Текст книги "Сдвигая звезды в небе (ЛП)"

Автор книги: cocoartist

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц)

– Да, мой урок с Альбусом закончился. Что я пропустила?

– Ничего особенного. Если повезет, этот фарс с пиром скоро закончится, – на этот раз София говорила с настоящей горечью в голосе.

Гермиона не ответила, ее мысли лихорадочно метались в голове. Это могло быть тем, что она ожидала здесь увидеть – какая-то традиция чистокровных, о которой не знала Гермиона. Чтобы воздержаться от ответа, она взяла тарелку и оглядела зал.

Маглорожденные и несколько полукровок сидели в дальнем конце стола. Это было абсолютно ненормально, но разделение сейчас казалось еще более явным, чем обычно. Как ни странно, они выглядели более расслабленными, чем все остальные за столом.

Как обычно, Гермиона сидела лицом к слизеринскому столу. «Как глупо», – подумала она, но не стала зацикливаться на этом. У них также было мрачное выражение лица.

– Я имею в виду, что наши традиции вовсе не варварские. Но чтобы не сделать ни одной жертвы за вечер… Даже огня настоящего нет. Они могли бы просто отпустить нас по домам, чтобы нормально отпраздновать. Это же смешно. Я бы предпочла не отмечать его вовсе, чем устраивать магловский пир, – согласилась Анча.

– По крайней мере, мы поедем домой на Йоль. Представь себе, что и его нет, – на этот раз Маркус поднял руку и посмотрел на нее через стол. Она не заметила его раньше и виновато улыбнулась своей самой милой улыбкой.

Клэр, сидевшая рядом с ним, опустила глаза.

– А когда школа перестала праздновать Самайн должным образом? – спросила Гермиона, и ее быстрый ум тут же подметил недостающую информацию.

Ей никогда не казалось странным, что волшебный мир отмечает праздники, совпадающие с теми, на которых она воспитана. Об этом не упоминалось на Истории Хогвартса, профессор Бинс предпочитал разбирать детали столетних восстаний гоблинов, а не обучение чему-то полезному.

Даже Малфой не поднимал этот вопрос, насколько ей было известно. Хотя он чаще всего уезжал на каникулы, а она не была в хороших отношениях ни с одной чистокровной семьей, чтобы услышать их возмущения.

Конечно, она читала о таких праздниках, но в книгах они казались историей, которая исчезла столетия назад. Ей даже показалось неправильным, что магловские праздники заменили волшебные традиции.

– Лет десять назад, кажется. Они разводили настоящий костер из орешника, приносили в жертву авгуров, немного танцевали и почитали призраков. Ты же знаешь, каково это. Теперь все это незаконно. Но конечно, мы все еще празднуем так, – серая мантия Софии соответствовала ее глазам, она выглядело царственно и неприступно.

– Мы никогда особо не беспокоились о таком дома. Сердик обычно даже не знает, какое сегодня число. Но мне показалось странным, что люди называют праздник Хэллоуином. Я просто не хотела спрашивать у вас… Иногда кажется, что я так много упустила.

В последнее время ложь так легко слетала с ее языка, что это пугало ее. Хотя это не было ложью – говорить, что она чувствовала, что упустила так много вещей из Мира Волшебников. В некотором смысле так оно и было. Она никогда не видела настоящего праздника Самайн или Белтейн, не провела свое детство, учась летать на метле или забирая палочки своих родителей, чтобы тайно практиковать магию. Она выросла, зная, что была другой. Выросла, не понимая, почему так происходит. И заливалась слезами от того, что у нее не было друзей.

Но также она выросла с любящими, нормальными родителями. Хотя родителей Гермиона практически бросила, потому что Нора и школа стали для нее более захватывающими. Потому что даже в одиннадцать лет она знала, что в ней есть магия, а у родителей – нет. И они никогда не поймут, что это для нее значит.

Родители, чью свободу воли она украла. Они больше не доверяли единственной дочери, смотрели на нее со страхом, который очень старались скрывать.

– Ну, в следующем году ты обязана приехать ко мне домой, дорогая. И, Гермиона, мы знаем, что у тебя было нетрадиционное воспитание, так что не гордись этим. – София улыбнулась впервые с тех пор, как села за стол, и Гермиона просто кивнула ей, пытаясь скрыть улыбку от того, что не станцевать вокруг огня, пока ты приносишь жертву, считается здесь нетрадиционным.

Она вновь поймала взгляд Тома Риддла, и сказала сама себе, что совсем не искала его. Лицо Тома было абсолютно бесстрастным, но вокруг него слизеринцы выглядели слишком возбужденно. Следуя интуиции, как это делал Гарри, она поняла, что это не значит ничего хорошего. Назревают неприятности.

– Ведьма, взгляни на это, – пробормотала Анча, глядя на стол.

Ругаться Гермиона сейчас не хотела, поэтому проследила за ее взглядом вдоль стола к той части, которую она подсознательно обозначила за маглорожденными. Если отказ от магических традиций беспокоил ее, то негласный апартеид (расовая сегрегация) тревожил еще больше.

Маглорожденная староста, которую она встретила в поезде, но чье имя позорно забыла в этот момент, стояла сейчас на скамейке. Она была одета не в парадную мантию, а в простую магловскую юбку до колен и блузку. Это был довольно радикальный выбор. Особенно после того, как она скинула мантию, чтобы показать свой магловский наряд.

Гермиона разрывалась между чувством ужаса перед тем, что это было публично и тем, что ее восхищала храбрость этой девушки.

К этому моменту в зале воцарилась полная тишина, и Гермиона смогла услышать, что она говорит.

– …это отвратительно. С меня хватит! Нельзя так обращаться с людьми.

Но девушка не смотрела на стол слизеринцев. Она смотрела прямо туда, где сидела их компания, а потом уже не была на скамейке, а стояла прямо перед Гермионой. Она пропустила часть слов, которые кричала староста.

– Люди вроде тебя! Все, что ты сделала. Я надеюсь, что ты счастлива, потому что я не могу так дальше… – она визжала прямо ей в лицо. И Гермиона не понимала почему, ведь едва сказала этой девушке хоть слово с самого поезда.

– Чистокровные расисты вроде тебя должны гнить в самом темном аду! – закричала девушка.

И почему она до сих пор не может вспомнить ее имя. Если бы она позвала ее по имени, может быть, та успокоилась, и поняла бы, что Гермиона ей не враг. Стоп, это что был нож?

– Я ненавижу тебя за все, что ты сделала со мной, Гермиона Дирборн! Я ненавижу тебя и всех тебе подобных! За ваш ужасный Самайн!

А потом она провела ножом по своему горлу и упала на пол, дергаясь, а затем полностью замерев. Совершенно как мертвая. Ее кровь растекалась вокруг.

Все произошло так быстро, не прошло и двадцати секунд. И все было так странно – она и раньше видела, как умирают люди, даже слишком часто, но в этом не было никакого смысла, и что говорила та девушка? Она обвиняла ее, а потом что? Убила сама себя? Все это было странным. Вокруг раздавались крики. Был ли это еще один кошмар Гермионы или…

Кровь девушки была такой теплой, впитываясь в одежду. Гермиона провела рукавом по лицу, и оно тоже стало теплым и влажным.

Желудок Гермионы сжался от ужаса. Она подняла глаза и встретилась сначала с потрясенным взглядом Клэр, а потом увидела Тома Риддла, который шел прямо к ней. Все казалось будто в замедленной съемке. А потом он наклонился над мертвой девушкой – как же ее звали – и покачал головой. Потом он уже был рядом с Гермионой, приобняв ее за плечи. Здесь был и очень хмурый Дамблдор. Том что-то говорил тихо и настойчиво. София тоже стояла активно жестикулируя. Рядом стоял и Маркус.

– Гермиона даже никогда не встречалась с ней, я не думаю…

– Не понимаю…

– Все это абсурдно…

– Она должна пойти в свою комнату, я провожу ее…

А потом время пришло в норму, и Гермиона поняла, что зал уже практически пуст, тело девочки скрыто учителями, а она прижимается к парню, который, вероятно, организовал все это. Она быстро отпустила его руку.

– Альбус, – тихо сказала она, и все замолчали. – Я в порядке. Я не знала эту девушку, и мне страшно даже подумать, что я могла такого сделать, чтобы заставить ее сделать… – она махнула рукой, – это. Я не… я даже не помню ее имени. Кажется, я говорила с ней только раз. В поезде. Я не понимаю…

– Я думаю, ты должна уехать сегодня же вечером в Девон, – твердо сказал он. – Тебя сопроводит Джинго.

– Нет, это… Я останусь здесь. Я в полном порядке, правда. Спасибо. Вас, наверное, уже ждут. София проводит меня обратно в башню.

Ей нужно было срочно поспать. Хотя она не была уверена, что когда-нибудь снова заснет. Она оцепенела.

– Мисс Селвин, если появится домашний эльф с бутылкой Огневиски, пожалуйста, примите ее. И можете делать все, что сочтете нужным, – ответил он, а затем нежно коснулся руки Гермионы, прежде чем присоединиться к директору и другим учителям.

Том Риддл все еще стоял рядом с ней. Удивительно, но она чувствовала себя такой уставшей… и кровь этой девушки все еще была на ее одежде. Красное уже темнело на фоне зеленого.

Она точно сожжет платье.

Зачем он это сделал? Неужели он сделал это? Или это она? Могла ли она это предотвратить?

Она увидела, что Маркус ушел. Это было странно. Должно быть, она что-то упустила. Теперь в зале не было никого, кроме учителей и мертвой девушки.

– Мейбл. Ее звали Мейбл. Я встретила ее в поезде. Она была добра ко мне, – тихо сказала Гермиона, и внезапно по ее лицу потекли слезы.

– Это ты сделал? – очень тихо прошептала она Тому, пока София взяла ее за руку и попыталась увести.

Он только нахмурился, глядя на нее сверху вниз с непроницаемым взглядом. И выглядел сбитым с толку. Она никогда раньше не видела такого выражения на его мраморном лице. А затем ушла.

Она побеспокоится об этом завтра, когда кровь Мейбл Джеффрис не будет разбрызгана на ее платье. Когда она перестанет чувствовать, что ее вот-вот вырвет. И выглядело так, что кто-то уже сделал это у стола Пуффендуя. Завтра. После того, как она заснет. Если заснет.

Она так и сделала.

Едва Гермиона успела лечь в постель, как сон завладел ею. Во сне она вновь увидела лицо Беллатрисы в пылающем зеркале. Ей снились рубины цвета свежей крови вокруг бледного горла. Снилось, как ее приносят в жертву, сжигая на костре. Горячая кровь, замерзшая на ее коже, как лед.

Ей снился и другой огонь, чистый и теплый. Ей снилось, как ее обвивает паутина, затягивая все глубже в темную и холодную яму. Туда, где не сможет гореть огонь. Но когда она проснулась, то уже ничего не помнила.

На следующее утро она заставила себя пойти на завтрак. Было воскресенье, но Гермиона все равно надела черную школьную мантию. В зале было не так тихо, как она ожидала. Не так тихо, как после смерти Седрика. Но когда она вошла в зал, все замолчали.

«Он отметил ее», – предположила она. Так вот почему он это сделал?

Крестница Дамблдора тут же пришло на ум. Кровное превосходство.

Так ли это было? Или она уже сходит с ума? Неужели эта девушка – Мейбл – думала, что они подружатся в поезде? Теперь Гермиона вспомнила, что девушка улыбалась ей несколько раз, но это было в самом начале семестра, когда она отчаянно старалась быть незапоминающейся и избегала смотреть всем в глаза.

Неужели она это сделала?

Гермиона подошла к столу Когтеврана, но Софии еще не было. Она замерла, потому что никто не поднял головы, чтобы поприветствовать ее. Неужели они ненавидят ее. Думают, что она холодна и жестока. Они могут… но… нет… здесь была Анча, которая уже хлопала по месту рядом с ней.

– Гермиона! Я собиралась принести тебе поесть. Ты выглядишь уже лучше. Сок?

Через несколько секунд вошел Маркус и поцеловал ее в макушку.

– Я думал, ты останешься в своей комнате, – он нежно сжал ее руку. – Передашь мне бекон?

Она сидела тихо шокированная, когда в голове пронеслись все ужасы прошлой ночи. Гермиона ожидала, что будет изгоем или той, кого ненавидят. Но так было еще хуже.

Как будто ничего не произошло.

Только Клэр избегала ее взгляда. Но она делала это часто в последнее время, поэтому Гермиона не могла сказать верила ли Клэр в то, что Гермиона – сторонница превосходства крови или нет.

Все были бледны и немного тише, чем обычно, но… все ощущалось совершенно не так. Хоть кто-то должен был выглядеть более расстроенным.

Она прокрутила эти мысли в голове. И просто сидела, злясь на саму себя. Она могла бы легко обезоружить девушку, но просто сидела там и позволила ей перерезать себе горло.

Также как и остальные.

– С тобой все в порядке? – прошептал Маркус.

– Я должна была остановить ее, – ответила Гермиона. – Я… я просто должна была остановить ее.

– Никто из нас ничего не сделал. Не зацикливайся на этом – это было просто ужасно, но она явно выглядела совершенно сумасшедшей, – он пожал плечами, как бы говоря, ну что тут поделаешь.

– Извините меня. Я не голодна.

– Мы собираемся прогуляться вокруг озера немного позже. Мне зайти за тобой? – спросил он непринужденно.

– Нет, – ответила она. – Нет, пожалуй, я пойду в библиотеку.

Комментарий к XV

Извините за задержку, решила поработать над прошлыми частями, особенно первыми главами, чтобы поправить перевод. Наших читателей стало еще больше. Что думаете о таком сюжетном повороте?

========== «Почему, почему, почему, Делайла?» ==========

Просачиваясь через трещины,

я – яд в твоих костях.

Digital Daggers

Он нашел ее в библиотеке. Она не читала. Просто смотрела в окно, почти спрятавшись в маленьком закутке в самом конце раздела, посвященного юридическим тонкостям права наследования волшебников. Это было одно из его любимых мест, хотя и не то, которое они делили в начале семестра. Место, где она читала его эссе по Трансфигурации, а он – ее.

Ему понравился тот момент.

Это было в ту ночь, когда Гермиона заснула, а он украл ее книгу. «Потерянный рай», – вспомнил он. Он все еще не прочел ее. А Гермиона больше никогда не чувствовала себя так спокойно рядом с ним.

Том сел напротив нее за маленький столик. Она была бледнее обычного, под темными глазами залегли тени. И игнорировала его, что он просто ненавидел. Том в это время изучал нежно-розовый изгиб ее губ, резкие скулы, едва заметные веснушки на носу, густые темные волосы, блестевшие в тусклом ноябрьском свете. Он хотел бы узнать каждый дюйм ее кожи, заглянуть внутрь, погрузиться в ее разум, глаза и тело. Копаться в ее тайнах, пока она не откроется ему, пустая, открытая и обжигающе горячая.

– Почему? – наконец спросила она, все еще не глядя на него.

Ему же хотелось прикоснуться к ее лицу, нежно откинуть назад непослушную прядь волос, выбившуюся из пучка. Это было странное желание, и Том подавил его.

– Почему что?

«Скажи это, – подумал он, —Посмотри на меня». Но этого не произошло, глаза уставились на что-то вдалеке, на воспоминание или вообще в пустоту.

– Гермиона. Ты плохо выглядишь. Позволь мне забрать тебя отсюда.

Потом она все-таки взглянула на него. Тяжесть ее холодных темных глаз стала чем-то вроде удовольствия, как стакан холодной воды июльским утром. Взгляд скользнул вниз по нему, а затем будто сквозь него, обнадеживая в выдвинутых ей обвинениях. Но в нем было что-то еще. Это был тот странный взгляд, который появлялся всякий раз, когда Том звал ее по имени. Он не мог до конца понять, что это такое, но чувствовал, что хочет видеть его снова и снова.

– Нет, спасибо. Я просто хочу посидеть здесь и поразмышлять, – тихо сказала она, и ему это не понравилось. Она не должна была быть такой подавленной. В ней должен был гореть огонь, как и всегда, как и прошлой ночью.

Честно говоря, он, возможно, слегка облажался прошлой ночью. Смерть грязнокровки точно не входила в его планы, хотя и не была полной катастрофой.

– Ты можешь пойти сама, или будешь потом страдать от унижения, что я отлевитирую твое связанное тело, – пригрозил он, а на ее губах мелькнула едва заметная улыбка. Как будто она не поверила ему. А может, ей просто было все равно. Похоже, сегодня она его не боялась. Обычно Гермиона так напряжена, как будто он – змея, готовая к нападению. За исключением тех моментов, когда она увлекалась разговором с ним. Или когда задремала, а ресницы темным бантом легли на ее щеку. Но именно сегодня Гермиона должна была быть такой, а она, казалось, совсем не чувствовала его присутствия рядом.

–Это сделал ты? – спросила она его тогда, пока кровь все еще брызгала на нее, а в карих глазах горело странное чувство, которое он пока не мог понять. Будто ее действительно заботило, что эта никчемная девушка умерла. Она ушла тогда, ничего не ответив, слишком потрясенная всем. Не заметив, как он бросил очищающее заклинание на нее.

Теперь она молча шла за ним, пока он вел ее из замка. Он не знал, почему ему так хотелось поговорить с ней. Если не считать того, что прошлой ночью она вошла в ярко освещенный зал, излучая такую силу, будто свет от яркого костра. А потом все это исчезло. Погасло, словно свеча.

Ветер развевал ее волосы, и ему стало интересно, каково это. Но Том старался не задумываться, как это – быть согретым тем огнем, который горит внутри нее.

«Озеро», – подумал он. Это хорошее место для разговора, и он направился туда, но она остановилась.

– Это слишком, мы и так далеко зашли, – ее глаза стали ярче, она напряглась. Так-то лучше, теперь она похожа на саму себя.

– В трех метрах отсюда есть выступ. Посидим там.

– Хорошо.

Они сидели в тишине. Поздняя осень открывала потрясающий вид, как и в любое другое время года, с этого места. Возможно, даже лучший. Лес тянулся за озером – унылый, непреклонный и огромный. Далекие горы казались пурпурно-серыми на фоне синеватого неба. Он любил острые скалы у озера, черное забвение его вод, бесконечную цепь деревьев, уходящих вдаль. Он любил это место, так непохожее на магловский Лондон с его грязью и шумом, и бомбами, которые падали с неба. И ужасным местом в приюте.

Здесь он мог дышать. Здесь ему не казалось, что все пространство вокруг душит бушующими мыслями. Это был его дом, безлюдный, огромный и прекрасный.

Он сотворил согревающее заклинание, когда Гермиона стала дрожать. Здесь было хорошо. Место блокировало все воспоминания, кроме ощущения самого порывистого высокогорного ветра. Она не поблагодарила его, но он и не ждал этого.

– Я не думал, что она умрет. Я думал… Я думал, ты ее остановишь.

Он не хотел этого говорить. Но, как ни странно, он знал, что может доверять ей. Она бы все равно узнала, что плохого в том, чтобы рассказать ей правду? Он всегда сможет отрицать все. Все равно не было никаких доказательств.

– Я должна была. Но не сделала этого. Это того стоило?

Он пожал плечами.

– Пока не знаю. Ты здесь, так что, возможно, стоило, – этого он тоже не хотел говорить. Черт бы побрал эту девчонку.

«Ты – лорд Волдеморт. Наследник Слизерина, – сказал он себе, – Ты совершенно точно убил маглорожденную не для того, чтобы привлечь чье-то внимание. Это была жертва на Самайн. Хитроумный заговор».

– Я не понимаю. Ты хотел, чтобы люди стали ненавидеть меня? Но они не делают этого. Они должны, но не ненавидят. Все ведут себя так… будто ничего и не произошло. Ничего особенного, просто грязнокровка, которая закатила драму, о которой лучше всего забыть.

Собственно, именно поэтому он это и сделал, или, по крайней мере, это была одна из причин. Он слишком часто наблюдал за ней и видел сочувствие в ее глазах. Ей нужно было увидеть своими глазами всю правду об этом обществе. Ей нужно было понять, что не имеет значение, что она думает о Томе, если люди, которыми она себя окружила, не так уж далеки от его суждений.

Знакомство Тома с кастовой системой прошло еще в первую ночь в Хогвартсе. И по сравнению с этим, его мелкие детские пакости казались относительно нормальными. Та ночь не оставила в нем сомнений, что его место как грязнокровки на Слизерине, что он здесь лишний, как и всегда был.

Но он доказал им. Он всегда знал, что особенный. Что действительно принадлежит этому месту, этому факультету. И теперь каждый слизеринец тоже знал это.

Это все еще беспокоило его. Он заставил их всех страдать.

– В этой школе очень мало сочувствия к тем, кто вырос среди маглов. Но не то, чтобы ты видела много из этого.

– Ты пытался показать мне это? – спросила она.

Она казалась сбитой с толку. Это хорошо.

– Я показал тебе истинное лицо тех, кто тебя окружает.

Люди вроде Маркуса Блишвика, которого все считали таким милым, но который не заговорил с Томом, пока не узнал, что он полукровка. Или девушка Абраксаса, которая не была слизеринкой только потому, что была слишком хитрой и амбициозной, чтобы скрыть от всех хитрость. Или то жалкое создание, которое таскалось за Блишвиком, будто он был богом, пытаясь скрыть свои грязные корни.

Но… также ему хотелось отметить Гермиону. Склонить ее на свою сторону, а не на сторону маглолюба-дурака Дамблдора. Чтобы люди задавались вопросом и другие маленькие грязнокровки теперь знали, что не стоит приглашать ее в соблазнительный магловский мир. Чтобы она была в безопасности от места, полного ненависти, войны и разрушения. Места полного безответственности, отвратительной извращенной религии, чопорности и неволшебной морали.

– Почему ты думаешь, что меня это беспокоит?

– Я видел тебя. Я видел, как ты останавливаешься и помогаешь им. Видел, как ты смотришь туда, где они сидят. И тебе не все равно. Ты изо всех сил стараешься помочь им тысячей разных способов каждую неделю. И я видел, как у тебя это получается. А другие люди следуют твоему примеру.

Уму непостижимо, почему она старалась помочь им. За четыре с половиной года никто и никогда не сказал ему ни одного доброго слова. Но она не думала о том, чтобы наставлять чистокровных на истинный путь. Она защищала жалких грязнокровных детей, которые должны были сами научиться защищать себя, как и делали все остальные.

Чтобы доказать свою принадлежность. Измениться, чтобы соответствовать их новому миру, а не менять этот мир, чтобы все соответствовали им. Вот что показал ему этот идиот Абраксас. И это было правдой – этот мир был совершенно другим, и всем ненавистным ему вещам из детства здесь было не место.

Здесь он был свободен. Здесь не было того ада.

– Когда я приехал сюда, мне не очень-то были рады. Никто из них. Ни один человек во всем волшебном мире не делал для меня того, что ты делаешь для этих никчемных детей.

Он уставился на озеро с яростью в глазах. Что такого было в этой девушке, что заставляло его вскрыть свою душу для нее? Почему все в нем говорило довериться ей, что она поймет. Это было так глупо. Никому не доверяй – так ты выживешь. Вот, что было разумно. Он наложил заглушающее заклинание на случай, если не сможет контролировать себя, или кто-то вдруг окажется в радиусе трехсот метров.

Он бы убил любого, от кого услышал бы хоть намек на жалость. Но Гермиона не жалела его. Она даже не взглянула на него, хотя прикусила свою мягкую розовую губу, что сильно отвлекало его. И почему она не реагировала так, как нормальные люди?

– Я не понимаю, как это привело к тому, что девушке надо было покончить с собой во время ужина.

– Тебе и не нужно.

Не в силах больше это терпеть, он встал и оставил ее сидеть там, забрав с собой согревающие чары. Все прошло… хорошо. Это не тот разговор, на котором ему стоит зацикливаться. И ему срочно нужно что-то придумать, чтобы избавиться от нелепого желания рассказать ей о своем ужасном детстве.

***

После того, как он выместил свою злость и разочарование в общей комнате Слизерина, Том почувствовал себя намного лучше. Сначала это был четверокурсник Монтегю, который частично был идиотом. А затем Орион Блэк за то, что девушка не должна была умирать, а это именно он наложил Империус.

Он не говорил Ориону, что она не должна умереть. Но подверг его пыткам за то, что все его прислуживающие рыцари так были рады настоящей жертве на Самайн, что подчинялись и боялись Тома сильнее обычного. Это было приятно.

Он велел им держаться подальше от общежития и лег на свою зеленую кровать, чтобы подумать.

Он задумался о том, добился ли он успеха прошлой ночью или все-таки облажался.

Опустошенное и бледное лицо Альфарда Блэка было успехом (Блэк не должен был сам нападать на грязнокровок, даже если и не прикоснулся к ней), а также предупреждением для всех его последователей.

Отсутствие как такового расследования было еще одним успехом. Не то чтобы Том был как-то связан с этим инцидентом, но было любопытно, что даже Дамблдор ни на кого не надавил.

По завершении вечера Том в кабинете директора вместе с другими учителями доложил о состоянии учеников, а профессор просто сказал: «Это очень печально».

Диппет попросил домовых эльфов на следующее утро добавить в тыквенный сок лекарство. Директор не любил расстроенных учеников и не любил истерик. Ему нравилась спокойная обстановка, и ему было все равно, как этого добиться. Это было одно из лучших его качеств.

Это тоже было успешным решением, потому что Том увидел недоумение Гермионы из-за отсутствия реакции у сверстников.

Утро же было неоднозначным – он ушел от Гермионы Дирборн, к своему большому огорчению, не одержав верх.

Тем не менее, успех включал в себя любимицу Дамблдора – его родственницу (и не одну, как изучил Том), которая теперь навсегда отмечена как сторонница превосходства крови. Это будет преследовать ее даже в перешептываниях или глубоких сомнениях в головах людей. Что совершенно точно подтверждало его боевой клич. И теперь никто не смог быть усомниться, почему она вызывала интерес у Тома. Он хотел завербовать ее. Или что бы еще ни было со всей ее силой и интеллектом.

Второй составляющей успеха был ужас в ее глазах, когда она смотрела на своих друзей. Изолированная Гермиона Дирборн была гораздо более податливой…

С другой стороны, он совсем не приблизился к ее проклятым секретам: почему она помогает маглорожденным, грязнокровкам и почему беспокоится, когда никто другой этого не делает.

Отсутствие самоконтроля в ее присутствии тоже беспокоило Тома. У него вообще никогда не было желания поцеловать кого-нибудь, пока он не встретил ее. Желание возникло этим утром и еще несколько раз до этого, когда они были в подземельях. А еще прошлой ночью, когда она вошла в зал, воспламеняя все вокруг своей магией. И когда ее потерянные карие глаза посмотрели на него, пока лицо было забрызгано кровью.

Он не понимал этого и ненавидел то, как это изменило его. Он ненавидел ее, потому что до сих пор не раскрыл и половины из ее тайн.

В целом, он решил, что смерть девушки была к лучшему. Отметив то, что он сделал жертву для Самайна, как и обещал своим последователям.

Том привстал с кровати.

Мейбл Джеффрис умерла, произнеся тост за Самайн. Она покончила с собой. Такая кровавая жертва должна обладать хоть какой-то силой, но он не получил ничего взамен. Возможно, потому что это технически считалось убийством, из-за Империуса Ориона.

И это действительно красиво. Дирборн просто сидела. Она, вероятно, была слишком сбита с толку, чтобы отреагировать. Но в глазах всех остальных она просто сидела, никак не реагируя на происходящее. А когда она действительно пришла в себя, все уже ушли.

В целом, да, все прошло хорошо. И она выглядела очень красивой в том зеленом платье.

Что так отвлекало.

Он все еще не мог поверить, что упустил момент, когда она была в таком подавленном настроении.

Но, конечно, он не упустил тот огонь в ее глазах, когда она посмотрела на него. На что он даже не рассчитывал.

Нет. Это точно была хорошая неделя. Он открыл дневник и записал все произошедшее. Позже он сконцентрируется на решении того, какое заклинание наложила на него Дирборн. Сейчас не стоит на это отвлекаться.

***

Три недели спустя

***

– Легилименс! – прошипел Том.

Разум девушки был так слабо защищен, что он легко смог разобраться во всех ее воспоминаниях.

– Что произошло во время вашей дуэли? – спросил он, и перед ним возникли образы толпы.

Гермиона, блистательная и… нет, это было слишком давно. Она уже несколько недель не ходит с такой прической.

– На самой последней, идиотка!

Сознание Клэр было в основном заполнено образами Блишвика, от которого у Тома скрутило живот. Но она также с интересом наблюдала за Дирборн, а он наслаждался той настоящей ненавистью, которую она испытывала к девушке.

Он заставил ее встретиться с ним в Выручай-комнате. Она стояла перед ним на коленях, тупо смотря на него своими голубыми глазами. Он замаскировался, потому что никогда не помешает быть осторожным.

Тому нравилось заглядывать в ее мысли. Она была такой слабой и такой обычной, что напоминало ему о своих сильных сторонах. И что еще раз подтверждало, что именно особое наследие Слизерина отличало его от обычной полукровки.

Однако ее внутренние предубеждения о собственной смешанной крови были довольно скучны. В основном проявляясь как отвращение к самой себе из-за недостаточной чистокровности, чтобы заслужить этого придурка Блишвика. Она вся горела от ревности, что заставляло ее ненавидеть себя еще больше. Ему нравилось видеть, как эти негативные эмоции разрушают ее глупую магловскую мораль.

Любая уважающая себя ведьма сразу приняла бы хоть какое-нибудь решение – Блишвик обошелся с ней довольно скверно, даже по мнению Тома. Все это было неинтересно, поэтому он игнорировал большинство деталей. Но ее внутренний конфликт такой захватывающий, что он читал ее мысли все чаще и чаще.

У нее было несколько интересных, хотя и неэффективных планов отомстить Гермионе Дирборн – ни один из них не сработает. Ее ненависть была ошибочной, он не понимал, почему она сердится на невинного человека. Но опять же, ему было все равно.

Дело было в том, что ее ревность сделала ее почти такой же одержимой, как и он сам. Это давало ему возможность смотреть за жизнью Дирборн, жадно наблюдать за ней, оставаясь незамеченным.

Он говорил себе, что ищет признаки каких-то секретов. В частности, сегодня он смотрел на ее мастерство дуэлей.

Ей бы не следовало побеждать его.

Оказалось, что подавленное настроение Гермионы не продолжалось всю неделю. Он видел, как она спокойно общается с другими, отвечает на вопросы в классе. Но сам Том не разговаривал с ней с того воскресенья.

С тех пор прошло почти три недели, и приближался конец семестра.

Ее темные глаза, как обычно, встречались с его глазами через весь Зал. И он заметил, что в них стало еще больше ненависти. Это стало побочным эффектом его плана по заполучению Гермионы, в частности из-за необходимости в убийстве.

Он наблюдал за финальными поединками Когтеврана через разум Клэр. Гермиона была хорошим дуэлянтом. Лучше, чем он ожидал.

Как и София Селвин. И Том задумался, не пора ли и с ней поговорить о будущем.

Нет – возможно, еще было рано. Но, конечно, пришло время протянуть руку дружбы. Он увидит ее на этот Новый год, возможно тогда и настанет подходящее время. Он подумал о том, насколько сильно Абраксас взбесится, когда Том настоит на его приглашении в Мэнор.