Текст книги "Сдвигая звезды в небе (ЛП)"
Автор книги: cocoartist
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)
Заклинание для снега не было великой магией по сравнению с разрушением горы, но это было нелегко, и все еще истощало Гермиону. Она ощутила зимний холод сквозь халат гораздо сильнее, когда дрожа спускалась вниз, а первые толстые хлопья снега уже начали падать.
Когда она нырнула обратно в теплую постель, благодарная за тепло его тела, Том пошевелился.
– Куда ты ходила? – пробормотал он. – Ты замерзла.
Она прижалась ступнями к его ногам, слегка хихикая.
– Счастливого Рождества, – прошептала она с озорством в голосе, когда он выругался.
– Прекрасный подарок, – саркастически подметил он, перекатываясь на нее. Этот Том, почти игривый в темноте ее комнаты, снова стал другим Томом: жестоким и нежным по мере того, как небо светлело.
Когда остальные обитатели замка проснулись – сначала дети, а затем постепенно и взрослые – их встретил волшебный снегопад, который распространился настолько далеко, насколько могли видеть их глаза.
Самым большим ребенком из всех, конечно, был Карадок, который прибыл после того, как все легли спать прошлой ночью, без сомнения, допоздна выпивая со своими товарищами-аврорами. Он ворвался в комнату Гермионы – к счастью, после того, как она догадалась надеть пижаму – и распахнул занавески, распевая «White Christmas» во всю мощь.
Он вдруг остановился и очень театрально подпрыгнул в воздухе.
– Гермиона, я не хочу тебя беспокоить, – сказал он, прижимая руку к груди, – но, кажется, в твоей постели мужчина.
Гермиона, смеясь и покраснев, натянула на лицо подушку.
– Какой скандал, – весело продолжал он, выгружая кучу подарков на край кровати, прежде чем швырнуть их на одеяло, а затем уселся вниз и растянулся поперек кровати. – Двоюродная бабушка Гвиллион была бы в шоке.
– Доброе утро, ужасный зверь, – сказала она, бросая ему подушку, которую тот легко поймал и положил под ноги. – Счастливого Рождества.
– Счастливого Рождества, маленькая кузина, и Том. И какое Рождество! Ты только посмотри, – он радостно указал в окно на страну чудес, где снег и лед сверкали в лучах ласкового утреннего солнца.
Том многозначительно посмотрел на нее. Она ухмыльнулась в ответ.
– Лучший снег, который я видел с тех пор, как покинул Хогвартс, – задумчиво произнес Карадок. – Послушай, Гермиона, что должен сделать бедный, усталый и слегка после похмелья волшебник, чтобы получить здесь чашку чая? И, может быть, – добавил он с надеждой, – крошечную лепешку или три, чтобы продержаться до завтрака?
Гермиона вздохнула и позвала Кнопочку.
Том молчал, но не особенно ворчал, когда они с Карадоком поравнялись и начали открывать маленькие подарки от друзей, которые многострадальный эльф уложил у подножия кровати на ночь.
Было странно видеть их обоих в своей комнате: аврора и убийцу, и все же, насколько она могла судить, они, казалось, достаточно хорошо ладили друг с другом. Конечно, Том не разыгрывал из себя идеального старосту в присутствии ее кузена, как это делал с остальными членами ее семьи.
Его стопка была больше, чем она ожидала, с большим количеством аккуратно завернутых подарков в дорогую на вид бумагу. Однако «дорого», особенно в волшебном мире, не всегда означало «изысканно», и ей очень хотелось знать, кто осмелился послать Тому Риддлу подарок, завернутый в движущиеся оранжево-золотые полосы с большим фиолетовым бантом, который завязывался и развязывался, очевидно, по своей прихоти. Он смотрел на подарок до тех пор, пока лента не опустилась, и оставался неподвижным.
– Это от Айви, она просила меня принести, – сказал Карадок, передавая ей большую коробку. – Жаль, что она не смогла приехать.
Он оказался тяжелее, чем она ожидала, и когда Гермиона развернула бумагу, а затем открыла деревянную коробку, причина стала ясна. Она достала маленькую мраморную скульптуру с изогнутыми каменными краями. Вещь немалой красоты с роскошной дугой. Судя по записке, это была скульптура Барбары Хепуорт. Маглорожденный бойфренд Айви (чье родовое поместье находилось в Корнуолле), написала она своим петляющим и возбужденным почерком, повез ее посмотреть на выставку в Сент-Ивс, и о-о-о, разве это не великолепно.
Так оно и было, но Том, как заметила Гермиона, взглянув на фигуру, нахмурился. Возможно, он не видел в этом красоты, но видела она. Казалось, в этих изгибах заключен потенциал целого ландшафта.
Она была тронута и немного испугана таким подарком, чего не было уже давно. Взгляд из будущего говорили ей о его ценности, но дело было не только в этом: в гладкой выпуклости под ее рукой было что-то такое твердое, что говорило о чем-то большем. Не просто сокровище, которое нужно сохранить на будущее, но сокровище на данный момент, драгоценная вещь, которая была больше, чем сумма ее частей. Такая, как она не могла себе представить, чтобы объяснить Тому.
Это заставило ее внезапно возненавидеть его, его равнодушие к красоте.
***
Позже, когда все веселились, Том ушел почитать, а детей уложили спать, пока двоюродная прабабушка Гвиллион жестом пригласила Гермиону сесть в большое бархатное кресло у огромной гостиной, подальше от дремлющих, ссорящихся и смеющихся родственников.
На самом деле, перед ее именем должно было стоять еще несколько «пра», поскольку ей было почти двести пятьдесят лет, но Сердик в детстве называл ее двоюродной прабабушкой Гвиллион, и его отец тоже, так что добавлять что-то еще казалось излишне педантично. Как и в королеве ведьм в Норвегии, в ней было что-то нестареющее, но в отличие от королевы она была сгорблена годами и нуждалась в палке, чтобы ходить.
– Этот твой молодой человек, – сказала Гвиллион своим едким голосом, – напоминает мне кое-кого, кого я предпочла бы забыть. История знает, а я – нет, и тебе не мешало бы послушать. Садись.
Гермиона со своим лучшим звенящим смехом как у Софии попыталась отвлечься, но безрезультатно.
«Садись», – заявила старая женщина. Она настояла на прогулке с ними после завтрака и открытия подарков, и вот она здесь, неутомимая, с первобытными, опасно сверкающими серыми глазами.
Гермиона сидела, опустившись на диван рядом с приемной родственницей, которая, казалось, видела насквозь действие, которое они оба играли. Она боролась со знанием в глазах пожилой женщины, и все же…
– Этот мальчик… он держит в себе что-то, что ты, вероятно, никогда не победишь. Ты это знаешь?
– Что, – тон Гермионы стал более ледяным, чем она хотела, возможно, потому что эта женщина говорила правду, которую Гермиона пыталась игнорировать, – вы имеете в виду?
– Ты знаешь, что я имею в виду, девочка. Мне говорили, что ты не дурочка, но ты сделала глупый выбор. Он твой насквозь и безошибочно – но надолго ли, дитя?
У Гермионы не было ответа на этот вопрос, только смутная временная шкала, почерпнутая из воспоминаний, которые Дамблдор показывал Гарри.
Она чувствовала, что побеждает: неужели она ошибалась?
***
«Я выигрываю и проигрываю одновременно», – размышляла она позже. Возможно, я выигрываю проигранную битву.
Проследив за отсутствием теней на его лице в то утро, она подумала, что нет. Но в ту ночь, оставшись наедине в ее комнате, он был груб и властен так, как никогда прежде, проявляя контроль, который он не мог иметь над этими людьми, в этом замке или над ней.
Возможно, никакой победы и не было, думала она, когда он обнимал ее, поглаживая по очереди синяки, которые оставил на ее шее, ключице, горле, подбородке и щеке. Никто из них не пострадал в тот момент – и он никогда не бил ее. Это было по обоюдному согласию. Ей нравилось, когда его пальцы впивались в ее лицо, нравилось осознание его власти над ней, когда его рука обвивалась вокруг шеи. Нравилось, как он шептал свой восторг перед ней, удерживая ее. Больше всего ей нравилось, как он позволил себе потерять контроль в самом конце. Это был единственный раз в его жизни.
И все же в ту ночь, когда ее руки были связаны за спиной впервые кожей, а не магией, его пальцы сжались вокруг ее горла сильнее, чем когда-либо, в нем было что-то отчаянное. Что-то, что напугало ее впервые за год.
Он не ручной, подумала она. Он дикое существо, и это оттягивание неизбежного.
И это было не так неприятно, как она себе представляла.
– Зачем ты создала снег? – спросил он все еще немного грубоватым голосом.
И тогда она поняла, что не может дать такого ответа, который заставил бы его понять такую простую вещь: что он может чувствовать к ней все, что хочет, но чего-то в нем не хватает.
– Это не имеет значения, – тихо ответила она. – Пойдем спать.
Комментарий к Ветра зимы
Для начала справка из главы.
«Þá skyldi blóta i móti vetri til árs, en at miðjum vetri blóta til gróðrar, hit þriðja at sumri, þat var sigrblót»*: здесь говорится о жертвоприношении в начале зимы для того, чтобы начать хороший год. И в середине зимы – для хорошего урожая. Третья жертва в летний день – для победы.
И в конце от меня… Вот это знатное стекло подъехало незаметно. Готовимся к будущим главам. И начался 10-дневный марафон, за который уже весь фанфик будет на сайте.
========== Для меня ты все ==========
Все претендуют на то, чтобы быть «свободомыслящими», но немногие люди переходят черту в выразительные территории, которые могут нанести ущерб собственному социальному благополучию.
Крисс Джами, «Киллософия»
Весна и лето 1946 года.
После окончания рождественского сезона, вместе с большей частью своего нового генеалогического древа, Гермиона обосновалась в тихой жизни замка, вперемежку с поездками в Лондон, чтобы оставаться с Томом.
И именно в промежутках между исследованиями и визитами Гермиону впервые потянуло в мастерскую Сердика. Она не понимала, почему это заняло так много времени. Возможно, дискомфорт от того, что она казалась обязанной ему, что в значительной степени исчезло с тех пор, как он удочерил ее год назад. Невозможно было чувствовать себя чужой, когда она ощущала особую магию поместья, пульсирующую в ее крови. Теплый прилив приветствия, когда она возвращалась домой и особенное шипение, которое дом посылал ей, когда приходил Том. Как замок мог чувствовать, куда она хочет пойти, и дверь открывалась на лестницу, которой раньше не было, чтобы провести ее в комнату в другой части замка, или даже в огороженный стеной сад, где они выращивали ингредиенты для зелий. А Кнопочка здесь ухаживала за аккуратными рядами салата и раскидистыми малиновыми тростниками.
И в самом деле, это было по вине замка, что однажды она встала после чтения особенно увесистого средневекового тома и открыла дверь из гостиной, чтобы увидеть каменные ступени, ведущие вниз в огромную мастерскую внизу, а не в зал.
Вздохнув, она спустилась по ступенькам вниз, вспомнив, что ее интересовало освещение в старом тексте огня и красной розы. Это был не алхимический текст, и все же: она читала о магии времени, но было что-то странное в изображении, что напоминало ей и работу Сердика, и что-то еще, чего она не могла определить.
Когда она вошла в мастерскую, на нее обрушился штормовой серно-озоновый запах, пробиваясь сквозь мягкий аромат розмарина и других сухих трав и слегка затхлый, влажный, который сохранялся даже в разгар лета.
Он сидел и смотрел на большую стеклянную банку, с которой, на взгляд Гермионы, совершенно ничего не происходило.
Она села рядом с ним и стала ждать, радуясь их близости к огромному горящему очагу.
Внутри кувшина было огромное переплетение металла, серебра и золота. Словно два дерева, которые соединяются стволами, а затем снова расходятся, чтобы вырастить свои листья в разных местах.
– Алхимический брак, – сказал он, наконец, – но ты видишь, как он распадается после заключения союза? Это еще одна неудача.
Он вытряхнул содержимое и встал, чтобы очистить большой хрустальный кувшин.
– Ты мог бы путешествовать во времени с помощью алхимии, – спросила она, – или смог бы только приостановить время?
– Ах, – сказал он после долгой паузы. – Что за странный вопрос!
Это не было ответом, поэтому она нахмурилась и стала ждать.
– Возможно, – продолжил он, – принципы алхимии можно было бы объединить с чем-то еще, чтобы бросить вызов течению времени. Но остановить его может только камень, да и то только в человеке, а не в самом мире. У меня есть друг… – он сделал паузу, и это казалось борьбой, или даже предательством, чтобы продолжать, – у кого есть… кто остановил его для себя и жены. Однако это скорее вопрос великого исцеления, чем истинной остановки времени. Ты этого хочешь, дочь моя? Остановить течение времени на своем теле, пока ты, скажем так, не выросла в другом времени?
Это был самый близкий момент к признанию, что он уже знал о том, что она из будущего, и Гермиона почувствовала, как струйка страха пробежала по ее спине, а затем рассеялась. Это ведь Сердик: она могла доверять ему, как никому другому.
– Мне кажется, – сказала она, – я знаю последний ингредиент.
Снаружи уже наступила весна, но здесь, внизу, под замком, всегда была зима, сырая и прохладная, как в Венеции в декабре.
Сердик тяжело опустился на свой рабочий стул, но спокойно встретил ее взгляд.
– Я считаю, – сказала она, – что это требует огромной жертвы. И я думаю, что знаю, где такую найти.
– Какого рода, – спросил он хриплым от тоски голосом, – жертвы?
– Чтобы обрести вечность, возможно, ты должен навсегда отказаться.
Ответ пришел ей на страницах обманчиво простой книги, на которую она наткнулась совершенно случайно: дневник разочарованного алхимика по имени Николас Фламель, который, как и ее приемный отец, продвинул зелье достаточно далеко, чтобы создать золото из угля. А потом он писал, что нашел последний ингредиент. Он сделал камень, с помощью которого мог создать зелье, которое сохраняло его вечность. Целебное зелье, настолько продвинутое, что восстанавливало жизненные силы больше, чем любое другое.
Эликсир жизни.
Она даже не искала такую информацию. Пока Гермиона была в поисках дороги домой, она заметила дневник среди стопки книг Тома, и узнав, что это такое, тайком вынесла его из квартиры.
Обычно ей было трудно покидать лондонский дом Тома, но в тот день это оказалось легче, ведь правильный вопрос наконец-то возник в ее голове, и она нашла ответ.
– Яблоко, – прошептала она впервые вслух, – яблоко, которое сделало богов богами, превратило кровь в ихор. Золотое яблоко.
У Сердика внезапно перехватило дыхание, и она поняла, что была права.
– Думаю, я знаю, по крайней мере, одно такое. Если я найду его… если я найду, то ты сможешь сделать камень?
Ответом была слеза, скатившаяся по его обветренному лицу.
***
Поэтому, когда Том пробормотал что-то о поездке в Албанию, Гермиона ухватилась за возможность сопровождать его. Она снова отложила свое возвращение в Норвегию, спланировала, исследовала и составила маршрут, который включал бы дикие земли страны, но у нее было достаточно других остановок в Европе, чтобы никто не счел подозрительным путешествие на вражескую территорию, если бы кто-то что-то заметил.
На самом деле она была уверена в двух вещах: во-первых, у нее было более точное представление о том, где может быть дерево, которое они ищут, чем у него и во-вторых, она должна была добраться до него первой.
Несмотря на свою удивительную красоту, Албания не была гостеприимной для туристов страной. Она опустошена нацистской оккупацией во время войны, и ее новое социалистическое правительство начало долгое наступление против религии, пытаясь ускорить модернизацию. Не было поездов, царила полная безграмотность, и большинство людей были бедны. Чтобы попасть в страну, потребовалось несколько крупных взяток магловскому коммунистическому контрабандисту в раздираемой гражданской войной Греции и неудобная и непростая поездка на лодке.
Магическое сообщество Албании подавлялось османскими правителями так долго, что едва ли было более изощренным, чем крестьянство. Формального образования было мало, и те, кого они встречали, были в основном доморощенными ведьмами и волшебниками, которых уважали и ненавидели общины, где те проживали. Сомневаясь в том, что маги будут рады им больше, чем коммунистическая власть, Гермиона и Том избегали людей и путешествовали переодетыми. Магловская супружеская пара, заколдованная ровно настолько, чтобы не привлекать внимания. Однако они знали, что любое слишком сильное использование магии будет иметь противоположный эффект, и поэтому больше полагались на взятки, чем на свои палочки.
Это была жалкая поездка. Ориентироваться в стране, обездоленной и разделенной, где они (как жители Запада) были врагами, не имея общего языка, оказалось более чем непросто. Но Гермиона знала, что приближается Холодная война и путешествовать по Албании будет не легче, а труднее, и поэтому упорно продолжала двигаться вперед, пока они не оказались в огромных горных северных лесах на границе с Югославией.
Потребовался почти месяц, чтобы добраться до Драгоби, последней деревни, где они могли купить еду и кров, прежде чем отправиться в дикие земли.
Это была горная страна, жестокая, суровая и непреклонная, и, несмотря на неприятный маршрут, Гермиона влюбилась в нее. Когда май сменился июнем, и они занялись поисками, разбили лагерь и охотились, пили из альпийских ручьев Проклятых гор, она задумалась, не оставить ли его здесь навсегда. Даже бледная кожа Тома стала темнее в лучах раннего летнего солнца, которое отражалось на вечно белых, мерцающих и величественных вершинах на северо-востоке.
Они встречались с пастухами овец, лесорубами и немногими другими по мере того, как проходили дни. И они шли, поднимались в горы и разбивали лагерь, пока эти маглы рассказывали истории о месте в лесу, куда те не могли пройти. И именно это место привлекло внимание Гермионы и Тома. Это сузило бы их поиск, но было все еще слишком обширной областью. И не было никакого заклинания, которое бы просто отметило мощный магический объект. Кроме того, со слов призрака Гермиона знала, что та хорошо защитила дерево. Даже с информацией, которую Елена Когтевран дала Тому, поиски могли занять несколько недель, если повезет, или месяцы и даже годы без нее.
Маглы также рассказывали истории об опасной женщине, которая могла причинить вред или защитить путешественников. Перевод их историй был долгим и трудным, полагаясь на итальянский, который был широко распространен, да и Гермиона знала лишь ограниченное количество слов. Однако слово «зана» или «занаш» достаточно часто повторялось вместе с итальянским «фата», и маленький словарь, который у нее был, давал примерно перевод: поблизости жила какая-то фея, и они должны были ее опасаться.
– Я думаю, это должна быть эта область, – сказала она, соединяя маленькие крестики, которые она отметила вместе с магглами, чтобы выделить, возможно, волшебную зону. Она не была полностью уверена, что пастух, который только что ушел, мог читать карту, но он нарисовал конкретное скальное образование для них, которое стоило проверить. И Гермиона вспомнила, что уже видела его во время предыдущей прогулки.
Они сидели у костра. Сумерки уже давно удлинили тени и охладили воздух, но уходящее солнце освещало вершины к востоку от них, обещая свое возвращение, и она не могла представить себе более прекрасного места.
Том в глуши снова стал другим Томом. Это был Том, ничем не обремененный и агрессивно настроенный. Том, не нуждающийся в защите. Надо сказать, что он не испытывал такого же восхищения той местностью, где они находились, в отличие от Гермионы, но в его поведении была свобода, которой она раньше не замечала.
Он откинул волосы назад. За тот месяц, что они провели в Албании, те стали длиннее, и то, как пряди спадали, выглядело, честно говоря, почти невыносимо сексуально. У него уже была небольшая бородка, последний раз он брился в деревне. Ей это даже понравилось, и, когда он оторвал взгляд от карты, она поймала его взгляд. Левая сторона его невыносимо красивого рта изогнулась, и она сократила расстояние между ними.
Он поцеловал ее по-другому, пока солнце опустилось за западные вершины гор, здесь, в глуши, где не было никого и ничего, кроме волков, коз, птиц и деревьев. Здесь было легко забыть, что в мире есть что-то еще, кроме них. Даже магия исчезла от его прикосновения, требовательного давления его губ, прикосновения его языка к ее пульсу, унося прочь все мысли и воспоминания о чем-либо еще. Здесь они были Адамом и Евой, вместе покидающими Эдем в неизвестность.
Но теперь веди,
Последую немедля; ни на миг
Не задержусь. Уйти с тобой вдвоем —
Равно продленью пребыванья здесь,
В Раю. Остаться же одной – равно
Утрате Рая. Для меня ты все
Она чувствовала себя Евой, лежащей в его объятиях на траве, обнаженной и бесстыдной. Луна была темной, и поэтому созвездия сияли все ярче, усеивая небеса бесчисленными и вечными звездами. Гермионе не нужна была змея, чтобы соблазнить ее обманом и взять яблоко, и действительно, возможно, она была хуже Евы, потому что никогда не предложила бы ему кусочек.
– Пойдем искать фейри? – пробормотала она, пока Том копировал созвездия на ее освещенной огнем коже.
– Полагаю, так будет лучше. Фейри может знать, где находится дерево, а если нет, то, по крайней мере, если мы ее искали, она на нас не нападет. Разделимся завтра, чтобы пройти больше.
На мгновение у нее перехватило дыхание. Наконец.
Это было частью игры, в которую они иногда играли. Она не думала, что он будет нуждаться в этом здесь, и все же Том просил ее еще раз доказать, что она достойна. На этот раз она привела его сюда и улыбнулась в темноту.
– Хорошо, дорогой, если ты считаешь, что так будет лучше.
***
Так уж получилось, что прошла неделя с момента, как они разделились, и ее ждало еще больше блужданий по горным лесам (куда более утомительных без его компании), прежде чем Гермиона нашла фейри. Та купалась обнаженной в ручье, выставляя напоказ свою красоту и, конечно же, была не «просто» фейри.
В одной из немногих книг перед поездкой в эту странную и изолированную страну Гермиона читала о «зана» и «малит», и сейчас попала именно на ее гору. Она почтительно опустилась на колени и ждала внимания волшебного существа – в ней покалывал адреналин, предупреждая быть очень осторожной.
Наконец, она вышла из ручья, а ее длинные темные волосы развевались на едва уловимом ветру.
– Обладательница палочки, – сказала женщина, хотя Гермиона понятия не имела о языке, который услышала. – Прошло много лет с тех пор, как один из вас пришел в мои земли.
Мгновение, и Гермиона поняла, что «зана» ожидает ее ответа.
– Жаль, – сказала она, – ведь эта гора прекрасна.
– Не говоря уже о сокровище, которое она прячет, – сказала фейри с чем-то похожим на понимающую улыбку. – А ты храбрая, не так ли? Знаешь, я могу почувствовать это.
Оно или она шагнула вперед, уже каким-то образом высохшая после купания, и уставилась на Гермиону.
– Ну что ж, храбрая юная ведьма, я благословляю тебя продолжить.
– Где то сокровище? – спросила Гермиона, не успев даже моргнуть, как они оказались на поляне, далеко в глубине леса. Здесь, за деревьями, которые казались такими же древними, как и глаза фейри, поток ветра был еще яростнее.
Создание улыбнулось ей.
– Остерегайся, юная ведьма – если у лабиринта нет сердца, его никогда не разгадать.
А потом она испарилась, и Гермиона осталась одна. Она чувствовала магию этого места: это была приторно-удушающая магия, которая пахла смертью и болью. Елена умерла здесь, и проклятие ее смерти все еще отдавалось эхом спустя тысячу лет.
Перед ней было дупло дерева, Гермиона встала и подошла к нему. Оно все еще казалось живым, а внутри было достаточно места для человека, куда она шагнула. Дерево оказалось заколдованным, но не остановило ее, и там, в тусклом темном пространстве, с выступа небрежно свисал старинный кожаный рюкзак. Она взяла его и осторожно расстегнула, прежде чем заглянуть внутрь. Диадема мягко мерцала в тусклом солнечном свете, проникающем сквозь пространство вокруг, и рядом с ней лежало два яблока, золотых и блестящих, не похожих ни на что, что она видела прежде. Этот блеск был не металлической, а живой, и Гермиона поняла, что пока не увидела эти яблоки, до конца не верила, что те существуют.
Слегка дрожащими пальцами она вытащила их и аккуратно спрятала глубоко в свою магическую сумку.
Диадема подмигнула ей, красивая и очаровательная, и Гермионе так хотелось забрать предмет и оставить на его месте копию. Поймет ли он? Том был достаточно высокомерен, чтобы подвергать сомнению то, что он бы нашел. И достаточно самовлюблен, чтобы однажды превратить это сокровище во что-то злое.
Но она вспомнила, как его пальцы вырисовывали звезды на ее коже, закрыла сумку и повесила ее обратно на дерево. Она задержалась еще на мгновение, чтобы проверить несоответствия или любой признак того, что здесь кто-то был. А затем развернулась и аппарировала с поляны. Этого уже было достаточно, чтобы он не стал богом. Он мог бы получить эту безделушку.
Теперь же они принадлежат ей. Гермиона могла отплатить Сердику за его доброту. Она не откусит ни кусочка, как Ева, но сохранит их для более высокой цели.
Бессмертие не привлекало ее: история и литература диктовали, что людей, играющих в богов, ждет смертный конец. Но Гермиона не была похожа на тех мужчин, и у нее была идея получше.
***
День был бы вполне удачным, если бы один из маглов-пастухов не подстерегал ее по возвращении. Конечно, он не мог найти саму палатку: в их отсутствие она под защитой магии, но здесь все еще были остатки костра. И скорее всего, этот человек спрятался бы здесь даже и без наличия палатки, чтобы ограбить кого-то, зная, что они не отдадут такое хорошее место легко.
В долине царило затишье, и место было защищено от ветра и любопытных глаз скалистым выступом и горой, поднимающейся прямо над линией деревьев. Рядом росли прямые зеленые стебли папоротника, а примерно в двенадцати метрах отсюда журчал родник, спускаясь к озеру, где они мылись, ловили рыбу с помощью магии и плавали.
Идеальное место для лагеря. И он мог поспорить, что они вернутся за бедным крестьянином, который изо всех сил пытался себя прокормить, не говоря уже о семье, выживающей после долгой войны и конфискации земель. И теперь, когда он столкнулся с двумя иностранцами, которые выглядели богатыми и находились слишком далеко в горах, чтобы позвать на помощь, нельзя было упустить хорошую, как казалось для него, возможность.
Его жадность оказалась его же смертным приговором.
Он ловко спрятался, а Гермиона вела себя самонадеянно, бросив рюкзак на землю в нетерпении снять сапоги и дать распухшим ногам отдохнуть. Некоторые простые вещи невозможно сделать с помощью магии. Но это оказалось ее ошибкой, хотя она вряд ли могла такое предвидеть. Ее компас выскользнул из топа, и поэтому, наклонившись, она пропустила предупреждающий знак от него, пока не стало слишком поздно.
– Më jepni paratë tuaja, vajzë, – послышался голос, и она подняла голову, чтобы увидеть направленный на нее пистолет. Ее волшебная палочка была заткнута за пояс сзади. Как необдуманно. И она не могла до нее дотянуться. Ей было интересно, сколько беспалочковой магии она могла бы сотворить. Она должно это проверить, ведь ее сила выросла, но не сейчас. Гермиона не понимала, что говорит мужчина, хотя тот повторял одно и то же. «Пара» – это же деньги, вдруг вспомнила она, и чуть не рассмеялась.
Она указала на сумку и потянулась за ней, но он что-то крикнул и дико замахал пистолетом, так что она остановилась. Мужчина шагнул вперед и наклонился, чтобы взять сумку. Ее сердце замерло от страха. Яблоки были не единственной драгоценной вещью, находившейся внутри, но они, безусловно, были самыми важными.
Поэтому ее реакцией на зеленый свет, сбивший мужчину с ног, когда тот упал на бок, уставившись на нее ненавидящими глазами, было поначалу облегчение.
Затем последовала тошнота.
– Гермиона, – прошипел Том, хотя казался вполне спокойным, – ты в порядке?
– Я в порядке. Тебе не нужно было … – она замолчала, задыхаясь.
– Сегодня утром я прочел его мысли. У него на уме были и другие делишки и воровство. Поверь мне, мир стал только лучше без него.
– О чем ты? – спросила она, глядя в остекленевшие глаза мужчины. В них был такой голод, а теперь… совсем ничего.
– Он хотел поймать тебя. Один. Я здесь жду весь день. Он думал, что поможет тебе и тем самым себе, а еще раздобудет золото.
Ей стало плохо, и это было почти облегчением, что она все еще могла чувствовать. Смерть и ее перспективы изнасилования выглядели ужасающе, несмотря на человека рядом, с которым она сама решила разделить постель – сознание Гермионы наткнулось на эту мысль и вытеснило ее. Гермиона уже забыла, когда так дрожала, пока всплеск адреналина не начал отступать.
Пока она пыталась разрушить его планы, он ждал, чтобы защитить ее. И все же, была ли смерть лучшим ответом? Она уже ничего не понимала. Гермиона верила ему: у него не было причин ей лгать, ведь она стояла рядом с ним, когда убила человека за попытку похищения. Но она не могла заставить себя сказать ему «спасибо» за это, поэтому просто взяла палочку и осмотрела тело.
– Нам надо уходить. Это заклинание привлечет внимание властей. Не знаю, почувствуют ли они его здесь, но мы не можем рисковать. Неужели ты не мог использовать что-то менее заметное?
Она снова ощутила вес магии и ту силу, которую она им давала. Но у магла тоже была своя сила – пистолет, направленный ей в голову. Возможно, она бы успела схватить свою палочку и вывела бы его из строя. Возможно, ее изнасиловали бы и убили. Она никогда этого не узнает. Но она была рада, что этого не случилось.
– Я уже собрал палатку. Нам придется вернуться в другой раз. Но я хочу сохранить тело. Я могу использовать его, когда вернусь.
Это был албанский крестьянин, которого он только что убил, чтобы создать из диадемы крестраж. Ее снова затошнило. Ради нее он убил еще одного человека. И осознанно подорвал свои шансы найти диадему в этот раз.
Поэтому Гермиона придержала язык за зубами и упаковала оставшиеся вещи, пока Том заколдовывал тело в яму из камней. Не то чтобы в пещеру, но достаточное укрытие, чтобы спрятать там мертвеца. Она наблюдала за ним, не в силах не восхищаться его действиями, даже когда все было сделано с такой грязной целью. Он сохранил тело, чтобы потом создать крестраж.
Она потеряла счет заклинаниям. Заклинания, которые скрывали его. Заклинания, которые сохранят это тело. Заклинания, которые заблокируют запах. И заклинания, чтобы люди держались подальше от этого места.
– Куда мы аппарируем? – спросил он, обливаясь потом от усилий, которые он предпринял, чтобы произнести такие сложные заклинания как можно быстрее.
