Текст книги "Горение (полностью)"

Автор книги: Юлиан Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 99 страниц)

Будучи рожден в семье потомственного, а говоря точнее, столбового дворянина, отсчитывавшего свой род со времен Мономахового колена, Петр Дурново воспитывался иначе, чем Вячеслав Константинович фон Плеве. Если тот фактом вознесения своего рода был обязан у м е л о с т и остзейских предков, которые были з в а н ы и ценили коих за тщательную исполнительность, то Дурново в ы с о к о ощущал свою исключительность – первый Романов целовал крест на служение старым, именитым боярам, то есть, в частности, им, Дурново.

Окончив Морское училище, которое давало образование широкое, петровское, плавая гардемарином по океанам долгие четыре года, юный Дурново имел достаточно времени и книг, чтобы выстроить свою концепцию власти. Он относился к этой своей концепции, как к абсолюту, истине в последней инстанции.

В своих построениях гардемарин Дурново исходил из того, что дух России времен Калиты, когда каждый князь тщился построить государство из своего удела, зиждился на позиции ложной: князья считали, что княжество для них существует, а не они для княжества. Широта конечно же в этом была и определенного рода богемистая лихость: "Хозяин – для дома, а не дом для хозяина"! Историческое развитие, однако, восстало против этой преемственности византийских, если даже не вавилонских, традиций. Поскольку предки Дурново призвали на царство Романовых, поскольку они созвали Земский Собор, признавший новую династию, как символ объединенной России, то именно тогда и утвердился постулат: "Царь – это идея русской власти, смысл ее государственного устройства".

После того как Дурново со своим фрегатом о т с т о я л в Лондоне три месяца, горделиво думал: "Наше самодержавие куда как более демократично, чем британское; у них лишь писаки побойчее, изящней смогли объяснить, что к чему, а наши этой л е г к о с т и не учены, наши во всем высший смысл ищут".

Он думал так оттого, что, поработав в Британском музее, побеседовав с британскими знакомцами такого же, как и он, уровня, спокойно уверовал в отправные, основополагающие данности: смысл власти в том заключен, чтобы управлять подданными. "Самодержавие" – вздор, доромановские штучки, леность удельных князьков! "Само" ничего не дается, все нужно брать, организовывать, охранять, всем надо править, все должно устремлять, всех благодарить, карать, миловать, а все это немыслимо без того, чтобы предвидеть, а один предвидеть хоть семи пядей во лбу – не может: штаб нужен, потребны новые разумовские, меншиковы, шафировы, волынские, минихи, ястржембские".

Дурново понял, что власть, коли только не полностью бездействует, так или иначе свое предназначение исполняет, невзирая на к а ч е с т в е н н о с т ь тех или иных поворотов, смен курсов, обычных благоглупостей и редких о з а р е н и й. Поскольку самодержавие – есть идея власти, то полномочия – на самом-то деле – и определяют смысл государства. А полномочия даны для того, чтобы управлять. В чем смысл управления? В том, чтобы ко времени указать и постоянно взыскивать исполненное. Умный управитель обязан отделить себя от тех, кто исполняет; всякое приходится в государстве исполнять, от иного-то и в бане не отмоешься, иное деяние похуже тавра.

Дурново считал, что основоположившее романовскую Россию есть обязанность приближенных не только высказывать свою точку зрения, но и отстаивать ее; давать советы – легко, это вроде бы со стороны; нет, коли ты рожден править, беречь то, что тебе досталось, – изволь не советы давать, а действовать, сильною рукою действовать; памятуя о прошлом, надобно стремиться в будущее, ибо только такого рода устремленность гарантирует силу твою и твоих потомков, а человек жив думою о детях, не о себе.

"Господи, – вздохнул Дурново, устраиваясь поудобнее в экипаже – ехал в Царское Село, решил не на паровозе, а на дутиках, времени, слава богу, хватало, – но ведь я в безвоздушном пространстве. Я так один думаю. Фредерикс? Ему сто лет. Члены Государственного Совета? Из них песок сыплется, они не способны к решениям, им и думать-то лень. Они, верно, об одном лишь и мечтают: "Дали б дожить свое, после нас – хоть потоп!" Вокруг государя тупицы, грамоте не учены, плохих кровей, от юрких взятки берут. Неужели погибла Россия?"

И пожалуй, впервые после того, как сел в кабинет убиенного министра, Дурново признался себе в том, что дело – проиграно, что стропила хрустнули, дом рушится и спасения ждать неоткуда. Он, впрочем, видел выход: наступила новая эпоха, век машинной техники; родилась идеология, настроенная на нужды коллектива работающих; на смену лампе-"молнии" пришло электричество, экипажи уступают место авто; земли стало мало – начинают баловать с летательными аппаратами.

Дурново снова вспомнил министра двора Фредерикса: старик рожден в 1838 году, когда еще Лермонтов был жив, когда Некрасов еще только грамоте учился, а Репина и не было вовсе; "Господи, – говаривал он в кругу близких, – какое же было раньше счастье: ни дымов фабричных, ни лязга конок – спокойствие было и разумная постепенность".

Дурново подумал: "В этом весь ужас. Старики пытаются подмять процесс развития под себя, под то, что им привычно, а сие – невозможно; в этом погибель".

Он вдруг услыхал свой голос, усмехнулся, поймав себя, что подумал о Фредериксе, как о дремучем дедушке. "А самому-то шестьдесят... – Но скорый его политический ум в ы г о р о д и л с я, оправдал себя: – Он сухопутный, а я моряк, мы, флотские, до старости молоды, нам надобно постоянно хранить широту ума, ибо флот впитывает новое быстрее всех, перед техникой преклоняется, понимая ее надобность и силу".

Порою Дурново думал, что если бы государь созвал Земский Собор, а не мифическую думу, то можно было бы достичь успокоения и вывести Россию – не на словах, а на деле – в разряд воистину великих держав. Но он трезво и горестно отдавал себе отчет в том, что его коллеги по кабинету, все эти мумии, все эти Фредериксы, Игнатьевы, Икскуль фон Гильденбарды, Урусовы, Шуваловы, предложи он подобное вслух, освищут, объявят недоумком, установят опеку, сожрут и выплюнут. Пойди он с этим к революционерам, даже самым умеренным, таким, как профессор Милюков, шарахнутся, заподозрят в провокации, ославят как шпиона и черносотенца.

– Не сливки везешь, в масло не собьюсь! – крикнул Дурново кучеру, сидевшему на козлах, в окружении двух филеров. – Можно б и побыстрей!

Вернувшись от государя (был приглашен к обеду; самодержец ел, как думал тягуче, без аппетита, с немецкой сосредоточенностью), Дурново ощутил в себе желание действовать немедленно, сейчас же, круто, смело.

"Если я не скручу – никто не скрутит, – сказал он себе, – надобно выстоять, удержать, как есть, потом можно думать, как дело исправить. Сейчас скрутить! И без эмпирей – делом!"

Вызвал начальника Особого отдела, спросил о с в я з я х с зарубежными с л у ж б а м и. Попросил составить справку – чем могут помочь.

– К послезавтрему подготовьте материалы, – сказал на прощанье.

– Не успеть, ваше высокопревосходительство. Берлин уламывать придется.

– Не придется, – уверенно ответил Дурново, – им своя головушка тоже, небось, не полушка.

Говоря так, он исходил из опыта не жандармского, узколобого, но государственного. Он исходил из того, что если раньше прусским, британским и австрийским службам можно было смотреть сквозь пальцы на ш у м в России, извлекая при этом определенную политическую и, особенно, экономическую выгоду, то ныне, когда дело оборачивалось не чем-нибудь, а социальной революцией, здесь уж шутки побоку: интернационалу обездоленных всегда противостоит крепкое, хоть и малочисленное, сообщество властвующих. И если обездоленные лишены средств, опыта, армейских соединений, полицейских навыков, то "союз сильных" до последнего своего часа сохраняет могущество, и не какое-нибудь, а государственное – ему, этому "союзу сильных", другие государства, соседние в первую очередь, в момент социальных кризисов не могут не помочь – что вместо старого будет, одному богу известно; н о в о е – даже за границей – всегда требует с о о т в е т с т в и я, а кому интересно об этом самом неведомом "новом соответствии" думать! Лучше уж так дожить, как привычно, пусть потомки об новом думают, на то они молодые, потомки-то, – лоботрясы, ленивцы и баловни.

(Пустили б пораньше к пирогу – не лоботрясничали, только кто свой пирог отдает без понуждения?! Сыну – можно, а ведь потомков-то тысячи, и все жадно смотрят – своего хотят!)

Начальник Особого отдела доложил Дурново ответы, полученные из Берлина и Вены; англичане ограничились устной информацией; французы позволили себе сообщить сущую ерунду об анархистах-бомбовиках.

"Все верно, – подумал Дурново, листая письма, – Германия и Австрия будут помогать, потому что они – приграничные, они и тревожатся. Да и потом, у них под ногтем такая же боль сидит, как и у нас, – с поляками, например. Кайзер в Познань сколько миллионов вколотил, сколько немцев туда отселил?! Или Вена – в Краков и Львов. Они заинтересованы в нас, французы – живчики, спекулянты, черномазики – временят. Да – недолго! Стоит государя подтолкнуть, лишний раз кайзеру ручку пожмет, под фотообъективы станет, в синема покажут современный русско-прусский парад – испугается француз конкуренции, прибежит".

Пометил на календаре: "Попросить дипломатов продумать вопрос о демонстрации русско-прусского и русско-австрийского дружества".

Поднял глаза на полковника, стоявшего почтительно:

– Что, завернем гайки?

Тот не понял, подался вперед, на лице изобразил трепет.

– Успокоим, говорю, смуту? – спросил Дурново и, не дожидаясь ответа, известного ему заранее, углубился в чтение секретного письма, переданного германским МВД. Сначала было думал бегло пролистать сообщения о распрях среди польских революционеров – какие-то ППС, СДКПиЛ, язык сломишь, но вдруг заинтересовался – начал читать внимательно.

"Министру Внутренних Дел Германии

специального агента "Лореляй"

СООБЩЕНИЕ.

Из всего, что я вижу и слышу от разных лиц, проистекает, что победоносная революция в России так же, как и достижение автономии или даже независимости польского сейма, весьма влияет на прусскую часть Польши.

Я говорил с Галензевским, прежним полковником в восстании 1863 года, одним из главарей "Лиги Народовой", о действиях, предполагаемых "Лигой Народовой" в прусской части Польши. Галензевский ответил:

– Прусская часть Польши сравнительно мало п о д м и н и р о в а н а. Это относится не ко всей прусской части, не к Верхней Силезии, например, но главным образом к Познанской провинции. Однако тайная работа должна быть и там приведена в движение. Мы должны использовать продолжающееся возбужденное настроение. Если мы этого не сделаем, то прусскую Польшу захватят другие радикальные организации, вроде социал-демократических, а это для Берлина куда как страшнее, да и для нас тоже.

То же самое говорят и социалисты (ППС), но они уповают на восстание поляков против немцев.

В связи с этим я добыл два чрезвычайно важных сведения относительно отправки оружия и снаряжения из Парижа в Царство Польское.

Один путь: по железной дороге груз доставляется до Острова. Из Острова он идет ночью на фурах в деревню Россошице, а там препровождается контрабандным путем через границу в Ивановице. Вблизи Ивановице груз скрывают в продолжении дня и ночью отправляют в Калиш, где он передается либо агентам СДКПиЛ, либо ППС.

Другой, гораздо более употребительный путь, находится на севере Королевства уже не в Познанской провинции, а в Пруссии. По железной дороге посылка препровождается в Лик, оттуда, хотя дорога и идет дальше, но ею больше не пользуются, а транспорт препровождается на людях или на подводах к деревне Остроколен, за которой он идет через границу и дальше до Граева. В настоящее время в Лике находятся два члена СДКПиЛ и два члена ППС, которые препровождают грузы через границу. Настоящие имена агентов ППС следующие: Генрих Черницкий и Стефан Бобовский. Под какими именами они там живут, открыть трудно. Особенно конспиративны в этом смысле члены СДКПиЛ – я, увы, не смог узнать имен их людей, несмотря на все старания.

Тот, кто для них отсылает оружие, получает письмо "до востребования", в котором сообщается, где находится лицо, для которого нужно отправить "посылку", и – главное – посредством каких знаков заговорщики могут признать друг друга, чтобы убедиться, что это именно то лицо, а не другое. Тому, кто выбрал тайное местопребывание, сообщается условным шрифтом, в отделе объявлений намеченной газеты (большею частью в "Нейес Виннер Тагеблад" или "Берлинер Локальцайтунг", так как в этих газетах отдел объявлений громаден и трудно уловить что-либо преступное), о том, когда кто прибывает с "грузами" и где его самого можно найти".

"Министру Внутренних Дел

специального агента "Лореляй"

СООБЩЕНИЕ.

В большом совещании ППС принимали участие члены ЦК и гости: Рубанович – от "Трибюн Рюс", известный анархист кн. Кропоткин, Свендер – от финляндской революционной партии, Ханивский – от социалистов-революционеров России. Делегатом немецкой партии был Фишер.

Как я Вам уже писал, между ППС и немецкой социал-демократической партией возник конфликт, ибо ППС старается отбить рабочих из-под влияния польской социал-демократии. Этот конфликт обострялся со дня на день. Бескомпромиссную позицию заняла некая Роза Люксембург, сотрудница берлинской газеты "Форвертс". Она принадлежит к социал-демократической партии Царства Польского и Литвы. Она ненавидит всей душой ППС (СДКПиЛ и ППС ведут между собой борьбу, вызванную националистическим уклоном ППС). Думаю, что в споре ППС и СДКПиЛ нам целесообразнее поддерживать ППС в силу ее очевидного национализма, с которым всегда можно найти общий язык, направив неудовольство главарей партии (Пилсудский, Йодко) в нужное русло".

Дурново заметил – следующую страничку выдрали.

Вздохнул, подумав: "Сукины дети, будто непонятно, что это за р у с л о. Россия это, а не "русло". Нами хотят с ППС торговать, нашей землей, чтобы свою Познань с Данцигом сохранить..."

Продолжил чтение – все, связанное с транспортами оружия, тревожило; теперь, когда д а р о в а л и писать в газетах черт те что, наган и бомба сделались "угрозою нумер раз".

"Министру Внутренних Дел

агента "Лореляй"

СООБЩЕНИЕ.

Последние события в России, как и в Царстве Польском, страшные репрессии, применяемые в настоящее время правительством, – главная тема разговоров среди руководителей польского революционного движения.

Через Данциг транспортируют оружие ППС, национал-демократия, национальная лига, но главным образом социал-демократия Царства Польского и Литвы, которая имеет своих главных агентов по этой части в Лондоне и добывает оружие преимущественно из Англии с помощью фракции РСДРП (Н. Ленин). Это оружие идет морем, а из Данцига сухим путем к границе. Эту дорогу я пока еще не знаю; мне кажется – через Поланген (Паланга).

Мой источник довольно надежен – член СДКПиЛ, знающий меня, как старого немецкого социал-демократа, симпатизирующего полякам. Он-то и сообщил мне, что приемом оружия в Варшаве занимается некий "Юзеф", член Главного правления СДКПиЛ, ближайший сотрудник г-жи Р. Люксембург".

Отложив документ, Дурново попросил начальника Особого отдела:

– Пришлите-ка мне того полковника, которого Витте высек.

Заметил недоумевающий взгляд жандарма, пояснил:

– Он в Варшаве служил, полячишек знает отменно.

– Глазов?

– Господи, да разве я все ваши фамилии упомню? – Дурново улыбнулся. – Вас у меня тысячи, а я-то один.

– Глазов, – уверенно ответил начальник Особого отдела, – он у нас по инородцам. Но про ленинистов или мартовцев, про эсеров, то есть про самых действенных социалистов, он не сведущ, ваше высокопревосходительство.

Дурново поднялся из-за стола, прошелся по кабинету, зевнул.

– Социализм, – сказал задумчиво, – победить нелегко, оттого что он разумен. Только одно его может победить: если изнутри разложить н а ц и о н а л ь н ы м. Тогда можно щелкать по одному. Единая сила – сила; коалиция – она и есть коалиция, зыбко это, да и подставить можно в любую коалицию свой компонент. Пусть Глазов составит мне справочку по всем польским партиям. Если будет интересно – приму, так что пускай старается и не тянет – сейчас окраины решают так же много, как и столицы.

– Мне писать ничего не надо, – ответил Глазов заместителю начальника Особого отдела. – Ничего, ровным счетом.

– То есть?

Наступил момент высшего торжества – цель жизни.

– Да у меня уж все написано, ваше высокоблагородие.

– Ну, что ж... Приносите, перешлем.

– Нет, – ответил Глазов. – Коли мне поручено составить, я и вручу. Если б вас просили – для вас бы подготовил, но ослушаться приказа его высокопревосходительства не смею.

– Вы не в Варшаве, – с угрозою в голосе сказал заместитель начальника Особого отдела, того отдела, который про всех все знает, – вы в столице. По-столичному следует и жить.

– Так и живу, ваше высокоблагородие. Живу так, как господин Трепов меня наставлял, – подстраиваясь под лад собеседника, под открытую и понятную ему хитрованистость, ответил Глазов. – Иначе не умею.

– Вы мне именами-то не козыряйте, полковник! Вы в моем подчинении. Так что извольте исполнить то, что я вам передал.

...Через полчаса позвонил Дмитрий Федорович Трепов, уволенный от должности товарища министра внутренних дел и петербургского губернатора аж в дворцовые коменданты – государь верных людей бережет, в обиду не дает, увольняя в одном месте, возвышает в другом.

– Полковник, – сказал хмуро, – вы там не мудрите мне! Вы сатрапьи штучки бросьте. Это вы агента своего можете держать при ноге и другим не передавать, преследуя своекорыстные интересы! А Глазов вам не агент, но полковник полиции!

Дурново принял Глазова, обласкал, посмеялся над женственным Витте, когда тот изволил столь открыто гневаться по поводу глазовских прокламаций, пригласил сесть и, на почтительное замечание полковника, что "материал велик", – ответствовал:

– Я читаю быстро, на диагональ. Вон, полистайте "Матэн", самый свежий, занятно нас чихвостят.

Глянул на последнюю страницу справки:

– Отчего разные чернила? Долго писали?

– Всю жизнь писал, ваше высокопревосходительство.

"СПРАВКА О ГРУППАХ, СУЩЕСТВУЮЩИХ В КОРОЛЕВСТВЕ ПОЛЬСКОМ.

СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ (СДКПиЛ).

По меньшей мере половина членов Главного Правления – согласно Устава должны состоять из рабочих.

Членами Главного Правления могут быть лишь люди: а) вполне независимые от посторонних обстоятельств, могущих препятствовать деятельности (научные занятия, лечение, путешествия); б) рабочие или люди, уже в продолжении нескольких лет агитирующие среди рабочих и хорошо знающие условия последних; в) доказавшие свою преданность делу; г) первенство при выборах в Главное Правление имеют люди, ознакомленные с польскими и литовскими условиями; д) люди в достаточной степени конспиративные.

Каждый член Главного Правления обязан точно выполнять постановления съезда, конференции и Главного Правления; строго сохранять партийные тайны; руководствоваться исключительно интересами дела, а не личной симпатией и антипатией; только двое членов Главного Правления, открыто выступающих, могут знать членов комитетов и контролировать последние; между членами Главного Правления должны существовать отношения вполне искренние; между 2-мя исполняющими одну и ту же функцию не должно быть никаких тайн.

В событиях 1904 и 1905 гг. СДКПиЛ играет ведущую роль, заявив себя организатором забастовок, манифестаций, вооруженных выступлений.

Руководители партии – в Королевстве: Ф. Дзержинский в А. Барский (Варшавский); Р. Люксембург, Ю. Мархлевский, Л. Тышка, 3. Ледер – в Берлине и Цюрихе.

Подступы имеются – Ф. Дзержинский и весь Варшавский Комитет заарестованы".

Дурново, не поднимая глаз, заметил:

– Были заарестованы. Были.

– Подходы остались, – ответил Глазов.

Дурново перебросил следующую страницу:

"ВОЕННО-РЕВОЛЮЦИОННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ СОЦИАЛ.-ДЕМОКРАТИИ.

В Варшаве организовались две военно-революционные партии: Варшавский Комитет Военно-Революционной организации Российской Социал-демократической рабочей партии в Варшавская Центральная Группа Военно-Революционной организации. Первая из них является представительницей меньшевиков РСДРП, выделившихся с Мартовым-Цедербаумом во главе (федералисты, последователи Бернштейна). Что же касается второй, то она является представительницей большинства РСДРП во главе с Ульяновым-Лениным. Полемизируя между собою идейно, обе организации ведут преступную работу в войсках, призывая солдат к революции.

Ввиду незначительности средств и технических приспособлений Варшавский Комитет Военно-Революционной организации вошел в соглашение с Социал-демократами Королевства Польского и Литвы, от которых получает и то и другое.

Наиболее активными, определяющими всю тенденцию работы, руководителями следует считать Ф. Дзержинского (СДКПиЛ) и В. Антонова-Овсеенко вкупе с Ф. Петровым (арестован).

Подступы к меньшевикам и СДКПиЛ имеются; подходы к РСДРП ленинского направления отрабатываются".

Дурново поморщился:

– Зачем юлите? Писали бы – "нет". На дурака-читателя есть ли резон рассчитывать? Ищут хоть серьезно?

– Да.

– Гарантии есть, что выйдут к ним?

– Да.

Дурново хмыкнул что-то под нос и снова у т к н у л с я.

"ПОЛЬСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ (ППС).

Цель – независимость "Великой Польши" с демократически-республиканской формой правления.

Ее особенности: 1) слишком узко-национальна; 2) допускает совместную работу с другими классами населения, в частности, с буржуазией и 3) стремится к восстановлению Польши путем введения конституции, готова к парламентаризму; 4) "пугает" террором, дабы получить максимум привилегий при "распределении портфелей"; 5) отличается от СДКПиЛ тем, что большинство руководителей интеллигенты.

Признанные лидеры партии – Л. Василевский (Плохацкий), И, Пилсудский, Йодко.

Подходы к ЦК имеются. Благодаря этому, 7 августа в доме No23 по Мокотовской улице было арестовано собрание Комитета (26 человек) ППС с 2 представителями от боевой организации (Витковский и Монтвилло) и один от Центрального Комитета (Макс Густавов Горвиц). При арестовании оказано вооруженное сопротивление.

Социал-демократия (Ф. Дзержинский) постоянно повторяет, что единение с ППС возможно, если руководство партии снимет свои "националистические и террористические лозунги".

"БОЕВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ" ППС.

Проявлявшая долгое время свою деятельность лишь в тайной пропаганде идей партии, распространении преступных изданий и устройстве по разным поводам противоправительственных уличных манифестаций. Первая попытка к открытому выступлению с оружием в руках была сделана 31 октября (12 ноября) 1904 года, когда у костела на Грибной площади собралась толпа демонстрантов для выражения протеста правительству по случаю мобилизации.

СДКПиЛ (Ф. Дзержинский) откликнулась на эту инициативу ППС резкой прокламацией, обвинив социалистов в "революционном авантюризме".

Подходы к руководству "боевого отдела" ППС имеются".

– Что ж тогда не берете? – спросил Дурново.

– Пусть о б р а с т у т.

– Обрастая, они наших нащелкают, как курей.

Глазова так и тянуло сказать: "Цель оправдывает средства". Не посмел умен. Промолчал, ибо чувствовал, что Дурново и так все понял – вон лбище-то какой шишкастый.

"ПОЛЬСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ "ПРОЛЕТАРИАТ".

Стоит на почве классовой борьбы с целью достигнуть социалистического строя; чужда национализма; идет об руку с русскими и еврейскими революционерами; стоит за организованный террор; исходит из того, что независимость Польши сама собой явится при низвержении царизма.

Ввиду того, что ППС внесла ныне в свою программу организованный террор и выделила "боевую организацию", партия "Пролетариат" потеряла свое самостоятельное значение и большая часть его членов переходит в ППС, а ортодоксальное социалистическое меньшинство ведет переговоры о соединении с СДКПиЛ. Однако руководители социал-демократии (Люксембург, Варский, Дзержинский) требуют исключить всякое поминание об индивидуальном терроре".

– За пролетариатчиками традиции их основополагающего героя – Людвика Варынского? – до неожиданного з н а ю щ е спросил Дурново.

– Варынского отбили себе социал-демократы. Они уже нескольких ветеранов старого "Пролетариата" привлекли на свою сторону. В частности, Феликса Кона.

– Люксембург с Дзержинским умеют о б р а щ а т ь?

Глазов хотел было солгать, но – не смог, увидел близко-близко зеленые глаза Дзержинского и ответил:

– Дзержинский умеет все.

"ЛИГА НАРОДОВА".

С половины восьмидесятых годов между проживающими за границею польскими эмигрантами началось движение, имевшее целью организовать все разрозненные кружки, стремившиеся к подготовлению независимости Польши.

С 1901 года "Лига Народова" существует как организация, принявшая для своей деятельности программу национально-демократической партии. В состав ее входят 38 членов, проживающих в Вар-таге, Львове, Кракове, Познани, Париже и других центрах польской эмиграции.

Во главе "Лиги" долгое время стоял проживающий в Женеве польский писатель Сигизмунд Милковский, пишущий под псевдонимом "Еж" (Теодор Томаш Сеж). В Кракове и Львове членами "Лиги" состоят литератор Ян Залуска, помещик Стефан Людвиков Белявский и дворянин Роман Дмовский. В Варшаве проживает 10 членов "Лиги", из числа коих Охранному отделению известны: присяжные поверенные Ян-Маврикий Каминский, Элиуш Невядомский и Стржембош, доктор Вацлав Лапинский.

В Варшаве недавно устроено было экстренное собрание членов "Лиги Народовой", на котором разбирались два социалистических воззвания возмутительного содержания на русском языке: одно озаглавлено "Всем" и было получено из С.-Петербурга Казимиром Лазаревичем; в нем говорилось о чрезвычайных будто бы притеснениях русского народа правительством и о принятом народом твердом решении сбросить тяготеющее над ним иго. Второе воззвание издано русским студенческим кружком социал-демократов, обращено к студентам-полякам и требует присоединения их к общерусским манифестациям.

"Лига" пришла к решению не принимать участия в возникающих в России противоправительственных движениях как в настоящее время, так в впредь. При этом было предложено всегда и во всем руководствоваться принципом: "Поляки сами для себя и своими силами". Затем собравшимися высказалось неудовольствие слишком вялою деятельностью варшавского кружка "Лиги"; было рекомендовано войти в сношения с организациями ППС и совместно с ними составить общий "Центральный комитет борьбы".

Подходы ко всем членам руководства имеются.

Два члена Главного правления "Лиги", являющиеся при этом руководителями "Национальной демократии", заагентурены мною н выполняют поручения.

Таким образом, с точки зрения противовеса социал-демократии, "Лига" является неоценимым приобретением".

– С социалистами их уже рассобачили? – спросил Дурново.

– Не спешим.

– С типографией как?

– Ставят.

– На чьи деньги? Мы даем?

– Нет. Патриоты сами собирают.

– Разве что если сами. Не обожгитесь...

"ВАРШАВСКАЯ ГРУППА АНАРХИСТОВ-КОММУНИСТОВ "ИНТЕРНАЦИОНАЛ".

Среди заграничной группы анархистов-коммунистов в минувшем, 1904 году уже произошел раскол, вызванный недовольством "демократизацией" ее печатного органа "Хлеб и Воля", вдохновляемого известным русским эмигрантом князем Петром Кропоткиным, а также разногласием по некоторым принципиальным вопросам, главным образом о допустимости краж на политической подкладке.

Местом первичного появления пропаганды анархизма надо считать Варшаву, Белосток, Одессу и Вильно. Начало активной пропаганды анархистских идей и актов террора в Варшаве относится к январю 1905 года, когда здесь образовалась группа под именем "Бунтарь", явившаяся ветвью вновь нарождающегося на юге России "Южно-русского анархистского союза", основателем которого . был некий Махаев, отчего его последователи назывались "махаевцами". Так как во главе этой группы стояли люди молодые и неопытные, притом не имевшие никаких связей с рабочей средой, то их пропаганда не имела никакого успеха, и группа в скором времени распалась, не оставив после себя никакого следа. Ныне анархисты влияние на революционные события не оказывают".

– А что это Кропоткин в демократизм ударился? – удивился Дурново.

– Трудно сказать со всей определенностью, ваше высокопревосходительство. Агентура доносила о странном свидании Кропоткина с Дзержинским, об их пятичасовой беседе – с тех пор Кропоткин посуровел против зряшней пальбы и шума с грабежами.

– Много о Дзержинском говорите. Боитесь полячишку?

– Ненавижу.

– Так это одно и то же – бояться и ненавидеть, одна медаль, две стороны...

Тронул пальцами оставшиеся листки, посмотрел – много ли осталось.

– Это интересно?

– Да. Интеллигентно, умно и – все в кармане. Можем вертеть, как хотим, националисты.

"ПРОГРАММА ПАРТИИ "НЕЗАВИСИМОСТИ ПОЛЬШИ",

Основные принципы, из которых исходит партия "Независимости Польши", следующие: государство является необходимым оплотом народа в международной экономической борьбе. Государственные традиции начали у нас угасать за последнее сорокалетие; сознание государственности изглаживается в народном инстинкте, но тем не менее народ наш не может исчезнуть, если усвоить себе необходимость борьбы за государственное бытие.

Ввиду приближающегося к концу процесса объединения Германии и ввиду внутренних перемен в русском государстве, вызванных внешними поражениями, постигшими Россию, в недалеком будущем могут произойти громадные перемены на карте Европы.

Вследствие утраты Австрией немецких провинций и разложения России, может создаться независимая Польша, соединенная династической унией с Венгрией, что может стать международной необходимостью для восстановления, поколебленного Германией, европейского равноправия".

– Что, с ними агентура венского генштаба работает? – спросил Дурново.

Глазов посмотрел на лысину министра влюбленно:

– Видимо – да, но факты мне неведомы.

– Так выведайте, – улыбнулся Дурново, почувствовав восторг полковника, п о н я в его восторг и приняв.

"Не зная, наступит ли для нас благоприятный момент для выступления с оружием в руках за самостоятельное государственное бытье, быть может даже ранее, чем мы могли бы этого ожидать, вам необходима политическая партия, которая призывала бы ваш народ к боевой подготовке.

Такой партией является партия "Независимости Польши".

Ввиду того, что крестьяне н ремесленники более чем другие слои склонны ныне к борьбе за государственный быт, партия "Независимости Польши" стремится прежде всего в них найти свою опору.

Партия "Независимости Польши" приступает к работе над мелким мещанством, пренебреженным в смысле политическом и недостаточно оцененным вследствие предрассудков восточных социалистов".