Текст книги "Новые небеса (СИ)"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

   А так Дарайя – красивый, хороший, добрый мир. Безопасность. Счастье.

   И этот мир мы хотим взорвать, подумала Ивик. С минуту она держала в голове только эту мысль, неприятную, словно чужеродную. И поняла, отчего ни разу – и даже сейчас – не испытала в Дарайе хотя бы относительного покоя.

   – Вот смотришь вокруг, – сказала она, – все так хорошо, красиво. Богато. Люди вроде бы счастливы. Их жизнь устоялась, они довольны. А мы хотим это все уничтожить.

   – А они, довольные, регулярно уничтожают нас, – заметил Кельм, – Ивик, ты что? Это противник. Прорывы дейтрийской границы по статистике – два раза в неделю.

   – Надо мыслить шире, – сказала Ивик, – можно ведь и иначе рассуждать. Например, одна эмигрантка мне сказала, что в этой войне виноваты мы. Вообще в войне всегда виноваты обе стороны, сказала она. Вот если бы мы согласились на все условия дарайцев... а мы еще и Триму защищаем. Чего же мы хотим?

   – Перестать быть собой?

   – А что? Как у Достоевского: пусть цивилизованная нация придет и завоюет другую, дикую. Хорошо, кого-то они уничтожат. Но ведь не весь народ. И со временем мы будем жить примерно так же, как дарайцы...

   Кельм хмыкнул.

   – Накатать, что ли, на тебя телегу в Верс...

   Ивик засмеялась.

   – Давай, катай.

   И подумала, что ему это действительно не понятно. Он, наверное, не такой чувствительный. Ему не передается настроение и состояние окружающих. Зато у него есть опыт атрайда, и ненависть к Дарайе – даже если бы здесь не было Колыбелей и вангалов, даже если бы она была раем – у него в крови, в переломанных костях, в шрамах. Не вытравить.

   Принесли десерт со сложным названием. Ивик принялась ковыряться: целая студенистая гора с белоснежной шапкой взбитых сливок; слой шоколадного пудинга, слой желе, мягких фруктов, сливочный слой, кофейный, лимонный...

   – Все равно, – заговорила Ивик, – ведь суть не в этом: сохранить свою национальную идентичность... это все слова, Кель! Уверяю тебя. Я этого накушалась еще на Триме. Словеса, громкие словеса. Нации приходят и уходят... Причем когда они уходят, то вопли о национальной идентичности и святости "нашего, родного, исконного" особенно громки. Если Дейтрос проклят, если он плох – так и пусть он погибнет. Если Бог и истина – не за нами, зачем мы вообще нужны? Зачем умирать и убивать – чего ради, ради амбиций, это наша нация, а не какая-то дарайская, у нас собственная гордость... Глупости какие. Их общество чуть получше нашего, или наше чуть получше их... у них атрайды, у нас Верс... У них Колыбели, у нас нет свободного выбора профессии... у них изобилие, но неравенство, у нас – мало всего, но зато для всех одинаково. Но простому человеку по сути все равно, где жить. Там – одни достоинства, здесь другие. Так же и с недостатками. И вот из-за этого, из-за таких пустяков класть жизнь, убивать людей?

   – Но ведь Бог и Истина – за нами, – сказал Кельм. Он взял руку Ивик, поднес ее к губам, чуть наклонился и стал целовать пальцы. Ивик замерла.

   – Ты всегда во всем сомневаешься, – сказал он, бережно опустив ее руку. Ивик кивнула.

   – Я не хочу уподобляться героям их сериалов, Кель. Они критикуют готанистов, но насколько далеко они ушли от Готана? Да никуда не ушли. Разве что нет той совсем уж одиозной жестокости. Но если мы сами – только ради какого-то там "национального проекта", ради "своих" – не лучше ли для этих же "своих" будет подчиниться и не воевать больше. Мы все время говорим – Дейтрос, братья и сестры, семья, родная земля... за спиной у квиссанов спит родная земля. У них есть родная, у нас есть... Так и будем воевать до скончания века за свои родные земли. А смысл?

   – Ты права, Ивик, – согласился Кельм, – и вообще хорошо, что ты это говоришь. Обычно не задумываешься о таких вещах. А ведь это так. У земли есть тело. И есть душа. Иногда... в особенно тяжелой ситуации... ты воюешь уже только за тело. Только потому, что там – свои, а это – чужие. Чужих надо убивать, своих защищать. Древний инстинкт, у дарайцев кроме этого, ничего и нет. Но ведь на самом деле душа важнее. Потому что она связана с Богом. Ты вот говоришь – взорвать этот мир... А мы хотим, может быть, разбудить его душу... Иногда и разбудить можно только взрывом.

   Ивик заметила, что десерт уже почти исчез. Кажется, расслабиться опять не удалось. А может быть – и шендак с ним, с расслаблением этим.

   – Как я начал работать с местным Сопротивлением, – произнес Кельм. Они лежали на раскинутом диванчике в квартире Ивик, под слепяще белым пододеяльником. Голова Ивик – на плече Кельма.

   – Все это довольно сложно. Прежде всего, это, конечно, не было моей задачей. И разрешили мне это далеко не сразу. Но я сумел убедить командование. Все началось как раз с Виорта. Ему тогда было пятнадцать. Ребятишки, они сначала рады и счастливы, что их взяли в интернат. На учебу сильно не давят, игры, обеспечение по высшему уровню... А со временем, когда Огонь начинает сдавать – они это замечают и переживают. Кто-то не замечает: не получается больше, не идет – ну и что? Есть много других удовольствий. А для кого-то это тяжело. Многие уходят на хайс, на прочую дурь... Потому что это все поначалу дает замену, повышает СЭП. Потом, соответственно, привыкание к наркоте, зависимость, деградация... Поэтому ж родители и не приходят в восторг, когда детей берут в Лиар.

   – Я заметила, – подтвердила Ивик, – интернатские считаются чуть ли не инвалидами... будто у них психические нарушения. Этого стесняются...

   – И ведь это – несмотря на деньги! Так вот, конечно, большая часть этих ребят потом жить не может. Идут в Колыбель, или просто – пьянка, наркотики, деградация. Но некоторые... а Виорт очень умный мальчик – некоторые понимают, в чем дело. Ви пришел к выводу, что я могу ему чем-то помочь. Ведь я дейтрин, и мы больше должны знать о том, что такое Огонь. Я был вынужден частично открыться ему, конечно. Но это допускается в рамках вербовки. Мы создали группу из таких же, как он. Обо мне знают всего трое мальчиков. Остальные – под их руководством. Вербовка, конечно, своеобразная – я мало для чего могу их использовать. Но в итоге из этого получилось кое-что интересное.

   – Да уж! И как ты добился того, что у них сохраняется Огонь?

   – Я, конечно, не психолог и не куратор, – усмехнулся Кельм, – но некоторые меры очевидны. Умственная и физическая дисциплина. Творческая атмосфера в группе. Но со временем я пришел к выводу, что убивает их в первую очередь отсутствие общественной цели. Нельзя творить для себя самого и только для себя самого. Пока они дети, они могут это делать для группы, для себя. Им достаточно осознания "мы – группа, друзья, мы хотим добиться чего-то большого и важного". Но потом ведь надо дать им понять, что это именно – большое и важное. Нужна конкретика. Так я вышел на изучение дарайского общества в принципе...

   – А отец Кир? Он, как я поняла, тоже связан с этим проектом?

   – Ты знаешь, – задумчиво сказал Кельм, – это было для меня удивительным открытием. Но... Получается так, что крещение – сам по себе акт крещения дарайца... в общем, оно уже – незаметным образом, конечно, но если смотреть статистику – повышает СЭП. Конечно, это не обязательно рассматривать мистически. Психологически это – клятва определенным идеалам. Ощущение причастности к Дейтросу, а Дейтрос связан с Огнем... но может быть, это мистика. Точно не скажешь.

   Он помолчал.

  – С Киром мы были знакомы до того. Я таких хойта еще ни разу не видел.

   Ивик подумала. Она видела много разных хойта. Некоторые из них казались святыми. Хотя скорее были просто яркими личностями, индивидуальностями и умели производить впечатление. Отец Кир – тоже яркая личность.

   Хотя, конечно, вызывает уважение то, что он пошел добровольцем в Дарайю. И еще, он не ставит себя выше гэйнов. В самом деле, если в миссии гибнет священник или монах, его считают святым. Но погибший в бою, даже героически погибший гэйн – это так себе, обычный человек. Если хойта вообще идет в опасную миссию, он делает это ради Господа и тоже практически святой. Для гэйна опасность и самоотверженность – норма жизни. Так уж сложилось. Так все считают. Но не отец Кир.

   Но с другой стороны, его отношение к греху. "Мужество христианина, – вспомнила Ивик какой-то дейтрийский текст, – заключается в том, чтобы назвать грех собственным именем. Честно сказать, что это – грех, и что таковые Царства Божия не наследуют"... В общем-то, тоже понятная логика и железный аргумент. Неприятная логика, но понятная. А отец Кир не такой.

   – Кир окрестил наиболее надежных, – сказал Кельм, – теперь, когда двое из них должны покинуть интернат, он возьмет их под опеку. Я не могу и дальше этим заниматься, это все же не моя задача. Я и так еле убедил командование, что должен это делать. Потом мне пришлось заняться структурой дарайского общества в принципе. Оно ведь неоднородно. Оно значительно более, как они выражаются, тоталитарно, нежели Дейтрос. В Дейтросе под коркой запретов, Верса, дисциплины – люди думают на самом деле гораздо более свободно, и разнообразие взглядов, характеров, идей куда больше. Здесь же не просто намордник надевают, здесь лезут непосредственно в мозг. И не только атрайды, психологи, но вся эта система... массовая информация. Оружие массового оглупления.

   – Реклама и все такое. Это верно, – согласилась Ивик.

   – Человеку не запрещают мыслить и творить – его просто делают неспособным к этому. И все равно здесь есть какая-то оппозиция.

   Кельм протянул руку и достал свой маленький эйтрон. Положил на колени – себе и Ивик, так, чтобы хорошо было видно. Раскрыл.

  – Схему мне, кстати, отец Кир начертил, и я с ней сверяюсь временами, полезная штука. Он тоже много размышлял о здешнем обществе и о воздействии на него. Вот глянь...

   На экранчике возникла схема. Ивик вгляделась.

  – Видишь, это само устройство дарайского общества. Наверху – правительство и бизнес. Правительство выбирается демократически. По факту это выбор из 2х партий – Социальной и Прогрессивной. Отличаются они друг от друга незначительными деталями, ведут по сути одну и ту же политику. Есть еще 4-5 партий, набирающих менее 5% голосов на каждых выборах, это разная экзотика для людей с необычными наклонностями, например, партия гомосексуалистов. На том же уровне – крупный бизнес; фактически все члены правительства – одновременно крупные бизнесмены, а владельцы корпораций официально через общественные объединения или неофициально влияют на правительство. Но это еще не все... заметь, что правительство каждые 5 лет сменяется. А вот крупные состояния навсегда в одних руках. 10% семей владеют 80% национального богатства Дарайи. Как ты думаешь, кто фактически управляет этим миром?

   – Понятно, – хмыкнула Ивик, – это еще на Триме было понятно. Там все точно так же. Там, где есть крупные деньги...

   – Поехали дальше. Далее – уровень силовых структур. По сравнению с Дейтросом он огромен. В Дейтросе у нас только Верс и подконтрольное ему управление гэйн-велар. А здесь, во-первых – собственно органы охраны порядка, пайки, внутренние войска. Гигантская армия по сути. Министерство по борьбе с терроризмом содержит и вангалов, и пайков, это всего раза в два меньше внешней армии, брошенной на Дейтрос. Второе – система психологии и психиатрии, то есть атрайды, школьные психологи, производственные, социальные, домашние, наблюдающие. Каждый человек с детства под колпаком, просвечен, за его психическим здоровьем – то есть лояльностью Дарайе в том числе – тщательно наблюдают. При необходимости корректируют. Третье – СМИ. Это индустрия, в которой талантливых людей нет – если таковые вдруг появятся, их все равно перекупит лиар. Мощная индустрия, производящая качественную, профессионально выполненную продукцию; включая рекламу, обработка мозгов в нужном ключе. Телевидение – любимое развлечение дарайцев. Альтернатив нет. На Земле есть альтернативы, есть, например, театр, встречаются и на телевидении талантливые, неординарные люди. А здесь – их нет.

   – Это я уже поняла.

   – Ну и третий уровень – собственно, люди. Да, особняком стоит армия, которая якобы защищает Дарайю от злобно-агрессивных поползновений Дейтроса. А люди... это средний класс, мелкие предприниматели и наемные работники, делящийся в зависимости от доходов. А также сиббы, ну и генетически измененный контингент.

   Ивик вдруг почувствовала ирреальность происходящего. Могла она представить такое – например, год назад? Перед прошлым Рождеством? Она еще тогда валялась в госпитале, училась ходить, скрипя зубами от боли. Обманутая, оскорбленная, но верная жена. Теперь же вот она – в постели с чужим мужчиной, и не с кем-то, а с самим Кельмом, и еще более дико – он объясняет ей основы дарайского обществоведения. И вообще они в Дарайе.

   – Ну а теперь о сопротивлении и наших возможностях. Конечно, мы работаем с сопротивлением, – вернул ее к реальности Кельм, – но мало. Да и работать почти не с чем. Дарайское правительство выбрало универсальный прекрасный способ борьбы с инакомыслящими, до которого сейчас додумались и на Земле. Способ называется терроризм. Ты понимаешь, что мы не проводим диверсий в самой Дарайе, это не только опасно, но и бессмысленно. Единственной осмысленной диверсией было бы реальное уничтожение всей верхушки бизнеса и правительства, но это невозможно, они не локализованы. Но министерство борьбы с терроризмом – а там есть, как ты понимаешь, и наши люди – содержит тайный отдел, в ведении которого – хорошо подготовленные бойцы, их задачей являются мелкие террористические акты. То есть они сами их и проводят.

   – Абсурд какой-то, – сказала Ивик.

   – Да нет, блестящая идея. Если два-три раза в год в Дарайе пустят под откос автобус – желательно с мирными жителями, взорвут энергостанцию или убьют парочку детей – это...

   – Понятно. Население в ужасе, любые меры по отношению к инакомыслящим оправданы, Дейтрос надо мочить до победного конца....

   – Ну да. Ведь все же это дейтрийские террористы! Или связанные с ними местные неугодные организации... Терроризм – это волшебное слово. Если нельзя приписать кому-то терроризм, то можно – его поддержку. Но давай теперь к самому сопротивлению в Дарайе. Во-первых, это оппозиция в самом правительстве и бизнесе. Но реальной, нормальной организованной оппозиции – нет, есть только ее иллюзия. Что нас может интересовать – небольшая, малоизвестная фракция внутри Социальной партии, они называют себя "звездными". Из-за пункта программы, который требует активно исследовать Медиану и физический космос. Но кроме этого, у них есть социальные требования: повышение пособий сиббам, выплата пособий до конца жизни; Колыбель только по медицинским показаниям; социальная защита работников... Все это, ясное дело, нереально.

   – Ну да: если сиббам повысят пособия, кто будет рожать вангалов...

   – Вот именно. И кто будет держать работников в страхе и конкуретной борьбе за рабочее место? Звездных считают кем-то вроде шутов, вечно выставляют в идиотском ракурсе, критикуют за каждую мелочь... Да их и мало, и никакого влияния они не имеют. Далее... Здесь есть христианская церковь. Вот она часто связана с Дейтросом, и это реальность. Но... узнать о ней можно лишь случайно; даже вскрытые общины уничтожают потихоньку, никаких сообщений в новостях. Да и их очень мало, Ивик. Ну и естественно, так сказать, церковь поддерживает терроризм, ты же понимаешь.

   – Естественно.

   – Далее. Еще интересная группа движений, обычно не связанных с церковью. Хотя бывают даже и связанные, но редко. Это – движения Красной Идеи. Она, похоже, неистребима и вечна, как и церковь. На Триме они представлены, например, марксизмом. Похожие экономико-социальные учения есть и здесь. В самом деле, это лишь вопрос развития общественной науки. Мы в Дейтросе тоже пользуемся похожими схемами, но мы, в отличие от Тримы, никогда не превращали науку в идеологию. Это я отвлекаюсь. Самые крупные из движений красной идеи – это... во-первых, народники. Они все опираются на низшие слои населения, но народники – в особенности. Их цель – просвещение народа, очищение мышления людей от промывки мозгов СМИ... точечное информационное воздействие. Благородная цель... невыполнимая. В глазах населения народники – это теоретическая основа терроризма. А вот настоящие террористы – это так называемые Красные Отряды. На самом деле ничего подобного они не делают, терроризмом никаким не занимаются... Но исповедуют революционную идеологию. Занимаются пропагандой и агитацией, верят в то, что когда-нибудь на Дарайе наступит революционная ситуация... кстати, большинство из них и Дейтрос тоже ненавидит и считает готанистским. А в общем-то люди хорошие. Но та же история – их мало. Лет тридцать назад о них еще было слышно, их ругали, показывали по телевидению душераздирающие сцены про жертв террора... а сейчас вообще глухо. Но красные отряды еще существуют.

   – Действительно, от тебя я впервые слышу обо всем этом. Меня ни в Дейтросе не готовили в этом плане, ни здесь я ни разу не встречала упоминаний...

   – Это замалчивают. Впрочем, этих людей и мало очень. Но они есть. А как говорили на Триме, из искры возгорается пламя. На Дейтросе не было смысла тебе это давать, ты же не готовилась к работе с местными. Ну и четвертый подвид сопротивления – это молодежные неформальные движения... их много. Их ты знаешь. Самые крупные – сьолы, невидимки, рыцари ночи. Это сейчас. Они то появляются, то исчезают. Они легальны. Под девизом "чем бы дитя не тешилось". Почему я вообще отношу их к сопротивлению... В какой-то мере они некомформны. Ясное дело, большинство– это избалованные дети ,обычно не бедные, эльфы, живущие в своем эльфийском мире... Хайс, гош, алкокрэйс с добавками. Их идеологи и создатели – это обычно наши интернатские ребята. Они талантливы, а вокруг одного талантливого человека может собраться две сотни бесталанных, но отчасти нонконформистских последователей. Вот был такой рэйк-певец, Ликан.

   – Да, я слышала... кстати, еще удивилась, потому что ранние композиции у него – вполне настоящие.

   – Так ранние он и написал, еще будучи в Лиаре. В интернате. Лет с 15 начал. Поздние – уже полная лажа. Но последователям все равно... Вокруг огня всегда садятся прохожие. Ликан ничего не проповедовал. Но он был талантлив. Фактически создатель рейковой субкультуры. Все эти треугольники, в татуировках и пирсинге, рисованные цепи на теле, налет культуры Лей-Вей; определенные виды граффити; свой язык, прически... Разрабатывали все это уже последователи. Сейчас там Огня не найдешь, а Ликан, обкуренный, разбился на машине. Все это типично... Все молодежные движения так и возникали. Большинство из них... – Кельм поморщился... – те же обыватели, даже еще хуже. Но среди этих ребятишек есть те, кто хочет реальных перемен. И живет в реальном мире, и недовольны этим миром. Не обязательно же быть талантливым, есть много простых нормальных людей, которые тоже хотят жить иначе. Их надо искать. Вербовать. Надо создать широкую сеть, которая этим бы занималась... У нас ее пока нет.

   – И ты этим занимаешься?

   Кельм помолчал.

   – Этим занимался Гелан. Но там, на другом материке. Я долго думал, как подступиться к этому, но сейчас уже занимаюсь. И получил разрешение. Нас здесь мало. И все это очень трудно. Отец Кир, собственно, тоже занимается этим же... Невольно.

   Ивик прижалась к нему, спихнув эйтрон на край кровати. Кельм с удовольствием ответил на объятие.

   – Да уж, невинными овечками нас не назовешь, – сказала Ивик, – если нас убьют, то за дело.

   – Так это же лучше, – ответил Кельм, – когда человека есть за что убить. Что же это за человек такой, если его даже убить не за что.

   Кельм не любил своего непосредственного начальника, Грая Торна, директора лиара. Когда-то Гелан, спасший самого Кельма, занимал именно это высокое положение – он был внедренцем, обладал дарайской внешностью. А Кельм – простой консультант. Спору нет, положение таких консультантов очень надежно, обеспечено, им доверяют. Но вот сделать из этого положения можно все-таки не так много. Приходится подчиняться начальству.

   Торн был Кельму неприятен. С зализанными назад белесыми волосиками на неровном черепе – Торн лечился от облысения – с длинным носом и гипертиреозными рыбьими глазами. В серой униформе лиара напоминающий какого-нибудь преданного готанского офицера из кино. Еще добавить золотой косой крест на плечи, лающую речь, хлыст на поясе.

   Но отношения у Кельма с Торном сложились хорошие. Начальник молча указал ему на стул напротив. Кельм уселся, закинув ногу на ногу.

   – Как продвигаются дела в интернате? – поинтересовался Торн.

   – Четверо, кажется, идут на увольнение. Уже старые. Естественный процесс. А так... По контингенту Б. Холен выдает хорошие маки. Один мог бы заменить весь интернат. Хотя уровень СЭП у него и был невысокий, и сейчас падает. Все-таки боевой опыт – это незаменимо.

   – А вы для чего, Кэр? Вы и зачислены консультантом, чтобы учить детей.

   – Видите ли, в Дейтросе учат не так...

   – Мы не в Дейтросе, – сообщил Торн, – у детей есть родители. Поэтому извольте работать так, как предписано.

   Кельм пожал плечами. Не спорить же.

   – Надо подумать о пополнении контингента Б. В нашем атрайде сейчас обрабатывают пленного. Но результат пока неясен. Нет ли чего-то в других атрайдах по городу? – поинтересовался Кельм.

   Торн протянул руку с сигаретой, стряхнул пепел в узорную медную вазу на широком столе.

   – Другие атрайды работают на другие лиары. Кроме того, я бы не рассчитывал на вашего пленного. Предположим, он останется в живых после обработки. Но ему 17 лет! С тем же успехом вы можете взять детей из интерната.

   – О нет, – возразил Кельм, – ничего подобного. Это дейтрийский мальчик. У него минимум три года боевого опыта. Интенсивное обучение в квенсене. Психология взрослого. Он будет хорошо работать.

   – Не знаю. Впрочем, это не наше дело, это они там, в атрайде, пусть маются...

   – Я мог бы захаживать, посматривать, – предложил Кельм, – может, лично поговорить.

   – Это мысль, – согласился начальник, – сходите. Я поговорю с Илейн, пусть она подключит вас. Надо их контролировать... Теперь о новичках – вы их проверили уже?

   Кельм вспомнил – вчера в интернат привезли еще пятерых подростков. Среди них была девочка, о которой говорила Ивик... интересная девочка. Келиан Инэй.

   В группе Кельма девочек почти не было. Почему-то. Но эта, конечно, будет в группе. Ивик просила обязательно присмотреть.

   – Да, уже проверил, – сказал Кельм, – хороший уровень, хорошие задатки. У двоих – тех, что из провинции, выраженный талант художников. Еще есть хорошая девочка, Инэй. Поэтесса. Рейковый стиль. Двое меня меньше впечатлили. Но посмотрим.

   – Хорошо, Кэр, – похвалил начальник, – быстро работаете. А что все-таки с Холеном?

   – Обычное дело, – Кельм скорбно опустил глаза, – вы ведь понимаете...

   – Не особенно. Я ведь не дейтрин.

   – То же самое случилось и со мной. Пропало желание... а без желания работать, к сожалению, о СЭП невозможно говорить.

   – Проклятый меня забери, да почему у гэйнов в Дейтросе желание работать не пропадает до самой смерти, а у вас... Может, вас надо держать в камерах на хлебе и воде и еще пороть каждую неделю?

   Кельм пожал плечами, от оскорбления чуть дрогнули уголки губ – но и только.

   – Вы покупаете нас. Там у нас Родина, там идеи, которые нам внушают с детства. А какой смысл работать на вас, сидя на хлебе и воде? Вы покупаете и платите. Но денег хватает не надолго. Есть вещи, которые не купить за деньги.

   – Что же вы продались, раз понимаете это, – поддразнил Торн. Кельм прямо взглянул ему в глаза. "Хорошенький нам предоставляют выбор". Но потом улыбнулся и сказал.

   – Может, если оклад повысить, и СЭП возрастет?

   Садясь в машину, Кельм размышлял, не стоило ли все же взять санкцию у Торна на работу с Кибой. Убедить начальство, что биофизик сделал решающие открытия в области исследования СЭП, забрать официально в лиар. Хотя это может не получиться, из атрайда так не выпустят никого, атрайд – мощнейшая сила. А контакт с Кибой тогда станет особенно затруднен.

   Нет уж, лучше оставить все, как есть. Операция продумана, если все выйдет – он убьет двух зайцев одним выстрелом.

   Дождь шел со снегом, сек лобовое стекло, силясь проникнуть в уютный, теплый мирок салона. Фары с трудом прорезали мозглую темень. Радио предупредило о пробке на третьей эстакаде – Кельм свернул в объезд. В туннель под жилыми кварталами – здесь, по крайней мере нет ледяного дождя, с усилием размазываемого по стеклу щетками. Кельм думал о предстоящей операции и чувствовал правым бедром воображаемое тепло – как если бы рядом сидела Ивик. Какая-то часть его существа таяла от нежности и беспокойства. Может, позвонить ей еще раз... да нет, на работе она. И вообще не надо лишний раз. Кельм поймал себя на том, что улыбается.

   Он ехал на встречу с агентом, своим подчиненным, которому предстояло пройти пластику внешности – а затем проникнуть в Южный атрайд.

   Мэрфел Киба все еще был похож на гнома. Но похудевшего и остриженного. И волосы, и борода коротко, аккуратно подрезаны. Изменилось выражение глаз – синих буравчиков, когда-то остро сверкавших из чащи морщин, теперь настороженно-тусклых.

   Это выражение, да еще атрайдовская одежда, пижама в серую клеточку, шлепанцы – какой там "мэрфел", профессор, уважаемый ученый; просто пациент психиатрической клиники. Старый, жалкий, смешной. Киба был необычно маленьким для дарайца, чуть не на голову ниже дейтрина. Гном. Когда они сели, впрочем, разница в росте перестала ощущаться.

   Помещение для свиданий было маленькое, с желтоватыми стенами, почти пустое – два кожаных диванчика и журнальный стол посередине. Видеокамер не было, но за непрозрачным, отливающим серым блеском окном в одной из стен, безусловно, сидели охранники или даже кто-то из психологов. Дейтрин безразлично скользнул взглядом по окну. Он был подготовлен к этому варианту.

   – Здравствуйте, мэрфел, – начал он, – я кое-что посмотрел в сети по вашим работам, и вот – захотелось встретиться с вами лично. Я имею в виду, конечно, ваши последние работы, по облачному телу...

   – Вы ведь не ученый? – уточнил гном. Дейтрин смущенно улыбнулся.

   – Нет, я всего лишь практик. Видите ли, я работаю в лиаре... вам ведь сообщили?

   – Ничего мне не сообщили. Сказали, какой-то дейтрин. Нас тут, знаете, не балуют информацией. Я даже имени вашего не...

   – Меня зовут Холен иль Нат, – сказал агент спокойно.

   Карточку на это имя агент получил от стаффина иль Кэра, вместе с легендой и инструкциями.

   – Я действительно дейтрин, но вполне сознательно работаю в Лиаре. Я сторонник демократии, свободы и гуманизма. Но дело не в этом. Как практика, меня интересует именно практический аспект. Почему такая колоссальная разница между дейтринами и дарайцами в области создания медианного оружия. Почему мы вынуждены использовать подростков, почему они со временем теряют СЭП. Почему даже признанные дарайские творцы, работники сферы искусства, не способны создать сколько-нибудь работающий медианный образ. Я консультировался с другими учеными. Мне показалось, что вы подошли довольно близко к решению...

   На протяжении его речи старик все более выпрямлял спину, поза его была напряженной, глаза нервно загорелись.

   – Вы ошибаетесь, – сказал он сухо, – я действительно написал одну работу на эту тему. Но это была сырая работа. Выводы... возможно, ошибочные. Слишком мало экспериментального материала. Словом, я не могу ничего утверждать. Кроме того, если вы удосужились ознакомиться с проблематикой, вы не можете не знать официально принятой теории расовой дифференциации.

   – Если я правильно понял, эта теория говорит о принципиальном расовом различии дейтринов и дарайцев. Оно заключается в том, что дейтрины находятся на промежуточной ступени эволюции и всю жизнь сохраняют некоторые качества, которые у человека... у дарайца проявляются только в детстве. Одно из этих качеств оказалось положительным, это способность к созданию медианных образов. Кроме этого – психологический рисунок подростка, иерархичное поведение, иной гормональный состав... я правильно излагаю?

   – Да, совершенно верно, – Киба откинулся на спинку дивана.

   – У этой теории есть слабые места, писали вы...

   – Я не готов сейчас обсуждать это с вами, – тихо сказал Киба. Агент взглянул на него с непонятным выражением.

   – Это неважно, – сказал он, – все это теория. Мне нужна практическая альтернатива. Я думаю хотя бы о том, нельзя ли... э... хотя бы часть людей сохранять на стадии развития дейтрина. Пока идет война, и это необходимо. Ведь производим же мы вангалов.

   Киба пожал плечами.

   – Очень может быть. Но видите ли, при современном состоянии науки все это прекраснодушные мечты. Реальное вмешательство в геном с целью создать творца – недостижимо. Вангала, знаете ли, создать значительно проще. Рушить – не творить. Мы пока даже приблизительно не представляем механизмы наследственности, проклятый меня раздери, мы даже не можем договориться о том, какие именно свойства фенотипа здесь работают. И потом – это к генетикам, не ко мне.

   Дейтрин огорченно хмыкнул. Повертел в руках прихваченный журнал "Вопросы психофизиологии".

   – Да и чем я могу вам помочь, я ведь не педагог, не психолог. Как ваших подростков заставить работать дольше – я не представляю. Даже если бы я и действительно как-то решил проблему различий облачных тел. У вас – обычные дарайские подростки.

   – Жаль. Я рассчитывал получить от вас... просто какой-нибудь ответ. Ответ, который поможет мне приблизиться к пониманию.

   – Ведь вы дейтрин. Вы и выросли в Дейтросе?

   – Да.

   – Вы должны что-то знать об этом. Может быть, даже больше нас.

   – Ах, оставьте. Дейтрос – это пропаганда. Дарайцы прокляты Богом, отказались от Бога, поэтому не способны творить. Вот и все, что нам долбят. Это чушь несусветная – можно подумать, на той же Триме было мало отличных творцов-атеистов. Да и у нас в языческие времена... Наука здесь ни при чем. Свойств, которые обеспечивают нашим гэйнам – заметьте, это тоже лишь небольшая часть населения – способности творить, дейтрийская наука тоже не открыла.

   – М-да, – протянул Киба, – но честно говоря, что ваша пропаганда, что наши представления об этом – недалеко друг от друга ушли. То, что у нас об этом говорится – тоже... в общем-то дремучие суеверия. Идеология... – он вдруг осекся.