Текст книги "Новые небеса (СИ)"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

   Но что она могла поделать с собой? Ничего, ничего абсолютно. У нее все горело в руках. Она в два дня завершила ремонт. Вопреки обыкновению, стены были выкрашены гладко, без потеков, обои наклеены без пузырей, и стыки незаметны, гардины прикручены к потолку без изъянов. Ивик даже нашла дешевую прозрачную ткань и без швейной машинки сама сшила вполне приличные шторы, зеленоватые на кухню, синие в комнату, и еще тюль.

   Будь у нее деньги, конечно, все это можно было бы здесь заказать. Это не Дейтрос, где каждый вынужден быть умельцем, где даже она – руки-крюки – чему-то вынуждена была научиться. Но денег у Ивик было очень мало. Это ее не удручало: здесь можно и без денег найти гораздо больше всего, чем в Дейтросе. Что уж говорить – потребительский рай. Вроде, Ивик была к этому подготовлена, а все равно на практике изобилие ошеломляло.

   Приходилось побегать по распродажам, по магазинам подержанных вещей, полазить в сети – существовали постоянные сетевые ярмарки, где люди за гроши продавали ненужное барахло. Но времени у Ивик было достаточно. Можно и побегать. Ее охватил незнакомый доселе ажиотаж в наведении уюта.

   Она раздобыла старую мебель – практически бесплатно, деньги ушли только на перевозку. Это старье выглядело так, будто только что сошло с конвейера на фабрике. Просто такая мебель теперь не в моде, вот богатые и раздают, а то и просто выбрасывают отличные вещи. Шкаф для книг, компьютерный удобный стол, кожаные диван и кресло, гардероб. Ивик достала даже какие-то коврики, полочки, картинки на стену – фотографии пейзажей и старинных городов. Бродя по бесконечным рядам хозяйственного супермаркета, Ивик с щемящей тоской вспоминала Марка – как он радовался бы здесь, как ему было бы хорошо... Ему ведь больше ничего и не надо, он был бы так счастлив этими игрушками, добротным красивым инструментом, изобилием материала. Да, ему ничего не надо. Раньше ему нужна была Ивик, а теперь – не так уж обязательно, теперь сойдет любая симпатичная женщина, а женщину ему найти нетрудно; он милый, обходительный, даже красивый; хозяйственный, в сексе – выше всяких похвал.

   Может, думала Ивик, мы и правда держим людей в Дейтросе, словно в тюрьме. Перетащить Марка сюда, пусть живет как эмигрант.

   Она познакомилась с соседями, тоже эмигрантами из Дейтроса. Хэла, бывшая аслен, была старше ее лет на десять. Ее сын, Малин, наоборот на десять лет моложе Ивик. Хэла единственная в семье имела работу, и то – не на полный день. Малин, правда, учился на каких-то курсах, но, вздыхала Хэла, перспектив у него мало. Он закончил всего лишь интеграционную школу. В Дарайю попал в возрасте 4х лет. Еще трое детей Хэлы жили отдельно. Муж ее, Вайш, пил напропалую, пытался как-то лечиться, но в последнее время опустился окончательно и представлял ужас и кошмар жизни Хэлы, которая, однако, не собиралась почему-то с ним разводиться.

   Хэла и подсказывала Ивик, где искать дешевое барахло. Болтали на лестничной клетке, Хэла дымила одну сигарету за другой. Совсем не похожа на дейтру, думала Ивик. То есть черты лица – да, конечно. Но – курит. Волосы выкрашены вишневым, лицо – одутловатое, пробито морщинами, в нос – неуместно по возрасту – вдет блестящий гвоздик. Как они меняются, будто этот мир перемалывает их. Хэла, впрочем, чувствовала себя уверенно и была, похоже, вполне счастлива.

   – Это ты молодец, что сразу работу нашла, – говорила она, стряхивая пепел прямо на серые плиты пола, – наши обычно долго мыкаются. А то и вообще ничего нету. А на пособии, знаешь... Вон погляди на моего.

   – Все лучше, чем с моим получилось, – вздохнула Ивик. По легенде ее муж пал жертвой кровавого Верса.

   – Да, наверное, лучше. Хрен знает.

   Больше говорили о бытовом – о том, что в магазинах уже начали продавать подарки и украшения к Возрождению, хотя до праздника чуть не три месяца*. О тряпках, парикмахерских, о детях. Потом Хэла очередной раз стряхивала пепел и уходила к себе.

   (*Дарайский лунный месяц считается по крупнейшей из лун, Теби, и составляет примерно двадцать суток, длительность которых лишь незначительно отличается от земной.)

   Вдохновение, охватившее Ивик, распространялось не только на ремонт. Никогда у нее не было столько времени на творчество, как теперь. Разве что в санатории. Она то писала задуманный цикл рассказов, полуреалистических, пронизанных мистикой. То возвращалась к наброскам будущего романа. Сейчас она не боялась ничего – была на пике формы и знала, что все получится. Все, что она хочет. Лучше, чем "Господь живых". Это понравится людям, это будет прекрасно.

   Ей хотелось бы поиграть в Медиане, но и так – ничего. И так она была довольна, каждый день по нескольку часов проводя за монитором. Обмениваясь короткими, незначащими и переполненными смыслом сообщениями с Кельмом. Легенду следует поддерживать. По легенде их отношения должны потихонечку развиваться.

   Она уже не думала о том, правильно ли это. Все перегорело. Хватит. Она слишком долго об этом думала. Слишком во многом себе отказывала. Маячила на краю сознания тоненькая фигура Аллина – "если бы вы делали это ради Господа"... и тут же – неизбывное страдание в глазах Кейты: "там была и его подпись", и мгновенное отвращение: как он мог вообще что-то советовать Ивик, почему она должна верить ему? Что он понимает в жизни, в любви? Он был другом Кейты, потом пришли новые друзья, появились какие-то разногласия, и он не задумываясь, кинул ее. Так же вот, как Марк кинул Ивик.

   Ситуация была на самом деле сложной, понимала Ивик. Она довольно хорошо представляла психологию Аллина. Он не был предателем в буквальном, пошлом смысле. Не был Иудой. Пойти куда-то доносить, получить сребренники – активные, открытые, враждебные действия, на них Аллин был не способен. Кто-то из его окружения, из новых близких друзей оказался способен. А сам он – слишком пассивен. И то, что подпись его оказалась под тем документом, что так ранило, почти убило Кейту – это была случайность, происходящая из той же пассивности. Все подписались, и он подписался. Если его новые друзья поступают так – он с ними согласен. Не задумываясь, не беспокоясь ни о судьбе Кейты (да эта подпись, конечно, в ее судьбе ничего не меняла), ни о чувствах Кейты – бывшей, уже неинтересной, уже чужой...

   Пока есть чувства – идеальная, почти святая любовь. Как только они прошли – до свидания, дорогая. Обо всем этом даже думать было противно. Как будто бежишь по лесу и начинаешь проваливаться ногами, чуть не по колено в ледяную болотную жижу, и ноги вынимать все труднее, и хлюпает грязь.

   А ведь даже сейчас Аллин бы сказал, что "все нормально". Что здесь такого, они пока еще ничего не нарушили. Никаких половых актов, так глубоко, в отличие от предательства близкого человека, оскорбляющих по его мнению Господа.

   Ивик знала, что уже не "все нормально", понимала, к чему приведет эта добровольно придуманная ими легенда – но перестала сопротивляться. Надоело. За годы мучений, поисков "правильности", молитв и советов священников – перегорело все внутри. Она сама знала, что так – будет правильно. Почему – объяснить невозможно. Формально, разумеется, грех. Но наверное, у нее уже окончательно перегорели внутри какие-то встроенные с детства предохранители.

   Она считала дни до следующего свидания. Но считала не мучительно – она была, впервые за много лет, бессовестно, возмутительно счастлива.

   Наступил первый-второй день, первый день второй декады месяца*; Ивик пора было собираться на работу.

   Можно и сидеть дома на пособии, но отдел агентурного обеспечения заранее подобрал Ивик работу. Причина проста: безработные в Дарайе считаются социальной группой повышенного риска, каждый из них постоянно контролируется. Контроль всяческий: к безработным регулярно приходят домой контролеры из Службы Занятости, словно ищейки, вынюхивают – не получает ли безработный каких-либо нелегальных доходов, не содержит ли его тайно кто-нибудь, не живет ли с ним незарегистрированный человек, нет ли доказательств недекларированной трудовой деятельности в компьютерных файлах. Еще хуже психический контроль. На жаргоне длительно-безработных называли сиббами, от дарайского слова "получатель пособия", и сиббы (то есть не имеющие работы более года) должны были каждые 5 месяцев проходить контроль в Атрайде. Иногда следовала принудительная госпитализация. Что при этом лечили – для Ивик было загадкой. Например, никто не лечил алкоголизм Вайша, мужа Хэлы. Хэла зарабатывала недостаточно на семью, поэтому Вайш получал на себя хоть небольшое, но пособие. Лечили, вероятно, неправильные социальные тенденции и агрессию против общества, поставившего этих людей в положение изгоев.

   *В каждом месяце ровно 2 декады, дни называют по номерам: 4-2, 7-1.

   Все это агенту Дейтроса было не нужно – потому Ивик нашли работу. Это не так-то просто, хоть Ивик превосходно владела дарайским языком. Даже если бы в Дейтросе она получила адекватное образование – техническое, медицинское – в Дарайе это не значило бы ничего ровным счетом. Хэла, например, была инженером-электронщиком, а электронные устройства Дарайи лишь незначительно отличались от дейтрийских. Тут Дейтрос не отставал. Однако Хэла трудилась всего лишь помощницей в магазине, и то была счастлива, получив хоть это место.

   Без надлежащего профессионального дарайского образования нечего было и думать о приличной работе. Но и для простой-примитивной существовала гигантская конкуренция. Отдел обеспечения из сил выбивался, создавая нужные связи, возможности для устройства своих. Таких, как Ивик.

   Она проснулась по звонку будильника и сразу же – так привыкла с квенсена – оказалась на ногах. Раскрыла окно, вместе с синеватым утренним светом в комнату ворвался осенний холод. Ивик поежилась. Натянула футболку. Проделала разминку, серию ударов-блоков из трайна, под конец силовые упражнения. Потом закрыла окно – нечего студить квартиру. Отопление здесь недешево.

   Следовало удовольствие – душ. Ивик не удержалась, простояла почти десять минут под горячими струями, и так и не заставила себя переключиться на холод. Герметичная душевая кабинка – практически филиал рая. Потом Ивик высушила волосы феном, оделась – простенько, аккуратно, чтобы не бросаться в глаза. Сиббы, совсем уж плюнувшие на себя, носят исключительно синток – ткань-дрянь, тонкая, чуть не прозрачная. По ней можно сразу определить сибба. Ивик оделась в подержанный, но все же хлопок – синяя грубая рубашка, такие же штаны, на рубашку – кокетливый галстучек. Хотя на работе выдадут униформу.

   Сварила завтрак и съела его, задумчиво глядя в окно. Два яйца, мисочка хлопьев с молоком. За окном разгоралось светом утреннее небо. Здесь, на восьмом этаже, ничего, кроме неба, не видно, и это как раз хорошо. Ивик сунула посуду в мойку. Включила эйтрон. Перечитала половину рассказа, написанного вчера, и похвалила себя – получилось. Исправила слово "вчерашние" на "забытые прошлой ночью". В углу зажглось сообщение от Кельма. Ивик от радости зажмурилась, открыла глаза и прочла:

   " Скучаю по тебе, а тебя нет. Увидимся?"

   Быстро стуча по клавишам тонкими пальцами, ответила: "Увидимся. И я скучаю по тебе". Хотелось написать больше, но ведь по легенде они едва знакомы.

   Свидание было назначено на завтра. Ивик прочитала еще городские новости. Ничего особенного. Но надо знать, что творится вокруг. А сегодня – первый рабочий день. Главное – не опоздать на автобус.

   Через сорок минут – пешком, прикидывала Ивик, путь занял бы полтора часа – разведчица входила под изогнутый, облицованный ракушечником свод Колыбели.

   В просторном холле ожидали первые посетители. Наверное, решила Ивик, посетители, а не клиенты. Хотя мужчине явно перевалило за 60, и одет он был в синток, даже куртка из синтока – черно-блестящая, позорно выдающая самое низкое социальное положение. Мужчина развалился в сторонке на местах для курящих, и спокойно дымил. Женщина, читающая стенд, тоже немолода, даже совсем пожилая, но седые волосы уложены в модную аккуратную прическу; песочного цвета костюм – не из дешевого супермаркета.

   Так ждут приема у кабинета врача, так идут по записи к чиновнику.

   – Девушка, вы куда? Посетители у нас с девяти утра, – окликнула ее служащая в черно-белой форме. Ивик покачала головой.

   – Я на работу. Моя фамилия иль Мар.

   – А-а... из Дейтроса, да? У нас одна такая работает. Заходи. А зовут как? – миловидная не старая еще служащая забросала вопросами. Ивик отвечала, идя рядом с ней по коридору. Работницу Колыбели Покоя звали Санна. В глубине внутренних помещений их встретила женщина с властным лицом.

   – Ты новенькая? Да, я знаю. Санна, сегодня она будет ходить с тобой. Пакет с одеждой уже пришел, покажи ей раздевалку.

   – Начальство? – тихонько спросила Ивик, пока они шли к раздевалке. Санна казалась вполне приличной теткой. Работница кивнула.

   – Ага. Это Види. С ней надо осторожнее.

   – У нас в Дейтросе говорят – держись поближе к кухне, подальше от начальства, – выдала Ивик, с трудом переведя пословицу. Аналогичная, кстати, есть у русских. Санна хихикнула.

   – Вот твое барахло, переодевайся.

   Ивик раскрыла пакет. Форма ей понравилась. Белоснежная рубашка с горловиной, переходящей в широкую ленту, лента завязывалась красивым пышным узлом. Черные узкие брюки с удобными карманами, черный жилет. Полукруглый металлически блестящий бейджик с ее именем – в виде брошки на жилете. Столько хлопот, подумала Ивик. Подбирать одежду, печатать бейджик. А вдруг я не справлюсь с работой? Придется выгонять, а это все – куда?

   Должна справиться, выругала она себя. Эти-то старались – ладно, а вот подвести отдел обеспечения – серьезный минус.

   – Самое главное запомни: живые не должны встречаться с мертвыми.

   Для утилизации мертвых тел – одна половина, для живых – другая. Есть коридор, где они могут встретиться, чисто теоретически, но этого не следует допускать. На мертвой половине работать легче, поняла Ивик. Но там и дежурит только один человек. Сейчас здесь было пусто – поток клиентов еще не начался. Дежурила девушка стандартного "молодого возраста" – то ли 18, то ли 45; волосы пострижены в каре, рыжеватый отлив, холодное красивое лицо, на приветствие Ивик почему-то не ответила. В руках электронный блокнотик. Смотрела только на Санну и говорила с ней.

   – Ты не слышала, мы теперь должны еще вносить в Большой Регистр?... кто сегодня ночью дежурил? Опять панель не протерта. Я сообщила Види, пусть они как хотят...

   Девушка, которую звали Тайс, Ивик резко не понравилась. Эти чувства, похоже, были взаимными – хотя скорее, Тайс просто не заметила Ивик. Как пустое место.

   Дейтре стало неуютно: похоже, Тайс вообще не считала нужным заводить с ней знакомство, зачем, скорее всего, ее уволят через пару дней. Может, так здесь всегда бывает? Неприятно было бы...

   С мертвыми телами поступали просто. Снять бирку, сгрузить – с помощью техники, конечно – на одноразовые носилки и отправить по движущейся ленте в высокотемпературную печь. 10 минут – и от тела остается легкий голубоватый пепел. Ивик прикинула затраты энергии – ничего себе. Пепел ссыпается в урну. Для богатых – заказную, красивую и недешевую, для бедных – в экологичную бумажную упаковку; а то и вовсе в общую пепельную корзину. Затем мертвец заносится в компьютерную базу данных, данные пересылаются в городскую Регистратуру.

   Работа на живой половине оказалась куда сложнее. Здесь сидели специалисты – медсестры, психолог, юрист. В обязанности неквалифицированного персонала входило сопровождение клиента.

   Пожилая дама уже входила в белоснежный коридор, осиянный почти неземным ярким светом. Как будто в преддверие некоего загробного счастья. Ивик вспомнила очередной раз, что дарайцы, энергично отвергая христианство, массово верят в "жизнь после смерти". У них даже есть вполне развитая мифология на эту тему – вроде ты попадаешь в некий туннель, за которым – слепящий свет, а дальше – в меру фантазии, каждый сочинял что-то свое. Эта мифология даже якобы подтверждалась какими-то научными исследованиями и свидетельствами "оттуда". Некоторые, впрочем, верили в перевоплощение.

   Санна поспешила к клиентке. Что-то щебетала, направляя ее в кабинет. Это правильно, подумала Ивик, что мы здесь работаем. Было бы ужасно идти на смерть, испытывая бюрократические муки, бегая по кабинетам самостоятельно, не зная, куда ткнуться. Хотя может быть, наоборот – это отвлекло бы. Пообщаешься с бюрократами – смерть покажется облегчением.

   В кабинете медсестра в блестящем голубоватом костюме провела медицинское освидетельствование – сверилась с документами дамы. Все было в порядке. Дама неизлечимо больна, врачи обещали не больше полугода жизни. Санна с Ивик тем временем заполнили ведомость, сидя у соседнего монитора.

   – Сообщения родственникам рассылаются автоматически, – негромко поясняла Санна, – если, конечно, клиент не выразит другие пожелания...

   Медсестра сделала даме внутривенную инъекцию. Подготовительная, сказала она успокаивающе, чтобы расслабиться. Это еще не вредно, не беспокойтесь.

   Почему-то Ивик поняла, что это и есть ТОТ САМЫЙ укол.

   Они вывели даму в коридор, и вскоре оказались в небольшой уютной комнатке с телеэкраном во всю стену, с мягким креслом, в которое дама улеглась, и сразу же поднялась подставка для ног. Санна накрыла умирающую шерстяным пледом.

  – Вы посидите здесь, скоро подойдет очередь. Может быть, вам захочется спать, вы получили седативное средство. Можете спокойно засыпать, ничего страшного...

   Вранье, подумала Ивик. Сцепила пальцы, чтобы не дрожали. Санна суетилась вокруг клиентки, спрашивала, чего бы ей хотелось поесть или выпить. Подкатила столик с фруктами, пирожным, крейсом и соком. Попутно объяснила Ивик, где и что здесь лежит. Вранье, думала Ивик. Это нечестно. Она заснет – и не проснется больше. Умирать надо в ясном сознании. Молиться, подводить итоги жизни. Готовиться к встрече – ну или, допустим, к небытию.

   Хотя, наверное, женщина подготовилась дома.

   К тому же ей некому молиться, и итоги подводить не с чего, ничего значительного, скорее всего, в ее жизни и не происходило. Работницы оставили клиентку в мягком удобном кресле, у столика с лакомствами, у экрана, полыхающего нереальными красками: по одному из сотни каналов шел очередной сериал. Вышли в коридор.

   – Это была смертельная инъекция? – спросила Ивик шепотом. Санна кивнула.

   – [Author ID1: at Mon Nov 1 12:18:00 2010 ]– Они отходят в таких отдельных комнатках. Мы их называем гробы. Видишь ли, если в общей, да они будут видеть соседей... Что, страшно? – с сочувствием спросила она, видя лицо Ивик, – ничего, привыкнешь.

   Ивик сказала бы "о Господи", но в дарайском языке это было давно отмершее выражение.

   Второй клиент оказался сиббом. Таких больше всего, пояснила Санна. Кстати, вангалы никогда сюда не приходят. Они вообще не живут больше 30-40 лет, так запрограммирован геном. Но обычно вангалов забирают в армию, для того же они и созданы.

   Простые сиббы доживают до 60 лет, а там – конец пособия. Кто-то идет в бомжи, но в этой среде непривычному человеку не уцелеть. Кроме того, бродяжничество полулегально – миротворцы ловят, и в атрайд, а там скорее всего – все равно эвтаназия. Многие в 60 просто самостоятельно идут в Колыбель.

   – Слушай, – не удержалась Ивик, – у нас же богатое общество. Неужели мы не могли бы кормить таких и дальше?

   Санна пожала плечами.

   – Это не наше дело, правда? Все мы можем оказаться на их месте. Надо думать, чтобы самому в 60 лет сюда не попасть.

   Сибб боялся. У него дрожали руки – то ли от страха, то ли от алкоголизма. Но устроившись в кресле и залпом выпив стакан настойки, клиент успокоился. Еще больше его порадовала выставленная на столик батарея бутылок – коньяк, вино, маленькие водочные утешалочки, закуска на широкой тарелке: ветчина, копчености, сыр.

   – С такими проще всего, – в коридоре пояснила Санна, – ну иногда правда начинают беситься... но тут главное – пообещать бутылку. С хайсозависимыми тоже легко. Они вообще идут потоком ежедневно. Прикинь, если в 60 лет перестать выдавать хайс... ломка... тут побежишь куда угодно. Отдают жизнь ради последней затяжки.

   После работы, переодевшись, Ивик поехала на встречу со своим резидентом. Очередной дежурный контакт. В ее кармане с утра лежал дешевенький мобильник, где вместо карты была вставлена флешка с информацией. Таких предметов у Ивик дома было навалено – целый потайной ящик: брелки, сигареты, неработающие мобилки и фотоаппараты, шоколадки, визитки, авторучки... внутри – носитель информации, снаружи – безобидная вещица, которую можно открыто, на глазах у всех передать, не вызывая подозрений.

   Ивик вцепилась в поручень, прижалась носом к стеклу. Внутри автобус комфортабельный, современный, но сесть уже некуда, все занято. Смотреть на людей было страшно: в каждом из них Ивик видела будущего клиента Колыбели. Скорее всего, так оно и будет: неудачники, которые ездят в автобусах, кончают жизнь соответственно.

   И ведь свобода, ничего не скажешь. Под конвоем никто в Колыбель не ведет. Хочешь – иди побираться или воровать в 60 лет. А точнее, надо раньше думать и не быть лузером. Кто виноват? Никто, только ты сам...

   Будущие клиенты, ни о чем таком не подозревая, весело галдели, вися на поручнях. Обсуждали распродажу в крупном торговом центре "Эллан", парни справа – матч по файболу между сборными Лас-Маана и Тианга, женщины слева делились рецептами к Дню Возрождения.

   Как они живут – с таким? Мужественные люди...

   Глупости, оборвала себя Ивик. Все живут, зная о смерти. Мы же все умрем, правда? И все стараемся не думать об этом. Какая разница, как умереть? И уж лучше с комфортом, под усыпляющий сериальчик и крейс с орешками, чем после боя, от ран, корчась от боли и истекая кровью. Ничего, все мы как-то живем.

   Надо привыкнуть. Санна права, надо просто привыкнуть к этому. Они же с этим живут – и я смогу.

   Доехав до Центра, Ивик уже почти забылась и успокоилась. Кельм ждал ее на условленном месте – стоял напротив фонтана у книжного магазина, листал выложенные на лотки книги. Повернулся к ней. Взгляд – обжигает, улыбка – возносит ввысь.

   – Привет, Ивик.

   Он говорил теперь по-дарайски. Она неловко кивнула. (Нужна? Она ему – правда – нужна?)

   – Пойдем, – Кельм взял ее под руку.

   – Знаешь, у меня мобильник сломался... ты не посмотришь?

   Вложила девайс с флешкой в его руку. Кельм кивнул, убрал в карман.

   – Посмотрю. Ивик... я понимаю, что это немного преждевременно. Но – давай сегодня поедем ко мне?

   Сердце Ивик стукнуло где-то у горла.

   – Давай.

   – Страшно?

   – Да. Ты даже не представляешь... Я не понимаю этого. Ведь я убивала, – сказала она шепотом, хотя здесь, на улице их никто не мог слышать, – ведь я всю жизнь хожу рядом со смертью. Все мы... Но здесь...

   – Понимаю. Ну а что ты хочешь, это же дорши.

   Ивик показалось, что он говорит слишком громко, она нервно вздрогнула.

   Кельм распахнул перед ней дверцу машины – роскошной, как показалось Ивик, "Лендиры" с дымчато-фиолетовым низом. Верх до того тщательно вымыт, что стекла будто нет, словно в кабриолете. Не стекло, конечно, вспомнила Ивик, а прозрачный оргпласт. У нас такой применяется только в военной технике, дорог в производстве. Зато наш лучше и еще прочнее, чем здешний. Кельм вырулил со стоянки. В машине зазвучала музыка. Явно дейтрийский оркестр. Композиция была Ивик незнакома, но отличие от любой дарайской музыки она улавливала с ходу – это как различие между натуральной тканью и синтетикой – последняя может быть прочнее, ярче, красивее, но только коснись пальцем – ненастоящее.

   – Наше? – она кивнула на встроенный плейер. Кельм кивнул.

   – "Ладони лета". Из Лоры. Мне нравится.

   – Мне тоже, – согласилась Ивик. Она слышала об этом ансамбле. Из Лоры – там могла бы и Дана играть. Если бы продолжила заниматься музыкой.

   Они летели вперед под пронзительную чистую мелодию. Какой контраст – трястись на автобусе или ехать в машине! Куплю машину, пообещала себе Ивик. Мимо неслась автострада, поднятая над городом дугой, временами ныряющая в туннели. Трехрядная лента пестрых авто тянулась потоком. Ивик снова окунулась в приятную часть дарайской жизни. Комфортное сиденье, над головой – чистое небо, вокруг – прекрасная техника и вылизанная автострада, музыка волнами омывает душу, на Кельма за рулем смотреть – одно наслаждение. Его правая рука лежит на угловатой рогатине руля, а левая, с покалеченными пальцами, лишь изредка касается управления, когда правой нужно переключить передачу. И какие же у него красивые руки. И как он сам прекрасен, когда ведет вот так машину, внимательно глядя вперед, небрежно касаясь рычагов – будто пилот космического корабля. Поворачивает к Ивик лицо, и улыбается.

   – Я так ждал, когда мы опять увидимся. Это безумие какое-то! Ну не бывает так, правда? Я по тебе так соскучился.

   – Я тоже... очень ждала... – Ивик трудно говорить, просто дыхание спирает. Музыка волной смывает чувства.

   На очередном съезде Кельм свернул вниз. Он жил в приличном тивеле – не то, что Ивик. Зарабатывал хорошо – как и сулили в атрайде пленным, уговаривая совершить предательство.

   В тивеле неудачников и дейтрийских эмигрантов – что почти одно и то же – где поселилась Ивик, высятся неопрятные многоэтажки, земля закована в асфальт, немногочисленные дворники силятся разгрести груды окурков, мусора, битого стекла. Здесь же, в тивеле, где живут приличные люди – даже не подумаешь, что ты в большом городе. Особняки по два-три этажа, редко одноэтажные бунгало; витые символические ограды, живые изгороди, сады, сады, цветники, искусно выложенные каменные композиции и бордюры. Асфальтовая полоса для машин, мощеный тротуар – совершенно пуст. Очень редко у домов попадались играющие дети – по одному, по двое-трое, зато обязательно с яркими дорогими игрушками, на автомобильчиках, велосипедах. Поселок окутывала умиротворяющая тишина, здесь было хорошо, как в раю. Так спокойно, так легко и приятно...

   Кельм въехал в ворота подземного гаража, автоматически раскрывшиеся. Ивик успела бросить взгляд на его дом – двухэтажный, облицованный серым с мерцающими блестками. Кельм снимал половину дома, в другой половине жила семья с ребенком.

   В доме у Кельма все было уютно, все так просто и естественно, как могут себе позволить только богатые люди

   – Господи, какая тут у тебя красота! Все сам делал, да?

   – Что значит делал? Купил да поставил, – усмехнулся Кельм. Но видно было, что ему приятно. Весь первый этаж занимала гостиная – длиннющая, просторная, как зал, с помощью диванов, шторок и широких дверных проемов разгороженная на полуотсеки. Вся гостиная – в бежево-белых тонах. Белоснежные легкие шторы, рельефная штукатурка стен, мягкий светлый ковролин под ногами. Ничего синтетического. Все дорогое и добротное. Коричневые диваны, кресла, пуфики – замша, натуральная кожа. Мебель из темного дерева, под старину. Деревянные журнальные столики, белые светильники у стен. Встроенный в стенку громадный экран, подсвеченный изнутри бар.

   – Идем на кухню?

   В этой кухне, по ее размеру, могла бы спокойно поселиться обычная дейтрийская семья. И здесь тоже все сверкало, как на выставке. Ни единого лишнего предмета на вылизанных мраморных поверхностях рабочей платы. Шкафчики натурального светлого дерева. Черная керамическая электроплита на шесть конфорок, незнакомые приборы, колоссальный холодильник за теми же светло-деревянными панелями. Пол выложен бежевой каменной плиткой, в тон рабочей плате, в тон просторному, на толстой металлической ножке овальному столу.

   – Присаживайся. Давай тут посидим? На кухне все равно как-то уютнее.

   Стулья тоже в тон кухни по цвету, деревянные, прочные.

   Кельм выложил на стол "сломанный" мобильник. Вытряхнул карту. Вставил собственную.

   – Ну вот, починил, держи, – засмеялся, протягивая Ивик мобильник. Она кивнула и убрала девайс в нагрудный карман.

   – Расскажи, как прошел сеанс связи? Не бойся, машину я сегодня не чистил, а дом проверил как следует. Можно говорить.

   – Ты уверен? – Ивик с опаской огляделась, словно ожидая увидеть где-нибудь на стенах микрофоны.

   – Уверен. Так как со связью – нормально все прошло? Если не возражаешь, я сразу посмотрю сообщения...

   Он поставил на стол маленький черный эйтрон, вставил флешку, переданную Ивик.

   – Нормально, – сказала разведчица, – страшновато, конечно. Патруль сразу засек. Но в принципе...

   – Они такие. Я знаю, случалось и самому выходить на связь. Тяжело это, – он чуть нахмурился, – с одной стороны, и не знаю, рад ли я, что именно ты... То есть, конечно, – оборвал он себя, – я очень рад, что тебя вижу. Но опасно это уж очень.

   Ивик опустила лицо в лни. Я очень рад... очень рад... так же не бывает. Она почувствовала себя значительной, необыкновенной. Не такой, как все. Она прекрасный, уже известный писатель. Редкий специалист. Красивая женщина. Почему бы ее и не любить? И не помнить много лет, хотя бы даже такому уникальному, редкостному мужчине, как Кельм? Разведчик между тем слегка хмурился, изучая присланные из Дейтроса сообщения. Которые она – Ивик – с риском для жизни и вообще, если честно, довольно сумбурно – но все ж-таки успешно приняла для него в Медиане. Гэйна снова загордилась собой. Минут через пять Кельм закрыл эйтрон.

   – Все нормально. Для тебя пока ничего нет. Ты после работы есть хочешь? Или только кофе?

   – Мы перекусили там, давай лучше кофе

   Ивик вскочила, намереваясь помочь, но Кельм жестом показал ей "сиди". Наблюдать за ним было одно удовольствие. Экономные, точные движения, нечеловечески быстрые, но не суетливые. Кельм заварил кофе в машине, в несколько мгновений накрыл стол – чашечки, прозрачные, как лепестки, варенье, печенье, шоколад. Маленькая бутылочка безбожно дорогого коньяка. Боже мой, подумала Ивик, такой мужчина, прямо как в здешнем "дамском романе", лучше бы он не был таким идеальным, а то комплекс неполноценности мучает. Одно только непонятно – неужели за столько лет он не нашел себе никого? Пусть даже и в Дарайе. Здесь есть наши красивые девушки, из обеспечения, из связи. Дарайки-блондинки. А почему это я решила, что никого у него не было? И даже – что нет? Религиозными комплексами он не страдал и тогда, взгляды на это дело у него легкие. Скорее всего, кто-то был или даже сейчас есть.