Текст книги "Новые небеса (СИ)"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

   – Не спорю, тебе нелегко приходится. Но Эрмин, разве тебе когда-нибудь было легко? В Дейтросе тебя не мучили всю жизнь? В квенсене? Тебя никогда не били, не угрожали, не сажали под арест? Ты не знал холода, недоедания? Ты вообще – хорошо жил в Дейтросе?

   Гэйн молчал. В глазах что-то мелькало. Какие-то воспоминания. Психолог, вероятно, попала в яблочко.

   – Путь к высшему часто проходит через страдания, через преодоление себя, – тихо сказал Тилл. Как-то очень просто сказал, хорошо. Хотя и сволочь...

   – Да, я не спорю, для того, чтобы переубедить тебя, мы применяем не совсем гуманные методы, – подхватила Илейн, – но к сожалению, твоя сложившаяся психическая структура уже не может быть перестроена мягкими способами.

   – Вы ее и жесткими не перестроите, – буркнул Эрмин. Почему-то присутствие Тилла вызывало желание бороться и ненавидеть.

   – Ты стал слишком самоуверенным, – констатировала Илейн. И сделала какой-то знак охраннику. Тот приблизился к пленному и стал просовывать под ремни маленькие проводочки. Эрмин сжал зубы. С ним это уже делали. Это так – мелочи, объясняла Илейн. Простая демонстрация. Она запустила прибор. Эрмина мгновенно скрутила судорога, он терпел, обливаясь слезами, несколько секунд, а потом закричал...

   – Тилл, – Илейн внимательно на него смотрела, – теперь попробуйте вы. Возьмите вот здесь.

   ...Он все-таки мальчишка. Такой же, как Ви и Луар. Пацан. Наверное, эта округлость подбородка, эти складочки у рта у него – с раннего детства. Он был малышом, и сидел на коленях у какой-то дейтрийской женщины, мама кормила его кашей, и он широко и доверчиво открывал ротик... Кельм рванул рычаг. Держал, пока Илейн не сделала ему знак – отпустить. Крик затих. Свежая ссадина у рта открылась, текли слюни, смешанные с кровью. Багровое от напряжения лицо залито слезами. Даже ненависти нет в помутневших от боли глазах. Тоска, бесконечная усталость.

   – Будет еще хуже, – сказал Кельм, хорошо контролируя голос, – я советую тебе подумать. Не все, к сожалению, герои, и не все гиганты. А психика и тело у тебя – не казенные.

   Илейн не сводила глаз с Кельма, тщательно изучая его мимику.

   Ивик открыла дверь. Келиан стояла на пороге.

   – Заходи, – она едва удержалась, чтобы не потрепать девчонку по голове. Как будто Миа вернулась. Хотя Миари совсем не похожа на эту дарайскую девочку, белобрысую, грязноватую, с наглым надменным взглядом.

   – Можно к вам? Не помешаю?

   – Нет, конечно. Я рада. Знаешь, я почитала твои стихи... заходи на кухню.

   Келиан не отказалась от угощения и с жадностью пожирала хлопья с молоком. Ивик поставила воду и начала чистить овощи.

   – Сейчас нормальный ужин сделаем. Ты дома не ела, что ли?

   – Предки пьяные, жратвы вообще нет. Ниче, что я вас объедаю?

   – Да брось ты, прямо уж объела! Так вот, стихи мне понравились. Особенно про солнце в кармане.

   – Теть Ивенна, я вообще с вами посоветоваться хотела... тут у нас такие дела...

   – А что такое? – Ивик подсела за стол.

   – Прикиньте, сегодня меня к психу вызвали, – Кели сделала паузу на жевание.

   – Тебя часто вызывают, разве не так?

   – И представляете... меня столько тестов заставляли проходить, я уж чувствовала, что дело неладно. И короче, псих мне и говорит, что меня выбрали... и предлагают мне работу в лиаре, в центре этих... виртуальных вооружений...

   Ивик задумалась. В принципе, а что удивительного? Кели же очевидный "контингент А". Талантливых подростков здесь выявляют хоть и несколько позже, чем в Дейтросе – но так же тщательно. Ни одного не пропустят. И делают предложение, от которого нельзя отказаться. Даже непонятно, почему Кели так нервничает.

   – Не знаю вот – соглашаться, нет...

   – Почему же нет? – удивилась Ивик, – соглашайся. Для тебя-то это наверняка будет лучше. Там очень хорошо платят. Мне столько и не снилось. Интернат, своя комната, все удобства. Свой собственный компьютер, у тебя ведь нет своего?

   – Да-а, это, конечно, классно... – протянула Кели.

   – С учебой не напрягают. Хочешь – учись, хочешь нет. Всего четыре часа в день надо отработать на виртуальных тренажерах и в Медиане. В Медиану будешь ходить, сколько душе угодно!

   Пожалуй, мельком подумала Ивик, для Кели хватило бы одной регулярной кормежки и разрешения ходить в Медиану. Но ведь талантливыми оказываются и подростки из богатых благополучных семей. Чтобы их купить, надо постараться – потому и условия такие создают, и оплата.

   – И вообще не надо о будущем беспокоиться. Ты чего, Кели? Соглашайся, конечно.

   – А вы откуда все это так хорошо знаете?

   – У меня друг есть, – улыбнулась Ивик, – старый знакомый по Дейтросу. Он был гэйном, попал в плен... и теперь работает в лиаре. Консультирует как раз ребят таких, как ты.

   Кели отложила ложку.

   – Теть Ивенна... вы извините... вы добрая и все такое... я не хочу вас обидеть. Но... вам это не влом, то, что этот ваш друг... и я, если туда пойду... мы же оружие будем делать. Чтобы убивать ваших же.

   Ивик перестала улыбаться. Внимательно посмотрела в лицо девочки, с синеватой полупрозрачной кожей, с пятнами грязи на носу и подбородке и блестящими гвоздиками пирсинга на скуле.

   Вот ведь и не ожидаешь, что у ребенка такие сложные социальные размышления. Хотя Кели много читает.

   – Все это непростой вопрос, – сказала Ивик, – но ведь с точки зрения дейтрийской идеологии мы все предатели. У нас война. Я эмигрировала во вражескую страну. Как это еще назвать? И потом... знаешь, я сейчас не готова ответить на твой вопрос. Позже... постараюсь. Подумаю. Но что касается тебя самой, по-моему, никаких сомнений быть не может. Ты не дейтра, ты – дарайка. Ты будешь работать для собственной страны... как герои этого сериала, как его... "Невидимая война".

   В кармашке заверещал и забился мобильник. Ивик поправила наушник, нажала кнопку.

   – Да?

   – Ивик, ты... – голос Кельма казался приглушенным. Если о звуке можно сказать "бледный", то это был именно такой звук, – ты свободна сейчас?

   – Да, у меня весь вечер свободен.

   – Ты извини. Сегодня нам бы не надо встречаться. Но... ты мне очень нужна. Можно, я заеду к тебе?

   Ивик встревожилась.

   – Да, конечно, Кель. У меня тут соседка, но это ничего. Ты подъезжай, я жду.

   Он снова спрятался в нее, вцепился. Жадно ласкал, зацеловывал лицо, шею, руки. Они сидели на стареньком ее диване. Ивик тихонько отвечала на ласки, но она уже поняла, что Кельма в таких ситуациях мало интересовал ее ответ, ему хотелось ласкать, целовать, тискать ее, как куклу. И она просто позволяла себя тискать. Это было прекрасно, но ее мучила тревога, потому что очевидно, все было не так. Очевидно, что-то случилось. Наконец он сделал паузу, ткнулся лицом в ее плечо, и тогда, гладя его по волосам, Ивик тихо спросила:

   – Что случилось?

   – Ничего нового, – прошептал Кельм, – ничего. Все как было.

   – Но я же вижу. Тебе плохо. Не хочешь рассказывать – не надо... Но если хочешь...

   – Ивик, я видел сегодня Эрмина.

   – Его еще не перевели... туда?

   – Нет. Пока нет. Но и этого, знаешь, хватает. Ты была права... ты права... Ивик. Мне иногда кажется, что я больше не выдержу.

   – Любовь моя, – прошептала Ивик.

   – Что ты из меня сделала, Ивик? Я же выдерживал – без тебя. Уже были такие ситуации. Я же все делал правильно. И сейчас тоже. Но вот есть возможность ткнуться в тебя и поныть... ты делаешь меня слабым.

   – Ничего, – Ивик погладила его, – ничего, это пройдет. Потерпи, радость моя, это пройдет.

   Кельм расслабился под ее руками, от ее слов. Голова неподвижно лежала на ее груди. Кольцо рук было крепким и горячим.

   – Они теперь, вроде бы, не режут, – сказал он, – но принцип тот же. Вводят канюлю до нервного узла...

   – Не надо. Не думай об этом.

   – Может, не надо ждать этого разрешения. Все равно его не дадут, наверное.

   – Я завтра схожу на связь. Я буду два раза в день ходить.

   – Не надо. А если тебя поймают и – туда?

   – Ну что ты, сомневаешься в моем профессионализме? Они меня не возьмут.

   – Все попавшие в атрайд были професионалами.

   – А с нами этого не случится. С нами ничего подобного не случится.

   – Господи, как я их ненавижу, – выдохнул Кельм, – ты даже представить себе не можешь, как я ненавижу их... я их ненавидел с молодости. И сейчас, каждую минуту, каждый час... смотрю на них, мило улыбаюсь, разговариваю... и хочется даже не то, что убить – разорвать на клочки.

   Ивик подумала. Вот у нее совсем не было ненависти к дарайцам. За что их ненавидеть? В бою иногда вспыхивало что-то такое. Но это в бою, и к вражеским солдатам. А за что ненавидеть Санну, Лайну? Даже Тайс. Клиентов. Соседей. За что их ненавидеть? Их жаль...

   Но Кельм вынужден общаться с вангалами и офицерами, с психологами атрайда, со всей этой швалью... наверное, Ивик не смогла бы и этих ненавидеть. Но ведь ее никогда не резали по живому скальпелем. Ей не приходилось смотреть, как мучают других.

   – Как же ты можешь? – спросила она, – столько лет... и никогда, никогда не показать им, как ты их...

   – Мимикрия. Знаешь, это даже интересно. Чем больше ненавидишь гада, тем шире улыбаешься и радушнее общаешься с ним. Чем больше хочется убить, тем мягче ковром стелешься, и думаешь – с радостью думаешь: подожди, гадина, настанет твой час.

   Ивик вспомнила Тайс, начальницу...

   – Наверное, это правильно, – сказала она, – надо этому учиться. Я умею, конечно, владеть собой, но чувства... они мешают.

   Tertia

   За пять лет Кельм так оброс связями – нужными, постоянными, случайными, мимолетными – что все знакомства уже с трудом умещались в памяти. А записей он не вел. Телефоны, адреса, имена, чем этот человек может быть полезен – все в голове.

   Вот и сейчас он, сосредоточившись, перебрал в памяти адресную книжку и выбрал того единственного человека, который мог бы хоть как-то приблизить его к решению задачи о дельш-излучателе.

   Кельм был с ним шапочно знаком по горнолыжному клубу. Это был биофизик, и насколько Кельм понимал, занят он был как раз исследованиями облачного тела человека. Какими бы засекреченными ни были излучатели, он не мог об этом совсем ничего не знать. Конечно, если такие исследования вообще ведутся.

   Звали биофизика Шейс иль Велир.

   Кроме перевербованных гэйнов, еще две категории дейтрийских эмигрантов имели хорошие шансы устроиться в дарайском обществе. Это идеологи, публицисты, которых брали работать в информационные противодейтрийские центры или просто в дарайские СМИ – рассказывать ужасы о Дейтросе. И вторая категория – ученые.

   С научными способностями, талантом, воображением и любознательностью дело обстоит не так просто, как с одаренностью художественной. Дарайцы не были лишены научной жилки, среди них рождались изредка гении, и было много просто хороших добросовестных исследователей.

   Природа научного таланта иная, нежели СЭП или Огонь. Ученый, каким бы ярким

   воображением и логикой он ни обладал, в Медиане ничего серьезного, энергетически сильного произвести не может. Но дейтрийские ученые-эмигранты в Дарайе ценились. Их принимали на работу, платили, как своим – и кстати, получали от них важные сведения о развитии дейтрийской науки и техники.

   Вот так и Шейс иль Велир сумел неплохо устроиться в Маанском Исследовательском центре Медианы. Из Дейтроса он ускользнул вместе с семьей – женой и двумя детьми. Они теперь жили на его иждивении, в особняке, пользуясь всеми благами дарайской цивилизации.

   Найти иль Велира было нетрудно, оказывается, недавно он даже по телевидению выступал – Кельм нашел и пересмотрел передачу. Известен и адрес, место работы.

   В обычное время Кельм не колеблясь позвонил бы ему. Сейчас он опасался прямого и постоянного прослушивания. Честно говоря, вообще непонятно, что происходит – но уже два раза Кельм замечал за собой наружку, и часто вылавливал дополнительные жучки, в том числе, и дома. Дома он нейтрализовал микрофоны без зазрения совести, с одежды убирал через некоторое время, на работе – оставлял как есть, на наружку не обращал внимания – все равно он не совершает ничего подозрительного.

   Непонятно лишь, почему за ним следят. Кажется, он давно перестал вызывать подозрения. Что-то случилось? Кельм не знал и пока не видел никакой возможности это выяснить.

   Однако даже если это опасно и неудобно сейчас, задание следовало выполнять.

   Горные лыжи были выгодны сразу по трем причинам. Во-первых, таким спортом не занимается абы кто. Заоблачно высокие клубные взносы, лыжи, экипировка, регулярные выезды на курорты... Горнолыжный клуб "Экей" посещала вся городская элита.

   Во-вторых, форму все равно поддерживать надо, и такое хобби как нельзя лучше подходит для этого – по крайней мере, каждому ясно, для чего Кельму нужны тренажеры в подвале, зачем он ежедневно бегает кроссы. Горнолыжник, спортсмен, здоровый образ жизни...

   В-третьих, Кельму просто нравилось кататься на лыжах.

   Сейчас он нервничал. В последние две недели посещал клуб через день, но иль Велира так и не видел. Неужели все-таки придется связываться с ним другим способом? Это теперь опасно.

   Кельм неторопливо размялся и пошел к лыжной стойке. Его красно-белые "Керсы" смотрелись отлично, не зря же угрохал на них половину месячного оклада. Кельм стянул перчатку, провел пальцем по липкой базе, задумчиво взглянул на снег. Может быть, и не попал в мазь. Неприятно, когда лыжи идут плохо, а "Керсы" на мокром снегу вообще не идеальны. Ну да ладно, посмотрим. Кельм надел перчатку и подхватил лыжи. Поздоровался с ладным красавцем в черной шапочке, идущим с трассы – второй вице-президент Маана, Ла Нейл. За вице-президентом торопились две женщины в бежевых незаметных лыжных костюмчиках, каждый – стоимостью в хороший автомобиль, женщины хохотали над чем-то, не замечая Кельма, приветливо им кивающего. Кельм миновал компанию молодых людей-яппи, ноги как палки воткнуты в крепления – очевидно, бывают здесь довольно редко и больше с карьерными целями, а может, корпоративный выезд. На детском склоне пестро мельтешили ребятишки с мамами или нянями, раздавался мощный визг. Кельм улыбнулся. А вот еще знакомые – две психологини из Южного атрайда, топчутся около учебных трасс. Психологини преувеличенно живо ответили на приветствие. Кельм наконец подошел к гоночным трассам повышенной сложности – двое-трое спортсменов озабоченно разминались в сторонке, основная толпа осталась позади.

   На стартовой линии никого не было. Кельм надел лыжи, шлем, надвинул на лоб очки. Взглянул на электронное табло – по трассе кто-то спускался. Надо подождать. Он сделал несколько глубоких вздохов.

   Снег сверкал вокруг, слепил – миллиардами кристалликов, холодный воздух обжигал горло, холмы торжественными дворцами вздымались в синее небо. Надо взять с собой Ивик, подумал он. Почему бы и нет? Поучить ее кататься. Она моя подруга, все официально. Надо ей это показать. Он почти забыл о цели посещения клуба, знакомый, привычный восторг, смешанный с легким страхом, ледяным холодом заполнил грудь. Уже пора, трасса свободна.

   Пошел! – велел он себе, толкнулся палками. Разгонный шаг, раз, два, три – вошел в стойку, выпрямив спину параллельно линии лыж. Скорость нарастала.

   Все перестало существовать, кроме скорости. Он пролетел по узкому коридору меж сугробов, совершил вираж направо вниз, прошел по диагонали – и только тут наконец вдохнул, сознательно вспомнив о кислороде, прошел спад – взлетел и промчался по воздуху метров десять, снова поворот и диагональ...

   Он все-таки попал в мазь, лыжи шли гладко, четко входили в повороты – как все "Керсы", и полет вниз был наслаждением, был безоблачным счастьем...

   Он влетел в ворота и финишировал по широкой дуге, обдав искрящимся снегом взвизгнувшую стайку девушек. Тут же повернулся к девицам, широко улыбаясь, помахал рукой. Здесь не имело значения то, что он дейтрин, дринская рожа – за его спуском наверняка наблюдали, и это было красиво.

   Но и нечего торчать здесь дольше. Не обращая более ни на кого внимания, он двинулся к подъемнику.

   Едва спрыгнув на утоптанный снег, Кельм напрягся – впереди маячила затянутая в желтый костюм, кажется, знакомая спина. Неужели в этот раз ему повезло? Кельм рванулся вперед, сразу забыв о катании.

   Спокойно. Встреча должна быть естественной. Кельм хотел после спусков посидеть в клубе часика три, подождать до темноты – вдруг иль Велир все же сегодня появится. Но вот же он, вот, собственной персоной, и ждать не надо... Натягивает шлем, как и Кельм, касается рукой скользкой прохладной поверхности лыж, размышляя о мази.

   Кельм вразвалочку – после трассы ноги плоховато слушались – подошел к биофизику.

   – Иль Велир?

   Тот вздрогнул, обернулся. Кельм широко, радушно улыбался.

   – Давненько мы с вами не виделись! Редко бываете – дела?

   – Да, семья, работа, – пробормотал иль Велир. Похоже, он узнал Кельма, но очень смутно.

   – Вы меня еще помните? Я иль Кэр. Работаю в лиаре.

   – А-а... отвык я от этого "иль".

   – Можно и без этого, – согласился Кельм, – здесь у них так принято. Я смотрю, у вас лыжи новые? Ну-ка, можно взглянуть?

   – Купил на той декаде, – сообщил иль Велир. Протянул правую лыжу Кельму. Лыжа была на вид обычная гоночная универсальная – с довольно широкой талией, сэндвич в глянцевой сине-голубой рубашке,. Кельм аккуратно покрутил лыжу в руках, попробовал на скручивание и на прогиб.

   – Что за фирма – а-а, вижу, Аплер. У них неровная продукция, но эти неплохие, я вижу. Я бы взял. Жесткие. Но не каждый справится. В поворот нормально входят?

   – Я справляюсь, хотя, конечно, требует усилий, – поделился иль Велир, – по правде сказать, до них у меня было сущее барахло...

   – На снаряжение лучше, я считаю, потратиться, – сказал Кельм, – а вы сейчас на трассу?

   – Да, еще разок хотел...

   – Слушайте, а я хотел с вами как раз побеседовать... время есть немного?

   – Найдется, – ответил биофизик, с любопытством глядя на него.

   – Тогда подходите в клуб, я столик займу. Договорились? Вы здесь один? Ну и отлично... Посидим, поболтаем, – перешел Кельм на дейтрийский, что означало новый уровень взаимного доверия.

   – Хорошо, я не против. Ну до встречи! – биофизик подхватил лыжи. Кельм поглядел ему вслед.

   В общем-то тоже собирался еще покататься, но до того ли теперь?

   – Вы меня прямо заинтриговали, – сказал иль Велир, – а что, у вас дело какое-нибудь, или просто так, поболтать?

   Кельм не зря потратил время – он выбрал удобный столик, в углу и на возвышении, и успел незаметно его проверить. Хотя – камеры и жучки в "Экее"? Хозяева жизни, которые здесь бывают, такого не потерпели бы. И все же, учитывая усиленную слежку в последнее время, да и просто по привычке, Кельм был осторожным.

   Народу в кафе было немного, далеко не час пик. Двое лыжников потягивали крэйс за одним из центральных столиков, их обрабатывала полуодетая вангали. У самого выхода мамаша кормила обедом двух юных отпрысков. И по соседству компания золотой молодежи. Ничего подозрительного.

   Кельм заказал себе малоградусный крэйс, мясную закуску. Начал потихоньку есть. Для стороннего наблюдателя все выглядело так, будто иль Велир заметил его и присоединился совершенно случайно.

   . Биофизик и выглядел не лучшим образом, мешки под глазами, обвисшее лицо. Моложе Кельма, а выглядит старше лет на двадцать. Заказал шницели и двадцатиградусный крэйс.

   – В сущности, – сказал Кельм, – просто пообщаться. Вы же знаете, как к нам относятся... идеологию Готана отвергли, но все равно – темноволосый чужак-дейтрин воспринимается соответственно.

   Иль Велир оживился. Похоже, Кельм попал в нужную точку.

  – Да! – подхватил он, – В душе, такое впечатление, они как были, так и остались готанистами. Белые рыцари! Отношение совершенно другое. Вот мы вроде бы и ведем обычный дарайский образ жизни. Я работаю. Вела сидит с детьми, хозяйничает. Дочь пошла в классическую... она там единственная дейтра, конечно. И все равно – соседи косятся... вроде бы и вежливо общаются, но... – биофизик махнул рукой.

  – Вот и у меня те же проблемы, – посетовал разведчик, – но что тут сделаешь? А ты, я видел, недавно на телевидении побывал?

   Он непринужденно перешел на "ты", и биофизик, уже уговоривший бокал крэйса, воспринял это естественно.

   – Было дело.

   – Я смотрел "Вечернюю беседу". Неплохо – считай, миллионная аудитория.

   – А, – иль Велир махнул рукой, – там бабки неплохие. У меня же дом, кредит выплачивать надо! Знаешь, вроде зарплата и ничего, – поделился он, – но как-то все почти в банк уходит. Жена на еде экономит, бегает ищет, где дешевле. Отгрохали домину, теперь маемся. Но с другой стороны, детям ведь это. И они получат дом по наследству, уже заживут как люди...

   – Да, жилье здесь – это все. А я снимаю...

   – Ну ты одинокий, тебе кому оставлять. Слушай, а чего не женишься?

   – Да ну их, баб этих.

   – Может, ты и прав, – иль Велир отлил себе крэйса в бокал.

   – А что, за передачу правда хорошо платят?

   – Угу. Подзаработал немного. Полчаса потрепаться в камеру – и получаешь, как за месяц в лаборатории. Обычное бла-бла-бла... дейтрийский фундаментализм... тоталитаризм... про тяжелое детство, про милитаристское воспитание.

   – Я слышал, ага.

   – Понимаешь, как бы информация из первых рук. Я свидетель.

   Кельм кивал. В той передаче участвовали – дарайский офицер (не вангал, разумеется), две светских дамочки – журналистка и общественная деятельница, обе ни сном ни духом про Дейтрос, руководительница интеграционного центра для эмигрантов (она сетовала на плохую приспособляемость дейтринов к здешнему обществу), и "свидетель" – то есть иль Велир. Образец идеального эмигранта: нашел прекрасную работу, интегрировался, сделал карьеру, образован по-дарайски, не беден, прилагает все усилия, чтобы заслужить признание и одобрение со стороны коренных дарайцев.

   Свято верит в демократию и рассказывает леденящие душу ужасы о Дейтросе.

   – Мне вот не предлагали, – сказал Кельм, – видно, я не очень-то подхожу для таких шоу.

   – Ты в военной области работаешь, у вас все засекречено.

   – А у вас нет? Тоже ведь стратегическая наука.

   – У меня-то что секретить? Воздействие облачного тела на вилочковую железу. Механизмов никто не знает, и при нашей жизни, видно, никто и не узнает, аминь.

   – У тебя – нет, но ведь знаешь какие вещи бывают? Например, я слышал, разрабатывают излучатель, который расшатывает подвижность облачного тела. Не знаю уж, зачем – разве что, для триманцев. Не слышал такого?

   Иль Велир молчал. Кельм сидел расслабленно, бросив руку на спинку стула.

   – Пару лет назад, – сказал иль Велир, – встретил я на симпозиуме одного дядечку. Вот он нес такую ересь, да. Было дело. Он не сам этим занимается, но вроде, кто-то занимается. Хотя по-моему, шарлатанство это все.

   – Почему же, интересно! Что за дядечка-то?

   – Дядечка колоритный, – биофизик хихикнул, – на гнома похож. Весь такой заросший, борода до бровей, длинные волосы развеваются. Дедуля, совершенно седой. Звали его... погоди... Ларт, а по фамилии то ли Каба, то ли Кейба.

   – А сам он, значит, в другой области работает?

   – Да почем я знаю!

   – Давай еще выпьем, – предложил Кельм. Скосил глаза на соседний столик. Компания приличной молодежи – старшеклассники из классической или студенты, раз здесь – не из бедных семей. Парни в спортивном, а девушки все как в форме в черных кожаных платьях на бретельках, плечи полностью открыты и овальная громадная дыра, обнажающая живот, по моде покрытый сложным узором с точками пирсинга, едва ли не до лобка. Смеются, тянут крэйс или молоко – какое там молоко, с хайсом, конечно. Высокий белобрысый губошлеп обнимает за плечи девушку-змею, обтянутую черным. Она заливисто, неестественно хохочет, обнажая мелкие белые зубки.

   – А черт его знает на самом деле, – пробормотал иль Велир, – ты вон на девок пялишься. А у меня дочь этого возраста. У них своя жизнь. Тоталитаризм, демократия... да пошло бы оно все к черту в задницу...

   – А чего из Дейтроса свалил?

   – А ты чего?

   – Я в плен попал. А там, знаешь, сильно выбирать не приходится.

   – Ты в плен. А у меня семья – как заложники. Брат раньше сбежал, потом весточки передавал, давайте, мол, валите к нам... А сына тогда в квенсен забрали. Я подумал, да и тоже... Ну чего мы там не видели? Блок – одна комната, а нас четверо было, сына – в армию, а ведь война, убили бы, горячей воды вечно нет, кухня общая...

   – По телевизору ты все больше про демократию и свободу распространялся...

   – Да это абстракция все. А правда – вот она. Там я, образованный человек, ученый, биофизик, и жена, между прочим, программист – мы жили в скотских условиях, никакой разницы: что мы, что доярки с фермы. А здесь – приличный дом, бассейн, нормальный квартал, в отпуск ездим по высшему классу... разве сравнить?

   – Ну да, условий не создают в Дейтросе, это верно. Тут ты прав, – согласился Кельм.

   – И обрати внимание, люди ведь не отсюда туда бегут. А наоборот, из Дейтроса – сюда. И еще и не пускают, знаешь, как мы бежали? Я еле достал пропуск в Медиану, и то с патрулем разборки были. В Дейтросе мы заперты, как в тюрьме. Это что, случайно?

   – Люди всегда выбирают, где получше и поудобнее, – пожал плечами Кельм, – это им свойственно. Как животным. Те тоже ведь ищут место, где охотничьи угодья, вода, все удобства... Если, предположим, человек поставит в лесу кормушку, олени к ней и будут жаться...а откуда кормушка взялась, зачем, почему, и чем за это придется платить, олени не думают. Как правило...

   – А мне правда без разницы... и потом, что ни говори, но дело не только в кормушке. Здесь свобода. Живешь, как хочешь.

   – Кое-что и здесь запрещено. Например, христианство.

   – Запрещено только то, что мешает жить обществу. А так... в Дейтросе даже профессию нельзя выбирать...

   – Твоя дочь уже выбрала? – спросил Кельм, чтобы перевести тему.

   – Не знает еще. Думает. Тут ведь как, она бы хотела литературоведением заниматься, но это только если преподавать где-то, а так – где она рабочее место найдет? А в общем, способности есть, в школе лучшая по гуманитарной части... Наверное, пойдет на психолога. Уж психолог точно везде найдет работу. Правда, поступить трудно, конкуренция большая... Но у нее неплохие баллы.

   – Поступит, – сказал Кельм, – а хорошее знание дейтрийского – это плюс. Для психолога. Будет работать с эмигрантами... их в атрайде полно. Давай выпьем за будущее твоих детей?

   Кельму потребовалось полчаса, чтобы найти дядечку-чудака, пожилого биофизика. Не так уж много людей заняты исследованиями облачного тела, несколько сот из них обладают хоть каким-то именем и весом. Звали биофизика Ларт Киба, других похожих вариантов не нашлось. Да и внешность соответствовала описанию иль Велира: забавный старичок с развевающимися мягкими совершенно серебряными волосами, бакенбардами и бородой. Как гном. Кибе уже сравнялось семьдесят пять. Эвтаназия ему не грозила – обеспечил себе старость, своевременно и щедро платя в пенсионный фонд.

   Киба был широко известен в узких кругах. Возможно, даже гениален. Но больших открытий не совершил, так как круг его научных интересов оказался слишком уж широк. Энциклопедист. Всю жизнь порхал от одной темы к другой. И сравнительные характеристики облачных тел его интересовали, и взаимодействие с иммунной системой, а потом он вообще перекинулся на исследования гнусков. По крайней мере, этому была посвящена значительная часть его работ. Кельм ознакомился с ними в общем виде.

   Живых гнусков исследовать сложно. Эти полуразумные гигантские приматы, плод генетических экспериментов, не поддавались ни дрессировке, ни укрощению, ни разумному воспитанию, словом – были абсолютно неуправляемы. Единственный способ как-то управлять поведением гнуска – не животным, не человеческим – это убить его. Однако не всех животин истребили, жили они на небольшом архипелаге в Южном океане и вполне успешно размножались. Иногда их даже пытались использовать в военных целях. В Медиане они абсолютно беспомощны, как любое животное; на Тверди – почти неуязвимые монстры-убийцы; в Дейтросе в свое время они производили колоссальные разрушения. Беда лишь в том, что остановить их можно лишь одним образом – просто уничтожить.

   Но и уничтожить их не просто. Сверхъестественная подвижность, укрепленный костяк, поразительная способность к регенерации.

   Использовали гнусков еще с одной целью, об этом Кельм знал совершенно случайно, из личного опыта – а население Дарайи не знало ничего. Смертной казни в самом гуманном и демократическом из миров не существовало. Но если все-таки очень нужно было кого-нибудь казнить, его официально отправляли в ссылку. На остров гнусков, Тои Ла. Продолжительность жизни ссыльного не превышала получаса.

   Гнуски интересны как раз с этологической точки зрения. Их поведение нарушает все рамки зоопсихологии. Они ведут себя – как разумные. Но и человеческая психология с ними пасует. Гнуск ведет себя как психопат, как маньяк – по отношению ко всему живому. Но ведь при этом они питаются, размножаются, живут в стаях. Умеют пользоваться предметами.

   Киба занимался ими с точки зрения биофизики облачного тела, но заезжал и в зоопсихологическую область.

   Видимо, облачное тело гнусков в итоге навело его на определенные идеи, и Киба перешел к самой модной и в то же время традиционной для дарайской науки теме – свойства облачного тела творцов, связь облачного тела, его подвижности и сродства к Медиане – и способности к творчеству.

   На эту тему он написал ровно одну работу, промерив медианные параметры у нескольких сотен дарайских офицеров, простых граждан, и у пары десятков пленных гэйнов.

   В принципе, в ней не было ничего нового, все это делалось и до Кибы; выводы он сформулировал осторожно и не очень уверенно.

   Эта работа была написана около двух лет назад, и с тех пор старик не только ничего не делал, но и что интересно, о нем в сети не было никаких упоминаний.

   Что ж, пожилой ученый имеет право уйти на покой. Может быть, в конце концов, стали сдавать умственные способности. Может быть, пропал интерес к работе. Но Киба за всю жизнь cоздал себе имя, его приглашали хотя бы в качестве свадебного генерала на симпозиумы и почетные заседания, на телевидение – с умным видом вещать что-нибудь идеологически правильное. Что гнуски – не плод преступления, а милые обезьянки, которые сами по себе возникли. Что демократия не в сто, а в тысячу раз лучше дейтрийского и готанского тоталитаризма, а эти последние два вида тоталитаризма суть одно и то же, аминь. Что дейтрины ничем таким принципиально от дарайцев не отличаются, а их лучшие результаты в Медиане – изолированное расовое свойство...