то основанием.
– Согласен.
Все трое на некоторое время задумались, потом снова заговорил Магрелла:
– А оба Харбауи? Ты ничего не сказал. По-прежнему не считаешь их смерть несчастным случаем?
– Да, месье, по-прежнему. – Понсо кивнул.
Заговорил Менье:
– Вот некоторые детали, полученные контрразведкой от слишком разговорчивых жандармов. – Он полистал блокнот. – В лесочке, расположенном на повороте национальной трассы, трудолюбивые сыщики обнаружили многочисленные следы сапог размера сорок два-сорок три, возможно мотоциклетных. Состояние и вид этих следов делают возможным их сопоставление с хронологией событий, если таковые события имели место. Кроме того, на ближайшей дороге жандармерия обнаружила отпечатки протекторов двухколесного крупнолитражного транспортного средства. Также сопоставимые с хронологией событий. Далее. Похоже, перед дорожным происшествием кто-то долгое время находился на лесной опушке. Этот кто-то, вероятно, лежал на какой-то подстилке, а не на голой земле.
– Охотник?
Менье подтвердил замечание Магрелла и продолжил отчет:
– По словам жандармов, следы, скорее всего, ведут к этой позиции – тут они не уверены, но размер обуви подходит к размеру ног предполагаемой личности ростом от метра семидесяти до метра девяносто.
– Похоже на Сайяда. – Понсо взглядом спросил согласия своего помощника, затем Магрелла.
– Верно. Но ничто не доказывает нам, что все эти знаки связаны с «несчастным случаем». И мы по-прежнему не обнаружили на месте ни малейших следов стрельбы. И по-прежнему никаких следов прямого контакта на телах и автомобиле, даже после вторичного осмотра. Как ты это объяснишь?
Снова наступило молчание.
– К тому же это не единственная проблема в твоей теории. – Офицер из тридцать шестого покачал головой.
– Что еще?
– Если память мне не изменяет, той ночью, в третьем часу, Карима Сайяда засекли наши ребята, когда он уходил от Мессауди. А весь вечер они провели вместе. Так что он никак не мог меньше чем через полчаса оказаться между Аленвилем и Абли.
Не слишком обрадовавшись этому соображению, Понсо согласился, не моргнув глазом.
Магрелла помолчал.
– А парень, что вчера вечером был с Балимер?
– Сервье?
– Да. Он вас не интересует?
– Плевать, с кем она трахается.
– Ах так? Даже несмотря на то, что он удрал?
Менье убрал блокнот.
– Один из наших ребят проверил здание. Там внутри очень мило, даже есть где присесть. А главное, три выхода. Видимо, он зашел в гости к приятелю. Ложный след, не думаю, что он каким-то образом замешан.
– Ладно. – И что теперь?
– Теперь… – Понсо приоткрыл дверцу и выглянул на улицу. – Попытаюсь выяснить, что могло вызвать такую суету среди наших бородачей. Я хочу сказать, помимо обычных причин. Скоро вернемся к этому разговору.
Он вышел и направился через площадь, лавируя между автомобилями.
Едва переступив порог, Понсо стал шарить взглядом по переполненному залу «Гурме де Терн». [215]215
Ресторан традиционной французской кухни на бульваре Курсель в Париже.
[Закрыть]Он пришел сюда, чтобы встретиться с Язидом Беньяминой, теневым чиновником алжирского посольства, имевшим склонность в свободные часы заниматься любительским сыском. По средам этот человек всегда обедал здесь, в ресторане, известном своими мясными блюдами и клиентурой, состоящей из деловых людей, постоянно готовых оказать услугу или поделиться информацией.
Офицер госбезопасности заметил того, кого искал, в глубине зала. Уткнувшись носом в газету, Беньямина в одиночестве поедал огромный антрекот.
– Друг! – Увидев перед собой Понсо, алжирец поднял к «коллеге» искаженное вымученной улыбкой круглое лицо. – Присаживайся. Давай присаживайся. Как дела?
– Я бы сказал, не так хорошо, как у тебя. – Понсо протянул руку через стол и притворно дружеским жестом похлопал собеседника по выпирающему животу. – Ты больше не соблюдаешь Рамадан?
– Я? – Беньямина презрительно отмахнулся. – Ты же меня знаешь.
– Мне так казалось, но… Я думал, что могу на тебя рассчитывать, а ты почему-то не ответил ни на один из моих последних звонков.
– Я был завален работой, друг.
– Знаю, знаю, что это такое.
– Но я собирался позвонить, Аллахом клянусь!
Понсо улыбнулся:
– А я уже и сам пришел. Но если я тебе мешаю, могу прийти попозже. Мне бы не хотелось затрагивать неприятные темы в присутствии всех твоих друзей.
Прежде чем снова посмотреть на Беньямину, он обвел взглядом зал.
Алжирец молитвенно поднял руки. Его отвислые потные щеки подрагивали.
– Не стоит волноваться. К чему нам осложнять свою жизнь, не так ли? Что я могу для тебя сделать?
Гарсон подошел, чтобы принять заказ. Понсо отказался от обеда. Когда они снова остались одни, офицер перегнулся через стол к Беньямину:
– По какому такому поводу наши «лучшие враги» сейчас так суетятся?
– Сейчас?! – Язид снисходительно наклонил голову. – Сейчас?! Ты серьезно, друг? Сейчас весь мир суетится!
Понсо крепко схватил его за запястье:
– Чихать я хотел на «весь мир», друг.Меня интересует, что происходит во Франции. Так что наведи справки и позвони мне. Да поскорей! – Он отпустил руку собеседника и поднялся. – Было очень приятно, как всегда.
– Мое положение становится все более и более невыносимым.
Луи стряхнул пепел в пластиковый стаканчик, до середины наполненный уже почерневшей водой, в которой плавали окурки.
– Теперь я под колпаком не только у полиции.
– У кого еще?
– У Туати. Он тоже меня подозревает. – Пауза. – И установил за мной слежку.
Куратор принял новость, скептически кивнув:
– Зачем? Как давно?
Карим сразу подумал об Амель Балимер, о происшедших накануне событиях и обо всех случаях, когда их пути пересекались.
– Полагаю, с той ночи, когда я взломал замок и влез в «Аль Джазир». – (Не может быть и речи, чтобы он рассказал Луи о девушке.) – Когда мы встретились на улице, мое объяснение его не удовлетворило. – (Лгать не так уж сложно. Уже давно не сложно.)
– И это все?
– Нет. – Феннек внимательно вглядывался в лицо собеседника, пытаясь понять его реакцию. – Слухи о причинах исчезновения братьев разрастаются. – (Он ничего не увидел.) – Паранойя исламистов достигла предела. Они убеждены в существовании американо-сионистского заговора, имеющего целью уничтожить их с благословения французских властей. – (Какой-то изобличающий «пустяк» в нем самом.)
Луи что-то неразборчиво нацарапал на листке.
– Вернемся к Туати. Я читал твои отчеты, но его образ расплывчат, сбивчив. Повтори, что ты думаешь о нем и о его роли.
– Это правоверный, убежденный. Во-первых и прежде всего, проповедник, к тому же служит вербовщиком. Он отбирает, обучает и направляет потенциальных джихадистов. Кроме того, он посредник. И у меня есть подозрение, что именно он организует встречи в «Аль Джазире». Вы нашли что-нибудь интересное на него в записных книжках?
– Мы над этим работаем, я поставлю тебя в известность, когда придет время. Может ли он быть в курсе готовящейся операции?
Карим на некоторое время задумался.
– В деталях – нет. Так мне кажется. Если бы что-то носилось в воздухе, он бы об этом знал или хотя бы подозревал, но не больше. Он не является непосредственным участником боевых действий в прямом смысле слова. Помимо всего прочего, он исполняет обязанности сторожевого пса в своем квартале.
– Ты хочешь сказать, что, если бы у него были подозрения относительно кого-нибудь, он бы мог вмешаться и при необходимости принять жесткие меры?
Прежде чем кивнуть, Феннек выдержал паузу. Мысли его были далеко: они сосредоточились на незнакомце, сопровождавшем журналистку вчера вечером, и на причинах, заставивших секретные службы рискнуть настолько приблизиться к прессе.
– Что-то не так? – Куратор пристально смотрел на него.
– Мы участвуем в операции с кровопролитием?
– С кровопролитием?
– Ведь это мы уничтожили всех этих людей?
– Мне кажется, генерал Стабрат уже ответил тебе на этот вопрос.
Взгляд Луи казался достаточно прямым.
– Сосредоточься на задании, Карим. Первоочередная задача – Незза. Через него мы рассчитываем добраться до ядра группировки. Как только это произойдет, мы тебя вытащим. Не оплошай так близко от цели.
Плечи Феннека опустились.
– Я знаю, ты способен отвести подозрения каких-то легавых и успокоить разыгравшиеся нервы салафистов, держись. Я постараюсь устроить так, чтобы в декабре ненадолго отправить тебя отдохнуть. Мы обеспечим тебе правдоподобную причину, которую ты сможешь использовать для своих бородатых дружков, например скоропостижную кончину «матери».
30.11.2001
– Алло? Здравствуйте, мадам. Меня зовут Бастьен Ружар, я бы хотел поговорить с господином Зиядом Махлуфом.
Журналисту потребовалось минимум времени и максимум усилий, чтобы обнаружить следы сирийца. Сначала через хирургическое отделение скорой помощи госпиталя «Комбарель» в Родезе он определил местонахождение его сына, затем с боем раздобыл его личные данные, правда в закрытом списке.
– Сожалею, месье, но мой свекор не будет говорить с вами…
Не может быть и речи, чтобы сойти с дистанции на финишной прямой.
– Послушайте, это очень важно.
– Мой муж не желает, чтобы беспокоили его…
Ружар услышал мужской голос. Трубка перешла в другие руки. Женщина еще некоторое время протестовала, слышно было, как они спорят. Потом она уступила и сообщила, кто звонит.
– Здравствуйте, месье Ружар. Счастлив, что снова могу говорить с вами…
– Я тоже, я… я сожалею о том, что с вами произошло. Я чувствую себя виноватым в…
– Вы присутствовали при нападении? Вы послали этих людей?
– Нет, но…
– Значит, вы ни в чем не виноваты…
– Что произошло?
– После нашей прогулки какие-то люди ждали меня в подъезде моего дома. Эти псы были в капюшонах. Они не поколотили меня, только в знак предупреждения сбили с ног…
– Все в порядке, вы уверены?
– Да. Меня отправили в больницу, я после этого слегка приболел. А сын приехал и увез меня к себе. Он очень сердит. Считает, что мне не стоило вмешиваться в эти дела, упорствовать. Но он не понимает, что, если люди вроде меня не станут упорствовать, вскоре он и его семья станут жертвами всех фанатиков планеты…
После минутного колебания Ружар задал следующий вопрос:
– Я… я бы хотел еще раз поговорить с вами о Мишеле Хаммуде и Лоране Сесийоне.
– Я тоже…
– Почему? – Журналист выпрямился в своем рабочем кресле.
– Когда вы ушли, я позвонил кое-каким друзьям, еще оставшимся у меня в Сирии и Ливане. Я хотел попробовать узнать еще что-нибудь о Мишеле. В конце концов мне удалось выяснить, что он довольно долго находился в Пакистане, с весны до конца августа. В Пешаваре. Там он называл себя Насером Делилем. Затем провел несколько дней в Сирии, у одного коллеги…
– Что за коллега?
– Человек, известный как коммерческий посредник между государствами, границы которых контролируются или закрыты. Он специализируется на обменах между Ираком и своей собственной страной…
– Контрабандист?
Махлуф не ответил на вопрос Ружара.
– Вам известно его имя?
– К сожалению, я не могу сообщить его вам…
– Не можете или не хотите?
– Это сложно… – Старик поторопился вежливо завершить разговор. – Сначала я сам хотел позвонить вам, но после всего, что случилось… А потом я подумал, что вас это больше не интересует…
– Напротив.
– Удачи, месье Ружар.
– Отдыхайте.
Журналист повесил трубку и взглянул на привычно суетящихся коллег по редакции. Мысли его были взбудоражены последними сообщениями Зияда Махлуфа. В словах старика был ключ. Он это чувствовал.
В сведениях о том, что Хаммуд якшался с фундаменталистами, не было ничего нового. Новость заключалась в его пребывании в Пешаваре, преддверии тьмы, у врат, ведущих в талибанский Афганистан, логово новых гуру исламского терроризма. Уже никто, а тем более вечно опасающиеся заговора не сомневались, что именно там вызревала идея одиннадцатого сентября две тысячи первого года. И другие инициативы, возможно, тоже обсуждались. Поправка: вероятно, обсуждались. Следовательно, ливанец – относительно важный посредник – запросто мог отправиться туда, чтобы получить инструкции касательно нового нападения. Или принять участие в заключительных этапах его планирования. Он имел для этого достаточно времени, поскольку провел в регионе целый сезон.
Кроме того, Махлуф говорил о пребывании Хаммуда в Сирии, еще одной стране, которая при необходимости может быть использована мусульманскими радикалами. Похоже, Хаммуд встречался там с человеком, известным как «посредник между государствами, границы которых контролируются или закрыты», например Ирак. Акция «Нефть в обмен на продовольствие» ослабила иракский народ, но стимулировала контрабанду со всеми соседями Саддама. И все же Ружар сомневался, что фундаменталисты испытывают потребность или хотя бы желание отдавать свою нефть в обмен на пищу или даже медикаменты, сотрудничая с режимом, который до сих пор они обливали грязью. Оставалось оружие. Чтобы поддерживать нужды своего перманентного джихада, воинствующий ислам всегда нуждался в боевом оружии, минах, минометах.
Перед кабинетом Ружара остановилась молодая женщина и пополнила опоздавшей корреспонденцией и без того высокую груду бумаг. Проводив ее взглядом, журналист принялся рассеянно разбирать свою объемистую почту. Мысль о возможном союзе между ливанским фундаменталистом и человеком, известным своими спекуляциями с Ираком, не давала ему покоя. Среди писем обнаружился довольно толстый конверт из плотной бумаги, с надписанным от руки адресом. Ружар мгновенно узнал почерк и сначала оживился в предвкушении новых деталей. Но радость его длилась недолго: он взглянул на почтовый штемпель. Письмо было датировано следующим после смерти Жан-Франсуа Донжона днем. Замогильное свидетельство? Последняя проделка, чтобы напакостить прессе? На память ему пришли снимки Понсо. «Мартина» умер при обстоятельствах, дискредитирующих как его откровения, так и их мотивацию.
Журналист чуть было не выбросил конверт, но передумал и собрался открыть его, но тут на него внезапно накатила тревога. Донжон был не идиот, он должен был подумать, что роковой поступок сведет к нулю его шансы быть услышанным. Возможно, письмо не от него, может быть, это подделка или, хуже того, ловушка. Ружар покачал головой. Вот и он поддался всеобщей паранойе. Ему показалось забавным, что он не может помешать разъедать его сознание язве страха. Что за идиотизм, ведь он, Ружар, ничего собой не представляет. Кому придет на ум послать ему по почте биологическое оружие?
Биологическое оружие…
Химическое оружие…
Ирак.
Американцы возобновили попытки определить объем находящегося в руках у раисов оружия массового уничтожения, избежавшего контроля Организации Объединенных Наций. Например, при пересечении границ. С помощью контрабандистов.
Никто не знал, что стало с этим так называемым арсеналом. Общее мнение склонялось к тому, что он по большей части уничтожен в первые же дни «Бури в пустыне». Остальное якобы было с огромной неохотой демонтировано и разрушено в годы, последовавшие за окончанием войны. То, что прежде, при участии и сотрудничестве многочисленных восточных государств, являло собой гордость Ирака, теперь, возможно, оставалось лишь дурным воспоминанием.
Франция была не последней страной, поддержавшей Саддама Хусейна в его движении к самоуничтожению. Уже давно власти делали большое различие между ощутимым желанием поддержания своих иракских привязанностей, со всеми требуемыми отклонениями от нравственности, и необходимостью выступать против них по причине чересчур многочисленных «нарушений», которые позволял себе диктатор.
Там было что скрывать. Ружар задумался, до какой степени, но, пока формулировал вопрос, понял, что знает ответ. В случае крайней необходимости власть без колебаний сделает все возможное, чтобы защитить себя любыми способами, включая, разумеется, и убийство. Не удалось ли Хаммуду вывезти из Ирака что-то, что так желательно было бы перехватить секретным службам?
Журналист опустил глаза на конверт и, уже не раздумывая, вскрыл его.
Документы. Никакого белого порошка, только бумага. Первый лист был сплошь покрыт колонками цифр. Журналист сумел идентифицировать даты, остальных обозначений не понял и отложил документ в сторону. Затем последовала газетная статья, упоминающая о дорожном происшествии в отдаленном пригороде Парижа. С двумя жертвами. Причины трагедии не указывались, как и имена покойных. Ружар отметил детали, относящиеся к дню и месту трагедии, снял трубку и набрал номер. И без лишних слов тут же передал информацию своему собеседнику:
