Текст книги "Время скорпионов"

Автор книги: D. O. A.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 36 страниц)

В твердой уверенности, что она не может оказаться здесь в одиночестве или случайно, агент тщетно старался разглядеть поблизости ее собрата.

С выражением некоторого сомнения на лице девушка внимательно рассматривала фасад кафе. Феннек видел, как тревожно и неуверенно она озиралась по сторонам. Казалось, она находится во власти внутреннего конфликта, и агент боялся, что догадывается о его причинах.

Очень плохая идея.

Она направилась к «Аль Джазиру». В долю секунды Карим принял решение. Оставив барную стойку, он распахнул дверь и расположился в проеме, прямо у нее перед носом, сверля взглядом эту сумасшедшую. Вид он принял самый устрашающий и вскоре понял, что девушка его заметила.

Они издали пристально вглядывались друг в друга.

Амель миновала середину площади.

Внешне невозмутимый, Феннек медленно скрестил руки на груди. Чем ближе девушка подходила к своей цели, тем меньше в ней ощущалась уверенность. И все же она не отказалась от своего намерения.

Карим незаметно перенес центр тяжести с одной ноги на другую.

– Вали отсюда!

Если она попытается прорваться силой, за нее возьмутся другие. Возможно, им захочется проследить за ней, чтобы понять, что ей надо. Дело принимало опасный оборот для них обоих. Для нее, потому что Мохаммед и его сбиры не любят любопытных, а для него, потому что еще меньше они любят лжецов.

Еще несколько шагов.

– Отстань.

Взгляд Феннека стал еще суровее.

– Убирайся!

В последний момент, уже оказавшись прямо перед ним, молодая женщина опустила голову, свернула и пошла по тротуару направо.

Карим выдохнул.

– Что там случилось, гуйа? – Прямо у него за спиной раздался голос Салаха. Проследив взглядом в том направлении, куда смотрел агент, он как раз успел заметить сворачивающую за угол Амель. Хозяин бара расхохотался. – Ты слишком много времени проводишь в одиночестве, брат. Нашел бы ты себе женщину настоящую. Не такую, как эта. Эта тебе не подходит. Пойдем, я угощу тебя кофе.

Амель собиралась войти в подъезд своего дома, когда на противоположной стороне улицы увидела выходящего из автомобиля отца. Он махнул дочери рукой, и она пошла ему навстречу. Они обнялись.

– Что ты здесь делаешь? Пойдем к нам.

– Нет, нет. Не хочу вас беспокоить. – Верен себе ее скромный отец.

– Пойдем же…

– Нет, и так хорошо. Дай посмотреть на тебя.

Амель слегка отстранилась, ощутила прикосновение к своим рукам родных старческих ладоней, шершавых и теплых, и робко улыбнулась.

– У тебя усталый вид, Мели.

Имя как воспоминание о другой жизни, более простой. Родители наградили ее им, когда узнали о существовании слова мели-мело. [177]177
  Meli-melo (фр.) – путаница, суматоха, ерунда, сумятица.


[Закрыть]С тех пор им всегда казалось, что оно очень подходит их младшей дочери.

– Давно ждешь?

– Около часу. – В голосе отца не прозвучало никакого упрека. – Но у меня с собой книжка, так что я не скучал. – Он помолчал и снова взглянул на нее. – Мы за тебя беспокоимся. – И больше ничего не добавил.

Амель не стала заострять внимание на этом «мы»; возможно, это просто оборот речи, но ей было приятно.

– Не стоит. Все в порядке.

– Ты уверена?

– Да, не волнуйся. Просто устала на работе.

– Все идет, как тебе хочется?

– Да, баба. [178]178
  Baba (араб.) – отец.


[Закрыть]– Нет, не все, но ей не хотелось говорить об этом.

Инцидент возле бара заставил ее прозреть. Амель понимала, что была не на высоте, и это ей было неприятно. Бросить Ружара, бросить свою работу – не этого она хотела. Амель испытывала глубокий стыд за свою маленькую трусость. Пора сделать выбор, перестать жалеть себя и держать удар. Она распрямилась, изобразила широкую улыбку. К тому же она сердилась на себя за мгновенную слабость, спровоцировавшую сегодняшний вечерний визит.

Это в последний раз.

Внезапно отец и дочь бросились друг другу в объятия и надолго застыли. Потом они простились. Отец сел в машину и уехал. В лифте Амель осознала, что он не задал ей ни единого вопроса о Сильвене.

Мустафа Фодиль скулил, плакал и непрерывно шмыгал носом. Он говорил, выкладывал, выдавал все о себе, своей семье, своей жизни. Еще и еще, он объяснялся, оправдывался. Линкса уже тошнило от его откровений. В рыданиях плавились доспехи безжалостного вояки, в которые Фодиль был облачен все эти годы.

Линкс, возможно, даже пожалел бы Мустафу, если бы его так не раздражал этот ставший от волнения визгливым голос. Пленника даже не надо было принуждать: похищение и первые двадцать четыре часа подготовки в результате полностью сломили его сопротивление. Оно уже и так было достаточно подорвано несколькими только что пережитыми тревожными днями. В представлении Фодиля остракизм, которому он подвергся со стороны своих бывших товарищей после ареста, мог означать только две вещи: окончательное отторжение или скорое устранение.

Обе перспективы приводили его в ужас, но устраивали Линкса.

Мустафа принимал его за одного из своих «братьев». Агент понял это, когда для начала слегка избил его в импровизированной камере после первой ночи изоляции. Ослепший и оглушенный пленник принялся поминутно называть его гуйаи обещать, что станет самым лучшим мусульманином в мечети, если он оставит его в живых. Ошибка, которой стоило воспользоваться, и на первый допрос Линкс явился в капюшоне и без голубых контактных линз.

Фодиль шумно сопел.

– Брат, клянусь, я никогда никому не говорил, кроме Нурредина и Халеда и… и… Нуари. Я просто делал то, что мне говорил Незза.

– Это ты и сказал в полиции?

– Нет, нет! Сжалься! Уалла йа карби! [179]179
  Ouallah ya karbi! (араб.) – Клянусь Аллахом!


[Закрыть]Я ищейкам ничего не выдал. Они спрашивали о других, кого я не знаю.

Мустафа снова принялся скулить. Какая же он мразь! Линкс легко поднялся со стула и ударил его в лицо кулаком.

16.11.2001

Стоя возле прилавка обширного склада сдаваемого в аренду оборудования в Сен-Мор-де-Фосе, Фарез Хиари прислушивался к своему урчащему животу, отказывающемуся оставить его в покое. Первый день Рамадана, [180]180
  Рамадан(рамазан) – пост у мусульман.


[Закрыть]а ему уже хочется есть.

– Добрый день, месье, чем могу помочь? – За стеллажом с инструментами для проходки появился служащий.

– Здравствуйте. Мне нужна поперечная пила по бетону и пробоотборник.

– Пойдемте. – Продавец подкрепил свои слова приглашающим жестом. – Какого диаметра?

– Простите, что?

– Пробоотборник какого диаметра?

– Двести пятьдесят миллиметров.

– В таком случае… – Казалось, служащий сомневается. – Тогда лучше подойдет колонковая труба. Идемте, это там.

Они остановились перед выставленными в ряд продолговатыми электрическими приборами; некоторые из них были весьма громоздкими. Хиари уточнил, что хотел бы бурить на расстоянии трех метров, после чего внимательно выслушал пояснения продавца.

– Мне это нужно до четвертого декабря.

– Конечно. На продолжительный срок аренды мы просто запрашиваем дополнительный залог.

Фарез кивнул и снова пошел за служащим, чтобы заполнить документы на прокат оборудования. Указав в счете компанию Нурредина Харбауи, он расплатился чековой книжкой этой же самой компании. В ответ на просьбу продавца предъявить удостоверение личности он показал документ старшего из братьев Харбауи со своей фотографией.

– Можете подогнать ваш грузовичок к задним дверям склада. Оборудование вынесут и помогут вам погрузить его. Всего доброго и спасибо.

– До свидания.

Понсо пешком прошелся по улице Депар и сел на заднее сиденье автомобиля, припаркованного возле тротуара.

– Ну?..

На переднем сиденье, не отрывая взглядов от кафе на улице Ренн, ждали Менье и Тригон.

Понсо ответил его заместитель:

– Бастьен Ружар со своей подружкой там уже двадцать минут. Только что вошел Мишель Клейн. – Потрескивание бортовой рации. – Зер находится внутри.

Понсо кивнул.

Клейн попросил более детально рассказать ему о событиях предыдущей недели, особенно о поездке в Лион и встрече с Зиядом Махлуфом. Когда отчет был закончен, он спросил журналистов, что они об этом думают.

Слово взяла Амель:

– Гипотеза простая, и мы оказались правы, предполагая худшее; операция по устранению существует. Мы не знаем, с какой целью. Этого нам никто не прояснил. А стоит ли в таком случае доверять нашей теории?

– Значит, надо поразмыслить, какие мотивы могли бы оправдать подобные крайности. Когда вам удастся определить возможные причины, вы сможете продвинуться. Лично я вижу одну вполне очевидную. Они хотят что-то скрыть, какое-то темное дело, угрозу, поэтому действуют так поспешно.

Ружар покачал головой. С самого утра он пребывал в дурном расположении духа. Всю ночь он размышлял, по-разному складывал известные им факты, стараясь рассмотреть их под разным углом зрения, и пришел к выводам, которые ему не понравились. Поскольку они уже не казались столь сенсационными, а главное, поскольку секретные службы уже не выглядели в них пугалами. Это тем более вызывало недовольство журналиста, потому что его дедукции совпадали с предостережениями Дюссо, а особенно с тем, что́ ему было известно о малообнадеживающих достоинствах французских секретных служб. Он вздохнул:

– Нам стоит также рассмотреть другую возможность. Что все это лишь операция по дезинформации, как ты и предполагал, и что мы сейчас являемся свидетелями сведения счетов, происходящего на многих уровнях.

Клейн повернулся к нему.

– Объяснись.

– Нам известно, что Стейнер прежде работал во внешней разведке, он ее старая гвардия. И разумеется, имеет давнишние привязанности. Нам также известно, что он работал на средневосточную службу и что, безусловно, продолжает делать это под прикрытием Общества оперативной обработки, управления и надзора. Хаммуд по происхождению ливанец. Ты понимаешь, к чему я веду?

– Ты полагаешь, оба они завязаны на Ливан?

Ружар кивнул:

– Да, и тогда это сразу дает нам возможность иначе взглянуть на вещи. Эти двое встречаются в Ливане, и, даже если они принадлежат к противоборствующим лагерям, на самом деле они становятся «друзьями» – в кавычках. – Журналист пальцами изобразил кавычки.

– То есть Хаммуд – двойной агент?

– Совершенно верно. И кто-то из его лагеря узнал об этом и казнил его здесь, в Париже. Теперь вернемся к внешней разведке. Дюссо сказал «внутренняя напряженность». Я над этим немного поработал. Приближаются выборы, существуют политические пристрастия, противостояние друг другу. А что, если Стейнер был средством, использованным для дестабилизации одной из действующих партий? Сначала кому следует сообщают имя или без затей расстреливают одного из его информаторов, Хаммуда, потом предупреждают журналистов. Таким образом, им удается запятнать Стейнера и заодно поразить или нейтрализовать других людей.

– Но пока вам не хватает деталей, чтобы придать реальности подобному заговору, да? Ваш информатор больше не выходил на связь, если я не ошибаюсь.

– Он еще это сделает, я убежден.

Клейн повернулся к Амель. Ему хотелось услышать ее мнение.

Она согласилась с шефом, ничего не добавив.

– А как ты поступишь с обращенным? Как он вписывается в картину?

– Не знаю. Пока никак. Полагаю, что он, вероятно, был ударной силой старых друзей ливанца, если через них добрались до него, чтобы его устранить. Так что, возможно, именно Стейнер перегнул палку и отомстил. Как бы то ни было, смерть обращенного ничему не вредит, напротив, она путает карты или еще больше втягивает в историю патрона Общества оперативной обработки, управления и надзора.

Снова заговорила Амель:

– Возможно также, что кончина Сесийона вообще не имеет к этому всему никакого отношения. Он жил на границе двух довольно жестоких миров – торговли наркотиками и воинствующего исламизма. Очень легко можно представить, что это, так или иначе, тяготело над парнем. Так что все в очередной раз может оказаться лишь удачным стечением обстоятельств, которое используют, чтобы легче было сбить нас с толку.

Некоторое время редактор молчал.

– Совершенно очевидно, что это уже совсем другая история. Мне она не нравится. – Он прищелкнул языком. – Я ведь тебе говорил, что нас попытаются отстранить.

– Успокойся, все еще не точно.

– Возможно, есть еще одна причина для осторожности. Теперь, если ты сумеешь выдать мне подобную историю в самый разгар предвыборной кампании… – Он не закончил.

Ружар разглядел в глазах Клейна искру зависти. Редактор упорно смотрел на журналиста, совершенно забыв про их соседку по столу. Кроме того, он заметил ревнивый огонек в глазах Амель, и это его разозлило.

– Выходят. – Из громкоговорителя сквозь треск раздался голос Зеруаля.

Через несколько секунд полицейские увидели, как оба журналиста и их патрон покидают кафе и расходятся в трех разных направлениях.

Понсо просунул голову между передними сиденьями:

– Кто у нас в этом районе?

– Мы вдвоем. – Менье указал на Тригона. – Зеруаль и Лейрак чуть дальше, на мотоцикле. Все остальные задействованы на бородачах, я подумал, что для журналистов нет необходимости…

– И правильно сделал. Скажи Зеру сесть на хвост девице, на мотоцикле. Вы займетесь Ружаром. На Клейна плевать, он никогда не вылезает из своего кабинета, и нам известны все его друзья. – Понсо откинулся на заднее сиденье. – Держите меня в курсе.

Он вышел из машины.

17.11.2001

Вечером начался дождь. Температура упала на несколько градусов. Понсо шел по большим бульварам, прикрывшись старым зонтиком. Он долго просидел в кабинете, слушая отчеты то одних, то других и составляя рапорт своему шефу. Около двадцати трех часов он выбрался на воздух, чтобы перекусить и прогуляться.

Офицер вошел в бар без имени и возраста, где его ждал «Арно».

«Арно», возможно, ложное имя этого «друга» без фамилии и тоже без возраста, занимающегося тем же ремеслом, что и он, на благо Министерства обороны. Службы внешней и внутренней безопасности редко работали сообща. Их официальное сотрудничество было скорее воображаемым, нежели реальным, а когда оно обретало плоть, это чаще всего происходило в сумеречных, неформальных зонах. Когда такие «Арно» отдавали должное таким Понсо. И наоборот.

Полицейский сделал заказ, и военный решительно приступил к разговору:

– Этот твой Хаммуд вызывает у меня глубокие сомнения, поскольку обстановка у нас сейчас напряженная.

– Я в курсе.

– Не сомневаюсь. Кстати, говорят, у вас тоже беспокойно.

– Наши профсоюзы?

– Ага. Не совсем понятно, на кого они работают.

– Мне тоже, и плевать на них.

– Ты слишком правильный для такой работы, но это я тебе, кажется, уже говорил.

– Я просто стараюсь не ошибаться при определении противника.

Мужчины пили виски. Сингл молт. [181]181
  Single malt (англ.) – односолодовый виски.


[Закрыть]Ради него они и стали с сентября ходить в этот бар. Они насладились несколькими глотками, и «Арно» снова заговорил:

– По причине, которая мне неизвестна, ливанец имеет какое-то отношение к нашей кухне. Его досье теперь «охраняется», если я правильно понял намеки, сделанные мне, когда я попытался в нем покопаться. У нас сейчас в моде охранять досье. Почему этот парнишка так тебя интересует?

Понсо допил стакан и спросил у собеседника, собравшегося закурить трубку, не хочет ли он еще. Утвердительный кивок, второй заход.

– Вообрази, ему пришла в голову дурацкая идея умереть. Его выловили в Сене. Пока ничто не говорит мне, что это не просто несчастный случай, однако…

«Арно» перебил его:

– Но ты не можешь уговорить себя, что типы вроде него «вот так запросто» падают в воду. Я угадал?

– Ага.

– И это все?

Полицейский пожал плечами:

– Думаю, и это уже неплохо. – Ему не хотелось говорить о Сесийоне или Стейнере. И о журналистах тоже. Пока нет.

– Об этой последней детали я не знал. Я имею в виду его утопление.

Что-то насторожило Понсо в том, как «Арно» произнес эти слова. Возможно, интонация, немного натянутая и какая-то фальшивая. Он не был уверен.

– «Охраняется». Как ты знаешь, у нас такая классификация уже в некотором роде показательна. Теоретически из таких досье ничего не извлечь, но, раз тебе так надо, я все же изловчился. Не очень-то было легко: те, кто этим занимается, не входят в число моих друзей.

Однажды придет время отплатить услугой за услугу.

– Прошлым летом Хаммуд долго болтался по Пакистану и Афганистану. И в Сирии тоже, возле иракской границы.

– Я думал, его дружки не большие фанаты старика Саддама. Что он мог там искать?

«Арно» тихонько засмеялся:

– Ты прав, раис [182]182
  Глава мусульманского государства.


[Закрыть]– человек светский. Официально он не вступает в разговоры с фундаменталистами, которые к тому же всегда поднимают его на смех. Возможно, Хаммуд проявил себя более открытым для общения, чем его братья. Как знать, возможно, слишком открытым.

– Что ты хочешь сказать?

– Франция – многолетний друг Ирака, это ни для кого не секрет. Старая дружба не забывается. Ты, разумеется, в курсе прошедших в сентябре полицейских операций, поскольку участвовал в них.

Понсо молча кивнул.

– Что послужило толчком для тех задержаний?

– Наблюдения, прослушка, сопоставление фактов – рутинная работа.

– Нет, я имею в виду до всего этого.

– Конфиденциальная информация, поступившая из Объединенных Арабских Эмиратов. Помнится, переданная от вас. Они получили признания одного из наших подданных.

– Точно. Эмиратские сыщики не случайно получили эту информацию. Им ее дал информатор. И информатор весьма неожиданный.

– Хаммуд?

– Молодец! Так что, сам понимаешь, типы вроде него, разумеется, сами не «падают» в Сену, стоит ли удивляться, что с ним свели счеты? – «Арно» залпом допил остатки виски, последний раз затянулся и, попрощавшись, встал, чтобы уйти. – Береги себя.

Линкс стоял на пороге камеры.

Фодиль валялся у него в ногах, умоляя о пощаде. Когда дверь открылась, первым желанием пленника было в страхе отскочить подальше, потом он передумал и пополз к своему мучителю. Он был перепуган.

С допросом пора было кончать. Линкс имел то, что хотел, но тянул время. Без всяких оснований. Он вздохнул и склонился к Мустафе, чтобы стянуть с него заскорузлый от блевотины и засохшей слюны вонючий капюшон. И увидел часто моргающие глаза пленника. Привыкнув к свету, они расширились от удивления и еще большего страха, чем тот, который он переживал прежде. Пленник увидел подлинное лицо своего похитителя и осознал свою ошибку.

Агент некоторое время молча наблюдал за ним, затем, повинуясь внезапному порыву, мягко провел рукой по небритой щеке Фодиля:

– Я тебя отпущу, но сначала я должен тебя усыпить, понимаешь?

Исступленные кивки. Он подчинится, и все пройдет хорошо.

Линкс решил использовать ту же процедуру умерщвления, что и для Хаммуда, но еще не знал, что должно за этим последовать. Чтобы добраться до тыльной стороны колена, он перевернул Мустафу на живот.

В тот момент, когда игла уже почти вошла в плоть, Фодиль с силой рванулся. Агент потерял равновесие и воткнул иглу в пол. Шприц стукнулся о покрытый пенкой бетон, сухо лязгнул металл переломившейся иглы. Промах.

Мустафа не стал терять время, он вскочил на связанных ногах и мощно ударил своего палача в грудь. Линкс упал назад и ощутил, как пленник всей тяжестью навалился на него, изо всех сил неловко пытаясь придушить мучителя и осыпая его ударами, стараясь прикончить.

Живым из этой схватки выйдет только один.

После нескольких минут бестолковой борьбы агенту, который не был связан, удалось оттолкнуть противника. Вскочив, он загнал Фодиля в угол камеры, свалил его с ног и набросился на пленника, осыпая его лицо градом коротких ударов.

Когда Мустафа был почти оглушен, Линкс обошел его со спины и произвел захват, чтобы придушить исламиста. Отбиваясь, тот заорал изо всей силы. Кольцо еще сжалось. Вскоре слышалось лишь хрипение обоих сражающихся. Фодиль делал отчаянные попытки вырваться. Он дернулся назад и вверх, изогнулся и прижал агента к стене. Но захват был крепким, кольцо неуклонно все больше сжималось. Раздался сухой треск, и они сползли по стене вниз.

Неподвижность и тишина.

Линкс долго сидел, не шевелясь и обхватив руками шею мертвеца.

Амель внезапно проснулась. Она никак не могла отделаться от воспоминания об осуждающих глазах того человека из бара в двадцатом округе. Вместе с ее лионским «спасителем», с его угрозами и проклятиями на устах и гигантским карающим перстом, он всю ночь преследовал девушку.

Она лежала рядом с Сильвеном, живот свело от страха. Муж спал, повернувшись к ней своим спокойным лицом. Это безмятежное выражение, которое она так часто видела за последние четыре года, больше не приводило ее в восторг. И теперь оно не только не успокоило ее, но еще и оживило кошмарное чувство вины, преследовавшее молодую женщину во сне. Ей стало трудно смотреть на мужа, даже спящего.

Амель перевернулась на спину. Запах мужа стал немного слабее. Их с Ружаром профессиональная деятельность приобрела определенный смысл. Предстояли бои, и молодая женщина чувствовала, что готова снова принять в них участие. Не может быть и речи, чтобы она позволила кому бы то ни было запугать себя.

Амель тихонько повернула голову направо. Будильник подтвердил, что еще очень рано. Слишком рано. Они легли меньше четырех часов назад, а ей уже не спалось. Безотлагательная потребность. Иначе она не могла бы описать чувство, овладевшее ею в последние два дня и дающее ощущение, что все, что она переживает, происходит слишком медленно и скучно. Она испытывала потребность двигаться, что-то переделывать, исправлять, причем быстро. До чего глупо.

Вчера вечером в ресторане Сильвен решил, что она устала. Амель не принимала участия в разговорах и молча изнывала от тоски, неспособная заинтересоваться тем, что происходит за столом. Чтобы скоротать время, она написала Сервье эсэмэску и стала ждать ответа. Когда около часу ночи она отключила мобильный, ответа все еще не было. Это лишь усилило ее чувство тревоги и неудовлетворенности.

Когда они возвращались, муж заметил ее состояние. «Погасшая». Он произнес это слово в машине, имея в виду «отсутствующая». Ответом ему было ее упорное молчание, и он предпочел воздержаться и не углубляться в эту тему. Оба не имели ни малейшего желания касаться деликатного вопроса. Не сейчас. Момент выбора между доверием и откровенностью еще не пришел, если когда-то и придет.

Амель попыталась вспомнить, где она оставила телефон. В сумке, далеко от спальни. Осторожно, чтобы не разбудить Сильвена, она встала. День обещал быть длинным.

Камель и Фарез находились в плохо освещенном, сыром, холодном и зловонном туннеле. На обоих были защитные очки, строительные каски и непромокаемые комбинезоны канализационных рабочих. Свод над их головами в радиусе примерно двух метров был освещен мощными прожекторами, которые они сами установили в кромешной темноте.

Ксентини кивнул, и Фарез запустил колонковую трубу. Прочно прикрепленный к стенам и полу канализации инструмент вгрызся в потолок. К их ногам, смешиваясь со сточными водами, сразу потекли конденсат и смазка.

После получаса непрерывной работы машина остановилась, и они из предосторожности отодвинулись от проделанного отверстия.

Камель отправил в дыру контрольный зонд, подтвердивший, что отверстие безупречно. Он показал Фарезу бетонный керн:

– Режет пробку длиной пятьдесят сантиметров. Буду демонтировать оборудование и начну укладывать.

Прошло еще три часа, в течение которых они трудились, не теряя ни минуты. Туннель опустел и понемногу приобрел тот вид, какой имел до их прихода вскоре после полуночи. Пикап с логотипом «Париж», на котором они прибыли, снова принимал все их имущество. Отходы отправились в соседний главный коллектор.

Когда, вернувшись снаружи, Фарез встретился с Камелем, тот внимательно осматривал свод:

– Видимых следов почти нет. Если не знать, что это здесь, невозможно заметить, что кто-то пробурил потолок. Отличная работа, брат. – Он положил горячую руку на плечо Хиари, так ловко скрывшего результат их работы. – Когда, ты сказал, будет следующий эксплуатационный осмотр?

– Когда я узнавал в канализационной службе, он был назначен на двадцать второе ноября.

– Значит, через пять дней?

Фарез кивнул:

– А потом ничего целых четыре месяца. Мы спокойно сможем работать по всей зоне. Даже будем оставлять оборудование на месте. На плане я обнаружил подсобку, которую мы можем использовать. Хочешь, покажу?

Ксентини покачал головой:

– В другой раз. Сначала посмотрим, не заметил ли нас кто-нибудь. Пошли отсюда, не могу больше терпеть эту вонь.

В конце тупика в тринадцатом округе находился заброшенный вокзал. Во избежание проникновения в него двери и окна первого этажа были замурованы. Иллюзия. Лестница, теоретически закрытая металлическими воротами и решеткой, этим вечером не помешала проникнуть на пути малого кольца. [183]183
  Малая кольцевая дорога вокруг Парижа.


[Закрыть]А оттуда люди могли попадать в здание с перрона.

Приглушенный, быстрый и назойливый электронный битзаполнял все звуковое пространство квартала и сопровождал их приближение. Вскоре за грязными стеклами Карим заметил вспышки стробоскопа и сумел различить движущиеся внутри здания неясные силуэты. Много. Было одиннадцать вечера, суббота, и они с Неззой совершали первый обход клиентов.

На ступенях группа из трех десятков подростков. Все исхудалые, все одинаково одетые: черные и защитные куртки с капюшонами, спортивные штаны. У всех татуировки, пирсинги; все меченые, клейменые. Под охраной голодных собак они несли караул и проверяли входящих. Пиво и сигареты с дурью переходили из рук в руки.

Они с Неззой пришли пешком со стороны улицы Луаре, и Феннек сразу заметил припаркованную метрах в тридцати от входа машину с тремя пассажирами. Легавые. Возможно, не одни. Было не похоже, что их интересует происходящее в воротах. Они здесь не для того, поскольку мало что могут сделать, и знают это. У Карима возникло подозрение, что они, скорее всего, подстерегают дилеров, достаточно тупых, чтобы явиться без прикрытия. Вроде них с Неззой: с преступными рожами и образцами пилюль, коки и гашиша в рюкзаках. Да еще с пистолетом девятого калибра, который Незза засунул себе за пояс. Ввязаться в перестрелку или быть арестованным за торговлю дурью – не лучший способ завершить в целом блестящую карьеру офицера разведки.

Карим легонько ткнул Нуари локтем, тот кивнул – он тоже видел, – но продолжал идти вперед, не проявляя ни малейшего признака паники. Они беспрепятственно подошли к воротам. Его товарищ поздоровался с какими-то знакомыми и направился к лестнице. Поднимаясь, он по-арабски высмеивал всех этих выродков, хатаи,которые покупают у него дерьмо, чтобы задурить себе башку. Его последние слова потонули в звуках баса, сила которых увеличивалась по мере того, как они поднимались по лестнице. Оказавшись на перроне, Незза едва уловимым движением подбородка велел Феннеку осмотреться на местности.

Плотная толпа подпрыгивала на месте – отсутствующая, погруженная в тупое созерцание высоких стен ограды, буквально сотрясающихся от музыки. Если не считать нескольких разноцветных бенгальских свечей и отхаркиваний глотателей огня, вокруг которых образовались небольшие группки, никакого постоянного освещения внутри здания не было.

Незза и Карим внедрились в плотную копошащуюся темноту. Их толкали люди с закрытыми и подозрительными или отсутствующими лицами. Мужскими или женскими, определить было невозможно. Усиленная бетонными стенами музыка оглушала. Атмосфера могла бы быть праздничной, но отдавала скорее жестокостью, вытесненной на периферию сознания.

Нуари проорал агенту в ухо:

– Заткнуть бы всех этих дерьмоедов.

Кивок. Феннеку не потребовалось совершать над собой усилие, он был согласен. Его внезапно осенила мысль о том, что все это он делает впустую, и игла гнева стала колоть его изнутри. Эти люди не стоили трудов.

– Давай пошевеливайся, у меня нет никакого желания здесь поселиться. Еще две ходки после этой – и смываемся. Арруа!

Незза двинулся вперед в поисках покупателей.

18.11.2001

Несмотря на сильный холод, Линкс вспотел. Изнурение и напряжение. Он спотыкался под тяжестью Фодиля, стараясь одолеть препятствие в виде густого подлеска. Тропинки не было, он вошел в плотные заросли колючего кустарника. Сквозь ткань униформы ветки царапали кожу на ногах. Линкс с облегчением принимал эту боль, она поддерживала его в состоянии бодрствования, боевой готовности.

Над ним нависло обложенное, непроницаемое небо: ни звезд, ни луны. Он шел без фонарика, наудачу, уверенный в своей памяти. Продираясь сквозь колючую растительность, он некоторое время слышал, лишь как шипы цепляются за его тело. Выйдя на полянку, Линкс уловил журчание ручья и по звуку добрался до берега. Оказавшись на месте, он сбросил на землю пластиковый мешок и вывалил из него труп.

Линкс бессознательно отыскал знакомые камни и присел, чтобы передохнуть. Вокруг него по обеим сторонам ручья черной изгородью стояли деревья. Поднялся легкий ветерок, и голые ветки деревьев затрепетали. Он их не видел, только слышал. Их шелест вторил легкому журчанию и его дыханию. И никакой музыки, чтобы отвлечься. Вспомнив об утрате плеера, он снова рассердился и старался не замечать распростертого перед ним белеющего силуэта.

Ему не стоило ни малейшего труда вспомнить это место таким, каким он увидел его впервые. Сокровенная берлога подружки из Sup de Со [184]184
  Superieur de Commerce (фр.) – Высший институт бизнеса.


[Закрыть]в Париже, выросшей в этих краях. Сюда никто не ходил. Ближайшая дорога пролегала в сотне метров. В хорошие времена здесь можно было спать, купаться, наслаждаться телами друг друга. Спокойно заниматься любовью. Сколько раз? Это было давно, весной восемьдесят седьмого. Конец учебного года, конец занятий, а вскоре и конец жизни.

«Мадам Пил». [185]185
  Эмма Пил– возлюбленная тайного агента Джона Стида (к/ф «Мстители»).


[Закрыть]Он помнил только эту кличку, которой ее называл весь выпуск. Точная копия Дайаны Ригг. [186]186
  Дайана Ригг(р. 1938) – британская актриса (к/ф «Мстители»).


[Закрыть]Три года бок о бок, не перемолвившись ни единым словом. А незадолго до начала новой жизни, между двумя плохо подготовленными экзаменами, какие-то террасы кафе, уик-энды вне Парижа то у одних, то у других и свидание – восхитительное, краткое. «Мадам Пил» была несвободна, просто имела желание немного поразвлечься. Он поддался и прожил три недели без очевидных последствий.

Нельзя сожалеть о том, чего не было.

Линкс задумался, по-прежнему ли ее семья живет там и вышла ли наконец прекрасная «Эмма» за своего официального «Джона Стида». [187]187
  Джон Стид(актер Патрик Макни) – английский правительственный тайный агент, работающий на ФБР. Вымышленный шпион, придуманный продюсером Сидни Ньюменом в 1960 г. (сценарист Брайен Клеменс).


[Закрыть]Или за другого. Этого ему никогда не узнать. Их связь умерла с наступлением июля, и больше он ее не видел. Несколько лет спустя напичканный знаниями ученик знаменитой школы покинул этот мир. Он был мертв, так же мертв, как Мустафа Фодиль, и с тех пор предпочитал посещать леса только в ночное время.

Он встал. Time to go, [188]188
  Пора уходить (англ.).


[Закрыть]ему еще надо сжечь мусор. Небрежно сложив пластиковый пакет, он исчез в темноте.

Измотанный Карим отпер дверь своей квартирки на улице Солитер. В ушах, большую часть ночи подвергавшихся атакам басов, гудело. Он продрог и хотел есть. Часы показывали, что до рассвета еще есть время. Он успеет приготовить еду и поспит до начала поста.

Отребье, которое он видел сегодня ночью, привело его в ярость. Незза привел его в ярость. Это задание приводит его в ярость. Когда он вызвался добровольно, речь шла об участии во внедрении в сеть внутри страны, что должно было позволить ему проникнуть в зону военных действий в Афганистане. Операция нового типа – дерзкая, но военная. А не эта постепенно превращающая его в марионетку то в одних, то в других руках; работа в штатском, от которой он теряет душевное равновесие, бесконечно испытывая параноидальное раздвоение личности.