Текст книги "Новые небеса (СИ)"
Автор книги: Яна Завацкая
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)
– Ничего себе книг у вас... А я тоже читать люблю. Меня библиотекарша в лицо знает. Но я старое больше читаю. Современное я больше люблю, но такая дрянь бывает... скучно.
– Да, – согласилась Ивик, – в Дейтросе много хороших книг. Но я их не могла взять с собой. А здесь у меня все из доготановской эпохи, старое. Если хочешь, выбери себе что-нибудь почитать.
Келиан жадно впилась глазами в полки. Ивик с интересом наблюдала за ней. Странная дарайская девочка. Санна, Тайс, другие сослуживицы Ивик – они не такие совсем, такой она никогда не станет. Подростки, которых видишь на улицах – тоже другие. Может, потому что Келиан – из бедных?
Чтение! А говорят, что они не читают совсем.
– Я уж думала, в Дарайе никто не читает.
– Хе! никто и не читает, – подтвердила Келиан, – у нас в школе преподы ругаются вечно. У нас еще что, а в интеграционной половина по складам читает. Но и у нас тоже... Недавно задали внеклассное чтение, книжечка-то там тоненькая, я прочитала за час... А некоторые по месяцу мучились. Уроды. Так я ж ненормальная...
– Почему ненормальная?
– Это все знают. Меня и к психу тягают каждую неделю.
– К психологу, что ли?
– Ага... ой! – Келиан встрепенулась и загоревшимися глазами взглянула на Ивик, – а вы же из Дейтроса! Мне знаете что псих сказал? Что в Медиане летать можно! Гэйны, говорят, летают в Медиане. Это правда, что ли?
– Да, конечно, – подтвердила Ивик, – гэйны и просто летают, и могут даже трансформи... превращаться, например, в птиц. Или во что угодно...
– Класс! – Келиан забыла про книги, – а вы не умеете?
– Я не гэйна, – неопределенно улыбнулась Ивик.
– Ну да, конечно... чего я... если б вы умели, вас бы в лиар взяли работать.
– А ты ходила в Медиану?
– Честно сказать, да, пробовала. На патруль нарвалась пару раз. Я даже на учете в детском атрайде состою из-за этого... хотя еще из-за предков. Там классно, в Медиане. Улет такой! Как хайс...
– А ты пробовала хайс?
– Как-то сперла у матери – она меня так отдубасила потом! А я бы хотела полетать. Как во сне.
– Да, наверное, это здорово, – задумчиво сказала Ивик, – кстати, насчет почитать. Ты читала Таллиона?
– Не-а. Дак он, говорят, чуть ли не христианин был.
– Да, но тогда же церковь еще не была запрещена. Это было сто пятьдесят лет назад! А знаешь, как он писал! Ты возьми, почитай. Вот эту. Про золотоискателей... "Белая пустыня лета". Между прочим, эту книгу в Дейтросе даже читают и издают. Мы ее изучали в школе.
– Спасибо! – Келиан прижала книгу к себе.
– Если понравится, я тебе дам еще, – пообещала Ивик. Квадратик телефона требовательно задрожал и запищал в кармашке. Ивик активировала наушник.
– Детка, это ты?
Внутри все растаяло от нежности. Ивик плотнее сжала черный квадратик мобильника.
– Привет, Тилл...
– Я тоже. Я соскучился по тебе.
Это означало: есть информация. Ивик напряглась, как сеттер в стойке.
– Мы можем увидеться...
– К сожалению, только послезавтра. Работы много. Я черкну тебе письмецо.
Фраза в такой форме означала закладку в один из тайников.
– Я обязательно проверю почту.
– Передай привет Хэле. И позвони вечером, хорошо?
"Есть", чуть не ответила Ивик. Привет Хэле – внеочередной сеанс связи. Интересно, что случилось? Она даже не узнает этого, по крайней мере, если Кельм послезавтра не расскажет сам.
– Хорошо, конечно, милый.
Никуда тащиться не хотелось. Ивик устала на работе, а ведь завтра с утра опять идти. Но что поделаешь?
Мимо Ивик прошли двое мужчин с пятого этажа, судя по синей униформе, работяг с маанского химкомбината. Униформа по рекламе знакома. Работяги с Ивик поздоровались. Лица землистые, словно помятые, не то после рабочего дня, не то от злоупотреблений вредными привычками. Внизу у подъезда, как всегда, курила стайка сиббов. Эти на приветствие не ответили. Один смачно сплюнул в лужу. Будто и не люди, и приличия даже соблюдать не надо.
До автобуса оставалось добрых минут десять, Ивик вышла рано. Над тивелом моросил мелкий дождь, дейтра раскрыла зонт. В аналогичное время года в России уже выпал бы снег, но Лас-Маан лежит почти на границе субтропиков.
На остановке ждали еще две молоденькие девчонки. Курили. Косились в сторону Ивик. Наверное, насмотрелись сериалов про дейтринов. В этих сериалах всегда присутствует дейтрин-эмигрант, смешно коверкающий слова и вечно попадающий в глупые ситуации; его жена с горящими глазами носится по магазинам и набивает дом ненужными вещами.
Ивик тоже с интересом краем глаза разглядывала девушек. Странная тут мода у молодежи. Вместо курток – что-то вроде мохнатого бюстгалтера с рукавами, а от груди до бедер тело лишь обтянуто плотной тканью. Очень узкие кожаные брюки, торчащие зады, сапоги с раструбами на голенях. Никакой косметики, хотя это им бы не повредило. Зато много пирсинга на лицах, колец, гвоздиков. Волосы очень короткие и ярко крашены, у одной в красный, у другой – в фиолетовый цвет. Эх, ну зачем, подумала Ивик, светлые волосы – это же очень красиво. Готан был неправ, но все-таки это очень красиво. Но молодежь обычно красится почему-то.
Интересно, где они учатся? Уж наверное не в классической школе, хотя всякое бывает. В свободной или в интеграционной. Хотя интеграционную в 16 лет уже заканчивают, а эти вроде бы постарше. Или кажутся постарше? Не разберешь у них. Вот Келиан выглядит на свой возраст. Ивик улыбнулась, вспомнив Келиан. Тут подошел автобус.
Для проверки тайников Ивик придумала себе маршрут. Первый тайник – у парикмахерской. Она заскочила туда, якобы узнать цены. Затем перед веселенькой урной в виде пингвина споткнулась, нагнулась перевязать шнурок и проверила тайник – в закутке под урной ничего не было. Второго тайника проще было достичь пешком – автобуса ждать еще полчаса. Второй располагался удобно – рядом с "Рони", магазином дешевой одежды. Ивик не прочь была немного покопаться в барахле. Когда-то на занятиях по дарайскому образу жизни все это потрясало воображение – горы разноцветных носков (а что такое носки для квиссана?!), длинные ряды брюк, курток, пуловеров, россыпи белья, бижутерии, сумок, кошельков – все, что душе угодно. Изобилие было таким же, как на Триме – может, чуть получше, чем в Питере, примерно так же, как в крупных городах Германии. Ивик вяло покопалась в носках. Носков достаточно. Вот новая сумка нужна. Но сумки все стоят от десяти киллов, а до получки осталась сотня и две декады. Так что нет и смысла смотреть.
Ивик купила помаду за полтора килла, расплатилась на кассе, вышла под почерневшее небо. Рано темнеет. Ивик вошла в подворотню, от вибрации ее шагов вспыхнул декоративный фонарь, красиво озарив кирпичную стену и вьющуюся вечнозеленую хвою. Ивик нагнулась, ее пальцы проникли под ящик с растениями и там, в углублении стены обнаружили пластмассовую авторучку. Ивик распрямилась, бодро зашагала дальше, развинчивая авторучку в кармане, нащупывая внутри искомую карточку с шифровкой.
Теперь ей оставалось сесть на метро и доехать до зоопарка, из окрестностей которого она планировала проводить следующий сеанс.
Питейное заведение Лавэна давно было облюбовано Кельмом для встреч с ребятами. Не только оно, конечно: чтобы не вызвать подозрений, встречались в разных местах. Да и не так уж часто.
В конце концов, ничего совсем уж криминального нет в том, что одинокий перевербованный дейтрин-консультант встречается иногда с друзьями из молодежи. Разница в возрасте – да, но "тройка" Кельма состояла из самых старших в интернате. В конце концов, в случае чего всегда можно изобразить сексуальный интерес стареющего мужчины в отношении юных мальчиков. Дараец бы даже в первую очередь заподозрил именно это.
Кельм пришел в Лавэн как бы случайно и увидев ребят из интерната, подсел к ним.
В Лавэне, как всегда в этот час, было шумно. Но удобно, что столики здесь разделены массивными белыми перегородками, и вряд ли кто-то прислушивается к разговорам за соседним столом. Кельм взял слабоалкогольного крэйса, мальчишки последовали его примеру. Никакого хвинка, хайса, вообще никаких стимуляторов – насчет этого в группе было строго. Кельм объяснил с самого начала.
– Стимуляторы действительно дают толчок, вы сами это видели и может, пробовали. После дозы СЭП может вырасти колоссально. Но если бы это было выгодно – всю армию гоняли бы в Медиану, в бой под наркотиком. Представьте, укол или затяжка – и вангал может завалить гэйна. Да хотя бы десять вангалов – одного гэйна. Но беда в том, что это не так. И не случайно в армии и у вас в интернате дурь запрещают. Во-первых, действие наркотиков толчкообразно, а не стабильно, и оно непредсказуемо. Один раз палочка хвинка даст рост СЭП, а другой – глубокую яму. Во-вторых, к ним быстро развивается привыкание. Не путайте с зависимостью, это само собой, но я не об этом. Привыкание – это требование все больших доз и ослабление действия наркотика. А первое, что ослабевает – это СЭП. Творческий подъем – это самый слабый и непредсказуемый элемент... зависимой от наркоты развалиной вы уже станете, а СЭП уже не будет совсем. Короче, если хотите со мной работать – никаких палочек.
Ребята были на удивление дисциплинированны. Никаких рычагов воздействия на них у Кельма не было. Это в квенсене можно за дисциплинарное нарушение, например, посадить под арест или навешать наряды. В самом крайнем, редчайшем случае – выгнать из касты вообще. А здесь – куда выгонять? Все на добровольной основе, а изгнанный легко может заложить остальных, но главное – самого Кельма. Остальным-то ничего особенного не будет.
Власти над ними у Кельма не было. Но они и сами подчинялись. Мотив, который привел их в группу, оказался сильным. То, что они узнали позже – еще больше укрепило решимость.
Виорт Льен, Энди Кай, Луарвег Лус.
Кельм состоял в прямом контакте лишь с тремя мальчишками. Группа делилась на два круга. В первый принимали всех желающих, но не давали никакой информации, о Кельме те ничего не знали. После проверки и испытаний, когда выяснялось, что намерения новичка серьезны, он поступал во второй круг. Сейчас этот круг, внутренний, самый близкий, состоял вот из этих трех пацанов.
Впрочем, какие пацаны? В Дейтросе 18-19 лет – взрослый человек, никому даже в голову не придет назвать его ребенком.
– Тилл прав, я считаю, – говорил Виорт, – надо что-то делать. Они же понимают, что у нас не падает СЭП, а должен падать.
– Все просто, – сказал Кельм, – вам надо уходить из интерната. Постепенно демонстрировать падение результатов.
– А как их демонстрировать-то? – спросил Энди, младший из всех и на вид еще моложе своих 17 лет, веснушчатый пацан, – типа, работать вполсилы? Создавать какие-нибудь слабые маки, не выкладываться?
– Да, конечно, – кивнул Кельм, – вы сами разберетесь, не дураки же.
– Предположим, мы разберемся, – заговорил Луарвег своим глубоким баритоном. Он выражался очень невнятно, к тому же постоянно запинался и повторял слова. Низкий мужской голос противоречил мальчишеской неуверенности в себе, – разберемся... будем делать вид, что не умеем... не умеем маки делать. Делать. Но ведь психи нас на тестах опре... определят!
– Вот именно, – подхватил Энди, который напряженно прислушивался, как и все, чтобы разобрать речь Луара, – они будут определять СЭП, а он высокий.
– Тесты можно подделать. Я объясню, как, – ответил Кельм, – в них нет ничего магического. Мы с вами пройдемся по тестам, и я объясню каждый момент. Но вот еще что важно: Энди я попросил бы пока остаться в интернате и ничего не делать. Надо подобрать еще хотя бы одного для связи, из основной группы. Если вы уйдете...
– Ладно, я останусь, конечно! – согласился Энди.
– А что нам делать после интерната? – вдруг спросил Виорт, – в Холидув, ты говорил?
– Не обязательно, – Кельм поднял свой бокал и отхлебнул крэйса, – я думаю, вам стоит закончить классическую школу и выбрать какую-то выгодную профессию. Ваше творчество не стоит слишком афишировать. Можно, конечно, и в Холидув, или в игровую индустрию, – он кивнул Луарвегу, который писал весьма талантливые сценарии компьютерных игр, – только там быстро психологи поймут, какой у вас СЭП, и вы окажетесь опять в лиаре. Ребята, поймите, вы – опасны. Вы умеете делать оружие, так, как здесь никто не умеет. Почти как гэйны. Каждый из вас уже мог бы в одиночку противостоять гэйну, даже обученному. По крайней мере, гэйну вашего возраста или младше. Поймите, каждый из вас – атомная бомба, стратегическое оружие. Вам не позволят жить просто так, если вы не будете этого скрывать.
– Я хочу быть программистом... мистом... вообще, – сказал Луар. Ребята заспорили, куда лучше идти учиться и кем работать. Кельм с интересом наблюдал за ними. Плечи его покойно тонули в мягком кресле, в руке – высокий бокал. На несколько метров вокруг никого не было, Кельм контролировал окружение, да и проверил столик сканером, видеокамер вокруг тоже не видно, слежки нет.
Дети, думал он, сущие дети. Слишком сильный риск. Командование два года назад разрешило ему это предприятие. Сочли важным. Настолько важным, что можно даже поставить под угрозу разведывательную деятельность Кельма. Но если из-за этого все провалится – он себе не простит.
А провалиться может. Первая серьезная обработка в атрайде... Только не попадайте в атрайд, всегда говорил им. Только не туда. Если жить спокойно, социализированно, демонстрировать лояльность, к тому же небедному человеку, а все они после интерната не будут бедными – атрайда легко избежать. Если не избегут – имя Кельма у них там, скорее всего, вытянут.
Его беспокоил Луарвег. Все подростки "Контингента А" немного не в себе по здешним меркам. Но Луар, длинный и нескладный, с птичьим носом-клювом, тощий, длиннорукий, был уже где-то на грани психической болезни. Он писал романы, повести, но особенно любил – сценарии компьютерных игр. В детстве все время состоял на учете в детском атрайде, у него развилась почти болезненная зависимость и неспособность сопротивляться психологам. За талант его взяли в лиар – это неизбежно для такого подростка в Дарайе. Но слишком уж он не от мира сего...
Энди, Ви... сущие дети. Хрустят орешками, спорят. Уже перешли на какой-то сериал и рассуждают о его героях. Господи, как можно им доверять... Это же дети, пацаны. Школьники. Им еще учиться по два-три года.
Вдруг словно током дернуло – свежая рана, воспоминание: заклеенное лицо, темные, мутные от боли и усталости глаза. "Уйди, гнида". Тот ведь еще моложе. Может, такой, как Энди. Странно, почему-то совсем не возникло мысли "мальчишка, ребенок".
Какой ребенок? Гэйн, боец, взрослый человек. И Кельму тогда, в первый раз, было восемнадцать. Представить, например, Ви на его месте тогда... или Луара. Непредставимо, невозможно. Они не хуже, но ведь их же никогда не учили в квенсене, они же выросли здесь...
– Ладно, – сказал Кельм, – давайте обсудим, как вести себя во время тестов.
– Этого не было, – Кельм провел пальцами по твердому плоскому животу Ивик, по еще свежему безобразному шраму, – это новое. И это – он погладил плечо
– Да. И вот здесь, – она показала на бедре, – это я тебе рассказывала. Это от взрыва. Одиннадцать осколков.
Он прижал ее к себе и стал целовать.
– Ничего, – прошептала она будто виновато, – это потом будет не очень заметно... просто свежее.
– Неважно, – сказал он.
Ивик приподнялась на локте. Завела руку за его спину, нащупала шрам на пояснице.
– У тебя тоже есть новые... вот здесь. И здесь.
– Было больше, но уже зажило. Это когда брали в плен.
Ивик вздрогнула.
– Вангалы, они же не могут иначе, – объяснил Кельм.
– Я понимаю.
Кельм откинулся назад, на подушки.
– На самом деле, если вдуматься, фантастика – вот уже пять лет ни разу никто в меня не стрелял. Ни разу не били. Даже в Медиане не отбивался. Так не бывает.
– Зато уж если провал, достанется сразу за все эти годы, – сказала Ивик.
– Это да.
– Я тебя так люблю.
Он плотнее прижал ее к себе. Двигаться не хотелось. Хотелось просто лежать вот так, рядом. А почему бы и нет? – подумал он. Можно отвезти Ивик с утра на работу, вот и все.
– Останься у меня сегодня, – попросил он, – я тебя отвезу на работу.
Она засмеялась.
– Есть остаться у вас, стаффин.
– Солнышко мое, – пробормотал он. Повернул голову, вдохнул запах ее волос.
Его и сейчас не оставляла мысль о новом жучке. Не следовало сегодня с ребятами встречаться... Но с ними тоже надо решать, и тоже в целях безопасности. Что же это значит – почему вдруг слежка?
– Кельм, – спросила озабоченно Ивик, – так что с пленным-то теперь?
– А-а. Ну я передал свой план. Но план сырой, конечно, надо дорабатывать. Я торопился. Лучше подать такой, чем совсем никакого. В общих чертах все нетрудно: его надо только забрать ко мне в лиар, а там он может умереть – якобы, или бежать. Так же Гелан спас меня в свое время. Но беда в том, что это опять же ставит под угрозу мою работу, а в нее много вложено. Это место тоже нельзя терять. А такие ситуации у нас уже были.
– Тебе уже удавалось кого-то спасти?
Кельм некоторое время молчал, потом сказал негромко и будто через силу.
– Нет. Они, как правило, не разрешают. Это слишком... я ведь не для того здесь. Но бывают случаи. Полтора года назад была женщина. Мне удалось ее вытащить. Но на втором этапе, уже когда она была здесь, возникли подозрения, под меня начали копать. А Ренис снова забрали в атрайд, и там она то ли покончила с собой, то ли умерла... может, от болевого шока, – выговорил он сквозь зубы, – короче, знаешь, как это бывает. Потом был еще один гэйн, но мне не дали разрешения... из-за этой истории. Через три месяца его признали безнадежным, видно взялись слишком резво и быстро довели до необратимых изменений тела и психики. Потом скормили гнускам.
– О Господи, – вздрогнула Ивик.
– Потом был Холен, о нем ты знаешь. Потом еще двое, один из них согласился на сотрудничество, но его увезли в другой лиар, не к нам. И женщина, она довольно быстро умерла. И до того, еще до Ренис... словом, все время так. На самом деле почти никогда не спасают.. Прежде чем Гелан меня вытащил, я там тоже провел 5 месяцев... уже был никакой. Все типично. Я теперь очень хорошо понимаю Гелана, – с горечью высказал он.
Ивик стала молча целовать его. Потом, когда они отлепились друг от друга, сказала.
– Значит, с Эрмином тоже все сложно на самом деле.
– Да, очень. Но я надеюсь, что дадут разрешение. Сейчас обстановка в общем-то позволяет, спокойная. Я думал, зачем это нужно психологам, чтобы я на него посмотрел... может, конечно, хотели ему продемонстрировать – вот есть дейтрины, которые согласились и работают на нас. Но по некоторым признакам подозреваю, что и я должен был его увидеть.
– О Господи, – пробормотала Ивик, – так страшно подумать, что пока мы тут... он там, в атрайде.
– Не пугайся, – Кельм сжал ее плечи, – все сейчас не так плохо. По крайней мере два месяца – на первый этап. Это еще ничего. По-настоящему за него возьмутся позже. Так у них всегда.
– Все равно, Кель... ему столько лет, сколько моим детям. Он ранен, избит, наверняка без обезболивания, может, ему не дают есть и спать...
– Он гэйн. Все мы знали, на что идем. Наша главная задача... то есть не наша, а моя, конечно. Добиться освобождения еще до того, как его переведут в корпус Ри. Не бери в голову, хорошая моя. Это наша жизнь. Привыкай. Это Дарайя.
Он повернулся, прижался к ней, вцепился. Ивик стала гладить его, и это было похоже на отчаяние, и на поиск спасения, будто он искал в ней – убежища, будто в нее пытался спрятаться от ужаса, в котором жил все это время... И чувствуя на себе горячую тяжесть, втискиваясь в него преданно всем телом, Ивик горьким ослепительным прозрением осознала, какая малость, какая пошлая насмешка для него весь этот шикарный дом, авто, все подаренное Дарайей благополучие – для него, вынужденного пять лет уже ходить по краю самого дикого из кошмаров и балансировать на этом краю, и видеть сорвавшихся в пропасть.
Телевизор у Хэлы не выключался никогда. Ивик так и не озаботилась покупкой этого рупора цивилизации, к местной сети легко подключиться через эйтрон и посмотреть основные телепрограммы. В Дейтросе вообще нет телевидения как такового – никто не видел в этом смысла; вся информация идет через компьютерную сеть, фильмы, документальные передачи – все лежит в свободном доступе. Включай, выбирай и смотри, что хочется, а не то, что предлагают мудрые составители программ.
Но телевизор – это любопытно. Ивик знала этот феномен по Триме, там телевидение еще более независимо от сети; дарайское же обладало многими возможностями сети.
У Хэлы был недорогой, старый монитор – но красивый, плоско-вогнутый, полутораметровый. Ивик загляделась. Шла передача по поводу Дней Демократии. Этот праздник отмечался в Дарайе уже лет восемьдесят – в честь свержения диктатуры Готана.
Готаном в Дарайе пугали детей. Это было ругательное слово. Готан установил тоталитарную власть. Знак его партии – Национальной Белой партии – золотой косой крест на белом фоне – был запрещен, хотя хулиганы то и дело рисовали его на стенах; и существовали полулегальные Белые Рыцари, наследники идей Готана. Официально же диктатора проклинали. По крайней мере, в Дни Демократии.
Хотя если вдуматься, именно Готан создал Дарайю такой, какая она есть.
Демократически избранный президентом Гоара, самого мощного и технически развитого тогда государства Дарайи, он через несколько лет начал мировую войну. Еще пять лет победоносных маршей – народы слабо сопротивлялись победителю, а непокорную Савайскую Империю дотла выжгли атомными бомбами – и Дарайя обрела единое правительство. Разумеется, тоталитарное и антидемократическое. Именно тогда изменился облик Дарайи, до тех пор пестрого, многоликого и неоднозначного мира. Генная инженерия, отбраковка-стерилизация всех, кто либо по состоянию здоровья, либо по степени пигментированности не являл собой образец истинного дарайца – высокого могучего богатыря-блондина. Либо уничтожение, либо поголовная стерилизация "неполноценных" народов. Следующее поколение дарайцев уже все сплошь – высокие, идеально здоровые блондины со светлыми глазами и светлой кожей.
При Готане построили Колыбели Покоя; при нем установился известный порядок вещей; при нем была окончательно запрещено христианство как вражеская, дейтрийская идеология.
При Готане началось активное наступление на Дейтрос и Триму, и был применен Темпоральный винт.
Потом уже нашелся молодой офицер, возглавивший переворот, лично застреливший Готана. Национальный герой Дарайи, Герой Демократии, генерал Стауфен. Он и сам погиб во время переворота, но в результате к власти пришло первое демократическое правительство.
Готана и Белую партию объявили вне закона, запретили. Были распущены тюрьмы и лагеря – уже через несколько лет повсюду остались одни лишь атрайды, где преступников не наказывали – такой была изначальная идея – а помогали им вернуться к здоровой общественной жизни. Наступила свобода слова, свобода выборов, свобода всего, чего угодно... Кроме, разве что, христианства, которое так и осталось дейтрийской вражеской идеологией.
– В эти дни, – надрывался на экране молодой дарайский политик, – мы все должны задуматься о том, как важна демократия! Тоталитарные режимы – будь то режим Готана или режим Дейтроса, по сути, это одно и то же – ведут наступление на наши права и свободы! Мы не должны забывать, что хотя эти режимы и враждовали между собой, это была всего лишь грызня двух хищников, по сути они – одно и то же. Готана давно уже нет, а вот Дейтрос, к сожалению, остался! Но наши доблестные герои в Медиане ведут борьбу за свободу Дарайи, и мы можем чувствовать себя в безопасности! А теперь – реклама!
Монитор вспыхнул блестящими радугами, загремел победный марш, из туманной дымки возник силуэт дарайского офицера в старинной форме, Ивик с удивлением узнала национального Героя Демократии, Стауфена.
Актер, играющий великого покойника, сжимал в руке, словно скипетр, длинный бокал с могучей шапкой пены над желтой жидкостью.
Где-то на периферии затрещали очереди, мощный одиночный выстрел, судя по звуку, из гранатомета – и бокал в руке разлетелся, жидкость всплеснула красивым нереальным фонтаном. Стауфен лишь улыбнулся и выше поднял сверкающий обломок стекла.
– Крэйс "Золотой орел"! Живите вечно! – произнес замогильный голос за кадром. Ивик захохотала. Бедный Стауфен!
– Чего хохочешь? – вяло спросила соседка, входя в комнату.
– Да смешно по телеку... Надо себе тоже купить, что ли...
– Купи. Можно подержанный взять, я поспрашиваю, может, кто продает... Так вот, смотри.
Хэла бросила на диван тряпки. Ивик подошла, неуверенно порылась. Все это была ненужная одежда, которую Хэле отдавали какие-то знакомые – но ей самой не подошло. Ивик тоже даром не нужно это барахло, но Хэла прямо-таки горела желанием "одеть ее прилично". Прилично в ее представлении – это в длинные тяжелые бежевые брюки и старушечью куртку до колен. Ивик посмотрела в зеркало – так она выглядит на все сорок. Нет, на сорок – это как минимум.
– Теплые! На работу ходить, – уговаривала Хэла.
– Спасибо, – согласилась Ивик, – но куртка у меня есть, хорошая.
– Ну возьми хоть штаны...
– Спасибо, ты так обо мне заботишься.
– Да ладно!
– У тебя-то как дела?
– Не знаю, как! На работе, боюсь, сокращать будут...
– Ну есть же пособие, – сказала Ивик утешительно.
– Да знаешь, не хочется туда. В атрайд придется ходить, задолбают проверками. А найду ли что-то другое – неизвестно. Вон сколько наших сидят... Тебе еще повезло. А у вас там нету мест больше?
– Нет. Но я буду иметь в виду, – пообещала Ивик. Присела на краешек дивана. Гостиная Хэлы была совершенно похожа на каталог, причем какой-нибудь дешевый, вроде "Источника", которым Ивик с Даной упивались в детстве. Изящно драпированные бархатные шторы, бархатные чехлы мягкой мебели, все в синих оттенках, синий же ковролин и поверх – голубоватый пушистый ковер с узорами, черная стенка с множеством зеркал, в которых отражались хрусталь, безделушки, посуда, художественно расставленные на полках. Люстра из сотен крошечных стеклянных колокольчиков.
И мирно бормочущий телевизор.
– Почему ты телек никогда не выключаешь?
– Да как-то веселее с ним.
– Слушай, Хэла... а тебе бы не хотелось вернуться в Дейтрос?
Женщина пожала плечами.
– А нас туда, думаешь, пустят?
– Да не в том дело. Я в принципе. Вот ты здесь уже восемь лет. Здесь лучше?
Темные глаза Хэлы слегка потускнели. Соседка замялась, плечи ее дрогнули. Потом распрямились.
– В общем, да, лучше... В Дейтросе разве у меня было бы все вот это, – она повела рукой, – там же знаешь как в распределителях – нищета. И дети... – она умолкла, но потом решительно закончила, – все равно как-то устроены.
Две дочери Хэлы были замужем, а в Дарайе замужняя женщина с детьми чаще всего не работает. "Устроена" – и все. У Малина, живущего пока здесь, одна перспектива – в сиббы, вслед за отцом. И только старший сын действительно выбился в люди – стал инженером.
– Мы в прошлом году в отпуск ездили на Лутану, – поделилась Хэла.
– В Дейтросе же все тоже ездят в отпуска... на море...
– Ну там же не такие курорты, как здесь! И вообще, знаешь, это у тебя хандра просто. Я тебя понимаю. Ты одна, никого нет... Родня вся там осталась, друзей здесь еще нет, мужика тоже... надо тебе завести кого-нибудь! Здесь же не строго, как в Дейтросе.
Ивик улыбнулась и смущенно потупилась. Хэла прищурилась, как разведчик.
– Что, уже есть кто-то?
– Да вроде, знаешь... представляешь, гуляла на рынке и встретила. Он тоже наш. Мой старый знакомый. Давно уже здесь.
– Ну ты даешь! И еще хандришь. Ну и как у тебя с ним? А он кто?
– С ним – очень хорошо...
– Съезжаться-то будете?
– Нет... не знаю пока. Но он хороший. Он был гэйном, – рассказала Ивик. Даже такую чушь про Кельма нести – и то было приятно, – попал в плен, ну и... в общем, теперь работает здесь.
Хэла присвистнула.
– Ну-у! Если гэйном был – то это ты хорошо подцепила. Денег наверняка куры не клюют.
– Да вроде он не бедный...
– Да уж конечно! Используй его на всю катушку, вот, что я тебе скажу. Ну красавица! А ты еще говоришь, одежды тебе не надо! Да такого парня надо беречь, как зеницу ока! Слушай, тебе в парикмахерскую бы сходить! Это дорого, но у нас на третьем этаже одна баба есть, вот так стрижет, и всего за десятку!
– Ой, Хэла...
Их прервал затяжной звонок в дверь. Соседка помрачнела.
– Мой гад явился! – она поплелась открывать. Из прихожей раздался жизнерадостный пьяный баритон Вайша. Пользуясь случаем, Ивик быстренько распрощалась и скользнула к себе.
Она раскрыла эйтрон. В кои-то веки есть немного времени. Ивик рассчитывала, что на Дарайе расписание будет не таким напряженным, будет оставаться больше времени на творчество. Но – тоже некогда, время надо выкраивать. То работа, то связь, то рутинные операции, а то – Кельм... правда, вчера они вдвоем в кабинете, усевшись рядышком на диван, работали – Кельм два года назад начал писать большой мистический роман. Судя по отрывкам, получится гениально.
В углу монитора висело сообщение от Кельма.
Он редко прямо выражал чувства – Ивик, впрочем, тоже. Выражение чувств Кельма заключалось в том, что он писал записки и сообщения, то на мобилку, то на эйтрон. О чем-нибудь. Ни о чем. Контрольные.
"У меня все в порядке. Изменений нет. У тебя как? Узнай, когда у тебя отпуск, я тоже возьму, и мы съездим в замок Кейвора, тебе обязательно надо увидеть".
Самого Кельма в сети не было. Ивик нежно улыбнулась и стала писать ответ.
Потом прочла стихи Келиан.
Девочка вчера занесла книгу про золотоискателей, взяла другую. Призналась, что пишет стихи. Ивик заинтересовалась, и Келиан это понравилось. Похоже, Ивик успела занять в ее судьбе особое место. До сих пор никому не было интересно, что там Кели читает, и тем более, что пишет.
Стихи оказались неожиданно интересными. Необычными.
В час ранний*,
Исчезну в звенящей мгле,
Я странник,
Я не прикован к земле,
Не поздно,
Взгляд бросить,
И в даль уйти,
Путь, звезды,
И ветра тень на пути,
В час ранний,