Текст книги "Гарри Поттер и Искусство Побега (СИ)"

Автор книги: Аргус Филченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)

Гарри подсобрался: упоминание носа в начале разговора было немудреным сигналом о том, что волшебники, не оставляющие Гарри в покое даже на каникулах, могут слышать их разговор. Впрочем, то, что миссис Кейн назвала его «Мистер Поттер», а не «Гарри», означало, что поговорить на не слишком секретные темы они могут.

– Я очень рад Вас видеть, миссис Кейн! – улыбнулся мальчик.

– Проходите, мистер Поттер. Как прошел Ваш школьный год?

– Очень хорошо, миссис Кейн. Я узнал много нового! – ответил Гарри. – И у меня появились новые друзья!

– Это замечательно, – кивнула миссис Кейн. – Надеюсь, это не только мальчики?

– Ну… там была девушка одна, – признался Гарри. – Но она намного старше, на целых четыре года. Я ее выручил один раз, и мы чуть не поцеловались. Но передумали.

– Ну, это не фатально, – заметила миссис Кейн, – и я имею в виду даже не эту разницу в возрасте. Возраст, истинный возраст, определяется не календарем, не числом прожитых дней, а опытом, который ты успел получить.

– Если бы он, опыт этот, еще и роста добавлял! – пробурчал Гарри.

– Я бы могла сказать банальность вроде того, что внутри ты не только старше, но и намного выше, чем снаружи, – усмехнулась Шарлин, сменившая на короткое время Саманту, – но, полагаю, ты и сам это знаешь. А если какая-нибудь девочка не способна это увидеть, то я бы усомнилась в ее уме.

– А что делать, если это не способна увидеть действительно умная девочка?

– Значит, она умна недействительно. Или, иначе говоря, просто боится применять ум по назначению, действуя в соответствии с ним.

Гарри вздохнул. Он понял, что миссис Кейн, как и он сам, имела в виду Гермиону, которая приезжала к ней на Рождественских каникулах с бутылочками нелегального зелья.

– Но… я думаю, эта девушка еще не раз тебе поможет, хотя на этот раз ей придется знакомиться уже с другими людьми, – подтвердила его догадку миссис Кейн.

– Я понял, мадам. Мне… грустно, – если пожилая леди считает, что теперь Гермиону придется просить встретиться не с ней, а с мисс Стрит или МакФергюссонами… Значит, миссис Кейн точно знает, что не доживет до Рождества.

– Мне, признаться, тоже, – ответила миссис Кейн. – Знаешь, она напомнила мне меня саму в молодости. Такую же неуверенную в себе, ушедшую в книги, демонстративно-активную, а на самом деле ищущую за этой активностью хоть какую-то точку опоры в жизни. Моя семья… Она была несколько излишне викторианской, знаешь ли, чуть более викторианской, чем это было пристойно к тридцатым годам. А я… Я старалась не разочаровывать их. Наверное, это было неверным… пока не стало неважным.

– Мистер Прюэтт… Вы знаете его? – сменил тему Гарри. – Я встречался с ним сегодня по поводу ссуды дяде Вернону, и он сказал, что Вы…

– Да, Гарри, когда компания мистера Дурсля чуть было не сменила владельца, а сам он только чудом, – это слово Саманта-Шарлин подчеркнула особо, – удержался на своей должности, изрядно, впрочем, потеряв в доходе… Я была не в восторге от перспективы лишиться твоего общества на это лето и организовала фонд, который позволил Дурслям сохранить свой дом… как я полагаю, на время. Мистер Дурсль кажется мне слишком самонадеянным, чтобы выплатить ссуду до августа девяносто шестого, когда ты сможешь подать заявление об эмансипации. О признании тебя дееспособным и самостоятельным, – пояснила она.

– Думаете… я смогу? – Гарри имел в виду то, что Дамблдор, директор школы, имевший собственные виды на жизнь (и, кстати, смерть) Гарри, позволит ему обрести самостоятельность в шестнадцать лет, пусть и только в маггловском мире.

– С высокой долей вероятности, Гарри. Признаться, когда я наняла мистера Прюэтта и мы оформляли бумаги, мы… столкнулись с некоторыми странностями. Однако, несмотря на «забывчивость» некоторых официальных лиц и на «внезапное исчезновение» неких бумаг, мы все-таки смогли довести дело до конца. При этом странностей было так много, что они уже стали привлекать внимание в определенных сферах, – подмигнула она, – так что, если они продолжатся, возможно вмешательство достаточно… нетривиальных фигур. Так что, если у этого решения – решения о твоей самостоятельности – вдруг появятся противники, им придется не очень легко, знаешь ли.

Гарри понял, что Уже-Снова-Саманта имела в виду Четвертую Пожилую Леди, на которую, прямо и непосредственно, в обход всех официальных структур, работал майор Бутройд.

– Итак, мистер Поттер, – продолжила миссис Кейн, – давайте вернемся к нашим с Вами делам. Полагаю, за это лето Вы уже полностью закроете свой долг.

Саманта имела в виду тот самый фиктивный долг за разбитую Гарри китайскую вазу. Этот долг позволял ему посещать дом миссис Кейн, следовало лишь отдавать половину заработанных денег тете Петунье. И если миссис Кейн сказала, что за это лето Гарри свой долг закроет, значит надежды уже нет…

– Вы… умрете? – прямо спросил он.

– Несомненно, – кивнула миссис Кейн. – И не сказать, что это так уж огорчает меня. Вы, мистер Поттер, сами видели, что случается с теми, кто не собирается этого делать. Вопрос в том, когда это случится, а мое время уже близко. Даже с Вашей помощью, мистер Поттер, – намекнула она на то самое зелье, которое ей привозила Гермиона, – вряд ли мне удастся дотянуть до зимы. Но это лето я, пожалуй, еще успею проводить. Поэтому…

– Я буду приходить к Вам каждый день, – пообещал Гарри, давя в душе Плаксивого Себя, – а тетя будет не против.

– О да, милейшие Вернон и Петунья будут рады каждому фунту, – жестко усмехнулась Саманта.

– Мы уже договорились с тетей, что дома на мне остается только приготовление завтрака и работа в саду, – ответил Гарри. – Так что времени мне хватит. Знаете… Я, пожалуй, напишу своему однокласснику, чтобы он помог мне с садом. Он, точнее, они еще с одним моим приятелем, научились получать совершенно замечательную селитру! Для… э-э-э… подкормки всяких там цветочков. В том числе.

– О. Полагаю, – прищурилась Снова-Шарлин, – это тот самый твой приятель, который, кроме прочего, умеет готовить неплохое ирландское рагу?

– Ну… Он точно прочитал Поваренную Книгу, – с хитрой усмешкой ответил Гарри. – И Святой Патрик им бы гордился!

Говоря о Святом Патрике, как известно, избавившем Ирландию от змей, Гарри имел в виду сумку с тремя фунтами смеси драконьей селитры и гноя бубонтюбера, которой его одногруппник Шимус Финнеган подорвал гигантского василиска. К сожалению, прямо он говорить не мог, но хотя бы намекнуть на свои приключения стоило.

– Как жаль, что наслаждаться ароматом роз мне мешает насморк, – миссис Кейн приложила к носу аккуратный платок. – И боюсь, этим летом даже в парке запахи могут быть… слишком навязчивыми. Но это, полагаю, вовсе не повод не выезжать на природу. Разумеется, только после чая с восхитительным яблочным пирогом, который Вы, мистер Поттер, так любите.

Теперь Гарри бывал у миссис Кейн ежедневно. Тетя не возражала, ведь этим летом он приносил вдвое больше откупных в конце каждой недели.

К сожалению, «насморк» у миссис Кейн все никак не проходил: видимо, директор Дамблдор решил обложить Гарри настолько плотно, что даже в абсолютно пустом с виду парке они не чувствовали себя наедине и не могли поговорить о том, что случилось с Гарри во время его второго курса в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. Ну да, когда в пяти шагах от тебя в совершенно безветренную погоду беззвучно приминается трава на газоне, становится не до секретных разговоров.

Именно поэтому они не могли ни съездить на ферму к МакФергюссонам, ни встретиться с майором и Деллой Стрит.

Гарри полагал, что им удастся переговорить у Финч-Флетчли, когда отец Джастина пришлет ему приглашение, и тогда он расскажет обо всем и получит необходимые советы, а может быть и указания. Он рассчитывал, что приглашение от Финч-Флетчли придет в течение пары недель после его возвращения, но… тридцатого июня миссис Кейн дала сигнал отбоя встречи.

Намеками и полунамеками она дала понять Гарри, что опека со стороны волшебников, конечно, слишком плотная, но и никакой срочности в их разговоре нет. Гарри кивнул: если у майора, как он полагал, появился еще один источник информации о школьных и вообще волшебных делах, то вот второй миссис Кейн у самого Гарри не было, так что он пытался просто побыть с ней как можно больше, уже не подозревая, а точно зная, что следующим летом он пожилую леди уже не увидит. Та, хотя они больше и не затрагивали этой темы, была полностью согласна с мальчиком и, как и он, просто наслаждалась теми мгновениями, которые они проводили вместе: на прогулках, за столом в гостиной, в саду дома по улице Глициний и в редких поездках в кафе.

Вместо разговоров о Дамблдоре, Томе и волшебстве они говорили о жизни. Разумеется, говорила в основном либо Саманта, либо Шарлин, а Гарри главным образом слушал. Шарлин рассказывала о войне, Саманта – о школе, о том, каково это быть учителем, и о своем муже Патрике, который потерял руку под Арнемом, чуть не попал в плен, а потом почти до самой смерти работал директором той самой школы, где позже учился Гарри. Гарри очень жалел, что не застал этого примечательного джентльмена.

– Патрик был пулеметчиком в том самом батальоне Джона Фроста, который все-таки пробился к этому чертовому мосту, – сказала ему как-то Саманта, – и очень серьезно относился к вопросу подавляющей огневой мощи, даже после войны. Думаю, вы с ним нашли бы общий язык.

Гарри кивнул. Из тех книг, которые он читал между работой в саду, прогулками с миссис Кейн, выполнением заданий на лето, книги о войне, об армии и о секретных службах составляли не меньше трети. И принцип подавляющей огневой мощи казался ему совершенно естественным. А война на дворе или не война – вопрос не столь однозначный, как кажется живущим тихой и мирной жизнью людям.

Тем не менее, Гарри умудрился намеками и иносказаниями, исключив все волшебные детали рассказать Саманте-Шарлин и о Локхарте, тем более что та была с ним неплохо знакома, и о подставе Малфоя с участием бывшего красавчика, благо о Малфое миссис Кейн была изрядно наслышана.

– Закрытые школы, особенно высшего разбора, всегда страдали от… таких вещей, – заметила она, узнав историю Пенни и Локхарта. – Я сама могу припомнить слухи, ходившие по нашим дортуарам, когда я была примерно в твоем возрасте. И далеко не всегда рядом оказывался такой изобретательный молодой человек, как ты, Гарри. Так что часто все кончалось значительно хуже, и преподавателям приходилось еще долго заметать довольно неаппетитные подробности под ковер. Впрочем… ты напомнил мне о довольно важном аспекте твоей подготовки. Конечно, лучше, если бы об этом поговорили с тобой наши бравые полицейские или один старый сморчок, у которого детей больше, чем у иного турецкого султана, но – увы…

После этого в «спальне Гарри» на втором этаже стали каждый день появляться книги и брошюрки, которые приводили мальчика в изрядное смущение. Еще более неловко было задавать возникшие у него вопросы миссис Кейн. Лесли, МакФергюссон или майор, который, как когда-то сказала Шарлин, из носящих юбки не очаровывал только шотландцев и своих подчиненных (насчет начальства Шарлин была не совсем уверена), и правда были бы для мальчика предпочтительнее, но действительно – увы.

Разумеется, у них были и менее неловкие, хотя и тоже малоприятные, разговоры.

– Мне кажется, ты уже сам подверг себя критике значительно сильнее, чем это сделала бы я или кто-то другой, – сказала миссис Кейн после рассказа о Малфое и его подставе в самом конце года. – Но, если это тебя успокоит – «Приемлемо, Гарри. Вполне приемлемо». Считай себя отруганным, и давай все же покончим с этим эпизодом.

Восьмого июля Хедвиг принесла Гарри утренний номер «Ежедневного Пророка» с колдографией семейства Уизли в полном составе, включая самых старших братьев Билла и Чарли (с которыми Гарри пока не познакомился лично) на фоне египетских пирамид. Видимо, Молли и Артур мудро решили потратить откупные от Малфоя-Старшего, замаскированные под выигрыш в Министерскую Лотерею, на реабилитацию тяжело пострадавшей от дневника Тома Реддла дочери и, выписав Чарли из Румынии, где он работал в драконьем заповеднике, выехали все вместе к Биллу, который работал в Африке разрушителем проклятий.

Ободренная присутствием всей семьи и сменой обстановки Джинни, наконец-то, выглядела на колдо счастливой, и Гарри, в который уже раз, с легкой грустью убедился, что Артур и Молли – отличные родители, хотя и несколько излишне безалаберные. Впрочем, счастливыми или, по крайней мере, довольными выглядели все Уизли, включая Коросту – крысу Рона, устроившуюся на его плече.

Еще пришло письмо от Дина Томаса, который из-за отъезда Уизли жил с мамой, отчимом и сестренками в Ньюэме, Лондон. В письме были адреса точек, где собирались нелегальные юнцы-мотогонщики, и кое-какие сведения об обычаях и правилах разных таких банд, а сверх того пара советов по тому, как присоединиться к этим отморозкам, если вдруг понадобится, и сколько это стоит. Гарри не помнил, чтобы он запрашивал у Дина информацию об этом, но в прошлом году ему все-таки стирали память, так что он ответил простым «Спасибо, то, что нужно!», а письмо на всякий случай прибрал – вдруг пригодится.

Еще через неделю, когда Гарри приготовил очередной завтрак, дядя Вернон внезапно сделал телевизор погромче.

– …Серийный убийца Сириус Блэк! – услышал Гарри. – Кровожадный террорист, виновный в смерти двенадцати подданных Ее Величества, вновь на свободе! Убийца вооружен и очень опасен, при встрече с ним не пытайтесь самостоятельно задержать его, а обратитесь в полицию по горячей линии…

Гарри на всякий случай запомнил и номер телефона, и показавшееся ему смутно знакомым лицо. Он заметил, что тетя Петунья тоже бросила на экран внимательный взгляд, и сразу за этим сместилась к окну, словно надеялась прямо сейчас увидеть сбежавшего преступника и получить обещанную награду за помощь в его поимке.

Тем же днем плакат с лицом сбежавшего Блэка появился рядом с полицейским участком, Гарри снова подумал, что где-то видел эту осунувшуюся и одновременно отмеченную печатью безумия физиономию, но быстро забыл о ней за очередным разговором с миссис Кейн, которая в этот день была Шарлин и рассказывала ему о Франции – и довоенной, и времен оккупации бошами.

Тридцать первого июля, почти сразу после полуночи, Гарри разбудили совы, влетевшие в окно. Сов было три, причем две из них поддерживали третью, выглядевшую очень, очень уставшей.

Уставшую сову Гарри освободил от груза первой. Это была Эррол, сова семьи Уизли, добиравшаяся до Гарри из самого Египта. Неудивительно, что она так вымоталась.

Рон описывал их приключения в стране пирамид и прислал подарок от себя, Джинни и братьев – карманный вредноскоп. Причем в приписке близнецов утверждалось, что вредноскоп проверен на их брате Билле, который сомневался в его работоспособности: когда они подкинули Биллу в суп дохлых жуков, вредноскоп, похожий на прозрачный волчок, засветился блевотно-зеленым и закрутился.

Гарри поставил вредноскоп на тумбочку. Волчок лениво завертелся, меняя цвет от бледно-красного до бледно-зеленого, и затем через фиолетовый снова стал красным.

Гарри вздохнул. В общем-то он и не думал обойтись без неприятностей, но с его веселой жизнью вредноскоп крутился и переливался бы круглые сутки триста шестьдесят пять дней в году. Или триста шестьдесят шесть, если год високосный.

В конце письма шла приписка о том, что третий сын Уизли – Перси – получил повышение, став из простого префекта своего факультета старостой всех мальчиков школы, и теперь задирает нос перед остальными братьями.

Следующим шло письмо от Гермионы. Подруга сообщала, что она с родителями находится во Франции, описывала процесс выполнения ею домашних заданий на лето и благодарила за то, что Гарри отправил к ней Хедвиг, и теперь она может прислать ему подарок.

Подарок был великолепен – фирменный набор по уходу за метлой. Гарри расстроился: из-за сказанных в запале подругой слов сам он ей подарки дарить не мог, и вообще не должен был вспоминать про ее день рождения.

В конце письма мисс Грейнджер сообщила Гарри, что Пенни Клируотер тоже получила повышение, и следующем году будет старостой девочек.

«Ну, вроде отличная парочка получилась», – с легкой грустью подумал именинник. Пенни Клируотер была той самой девицей, которую он спас во время ее прыжка с Астрономической Башни, с которой он чуть было не поцеловался, но которая все-таки выбрала Перси.

Третий подарок, вместе с официального вида конвертом, доставила карманная сова Хагрида.

«Ето тибе пригодицца, – писал лесничий. – А пачиму это будет суприс. Надеюс у тибя все харашо. Хагрид»

Внутри пакета из грубой бумаги оказалась книга. Вполне в стиле Хагрида, и даже название ее было «Чудовищная Книга О Чудовищах». Книга была стянута ремешком с застежкой, причем довольно прочным и, как оказалось, не зря.

Едва Гарри расстегнул застежку, книга показала спрятанные под обложкой зубы и едва не оттяпала Гарри палец, а затем попыталась сбежать. Проблема была еще и в том, что на дворе стояла глубокая ночь, так что ловить бодро прыгающий по полу том нужно было тихо, чтобы не разбудить Дурслей. Так что Гарри, наконец, поймав книгу и застегнув ее на застежку, на всякий случай еще и скрутил ее старым кожаным ремнем Дадли: паракорд эта книгозверюга могла и перекусить. Или перетереть.

Официальный конверт, оказавшийся письмом из школы, Гарри открыл последним. Помимо списка учебников к следующему году, в нем находился бланк разрешения на посещения по выходным Хогсмида – волшебной деревеньки неподалеку от замка. Гарри подумал, что в рамках сделки с Дурслями убедить их подписать разрешение будет несложно. В крайнем случае он купит его за двадцать фунтов.

Накормив и напоив сов, Гарри улегся досыпать.

Когда он проснулся, вредноскоп светился и вертелся значительно интенсивнее, причем цвет его был довольно близок к тому, что описал Рон.

День Рождения Гарри в договоре с Дурслями никак не упоминался, так что Гарри готовил завтрак без всяких скидок на то, что сегодня ему исполнилось тринадцать лет.

Дадли с унылым видом ковырял овсянку (в связи с неприятностями дядюшки на работе меню семейства изрядно потеряло в разнообразии), и Гарри подумал, что если так пойдет и дальше, количество подбородков кузена может, чего доброго, и уменьшиться.

Поскольку тридцать первое июля пришлось на субботу, ни дяде Вернону, ни тете Петунье не надо было идти на службу. Поэтому дядя читал газету, а тетя смотрела в окно, надеясь увидеть беглого преступника Сириуса Блэка и сообщить о нем за вознаграждение по горячей линии.

– Эхм, – сказал дядя, когда завтрак был окончен, – поезд Мардж прибывает ровно в десять. Она пробудет у нас неделю.

Гарри закатил глаза. Эту гримасу он подсмотрел у Гермионы, и сейчас она пришлась как раз к месту. Тетушка Мардж вовсе не была тетушкой Гарри. Она была сестрой дяди Вернона, при том, что Гарри был сыном сестры тети Петуньи, но от Гарри все равно требовалось называть эту громкоголосую грубую тетку тетушкой. К счастью, приезжала она в Литтл-Уингинг далеко не каждый год.

– И не делай такое лицо, парень! – вспылил дядя Вернон. – Ты должен быть вежливым с тетушкой…

– …Если она будет вежлива со мной, – кивнул Гарри.

– Ты будешь вести себя с ней прилично, без этих ваших штучек!..

– …Если она будет прилично вести себя со мной.

– И, наконец, если она спросит тебя, в какой именно дурацкой школе ты учишься, ты скажешь ей, что учишься в школе Святого Брутуса для трудных подростков.

– …И, наверное, мне стоит повторить это и для мистера Прюэтта тоже? – уточнил Гарри.

– В общем, без фокусов мне! – зарычал дядя, но настаивать на Святом Брутусе не стал.

Гарри поднялся наверх, выпустил сов, извинившись перед Эррол за слишком краткий отдых, и попросил Хедвиг найти его ночью или утром, а днем не появляться в этом доме.

Затем он вышел в сад и начал подсыпать под розовые кусты тетушки по пол чайной ложки очищенной драконьей селитры, которую Шимус прислал ему пару дней назад.

Когда дядя прошел к машине, они оба не обратили друг на друга никакого внимания.

Подходя к дому миссис Кейн, Гарри изрядно удивился.

Табличка «Продается» перед домом Аткинсов по соседству с домом миссис Кейн была убрана, а несколько разнорабочих выносили из дома скопившийся там мусор. При этом старую, рассохшуюся, но довольно стильную старинную мебель они аккуратно грузили в большую машину, стоящую перед участком.

Миссис Кейн внимательно наблюдала за работами из своего кресла и выглядела весьма довольной.

– Наш фонд совершил довольно выгодную сделку, Гарри, – улыбнулась она. – Этот дом не находил покупателя почти пять лет, но мистер Прюэтт смог, наконец, продать его, причем за вполне приличную цену. Покупатель, мистер Бордман, оказался просто в восторге от местоположения этого дома, особенно ему понравились некоторые соседи. Правда, сейчас он слишком занят, и он попросил меня присмотреть за уборкой и приведением и самого дома, и сада в нормальное состояние. Я была не против: такое количество людей несколько смягчает мою проблему со здоровьем, – и она приложила свой аккуратный платочек к носу; Гарри понял, что активная деятельность грузчиков несколько распугала директорских наблюдателей или, по крайней мере, заставила их держаться на дистанции.

Ему стало немного грустно. С домом Аткинсов у него было связано очень многое – именно из садика Аткинсов он впервые пробрался в кусты на участке миссис Кейн, что привело к таким замечательным изменениям в его жизни, там была его база во время операции «Валентин» и, наконец, именно на лужайке у этого дома он совершил тот самый храбрый свой поступок, который и привел его на Гриффиндор, несмотря на то, что самого этого поступка он не помнил.

– Не грусти, Гарри, – потрепала его по волосам Шарлин. – Жизнь должна продолжаться, и я думаю, это к лучшему. Ты как – не растерял свою храбрость? – вдруг спросила она. – И… ты доверяешь мне?

– Нет, мадам! – немного обиделся Гарри. – И да, мадам, конечно! – уже значительно сильнее обиделся он на второй вопрос.

– Тогда загляни в свои любимые кусты. Только не стреляй, хотя оружие, я имею в виду твое запасное оружие, лучше бы держать наизготовку.

Гарри понял, что имела в виду Шарлин. Он спустился с веранды, так, чтобы его закрывала ограда дома и частично кусты, быстро достал из-под волшебного бинта палочку Плаксы Миртл и начал осторожно приближаться к зарослям, к тем самым зарослям, куда он заполз через дыру в живой изгороди из дворика Аткинсов целых три года назад.

Разумеется, он довольно серьезно отнесся к полушутливому предостережению Шарлин и был настороже.

Это не помогло. Черная молния вылетела из кустов и повалила его на спину. Между желтовато-белыми зубами мелькнул розовый язык, и нос Гарри мгновенно стал мокрым.

– Хватит, Зорг! – услышал он голос мадам Кейн. – Хватит. Фу! В кусты, а не то…

Гарри повернул голову и увидел, как Саманта-Шарлин демонстрирует здоровенному черному псу, выскочившему из тех самых кустов и теперь поставившему лапы на грудь Гарри, свой мундштук, который так помог ей при встрече с Локхартом.

– Мне повторить? – строго спросила миссис Кейн, постукивая мундштуком по перилам веранды.

Пес заворчал, мотая кудлатой головой из стороны в сторону, потом подмигнул Гарри, схватил зубами отлетевшую в сторону палочку Миртл и скрылся в кустах.

– Ничего себе псина! – сказал Гарри, поднимаясь и отряхивая одежду. – Миссис Кейн… Я… Если Вы… Кому-то понадобилась… эм-м… понадобился инструмент? – спросил он. – Для изучения или…

– Если я чего-то не знаю, я этого и не выдам, не так ли? – подмигнула ему Шарлин, и Гарри подумал, что у отмены общего собрания могли быть и какие-то дополнительные причины.

Возможно, майор затеял какую-то новую операцию, а Гарри, постоянно находящийся в поле зрения Повелителя Памяти, мог стать слабым звеном. Конечно же, это было немного обидно и слишком напоминало секреты и секретики Директора, но тут была существенная разница: на эту игру Гарри согласился сам, добровольно, а не был введен в нее в годовалом возрасте, завернутым в одеяльце с пришпиленной к нему запиской.

Тем не менее, без палочки под бинтом Гарри чувствовал себя почти что голым. Наверное, он действительно становился волшебником.

– Если ты чувствуешь себя неуютно, – улыбнулась миссис Кейн, – вон там, на этажерке, находится барабанная палочка. Возможно, если ты засунешь ее в свой, скажем, карман, тебе станет полегче? Разумеется, затем ты сможешь заменить ее более привычным… инструментом. И… спасибо за доверие, Гарри. Признаться, я думаю, что в свое время ты встретишься с этим лохматым джентльменом еще не раз и сможешь взять реванш. Хотя могу предупредить тебя сразу: у этого кобеля ужасное чувство юмора и, как я подозреваю, слегка неуравновешенная психика. Хотя слишком злобным я бы его не назвала.

Гарри отряхнулся еще раз, поднялся на веранду и сунул барабанную палочку под бинт. Ему действительно стало спокойнее. В кустах тихонько, едва слышно, заскулил черный пес.

– Все, Зорг, – строго сказала миссис Кейн в сторону зарослей. – Тебе пора. Иди, Зорг, иди, – поскуливание стало особенно жалобным.

– Жан-Батист Огюст Эммануэль Зорг! – голос миссис Кейн напомнил мальчику Гермиону с ее сердитым «Гарри Джеймс Поттер!», к тому же, судя по имени, которое было не короче имени Повелителя Памяти, родословная псины была как бы не круче, чем у бульдогов тетушки Мардж. – Ты соизволишь нас покинуть? Или мне все-таки вырубить тебя еще разок? – продемонстрировала она зарослям свой мундштук.

Гарри увидел, как резко шевельнулись верхушки кустов, словно черный пес крутанулся там, не заботясь о целостности гиацинтов, затем кусты дернулись еще раз, а потом пес, проскользнув прямо под ногами грузчиков, снующих по двору Аткинсов, запрыгнул в машину и улегся в кресле с выцветшей обивкой, не спуская глаз с Гарри. Мальчик подумал, что пес выглядит очень худым и усталым. Палочки в его зубах не было.

– Принесите нам чаю, Джейн! – попросила миссис Кейн служанку. – И именинный пирог для мистера Поттера. К сожалению, Гарри, – сказала она, – несмотря на временное облегчение, мой насморк только обостряется день ото дня, а с побегом этого террориста и шагу нельзя ступить, чтобы не высморкаться, поэтому нам придется справить этот праздник в узком кругу.

– Да, мадам, – кивнул Гарри.

После чая с пирогом Гарри и Саманта-Шарлин расположились в гостиной, рассматривая фотографии в альбоме миссис Кейн. Гарри следил, как из маленькой девочки проявляется красивая девушка, потом он увидел эту же девушку в военной форме – на одном из снимков Гарри даже опознал молодого майора, тогда еще лейтенанта, Бутройда, но, разумеется, не озвучил этого, опасаясь лишних ушей.

Потом, после небольшой паузы, он наблюдал, как уходит из глаз осунувшейся, уже послевоенной мисс Бэлтимор смертная тоска, которую забрала в глубины сознания Шарлин, оставив на виду лишь Саманту, и причину этой метаморфозы – молодого военного, а затем учителя по имени Патрик, щеголяющего пустым рукавом.

Он видел учеников миссис Кейн – они все были маленькими детьми, младше, чем Гарри сейчас, и они, в отличие от миссис Кейн, не старели и даже не взрослели, оставаясь одиннадцатилетними на протяжении всех сорока с лишним лет. На одном из последних школьных снимков Гарри с удивлением опознал себя и Дадли, совсем еще мелких: Дадли надувался и задирал нос, а сам Гарри, предусмотрительно отставленный миссис Кейн подальше от дорогого кузена, смотрел прямо в объектив настороженно, но дерзко.

– У меня тоже есть альбом, – вздохнул Гарри. – Там папа и мама. Ну и я один раз, в кулечке. Я их только там видел, ну и… – про Зеркало он не сказал, но миссис Кейн все поняла и кивнула.

– А как ты думаешь, Гарри, почему ни дядя, ни тетя, ни кто-нибудь другой, – Гарри понял, что вопрос именно об этом «ком-нибудь другом», а дядя и тетя тут упомянуты только и исключительно для тех, кто их подслушивает, – ни разу не сводили тебя на могилу родителей? Ведь место, где она находится, насколько я знаю, не является секретным?

Разумеется, Гарри выяснил название этого городка еще до Хогвартса, читая «Взлет и Падение Темных Искусств», где было немного информации и еще больше домыслов о той давней истории, когда погибли его родители, а сам он заработал свой знаменитый шрам. А говоря о секретах, миссис Кейн имела в виду то, что этот самый городок – Годрикова Лощина – значился не только на волшебных, но и на маггловских картах. Хотя и только на самых подробных.

– Не знаю, мадам. Я часто об этом думал. И не вижу никаких достойных причин.

Разумеется, Гарри не имел в виду Дурслей, у них-то причина точно была: они ненавидели и волшебство в целом, и Гарри (вместе с его покойными родителями), в частности.

– Если нет достойных причин, осталось рассмотреть недостойные, не так ли? – спросила миссис Кейн, тоже имея в виду совсем не дядю Вернона и тетю Петунью.

– Я об этом тоже думал. Не могу говорить о деталях, но в целом… недостаточно информации.

– Полностью с Вами согласна насчет информации, молодой человек.

Они замолчали.

– Гарри, – сказала, наконец, Саманта-Шарлин, – вчера ночью я видела в окне Марс, и он был слишком яркий.

– Чрезвычайно яркий, – подтвердил Гарри, – в январе ж противостояние было!

– …Кроме того, я уже нуждаюсь в медицинском уходе, который здесь, в этом доме, получить несколько затруднительно. Я уезжаю уже завтра, а Джейн позаботится о доме.

– Я… понимаю, мадам.

– Иди вперед, солдат, и не переживай. Мы обязательно встретимся еще. И это не гадание – это анализ, основанный на достоверных данных, – она прижала мальчика к себе сухими тонкими руками.

Гарри подумал, что конечно же, когда-нибудь (если ему повезет, то не очень скоро, а если не повезет или он будет плохо подготовлен – то очень) они встретятся с миссис Кейн там же, где его встретят мама и папа. То, что душа существует, было достаточно достоверными данными, правда?

====== Бульдоги Над Ковром ======

Грусть Гарри по мере того, как он подходил к дому по Тисовой, четыре, сменялась злостью. Если бы не чертовы Дурсли и не чертовы волшебники… Он смог бы оставаться с миссис Кейн до самого конца. И тогда ей было бы намного легче и спокойней уходить туда, к маме и папе.

Войдя в дом, он увидел толстую тетку с грубым усатым лицом, сидящую на диване – ту самую тетушку Мардж. В углу примостился ее питомец – страдающий ожирением уродливый бульдог с изумительно подходящей ему кличкой Злыдень. Он лакал из блюдца чай, забрызгивая и заляпывая чаинками весь окружающий пол.