Текст книги "Мороз на земле (СИ)"
Автор книги: Chryse
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)
Сейчас, когда он подумал об этом, то удивился, что Шерлок не попытался за эти два дня сам как-то узнать, что с Джоном.
– Конечно. Я всё ему передам, – обещал ему Майк. – А сейчас немного поспи, хорошо?
Потом Стэмфорд ушел, а Джон просто закрыл глаза, чтобы в них не светила лампа. Ему следовало бы расслабиться, но какое-то гнетущее чувство тревоги лишь усиливалось с каждой минутой, и он ничего не мог с этим поделать. Наконец, он все-таки задремал.
Ему снился любимый сон – про тот день у озера, когда он учил Шерлока плавать. Он чувствовал ту же радость, что и тогда, но что-то пошло не так. Солнце скрылось, и, глянув вверх, он увидел плывущие грозовые тучи. Вода стала очень холодной. Он взглянул на Шерлока, но чудесные серые глаза друга стали вдруг обесцвечиваться, обретая тот же мертвенный, бледный оттенок, как пустое небо над головой.
– Нет! – услышал он собственный голос, но как будто издалека. – Я просто… не могу… – И затем разжал руки. Шерлок без единого слова ушел под воду, глаза его были всё еще широко раскрыты, вода заливала их, а затем он погрузился в воду так глубоко, что Джон больше не мог его видеть.
Он проснулся в ужасе, задыхаясь, с дико бьющимся сердцем и комкая одеяло, словно бы пытаясь остановить, что ему привиделось. И тут на него нахлынули воспоминания: ссора, мазь, мистер Брокльхерст.
– О мой бог, – прошептал Джон. – О, господи.
Утром Джон с нетерпением ждал Майка Стэмфорда, но едва тот шагнул на порог, понял, что хорошего ждать не приходится. Майк беспомощно покачал головой.
– Я не смог найти его, извини, – сказал тот удрученно. – Он, должно быть, раньше поднялся наверх. Я просил, чтобы парень из вашей спальни передал ему, что ты сказал, но тот странно взглянул на меня, а потом мистер Минчин принялся кричать, и я должен был возвращаться в себе. Я сегодня попробую еще раз.
– Хорошо, Майк, спасибо, – сказал Джон, ощущая тревогу в сердце. Он вытянулся на койке и прикрыл ладонью глаза. Может, Шерлок не знает, что с ним случилось, и думает, что он просто в больнице, и берет дежурства, чтобы его избегать?
Или, что еще хуже, может, Шерлок решил двигаться дальше, посчитав, что Джон не хочет его? Джон представил себе его с Пипом – по-настоящему в этот раз, – и немедленно запретил себе думать об этом, потому что его голова начала болеть очень сильно.
Посмотри в глаза правде, Джон Уотсон, – говорил он себе. – Ты сделал ошибку, и всё испортил.
Он знал в глубине души, совершенно ясно и несомненно, что любит Шерлока – так, как только возможно любить человеческое существо. Любит сильно и всепоглощающе. И он должен сказать это Шерлоку. Только хватит ли храбрости?
Что же до всего остального… они ведь могли подождать немного, подумать и вернуться к этому разговору, когда вырвутся из этого мрачного места.
Да, конечно.
Успокоенный этими мыслями, Джон позволил беспокойному сну захватить себя.
Майк зашел к нему в полдень, перед тем как опять отправиться в школу.
– Я подумал, пойду чуть пораньше и поймаю его до обеда, – сказал он до того, как Джон задал вопрос. – Ты выглядишь лучше.
– Я и чувствую себя лучше, – согласился Джон. – Иногда боль накатывает волнами, но, по крайней мере, мне уже больше не кажется, что в моей голове одна вата.
– И ты понимаешь, где ты, всё время, хотя, может быть, это как раз и не самая хорошая вещь, – усмехнулся Майк. – Хорошо, я пойду. Расскажу тебе утром, что у меня получилось.
Доктор Вудкорт тоже остался доволен.
– Хороший ночной сон поможет тебе лучше всего, я полагаю,– сказал он. – Я пришлю тебе легкое успокоительное. Ты, наверное, плохо спишь по ночам?
Джон без жалоб принял лекарство. Он видел бесцветные глаза Шерлока, уплывающего от него каждый раз, когда пытался уснуть в течение дня, и боялся, что этот кошмар возвратится и ночью. Он устроился на кровати, дожидаясь, пока лекарство подействует, и надеясь на ясную голову и хорошие новости утром.
Он проспал всю ночь, и проснулся позже обычного, от какого-то шума, долетавшего из коридора.
Он сел на постели, слишком резко, и тут же схватился за голову. Что это за шум? Это Тэнк? Что он делает здесь и почему так шумит?
– Джон! Где Джон?
– Он здесь, молодой человек. Прошу вас, потише. Нет, несите его сюда.
Глаза Джона широко распахнулись.
Казалось, в палату набилось очень много народу, включая сестру. Та указывала, что нести пациента надо к койке у очага, где у них размещали самых тяжелых; и Тэнк судорожно прижимал кого-то к груди, как ребенка.
Джон моргнул, пытаясь понять, что случилось, не желая верить своим глазам.
Нет, не Шерлок, это не Шерлок, он не мог быть таким. Шерлок был почти шесть футов ростом – чересчур высокий, чтобы кто-то мог нести его так.
Но Тэнк повернулся, и Джон тут же увидел длинную руку, что свисала, безвольная; рукав, что был короток, и расчесанную воспаленную кожу на тонком запястье.
Примечание автора:
* Рожа, рожистое воспаление (лат. erysipelas) – распространенная инфекционная болезнь. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%BE%D0%B6%D0%B0_(%D0%B1%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D0%B7%D0%BD%D1%8C)
========== Глава 20. Из бездны. ==========
Комментарий к Глава 20. Из бездны.
Название этой главы это начало покаянного латинского псалма, который читается как отходная молитва над умирающим.
http://translate.academic.ru/De%20profundis/la/ru
Псалтырь, 130. 1-2: De profundis clamavi ad te, Domine; Domine, exaudi vocem meam “Из глубин я воззвал к тебе, Господи! Господи, услышь голос мой”.
“ИЗ БЕЗДНЫ” – “Из бездны воззвал к Тебе”
Из бездны ужаса, из бездны отчаяния, страха…
Вот стихотворный перевод:
https://www.stihi.ru/2015/09/29/6931
Забавная деталь: Эта строка также связана с письмом, которое Оскар Уайльд отправил своему бывшему возлюбленному. Письмо было написано поэтом, когда он сидел в тюрьме за участие в актах содомии. Письмо не публиковали до 1905 года. Это, конечно, не имеет никакого отношения к данной истории, но все равно интересно.
– Пневмония, – угрюмо объявил доктор Вудкорт. – И неудивительно – работать в прачечной, а потом быть избитым и брошенным на три дня в холодный подвал, без еды и воды, – он, сжав губы, умолк.
Джон бросился к Шерлоку в тот же миг, когда в дверь вошел доктор, а сестры начали осторожно снимать с Шерлока почерневшую одежду, открывая вызывающее содрогание измученное, сплошь покрытое синяками тело, с воспалившейся, кровоточившей кожей. Доктор Вудкорт тут же отправил Джона обратно в постель, угрожая иначе перевести его в другую палату, и юноша неохотно подчинился, подозвав к себе Тэнка. Он ждал объяснений.
– Мы ничего не знали о том, что случилось с тобой, до самого ужина, – сказал Тэнк. – Никого же там не было, кроме парней, что были на кухне. Один из них рассказал нам всё в умывальной. Я думал, что Севен бросится тут же к тебе, и пришлось мне его удерживать, я имею в виду, буквально, руками, – Тэнк изобразил то, как он схватил Шерлока. – Я заставил его сесть и дождаться хотя бы, чтоб потушили огни. Он сказал, что знает какой-то тайный ход к комнатам учителей, но, как видно, тот был не таким уж тайным, потому что мистер Брокльхерст поймал его там. Я услышал шум через пять минут, как Севен ушел. Я сегодня пораньше спустился к завтраку, и услышал как Альфред говорит директору, что пошел забрать Севена из подвала, но тот не мог встать. Брокльхерст приказал его там и оставить, что, мол, если захочет есть, пусть выходит, а нет – так пусть там и гниет. И я просто взбесился, вот прямо скажу. Пошел прямо в подвалы, и нашел его там. Он свернулся у самой двери как котенок, весь холодный, застывший. Он и весил не больше котенка, когда я его поднял на руки.
– О, господи, – простонал Джон, откинувшись на подушку, в надежде, что головная боль, охватившая его с прежней силой, уменьшится. Три дня в темноте, в одиночестве, не зная, жив ли Джон или нет, о, боже мой! Он поднял голову, чтоб взглянуть на Шерлока, но ширма заслоняла обзор, не давая ему ничего разглядеть.
– Тебе лучше, наверно, вернуться сейчас. Завтрак ты уже пропустил и, должно быть, не захочешь опаздывать на работу?
– Я туда не вернусь, – сказал Тэнк хладнокровно.
– Что?
– Я делаю ноги. Из Бартса сбежишь черта с два, а отсюда – раз плюнуть. Просто выйду через главную дверь. Для меня ничего уже здесь не осталось, а этот Брокльхерст… Я хочу найти Флиа и Морриса.
– Но твоя форма!
– Да пропади она пропадом, украду что-нибудь еще, – Тэнк протянул ему руку. – Удачи тебе, Джон Уотсон, и, если он выкарабкается, позаботься о нашем парне.
– Можешь не сомневаться, – сказал Джон, всё еще потрясенный. Он пожал руку Тэнка и смотрел ему вслед, пока не пришел доктор Вудкорт.
– Я хочу сам за ним ухаживать, сэр, – сказал быстро Уотсон. – Пожалуйста!
Доктор Вудкорт оценивающе посмотрел на него.
– А сможешь? Ты пришел в себя, как ты считаешь?
– Да, сэр. Голова, конечно, еще болит, но если я буду просто лежать тут и волноваться, будет только хуже, для всех. И вы знаете, какой он пациент. Но меня он послушает…
– Он очень болен, Джон, – сказал доктор мягко. – Думаю, что сейчас от него не будет проблем. Но за ним нужен постоянный уход, и если ты думаешь, что справишься с этим, тогда, я полагаю, это будет огромной помощью сестрам.
– Я справлюсь, сэр.
– Что ж, отлично. Тогда мы передвинем твою кровать. – Доктор Вудкорт остановил его, когда Джон попытался подняться. – Но не прямо сейчас. Сначала ты съешь свой завтрак, умоешься и оденешься. Это будет долгая битва, и поэтому лучше вести ее, предварительно подкрепившись и в чистых носках, если можно так выразиться.
Джон торопливо проглотил овсянку, одолжил у кого-то из санитаров бритву, и быстро помылся в холодной воде. К своему удивлению, он действительно почувствовал себя лучше, и с новыми силами отправился к своему пациенту. Сестра вручила ему оловянную чашку и маленькую искривленную ложку.
– Не торопись, – предупредила она. – Он просил воды, как его принесли, но, выпил ее слишком быстро, и его стошнило.
Джон кивнул и сел рядом. Шерлок слабо пошевелился под укутавшими его одеялами; глаза его, яркие от лихорадки и глубоко запавшие, казались огромными на изможденном лице.
– О, Джон, – сказал он с облегчением в голосе. – Как… плохи дела?..
– Нет, конечно, нет. Несколько дней отдыха и лечения, и ты будешь…
– Не я – ты, – прервал его Шерлок нетерпеливо. Он с трудом дышал, утопая в тонких больничных подушках. – Твоя голова, как твоя голова?
– О, всё в порядке, дружище, правда, в порядке. Ну, я бредил, конечно, последние дни, и мне всё казалось, я в Шерринфорд-холле – после того, как те люди напали на нас, помнишь? А затем я попросил, чтобы Майк разыскал тебя и сказал, что всё у меня хорошо, но…
– Я уже был в подвале, – закончил Шерлок. Он отвернулся, попытавшись почесать свое забинтованное запястье. – Я знаю, ты думаешь, что я сделал глупость.
– Нет, не думаю, – сказал Джон, беря его за руку и крепко сжимая его тонкие пальцы. – Я, наверное, сделал бы то же самое. Теперь хватит болтать. Попей немного, а потом постарайся уснуть.
– Не бульон. Не хочу бульона.
– Здесь просто вода. Потом, может, немного чаю? С сахаром, как ты любишь.
– Да, с сахаром, – прошептал Шерлок. Глаза его закрывались. Джон подоткнул его одеяла и начал поить его с ложечки, пока чашка не опустела. Потом вышел за чаем, но когда возвратился, Шерлок уже спал, так что чай юный врач выпил сам, а потом взял Шерлока за руку и стал смотреть, как тот спит.
Лихорадка усиливалась. К ночи Шерлок стал бредить, бормоча что-то странное по-немецки, чего Джон совершенно не понимал.
«Sie sind ein Idiot… Mendelejew hat Recht, siehst du das nicht?» (нем. Они идиоты….Менделеев прав, разве вы не видите этого?) – Он в расстройстве оттолкнул руку Джона, когда тот попытался его напоить.
– Шерлок, пожалуйста, – молил Джон. – Это чай с сахаром, ты же любишь сахар, ну, немножко?
– Das Periodensystem, (нем. Периодическая система) – выдохнул Шерлок, напряженно глядя в пространство.
– Твой кузен изучал на немецком химию?
Джон подпрыгнул, пролив чай на колени.
– Черт… извините, сэр, извините, пожалуйста.
Доктор Вудкорт стоял прямо за ним, задумчиво глядя на Шерлока, а потом посмотрел на Джона, отряхивавшего одежду.
– Наш хозяин, лорд Шерринфорд, держал много книг для слуг. Он стоял за реформы образования, а Стивену, э-э-э, нравилась химия, и поэтому он… – Джон замялся, так и не сумев придумать причины, по которым лорд Шерринфорд, реформатор он или нет, мог считать, что в его конюшнях нужен немецкий.
– Всё хорошо, – сказал доктор, с симпатией глядя на Джона. – Я не знаю, кто твой кузен, и кузен ли тебе он вообще, только с первой же встречи было понятно, что он никакой не слуга. Но, пожалуйста, успокойся. Для меня это не имеет значения, так же, как не влияет на то, какое лечение он получит. Я ничего никому не скажу, кто бы вы ни были.
– Aus meinem Labor, Dummkopf, (нем. Это моя лаборатория, болван.), – откликнулся Шерлок сердито.
Доктор Вудкорт посмотрел на него в изумлении.
– А он, правда, настолько умен, как думает?
– Да, сэр, – ответил Джон. Его так тревожило состояние пациента, что он даже не почувствовал облегчения от того, что их доктор, кажется, принял их без вопросов. – Он действительно очень умен. – И, раз Шерлок отвлекся, влил в его приоткрытые губы ложку сладкого чая. Больной шевельнулся и, глотнув, схватил Джона за руку.
– Mehr (нем. больше)
– Шерлок!
– Нет, он просит – еще, – сказал Вудкорт.
– О-о, – Джон поднес ко рту Шерлока чашку с питьем, ощущая триумф, когда тот сделал жадный глоток. – Вот так, мой хороший. Не торопись.
Шерлок отозвался набором непонятно звучащих согласных; его веки закрылись, и он расслабленно лег на подушки. Джон вытер его лицо влажной и прохладной салфеткой, наблюдая с тревогой, как тот часто и коротко дышит.
– Думаю, он сейчас немного поспит, – сказал доктор Вудкорт. – И ты отдохни, а я с ним посижу. Тебе нужно поспать, или снова у тебя начнет болеть голова.
Джон помедлил мгновение, но доктор был прав, он действительно очень устал.
– Вы меня разбудите, если… что-то случится?
– Ну, конечно.
– Он не будет бульон, он его не любит. О… и следите, пожалуйста, чтобы он не расчесывал ранки во сне…
– Я за всем этим прослежу, – сказал доктор уверенно, забирая ткань из рук Джона, и подтолкнул его к койке. – Иди спать, ученик.
Джон скинул обувь и лег, всё еще пытаясь протестовать, но уснул, едва голова коснулась подушки.
Когда он проснулся, вместо доктора Вудкорта возле Шерлока была одна из сестер, и пыталась уговорить больного съесть немного каши. Шерлок морщился и отворачивался.
– Джо-он, – смущенно пробормотал он.
– Я здесь, – сказал Джон, садясь на постели; наклонился и взял Шерлока за руку. – Я здесь, Шерлок. Я не оставлю тебя. Съешь немного каши? – Рука Шерлока обжигала, а дышал тот с трудом. Он действительно был очень болен.
– Чаю.
– Я сейчас принесу. Пять минут, – он бросился в умывальную, чтобы быстро умыться холодной водой, а потом принес Шерлоку чашку горячего сладкого чая. Сестра была счастлива уступить ему место. – А вот и я. Немного чаю, а затем лекарство, идет?
С каждым часом состояние Шерлока ухудшалось. Джон все время был рядом, поил его – чаем, или даже ненавистным бульоном, – когда Шерлока настолько ослаб, что уже не сопротивлялся; обтирал его холодными тряпками, втирал мазь в его руки и ноги. Большую часть времени тот лежал неподвижно, закрыв глаза. Он сжимал руку Джона и боролся за каждый вздох, но когда лихорадка к ночи усилилась, потерял сознание, и снова стал бредить. Худшими моментами для Джона стали те, когда Шерлок думал, что всё еще заключен в холодном подвале. Видеть, как тот, свернувшись, говорит, что кругом темнота, и зовет в отчаянии Джона, – хотя тот сидел рядом с ним, – было жутко.
Он отставил чашку и тряпки, и просто обхватил костистые плечи Шерлока, шепча ему на ухо их песню, пока Шерлок снова не проваливался в тяжелое, беспокойное забытье.
Однажды поздним вечером, когда тот немного успокоился в его руках, Джон услышал за спиной чьи-то легкие шаги и, обернувшись, увидел Молли.
– Доктор Вудкорт сказал, тебе, может быть, нужна помощь, – застенчиво сказала она, теребя край передника. – Он сказал, ты не спал уже долгое время, так что я, наверно, останусь на ночь. Это же твоя койка рядом? Я разбужу тебя в ту же секунду, если он позовет тебя.
– О-о, спасибо, – сказал Джон с благодарностью. – Только он не в себе немного, так что, если скажет что-нибудь странное…
– Доктор Вудкорт уже предупредил меня, – ответила Молли, слегка улыбнувшись. – Не беспокойся. Что бы Стивен ни думал об этом, он едва ли скажет что-нибудь, чего я бы не слышала раньше.
Джон весьма сомневался в этом, но он, и правда, вымотался и, в любом случае, Молли можно было довериться – та всегда странным образом симпатизировала Шерлоку. Он повалился на койку, даже не разувшись.
Звук беспокойного голоса Шерлока разбудил его несколько часов спустя. Некоторое время он лежал на постели, не в силах открыть глаза, и слушал, как Молли что-то тихо и успокаивающе говорит. Шерлок снова что-то пробормотал, но так слабо, что Джон не мог разобрать. Приоткрыв глаза, он увидел, как Молли осторожно поила больного водой. Уотсон подумал, что надо бы обязательно встать – на тот случай, если Шерлоку что-то понадобится, но глаза его на секунду закрылись… И он снова заснул.
Когда Джон проснулся в следующий раз, Шерлок уже беспокойно спал, в окружении недавно взбитых подушек.
– Всё в порядке? – спросил Джон у Молли.
– Да, пока всё без изменений. Он немного бредил, что-то об устрицах, но всё это, в основном, по-французски, а я плохо понимаю его. – Она запнулась. – Я думаю, он звал свою мать.
– Его мать была француженкой, – ответил рассеянно Джон. Он откинул уголок одеяла, чтобы пощупать пульс Шерлока и осмотреть его повязки.
– Я сменила их, – сказала Молли. – И, по-моему, всё начало подживать, не правда ли?
Джон кивнул. Да, действительно, стало лучше. Намного. Это было горькой иронией – та ужасная сыпь, от которой страдал его друг, и которая косвенно стала причиной несчастья, – после мази и чистых сухих повязок почти исцелилась. Если бы то же самое можно было сказать и о легких…
Шерлок спал весь день. Джон удвоил усилия, прося, умоляя и приказывая ему выпить немного чая, говорил, что напиток сладкий как мед, но ресницы Шерлока лишь трепетали. В итоге Джон стал погружать свои пальцы в чашу с водой и подносить их ко рту больного, чтобы капли воды упали на воспаленные губы.
Шерлок даже перестал дрожать, поэтому Джон снял одеяла и принялся обтирать его влажной прохладной губкой – лихорадка словно сжигала его живьем. Шерлок был сейчас кожа и кости, весь горел, и Джон чувствовал, как трепещет отчаянно сердце друга под хрупкими ребрами. Он снова укрыл его одеялами, по капле давал ему сладкий холодный чай.
Когда день угас, и в комнате зажгли лампы, Джон с бесконечной и острой печалью осознал, что сделал уже всё, что мог. Он отставил чашку и таз и дал Шерлоку единственное, что еще оставалось: теплое ощущение своего присутствия. Он держал его за руку и говорил с ним, даже пел ему, сбиваясь на тихий шепот, как если бы уговаривал заболевшего чистокровного скакуна:
– Ну вот, мой хороший, красивый, любимый мой мальчик. Вот так, молодец…
Доктор Вудкорт тихо вошел в палату и остановился возле постели Шерлока; наклонился, чтобы послушать грудь и проверить пульс пациента. А когда распрямился, то мягко положил свою руку на руку Джона – там, где та держала тонкие пальцы Шерлока. Он ничего не сказал – в этом не было необходимости.
– Сэр, – смог вымолвить Джон, ненавидя, как задрожал его голос, – могу я попросить вас об одолжении?
– Разумеется, Джон. Всё, что смогу.
– Когда он становится беспокойным, я говорю с ним, и он успокаивается. Я… не знаю… где он в такие минуты… Но я знаю несколько слов по-французски, и когда я произношу их, ему, кажется, становится легче… Я хотел бы… Не могли бы вы подсказать мне… что-нибудь… по-немецки?.. Всего несколько слов, чтобы я мог сказать их ему…
Рука доктора Вудкорта быстро сжала запястье Джона.
–Liebling (нем. любимый), – сказал он. – Или Geliebter(нем. возлюбленный). Они означают то же самое, что «любимый» или «возлюбленный».
– Liebling. Geliebter, – попытался повторить слова Джон. – У них посередине похожий звук.
– Liebe. Любовь.
Это слово что-то задело в памяти Джона, что-то, что он слышал и раньше. Правой рукой он бессознательно коснулся груди. – Geliebter, – прошептал он.
– Хочешь, я останусь с тобой?
– Нет, спасибо, сэр. Я знаю… что тут есть еще пациенты, вы им будете нужны утром. Я справлюсь.
Доктор Вудкорт снова сжал его руку.
– Я вернусь через несколько часов, – пообещал он.
Джон знал, что он имеет в виду предрассветное время – те часы, наиболее темные, когда – он уже знал по опыту, – душа легче всего отлетает.
– Спасибо, сэр.
Доктор Вудкорт ушел, и Джон вынул письмо, что всегда носил с собой на груди. Уже целых два года. Бумага истерлась и почти порвалась на сгибах, когда он развернул ее. В любом случае, он помнил каждое слово, знал их все наизусть – кроме той, последней строки, которую он и хотел увидеть. Он нашел это место в письме и прочел: mein liebster Freund, mein Geliebter.
– Мой возлюбленный, – прошептал он.
Все эти годы Шерлок знал. Джон взял тонкую пылавшую жаром руку, и прижал ее к своему лицу.
– Mein Geliebter, любовь моя, мой возлюбленный.
Он разглядывал лицо Шерлока, пытаясь запомнить каждую его черточку: острые линии скул и чувственный, мягкий изгиб нижней губы.
Часы пробили два.
Шерлок вздрогнул, и пальцы его шевельнулись в ладони Джона; тот на миг буквально заледенел, опасаясь самого худшего, но Шерлок открыл глаза.
– Джон?
– Я здесь, – прошептал тот. – Я с тобой, любимый.
Юный лорд опустил ресницы, с трудом делая вздох. Затем снова открыл глаза, взглянув прямо на Джона, что казалось неимоверным усилием для его ослабевшего тела.
– Прости меня, – наконец, прошептал он. – Мне так жаль, Джон… я…
– Нет, – прервал его тот. – Нет. Перестань. Прекрати сейчас же. Не прощайся и не извиняйся – ты не умираешь. И не оставляешь меня. В любом случае, тебе не о чем сожалеть.
– Но я сожалею, – выдохнул Шерлок. Говорил он с трудом, будто бы за каждый звук приходилось бороться. – Мне жаль. Я не хочу уходить, но я так устал… Какая ирония, Джон… ведь я так ни разу и не согрешил, потому отправлюсь на небеса. А я не хочу. Я оставил бы их, не раздумывая… если б смог быть с тобой… Хоть раз.
Джон закрыл глаза, чтобы справиться с чувствами, что буквально сокрушили его, ведь всё было так просто, не правда ли? Небеса не нужны ему, если рядом не будет Шерлока. И неважно, был ли тот прав, полагая, что такая любовь была бы священна в глазах Господа, так же как и любая другая, или же ошибался. Но единственной вещью, в которой они могли быть уверены, было время, принадлежавшее им на земле.
Джон сбросил ботинки и, скользнув в постель, нежно обнял хрупкое тело Шерлока.
– Это я сожалею, – сказал он с нежностью. – Ты был прав, ты всё время был прав во всём, а я просто боялся это признать. Я люблю тебя, Шерлок. Я люблю тебя больше всего на свете, и, пока ты этого хочешь, – я твой.
Шерлок то ли всхлипнул, то ли попытался иронически фыркнуть. Его грудь дрожала, сражаясь за каждый вздох.
– Тогда ты… поцелуешь меня? Так, на всякий случай?
– Да, мой глупый. Но не «на всякий случай». Я тебя поцелую, чтоб ты знал, за что стоит бороться.
Шерлок был слишком слаб, чтобы поднять свою голову с плеча Джона, поэтому тот осторожно прикоснулся к его лицу, чтобы приподнять подбородок. Он бережно коснулся губами губ Шерлока и замер, а когда Шерлок не перестал дышать, и с небес не ударила молния, чтобы испепелить их на месте, поцеловал и еще раз – сладко и медленно. Шерлок возвратил поцелуй, задыхаясь не от болезни теперь; а Джон стал целовать его скулы, брови и нос, пока Шерлок дрожал. Они не размыкали объятий. Еще один поцелуй – потому что он просто не мог удержаться, затем Джон прошептал:
– Ты будешь жить для меня, слышишь?
Слабые пальцы Шерлока вцепились в его рубашку.
– Ты пытался умереть за меня, – он замолчал, его грудь поднялась, чтобы сделать еще один вздох. – Полагаю, жить – это меньшее… чем я могу ответить.
Джон улыбнулся ему и, окунул свои пальцы в чашку с водой, поднес их к губам Шерлока. Тот открыл рот, позволяя каплям упасть на язык, и Джон повторил это несколько раз, пока Шерлок, всё еще глядя на Джона, не закрыл глаза и не затих.
Джон проснулся как от толчка. Прохладный воздух коснулся груди, а потом он понял, что кто-то забирает Шерлока из его рук.
– Нет, подождите…– он быстро сел, схватив доктора Вудкорта за рукав. Тот отвернулся, поднимая хрупкое тело больного. – Нет, пожалуйста, не забирайте его пока, пожалуйста… – казалось, в груди нарастает крик.
– Успокойся, он просто спит, – сказал доктор мягко. – Кризис прошел. Лихорадка спала.
Джон скатился с кровати так быстро, что чуть не поскользнулся на деревянном полу.
Доктор Вудкорт положил Шерлока на постель Джона, и тот встал рядом с ним на колени, положив ему руку на лоб и склонившись к груди. Кожа Шерлока, в самом деле, была прохладной на ощупь. Звук дыхания был ужасен – затрудненный, хриплый, – но пульс был стабильным и четким. Джон, все еще не отпуская его, уткнулся лицом в край постели и остался так на мгновение, глубоко дыша и зажмурившись, чтобы скрыть слезы.
Доктор Вудкорт похлопал его по плечу, и в его голосе Джон услышал улыбку.
– Пусть он поспит, а когда проснется…
– …дать ему бульона, затем вина. Я знаю. – Джон поднял голову, слишком переполненный радостью, чтоб заметить, что перебил наставника. – Он ненавидит бульон, но я накормлю его, сэр, обещаю.
– Вот и хорошо, – доктор снова сжал плечо Джона и вышел.
Джон принес подушек с кровати Шерлока и уложил его так, чтобы было легче дышать.
Тот открыл еще затуманенные глаза, моргнул и немедленно снова заснул. Улыбнувшись, Уотсон подоткнул одеяла и стал снимать простыни с койки Шерлока, чтоб сменить их на свежие.
Проспал Шерлок четырнадцать часов, и проснулся раздраженным и хмурым.
– Я ужасно себя чувствую, – заявил он.
– Тебе лучше, гораздо лучше, – сказал Джон, улыбаясь – он просто не мог перестать улыбаться. – Возможно, к ночи лихорадка вернется, но это уже не так страшно. Тебе нужно побольше пить.
Шерлок кашлянул, и это слабое напряжение встряхнуло всё его изможденное тело. Джон обнял его, поддерживая, и гладил по волосам, пока тот не откашлял в таз всю скопившуюся в горле мокроту, оставшись совершенно без сил.
– Я знал, что должен был умереть, – простонал он.
– Не смей даже думать об этом. Смотри, я принес тебе вкусный сладкий чай… только чуть-чуть, предполагается, что ты выпьешь бульон. И не надо так на меня смотреть, ты должен выпить его. Это для восстановления сил. Но я принес тебе славный кусочек хлеба, и мы можем покрошить, чтоб ты съел его вместе с бульоном.
Шерлок фыркнул, как злющий кот с энфиземой*.
Он фыркал и дальше, не давая Джону его накормить, хотя был очень слаб; жаловался, пока хватало дыхания, и, уснул, наконец, цепляясь за руку Джона. Часть бульона и хлеб, тем не менее, были все-таки съедены, и губы Шерлока уже не были столь пугающе посиневшими. Шерлок не умирал! И Уотсон был этим так счастлив, что и мистера Минчина расцеловал бы.
Выздоровление всё же было долгим и трудным. Были дни, когда Шерлоку даже не хватало дыхания на цветистую фразу (а поговорить он любил); когда он не мог сесть без поддержки, и всё это делало его раздражительным и несчастным. После нескольких таких дней пациент разобиделся на весь свет и замкнулся в холодном молчании, и депрессия эта очень ярко напомнила Джону их бегство на север.
– Черт возьми, Шерлок, – не выдержал он однажды, вновь найдя тарелку с бульоном нетронутой. – Я знаю, что ты не любишь этот чертов бульон, но если б ты только…
– Уотсон? – одна из сестер заглянула в палату.
– Извините, – сказал Джон.
– Нет, тут, внизу, молодой человек. Он хочет вас видеть. Кто-то из школы, я думаю.
– О-о, – сказал Джон удивленно. – Спасибо.
Кто бы это мог быть? Может, Тэнк?
Он последовал за ней в небольшую, сейчас пустовавшую комнату, где увидел невысокого юношу, совершенно ему не знакомого.
– Э-э, – сказал он неловко.
И тут «юноша» улыбнулся знакомой, ленивой и хитрой улыбкой, и Джон рассмеялся.
– Ирэн!
– Хороша маскировка, не так ли? – сказала она, тоже рассмеявшись и пожав ему руку. – Думаю, еще месяц, и волосы отрастут, и придется их прятать под кепкой, такая жалость. Но я выгляжу щеголем.
– И прехорошеньким, – галантно ответил Джон. – Расскажите же, как там в Лондоне.
И Ирэн подробно всё ему описала.
– Мориарти заплатил моей домовладелице, чтобы та шпионила за моими комнатами, но я сразу же это выяснила. Он пробовал, вероятно, подобраться и к моему счету в банке, но я не настолько глупа, чтоб держать все яйца в одной корзине. – Это была захватывающая история, и Джон бы хотел, чтобы Шерлок был рядом и мог тоже услышать ее. К сожалению, это было сейчас невозможно; оставалось лишь слушать и запоминать.
А Ирэн продолжала:
– Встретившись с сэром Пэрси, я смогла убедить его в том, что мне можно довериться, он попросил меня передать сообщение другим джентльменам, что нашли убежище в Эдинбурге. Все они весьма недовольны нашим премьером. Я подумала, что смогу заскочить по дороге в Бластбурн и договориться, что вы можете уехать со мной, когда я возвращусь.
– Увы, всё не так просто, – сказал Джон. – Шерлок болен, серьезно, не так, как раньше, и ему только-только стало получше. Но он даже с постели еще встать не может. Потребуются недели, чтобы он смог отправиться в путешествие.
Ирэн задумчиво тронула подбородок.
– Да, это проблема, хм-м. Думаю, что тогда я открою магазин в Эдинбурге. Говорят, там ужасно скучно, так что это станет событием. Магазин будет также главным штабом для заговорщиков, тайна будет соблюдена. Вы, конечно, понимаете, почему это важно: ссориться с Мориарти – это значит… губить здоровье. Но там буду я с уже готовой историей. Я оставлю вам адрес гостиницы, в которой остановлюсь, и когда наш милый Севен поправится, напишите мне, и я тотчас приеду, чтобы вытащить вас отсюда.
– Так вы будете с оппозицией? – нахмурился Джон. – Я не знал, что такая вообще существует. Вы ведь не расскажете им….
– Не волнуйтесь, мой дорогой, вас двоих я никому не отдам.
– А вообще вы что-нибудь отдаете? – съехидничал Джон, и Ирэн снова искренне рассмеялась.
– Скажите мне, могу ли я что-то сделать для вас? Для него? У меня есть деньги.
– Нет, спасибо, … хотя, постойте! Газеты. Он ужасно хандрит с тех пор, как он заболел, а газеты, по крайней мере, дадут пищу его уму.
