Текст книги "Новые небеса (СИ)"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

   Талла пожала плечами.

   – Без корочек сейчас и такую работу не найдешь.

   – А на танатологов не хотите учиться? Там всего три года, и...

   – Ой, ты что! – махнула рукой Талла, – это слишком сложно. Я лично не потяну.

   – У меня сестра училась, – добавила Мири, – ее выгнали за неуспеваемость. Сейчас, правда, она место нашла – на упаковке работает.

   – Я пробовала поступить в вечернюю школу, чтобы получить диплом Свободной... Но тоже не смогла, – призналась Талла, – там так сложно... мы такого не проходили вообще.

   – Слушайте, я ведь в вашей жизни мало разбираюсь. Вы что, правда учились вместе с вангалами? – заинтересовалась Ивик.

   – Ну нет, у них отдельные классы!

   – Они с самого начала в Интеграционной... – пояснила Мири.

   – Ну да, потому она так и называется, – кивнула Ивик, – как бы интеграция вангалов в общество. Они учатся вместе с обычными детьми. Только обычные приходят уже после начальной... Те, кто в начальной не очень хорошо учился. Но получается, все-таки не вместе?

   – Да ну, вангалы – они же тупые! С ними же говорить невозможно. И рожи у них...

   – У нас нормальные мальчишки были.

   – Дрались, наверное, с вангалами? – предположила Ивик, вспомнив собственное детство. То и дело стычки... наказывали, конечно, но это не помогало. Ивик-то в драках не участвовала, но ситуацию знала хорошо.

   – Ага, с ними подерешься! Вангал как даст – так полетишь вверх тормашками. Они же здоровые. Но им запрещают драться с нами. Только друг с другом. Если кто агрессивный, так лечат сразу...

   Вероятно, подумала Ивик, формируют рефлексы – не трогать обычных людей...

   – Но программа у вас учебная та же, что и у них?

   – Ну да, программа одинаковая, учителя одинаковые. Нормальные предметы... У них только спорта больше и еще единоборство...

   – А какие предметы у вас были?

   – Да обыкновенные... Компьютер, психогигиена, основы общественной жизни, чтение...

   – Математика? – предположила Ивик.

   – Ага, тоже... до шестого класса была. Потом это... гуманология...

   – А это что? – удивилась дейтра.

   – Ну это, сексуальное там воспитание, вообще про человека, как питаться надо, про здоровье...

   – А-а. Полезный предмет, – похвалила Ивик, – а история, обществоведение?

   – Да, история тоже была. До седьмого класса

   – До восьмого, – возразила Мири.

   – Языки?

   – Какие? – удивилась Талла.

   – Языки других миров. Дейтрийский... триманские языки, Лей-Вей.

   – А-а, это... не, это-то кому нужно?

   – Это только в классической учат, – пояснила Мири.

   – Ой, они столько учатся, это же ужас! – воскликнула Талла, – у меня одна подруга, мы с ней в начальной дружили, учится в классике. Прикинь, ей еще три года учиться! С тоски умереть можно. Она каждый день сидит зубрит, как ненормальная!

   – Зато профессия хорошая будет, – заметила Ивик.

   – Это да, – согласилась Талла.

   Ивик налила себе еще чаю.

   – О brawe new world, – пробормотала она под нос, – хотите еще?

   – Нет, спасибо.

   – Нам еще надо подготовить все к утренней смене. Сейчас займемся...

   – Пальцы не слушаются, – пожаловалась Кели. Попробовала еще раз прижать струны, но отказалась от этой попытки – натертые кончики пальцев заныли от боли.

   – Тренируйся, – меланхолично сказал Ланси, – я тебе все показал. Надо тренироваться, все будет...

   Он пробежал по струнам пальцами, будто погладил клори. Нежная мелодия заполнила холл. Две девчонки, щебечущие над какими-то журналами, разложенными на столе, разом подняли головы. Ланси перешел на резкие, рваные аккорды. Запел. Кели смотрела на него с восторгом.

   Идет по улицам дождь,

   вокруг не видно ни зги...

   Кели вздохнула. Ее стихи тоже можно петь! Можно. Она знала – как. Иногда приходили даже обрывки мелодий. Если бы научиться играть, как Ланси. Она бы организовала свою группу, играли бы рейк. Почему нет? На ударнике кто угодно бы выучился. Ани бы играл на клавишах, он же может на кортане.

   Ланси все пел, раннего Ликана. Тот был тоже мальчишкой тогда, как они, работал в Лиаре... учился в интернате.

   Я грею руки чужих,

   Но про свои позабыл,

   Но обморозив чуть-чуть,

   Я как волчонок, завыл,

   Чужие руки и плоть,

   Чужие злые глаза,

   Чужой ненужный покой,

   Моя здесь только звезда...

   Дослушав песню, Кели соскочила с подоконника.

   – Слушай, у нас сейчас тактика будет... мне идти надо.

   – Ага, – равнодушно сказал Ланси и без перехода заиграл тихую, незнакомую мелодию. Кели кивнула и пошла к переходу в учебное здание.

   Она помнила, как в первое время поражал ее этот переход – огромный, закругленный сверху, с прозрачными выступами стен, между которыми вились незнакомые растения с твердыми листьями, до самого арочного потолка. Кроссовки мягко вминали пол, сделанный из полупрозрачного синего геля. А сейчас вот идешь – и не замечаешь всего этого. И радости от шикарных кроссовок, от фирменной "Таевской" сумки, перекинутой через плечо – уже нет.

   И жратва – хорошая, но в принципе, обычная. А те, кто привык ко всему этому раньше – наверное, вообще не замечают.

   Кели свернула налево, в залы, где обычно проводились занятия по тактике, и откуда позволялся выход в Медиану. Под охраной, разумеется. Хотя чего тут опасного – на самом деле дейтрины ведь никогда не приближаются к границам Дарайи, они же не самоубийцы. Разве что шпионы какие-нибудь. Так у них свои цели, не школьников же убивать. Кели ускорила шаг – похоже, поздновато. Часы она, как всегда, забыла в комнате, не привыкла носить, раньше у нее никогда не бывало часов.

   Все уже собрались, но занятие, по счастью, еще не началось. Преподаватель, дейтрин Тилл иль Кэр, скользнул взглядом по Кели.

   – Садитесь.

   Девочка проскользнула на место, отыскав свободный стул у стены. Кое-кто из одногруппников вооружился электронным блокнотом. Зубрилки... На этих занятиях главное – практика. Иль Кэр между тем что-то уже рассказывал. То, что обещал на прошлом уроке – о временнОм оружии.

   – Очень интересный и опасный подвид оружия. Но вам никогда не научиться его создавать. Манипуляции со временем доступны и далеко не каждому гэйну. Во-первых, в Дейтросе требуется специальное разрешение, нужно пройти спецкурс, прежде чем вам разрешат хотя бы мелкие манипуляции. И на каждую надо отдельно брать допуск. Но манипуляции, ограниченные только самой Медианой – допустимы. На этом и построено временное оружие. Повторяю, его могут применять только опытные гэйны, очень опытные, не молодые. Если солдаты сталкиваются с квиссанами, ожидать применения временного оружия не следует. Тем более, вы не сможете создать его сами, так как для этого мало фантазии и СЭП – надо владеть тонкой конструкцией Медианы. Однако мы займемся на сегодняшнем занятии именно этим оружием, потому что вам надо научиться создавать от него защиту. Понять принципы защиты от него...

   Кели слушала вполуха, с любопытством разглядывая дейтрина. Чужой. И совсем непохожий на тех дейтринов, которых показывают по телевизору. Нормальный человек все же. Кстати, у него светлые глаза, обычные, как у дарайца. Только волосы темные. И конечно, черты лица, скулы и все такое. Уже немолодой, морщины на лице. Но выглядит прилично, подтянутый такой, энергичный, тщательно одет. Интересно, как он чувствует себя здесь, теперь? Захотел перейти на нашу сторону... не, ну конечно его убедили как-то в атрайде. Но это значит, что он захотел, что он так решил. И конечно, он хорошо зарабатывает.

   – Вопросы у вас есть? – спросил иль Кэр. Один из парней поднял руку.

   – Я не понял все-таки принцип... как оно работает?

   Дейтрин улыбнулся.

   – Принцип довольно сложен. Возникает как бы флюктуация, пузырь, который толчком переносит часть Медианы в прошлое или будущее, обычно достаточно нескольких минут. Если гэйн при этом комбинирует оружие, он может перенести вас в будущее, и за оставшееся время подготовить что-то новое, например, огненное озеро – и попав в будущее, вы сразу угодите в это озеро. Можно и не комбинировать, просто вынести за пределы поля, но тогда нужен длительный сдвиг, то есть очень большая энергетическая мощь... Гэйн работает при этом с разными слоями Медианы, перебирая их. Для этого, повторяю, надо владеть конструкцией – а это даже объяснить непросто. А теперь перейдем в Медиану!

   Кели зажмурилась и открыла глаза уже в сером удивительном пространстве межмирья. Впервые она оказалась в Медиане лет в пять. Здорово испугалась – но тут же сумела перейти обратно. И потом все время тянуло туда. Однажды она нарвалась на патруль, ее окружили вангалы... офицер записал ее имя и адрес, и потом родителям пришлось заплатить большой штраф. После выволочки, полученной дома, Кели как-то не решалась больше ходить в Медиану.

   А здесь – можно. Официально. Она протянула вперед руки, и на ладонях возникла фонтанчиком струйка золотого песка. Меняя цвет, она расширилась, заиграла, заблестела... Кели вдруг заметила, что все молчат и смотрят на нее. И преподаватель смотрит как-то странно. Смутилась и убрала руки.

   – Очень хорошо, – похвалил дейтрин, – ничего страшного, я потом дам вам всем время на то, чтобы просто поиграть. В Дейтросе это разрешается. Игры в Медиане – это очень полезно для СЭП, для развития фантазии и мастерства. Ну а теперь давайте займемся временнОй защитой... прежде всего вам нужно понять следующее – как именно происходит перенос во времени...

   Преподаватель объяснил механику. Кели показалось, что она поняла. Иль Кэр велел создать защитную сферу. Сфера может выглядеть как угодно, все защитные сферы похожи – но важны их свойства, то, от чего именно они защищают. В данном случае надо было просто не допустить смещения слоев Медианы. Кели вообразила реку и множество течений в ней – холодных, теплых... вода в реке слоиста. Потом представила себя в маленькой подводной лодке, скорлупке... воздух вокруг нее замерцал зеленоватым светом. И вдруг мерцание исчезло, а Кели ощутила легкий толчок.

   – Нет, – сказал иль Кэр, стоящий перед ней. Он подходил к каждому по очереди, и вот очередь дошла до Кели, – если бы я мог, я бы сейчас легко отправил тебя в прошлое или будущее. Тебе повезло, – он улыбнулся, – я уже этого не могу. А жаль, ты бы почувствовала, что такое перемещение во времени. Здесь ведь важно – почувствовать.

   Дейтрин взял Кели за руку. Его ладонь была теплой и крепкой.

   – Сейчас мы попробуем с тобой. Ты поймешь. Сейчас мы будем двигаться во времени. Делай то же движение облачным телом, что при переходе в Медиану. Пошли!

   Кели что-то ощутила. Что-то сдвинулось вокруг. Или изменилась она сама. Неуловимо. Будто невидимый свет озарил их, будто пространство мигнуло и исчезло. И снова все было как есть – вокруг ребята, тщетно пытающиеся что-то сотворить, никто не обращает на них внимания...

   – Поняла? Мы сместились на десятитысячную секунды.

   – Да... кажется, – медленно сказала она. Посмотрела в лицо дейтрину.

   А ведь с другими он не делал этого...

   Светлые блестящие глаза внимательно смотрели на нее.

   – Учись, – сказал дейтрин, – тебе это пригодится.

   – Кажется, я поняла, – сказала Кели.

   – Тогда пробуй...

   Он тратит на меня так много времени. И это уже не первый раз, вспомнила Кели. Выделяет. Незаметно, может быть, но выделяет. Может, я правда очень талантливая? Кели надулась от гордости, но тут же вспомнила, что Дина препод хвалил куда чаще, и у Дина образы получались, несомненно, лучше. Да и другие не подкачали... нет. Непонятно. Может, он педофил? И влюбился в меня?

   – Работай, – потребовал дейтрин. Кели смутилась. Ну и дура же ты!

   Она прикрыла глаза, вспоминая ощущения. Нет, не река. Река – слишком пространственный образ, трехмерный, простой. А что тогда? Как вообразить пятимерный континуум? Нет таких аналогий в нашем мире. Ну нет их! Не способен на это человеческий разум.

   Тогда – движение облачного тела.

   Кели была заключена в прозрачный куб, невидимый остальным, и там, внутри этого куба происходило движение вглубь. Так же, как при переходе в Медиану. Вообразить фигуру, получающуюся в результате этого движения. Поставить барьер. Перетянуть. Прервать.

   – Хорошо! Очень хорошо!

   Кели довольно улыбнулась.

   – К сожалению, мы не можем это продемонстрировать остальным – это не видно, это нужно понять. Не совершенно, но уже очень хорошо. Тренируйся дальше.

   Кельм отошел от девочки и довольно улыбнулся. Он каждой группе по нескольку уроков объяснял это оружие и тренировал ребят ставить от него защиту. По банальной причине – этот вид оружия на самом деле гэйны почти не применяют. Он требует очень большого искусства, и малоэффективен, учитывая энергетические затраты. Зато на занятиях можно было неопределенно долго тянуть время, расписывая ужасы временных сдвигов и тренируя ребят защищаться от них.

   После занятия дейтрин направился к переходу в лиар. Работа на сегодня закончена, надо только отправить отчет начальнику. По пути Кельм собирался провернуть еще одно дело. Он не видел Эрмина уже почти две декады. Не следовало часто встречаться. Да и не о чем говорить – пока нет возможности переправить парня домой, а все инструкции Кельм ему дал. Не маленький, пусть выполняет.

   Но незаметно, вскользь Кельм наблюдал за тем, что происходило с Эрмином. Парень поправился, во всяком случае, встал на ноги, и его поселили в одной из квартир при самом лиаре. Скромная служебная квартирка из двух комнат и кухни, раньше Кельм сам жил в такой. Незаметная охрана и наблюдение. Кураторства Кельму не предложили, а сам он не рискнул напрашиваться – в нынешних-то условиях, когда он сам под подозрением. Курировал Эрмина один из дарайских офицеров. Парень уже прошел какие-то тесты и вскоре его собирались включить в работу Контингента Б – то есть вместе с Холеном иль Натом. С Холеном молодой гэйн тоже познакомился. Кельм окольными путями выяснил расписание Эрмина и знал, что сейчас, в этот момент юноша должен закончить занятие компьютерного курса – прежде чем начать работать, надо освоиться с программой, сохраняющей записи мак – образцов виртуального оружия.

   Кельм столкнулся с Эрмином в коридоре, парень уже вышел из компьютерки, прикрывал дверь. Увидел Кельма и заметно вздрогнул, на лице последовательно сменились выражения узнавания, вопроса, радости, обиды, понимания. Возможно, сторонний наблюдатель и не заметил бы всего этого, парень все же сдержался и не продемонстрировал близкого знакомства с Кельмом. Но разведчик про себя вздохнул. Сложно иметь дело с неподготовленными людьми.

   – Здравствуй, – сказал он.

   – Здрасте, – растерянно ответил юноша. Разговор шел по-дарайски. Эрмин говорил с легким акцентом, но правильно и почти свободно, лишь изредка отвлекаясь на подбор слов.

   Кельм ободряюще улыбнулся.

   – Ты в кантину? Я туда же.

   Они зашагали рядом.

   – Ну как дела? – спросил Кельм, – осваиваешься?

   – Да, – было видно, что парню нестерпимо хочется задать вопрос. Один-единственный. О Дейтросе.

   Но за ним наблюдали сейчас так тщательно, что даже тени подозрения нельзя позволить. Кельм сказал веско.

   – Не все сразу. Придется подождать, пока все желания осуществятся. Я со своей стороны, конечно, поговорю с начальством, чтобы все происходило быстрее... Но тебе нужно запастись терпением.

   Фразы были двусмысленными, но судя по выражению лица, Эрмин все понял.

   – Да ничего, – сказал он, – конечно. Успеется.

   – Ну а как быт? – спросил Кельм, – доволен?

   – Да, очень хорошая квартира... Только в город не выпускают. И облачко отдают только на время работы и тестов.

   – Это естественно. Они не могут тебе так сразу доверять. Мало ли что? А вдруг ты передумаешь, попытаешься бежать в Дейтрос, вдруг ты вообще связан с дейтрийской разведкой, – Кельм улыбнулся.

   – Я не знаю, как можно доказать, что это не так.

   – О, они это могут. Ты ведь уже прошел некоторые тесты...

   По лицу парня пробежала тень.

   – Гадость... да, я согласился сотрудничать, но это... все равно гадость.

   – Что поделаешь? Мы все проходили такие тесты. Пойми, у них нет другого выхода. Ну и... детекторы лжи, наркотики, в общем-то, все, что делалось в атрайде – все делается и сейчас. Только уже для того, чтобы убедиться в твоей искренности.

   – Я понимаю, – сказал Эрмин.

   Они спустились по небольшой лесенке. На площадке у кантины курила кучка офицеров – они проходили очередные курсы повышения квалификации. Занятия у них вел, кажется, Холен. Лицо Эрмина чуть перекосилось. Господи, подумал Кельм, неужели он действительно успешно проходит все эти тесты... он же даже ненависти скрыть не может. Даже в такой ситуации.

   Впрочем сейчас нет необходимости ее скрывать. Ненависть к дарайской армии для пленного вещь вполне естественная.

   Ходячая мина, уныло сказал себе Кельм. Мина, на которой я сижу. Одно неосторожное движение, случайность – и мы взлетаем на воздух оба. Понятно, что мне не хотели давать разрешения на его спасение...

   И все равно Кельм знал, что поступил правильно. Они взяли подносы, встали в очередь, кантина была полна тех же офицеров, у окна с бежевыми завесями, за длинным столом расселась группа вангалов, совершенно одинаковых на вид, квадратные лица, квадратные плечи. И ложками они орудовали как по команде – раз-два, раз-два, поглощая один и тот же бобовый суп.

   Офицеры по сравнению с ними выглядели утонченными интеллигентами.

   Кельм набрал себе на поднос салат из зелени, кукурузный салат, шрек – толстый мясной блин с чесночной подливкой, рассыпчатый рис. У Эрмина откровенно разбегались глаза, в итоге он взял то же, что и Кельм. У самой кассы пришлось ждать. Кельм сказал негромко.

   – Позже, когда ты начнешь работать, мы с тобой будем иногда встречаться. Я, видишь ли, консультант, то есть через меня также будет проходить и твоя продукция. Иногда надо будет что-то обсудить...

   – Честно говоря, – Эрмин прямо взглянул на него, – работать не очень-то хочется...

   – Что поделаешь, это плата. Потерпи, – Кельм ответил таким же прямым взглядом. "Это приказ. Выполняйте, гэйн". Эрмин шевельнул ресницами – "есть", и отвел глаза. Кельм протянул кассирше карточку. Посмотрел в зал, ища знакомых – и увидел за одним из столиков Холена. Преувеличенно бодро помахал рукой.

   – О, а вот...извини, – обратился к парню, – у меня тут приятель. Ну ладно, еще увидимся.

   Хлопнул Эрмина по плечу, слегка сжал на плече пальцы, и поддерживая поднос одной рукой, стал пробираться сквозь толпу.

   Холен был слегка удивлен тем, что Кельм сам к нему подсел. Обычно тот не демонстрировал желания общаться. Даже избегал Холена.

   – Сейчас разговаривал с новеньким, – сообщил Кельм, аккуратно разрезая шрек, – парень недовольный какой-то. Понятно – тесты проходит. Тяжело, наверное.

   – Да уж, как вспомню эти тесты, – поддержал Холен.

   – Действительно, неприятно, – согласился Кельм.

   – Неприятно! Не то слово... вот чего я не понимаю, если честно! Зачем они так-то? – Холен понизил голос, – ведь все же вывернут наизнанку... все надо оплевать, от всего отказаться. И еще при этом замеряют, замеряют, без конца эти ассоциативные допросы , вопросники какие-то, приборы... Ну ладно, ну вынудили согласие. Добились своего. Но зачем вообще все рушить в человеке...

   Кельм пожал плечами и ответил холодно.

   – Думаю, понятно, что просто так нам верить не будут. Что нужны какие-то доказательства... искренности. Поэтому первые полгода, а то и дольше, нет и свободы перемещения... Вот когда ты уже начнешь делать оружие, работать против Дейтроса – тогда все свободнее.

   – Так ведь и так достаточно, разве нет? Как только я начал работать против Дейтроса, так путь назад мне и закрыт. Мне же все равно деваться некуда... Если мы назад вернемся, нас же там тоже расстреляют. Зачем же эти тесты еще...

   – Ну думаю, по сравнению с атрайдом это все-таки значительное улучшение, – сказал Кельм. Холена передернуло.

   – Тут ты прав. Это да.

   – А ты знаешь, меня и сейчас иной раз проверяют, – небрежно сказал Кельм, – особенно в последнее время... а ты не замечаешь ничего такого?

   Холен подумал.

   – Да нет вроде... хрен их знает.

   Он вытерся салфеткой, скомкал ее, бросил на поднос.

   – Планы на вечер есть? Скучно... не знаю, чем заняться.

   – У меня, к сожалению, планы есть, – сказал Кельм, – не понимаю, чего тебе скучно? Мы же не в Дейтросе, мы в Лас-Маане. Деньги вроде есть. Неужели заняться нечем?

   – Да не знаю. Обрыдло все. Ну ладно, пойду я тогда...

   Холен поднялся и зашагал к выходу, прихватив поднос.

   Кельм задумчиво смотрел ему вслед. По его расчетам, Холена уже давно должны были арестовать.

   Прокола быть не должно. Тот факт, что Холен все еще оставался на свободе, имел три причинных возможности.

   Во-первых – на это Кельм не рассчитывал – дарайцы могли оказаться идиотами и вообще не заметить брошенного следа, а все еще раскручивать воображаемого родственника Кибы, которого Кельм послал в атрайд вслед за мнимым Холеном.

   Во-вторых, и это был наихудший вариант, он прокололся где-то, или же прокололся его агент, и психологи атрайда установили, что посетитель лишь выдавал себя за Холена. Может быть, маскировка все же оказалась недостаточной, или у него незаметно сняли еще и пальчики.

   В-третьих, дарайцы не обязательно должны арестовать подозреваемого сразу. Кельм и сам на их месте поступил бы так же. Просто усилил бы слежку и наблюдение.

   Попытка выяснить у Холена, не замечает ли он слежки, не удалась. Может быть, слежки нет. Но скорее, Холену она просто безразлична – с ним ведут нейтральные беседы, подсовывают невзначай практические тесты, ну а жучки, камеры, наружка, что они там еще применяют – всего этого Холен не видит, потому что никогда и не готовился к этому.

   Досадно, подумал Кельм. Придется подождать еще. В конце концов, главное – получить информацию от Кибы и передать ее в Дейтрос, а там уже будем задумываться о своей безопасности.

   Холен иль Нат не считал себя предателем.

   Никогда не ассоциировал это слово с собой. Да, "с какой-то точки зрения", наверное, он таковым был. И если бы Холену такое обвинение кто-нибудь выдвинул, он не нашелся бы, что ответить.

   На это невозможно ответить словами. Если было бы можно передать картину, изобразить это – и желательно добавить ощущения... Он даже что-то такое пытался перенести на бумагу, углем, карандашом, давно уже, в самом начале, когда только начал работать в Контингенте Б. У него даже получалось – но все эти рисунки он потом порвал на мелкие клочки и спустил в мусоропровод.

   Страшно. И показывать – некому.

   Потому что гипотетическому обвинителю показывать это было бы все равно бессмысленно. Обвинитель смотрел на Холена из мрака рыбьими глазами, не меняя выражения лица. Можно изобразить отчаяние, ужас, боль, боль, нечеловеческую боль, и не просто так несколько минут боли, а часы, дни, недели... боль, которая не прекращается никогда. Рассказывать о прессе, об асфальтовом катке, о физических законах, которые неизбежно распластают тебя в тряпку, сопротивляйся им или нет, и можно умереть – но ведь тебе и этого не дадут. Отдать жизнь за Дейтрос? Он бы отдал. Но ни одно тело не может сопротивляться давлению гидравлического пресса. Оно все равно, неизбежно будет сломано и раздавлено.

   Можно рассказывать, что это такое, когда тебя пытают– но обвинитель не поймет и не услышит. Он начнет вспоминать про каких-то фантастических героев, которые якобы – а кто проверял, кто знает, кто измерял меру страдания – и это преодолели, он скажет, что ты был Должен, что это твой Долг. Единственный способ заткнуть такого обвинителя – это положить его самого под гидравлический пресс.

   Но Холен не обвинял себя. И знал, что ни один нормальный человек его обвинить не сможет.

   Предатель – это тот, которого купили. Деньгами или обещаниями. Или пусть даже запугали угрозами. Это – тот, кто принял сознательное решение. Иуда продал Христа за серебреники. По собственной, личной инициативе. Предатели – это те эмигранты, которые за деньги рассказывают о Дейтросе гадости. Не из страха даже – просто за деньги, чтобы жить чуть-чуть получше.

   Но никак нельзя считать предателем того, чьи кости перемолол гидравлический пресс.

   Деньги, если быть объективным, Холену тоже заплатили. Неплохие. Он сидел в собственной гостиной. Отличная квартирка – три комнаты, наверху – огромная студия, мечта, оборудование, мебель, подсветка, диваны для отдыха. И он уже почти выплатил кредит за эту квартиру. Хотя так до конца и не понял, зачем она ему одному – такая огромная.

   Холен поднялся по лестнице в студию. Раз есть деньги, то почему их не тратить? Но ведь не из-за денег он согласился работать. Сотрудничать. Ему тогда само это слово было омерзительно. Просто не было другого выхода. Реально – не было, и все. Наверное, герои бывают. Возможно, это сказки, или точнее – просто у каждого человека своя мера, свой предел, за которым он ломается, но бесконечным этот предел не бывает ни у кого. Но Холен – нормальный человек. Не трус, он много лет служил, воевал, вел себя вполне достойно. Не слабый. Не корыстный. Просто обычный, нормальный человек. И ему очень не повезло в жизни.

   Кстати, он до сих пор считал, что да – не повезло. И будь у него хоть какая-то возможность – он вернулся бы в Дейтрос. И плюнул бы на все это потребление, на роскошь, на студию бы свою плюнул...

   Вернулся бы к Лите, к детям, к друзьям... О них Холен старался никогда не думать. Это было не просто больно – невыносимо больно. Это тоже было пыткой.

   Яркий, почти дневной свет вспыхнул под высоким потолком , простор засиял. Длинная зала, полукруглые окна с вьющейся зеленью, сейчас затянутые белыми жалюзи. Холсты – на стенах, на подрамниках.

   Этой мастерской хватило бы на всех художников их шехи или даже всей части... Все богатство – ему одному.

   Стеклянные шкафы, на полках – растворители, разбавители, лаки, грунты, масла, наборы красок, пеналы с кистями, масленки, палитры, щипцы. Чистые холсты – разного размера, фактуры. Все для графики – карандаши, угли, растушевки, бумага...

   Бейся о стену головой...

   Он любил писать по ночам – пишется хорошо. Нет дневного света, но и это здесь не проблема: линия оранжевых и голубых люминесцентных ламп сверху, за рабочим местом, и линия – сверху слева. Мольберт – пустой сейчас, но шендак, какой же он удобный, ведь нарадоваться не мог поначалу, и регулируется, и двигается как угодно; а в Дейтросе-то подрамники на самодельные подставки ставили, чуть не на стулья...

   Длинный стол, раскиданы угольки, пользованные растушевки, кипа листов. Холен стал перебирать их. Шендак, сколько он уже сюда не поднимался – неделю?

   Наброски были неплохие. Он их делал месяц назад. Или два? Кажется, в начале осени. Пытался реализовать идею, задуманную еще в квенсене, давным-давно. Все не доходили руки, не хватало времени. Игра света и тени. Лицо девушки на границе мрака. Он реализовал это в Медиане, с Литой. Было очень красиво. Но давно. Сейчас он не видел того света.

   Но наброски хорошие, профессиональные. Анатомически правильно показанный поворот головы и плеч. Мышцы, изгибы, впадинки. Лицо не то дарайское, не то дейтрийское – что-то среднее. Живая, не кукольная красота. Реалистичная, но не фотографическая манера...

   Он мог бы зарабатывать деньги, рисуя рекламу. Или художником-иллюстратором – для хороших, академических изданий; для интеллектуальных журналов; мог бы рисовать персонажей мультиков и компьютерных игр. Он все еще прекрасный художник, профессионал, и останется таковым всегда. Ремесло никуда не делось.

   Но таких художников и здесь полно, конкуренция высока.

   К тому же, у Холена и так есть профессия, и другую ему – по крайней мере пока -выбрать даже и не позволят.

   Рука дрогнула, он выронил листы. И не хочется этим заниматься. Да, он это умеет. Но не хочется. Давно уже нет желания. Может, надо как-то начать – и пойдет... Может, надо дисциплинировать себя. Ведь и в Дейтросе бывало всякое, иной раз и не идет, но потом что-то сдвигается внутри, и – снова горит Огонь.

   Сейчас – не поможет ничего, он это знал. Давно убедился на опыте.

   Знакомая тошнота подступила к горлу. Холен быстрым шагом вышел из комнаты. Спустился вниз. В такие вечера надо либо резать вены, либо срочно уходить из дома. К счастью, эти вечера случаются редко.

   "Трога" ждала его в подземном гараже. Холен открыл дверцу, сиденье мягко спружинило под ним. Неслышно завелся мотор, кондиционированный ветерок приятно коснулся лица. Холен рассеянно коснулся панели управления, и машина вынесла его на поверхность, сквозь раскрывшиеся автоматические створки ворот.

   Он включил радио – веселенькую дарайскую музычку. Холен не был музыкантом, в первое время его ошеломляла их эстрадная манера, показалась яркой, необычной, значительно лучше всего, что он слышал в Дейтросе. Позже он понял, что никаких других вариантов в Дарайе нет – включи любую группу и услышишь приблизительно одно и то же. Эффект новизны стерся. Даже старинные классические вещи они переигрывали в той же манере, убивая последние проблески огня, когда-то испытанного композитором.

   Но какая разница, что слушать? Лишь бы только не тишину...

   Это был один из советов психолога. Холен давно уже лечился от депрессии. Не настоящей, биохимической, но ведь ему-то какая разница, от чего мучиться? Таблетки не спасали. Нужна была психотерапия. И она помогала – Холен ведь не спился, не покончил с собой.

   Психолог искренне не понимал его. И многие здесь, Холен это знал, не поняли бы. Да что там – он сам себя не понимал. Чего ему не хватает?

   Сознания вины – нет. Не считал он себя виноватым. К производству мак относился как к неизбежному злу. Да и так ли уж много вреда дейтринам принесут эти маки? Ему не надо воевать против своих, а вангалов вооружать – все равно они неизмеримо слабее гэйнов.

   Все нормально. Так сложилась жизнь.

   Работа – не лучше, но и не хуже любой другой. По крайней мере, сидишь в тепле и занимаешься творчеством. Патрули в Медиане куда тяжелее. Если в патрулях была какая-то романтика, за 15 лет службы Холен перестал ощущать даже ее тень. Нудная, физически тяжелая, почти ненавистная рутина, ежедневное преодоление себя. Нынешняя работа легче и приятнее.

   Есть деньги. Приличные, очень неплохие по здешним меркам деньги. Он ездил в отпуска – на море, в горы. Болтался на пляже, флиртовал с красивыми блондинками, снимал девочек-вангали, пробовал местные вина. Дивился природным и рукотворным красотам. После отпуска возвращался посвежевший, веселый, почти счастливый – но ощущение покоя очень быстро уходило, словно вода в песок.