Текст книги "Сдвигая звезды в небе (ЛП)"
Автор книги: cocoartist
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 42 страниц)
Я поставила себе цель, пообещала вам и не выполнила. И меня это жутко бесит (представляю, как бесит вас). Поэтому я лучше выделю этому целую главу на Фике, чем промолчу.
Итак, я прислушалась к комментариям и создала канал в Telegram, где буду писать о выходе глав, и может делиться еще чем-то полезным по теме Томионы, Гарри Поттера и всего такого. А я уже ищу новую хорошую работу для перевода. Как его найти: @unspherethestars, пишем в поиске и добавляемся.
Второе. Давайте поставим более реальную цель для меня – 13 глав до 8 марта. Пока не знаю с какой периодичностью буду выкладывать, но до 8 марта точно реально выйти всему фанфику. Например, завтра выйдет сразу 3 главы.
Третье. Помните я писала вам про фанатский фильм про семью Тома Реддла и все такое? И еще где-то после главы упомянула, что я займусь переводом для всех русскоязычных фанатов. Так вот, вышел финальный трейлер к этому фильму. Сразу с русскими субтитрами на YouTube!
Включайте, наслаждайтесь. https://youtu.be/ubRz72gCzKI или вводите в поиске: The House of Gaunt: Lord Voldemort Origins | Final Trailer. Ставьте лайк, не проходите мимо.
На этом заканчиваю свой длиннопост. Всем добра и хорошего вечера! Ждите завтра 3 главы!
========== Монстры ==========
Кроме точки, спокойной точки,
Нигде нет ритма, лишь в ней – ритм.
Томас Элиот, «Четыре квартета».
После всего было бы легко сказать, что годы пролетали для нее незаметно и также естественно, как листья осенью, или как ветер порывами подбрасывающий их, или что время просто шло.
Но все было не так. Дни и годы шли для нее, как и всегда: какие-то из них бежали быстро и разгоряченно, но какие-то будто волочили ноги, погрязнув в печали и ожидании, ожидании, ожидании…
Гермиона всегда была занята.
В период, который она называла «После Тома», а иногда как «После камня», Гермиона стала всерьез задумываться над образами прошлого, которые однажды ее посещали: сидя в лаборатории зелий, она обсуждала Наполеона и Гитлера с человеком, который мог сравниться с худшим из них по степени жестокости.
***
Все вокруг старело, а она – нет. Подобно пауку, она плела свою паутину, объединяя знания и связи, и начала мечтать о лучшем мире.
После поездки в Россию она задумалась над тем, что отделяет магию от технологий, которые разрабатывают маглы? Она уже знала о грядущих достижениях науки, не только о том, что происходило на ее глазах. Если маги утратили свое могущество, могут ли они в будущем стать еще слабее людей? Неужели волшебный мир в большей опасности, чем она себе представляла?
И спустя время она поняла, что и Том был прав, опасаясь за события в Хиросиме. Он был мальчиком, который прошел через трудности, войну и жестокость, и Гермионе было дано показать ему все хорошее, что есть у маглов. Но теперь и она видела в них опасность. Ей снился Авалон.
***
И не смотря на то, что Том выбрал свой путь и мчался вперед к тому, чтобы стать настоящим монстром, казалось, что он тоже все помнит. Ей приходили его письма из разных странных мест. Шли годы, и она получала их все реже. Когда она думала, что это письмо было последним, потом спустя время приходило еще.
Гермиона,
Это странное место. Воздух разреженный, и магия выглядит еще более далекой. Не менее могущественной, но какой-то отдаленной. Я научился летать.
Я все еще думаю о тебе.
***
Гермиона,
Твой голос преследует меня: я слышу его в своей голове, как голос совести. Ты не одобряешь того, что я делаю, но я надеюсь, что когда-нибудь смогу убедить тебя, что этот путь, хотя и менее приятный, чем я надеялся, является обязательным. Чем больше я вижу мир, тем больше боюсь нашего разоблачения.
***
Гермиона,
Я нашел это на рынке в Александрии. Каково же было мое удивление, когда старая ведьма спросила, не хочу ли я его для тебя – она назвала твое имя. Я уже давно не вспоминал о тебе, но она выдернула имя из моей головы: хитрый трюк.
Я хотел бы, чтобы ты была рядом со мной, когда придет время.
Тебе бы понравилась библиотека.
***
Гермиона,
Говорят, что сегодня Рождество, хотя по погоде этого не скажешь. Когда я здесь, мне всегда холодно. Всегда зима. Мне сказали, что у них сейчас лето, но я в это не верю. Эта земля горькая, серая и несчастная. Я слышал сегодня твое имя. Коллега сказал мне, что ты тоже была здесь. Я ненавижу здесь все. Я ненавижу, как магия высасывается из этой некогда великой страны. Я ненавижу это чувство, металлический привкус, словно от бомбы. Ты, наверное, никогда не пробовала его на вкус. Пыль, горящая плоть, металл и сера. Этот запах я никогда не забуду, запах войны.
Теперь они сделали таких намного больше. Боюсь, даже моя магия не смогла бы им противостоять.
***
Гермиона,
Абраксас сказал мне, что не вмешивалась в то злополучное дело Нобби Лича. Такая атака на магическое наследие и культуру ужасна, но он помог усовершенствовать мой собственный путь. Честно говоря, я почти в долгу перед этим человеком.
Идиотизм этих людей поражает мое воображение. Впрочем, я даже рад, что Абраксасу пока не удалось от него избавиться. Ведь возмущение, которое вызывает его пост министра, полезно.
И однажды, они последуют за ним.
***
В следующий раз Гермиона Грейнджер увидела Тома Риддла морозной зимней ночью 1967 года, и судя по всему прошедшее десятилетие было для него не из лучших.
Гермиона,
Я дома. Мы можем встретиться?
Ветер в точности описывал, почему люди использовали слово «грозовой», когда говорили о нем в течение нескольких дней – более мерзкой зимы она еще не встречала. И ветер последовал за ним в «Три метлы», ворвавшись с воем и взрывом. Старая дверь со стоном отскочила назад и захлопнулась.
Десять лет.
Их глаза встретились. Шум паба на мгновение стих.
Десять лет.
– Твое лицо отражает все больше чудовищ, – сказала она вместо приветствия.
– В этом мире не осталось никого, кто осмелился бы сказать мне что-то подобное.
Они посмотрели друг на друга, пойманные в ловушку той странности, возникающей от неловкости, которую ты не ожидаешь. Время застыло, а затем скрылось, и только на мгновение его покрасневшие глаза потемнели, а восковая кожа потеплела, расплываясь по краям. Он снова казался человеком, а потом перестал им быть.
– Как там школа? – спросила она, присаживаясь.
Они сидели за столом, который в последний раз занимали больше двадцати лет назад. На улице шел сильный снег, заставляя многих постоянных посетителей паба сидеть дома. Запах в это время года всегда был один и тот же: резкий, витающий вокруг, сквозь знакомый аромат дыма, хмеля и пирога.
Какой старой она себя ощущала, оглядываясь назад. Она вспомнила годы, полные надежд, ее праведную молодость и девушку, которая влюбилась в монстра и пыталась сделать из него мужчину, и почувствовала усталость.
Когда монстр еще не был монстром?
Он помахал бармену, младшей копии предыдущего директора, который правил во время их пребывания в Хогвартсе. «Его сын», – подумала она. Он был слишком похож, чтобы быть кем-то, кроме прямого потомка.
– Бутылку вашего лучшего огневиски.
– Да, сэр
Появилась бутылка, а за ней два стакана. На одном еще сохранился слабый отпечаток какого-то предыдущего рта. Том посмотрел на нее. И снова оглянулся на бармена.
– Прошу прощения, – пробормотал уже бледный мужчина. Стаканы исчезли. Появились два новых, на этот раз хрустальных и сверкающих.
– Оставь нас.
Мужчина ушел. Гермиона закатила глаза, но ничего не сказала. Она взяла бокал, который тот подвинул к ней через обшарпанный стол, два глотка густой янтарной жидкости обещали тепло.
– Ты была занята, – сказал он, наконец. – Слышал об этом.
– Как и ты. Я тоже слышала.
Они оценивали друг друга, как хищник хищника.
Прошло много времени с тех пор, как кто-то смотрел на нее и видел так много.
– Так что же ты искала? Ты путешествовала почти столько же, сколько и я. На самом деле, по моим подсчетам, наши пути пересекались, по меньшей мере, дважды.
– Трижды, – самодовольно поправила она. – Я уехала из Перу примерно за неделю до твоего приезда.
– Мы могли бы путешествовать вместе.
– Нет. Иногда мы можем оказаться в одних и тех же местах, Том, но я не ищу твоих ответов. Я задаю другие вопросы.
– Чего ты хочешь? – сказал он раздраженно, и теперь она поняла. Отчасти она понимала, почему после стольких лет он хотел ее увидеть.
Представляет ли она угрозу?
– Ты помнишь, сколько времени я тебе дала? – Гермиона Дирборн ответила таким тоном, который лорд Волдеморт счел бы откровенно вздорным. Он непонимающе посмотрел на нее. Три серебряные пряди мерцали на фоне ее волос цвета красного дерева.
– Кажется, я дала тебе сорок лет. Что-то вроде того. Я сказала, что буду сидеть и смотреть, как ты сжигаешь мир дотла, а я приду за тобой и переделаю его по своему образу. То есть, нет, Том, я не буду стоять на твоем пути, когда ты поведешь нас всех в то, что, без сомнения, в конечном итоге закончится бессмысленной и ужасающей войной. Будь любезен. Сейчас твой выход.
Она улыбнулась ему, и Том вспомнил тот день, когда она пыталась убить его. Тогда у нее был такой же взгляд, как и сейчас. Он не знал точно, что это был за взгляд, но он знал, что ему это не нравится. Слабое воспоминание о том, как он когда-то понимал ее, промелькнуло у него в голове. Он выкинул его прочь. Теперь Том был более могущественным. И ему не нужно было истолковывать точное выражение лица Гермионы Дирборн.
– То есть до 1985 года, – добавила она, и ее губы, которые он все еще находил красивыми, изогнулись.
Это было невыносимо сексуально. Ее угрозы. Он поерзал на стуле. Прошло много лет с тех пор, как лорд Волдеморт хотел женщину. Иногда он получал их, чтобы доказать, что может, или потому, что некоторые женщины рассказывали мужчинам все, что они хотели знать, если тем улыбались или целовали определенным образом.
Но только не такую. Теперь он был темным лордом, возможно, самым могущественным из ныне живущих магов. Возможно, он надеялся, что вспыхнул, как самый сильный из когда-либо существовавших. И у него были планы.
Но в этой женщине было что-то такое, что заставляло его сомневаться в них, сомневаться во всем, сомневаться в себе. Она всегда умела сковать его язык взглядом своих темных глаз, и он хотел бы возненавидеть ее за это. Он вспомнил ощущение ее кожи на своей, вспомнил пламя, которое она зажгла в нем.
Сейчас он не загорался – просто не мог – но что-то все-таки было. Что-то вроде почтения.
– Ты когда-нибудь думала о том, кем бы мы могли стать, если бы ты выбрала другой путь? – спросил он и с некоторым ужасом понял, что в его голосе слышится раздражение.
– Если бы ты сделал другой выбор, – поправила она. – Если бы ты стал лучше. Если бы ты решил жить с тем, чтобы быть просто человеком, а не пытаться стать богом. Ты об этом думал?
– Я спросил первый, – настаивал он и поморщился. Нетерпеливо.
Возможно, ему следовало убить ее много лет назад.
– Конечно, да, – в ее глазах блеснула слезинка. Она сморгнула ее. Эхо воспоминаний о чувствах мелькнуло на мгновение и затем умолкло.
– Я поступаю правильно, – пообещал он. – Я найду способ защитить этот мир.
– Я знаю, ты веришь, что делаешь это, но ты уже развратил себя, гоняясь за властью и бессмертием. Ты потерпишь неудачу, потому что слишком рассеян и не знаешь, чего на самом деле хочешь.
Гнев ударил по нему, горячий, красный и обжигающий. Он отхлебнул огневиски и постарался не подавиться. Она ничего не знала о том, кем он был, о том, что он мог сделать.
– Почему я здесь, Том? – спросила она мягче, чем раньше, и его гнев исчез.
– Я хотел попросить тебя кое о чем позаботиться. Несмотря ни на что, я… доверяю тебе.
Тогда он положил свое сердце в медальон для нее, а она отвернулась (и тот понял, что пустой сундук был серым и одиноким).
Сейчас он положил дневник на стол (дневник со своей душой на исцарапанный старый дубовый стол).
– Нет, – она даже не посмотрела на него.
– Люди готовы умереть за такую честь.
– Думаю, что так и будет, – сказала она без тени юмора. – Убери его.
– В итоге я нашел диадему.
– Я знаю.
– И пока я был там, то думал о твоих яблоках и о том, почему ты целый месяц терпела поход в горы Албании, чтобы достать их.
– Мне очень понравилась та поездка, – возразила она.
Он вспомнил ее обнаженное тело под звездами, как восходящее солнце, капающее, сияющее и золотое от воды озера, когда они купались и плавали.
– А потом я вспомнил, сколько времени ты провела в Северной Европе. Поездка в Грецию. Персию… в Норвегию. Я кое-что почитал.
Пока он смотрел, как ее лицо бледнеет и становится молодым, она сидела перед ним, внезапно не тронутая прошедшими годами. Она выглядела не старше, чем в тот день, когда Том ушел, а может быть, даже моложе. Три седые пряди исчезли, слабые морщинки вокруг глаз остались лишь воспоминанием, сменившись натянутой кожей.
Она медленно и тайно улыбнулась. Лорд Волдеморт вспомнил крадущегося патронуса леопарда в том классе, гладкого, умного и очень, очень опасного.
– Да, – сказала она и отхлебнула виски. – Яблоки. Но теперь их нет.
– Значит, ты уже не просто дочь алхимика.
Она кивнула.
– Иногда мне кажется, что я предпочел бы, чтобы ты солгала мне, – заметил он, потягивая свой напиток.
Интересно, подумает ли она о том, чтобы подняться с ним наверх? Он пришел не за этим, хотя эта его часть была почти пуста.… Он заключил свое сердце в тот медальон, но что-то от него все еще было внутри, звенело в его крови. В его костях. Ему не нужна была душа, чтобы желать ее.
– Ты не боишься, что я могу украсть твой камень теперь, когда ты мне все рассказала?
– Это сто раз спасало мне жизнь за последние двадцать лет, – сказала она, потянув золотую цепочку на шее, чтобы показать ему компас, который он ей подарил. – Но он ни разу не нагревался из-за тебя. Даже сейчас, когда я почти чувствую запах тьмы, исходящий от тебя. Когда я вижу, что ты так далеко зашел, что не можешь вспомнить грань, разделяющую добро и зло. И ты наполовину обезумел от темной магии – даже сейчас я верю, что ты никогда не причинишь мне вреда.
Как ни прискорбно, но это было правдой. Она была его слабостью, даже сейчас. А ему не нравилось иметь слабости. Но она была такой же сильной слабостью, как и он сам.
– Я бы хотела, чтобы все было по-другому, – сказала она голосом, который он почти забыл. – Но это не так: ты сделал свой выбор и скоро сделаешь еще хуже, а я делаю свой. Поэтому я снова спрашиваю тебя: что я на самом деле здесь делаю, Том Риддл?
Он хотел сказать: «Я больше не использую это имя». Он хотел сказать ей: «Ты можешь называть меня лордом Волдемортом».
Но он ответил с легкой горечью в голосе.
– Твой крестный очень много знает о том, чем я занимаюсь. Я не думаю, что ты согласна с его грандиозным планом сделать волшебный мир менее волшебным. Я видел его сегодня вечером. Он снова отказал мне в работе, и я думаю, что он намерен выступить против меня в будущем.
Она пристально посмотрела на него, выжидая.
– Не выбирай его. Ты прекрасно знаешь, что нельзя доверять человеку, который верит, что только он может быть хранителем великой силы. Человеку, который разбавит магию для всех, кроме себя. Не надо.
Сегодня он хотел заставить ее умолять, но сейчас ему казалось, что это он стоит на коленях. Он ненавидел ее. Он доверял ей.
– Если я кого-то и выбрала, то только себя, – сказала она через мгновение. – Полагаю, я в своей команде. Вы оба полезны мне по-разному. Я люблю Альбуса, но знаю его недостатки лучше, чем кто-либо. И да: я не согласна с некоторыми элементами его видения мира, но твое гораздо более жестокое. И я никогда не смогу поддержать твою чистокровную программу. И все же я не могу противостоять тебе, потому что дала эту чертову клятву. Так что мне остается только ждать, Том, когда вы с Альбусом закончите эту игру, или войну, или соревнование друг с другом. В мире.
Последнее «в мире» было сказано больше с сарказмом, чем с вежливостью. Иногда, когда Гермиона говорила с такой убежденностью, он почти мог поверить, что она Провидица, если бы не так хорошо ее знал. Это раздражало. Это заставляло его чувствовать себя ребенком, а не самым могущественным темным лордом на земле.
Но. Она не с ним, и все же не против него. Это была далеко не победа, но все же лучше, чем проиграть то, что казалось его второй битвой с Альбусом Дамблдором за этот вечер. Он проиграл первую (для сердец и умов студентов Хогвартса), но он ожидал этого. Чего он никак не ожидал, так это того, что старик знает так много. Но ведь она всегда питала к нему слабость.
– Тогда у меня есть второе предложение.
Лорд Волдеморт поднял маленький чемоданчик на стол.
– Если ты не хочешь взять мой дневник, может, возьмешь вот это, – и тогда он открыл его, чтобы показать ей пузырек с кровью внутри. – Если это тело потерпит неудачу… – он едва мог произнести такое, едва мог представить себе ужас и возможность его смерти, – то это послужит якорем.
Она смотрела на него как-то странно, словно это был ответ на сложную арифметическую задачу, с которой она боролась годами.
– Якорем?
– Я сделал несколько артефактов, чтобы обеспечить себе жизнь, как ты знаешь. Семь – очень сильное, но нестабильное число. И это должно значить, что меня нельзя убить… что ничего не сработает… но все же есть способы. Всегда есть другие способы.
Мысль пронеслась, и он старался не думать об этом. Она была единственным человеком, перед которым он хотя бы признавал такой риск.
– Ритуал этого не требует, но даже капля может укрепить его. Просто то, что эта часть моего смертного тела все еще находится в мире, стабилизирует… артефакты. Она связана с ними. Ты сохранишь флакон для меня?
Она кивнула, странно побледнев, и взяла пузырек. Он сразу же исчез в каком-то кармане или сумке: Гермиона, скорее всего, таскала с собой целую библиотеку и достаточно припасов, чтобы прокормить себя и небольшую армию в течение нескольких месяцев. Скрыть маленький флакон для нее было легкой задачей.
– Откуда ты знаешь, что я не уничтожу его?
– По той же причине, по которой ты не смогла убить меня.
– А что, если все твои крестражи будут уничтожены, и они придут за тем, что осталось от твоего смертного тела? Что же тогда?
– Тогда это будет просто пузырек с моей кровью. Он не обладает никакими особыми свойствами, кроме своего значения в качестве якоря.
– Мы оба знаем, что кровь может быть очень сильной. Возможно, я смогу использовать ее в зелье. Кровь последнего потомка Слизерина, – указала она, и он довольно улыбнулся ей.
– Мои приспешники ждут в «Кабаньей голове», – с сожалением сказал он, кладя на стол пару галеонов. Он уже много лет не получал такого удовольствия от разговора. – Удачи тебе с твоими… поисками.
– Это, – сказала Гермиона, снова став на дюйм старше, – очень подходящее слово для того, что я делаю. Кстати, ты видел Серую Даму, когда был в замке?
– Не в этот раз, – сказал он и подумал, не стоит ли подтолкнуть, погнаться за приманкой, которую она дала. Но он опаздывал на встречу со своими бывшими Рыцарями, и ему предстояло многое сделать. – Прощай, Гермиона.
– Я бы пожелала удачи, – ответила она, – но это было бы ложью. Я буду наблюдать.
Затем она исчезла в огне, вспыхнув зеленым порохом, а лорду Волдеморту оставалось только надеть плащ и выйти в зимнюю ночь.
Комментарий к Монстры
Первая из трех глав на сегодня. Буду добавлять постепенно. Возвращаемся к чтению)
Ваши мысли по поводу роли флакона на будущее?
========== Зови меня Измаил ==========
Истинного рассказа не существует. У истины много лиц, а истина подобна старой дороге в Авалон: это зависит от вашей собственной воли и ваших собственных мыслей, куда дорога приведет вас.
Мэрион Зиммер Брэдли, «Туманы Авалона».
Война началась с небольшого слуха, как и вторая.
Ненависть и нагнетание страха по отношению к маглорожденным усилились, как и ответное насилие. Крайние радикалы, которых Том Риддл когда-то подпитывал с обеих сторон, сделали свой шаг. И тогда переломанные кости общества пробились на поверхность и лежали на земле, обнаженные и кровоточащие.
Когда надвигалась война, подвергала людей опасности, а затем началась всерьез, вопрос о втором яблоке остался без ответа. Для Гермионы все это насилие происходило будто на фоне того, о чем она постоянно думала: почему я здесь? Что мне делать со вторым яблоком? Почему я вновь должна страдать? Как мы можем найти способ отправить меня назад во времени после четверти века без реальных зацепок?
Гермиона была рядом с Альбусом Дамблдором, когда он воссоздал Орден Феникса из пепла в обществе, где сосед потерял доверие к другому соседу, но она не вошла в сопротивление. Она не могла, из-за проклятой клятвы, которую дала прекрасному парню у озера десятилетия назад. Но даже если бы она могла, Гермиона не была заинтересована в войне, исход которой и каждая смерть которой были предопределены еще до ее участия.
– Война – это твоя работа, – сказала она Альбусу. – Мое дело – беспокоиться о том, что будет после.
Это была мантра, которую она часто повторяла про себя, когда тел становилось все больше, а время становилось темнее.
Карадок исчез, и что-то внутри нее сломалось.
Но лорд Волдеморт никогда не выходил в свет, чтобы воплотить свои великие идеи в жизнь, и ее это удивляло. Она, конечно, уже знала, что он этого не сделает. Но совсем другим было видеть призрачный мир ненависти и страха, который он создал. Его миф стал массовым в воображении людей. Он был способен на вещи, о которых мало кто мог даже подумать. Он ничего не выигрывал, оставаясь в тени, и все же по большей части ему все удавалось.
Она подумала, не стыдится ли он, каким-то образом, того монстра, в которого превратился. Возможно, не из-за жестокости, но она думала, что человек, которого она знала, возненавидел бы неэффективность этой попытки захватить власть. Он бы ненавидел пустую трату магической крови. И ненавидел тех, кто стоял против него.
Война – это не жертва. Война была пустой тратой времени. Война только требовала и никогда не приносила ничего, кроме горя и страха. Гермиона не хотела в этом участвовать.
Вместо этого она задавалась вопросом, что нужно сделать, чтобы исцелить страну после того, как все это закончится. И исцелить ту часть общества, которую никто больше не замечал и о которой никто не беспокоился. Все это для исцеления самой магии, которая, по мнению Гермионы, тоже становилась все слабее.
И если по холодным следам этой угрозы последует другая, то в каком положении окажутся люди, чтобы противостоять вновь? Образование притупилось со всех сторон, и детей растили на недоверии и страхе.
И вот однажды Гермиона Дирборн проснулась от такого яркого сна, что узнала в нем свой разум, давший ответ, который она так долго искала. Поэтому она отправилась в свое самое защищенное хранилище глубоко под замком, и взяла блестящее золотое яблоко – оно нисколько не потускнело. Она оставит войну позади, чтобы следовать за своей мечтой, мечтой об Авалоне.
***
Позже, вспоминая то время, Гермиона назвала бы 1981 год – самым странным годом в своей жизни. На большей части Великобритании лорд Волдеморт находился на самом пике своего могущества после десяти долгих, кровавых и тяжелых лет.
Но начало происходить что-то еще.
Гермиона Дирборн, которая жила во многих прекрасных и странных местах и была известна в определенных кругах как чрезвычайно могущественная волшебница, устроила свою жизнь на маленькой яхте и стала в одиночестве плавать по морям и берегам в поисках того, что она видела во сне.
Если бы Ксенофилиус Лавгуд увидел ее тогда, ему пришлось бы съесть свою дурацкую остроконечную желтую шляпу.
Поиск «Арганты» был ее собственным заданием: все началось с маленькой магловской яхты, над которой они работали в течение нескольких недель с рыбаком-волшебником на Скае. Вместе они подготовили ее к долгому и мрачному морскому путешествию. Корпус был укреплен, а каюты увеличены. У нее была небольшая лаборатория зелий и миниатюрная библиотека, защищенные от губительного морского воздуха. Настоящая кровать, настоящая кухня и ванная сделали бы жизнь более комфортной, но она была ограничена в размерах. Поэтому их улучшили, но те оставались тесными. Ее паруса научились сами лавировать. Веревки отскочат, если их оставить без присмотра. Даже в самый сильный шторм она никогда не опрокинется. Ее сети не поднимались ни слишком полными, ни слишком пустыми, а бочка в задней части была заколдована, чтобы очищать как морскую, так и дождевую воду. Когда ветер утихал или становился слишком сильным, она могла скользить по воде только с помощью магии, так быстро, как птица.
Так «Арганта» превратилась в волшебную лодку, и была самым быстрым и удобным судном, на котором Гермиона когда-либо плавала. Тридцать лет исследований еще не сделали ее опытным моряком, но «Арганта» не нуждалась в руководстве по сравнению с магловской лодкой. Она плыла по ветру с инстинктом старого рыбака в бухтах, которые он знал всю свою жизнь, и могла сама справиться со многими сложностями. Самой важной работой Гермионы было бы ориентироваться и, конечно, искать.
Но все же это была просто лодка, и, когда они начали свое одинокое путешествие с шотландских островов, Гермиона подумала, не сойдет ли она с ума: может быть, она уже сошла с ума. Они отправились в путь в один из майских дней на рассвете, таком прекрасном, какого она никогда не видела, в сопровождении небольшой местной флотилии рыбацких лодок.
«Арганта» нетерпеливо подпрыгнула под направляющими руками Гермионы, ее курс был направлен в никуда, прочь и далеко отсюда.
Стоя у штурвала в то первое утро, когда земля и другие лодки исчезли позади нее, она чувствовала себя самой свободной и одинокой за все то время, что она живет.
– Где ты? – пробормотала Гермиона в пропитанный солью воздух, резкий утренний ветерок взъерошил ее волосы, покраснели нос и щеки, а слова улетели в небытие.
Ответа на зов не последовало: голая скала, которую она искала, еще не обладала магией, способной призвать ее. Но где-то, каким-то образом она ждала ее. Так должно быть.
Дни проходили медленно, а потом недели и месяцы. Иногда она замечала другие суда, и если они были достаточно близко, то ей махали и спрашивали, куда она направляется. Поначалу она находила это облегчением в том изнурительном одиночестве, которое приходит с жизнью одной на лодке. Но когда уединение превращалось в одиночество, она чаще предпочитала зачаровывать «Арганту», чтобы та оставалась невидимой и могла проскользнуть мимо.
В те летние месяцы Гермиона учила язык моря. Она узнала, где лучше стоять на якоре, а каких мест следует избегать. Однажды она узнала о страшном, мучительном страхе вернуться и обнаружить, что судно соскользнуло со своего слабого швартовного места и уплыло. Но Гермиона была ведьмой и могла бы аппарировать на лодку почти с любого берега, поэтому она продолжала свои поиски.
– Что ты ищешь? – спросила женщина со странными глазами, как у Луны, когда Гермиона остановилась перекусить и сделать редкий перерыв на суше одним июльским днем на острове Бардси.
– С чего вы взяли, что я что-то ищу? – ведьма ответила ей с улыбкой. Они упаковывали ящик с сыром, мясом, яйцами и свежими овощами, и у нее потекли слюнки при одной мысли о еде. Прошло уже три недели с ее последней остановки на суше, и хотя заклинания могли сохранить все свежим, для всего был предел.
– У тебя такой взгляд, будто ты увидела белого кита.
– Что-то вроде того. Наверное, я просто гоняюсь за мечтой.
– Ну, если ты можешь себе это позволить, – прагматично сказала женщина, поднимая ящик и мешок с мукой на тележку.
– Никакая цена не будет слишком велика для надежды, – согласилась Гермиона с загадочной улыбкой, которая, как она знала, понравилась бы жене этого слишком мудрого владельца, хотя и сомневалась, действительно ли это она имела в виду.
Эта семья могла позволить себе поделиться лишь малой частью того, что у них было, хотя она охотно переплачивала им за все. Отсюда было всего две мили до материка – и гораздо больше разнообразия еды – но она не отступит, пока не обыщет каждую чертову скалу в каждом чертовом океане.
– Зови меня Измаил, – сказала она своей маленькой лодке, когда они снова тронулись в путь, и валлийское побережье исчезло. – Или не надо, потому что, надеюсь, я еще не настолько сошла с ума, даже если разговариваю сама с тобой.
Скала из сна Гермионы не принадлежала ни одной нации. Она была достаточно далеко от моря, чтобы полностью скрыться из виду с любой другой земли, но слишком мала, чтобы когда-либо быть населенной кем-то кроме птиц. Точная форма ее отпечаталась в сознании, как будто Гермиона слишком долго смотрела на что-то освещенное, и закрыла глаза, чтобы обнаружить, что оно долго горело на ее сетчатке.
Скала была ее надеждой и мечтой, и она плыла все дальше и дальше, всегда вне поля зрения берега, если только ей не требовалось больше еды. Всегда за пределами границы на карте магической Британии, которую она украла из архива Министерства. Сквозь поздние летние штормы, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что она покрыла каждый дюйм.
Когда она потеряла счет дням, то нашла скалу, но знала, что время года давно сменилось осенью. Предыдущая ночь была такой бурной, что ее сбросило с койки на пол. Обычно корабль такого размера, как «Арганта», не годился бы для такой погоды в открытом море, но магия сохраняла ее в безопасности. И ночь прошла с сухой палубой, но ушибленным бедром.
Долгое и бесплодное путешествие начинало сказываться на ней, и Гермиона поняла, что не уверена, как справится одна зимой в море. Вдобавок к ужасной и бессонной ночи, это означало, что слезы все еще смешивались с брызгами, поднятыми сильным ветром, когда она взяла румпель в то утро.
Ничто другое не выделяло этот день, как особенный, проведенный где-то между Ирландией и Америкой. Далеко на суше магловские дети по ту сторону Атлантики одевались в костюмы и вырезали свои последние тыквы. В конце дня солнце пробилось сквозь облака, и именно это указало ей путь: осветив скалу, которая так ярко горела в ее памяти.
Надежда и магия вспыхнули вместе, посылая «Арганту» лететь по воде, чтобы достичь крошечного скалистого выступа, прежде чем свет полностью погаснет.
Она бросила якорь и аппарировала на единственную опору, которую могла видеть, карабкаясь, чтобы добраться до вершины. Когда свет погас, Гермиона увидела, что земли как раз достаточно, чтобы посадить яблоко, как и в ее сне.
Ведомая одной лишь магией, как и несколько раз до этого, Гермиона подожгла самый редкий в мире ингредиент своим самым мощным огненным заклинанием. Она велела венам на запястье раскрыться и позволить крови выплеснуться на горячий пепел, и, слабая и плачущая от облегчения и усталости, она соскребла кровь и пепел вместе в пятно грязи.
