Текст книги "Новые небеса (СИ)"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

   Покину предел Земли,

   Я странник,

   И ждут меня корабли...

   *Александр Зимбовский

   Для четырнадцати лет не так уж плохо. Жаль, что Кели практически обречена – ее Огонь погаснет. Как это и происходит со всеми взрослыми дарайцами.

   Но ведь вот Кельм создал маленькую группу ребят, которым объясняет, как именно сохранить Огонь. Но это трудно, очень, очень трудно... И не дело Ивик – думать об этом. И Кельму вообще-то не следовало. Ему нужно было заниматься своей работой, важной и серьезной, ради которой его внедрили. А он замахнулся на большее.

   Ивик вздохнула, открыла файл с собственным рассказом и начала с того места, где пришлось прерваться.

   "Деревья стояли немые, словно почетный караул, и он шел по аллее сквозь этот безмолвный суровый ряд часовых, возвращаясь в день, с которого все началось..."

   Ивик впервые работала сегодня одна. Ответственность за всю вечернюю смену, да еще с живыми – не так-то просто. В вечернюю смену, правда, народу бывает немного.

   Клиентка была обеспеченной. Сама оплачивала эвтаназию, а немалое состояние, как Ивик переписала из завещания в документацию, оставила двоим своим взрослым детям и часть пожертвовала на нужды детей Лей-Вея, колонии Дарайи. Дети Лей-Вея почему-то умирали с голоду. Это странно, ведь дарайцы постоянно жертвовали что-нибудь этим детям!

   Клиентка не была и тяжело больна. И такой уж старой не была тоже – ей стукнуло всего 62 года. Ивик участливо спросила.

   – Вы приняли сознательное решение?

   – Да, абсолютно. Понимаете, – поделилась клиентка, – я не хочу жить. Не хочу стареть, с каждым годом превращаться в развалину.

   – У вас есть средства...

   – Я не хочу тянуть еще тридцать, сорок лет – чего ради? Я просыпаюсь каждое утро, смотрю в окно и думаю – зачем? Я никому не нужна.

   Ивик стиснула левую руку в кулак под столом. Жизнь. Ценность любой жизни. Как может быть человек никому не нужен? И ведь у нее есть все, абсолютно все, о чем только можно мечтать.

   Но уже ничего не хочется...

   Это же просто депрессия.

   Персонал Колыбели не должен никого отговаривать. Но кое-что все же не запрещено.

   – Простите... это не мое дело, но... вы обращались в атрайд?

   Это же депрессия, самая обычная депрессия. Она лечится. Но богатых не таскают в атрайд на профилактические обследования. Богатые – свободны.

   – А что мне там делать? Я здорова. У меня есть свой врач и психоаналитик. Но ведь, девушка, мне уже 62 года!

   – Продолжительность жизни в Дарайе...

   – Я знаю. Но что это за жизнь? Я не хочу быть старухой. Понимаете – не хочу. Это мое право.

   Ивик напряглась. Может быть, есть слова, которые заставят ее передумать? Может быть, что-нибудь получится? Ивик никогда не умела убеждать. Понимать, сочувствовать – да. И она понимала пожилую дарайку. Но повлиять – это не к ней. Как, шендак, вообще влияют на людей? Ивик не знала.

   – Может быть, есть кто-то... какие-нибудь люди, которым вы нужны?

   – Нет. Я никому не нужна. С детьми я не виделась уже почти год. Они знают, что я здорова, что все хорошо – и не беспокоятся. Я тоже не беспокоюсь за них. Муж умер. Кому я нужна?

   – Может быть, можно найти... вы завещали деньги детям Лей-Вея...

   – Ну не ехать же мне в Лей-Вей!

   – Да, но... не знаю. Можно собаку завести.

   – Нет, животных я не люблю. И вообще, – в голосе дамы появились истерические нотки, – неужели это так трудно? Я всего лишь хочу осуществить свое человеческое право. Я считала, что не должна в этом оправдываться.

   – Извините, – Ивик встала, – пройдемте со мной.

   (Неужели людей никогда, никогда нельзя ни к чему принуждать? Неужели свобода должна быть абсолютной? Даже жить, просто жить – нельзя принуждать? Даже если человек объективно здоров, богат и у него есть все, чтобы быть счастливым?)

   – Вам поставят успокоительную инъекцию. Для расслабления.

   А наверное, стоило поуговаривать еще. Рискуя рабочим местом. Стоило клиентке надавить – и ты тут же перепугалась и на все согласилась.

   Лита, медсестра, приветливо кивнула Ивик. Надела браслет на руку дамы, стала вводить раствор. Ивик ощущала себя убийцей. Она, в 14 лет уничтожившая первого своего врага. Она, всю жизнь проведшая на войне – впервые чувствовала, что нарушает заповедь, что действительно – убивает, что совершает страшное и недозволенное, и что душа ее после этого уже никогда не будет такой, как прежде.

   Она проводила даму в "гроб", помогла удобно устроиться у экрана.

   В двух соседних кабинках "созрели" двое клиентов. Мониторы на стене ровно горели красными огнями – человек внутри безнадежно мертв. Ивик принялась за работу. Это была супружеская пара сиббов, достигших возраста шестидесяти лет. Более типичный случай. Пособие уже не платят, так как официально они теперь считаются негодными для рынка труда. Перестали платить. А идти на улицу – невозможно, они уже и нездоровы оба, долго не протянут, лучше уж комфортная и быстрая смерть в Колыбели.

   Сначала жена, полная, с одутловатым добрым лицом. Переложить на каталку в три приема – тело еще мягкое. Снять одежду. Накрыть простыней. Одежду – в синий мешок. Бирку на руку. Отпечатки пальцев для последнего контроля.

   Проверить, не идет ли кто по коридору. Пусто. Быстро с каталкой на "мертвую половину". Открывается люк в двери. Ивик нажимает рычаг, и носилки с телом быстро съезжают в отверстие. Зеленая лампочка – "принято". На той стороне сегодня опять дежурит Тайс. С ней надо поосторожнее – главное, чтобы все мелочи были соблюдены.

   Теперь все то же самое нужно проделать с мертвым мужчиной.

   – Представляешь, – поделилась Ивик, переодеваясь, – сегодня клиентка – богатая, как я не знаю кто. Миллионерша. Пол-состояния завещала детям Лей-Вея. Здоровая, нормальная, 62 года. Просто не хочет жить. Вот как так?

   – Да уж, – согласилась Санна, – но знаешь, это не редко. Думаешь, у нас тут одни сиббы? Ни фига. Ну не миллионеры, но состоятельные люди бывают. И здоровые. Депрессия – болезнь века...

   – Почему же они не лечатся?

   – А кто их знает? – Санна застегнула черный жилет, – мне бы такие деньги, уж я бы не щелкала клювом...

   – Это точно, – согласилась Ивик. Дверь отъехала в сторону ,и вошла Тайс – как всегда, безупречно причесанная, подтянутая. Ивик посмотрела на нее с опаской. После недавней совместной смены Тайс потребовала, чтобы новенькая явилась к Види, и предъявила при начальнице записи прегрешений Ивик: на простыне оказалось два пятна ("Как ты могла не видеть?! Пятна были огромные!"), бирка на трупе висела косо, а с другого трупа не были до конца стерты следы рвоты ("Почему я должна возиться с твоей грязью?!")

   Ивик пообещала исправиться. Но неизвестно, вдруг Тайс обнаружила какие-нибудь новые прорехи в ее деятельности!

   Воистину счастье, что Тайс не родилась в Дейтросе и не работает в Версе...

   Но сегодня, по-видимому, судьба в образе Тайс была милостива к дейтрийской разведчице.

   У Тайс родилась другая идея. Девушка устремилась к Ивик и Санне.

   – Девочки, мы говорили с другими по поводу Лайны. Я считаю, в последнее время она работает недопустимо небрежно! Подумайте, она постоянно забывает занести в документацию то возраст, то причину смерти... И грязь разводит! Вечно после нее неубрано. Уже все жалуются. Как вы думаете?

   – Да, – неуверенно поддержала Санна, – вообще-то я тоже замечала.

   Ивик прикусила губу. Тайс продолжала горячо говорить что-то. Молчания Ивик она не заметила, и получилось, что Ивик как бы на ее стороне.

   Лайне уже за пятьдесят. Если выгонят – ни одна другая Колыбель ее не возьмет. Несмотря на опыт и квалификацию. А до шестидесяти – не так далеко. Может быть, ее возьмут к себе дети и будут кормить... хотя это не принято, и чувствовать себя она будет не лучшим образом. Ладно бы молодую выживали, а то Лайну, у которой двадцать лет стажа.

   И бред же, почему это она плохо работает? Проколы бывают у всех, в том числе, у самой Тайс.

   Но возразить Тайс – просто самоубийство. Все равно, что начальству возражать. С начальством девушка на короткой ноге. Сама быстро окажешься на месте Лайны.

   Ивик попрощалась с коллегами и, погруженная в мрачные мысли, доплелась до метро.

   Вот ведь знаешь, что ты дейтра, агент, и что вся эта мышиная возня тебя в принципе не интересует. Досадно, конечно, если выгонят с работы, будут нарекания отдела обеспечения – тебе обеспечили рабочее место, а ты подводишь. Но это мелочи, это не фатально.

   Но ведь только сегодня почти что своими руками убивала людей. Живых людей, нонкомбатантов, безобидных, которых жаль. И не ради Дейтроса, и не ради идей каких-нибудь. Просто – потому что за это деньги плОтют.

   Господи, неужели ей не могли подобрать какое-нибудь более приличное место работы? Продавщицей, сиделкой, уборщицей...

   Она была бы довольна, счастлива, как вот Хэла, и философски относилась бы к существованию Колыбелей. Все там будем, и лучше уж так, чем в муках.

   Ивик прошла пешком остановку, чтобы заложить для Кельма тайник – тюбик губной помады с встроенной карточкой, под одним из кирпичиков каменной клумбы на бульваре. На карте – шифровка, полученная сегодняшним сеансом связи, который Ивик провела до работы.

   Может быть, завтра они смогут встретиться. Или послезавтра. Тогда станет легче. Тогда точно, наверняка станет легче.

   Кельм прочитал шифровку прямо при ней. Вставил в свой эйтрон, предварительно выйдя из сети – и читал. Ивик наблюдала за его лицом. Когда Кельм рядом – все хорошо. Нет никаких проблем, никаких переживаний. Любовь моя, пока мы вдвоем – ни боли, ни смерти нет...

   А женщина, которая вместе с Эрмином попала в плен, умерла. Дарайцам не удалось ее спасти, раны слишком тяжелые. Ее звали Кара, сказал Кельм. Может быть, так для нее и лучше.

   Кельм хмурился, глаза его, как всегда, блестели, шрамы выделялись чуть резче, похожие на морщинки. Поднял голову, посмотрел на Ивик.

   – Знаешь что? Они там с ума посходили!

   – А что такое? Что с Эрмином?

   – Про Эрмина – молчок. Как и следовало ожидать. Они мне новое задание выслали. Не понимаю, за кого они меня держат? Иногда мне кажется, они думают, что я какой-то дух всемогущий. Или серый кардинал при местном правительстве...

   – А что они тебе поручили? Или это мне нельзя?

   – Думаю, можно. В общем, на этот раз нужна информация. И не какая-нибудь, а о дельш-излучателе...

   – Э-э-э... погоди... я не знаю, что это такое.

   – Не знаешь. Правильно. В Дейтросе разработка этого излучателя ведется пока еще тайно. Он не вышел из стадии эксперимента, не стопроцентно доказана его безвредность для живых организмов. Но Хессет тайно разрешил эксперименты. Видишь ли, это такая вещь, которая может реально перевернуть мир. И думаю, обязательно перевернет. Ты же знаешь, что такое дельш-излучение?

   – Конечно. При переходе в Медиану тело подвергается... я помню.

   – Так вот, оно еще воздействует на облачное тело, повышая его подвижность. Эти лучи уже получают искусственно, и уже создан экспериментальный излучатель. Если под поле этого излучателя поместить землянина, триманца – можно добиться того, что триманец сможет ходить в Медиану.

   – Вот это да! – вырвалось у Ивик.

   – Я сам об этом знаю случайно. Было у нас одно дело, связанное с этим. А вот теперь, говорят, есть слухи, что в Дарайе тоже разрабатывается такой излучатель. Научный прогресс идет параллельно. Может быть, они у нас сперли идею. А может быть, сами открыли. Я должен выяснить, ведутся ли такие работы, и на каком они этапе. Но откуда, скажи на милость? Я всего лишь пленный дейтрин, консультант рядового лиара. Меня на выстрел не подпускают к перспективной технике...

   – Они, наверное, не только тебе дали такой запрос...

   – Наверное. И наверное, я сам виноват. Высовывался не в меру. Помнишь историю с микроатаками?

   – Да, конечно!

   – Так вот, так вышло, что я об этом узнал и сообщил в Дейтрос. Наши разработали защиту до того, как эти роботы впервые были применены...

   – О Боже! Кель!

   Ивик смотрела на него расширенными глазами. Ничего себе! Вот так общаешься с легендарным великим человеком, даже спишь с ним – и ничего не подозреваешь.

   В Дарайе разработали саморазмножающихся роботов микроскопических размеров (повсюду подбираются к нанотехнологиям, но пока они остаются недостижимой мечтой, однако и более крупные роботы могут применяться в военных целях). Их легко пронести на себе через Медиану, попав в Дейтрос, они могли бы произвести серьезные разрушения, да что там – уничтожить весь мир.

   К счастью, обычный электромагнитный импульс выбивал этих роботов надежно. Теперь любое подразделение гэйнов и гэйн-велар снабжалось соответствующими генераторами. Правда, вылетала и собственная электроника, но это меньшее зло.

   Образцы роботов были доставлены из Дарайи, на них проведены эксперименты. Дейтрос в очередной раз спасен от гибели.

   Оказывается, информацию о новом оружии, его образцы – все это достал не кто иной, как Кельмин иль Таэр. Будущий великий разведчик – потому что разведчики становятся великими, лишь прекратив свою деятельность.

   – Ну ты даешь... – только и выговорила Ивик. Кельм слегка самодовольно улыбнулся.

   – У меня просто есть связи. Я об этом побеспокоился. Сейчас, правда, задача поставлена более сложная, придется подумать.

   Ивик обняла его.

   – Я же говорила, что ты герой. И таких, как ты, не бывает.

   – Да перестань, Ивик. Я просто хорошо работаю. Это вот таких, как ты – не бывает.

   Очередной раз мир сдвинулся с оси. Ивик опять перестала понимать мир, и теперь уже оставалось лишь покорно ждать, когда понимание вернется само по себе.

   "Клячу истории загоним", писал один поэт из России. Историю можно было сравнить уже не с рысаком – со стратосферной ракетой, и самое интересное – что ты находишься внутри этой ракеты. Ты уже давно перестал бояться. Но и любопытства уже нет, ты просто ждешь – грохнется, не грохнется...

   К чему приведет выход триманцев в Медиану? Ивик так и так взвешивала эту возможность и понимала, что для Дейтроса здесь – в основном плюсы.

   – Ведь это будет хорошо, как ты считаешь? – спросила она Кельма. Только лично с ним и поговоришь по-человечески. Через сеть нельзя – любой разговор могут отследить.

   А сейчас они в порядке исключения сидели в квартирке Ивик. Кельм обшарил все стены сканером, на всякий случай – Ивик и сама регулярно чистила квартиру и предпринимала обычные меры предосторожности. Они пили чай на кухне, за маленьким столом, покрытым клеенкой из супермаркета.

   – Насколько мне известно, Хессет долго заседал по этому поводу. Наконец решили допустить исследования. Плюсы для Дейтроса очевидны. Снимается миссия защиты Тримы. Мы можем сконцентрироваться на себе, обороне собственных границ. Даже если триманцы вступят в военный союз с Дарайей, отбиться мы сумеем. Триманская церковь сама разберется, на ней Святой Дух. Если, конечно, триманцы смогут вступить в игру как полноправные участники. Технически они достаточно развиты, и думаю, быстро подтянут уровень до дарайского и нашего. Короче говоря, Дейтрос сбросит с себя тяжелую ношу. Естественно, это хорошо, это плюс. Мы будем строить новую жизнь, обороняться, расти. Поэтому излучатель разрабатывают. Насколько мне известно, он планируется как всепланетный. То есть установят на полюсах Земли, запустят, и через сутки триманцы откроют для себя Медиану. Разъяснительная работа также будет проведена. Вероятно, до запуска излучателей выберут референтную группу, объяснят все ей...

   – Да, с одной стороны хорошо, – согласилась Ивик, – с другой... для Дейтроса это неизвестно чем кончится.

   – Почему? – удивился Кельм, – что же тут может быть плохого?

   – Ну посуди сам. Все это время мы жили с идеей защиты Тримы. Простая, в общем-то, идея, незамысловатая. Но все дело в том, что человеческое общество не выживает, если цель и смысл его существования заключаются лишь в самом этом существовании. Должен быть сверхсмысл, сверхцель, то, ради чего выживание можно отодвинуть на второй план, даже выживание всего общества. И кроме этого, должны быть понятные каждому пути достижения этой цели. Например, если поставить целью достижение Царствия Небесного, то вряд ли общество примет такую цель – непонятно, как именно его достигать, особенно в массовом порядке.

   – Угу, это понятно. Причем для Дарайи такая сверхцель – защита от Дейтроса. От готанизма и тоталитаризма! Дейтрос и готанизм – это одно и то же, ты же знаешь. Эта перманентная война необходима Дарайе. Она никогда не кончится.

   – А для Дейтроса такой сверхцелью была защита Тримы. Трима дороже всего. Даже жизни всего Дейтроса, как мы это уже однажды доказали. Дейтрос – это наше тело, а Трима – душа. Ради спасения души нашего народа сам знаешь, на что мы были готовы.

   – Понимаю. Ты хочешь сказать, что если не станет этой сверхцели, если мы не должны будем защищать беспомощную Триму, то...

   – Нет, конечно, сверхцели придумать можно! Но – придумать. Мы с тобой оба работали в России, в бывшем Советском Союзе. Ты понимаешь, что там произошло? Общество потеряло сверхцель. В 60е годы. Причем сверхцель как бы существовала. Она была. Ее формулировали, например, фантасты. Построение коммунизма... в общем-то, мы тоже мечтаем о светлом будущем. Но народ уже не воспринимал эту цель всерьез.

   – Да, действительно, это так, – согласился Кельм. Аккуратно перевернул свою чашечку, – но я никогда не понимал – почему. Я считал это следствием информационной атаки извне.

   – Информационные атаки не страшны обществу, у которого есть реальная сверхцель. Смотри, как нас всегда атаковали... И ничего. Я думаю, знаешь почему у них не получилось с коммунизмом? Кстати, чайку еще хочешь?

   – Не откажусь. Ты здорово завариваешь.

   Ивик покраснела от удовольствия. Она обожала, когда Кельм хвалил ее хозяйственные способности. По правде говоря, это случалось нечасто. Она взяла заварочный чайник, принялась наливать. У нее дома Кельм позволял ухаживать за собой, как гость, и это было приятно.

   – Так вот, почему с коммунизмом не вышло... Да потому что их коммунизм... если почитать Стругацких и Ефремова – ты же читал, да? Это наиболее талантливые творцы, описавшие мир будущего. Так вот, их коммунизм свелся все к тому же выживанию, росту и материальному благополучию собственного мира – только в мировом и космическом масштабе. В одной из книг, в сатирической книге, Стругацкие описывают модель идеального потребителя, существо, обладающее всеми возможными в мире потребностями. Помнишь?

   – Ага... кадавр заграбастал все материальные предметы, до которых смог дотянуться, а потом свернул пространство и закуклил на себя время...

   – Ему они противопоставили мыслящего и чувствующего человека. Но ведь

   человечество будущего в их исполнении – такой же кадавр.

   – Интересно! А в чем, например, могла бы заключаться их сверхцель?

   – А сверхцель не может быть вечной, на все времена. Она и должна меняться. Советские фантасты исходили из того, что коммунизм уже почти наступил, и все, что осталось решить – это что делать, когда совсем уже станет скучно. Между тем на Земле – войны, голод, нищета, неравенство... А они будто не видят этого, не понимают, что вот это – и есть сверхцель. На сегодняшний день. Освободить человечество. Как его освободить, как сделать, чтобы на Земле каждый ребенок питался досыта и ходить в школу... А они решают проблемы послезавтрашнего невозможного бытия.

   – Хе, Ивик, так если бы они начали решать современные проблемы всерьез – началась бы большая война

   – Тоже верно. Мы вот тоже не хотим войны... но куда деваться?

   Ивик снова наполнила чашки. С Кельмом интересно разговаривать – он все понимает с полуслова. Он неизмеримо умнее ее во всех вещах, касающихся практической жизни, логических задач, сообразительности. Но когда начинаешь рассуждать о таких вот вещах – общество там, история, философия разная – Ивик чувствовала себя с Кельмом на равных. И это опять же не вызывало никаких комплексов ни у кого. Какая вообще разница, кто умнее, сильнее, больше знает? Мы что – на соревнованиях или устраиваемся на работу в дарайскую фирму?

   Главное, что нам хорошо вместе, подумала Ивик.

   – Есть опасность, – сказала она, – Дарайя тогда начнет информационное наступление, они уже не такие идиоты – и многих из нас просто купят. Докажут превосходство собственного образа жизни. Ведь они реально богаче. Посмотри на наших эмигрантов. Вон на моих соседей. Их купили – за стенку, ковер и некоторые удобства на морском курорте, которого нет на курортах Дейтроса. Они не будут больше нас убивать, Готана уже нет – они нас купят.

   – Меня же не купили. Тебя тоже. Если бы это было так просто, они могли бы любого пленного из наших просто купить. А посмотри, что они делают с пленными.

   – Потому что у нас есть то, что не продается, что они ни за какую цену не могут купить – Огонь. А если брать остальных, не гэйнов... Они не понимают, что такое Огонь, и зачем вообще все это. Соображения в стиле "не хочу предавать своих" отходят на второй план, потому что они ведь продаются ради своих детей, своей семьи. Это в первую очередь свои, а потом уж – весь народ.

   Ивик помолчала.

   – А во-вторых, общество, единственная цель которого – защита своей идентичности – останавливается в развитии. Ведь если важно защищать свою идентичность, так же важно и сохранять ее абсолютно неизменной.

   – Что-то в этом роде произошло и с Дейтросом. Сама по себе христианская религия консервативна.

   – Но и она меняется. Она сильно меняется, и на самом деле очень разная. В каждый исторический момент присутствуют самые разные течения, и они не только не умирают со временем – но наоборот, разветвляются и множатся. В том-то и дело, что христианство за две тысячи лет отнюдь не стояло на месте. Оно способно к развитию, к изменению. Это косвенно доказывает, что за ним – истина.

   – Знаешь что? – задумчиво сказал Кельм, – на следующей декаде я познакомлю тебя с одним человеком. Сейчас конспиративные условия позволяют.

   Ивик улыбнулась, не зная, что сказать на это.

   – Кстати, о Дне Возрождения... Это ведь на самом деле Рождество. До Готана был довольно распространенный праздник. У нас в шемате Дарайи принято в этот день отмечать Рождество. Нам разрешили. Сама понимаешь, путаница с календарем в разных мирах... Нам даже присылают с Дейтроса поздравления к этому дню.

   – Вот это да! Не знала... надо придумать тебе какой-нибудь подарок!

   – Ну это не проблема. Кстати, о подарках. Раз мы официально встречаемся, то я могу тебе и официально помочь, правда? Ты же не получаешь пособий. И если вдруг по каким-то причинам проверят твой счет, все чисто, я имею право делать тебе подарки.

   – Съезжаться нам, конечно, нет смысла, – тихо сказала Ивик. Кельм кивнул.

   – Да. Ты понимаешь, что это невыгодно. Увеличивается риск для обоих. И нам нужна твоя квартира. Так вот, о чем я... давай тебе какую-нибудь мебель подберем приличную? Раз уж ты в Дарайе, пользуйся моментом. А то – ну что ты с таким барахлом живешь? И насчет машины надо бы подумать. Даже, пожалуй, начнем с машины – она тебе и по работе не помешает.

   – А что такое этот твой Огонь? – раздался голос Илейн. Эрмин с трудом повернул голову.

   – Как ты различаешь – вот это настоящий творец, а это – нет?

   – Выйдем в Медиану, померяемся... – хрипло сказал он.

   – В Медиане – понятно, а здесь? Можешь определить, что настоящее, а что – нет?

   Эрмин был плотно прикручен ремнями к креслу. Два дня назад он пытался бежать, убил охранника, теперь его не оставляли свободным и без присмотра ни на минуту. Тихо и надсадно ныл бок, раскалывалась голова. Уже привычная боль, обыкновенная. Все эти разговоры врезались в мозг, как раскаленный нож. И снова очень хотелось пить.

   Илейн повернулась, щелкнула чем-то, зазвучала веселенькая мелодия. Вроде бы переложение одного из старых дарайских композиторов, древних, из Южно-Савайской школы – Лаира или Осселя. Переложение слишком эстрадное, с резкими перепадами, со сглаженными оттенками – но однако, играли профессионально.

   – Ты музыкант. Хороший музыкант. Можешь понять – это настоящее или нет? Есть в этом Огонь?

   Эрмин послушал. Музыка не облегчала боли, а наоборот, ввинчивалась в виски раскаленным железом. Он скривился.

   – Давай будем честными. Тебе не нравится?

   – Нет. Выключите.

   Музыка утихла. Эрмин облегченно вздохнул.

   – Но если откровенно – ты поставишь диагноз? Настоящее или нет? Есть Огонь – или нет?

   – Не знаю. Нет.

   – Нет. Хорошо. Теперь это.

   Карамельно-сладенькая мелодия колыбельной. Тоже дарайской, тоже древней. Эрмин даже глаза закрыл. Кто его знает, есть ли в этом Огонь, но мелодия оказалась приятной, звуки падали на воспаленный мозг освежающей капелью.

   – А здесь?

   – Здесь, наверное, есть, – сказал он, – не знаю.

   – Итак, в первом – нет Огня, во втором отрывке – есть. Между тем, первый отрывок исполнял дейтрийский оркестр, "Литургия" из Шари-Пала, настоящие матерые гэйны. А второй – песенка из Холидувского фильма для детей.

   Эрмин открыл глаза.

   – Вы использовали старую музыку.

   – А это неважно. Самое главное – ты, гэйн, профессиональный музыкант, не можешь определить, лишено произведение Огня или нет. Ты не можешь провести оценку...

   – Я же говорю – выйдем в Медиану и там будет видно, кто творец. А кто нет.

   – Медианные образы действительно бывают более и менее сильными. Но при чем здесь художественная одаренность?

   – При том, что все гэйны могут творить... а не гэйны – нет.

   – Это всего лишь дейтрийская идеология. Связь творчества и создания виртуального оружия есть, но она непрямая и сложная. Дарайя – свободный мир, и мы не заставляем всех умеющих творить – производить оружие...

   – Ну да, только пленных вы заставляете...

   – Да нет, видишь ли, я хочу тебе помочь. В этом цель любого атрайда: помочь человеку социализироваться, избавиться от комплексов и жить полноценно и счастливо. Ну а работа... твоя работа в качестве творца оружия докажет, что ты действительно отбросил идеологические шоры.

   – Зря стараетесь, – буркнул пленный, – я предпочту жить с идеологическими шорами. Пусть недолго.

   – Ваша пропаганда логически не выдерживает никакой критики. В Дарайе нет творцов – это смеху подобно! У нас в месяц выходит больше фильмов, чем в Дейтросе – за несколько лет. Прилавки завалены книгами. На каждом углу – оркестры и музыкальные группы.

   – Барахло все это. Это и компьютер так сделает.

   – Хорошо. Хотя ты только что доказал, что никакой разницы между барахлом и истинным творчеством в твоем понимании – нет, во всяком случае, ты эту разницу определить не можешь. Но ты же не будешь отрицать, что наука Дарайи даже несколько превосходит дейтрийскую? Во всяком случае, отставания нет... следовательно, с научным творчеством у нас все в порядке.

   – Это другое. Там совсем другая природа. Ученые в Медиане ничего не могут.

   – Да? А я вот сомневаюсь. Я сама ученый, психолог, и неоднократно испытывала взлеты вдохновения.

   Его начало трясти от холода. Озноб, что ли? Или действительно холодно здесь? Эрмин прикрыл веки – под ними словно песок перекатывался. Сколько он уже не спит? Сутки, как минимум. Какой мерзкий, противный высокий голос, как он ввинчивается в ушной лабиринт, в самую сердцевину мозга, как волнами расходится от него боль...

   – Проснись, – струйка холодной воды потекла по лицу. Он высунул язык, стараясь поймать воду.

   – Отвяжитесь, – сказал он, – буду я тут с вами дискуссии вести. Ремни отвяжите, тогда поговорим. И пить дайте. И одеяло.

   Интересно, почему он все еще обращается к тетке на "вы"? Из внушенного, как она объясняла, в Дейтросе комплекса почтения к старшим?

   Кара умерла, сказала тетка... Каре, можно сказать, повезло. У нее остались четверо детей, но все равно – повезло.

   – Убейте меня, – сказал он равнодушно, – за вину перед вашим государством. Я же виноват, правда? Я враг. Неужели вы рассчитываете, что я буду убивать своих? Что я предам Дейтрос?

   – Это нелепо, – мягко сказала тетка, – мы ведь не в игры играем, дорогой. Это реальная жизнь. Дейтрос! Ты должен осознать, что дейтрины уже много лет мучаются и страдают сами из-за этой идеологии. Ты должен помочь нам освободить остальных, раз уж тебя так беспокоит их судьба. Предательство, верность, клятвы... все это слова. Да, кстати, поговори на эту тему с Тиллом, он как раз здесь...

   Прошло какое-то время, Эрмин пытался заснуть, но охранник бил его по щекам, отчего тело дергалось, и ребра вспыхивали новой болью. Но все же теперь лучше, утешал он себя. Болит уже меньше. Теперь синяки заживают. Правда – что будет дальше? Тетка говорила о переводе в другой корпус. Говорила, что есть методы воздействия, которые не в состоянии выдержать ни один человек. Чепуха. Эрмин слышал про Кельмина иль Таэра, который, рассказывают, выдержал все эти их операции и был спасен из плена. И говорят, многие умирают, но не сдаются. Значит, выдержать в принципе как-то можно. В принципе. Только не тогда, когда это касается тебя самого. Эрмин знал про себя, что никакой особенной силы воли у него нет. Даже эта незначительная вроде боль – и то уже кажется запредельной. Кажется, так тяжело терпеть... А если она усилится в десять раз... да хоть в два...

   Послышался шорох открываемой двери. Эрмин скосил глаза и повернул голову, насколько позволял ремень на шее. Сморщился, как от кислого, и в лобную кость ударила новая волна боли.

   Эта проклятая сволочь... как его... Тилл. В люминисцентном освещении лицо дейтрина казалось очень бледным. И рядом – лицо психологини, умело наложенный макияж.

   – Привет, Эрмин, – произнес предатель. Юноша дернулся.

   – Объясните, Тилл – ведь вот у вас тоже были такие идеи, нельзя предавать своих. Вы же были хорошим, правильным гэйном. Патриотом. Но впоследствии изменили свою точку зрения.

   – Я считаю, что патриотизм заключается в том, чтобы приносить пользу своим соотечественникам, – с умным видом пояснил предатель, – дейтрины страдают от антидемократического правительства, религиозного фундаментализма, и наибольшая польза, которую им можно принести – освободить их... Дарайя – свободное, демократическое государство, высокий уровень потребления для всех, гуманизм.

   Эрмин едва сдерживался, чтобы не застонать.

   – Вы все время балаболите про гуманизм, – он не смотрел на предателя, обращаясь исключительно к Илейн, – а что вы делаете со мной? Это – ваш гуманизм? И еще этим вашим... другим корпусом стращаете...