Текст книги "Гарри Поттер и Искусство Побега (СИ)"

Автор книги: Аргус Филченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

– Они, в смысле, мы, я тогда вместе с ними все обсуждал… В общем, мы тогда уже много чего знали. И про гражданскую войну эту волшебную, и про то, что Том побеждал… Они положение на тот момент по косточкам разобрали, и там действительно вопрос времени был. Ну вот. Он побеждал-побеждал, его подручные всех в страхе держали. А он ими командовал только, ну, как и положено. Сам не особенно рисковал, хотя иногда и лично выбирался, чтобы самых серьезных противников одолеть. А тут вдруг взял и к годовалому мне пошел. Сам. Лично убивать. Годовалого. Причем, похоже, без этих своих пожирателей. Один. То есть, я вдруг стал ему так важен, настолько важен, что это надо было самому сделать, меня убить, в смысле.

Слезы побежали по щекам девушки, она придвинулась и теперь ее ладонь лежала на безвольно повисшем предплечье подростка. Тот продолжал:

– Ну вот. Они и так, и этак думали, и решили, что рациональных причин этому просто нет и быть не может. А значит, надо рассматривать иррациональные. Ну, что Том свихнулся, например. Но это не ответ, точнее, ответ, но такой, который ни на что не отвечает, на самом-то деле.

– Д-да. Это н-не ответ, со-совсем н-не о-ответ.

Гарри накрыл ее ладонь свободной рукой:

– Они очень образованные, знаешь? Ну, в смысле миссис Кейн с другой леди, которая в полиции служила. Третья леди поменьше читала, но она зато в людях понимает. У нее… э-э-э… любимый мужчина адвокатом был, а она у него помощницей работала. Ну так вот. Они всю классику знают, а миссис Кейн даже наизусть цитирует… Цитировала. В прошлом году они мне прямо не сказали ничего. Не потому, что скрывали, а чтобы я сам до всего дошел. И они дали мне почитать Библию, и еще ту самую книгу, что ты мне подарила. Про греческие мифы с легендами. И отметили, на что именно внимание обратить.

Гермиона всхлипнула. Даже после прошлогоднего фиаско с сочинениями Локхарта книги все еще оставались для нее высшим авторитетом. Тем более такие.

– Там две главы было, – продолжил Гарри. – Одна в одной книжке, а другая в другой. В Библии – про Ирода, царя тамошнего, и как Мария с Иосифом от него из Назарета сбежали. А в греческой книжке этой – про Эдипа, того самого, которым ты Драко подколола, чтобы он на дуэль пришел и папочке не пожаловался. Но я-то не про то, как он со своей мамой, а про то, как его собственный папа, Лай его звали, на дороге бросил, и еще ноги искалечил, чтобы он умер там.

– Но… Я же тоже читала… Этому Лаю предсказали, что…

– Ага, вот именно. Там в обоих случаях пророчество было, и оно заставило странные поступки совершать, для которых нормальных причин просто не было. И оба раза – что типа мальчик маленький обоим этим царям, Лай же тоже царем был, только не иудейским, а греческим, там таких царей мелких просто ужас сколько было, в каждой деревне свой… так вот, что мальчик этот, точнее, мальчики, им угрожают. Ну вот оба царя и решили их… того. Ирод вообще всех мальчиков тогда перебить приказал. И тоже вокруг думали, наверное, что он свихнулся.

– И… ты думаешь, что… Что тогда…

– Именно. И вот Том точнее, Волдеморт уже, совершает странный поступок – и бац! – умирает. Точнее, не умирает, или умирает, но не до конца. Тоже странно.

– То есть…

– То есть, я подумал, и леди тоже так решили, что было какое-то пророчество, насчет меня и Тома. Вроде как для Ирода и Лая. А Дамблдор тогда, в конце первого курса, в больничном крыле, проговорился, что это пророчество Тому Снейп донес. Он тогда Пожирателем был. В смысле, Дамблдор прямо про пророчество не говорил, но это точно оно было. Я Снейпа именно поэтому хотел убить, даже придумал, как. Три способа придумал, разных. Но мне не разрешили.

– Но он же… Он же тебя потом спас! Тогда, на квиддиче, когда я его мантию подпалила! А оказывается…

– Ну да. Когда он узнал, что пророчество, которое он своему лорду сдал, моей мамы касается – то вроде как стал врагом Тома, потому что он, Снейп, мою маму любил. Дамблдор весь такой: «Ах, пожалей несчастненького», а мне-то что? Мама же погибла по Снейповой наводке, и папа тоже. И меня чуть не… Он же меня уже потом спасал, и даже учил этими своими придирками, но тоже потом! Ну да, он же не случайно мне отработки такие полезные назначал. И в журнале том приписки его почерком сделаны, я ж не дурак, я ж сравнил. Но мне-то что. Ну да, убивать его действительно пока не надо, мне сейчас любая помощь нужна. Но ненавидеть его я все равно буду, хоть он в лепешку расшибись уже.

– Я… Я тебя понимаю… Если бы кто-то… Но… Но что дальше было?

– Так вот, Снейп донес Тому, что вроде бы я ему как-то угрожаю. Причем настолько сильно угрожаю, что Том лично разбираться пошел, никому не доверил. И вот он пошел и развоплотился, хотя и не умер. Но победил-то его не я, а мама с папой. Я этот кошмар дементорский вспоминал по секундам, я же специально на Астрономическую Башню за этим ходил, хотя и страшно было, и жуть как плохо. Но вспомнил. И как папа его задерживал, чтобы мама со мной сбежать смогла, а она не смогла, не успела просто. И как мама говорила: «Убей меня вместо него». Он вроде согласился, и… И потом он убил ее.

Гарри почувствовал, как руки девочки обняли его, словно защищая от ужаса навеянных дементорами воспоминаний. Ему действительно стало легче, и он продолжил:

– Он убил ее. А потом и меня попытался убить, хотя и согласился, что убьет ее вместо меня. Вместо, понимаешь? Формально согласился. «Как скажешь» – это ведь согласие?

Гермиона кивнула, боднув его лбом.

– И когда он попытался убить меня, в нарушение… договора, он просто развоплотился. Видимо… Видимо, мама перед смертью как-то связала его магической клятвой. А когда Том ее нарушил, то эта клятва меня спасла, а его развоплотила. А сам я… Я же вообще ничего не сделал, только сидел, вроде как в манежике, и плакал. Но убивать же он не их пришел, а меня. Значит он именно меня боялся. Согласно Пророчеству.

– Подожди. Но это значит…

– Но это значит, что Пророчество не исполнилось. Если его остановили не я, а папа с мамой. Ну или исполнилось на первом курсе. Когда я Квиррелла сжег. Но вряд ли.

– П-почему? Почему ты так думаешь?! Ведь ты тогда победил его целых два раза! И еще раз в прошлом году!

– Потому что Дамблдор меня все еще готовит. Причем готовит к тому, чтобы умереть.

– К-как? К-к чему он т-тебя г-готовит?! – Гермиона казалась не возмущенной тем, что Гарри вновь покушался на авторитеты, а просто ошарашенной. Это был хороший знак.

– Помнишь, еще на первом курсе, в комнате с зельями этими снейповскими, я тебе рассказывал про методичку Дамблдора?

– Помню. Но тогда ты не успел мне про нее рассказать подробно. Просто тебе уже пора было идти, а потом я просто забыла тебя расспросить о ней в деталях. Но почему ты сам не рассказал мне о ней?

– Потому что… Потому что я имел на это право. Помнишь – то самое, про вопросы жизни и смерти? А это именно такой вопрос. Ведь на самом деле это методичка по подготовке шахидов. Самоубийц. Там… их с самого детства готовят.

– Да. Ты имел на это право, – голос Гермионы стал твердым и немного обиженным. – Не скажу, что я рада этому, но ты и в самом деле это право имел. Формально.

– Формально, значит, – усмехнулся Гарри. – А вот скажи: если бы ты была на моем месте – в смысле, если бы это тебя Добрый Дедушка Директор готовил на самоубийцу – ты сама захотела бы рассказать мне об этом, в случае если бы я не мог бы тебе помочь?

Гермиона молчала. Медленно текли секунды.

– Нет, – наконец сказала она, – я бы… Я бы постаралась… Нет. Не сказала бы. Особенно близким. Прости, Гарри, и… спасибо, что рассказал мне об этом хотя бы сейчас. Это значит… Это значит, ты считаешь, что… Что я могу помочь тебе избежать этого?!

– Да. Извини, что так долго приглядывался к тебе, но… После того, как ты Малфоя сделала… Я думаю, ты можешь. Помочь. Хотя я и не знаю пока, как.

– Спасибо. Но… подожди. Я читала в книжке по истории, что этих… шахидов готовят по какой-то очень-очень старой методике. Там еще были ассасины и какой-то Горный Старец.

– Да, Старец Горы. Это то ли одиннадцатый век, то ли двенадцатый… Не помню. Там мало что поменялось, на самом-то деле. Берут ребенка, мальчика или девочку, сироту или из семьи такой… в которой плохо жить, необязательно бедной. Когда издеваются, уродом считают… В общем, ровно как со мной. Потом из этой семьи забирают и приводят в совсем новый мир. Где он – герой, будущий, но все же герой, где его любят все. Ну, почти все. Я же помню, как меня в Дырявом Котле встречали, когда меня туда Хагрид привел. Каждый мне руку пожать хотел, а одна ведьма даже несколько раз подходила. А потом еще Гринготтс, с этой золотой кучей… Смешно – я тогда в счастье должен был быть, ведь у меня до того не должно было быть денег, ну совсем. А я, наоборот, разозлился даже. Мне столько стараться пришлось, чтобы тысячу фунтов заработать. А тут…

Гермиона молчала, продолжая обнимать Гарри. Она представила, что ей пришлось бы носить такое в себе вот уже…. Четыре месяца? Или больше года? Смогла бы она вот так… жить с этим и оставаться такой же спокойной, как Гарри?! А тот продолжил:

– Ну вот. Его, шахида этого новенького, встречают, радуются ему… А потом говорят, что его вообще уже райский рай ждет, если он все как надо сделает. Ну или не рай, а ад – если он, или даже она, откажется… умирать. И учат – но не драться учат, а чтобы только до цели дойти. Вроде как в квиддиче – чтобы добраться до снитча, нужно уметь уклоняться от бладжеров. Ты думаешь, мне случайно разрешили с первого курса играть? И еще… Еще они, воспитатели шахидов, настраивают их на смерть.

– К-как н-настраивают? – ужаса в голосе девочки хватило бы на двоих. Или даже на целый курс.

– Очень просто. Сначала он к этому чудесному миру привязывается. И главное – к людям в нем. А потом все, к кому он привязывается… они умирают. Обычно в борьбе против тех же врагов, против которых его самого готовят. Я именно поэтому за вас тогда беспокоился, на первом курсе. Особенно за Невилла. Ну и за Рона тоже. И за тебя. И… еще комплекс вины прививают. Что это вроде как из-за меня кто-то умер. И хорошо, что из нас пока все живы. Ты ж тогда, на первом курсе, точно угадала, с заложниками. Вас вполне могли и так использовать, только чуть позже. Тогда-то это рано было, и в прошлом году тоже. А вот на этом курсе или на следующем…

– Н-но в-ведь… Н-но в-ведь п-пока н-никто н-не п-погиб?

– Пока-то мне это только про папу и маму втирают, что они умерли, чтобы меня защитить, чтобы я жил. А я подыграл. И поехал туда, в Годрикову Лощину. И… я знал, что это манипуляция такая, и хотел это самое страдание, которое от меня ждут, показать. Но… Мне и на самом деле хреново было.

Гермиона разрыдалась.

– Не реви, – все тем же спокойным голосом попросил Гарри. – А то я сам тоже заплачу. И Миртл позову. Хоровое рыдание, да без нее – она ж нам этого не простит.

– Я… ИК! Я н-не реву, Г-гарри. Вот совсем-совсем не ИК!.. Не ре-реву. Я с-спокойная. И очень-очень рассерженная. Но не на тебя. Но вот… Но вот если ты предложишь мне снова в сторону отойти, чтобы меня не задело… – («Да, Пенни, я гриффиндорка!») – Вот тогда я рассержусь на тебя. И сильно. Но… ты же не все рассказал пока?

– Не все. Понимаешь, это пророчество точно есть. И, судя по тому, что, во-первых, Том меня боится, да еще и хочет убить сам, лично… И, во-вторых, потому что Дамблдор меня к смерти готовит… мы с Томом должны взаимно уничтожиться. То есть он меня сам должен убить, а я его. Тоже сам. Только Том об этом, о том, что это взаимно будет, наверное, не знает.

Гермиона кивнула. Гарри немного помолчал и продолжил.

– Причем я должен добровольно пойти на смерть. А чтобы я пошел – я, во-первых, должен волшебный мир любить, чтобы хотеть его спасти, а во-вторых, у меня ни в волшебном, ни в маггловском мире не должно быть никого, с кем мне хотелось бы остаться. И это должно случиться до того, как я закончу школу. Потому что потом я выйду из-под контроля Дамблдора. Ну и самые безбашенные как раз – подростки, они ж как правило не верят, что смерть – это не понарошку, и что это навсегда, и поэтому им легче. То есть, когда мне надо будет умереть, мне где-то семнадцать лет будет, вряд ли больше. Самое время влюбляться, знаешь?

– Ага. В книжках так и написано. И Пенни опять же…

– Ну вот. А к тому времени, когда мне придется умирать, моя девушка должна или бросить меня, чтобы у меня надежды на будущее не было, или тоже умереть, чтобы мне к ней хотелось, вот как к папе и маме хочется. А теперь и к миссис Кейн тоже. Я… помнишь Зеркало, на первом курсе? Которое нам с Невиллом показывали, ну и Рона я еще к нему водил?

– Зеркало ЕИНАЛЕЖ? То самое? Ты… ты там кого-то видел?!

– Ага. Как раз девушку. Она с папой и мамой стояла. Мама еще ей руку на плечо положила и на нее посматривала, с усмешкой такой… доброй…

– Это… Это была…

– Я не помню, кто это был. Точнее, я не разобрал ее лица.

====== Все Будет Хорошо, Правда? ======

Гермиона замолчала. Гарри подумал, что, наверное, она просто не предполагала, что он, Гарри Поттер, может мечтать о девушке. Собственно, он и сам не предполагал этого, пока не увидел лишенный деталей, но совершенно точно девчоночий силуэт в Том Самом Зеркале.

– Это значит… – задумчиво сказала после паузы мисс Грейнджер, – Гарри, я поняла! Это значит, что ты хочешь, чтобы у тебя была девушка, но пока не понимаешь, кого именно ты хочешь любить. Ну и чтобы она тебя любила. То есть Зеркало показало тебе твое желание, но оно еще общее тогда было, и не было направлено на кого-то конкретно… А другого такого зеркала нет? Чтобы, ну, уточнить? Вдруг ты определился уже?

– Если даже и есть – то где его искать-то? Дамблдора не попросишь же.

– Жаль. Было бы интересно посмотреть, кого ты увидишь в нем сейчас.

– Или что.

– Или что. Но… Но у тебя же столько друзей. Они что же – все умереть должны? Это же…

– Не обязательно. Или умереть, или бросить – например, к другому уйти, или отвернуться, потому что я вроде как слишком слабый. И типа пусть мне будет стыдно. Ну вот, например, Пенни – она мне нравилась-нравилась, а потом р-раз – и она снова с Перси.

– А теперь она не… – Гермиона не закончила. То, что рассказала им с Лавандой Пенни, было… не к месту и не ко времени.

– Теперь я «не», вот что главное. Она ж на нас с тобой «Обливиэйт» наколдовала, помнишь? А у меня к «Обливиэйту» особенное отношение. Я ж тебе рассказывал. То есть я понимаю, что она не в себе была, но… Но все равно я как-то… Наверное, я просто не смогу ей теперь полностью поверить и всегда буду думать, а не стерла ли она мне еще что-нибудь. Это глупо, конечно, но… В общем, я ее считай потерял. Потом – помнишь первый курс, как Рон и Невилл на меня взъелись из-за того, что я темный?

– И я… Я же тоже!

– Ты все-таки по другой причине. Хотя да, – Гарри, наконец, повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза. – И тогда, на первом курсе, и на втором, – Гермиона опустила взгляд, но Гарри продолжал смотреть на нее, и девочка снова встретилась с ним глазами. – Но это-то мы с тобой обсудили же. Так вот, я уверен, что таких ситуаций еще много будет.

– Но почему ты тогда вообще должен умереть за этот… волшебный мир?! – слово «волшебный» она произнесла почти что с отвращением. – Если он вот так вот к тебе относиться будет, как Невилл с Роном тогда? Или как я в прошлом году?! – последнюю фразу Гермиона почти прошептала.

– Первая любовь. Понимаешь, волшебный мир должен был стать моей первой и настоящей любовью. Которой прощают все, даже неблагодарность. И… я бы ненавидел волшебников, почти всех, я бы на них обижался, но сам мир я любил бы. Знаешь… Когда профессор Люпин рассказывал мне про это заклинание, про «Патронуса», он сказал, что нужно вызвать самое счастливое воспоминание, которое только у меня есть. И когда у меня не получалось поначалу – ни с помощью квиддича, ну, типа, когда я снитч поймал, это ж действительно было здорово, но там только искорки были… Ни с помощью чего-то другого… Он меня подвел к тому дню, когда Хагрид привел меня в Косой Переулок. Сам-то этого он, наверное, не знал, это ему точно Дамблдор посоветовал.

– Но… у тебя снова не получилось?

– Получилось, но… Понимаешь, я в тот день еще до прихода Хагрида знал, как это будет и для чего это – и встреча эта, и волшебство. Заранее знал. И… это не было чистым счастьем. А Дамблдор думал, что будет. И поэтому… Поэтому я другое воспоминание использовал. Втихушку. Свой день рождения, за год до школы. Когда старушки меня яблочным пирогом накормили. Это был первый пирог в моей жизни. Ну… наверное, не первый на самом-то деле. Наверное, на один-то годик мне папа с мамой делали же? Но точно первый, который я помнил. Я вспомнил этот пирог и… И поставил щит, серебристый, точно такой же, как в книжке нарисован, на пятьсот семнадцатой странице, представляешь? И… Это действительно счастье было. Я вспоминал, как мы тогда все сидели за столом, какой вкусный был пирог, и это сияние… А потом… Потом я узнал, что миссис Кейн умерла. Позавчера умерла. И…

– И ты… Ты больше не можешь… Ты теперь не можешь вызвать Патронуса?! Раньше мог, пусть и не оформленного, а теперь не можешь совсем никак?! – в глазах девочки светилось понимание пополам с печалью, точнее, печаль была частью этого понимания.

– Да. Не могу. Я должен был показать его перед боггартом профессору Люпину, чтобы он проводил меня в Хогсмид. Утром сегодня. И не смог. И даже без боггарта не смог. Потому что как только я вспоминаю это сейчас, я сразу вспоминаю и то, что не смог даже проститься с миссис Кейн. Она умерла без меня, хотя я точно знаю, что она хотела бы, чтобы я был с ней. Мне даже сон снился, как раз позавчера. Как она со мной говорит. Лежит в кровати такой, медицинской, и уже почти «там», но… она мне улыбается и говорит, что будет смотреть на меня даже «оттуда». Она меня очень любила, даже несмотря на то, что ей и память терли, и делали так, чтобы она на меня злилась. И она же мне вообще не родная была. А я… Я проснулся и понял, что этого на самом деле не было. Я ведь был здесь, а она т-там у-умирала.

Гарри заплакал. Это было как прорыв плотины, которая держалась даже не месяцы, а годы, выдерживая и шторма, и отсутствие человеческой заботы, и удары молний с небес, но когда запас прочности наконец был исчерпан – она рухнула вся и сразу.

Гермиона обхватила его, ее глаза тоже были влажными, но она держалась, стараясь обнять мальчика так крепко и нежно, как это только было возможно. Она запустила руку в его шевелюру и осторожно, стараясь не сделать хуже, перебирала его волосы. Ее плечо намокло, а спина быстро затекла, но она не подавала виду.

– Гарри! – шептала она сквозь слезы. – Гарри! Я понимаю, что все так… отвратительно. Но… Но я с тобой, Гарри Джеймс Поттер, и поэтому все будет хорошо, правда?

Она не знала, что еще сейчас можно сказать убитому горем другу и нужно ли было что-то говорить вообще. Они просидели так три минуты, потом еще одну, потом еще тридцать секунд… Ее тело начало дрожать от напряжения, и она поняла, что еще немного – и они упадут, потому что она не сможет удерживать мальчика чисто физически, когда он, наконец, отстранился и в свою очередь поддержал ее.

– Эээ… Прости, Гермиона. Что-то я расклеился совсем. Хочешь сливочного пива? Профессор Люпин на самом деле очень расстроился, что не смог меня в Хогсмид сводить. И достал две бутылки, вон они стоят, нетронутые.

– Нет, Гарри. Я… Я попробовала там, в «Трех Метлах». И ты прости, что я была там, пока… Как только я узнала, я… мне помогли. Я прибежала сюда и…

– И ты держала меня столько, сколько могла и еще чуть-чуть. И… спасибо за то, что ты действительно со мной.

Гермионе стало стыдно – пусть она и не заметила письмо из-за того, что была самовлюбленной дурой, но ведь она же знала, что в Хэллоуин Гарри всегда очень плохо! Но она все равно пошла в этот треклятый Хогсмид. С Лавандой. И хорошо, что не с Роном, хотя у нее была и такая мысль.

– Прости меня, Гарри! – она нервно улыбнулась. – И… в прошлом году ты сделал для меня ровно то же самое. Знаешь… я буду помогать тебе столько, сколько нужно. И я тебя не брошу. Никогда. Какие бы Пенни тебя ни бросали, я останусь с тобой.

– Спасибо, – мальчик уже успокоился, точнее – успокоил себя. Он достал из кармана платок и протер лицо.

– Погоди, – сказала Гермиона, – я помогу тебе, – она достала свой платочек, пахнущий яблоком, и аккуратно стерла с его лица что-то видимое только ей. – Но… ты сказал, что миссис Кейн умерла позавчера. Как «они» смогли прислать тебе сову? Это же было то письмо утром?

– Ага, причем сова совсем незнакомая. Может быть, с почты в Косом, может быть, еще откуда-то. Наверное… тот человек, тот самый, который эксперта по книгам нашел… Что ему стоит сову найти, после эксперта-то? И он прислал мне записку от нее. Вот.

Гарри достал из кармана пергамент, и Гермиона поняла, что на ее плече Гарри плакал не в первый раз за сегодня – часть букв слегка расплылась, да и сам пергамент был влажным.

«Дорогой мистер Поттер! Увы, я не могу потрепать тебя за уши, но теперь это уже неважно. Мы отправились «вперед», как говорил один известный тебе человек, и единственное, что мы хотим сказать тебе – мы ни о чем не жалеем. Мы любим тебя. Именно любим, а не любили. Ты был лучшим, что случилось в нашей жизни, так что не смей обвинять себя ни в чем, чтобы не портить нам путешествие. И ради нас обеих – постарайся встретиться с нами снова не меньше, чем лет через сто. Хотя… если захочешь обмануть время – доверься Гермионе. Она нам очень понравилась.

Мы верим в тебя.

Саманта и Шарлин»

– Она… Она ведь не хотела, чтобы ты себя винил, ни в чем! Тогда почему ты?..

– Я не виню. Я… это другое. Не обязательно винить себя, если ты потерял свое счастье, да? – Гарри взял пергамент и снова всмотрелся в знакомые строчки. Еще одна слеза упала на листок, расплывшись по обрезу послания.

– Смотри, Гарри! Смотри, там….

Мальчик уставился на пергамент, раскрыв глаза. Там, куда упала слеза, проступали буквы. Он смахнул соленые капли с лица и растер их по нижнему краю письма.

«PS. Чудовищный туалет, чудовищная находка, чудовищная книга, чудовищное сравнение», – гласила надпись.

– Я… Я не понимаю, – голос Гарри был напряжен, но спокоен. – Это явно о той прошлогодней истории, но… Если это про Тайную Комнату, то…

– Вот как раз про чудовищную комнату тут ничего нет, – задумчиво сказала Гермиона, – только про туалет. Подожди. Ты же… Ты же нашел этот дневник, когда Джинни его выбросила… Ты же нашел его здесь? В этом самом туалете?

– Ну да. Тоже под умывальником, но уже под другим. Ты хочешь сказать…

– Сиди здесь. Жди меня! – она выскочила в туалет и, быстро вернувшись, протянула Гарри толстый глянцевый том.

– Дэйл Карнеги, – заметил Гарри, – «Как-Заводить-Друзей-И-Все-Такое». Она вполне подходит под определение «Чудовищная книга» – самая идиотская из тех, что я читал по вопросу манипуляций.

– Согласна, – заметила Гермиона, перелистывая страницы. – Та книга о подростковых комплексах, которую миссис Кейн дала мне на Рождественских каникулах, была намного лучше. Но это сравнение…

– Да. Это сравнение действительно недостаточно чудовищно. Подожди, – сказал он, – кажется, я понял. Дай-ка мне ее…

Гермиона закрыла книгу и с недоуменным видом протянула ее Гарри.

Мальчик взял волшебную палочку и со словами «Он хуже Тома» коснулся обложки. Книга вздрогнула и потяжелела.

– Кажется, это первый раз, когда я нашел в книге больше, чем ты, – пробормотал он и открыл обложку.

– Ни… чего ж себе!

– Что это, Гарри Джеймс?!

– Это… Это наследство, – сказал он, доставая из теперь уже коробки, имеющей вид книги, тот самый «Вальтер».

Он направил пистолет вверх, оттянул затвор и убедился, что патронник пуст. Положил его на стол стволом от себя и от Гермионы, выложил рядком четыре снаряженных магазина.

За магазинами последовали пенал с принадлежностями, бутылочка оружейного масла, коробка с патронами и подмышечная кобура под левую руку, явно сшитая под заказ.

– Тут не только маскировка, – сказал он, – но и чары расширения пространства. То есть он… Тот самый человек… – пояснил он Гермионе. – Он точно завербовал кого-то из волшебников. И это не Локхарт – тот, если бы пытался расширить пространство, сжал бы его так, что и иголка не поместилась бы.

– Гарри, – позвала его Гермиона, – мне кажется или… они разные?

– Что? Магазины? Или патроны?

– Пули, – пояснила девочка, она присела, чтобы рассмотреть патроны поближе, не касаясь их, впрочем, руками.

– Да, – сказал Гарри, – ты права. Ты все-таки обнаружила больше, чем я, – признал он, – и маркировка на магазинах разная. Мне кажется… Мне кажется, что вот это вот серебро, – указал он на один из двух магазинов с красным основанием, служащим продолжением рукоятки оружия.

– Согласна. Вот эти два – серебро, а вот эти, и те, что в коробке – они же обычные, да? Почему ты так смотришь на меня, Гарри? Разумеется, после того как Локхарт обманул нас всех, я имею в виду всех женщин, своей пукалкой… В общем, я купила несколько книг о пистолетах и револьверах и прочитала их на каникулах. Ну и мой папа дантист, и он делает пломбы и коронки из разных сплавов. Раньше делал, потому что сейчас используется, в основном, специальная керамика. Но и сплавы тоже. Не то чтобы я в них разбираюсь, но уж опознать серебро я вполне могу. В конце концов, я же девушка!

– Ты замечательная девушка, Гермиона, – улыбнулся Гарри.

– Спасибо, – покраснела та, – но… Там же что-то еще есть, правда? Или ты… Или ты не хочешь мне это показывать?

– Не в этом дело, – смутился Гарри, – просто… просто я сам не понимаю, что это и к чему. Смотри.

Он выложил на стол четки – две дюжины металлических бусин сложной формы на чем-то вроде закольцованного тросика. «4 круга в минуту, 90 минут» – гласила надпись на прицепленном к четкам лоскутке пергамента.

– Как раз под Историю Магии, – задумчиво сказал Гарри, осторожно глядя на девочку, но та, вопреки ожиданиям, не возмутилась.

– Можно? – спросила она, кивая на замаскированную под книгу коробку.

Гарри кивнул, Гермиона взяла книгу и достала из нее старую фотографию в простой настольной рамке.

– Я видела ее на столе у миссис Кейн, – сказала она после недолгого молчания, – той зимой. Это же она сама?

– Да. То есть тогда она была еще не миссис Кейн, а мисс Бэлтимор, тут ей двенадцать или около того.

– Красивая, – сказала Гермиона со вздохом; Гарри, соглашаясь, кивнул.

– Можно я поставлю ее на стол? – спросил он. – Рядом с совой, которую они, ну, старушки, мне на Рождество подарили? – он указал на небольшую статуэтку совы в круглых очках, сваренную из автомобильных запчастей, которую он получил от пожилых леди на последнее Рождество перед Хогвартсом… и свое первое настоящее Рождество, которое он вообще помнил.

– Конечно, можно, – сказала Гермиона. – Я сама хотела это предложить. Ты знаешь, она, миссис Кейн, мне тоже очень-очень нравилась. Хотела бы я быть такой, как она.

– Не стоит, – покачал головой Гарри. – Не стоит этого хотеть. У нее была… очень трудная жизнь. Я б не только тебе – я бы и Малфою такой не пожелал, знаешь?

– Я не про то. Я про… Кстати. Утром, когда мы… В общем, утром, сразу после завтрака, я видела Малфоя. Мне было не до него, но что странно – ему, по-моему, тоже было не до меня. Он гнался за крысой Рона, представляешь? Короста, кажется, украла его палочку или что-то вроде, и он пытался ее догнать.

– Странно, – взлохматил затылок Гарри, – на месте Коросты я бы нырнул в какую-нибудь норку и…

– Может быть, палочка не пролазила? – развеселилась Гермиона. – В смысле – поперек не пролазила. Норы крысиные – они же узкие, а быстро развернуть палочку у нее не получалось. Вот она и рванула куда-то наверх. Надеюсь, Драко ее не догнал. Тем более, что в Хогсмиде я его не видела.

– За ужином узнаем, – улыбнулся Гарри, – на ужин Короста с Роном вместе ходят, они там соревнуются, кто больше съест.

Рон перехватил их недалеко от Большого Зала. Короста была при нем – видимо, крыса вовремя бросила палочку Малфоя, юркнула в какую-нибудь дыру и успешно вернулась к хозяину до ужина.

– Гарри, ты уже записался? – возбужденно спросил Рон.

– Куда? – не понял Поттер.

 – Как?! Ты… ты все пропустил, что ли? Утром, за завтраком? В Хогсмиде все только об этом и говорили!

– Э… Я не очень хорошо чувствовал себя утром, – отмазался Гарри. – А в Хогсмид меня не пустили.

– У-у-у! – протянул Рон. – Да ты что! Тогда я тебе расскажу. Представляешь, Дамблдор устраивает в Хогвартсе шахматный турнир!

– С чего бы? – удивился Гарри, но потом вспомнил, что не у всех школьников такой плотный график, как у него и у Гермионы. Ну да, раз уж никаких неприятностей не прослеживалось – почему бы и нет? И это не квиддич, это даже Гермиона одобрит.

– То есть, ты будешь еще меньше времени уделять занятиям и еще больше шахматам, Рон? – прищурилась мисс Грейнджер, и Гарри обрадовался, что не успел поспорить сам с собой на бывшую шляпу Деллы.

– Конечно же, Гермиона! – приосанился Рон. – Профессор МакГонагалл сказала, что у меня неплохие шансы стать победителем! Никто из моих братьев не выигрывал турнира, никто! Про турнир даже «Ежедневный Пророк» напишет, точно говорю. Колин меня уже сфотографировал, когда я записался, рассчитывает продать туда снимки.

– Думаешь, напечатают? – для порядка спросил Гарри.

– Конечно! А о чем им еще писать? Блэка не видели уже три месяца, только какие-то слухи, что он сбежал в Египет или что-то вроде. Квиддич и так в каждом номере. Вот если бы выиграли «Пушки Педдл» – вот это была бы сенсация! – мечтательно произнес Рон.

– Гарри, Гарри! – подбежал к ним Колин Криви с камерой наперевес. – А ты же тоже будешь играть, да? Давай я твой снимок сделаю, «Пророку» он наверняка понадобится! Рон так здорово получился, знаешь? У него Короста на плечо вылезла и села там, как будто ему на ухо подсказывает! Будто бы тренер! А профессор МакГонагалл говорит, что играть будут гигантскими каменными фигурами, которые хранились где-то в подвале, так что снимки с матчей отличные будут, я уже прикинул! И ты должен особенно здорово получиться, потому что ты маленький, как я, а будешь командовать здоровенными такими фигурами! Здесь встань, а?

– Эм-м… Ну, я…

– Гарри, ты же не собираешься и в самом деле играть? – с подозрением спросила его Гермиона. – Мало того, что у тебя столько же заданий, сколько и у меня, мало тебе твоих тренировок и твоего дурацкого квиддича …

– Боишься, что я сломаю себе не только руку, но и мозг? – опека Гермионы вынудила Гарри снова поднять бровь в совершенно Снейповской гримасе.