Текст книги "Время скорпионов"
Автор книги: D. O. A.
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)
– Оно заряжено, шуффе! [163]163
Смотри! (араб.).
[Закрыть]
– Что?
Выключатель вернулся в исходную позицию.
Приглушенный грохот нарушил тишину. Комья земли поднялись в воздух в центре опушки, и больше ничего. Прошло две или три секунды, прежде чем раздался звук второго взрыва, более отчетливый и металлический. В воздух с большой скоростью взлетел полированный металлический цилиндр, похожий на тот, который несколько недель назад Камель пробовал засунуть в одну из труб. Фарезу показалось, что он увидел какой-то шнур, тянущийся за хромированной трубкой. Когда шнур поднялся до их уровня, в пятидесяти метрах от них раздался третий взрыв.
В воздухе, в радиусе пяти метров, разнеслась белая пыль. Когда белое облако медленно стало оседать, спутник Ксентини бросился на землю.
– Не бойся, гуйа.Тебе ничего не грозит, это мука.
Фарез поднялся.
– Мне надо было испытать реактивную тягу и разброс. Я доволен, хорошо работает. Хотя в этот раз заряд менее мощный, чем тот, который будет в окончательной версии устройства.
– Почему?
Ксентини указал на вершины деревьев:
– Нельзя допустить, чтобы взорвалось выше, иначе мы наделаем шуму.
– Понимаю… Ты используешь пульт вроде этого, чтобы…
– Не обязательно. Может быть, попробую мобильный телефон. Я еще не выбрал – каждая система имеет свои преимущества и свои недостатки.
– Твоя бомба впечатляет, но она одна, этого хватит?
Камель расхохотался:
– Их будет не одна, а целая дюжина, они разлетятся над местностью, рванут в одно время и накроют всю территорию газовым облаком. Эту идею мне подсказало оружие, которое использовали куффарыво время Первой мировой войны.
– Какое?
– Миномет Ливенса. [164]164
Создан капитаном британской армии Уильямом X. Ливенсом. Применялся во время Первой мировой войны для поражения живой силы и заражения местности отравляющими веществами.
[Закрыть]Изобретение этих шутников-англичан. Вроде полуприкопанного миномета, но я его модифицировал: надо, чтобы стволы были совсем не видны из-под земли.
– Как ты их зарядишь?
– Специальным небольшим зарядом в устье трубок. А потом это уже сработает как мина…
– Знаю, подпрыгивающая. – Гордый собой, Хиари перебил его. – Я видел трос. Заряд заставляет цилиндр подпрыгнуть в воздух, за ним тянется шнур, а когда он прерывается, это вызывает третий разряд и цилиндр взрывается.
Удивившись познаниям сообщника, Камель подтвердил его догадку:
– Да, только не слишком сильно – чтобы не поджечь находящееся внутри вещество. Но в самый раз, чтобы распылить его вокруг. Ты что, служил?
– В инженерных войсках отбывал воинскую повинность. Давно это было.
– Почему ты этим занимаешься, Фарез? У тебя во Франции семья, работа.
Вопрос оказался неожиданным.
– Ты сомневаешься в моей вере? – В глазах Хиари блеснул огонек гнева.
– Если бы сомневался, ты был бы уже мертв. – Ровный холодный тон Ксентини успокоил собеседника. – Мы никогда об этом не говорили, а мне бы хотелось знать.
– Аллах, да святится имя Его, не желал всего этого для нас. Ни чтобы мы родились псами галантерейщиков. Ни чтобы они грабили нашу страну, сделав из наших вождей своих сообщников.
– Нашу страну? Ты француз.
– Хочешь оскорбить?
– Нет-нет, успокойся. – В знак мирных намерений Камель поднял руки.
– Я, как и ты, – Абу аль-Джазир,Сын Алжира! Моя настоящая родина там, а не здесь. Здесь одни жидовские свиньи, они заслуживают, чтобы их перебили.
– А твои дети?
– Когда придет время, я отправлю их вместе с женой домой, куда-нибудь вглубь страны.
Камель молча согласился и положил руку на плечо товарища:
– Пошли, гуйа, приберем все и уходим. Нам еще многое надо сделать, чтобы вернуться домой победителями.
В конце дня Жан-Франсуа покинул Общество оперативной обработки и вошел в сад Пале-Рояль со стороны улицы Монпансье. Несколько минут он делал вид, что его привлекают магазинчики на галерее. В условленный час он нашел садовый стул – их было полно в парке, – сосчитал аркады, начиная с улицы Божоле, и уселся.
Усталый служащий, пользующийся минутой покоя, чтобы расслабиться перед возвращением домой.
Вскоре в его ноздри проник аромат трубочного табака и знакомый голос позади него заметил, что дни стали короче.
– Чувствуется приближение зимы.
– Да. Очень жаль, этот сад так хорош при солнце.
– Месье Донжон.
– Арно. Все в порядке?
– Да. Все прошло хорошо.
Жан-Франсуа Донжон отвечал, не оборачиваясь. Его контакт находился прямо у него за спиной, достаточно близко, чтобы разговаривать, однако вне поля его зрения.
– Я сообщил им кое-что относительно Сесийона. Теперь они могут установить связь между Стейнером и Монтана, то есть между Обществом оперативной обработки и службой внешней разведки, а следовательно, и государством. И вот я здесь.
– На данный момент. Еще одно или два разоблачения, и ты можешь исчезнуть согласно предварительной договоренности.
Через галерею прошла шумная группа иностранцев. Курильщик трубки подождал, пока они отойдут подальше, и продолжил:
– Стейнер что-нибудь подозревает?
– Он в курсе, что в его команде есть крот, но пока не знает кто. Это не проблема. Думаю, журналисты очень скоро волей-неволей наведут его на меня. Сегодня они меня сфотографировали.
Выпустив струйку дыма, собеседник Донжона что-то проворчал.
– Вообще-то, они молодцы. Уж не знаю, как им удалось, но они подловили Стейнера и Монтана вдвоем. Шарль решил ими заняться и, как я тебе уже говорил, очень скоро выяснит, что им известно.
Снова раздалось ворчание, собеседник посоветовал Донжону быть осмотрительней. Затем аромат табака медленно рассеялся в вечернем воздухе. Жан-Франсуа посидел еще минут пятнадцать и тоже ушел.
02.11.2001
Четв. 01 нояб. 2001, 23:04:15+2000
Кому: [email protected]
Тема: не заполнена
Пятн. 02 нояб. 2001, 10:38:22+4000
Кому: [email protected]
Ну и семейка! Твои родственники опять шалят. Представь себе, они решили заняться организацией следующего семейного праздника. А мы на скамейке запасных. Но так не может продолжаться, я уверен, что в конце концов мы, как всегда, им понадобимся.
Любящий тебя дедушка
04.11.2001
Салах ушел больше двух часов назад. Карим видел, как на двери опустилась железная штора, хозяин бара неторопливо удалился, и квартал погрузился в ночной покой. Однако Феннек медлил, он был так напряжен, что не мог пошевелиться в своем укрытии. В конце концов его подтолкнула мысль о других агентах, ожидающих в грузовике без номеров в нескольких кварталах отсюда.
Феннек осторожно пересек улицу и приблизился к входу во двор позади бара «Аль Джазир». Набрав код, который он твердил про себя с самого начала засады, он вошел, постаравшись как можно тише защелкнуть замок тяжелой деревянной двери.
Полумрак.
При помощи своих инструментов он очень скоро справился с замком бара. Быстрота предпочтительнее благоразумия. Плевать на следы, важнее, чтобы его никто не застал. Оказавшись внутри, Карим запер дверь отмычкой. Затем замер в тишине, чтобы глаза привыкли к более плотной темноте, и прислушался, нет ли подозрительных звуков.
Ничего.
Несколько шагов, беглый осмотр туалетов, кухни, главного зала. Пусто.
Дверца подвального люка заперта снаружи.
Он один.
Карим вернулся в контору. Заперто на ключ. Снова нужна отмычка, только теперь тихо. Очень скоро он оказался в маленькой комнате, по-прежнему сильно загроможденной.
Феннек вернулся сюда за ежедневником и записной книжкой. Управление военной разведки сочло необходимым изучить эти документы и, чтобы завладеть ими, рискнуло даже подвергнуть опасности своего агента, единственного по-настоящему знающего место. Бесцеремонность такого решения вызвала у Карима раздражение.
Ящики письменного стола заперты на элементарный замок. Никакой проблемы. Если не считать, что от нервного напряжения он сильно вспотел, а руки дрожали и скользили. Чтобы расслабиться, он свободно опустил их вдоль тела.
Надо успокоиться.
Он все вытерпел: придирки, ненависть, вынужденное одиночество. И все впустую. К тому же он испытывал отвращение. От него скрывали положение дел. Подлинные мотивации. Не его это дело. Он не должен быть здесь. Контора превышает свои полномочия ради неотложного дела, требующего больше средств, чем те, что уже затрачены.
Феннек заставил себя дышать медленнее. Вытер потное лицо. До чего жарко в этом пуховике.
Не дать панике и усталости взять верх. Его внедрение слишком затянулось. Он начинает остерегаться всех подряд. Слишком много вопросов. Став никем, он никому не может довериться. Он снова и снова думал о своих родных, об отце, о возможностях отцовского выбора. И тех возможностях, которые сегодня предоставлены ему. Если есть о чем говорить. Если бы только речь не шла о том, чтобы втереться в доверие, успокоить подозрение и продолжать дело, начатое другими, без него – дело, которое он так надеялся завершить.
Интегрироваться и наконец изжить все обиды.
Он сбился с пути. Потерял своих. Они убили бы его, если бы нашли. Как предателя, как собаку. Значит, они не должны его найти. Он не собака. И не должен быть здесь.
Карим взглянул на руки: все еще дрожат. Он вытер их о белые полотняные штаны.
Так нельзя. На него оказывают давление. Сегодня вечером его поставили в нестандартную ситуацию, но он на это натренирован. Он готов к отсутствию комфорта, он выстоит в невзгодах и сомнениях.
Он… должен… успокоиться.
Карим вздохнул и снова принялся за замок письменного стола. Тот открылся.
В ящиках ничего. Феннек в растерянности посмотрел вокруг. Сколько здесь надо перерыть! Он никогда не справится. Не его это дело. Надо уходить.
Дыши.
Спокойно.
Методичность. Сначала здесь: металлический шкаф. Потом будет время подумать. Захват, щуп, предохранители. Спокойно. Щелк! Отлично. Феннек отклеил язык от нёба. Нижний ящик. Ничего. Средний. Тоже ничего. Верхний. Он улыбнулся и при помощи фонарика с инфракрасным фильтром убедился, что нашел то, что искал.
Теперь ему предстояло выйти незамеченным и передать все остальным. Из двух зол Луи выбрал меньшее: сохранить своего агента. Не рисковать им и не приказывать остаться в конторе, чтобы скопировать документы. Не сумеют вернуть все на место, тем хуже. В лучшем случае Салах решит, что потерял их, в худшем – догадается о краже. Это вызовет всеобщую подозрительность, но Карим будет в безопасности и сможет и дальше выполнять секретные задания.
Однако такое решение требовало повторного прихода. Так что теперь не стоило медлить.
Через пять минут Карим вышел на улицу Ригель. Сделав несколько шагов, он осознал, что идет в сторону мечети, и разозлился на придурка, назначившего место свидания. Навстречу ему по противоположному тротуару двигался какой-то силуэт. Мужчина. Феннек старался смотреть прямо перед собой.
Идти вперед, не поворачивая головы.
– Карим! – Голос Мохаммеда. – Что ты здесь делаешь, гуйа?
Салафист остановился и строго смотрел на него.
Неужели он видел, как Карим выскочил на улицу?
Феннек перешел на противоположную сторону. Несмотря на ночную прохладу, он снова вспотел и теперь ощущал, как пот течет по спине, под засунутыми за брючный ремень украденными документами. Они жгли ему кожу.
– Не мог заснуть. – Он воспользовался заранее придуманной отговоркой. – В последнее время со мной это часто бывает. Вышел пройтись до мечети. Это единственное место, где я чувствую себя спокойно, – продолжал он с опущенной головой.
– Это хорошо. Но ты слишком торопишься с постом.
– А ты почему здесь?
Вопрос Карима раздосадовал Мохаммеда, его лицо помрачнело еще больше. Он сухо ответил:
– Я совершаю обход. Вскоре мне предстоит стать имамом, ты что, забыл? – Салафист и его сбиры наконец добились своих целей: им понемногу удалось взять под контроль улицу Пуанкаре. – В этот час молитвенный зал закрыт, тебе это должно быть известно. – Его голос внезапно смягчился: – И все-таки, если хочешь, я пойду с тобой и открою мечеть, чтобы мы какое-то время могли помолиться вместе.
– Я бы не простил себе, что утомляю тебя, брат мой. Ты слишком занят, а я всего лишь капризный глупец. Пойду домой.
– Давай провожу тебя немного. Ты проходишь испытание, а помощь таким людям, как ты, скоро станет моей обязанностью.
Мужчины двинулись в путь.
– Расскажи мне, что тебя беспокоит, Карим.
– Я измучился, не могу больше ждать.
– Ты все еще не нашел работу?
– Нет. Мне стыдно. Но я искал, уалла! [165]165
Ouallah! (араб.) – Клянусь!
[Закрыть]
– Я тебе верю. – Чтобы успокоить его, Мохаммед поднял руку. – Мы сможем что-нибудь для тебя подыскать. К чему такое нетерпение?
– С тех пор как я обрел путь Аллаха, да святится имя Его, я хотел бы помогать единоверцам.
– Ты это уже делаешь.
Карим покачал опущенной головой:
– Да, но это почти ничто.
– Не говори так. Ты оказал нам множество услуг. Твое время придет, другие братья должны были сказать тебе это. Время сложное, скоро нам понадобятся верные люди вроде тебя. А пока я расспрошу насчет работы среди своих.
– Шукран, шейх. [166]166
Choukrane, cheikh (араб.) – Спасибо, шейх.
[Закрыть]
На улице Иордан они расстались. Феннек не стал сразу сворачивать, а пошел домой привычным путем. Оказавшись в квартире, он выглянул в окно, чтобы посмотреть, нет ли хвоста. Убедившись в отсутствии слежки, он зажег свет и тут же покинул дом через подземный паркинг. Надо спешить, его ждут.
Амель немного отстала от Сильвена. Ее взгляд рассеянно блуждал по подержанным вещам, которые предлагали торговцы на рынке Дофин, ни на чем не останавливаясь.
Муж вернулся за ней:
– Пойди взгляни. – Он потащил ее в магазинчик, где было выставлено наборное бюро с ящичками для писем. – Правда славное? И даже не очень дорогое.
– Слишком высокое. У нас не поместится.
– Если только мы не переедем. Так хочется поскорее купить что-нибудь. Попросторней, с кабинетом и еще одной спальней.
Амель не ответила. Она не обратила внимания на его слова.
Сильвен улыбался и любовно разглядывал мебель.
– Что ты об этом думаешь?
– Красивое.
– Да нет, по поводу моей идеи покупки квартиры.
– Извини, я не слышала – задумалась.
– Вижу. На работе что-то не так?
Амель позволила обнять себя за плечи. Она опустила голову на грудь мужа и, несмотря на окружающий шум, услышала, как быстро бьется его сердце. Старается выглядеть спокойным, но он встревожен, обеспокоен.
Она тоже.
– Ты правильно сделала, что бросила работу с этим твоим журналистом.
Несколько дней назад Амель, возможно, согласилась бы с Сильвеном. Но после двух суток отсутствия вестей от Ружара не выдержала. Журналист давал ей именно то, в чем она больше всего нуждалась. Набрав его номер, молодая женщина не смогла вымолвить ни слова.
Завтра она будет в отеле «Крийон». Ей это необходимо.
– Давай думать о нас, только это имеет значение. Подумаем о нашей семье.
Она только это и делала.
05.11.2001
Вторая половина дня. Клиентура бара «Крийон» в основном мужчины и уроженцы Среднего Востока. Амель устроилась возле стойки – одинокая, элегантная. Трое мужчин уже предложили ей выпить и с удивлением и некоторым раздражением получили отказ на свои настойчивые приглашения. Ей самой было неприятно, что ее приняли за профессионалку. Смущение усугубляли мрачные взгляды, которые стал бросать на нее бармен, как только она присела.
Наконец появился Ружар и направился к ее столу. Один из пристававших к ней посетителей сразу легко поднялся и махнул ее коллеге рукой. Журналисты подошли к нему.
Незнакомец протянул Ружару руку и представился:
– Рафик Сугайяр. Арман вкратце описал мне вас. Присаживайтесь.
Довольно высокий и очень тучный, он едва удостоил взглядом молодую женщину, оставшуюся стоять, потому что стула ей не досталось. Ни один из мужчин не сдвинулся с места, чтобы помочь, так что ей пришлось самой искать, на что сесть.
Когда она вернулась, банкир как раз заявил, что он тонкий знаток хавалы.
– Я работаю между Европой и Дубаем, в классической банковской системе, и в сферу моей деятельности входит именно наведение мостов между двумя этими вселенными.
Подошли принять заказ. Сугайяр позаботился лишь о своем госте, снова предоставив Амель разбираться самостоятельно. Заметив, что Ружар подмигнул ей, Амель догадалась, что он не попался на удочку их радушного хозяина. Можно не нервничать.
Очень довольный, что может показать свою ученость перед заинтересованной аудиторией, ливанец пустился в долгие разглагольствования по поводу деятельности хаваладаров,их финансового веса, их истории. Свой монолог он прерывал только для того, чтобы глотнуть фруктового коктейля.
Если Ружар, казалось, изо всех сил старался проявлять терпение, то Амель очень скоро заскучала. Все это они уже знают. Неожиданно она поймала себя на том, что высказала эту мысль вслух.
Сугайяр сразу возмутился:
– Если уж вы так осведомлены, зачем заставлять меня терять столько времени?
Ружар тут же вмешался, чтобы отвлечь внимание ливанца от дерзкой девчонки, осмелившейся так его унизить:
– На самом деле я полагал, что Арман введет вас в курс дела. Мы собираем информацию об одном из ваших соотечественников, как раз о хаваладаре.
– Как зовут этого человека?
– Хаммуд. Мишель Хаммуд.
Для вида банкир на некоторое время задумался. Он даже сделал еще несколько медленных глотков.
– Мне о нем говорили. Я слышал об этом господине, но сам с ним по-настоящему не знаком. – Он насладился разочарованием, на мгновение возникшим на лицах его собеседников. – Но возможно, я смогу устроить вам встречу кое с кем, кто сможет рассказать о нем больше. С одним сирийцем, он отошел от дел, но прежде вращался в этих кругах. Я думаю, он посещал вашего Хаммуда.
– Сириец?
– Вы как будто удивлены? Отношения между нашими двумя странами гораздо более дружественные, чем принято представлять. И не беспокойтесь, он живет в Париже. Здесь учился его сын, и старик переехал к нему.
– Как скоро можно увидеться с этим господином?
– Сделаю все возможное. Надеюсь, я смогу уговорить его принять вас. – Сугайяр бросил быстрый, но тяжелый взгляд в сторону Амель. – Полагаю, для соблюдения приличий было бы предпочтительней, чтобы вы пошли один.
Он уловил замешательство журналиста, и его позабавило, когда тот все же согласился.
– Прошу извинить, я должна идти. – Молодая женщина встала, нервным движением схватила свои вещи и вышла из бара.
Банкир проследил за ней взглядом, и Ружар заметил, что он торжествует. Четверть часа спустя он встретился с Амель. Она в ярости бродила взад-вперед возле церкви Святой Магдалины и не дала ему и рта раскрыть:
– Как ты мог согласиться участвовать в махинациях этого жирного козла?! Ты знаешь, что он сделал до твоего прихода? Знаешь или нет?
– Он принял тебя за шлюху.
Удивившись, что он догадался, Амель тут же успокоилась.
– Шикарные девочки – расхожая монета в дорогих отелях. Снаружи тут все прекрасно, а внутри прогнило. Посмотри на себя, ты восхитительна, очень элегантна, даже чересчур. Ничего удивительного, что он к тебе клеился.
– Это не извиняет его последующего поведения.
– Нет. Но он облажался, так что это его извиняет. Он мужчина, к тому же восточный. Тебе следовало бы понять, ведь ты…
Она уставилась на него с явной досадой.
– Извини…
– Так что я? Говори!
– Нет… Извини… Я… Прости меня.
В какой-то миг между ними точно проскочил разряд, но гроза миновала.
– И все же не ему учить меня приличиям. – Произнося последнее слово, Амель скорчила презрительную физиономию.
Ружар дико расхохотался, чем вызвал улыбку у своей спутницы.
– Верно, ты права, он жирный козел. – Отсмеявшись, он успокоился. – Давай-ка серьезно. Сирийца, о котором он говорил, зовут Зияд Махлуф. Сугайяр пообещал мне организовать встречу в эту пятницу. Я пойду один, но…
Улыбка мгновенно слетела с губ Амель.
– Подожди минутку, не сердись, ладно? Мне нужно, чтобы ты сделала одну важную вещь. Надо бы навестить семейство Лорана Сесийона, последнего мертвеца, названного нам «Мартиной». По полученной нами информации, Сесийоны вроде живут в пригороде Лиона – Во-ан-Велене. Съезди, проникнись общей атмосферой. Горячие точки в период напряженности и войны могут подсказать нам новый аспект. Не запори это дело, я на тебя надеюсь.
Амель кивнула: ее дурного настроения как не бывало.
Ружар взглянул на часы:
– Какие у тебя планы? Торопишься домой или у тебя есть время выпить по стаканчику? Мне хочется показать тебе одно интересное местечко. Уверен: оно тебе понравится.
– Пошли выпьем.
Ни тени сомнения.
Спустя несколько часов они все еще находились в баре возле Музея Пикассо, в третьем округе. Бар был не очень большим, не очень красивым, но переполненным. Журналисты, творческие люди, активисты андерграунда, затрапезные интеллигенты, любители hype, [167]167
Крутизна (англ.).
[Закрыть]тайный и самовнушаемый авангард «значительной» мысли. Вино и пиво лились рекой. Амель узнала кое-кого из пишущей братии, со многими поболтала. Она стала объектом пристального внимания. Ей представили знаменитых собратьев, улыбающихся и алчных. Чтобы продлить молодость, эти азартные игроки зачитывали свои отшлифованные рассказы, где представали в романтическом образе старых израненных вояк, перед незрелой аудиторией, стремящейся исцелить собственные тревоги чужой болью. Над толпой и шумом в зале парил Питер Пен.
От выпитого Амель расслабилась и, покачиваясь, рассеянно слушала, просто наслаждаясь счастьем быть здесь. В общем гуле она уже не различала голосов. Ружар материализовался возле нее в нужный момент и потащил к столику, чтобы она присела.
– Где ты был? Ты бросил меня, а это не… невежливо. – Наклонившись к нему, она с трудом, запинаясь, произносила слова.
– Я был вон там, в баре, – журналист указал куда-то в глубину зала, – с ребятами. Но я наблюдал за тобой.
– Знаю. – Зеленые глаза Амель отдалились и вновь обрели частицу своей проницательности. Она вызывающе посмотрела прямо в глаза Ружара.
– Ах так? Знаешь?!
– Прекрасно.
– Так что же ты знаешь?
– Во всяком случае, Сильвен… Он с самого начала ревнует к тебе. – Амель приложила палец к губам. – Тсс! – Улыбнулась в пустоту. – Я… я говорю всякую ерунду. – Глупо хихикнула. – Надо… мне пора. – Попыталась встать. – Если бы меня видели. – И снова рухнула на стул, обхватив голову руками. – Не надо, не надо.
– Пойдем. – Ружар помог ей встать на ноги и проводил до туалета.
– Куда мы?
– Вернуть тебе пристойный вид.
С трудом преодолев несколько ступеней, они спустились в комнату, от пола до потолка отделанную осколками черной керамики. Шум над их головами звучал приглушенно, отдаленно. Воняло сортиром, зато было гораздо тише.
Ружар плеснул ей в лицо холодной водой и затолкнул в женскую кабинку. Прижал к стене.
– Не двигайся.
Амель начала бессмысленно смеяться.
Из кармана куртки журналист вытащил блокнот из чертовой кожи, кредитную карту и маленькую пластиковую ампулу. Он протянул купюру своей спутнице:
– Постарайся скрутить потуже.
– Зачем? Не хочу…
– Делай, что говорю. Не бойся, это всего лишь деньги.
Молодая женщина кое-как справилась с задачей; журналист высыпал на записную книжку немного белого порошка, разрыхлил его при помощи своей карты Visa и провел четыре тонкие линии. Взяв бумажную трубочку, он втянул носом две полоски кокаина.
– Теперь ты.
Амель не задумываясь взяла протянутую ей купюру. С некоторым сомнением она вопрошающе взглянула на Ружара.
– Тебе станет лучше, немного протрезвеешь.
– Я никогда…
– В нос и вдыхай. А другую ноздрю заткни пальцем.
Молодая женщина покачнулась:
– Не хочу.
– Боишься?
Амель кивнула, но искушение, подгоняемое алкоголем и возбуждением, прокладывало свой путь в зелени ее радужной оболочки. В конце концов она рывком наклонилась вперед и медленно вдохнула, мало, неправильно, – и тут же выдохнула, чтобы восстановить дыхание. Еще не разогнувшись, она принялась хихикать, глядя на припудренные белым порошком рубашку и куртку Ружара. Затем приподняла голову, чтобы посмотреть на его реакцию. Он был серьезен, но не сердился.
– Поцелуй меня.
Слова казались далекими и нереальными. Они неловко прижались друг к другу губами. Амель почувствовала, как его рука тискает ее бедра и поднимается к затылку. Она сама терлась об Ружара, ласкала член, твердеющий под ее пальцами.
Он резко схватил ее за волосы и указал на свою грудь:
– Лижи.
Молодая женщина принялась слизывать кокаин. Вкус был горьким, химическим. Через несколько секунд ей показалось, что она услышала:
– Мне хочется, чтобы ты и меня взяла в рот.
Рука, сжимавшая ее волосы, ослабла.
06.11.2001
Обычно они назначали встречи в каком-нибудь ресторане на набережных Сены, недалеко от Пон-Нёф. Амель пришла сильно осунувшаяся. Она вяло заглянула в меню и, когда Сервье рискнул предложить ей водную прогулку, с облегчением согласилась.
Стояла хорошая погода, не слишком прохладная, и многие парижане, как и они, испытывали желание воспользоваться этим мягким днем, вероятно одним из последних перед началом зимних холодов.
Они сошли у пристани Монтебелло, напротив Нотр-Дам. В нервном возбуждении она непрестанно пила воду. Он украдкой наблюдал за ней, жуя купленный по дороге упругий панино.
На улице Амель сразу надела темные очки, чтобы спрятать покрасневшие и усталые от недосыпа или по какой-то иной причине глаза. Ее беспокойные руки то отвинчивали, то завинчивали крышку бутылки.
– На улице лучше. – Ее речь была торопливой, запинающейся.
Она стиснула зубы, сглотнула.
Сервье с полным ртом кивнул и отложил завернутый в салфетку сандвич.
– Ну-ка, повернись ко мне.
– Зачем?
Он не ответил, просто развернул ее к себе.
Амель молча повиновалась.
Жан-Лу снял с нее очки:
– Посмотри на меня. Подними голову, посмотри на меня. – И сразу снова надел. – Что ты принимала?
Молчание.
– Кокаин?
– Да.
– В первый раз?
– Да.
– Во рту будет сушняк целый день. С кем?
– С Ружаром. – И еще: – Не знаю, что на меня нашло.
– Захотелось попробовать. Со многими бывает.
– И с тобой?
– Да. – Сервье поднялся, чтобы выбросить остатки сандвича, и снова сел возле нее. – Ты провела ночь с ним?
– Часть. – Амель снова отхлебнула воды. – Вчера вечером меня приняли за шлюху. – Пауза. – И возможно, не ошиблись. – Она взглянула на Сервье. – Мне так стыдно.
– За что? Мне ты ничего плохого не сделала, и я не собираюсь судить тебя.
– Тогда почему ты здесь?
– Чтобы выслушать тебя. Если хочешь.
С некоторыми недомолвками Амель описала последние месяцы. Она начала с особенно выдающихся событий, затем, по мере продвижения рассказа, ее речь стала свободней и приобрела более естественные интонации. Она бегло коснулась Школы журналистики, своих амбиций, замужества и порожденных им противоречивых желаний. Она также совершила несколько экскурсов в более отдаленное прошлое, описала знакомство с Сильвеном, напряженные отношения с его семьей из-за различия традиций, впрочем умолчав о многом на этот счет. Упомянула Ружара и профессионалов его уровня, описала, какое место они занимали в ее воображении, когда она еще училась. Призналась, что очень быстро поняла, что после освобождения от родителей затворничество стало для нее ассоциироваться с мужем. Свободу, прорыв дает ей только работа.
А ее работа – это Ружар. На радость и на горе.
Сервье хотел уточнить.
– Да нет, я его не люблю. То есть не так, как ты думаешь. Он хороший журналист, образованный человек. У него опыт. Он честен.
– И все же он привлекательный?
– Я просто сорвалась. Это не повторится.
– Что ты собираешься делать?
– Думаю, с ним надо порвать. Я хочу сказать, с Ружаром.
– Вот так, сразу? А потом?
– Потом? Сильвен. Я…
– Я знаю, о чем ты думаешь. Если ты это сделаешь, ты не только ничего не исправишь, но долго будешь сожалеть. Лучше найти равновесие.
– Как ты, проводящий свою жизнь в работе, лишь бы не думать обо всем остальном? – Бросив ему в лицо свои злые слова, Амель мгновенно взяла себя в руки. – Прости. Ты, наверное, прав. Но тебе не все известно: дело, над которым я работаю, немного меня пугает.
Она умолкла и стала следить взглядом за проходящим мимо, наполовину пустым туристским судном.
Сервье не торопил ее – ни к чему.
Помолчав, журналистка в деталях описала «дело „Мартины“», как они с Ружаром его между собой называли. Попутно она ответила на пару вопросов и закончила изложением их гипотез:
– Ружар даже убежден, что нас прослушивают. Это-то меня и пугает, особенно если наша теория верна.
– У вас есть фамилии тех, кто, как вы предполагаете, является участниками, так ведь?
– Да, и их фотографии. И имя крота. И его фотографии тоже.
– Неужели вам удалось сделать фотографии настоящих разведчиков?
В голосе своего собеседника Амель уловила нотки восхищения. Их история возбуждала его любопытство.
– Ружар обратился к одному своему приятелю. – Она снова гордилась тем, что работает над, очевидно, выдающейся темой. – Этот парень со своим фотоаппаратом круглый год охотится на людей. Его зовут Ян Су.
– Наверное, это совсем не то, что его рутинная работа.
– Я встречалась с ним всего один раз, и он сказал мне, что следить за интересующими нас людьми гораздо проще, чем за звездами, которых он обычно пытается захватить врасплох.
– Видно, у них нет привычки особенно осторожничать с этим.
– Все говорят, что наши секретные службы – пустое место.
Все с тем же отсутствующим взглядом, который Амель уже пару раз замечала, Сервье кивнул и очень серьезным тоном продолжал:
– И все-таки ты должна быть очень осмотрительна. Пустое место или нет, если то, что ты рассказываешь, правда, эти люди не святые.
Амель снова разнервничалась:
– Я отлично знаю! – Она вздрогнула.
Жан-Лу обнял молодую женщину за плечи:
– Прости меня. Я надеюсь, ты хотя бы не хранишь у себя копии этих фотографий? Если они у тебя, надо от них избавиться.
– Нет, у меня их нет. Ружар штук десять отнес в еженедельник. Чтобы показать Клейну, своему боссу. А вот у Яна, я думаю, все есть. – Журналистка недовольно вздохнула. – Черт, я всегда злилась по поводу всеобщей паранойи и вот уже сама в нее впадаю.
– Ты в плохой форме и очень устала. Завтра все перестанет быть таким мрачным.
– Ты правда так думаешь? – И совсем тихо Амель добавила: – Спасибо, что ты есть.
– Прости, что?
– Я говорю, что оценила твое присутствие. За последнее время ты единственное хоть сколько-то положительное явление в моей жизни.
– «Хоть сколько-то положительное»? – Он притворно хохотнул. – С чего бы это? Ты посвятила меня в эту историю, но кто я такой, чтобы говорить тебе что бы то ни было? Не давай втянуть себя слишком глубоко в безумства этого Ружара, вот и все.
– Неужели ты бы бросил, если бы осознавал, что происходит что-то очень непонятное, точнее, совершенно омерзительное? Если бы ты мог положить этому конец, предав гласности?
Сервье не ответил.
– Через два дня мне надо съездить в Лион.
– Девятого? Зачем?
– Повидаться с родственниками мертвого молодого парня, второго из тех, на кого нас навели. Судя по всему, он примкнул к исламистам. Я еду, чтобы попытаться составить его психологический портрет, более полный, чем у нас есть. Я пообещала Ружару, что сделаю это. А когда я вернусь, посмотрим.
