Текст книги "Оберег для невидимки (СИ)"

Автор книги: Жанна Долгова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

– Перри!

– Ой, дура-ак… – протянула я укоризненно, соотнеся размеры соперников. – Он же тебя сейчас затопчет, Орест, убирайся оттуда, ненормальный!

Никого не замечая, ничего не слыша, опустив головы и взъерошив на загривке перья, шли друг на друга два петуха, один из которых папский*, с растопыренными в стороны крыльями. Огромный белый предводитель несушек и маленький серый жако.

Кой черт его понесло в птичник?!

Мужики у ограды веселились вовсю, подзадоривая забияк. Офра металась вдоль сетки, заламывая руки.

– Тибор, что ты стоишь, что стоишь? Убьет ведь! Клювом по темечку… ой-и, где же мы такую диковинку возьмем?!

Муж кухарки стоял в стороне и с хитрым прищуром чесал затылок. По-видимому, он не прочь был сам насладиться зрелищем, а то и ставочку сделать на победителя, коим, к бабке не ходи, безусловно стал бы вояка со шпорами.

Миг – и пернатые сошлись грудью. Петух с боевым кличем, попугай с гортанным резким криком. У меня сердце ёкнуло. Покалечит хозяин территории пришельца, как есть покалечит.

Смазанная тень метнулась справа от меня, и не успела я ничего понять, как бойцов сверху накрыл большой сачок. Худенькая невысокая девчонка с силой удерживала длинное древко, прижимая к земле бьющихся питомцев, запутавшихся в орудии рыбаков.

Мужики возмущенно уставились на неожиданного рефери.

– Вот откуда ты взялась, а? – Сплюнули с досадой и побрели к обозам заканчивать разгрузку телег.

– Ты и есть Мирта, дочь Брука? – Ведьма, склонив набок голову, как-то с интересом смотрела на новое действующее лицо.

Та кивнула, поглядывая на неведомую птаху, выуженную из ловушки и зажатую в крепких руках Офры.

– Госпожа Тельма, вам в услужение я пригласила двух наших, деревенских. В гостиной еще Донна ждет. Возьмете обеих или…

– Донну отправьте обратно, – заторможенно проговорила баронесса. Глаза её странно заволокло мутной пеленой. Мирта медленно развернулась лицом к знахарке и стояла, словно загипнотизированная, не в силах разорвать зрительный контакт. – Кто была твоя мать? – Та не спешила раскрывать семейный секрет. – Отвечай, дитятко, – продолжала допрос моя старушенция, понизив голос. У меня от её напряженного хриплого тона побежал мороз по коже.

Девица побледнела, тяжело сглотнула и чуть слышно ответила:

– Серая ведьма.

Подбородок у неё затрясся, глаза наполнились слезами. Мы с Офрой незаметно переглянулись. Ситуация была больше, чем непонятная.

– Как звали?

– Вилма.

– Вы что это здесь?.. – грубый голос Брука вклинился в таинственный диалог.

Тельма сморгнула, возвращая глазам ясность, и… тепло улыбнулась перепуганной до смерти Мирте.

– Иди, деточка, с Офрой. Мы берем тебя на службу, милая.

Та с сомнением покосилась на кухарку, на меня, на отца и, склонив голову, побрела за нашей стряпухой в дом. Пери, возмущенно крякнувший, был мною проигнорирован. И грозила ему в наказание клетка до конца дня! А неча лезть, куда не надо. Или соперников бы выбирал себе под стать.

Здесь и сейчас происходило что-то поинтересней поступка скандалиста с красным хвостом.

– Что случилось с матерью девочки? – переключилась знахарка на замершего в удивлении мужчину.

– Что за дело вам, госпожа? – Крестьянин ощетинился.

– Ты женился на ведьме и еще спрашиваешь, какое мне до этого дело? У твоей дочери со дня на день начнется инициация!

Мужик поперхнулся воздухом и закашлялся.

– Я… откуда мне было знать? У нас на всю округу только одна травница простая.

– Что случилось с матерью? – настойчиво повторила вопрос её милость.

– Умерла при родах.

– Ведьма?! – не поверила Тельма.

Я тоже засомневалась. Из рассказов «тетушки», одаренные хоть крупицей магии женщины обладали хорошим здоровьем, выносливостью и иногда долголетием. Последнее зависело от силы дара.

– Она бежала из Готуара, – пояснил поникший мужик, – из подвалов храма истинных богов… Раненая перешла границу. Жрецы измывались там над ними… Ездил к родичам, а на обратном пути нашел её на обочине без сознания. Выходил, но от её силы остались крупицы. Так вот и стали жить вместе. Через два года родилась Мирта, забрав у матери жизнь.

– Ясно… – коротко бросила госпожа Брайт. – Ей надо к Селесте, в горы. Там помогут и научат. У тебя дочь будет сильной ведьмой. Очень. Не волнуйся, вернется к тебе через пару лет.

Дядька тяжело вздохнул, смиряясь с неизбежным.

– Когда?

– Найди мне летучую мышь. Любую. Хоть лесную, хоть домовую. Послание отправлю верховной. Потом расскажу, что делать дальше, куда ехать, но не раньше, чем сила в ней раскроется. Иначе не довезешь. В этот момент рядом с девочкой ведьма должна быть. Я помогу. Все понял, уважаемый? Ступай.

Вот это да!

Все это время я стояла, практически не дыша. Боясь сделать лишнее движение.

– Что с тобой, голуба? – усмехнулась Тельма, заметив мой ошарашенный вид.

– Ты что, просто посмотрела и определила, сильная колдунья будет или нет? Это твое такое сканирование, сказать по правде, несколько пугает. Честное слово, я уже думала, ты что-то опасное в ней увидела.

«Тетушка» лукаво улыбнулась и, не ответив на вопрос, потянула меня в дом.

– Пошли кормить нашего забияку, пока он не извел Офру похабными ругательствами.

Из открытого окна неслось:

– Подавись р-ромом, стар-руха!

– Да что же это такое? Какой-то не пойми что… – охала возмущённо домоправительница. – Клюв замотаю!

– Гар-рпун тебе в… хр-р…

– Довякался, – хмыкнула я довольно.

____________________________________

*Словосочетание «папский петух» на латыни звучало как: «папагалл» – попугай. В основном это были жако и неразлучники.

Глава 3

Это письмо получилось таким длинным,

потому что у меня не было времени написать его короче.

(Блез Паскаль)

Три дня в Бережинах прошли в освоении территории и дома. Познакомившись с поместьем, нашла для себя много интересного, необычного… непривычного. Начиная с людей, окружающих нас с Тельмой, и заканчивая разными милыми мелочами, присущими эпохе, в которую попала. Но самым большим сюрпризом было чердачное помещение, оборудованное под маленькую обсерваторию! Это я, конечно, громко о том закутке с креслом, столиком на колесиках и самым настоящим телескопом! Или старинной, в позолоченном корпусе, подзорной трубой, направленной вверх. На удобной трехногой подставке, длинной, из двух подвижных частей-колен. Вспомнился разговор с Лео, где я плела ему о космосе. Он тогда ни словом не обмолвился об увлечении брата. Не знал?

Распахнула ставни. Чердак-мансарда, а простор открылся, будто с высотки. Дух захватило! Воздух прозрачный, высь бесконечного голубого неба. Поля вдалеке неровными заплатками наползали друг на друга. Слева от дороги, убегающей вдаль мимо небольшого села, карабкающегося на холм, огромным бескрайним пятном стоял темный лес. И все дышало утренней свежестью, духом свободы и радостью жизни.

Направив на поселение оптический прибор и отрегулировав его, с интересом рассматривала деревянные избы с соломенными крышами. Копошение крестьянского люда во дворах и за их пределами. Уклад незнакомого народа. Два пацана, толкаясь и пинаясь, о чем-то спорили у плетня. Ватага малышни выскочила из-за угла чьего-то дома и припустила по улице от дородной тетки с хворостиной. Бежали, придерживая подолы рубашонок, из которых горохом сыпалась в дорожную пыль зеленая яблочная мелочь – ранетка. Мужик колол дрова. Две бабы разговоры разговаривали у круглого каменного колодца. Одна все рукой махала в сторону графского поместья…

Усмехнулась. Гостьи его сиятельства долго еще будут притчей во языцех. Уж всю округу облетела новость, что не взяли на работу такую хорошую, работящую женщину, как Донна, отдав предпочтение одной Мирте – какой-то сопливой девчонке!

После завтрака прискакал гонец с посланием для бессы Анны. А я, признаться, уже начала сомневаться, что дождусь.

«Сто тысяч роз к твоим ногам, милая моя Анна!

Прошло три дня, а я уже скучаю. Меня не покидает твой очаровательный образ с нежной улыбкой, который витает надо мной…

Коряво вышло, да? Прости, не силен в письмосложении, но, видят боги, я старался…»

Хихикнула. Перечитала еще раз. Понюхала уголок письма и окончательно развеселилась: изысков высокого стиля здесь, видимо, не придерживаются, не используют надушенную бумагу.

«Сижу в гостинице безвылазно. Рихард пропадает в канцелярии. Ведутся дознания свидетелей известных тебе событий. Бэгшоу лютует.

Прибыла глава ковена. Селеста грызется с прокурором – отказывается выдавать королевскому суду мага.

Неизвестно, сколько продлится это безобразие. Члены городского совета мрачными тенями выходят из ратуши уже за полночь. Брату достается больше всех…

Рич скрывает эмоции, но я чувствую, что он сильно нервничает из-за непредвиденной задержки.

Анна, он безумно переживает и без конца думает о девушке, оставленной в далеком поместье.

Я знаю, что говорю: видел, как он порой уходит мыслями глубоко в себя, хмурится и в то же самое время тихо улыбается, беззвучно произнося твое имя…

Две строчки от тебя, Анна, и мир заиграет красками для его сиятельства! С лица сойдет печать тоски…

А я придавил дверью палец! Он распух и похож на толстую сосиску! Посему прошу прощения за каракули.

Меня тоже надо пожалеть…

Где же моя сестра милосердия, когда она так нужна мне?

Искренне твой, Леонард Карре»

И смех и грех: виконт палец прищемил! И Рихард… «думает о девушке». Улыбнулась и простила, что не сам написал. Дуться бессмысленно и глупо. У них там сейчас такая каша варится, что графу можно только посочувствовать.

Пока парнишка-почтальон приходил в себя от трехчасовой скачки и радовался мясному пирогу от Офры, помчалась в кабинет Морана сочинять ответ. Ждут ведь. У меня вряд ли получится так виртуозно преображать мысли в слова, а потом ещё сложить их в загогулистое предложение, как у Лео в начале письма. Мы дети кратких смс-сообщений, сжатых фраз.

Обмакнула перо в чернила и… Приехали! Как начать-то?

«Привет» – нет.

«Здравствуй… те, мальчики… мои дорогие» – не то.

«Я пишу тебе с приветом…» – эпистолярный жанр загнулся в припадке, а у меня от нервного смеха дернулась рука и большая клякса расползлась по листу.

Перевела дыхание. Откуда это волнение? Словно они будут оценивать мой уровень интеллекта по первым строчкам послания.

«Сегодня день начался с приятного – получила от вас весточку!

Спасибо!

Бережины – замечательное место! Здесь так хорошо, что порой кажется, что попала в сказку. С добрыми людьми, с красивой природой, с чувством родного дома. Ничто не может омрачить моего настроения, кроме разве одного – мне очень не хватает вас обоих.

Лео, мне очень жаль твой пальчик, правда. Надеюсь, перелома нет.

А еще надеюсь, что поблизости живет лекарь!!!

Рихард, душевного спокойствия тебе и терпения. Я верю, споры, конфликтные ситуации, неурядицы – всё скоро разрешится, и вы сможете продолжить свой путь, который в итоге приведет ко мне, в маленький уголок покоя с названием Бережины. Я жду и скучаю.

Целую. Анна.

P.S. Ваше сиятельство, обнаружила на чердаке одну интересную вещицу! Позволено ли мне будет иногда пользоваться ею? Ночное небо над Планидой – это фантастика!

P.P.S. Спешу успокоить тебя, Лео: Перри нашел новый объект для своих нападок. Теперь курятник является ареной для петушиных боев».

С письмом от виконта мне была передана маленькая плоская коробочка, перевязанная розовой лентой. Этот сюрприз я оставила на потом. Хотела отправить гонца в обратную дорогу и тогда уже спокойно открыть подарок, забравшись с ногами в кресло в уютном уголке на чердаке. Душила в себе любопытство, оттягивала пикантный момент. Дотерпелась до того, что видела, как дрожат пальцы, извлекая из упаковки шарфик из очень тонкого полупрозрачного мягкого шелка. Воздушный. Подобно ярко-голубому облаку он лег мне на плечи и вызвал обильные слезы. Я так прониклась этим простым, незамысловатым подарком, что не сразу заметила кое-что необычное на дне коробки. Сухой березовый лист был прикреплен за черешок к картонной карточке золотой булавкой с жемчужной головкой.

«Даже не видя твоих глаз, я знал, что они прекрасны. Знал, что губы сладки, а улыбка нежна. Если бы не мышь!..»

Мышь?!

Закипела работа мысли. Взгляд метался от текста записки к древесному листочку и обратно.

Это что же, Рихард этот аксессуар хотел мне подарить уже тогда, в день нашего незабываемого марафона по Злавике? Получается, что так. И грызун, и шелест «мусора» с берез под ногами в том склепе…

На обед я спускалась с красным носом, губами-варениками и опухшими от слез глазами. И пусть не очень красивая, зато счастливая и в шарфике!

– Приходил уважаемый Брук, пока ты писала письмо, принес трех летучих мышей, – сказала баронесса Брайт, нарушив молчание за столом. – Одного рукокрылого я отправила с мальчишкой нашим касатикам. Что зазря людей гонять в такую даль с посланиями, когда с этой работой хорошо справится летун.

– Здорово, – кивнула, находя идею более чем удачной. Опять же скорость доставки посланий в разы увеличится, – в нашем мире когда-то почтальонами работали птицы – голуби, – за спиной из клетки что-то недовольно прожурчал жако, – только они увозились от хозяина и от гнезда и возвращались к ним же. Каждая птица имела свое направление, а как же вампиреныши находят адресата?

– Капля магии и… ласковое слово, – улыбнулась ведьма.

– Какое? Я все равно не понимаю: ты послала его к Селесте, к примеру, и он, ни разу там не бывавший, полетел? Найдет, не заблудится, не сойдет по каким-то своим причинам с намеченного маршрута?

В самом деле было очень интересно: в чем секрет?

– Мыши служили ведьмам ещё до великого переселения. Их родина Дикий континент. Приручение летунов началось там. А когда люди покидали материк – зверушки последовали за ними. У них уже в инстинктах заложено стремление помогать нам, как ты говоришь – колдуньям. Стоит сказать только одно слово, и бескорыстный помощник будет у тебя на службе столько, сколько ты пожелаешь.

– Ну а…

– Все рукокрылые чувствительны к магии. И еще они очень хорошо знают, где находится самая большая стая. Стая черных мышей. В горах. Там же, где и ковен во главе с верховной. Мирта, детка, выйди к нам, не стой в коридоре! – окликнула знахарка девчонку, всматриваясь в полутемный проход между столовой и передней. В дверном проеме показалась горничная. – Что ты хотела, милая?

– У ворот женщина с ребенком. Спрашивает, не сможете ли вы её принять?

– По какому вопросу, не сказала? – удивилась старушенция.

– Её сын болен. Давно уже страдает. Наша травница что только не делала, ничего не помогает. А я… рассказала ей о вас. – Голос девочки скатился до еле слышного шепота.

– И правильно сделала, – подбодрила Тельма её, совсем было поникшую. – Проводи её в гостиную.

Мне осталось только вздохнуть завистливо: вот и тетушке работа нашлась по душе.

Мирта ходила хвостиком за моей бабулькой. Хорошая она, эта будущая ведьмочка, но странная. На меня смотрела настороженно, всегда исподлобья. На вопросы отвечала неохотно, будто выдавливала из себя. Это начало раздражать, и не играло роли, что, возможно, такому поведению есть причины. Чувствуя накатывающее недовольство, я разворачивалась и уходила, порой так и не дождавшись ответа. Тельма смотрела снисходительно на демарши «племянницы», словно знала подоплеку моего психоза. Анна Векшина тоже знала.

Лишь только приближался вечер, как приходили грустные мысли, воспоминания о прошлой жизни, которые никак не хотели покидать меня, и какая-то необъяснимая тревога подкрадывалась незвано-непрошено и ворочалась в груди тяжелым комком, не давая долго заснуть.

А еще элементарно хотелось завести подругу. Да хоть бы в лице дочери Брука, почему нет? Вот такое неожиданное желание. В прежнем мире не имела ни с кем настолько близких приятельских отношений, так может, стоит попробовать здесь? Если бы остались в Злавике, с Вериной стали бы хорошими подружками. Девочка тянулась ко мне, да и сама была открыта для людей, проста в общении, наивна и светла душой. Мирта совсем другая. Скрытная, зажатая, чрезмерно скромна и пуглива.

– Не обижайся на неё, голуба, – сказала Тельма, связывая пучки лекарственных трав, собранных нынче утром на лугу за усадьбой.

– Я не обижаюсь, только почему она от меня шарахается? – недоумевала я, отрывая соцветия у ромашек.

– Ну, были тут прежде гости из знати, не очень лояльные к низшему сословию. И руки распускать любители находились, и оскорблением не гнушались. Вот и остерегается она тебя пока, дай ей время.

– Сволочи… – пробурчала себе под нос.

Сама была не так давно такой же, к людям настороженной. Причины разные, поведение одно.

– Когда в лес пойдем? – решила я сменить тему беседы. – Хочу дикого винограда.

– Откуда знаешь, что есть? – Брови знахарки взлетели вверх.

– Мальчишки деревенские в кузовке несли вчера, видела в подзорную трубу.

– А меня возьмете с собой? – неожиданно прозвучал скромный голос от дверей в кухню, заставив меня вздрогнуть. – Я места хорошие знаю, где винограда много… и грибов, и ягоды лесной.

Ведьма бросила мне многозначительный взгляд.

– Конечно, возьмем! – радостно отозвалась я, быстро сориентировавшись в немом посыле баронессы. – Кто же нашим гидом по здешним кладовым природы будет, если не ты?

Девочка просветлела лицом и подарила мне красивую радостную улыбку.

Вот и чудненько!

В кухонное оконце что-то тихо стукнуло, коготочками пошкрябало, хлопнуло по стеклу крыльями.

– О, это наш летун! – кинулась я из комнатки, отряхивая на ходу руки.

Третье! Третье письмо за четыре дня! Вчера ждала до самого вечера. Выскакивала каждый час на улицу, обходя дом вокруг, глазами высматривая нетопыреныша размером с ладонь. Напрасно…

Сняв с лапки почтальона маленький холщовый мешочек, вытряхнула на ладонь скрученное в трубочку послание и… колечко из белого блестящего металла с прозрачным граненым камешком, ослепительно сверкающим на солнце.

Вздохнула, задержала дыхание и расправила бумажный рулончик. Мелкий красивый почерк. Буквы заостренные и очень ровные, с нажимом вниз. Как же он отличался от того, что в двух письмах ранее, – круглого, размашистого, с легкой небрежностью, в духе характера виконта Карре.

Выдохнула, почувствовав, как учащенно забилось сердце. И причина тому – первое послание от Рихарда!

«Аннушка, лучик мой ясный, закончились разбирательства в Ливике.

Скачем с Леонардо в Виннет, а душа…

Душа рвется совсем в другую сторону, туда, где сейчас ты.

Сделали короткий привал и, пользуясь случаем, пишу тебе.

Так печально, что не сможем увидеться ещё долго!

Мансарда в полном твоем распоряжении, милая. Бойся сквозняков!

Береги себя ради того, кто тебя любит больше всех на свете и мечтает сделать счастливою…

Храни тебя боги, моя радость.

Обнимаю нежно, Рихард Моран».

– Опять р-рыдает! – голосил Перри, летая по дому. – Р-рому ей плесните, р-рому!

Шмыгнула носом.

«Ей проще быть невидимкой,

Подумаешь, мир не заметит слез.

Кому-то пусть глупо и дико,

А вот для неё это всё всерьёз,

Ответ на главный вопрос…»*

____________________________

*Город 312 «Невидимка»

Глава 4

– Ведьма! Ей-Богу, ведьма!

Свят круг, спаси, свят круг, сохрани… Сгинь!

(Н.В.Гоголь «Вий»)

Лес в Бережинах ничем не отличался от земного смешанного. С лиственными и хвойными деревьями, всевозможными кустарниковыми и лианообразными растениями, похожими своими зелеными плодами и двуцветными листьями на актинидию. Единственная отличительная черта – размер плодов. Крупнее в разы, мясистей и на вкус кислее лайма.

Виноград самый обыкновенный, дикий. Когда увидела длинные, гибкие, напоминающие корабельные канаты лианы, взбирающиеся вверх по деревьям и цепляющиеся своими усищами за соседние растения, обомлела. От недостатка солнечного света кусты забрались под самую крону лесных великанов. Ягоды сочными желтоватыми гроздьями соблазнительно выглядывали из-под листвы с резными краями, висели метрах в четырех-пяти от земли. Чтобы добраться до них, нужно было обладать умением лазать по деревьям не хуже макаки. Сноровкой и бесстрашием… коими я не обладала, но удостоилась чести рискнуть жизнью.

– Мирта, ты мельче и легче меня! Попробуй, я подстрахую, – попыталась я откреститься от этого безумства, а будущая ведьмочка при этом округлила в ужасе глаза и побледнела лицом. – Тянуть жребий бесполезно, да? – Скисла, поняв тщетность попытки. – Что же у вас все не как в других мирах-то! Виноград и тот висит черт знает где…

– А как в других? – Глаза девчонки блеснули любопытством.

– Да пониже будет, – попеняла себе за болтливый язык, высматривая, на каком дереве особенно крупные гроздья и в большем количестве. – Вот что он туда вскарабкался? От кого?

Тельма только посмеивалась, сидя на травке и перебирая в своем лукошке корешки и травки. Даже не делая попыток вмешаться или отговорить от затеи!

Вздохнула и, выбрав ствол покорявее да поветвистее, критически оглядела себя: какая я молодец, что под юбку одела свои родные, любимые брючки! Сняла более привычный дамам этого времени предмет гардероба, вручила Мирте и, привязав веревкой к талии тару, полезла, декламируя и стеная:

– Это как-то совсем уж не вяжется со статусом бессы… А кисти сочные как яхонты горят… Ай! Лишь то беда – висят они высоко… Черт! Отколь и как она к ним ни зайдет… Хоть видит око… Блин, сучок острый! Да зуб неймет… Я его уже не хочу! Как я спускаться буду?!

Что делают с нами соблазн и самая малость азарта? Надолго я запомнила это восхождение!

Наградой были полная корзина спелого лесного лакомства и… оцарапанные руки и трясущиеся колени. А горящие в восхищении глаза дочери уважаемого Брута?

Молчаливый восторг поднял мою самооценку до небес… которые вдруг затянуло серыми тучами. Подул ветер, тревожа макушки деревьев. Шумно задрожала листва над головой. В лесу стало сумрачно и неуютно.

– Да откуда что взялось? Ничего же не предвещало! – Ведьма переполошилась, сноровисто закидывая свою добычу обратно в кузовок. – Поспешим, девоньки! Надо успеть добраться до дома! – И первая рванула по тропе, по которой пришли.

Не успели. Ветер неожиданно стих, буквально на несколько секунд, а потом обрушился с такой яростной силой, что уши заложило от звуков, принесенных стихией. Капля за каплей, и крупный ливень устремился вниз с высоты – не укрыться, не убежать! Косой дождь пробивался сквозь листву, от души лупя по спинам и головам нечаянных любителей природы.

На смену серым тучам приползли черные, тяжелые, насыщенные влагой до отказа. Вокруг стало совсем темно. Мокро. Холодно. Страшно.

– Сюда! – выкрикнула Мирта и резко свернула с тропинки к высокой ели с раскидистыми ветвями-лапами.

Оскальзываясь на мокрой траве, мы с тетушкой последовали за ней в худо-бедно, но укрытие.

– Что пригорюнились, голубки? – жизнерадостно спросила Тельма, выжимая платок с головы и перекрикивая шум дождя и ветра. – Посмотрите, какая красота! Какая мощь!

– Ага, мощь, – вяло ответила я и с подозрением покосилась на баронессу.

Радоваться мне совсем не хотелось. В промокшей одежде я моментально замерзла, да так, что кончиков пальцев не чувствовала. Наверняка и губы посинели. Колотил мелкий озноб, и подбородок начал трястись, стоило только расцепить челюсти. Но волновало больше не моё состояние, а бабульки. Много ли надо пожилому человеку, чтобы простыть и слечь с температурой, ревматизмом?

Ствол за спиной гудел после каждого нового порыва немилосердной бури. Сверху к ногам сыпались мелкая труха, хвоя и шишки. Еще зеленая листва срывалась с деревьев, уносилась по ветру и падала в траву, придавленная тяжелыми каплями. Деревья, и молодые и старые, кренило к земле. Березы гнуло дугой, так что они почти касались верхними ветками земли.

– Это надолго, – досадливо вымолвила девчонка, глядя на небо сквозь густые еловые лапы. – До усадьбы час ходьбы. – Огляделась, нахмурившись, будто пыталась сориентироваться на местности.

– Пчхи! – громко, не по-аристократически чихнула моя ведьма.

– О, началось! – уныло прокомментировала я первые признаки переохлаждения баронессы.

Мирта обеспокоенно и виновато присмотрелась к женщине.

– Если вернуться на ту поляну, где собирали виноград, и пройти дальше по тропе, она выведет нас к старому охотничьему домику. Это будет намного ближе, чем до Бережин… Минут за десять добежим, – добавила девчонка неуверенно.

– Ага, осталось только по лесу бегать в такую погоду, ноги ломать, – проворчала я, стараясь не очень громко отбивать дробь зубами. – И я не уверена, что госпожа Тельма готова к марафону.

– Ну, быстрый шаг я вам обещаю, – продолжала та излучать оптимизм.

Скептически оглядела её: мокрые спина и плечи; подол юбки тяжелым от воды полотном облепил ноги; голова не покрыта… Загубим старушку.

Только подумала, как раздался ужасный продолжительный треск и поперек тропинки, по которой шли, рухнуло дерево, ломая все на своем пути.

– Ого! – воскликнула я скорее изумленно, чем испуганно, потому что испугаться не успела: мощный лесной великан, вывернутый стихией с корнем, послужил выстрелом стартового пистолета – мы побежали!

Подхватив знахарку с двух сторон под руки, рвались к обещанному укрытию, встречая грудью сбивающий с ног ветер и холодный колючий дождь, хлеставший по лицу.

«Избушка на курьих ножках» нас встретила не очень приветливо. Распахнутыми ставнями, окнами без стекол, покосившейся крышей, почерневшими от времени бревенчатыми стенами и заросшим высоким бурьяном входом. Да так, что и двери видно не было. Буквально вломившись в некогда временное пристанище охотников, вздохнули с облегчением и, оглядевшись, даже воспрянули духом: в единственной большой комнате имелся очаг! Целехонький, с железным крюком для подвешивания котелка и дровами, сваленными в неаккуратную кучу сбоку от источника тепла и света.

– Здесь еще холоднее, чем на улице, – пожаловалась я, растирая плечи и подмечая на удивление легкий беспорядок давно заброшенного дома.

Мирта кинулась вслепую шарить руками по полкам, висящим на стенах по всему периметру помещения.

– Где-то здесь… я помню, было… сама же оставляла… Есть! – пискнула торжествующе и достала небольшую металлическую коробку. – У нас будет тепло! – радостно возвестила, демонстрируя выуженные оттуда их странные длинные палочки-спички.

Очередной порыв ветра, подхватив ставню, с силой ударил ею о решетчатую пустую раму. Все невольно вздрогнули и…

– Анна, не стой столбом, закрывай окна! Мирта, поищи утварь и какие-нибудь тряпки!

Команды от баронессы летели направо и налево, подгоняя нас, подстегивая. Когда я вернулась в дом, очаг уже вовсю занялся веселым жарким огнем.

– Снимайте все с себя!

На найденной девчонкой и протянутой через всю комнату веревке повисли брюки, юбки, блузы, чулки… нижнее белье. Бабулька содрала с нас все, сама оставшись в нательной рубахе до колена.

– Ну что, может, виноградику поедим? – спустя какое-то время скромно предложила я раздетой и разомлевшей компании, сидящей на низенькой длинной лавке у очага.

Взгляд неотрывно следил за пляшущими языками пламени, лижущего поленья. Шум дождя и завывание ветра в щелях между закрытыми ставнями слышны были просто фоном, отдельно от звука, который издавал живой, веселый, золотистый огонь. Стрельнула искрой дровина. Я машинально чуть подобрала вытянутые ноги. Ступни уже горели от жара печи, но не было никакого желания двигаться!

Навалилась сонная нега. Словно сама богиня Дрема обняла трех женщин за плечи, убаюкивая.

«Сколько времени прошло с тех пор, как вошли в лес?» – думала вяло, рассеянно и равнодушно подмечая стихающий свист и вой ветра за стенами избы. Лишь дождина продолжал что есть мочи лупить по крыше.

Вообще странные у них в этом мире погодные явления. Вспомнился ливень, когда я в деревне таскала воду для бани. Тогда дождь лил с небес на землю, будто небожители перевернули ушат, полный до краёв. Два дня хлестал, не переставая и не ослабевая. Без грома и молний…

Вспомнила туман в окрестностях «Усталого путника», густой как молоко, непроглядный. Когда Доран вернулся из леса поздним вечером, тот словно живой пытался проскочить в приоткрытый дверной проем, «хватая» за пятки человека, будто пес приблудный. Юркнуть следом, успеть попасть в помещение, в тепло, пока никто не видит, и ему не преградили путь, закрыв эту самую дверь.

Вернулась мыслями ко времени: «Часа три сидим, интересно? Вышли из дома около десяти. Час добирались до поляны, часа полтора там были, это точно. Здесь… пусть будет три… Выходит – четыре часа пополудни, а на улице темень, как ночью. Нас наверняка потеряли в поместье. И есть уже хочется… Сосет под ложечкой.

Тельма, сидевшая справа от меня, сипло всхрапнула, уронив голову на грудь.

– Что-то мне нехорошо, – прошептала с другой стороны дочь Брука.

Развернулась к девочке, приложила ладонь к её лбу.

– Холодный. Ненормально холодный! Тебе бы лечь… – Суетливо поднялась с места, скинув с плеч старый стеганый то ли плед, то ли одеяло, обнаруженное в деревянном коробе рядом с грубо сколоченным лежаком. – Тельма, Мирте плохо!

А девушка уже заваливалась набок, потеряв опору в виде меня. Ведьма вскинулась заполошно. В четыре руки успели поймать потерявшую сознание соседку по лавке.

– Боги всемогущие, не иначе как началось! – Знахарка встревожилась, ощупывая девчонку. – Голуба, давай, давай, взяли её, понесли до лежанки!

– Подожди секунду… – Кинулась к деревянной конструкции, заменяющей кровать в старом охотничьем домике. Расстелила на голых досках единственную постельную принадлежность, которой все трое, греясь у очага, прикрывали голые спины от гулявшей за ними прохлады. Подхватили с двух сторон беспомощное тело будущей ведьмочки, крякнули – тяжелая! – понесли…

– Что началось? – запоздало спросила «тетушку», протягивая ей сухую одежду с веревки. – Инициация?

– Превращение нашей гусенички в бабочку, – кивнув, пространно ответила старушка, споро расправляясь с пуговицами на блузе и не отводя взгляда от этой самой «гусенички».

– Ух… – только и сказала я на это, впрыгивая в брюки.

Мирта лежала в своем состоянии, похожая на покойницу. Бледность с лица постепенно сползала на грудь и дальше. Будто из девчонки кровь выкачивали – неприятное и жуткое зрелище. Тельма сидела рядом, внимательно наблюдая за этим изменением в организме невольной подопечной.

– Это нормально? – Голос мой дрожал от волнения.

– У всех по-разному.

Баронесса провела ладонями по синюшным рукам девочки от плеч до запястья, будто делясь своим теплом с ней.

– Ты знаешь, что с ней дальше будет?

– Справимся, – невпопад, но уверенно сказала бабулька.

Мне стало страшно. Как это у них все происходит? Может, они впадают в безумие. А если испытывают ужасную боль? Или захлебываются истерикой… Господи, ну почему сейчас её организм вдруг решил, что настала пора? Сейчас, когда мы находимся в тесном пространстве!