Текст книги "Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 (ЛП)"

Автор книги: Ян Мортимер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Также у леди Мортимер нашли две серебряных чаши, шесть серебряных блюд, четыре серебряных солонки и два серебряных кубка.

Приведенный список многое говорит о женщинах в благородном хозяйстве в 1322 году. Например, о снабжении моющими средствами и о смене одежды и ткани, как о признаках здоровья и чистоты. Дом под надзором Джоан отличался роскошью, но не чрезмерной. Они с мужем жили в стиле, под стать их рыцарскому рангу и военному положению. Но, прежде всего, составленный список открывает глаза на то, что леди Мортимер не избежала судьбы супруга. Ее имущество тоже погрузили на телеги и отправили на продажу или же (как, например, найденное у Джоан столовое серебро) представили королю. Саму леди Мортимер в аббатстве арестовали и под стражей выслали в заточение в Хэмпшире. С ней вместе поехали шестеро из свиты семьи: рыцарь, Ричард де Бург, два вооруженных мужчины, Уильям де Окли и Джон де Баллсдон, ее каноник с поразительным именем – Ричард Иуда, и два клерка, Джон де Элдкот и Уолтер де Ившем.

Для современных писателей, равно как и для современников, существует и существовал один из первостепенных по ужасу признаков правления при Эдварде и Деспенсере: наказание женщин вместе с их мужьями за предполагаемые «преступления» последних. Прецедент произошел во время заключения в 1317 году супруги Ллевелина Брена и, годом ранее леди Мортимер, леди Бадлесмир в лондонский Тауэр. Теперь Джоан, наследница рода де Женевиллей в собственном праве и родственница графа Пембрука, лишалась своего имущества и попадала в тюрьму. С дамами не обращались столь жестоко с тех пор, как Эдвард Первый выставил на всеобщее обозрение в деревянных клетках родственниц Роберта Брюса. Одна за другой жены мятежников подвергались участи, сходной со жребием Джоан. Вместе с матерями и отцами в заключении оказывались дети лордов, осмелившихся противостоять Эдварду Второму. Два старших сына Роджера, Эдмунд и Роджер, попали в тюрьму в Виндзоре вместе с детьми графа Херефорда. Его младший сын содержался под надзором в Хэмпшире. Джеффри, третий сын Мортимера, также был бы арестован, не находись он тогда во Франции, вероятно, служа в свите семейства де Фиенн. Попали в заточение три из четырех старших дочерей Роджера, одной Мод позволили остаться на свободе, благодаря ее браку с Джоном де Чарлтоном из Поуиса, прощенном Эдвардом. В общем порыве преследования целых семей не щадили даже пожилых родственников. Матушка Роджера, Маргарет де Фиенн, почти потеряла замок Раднор и все ее хозяйственные владения там. Только некоторые оскорбленные жалобы, продемонстрировавшие ее, как женщину с определенным присутствием духа, предотвратили конфискацию заодно и вдовьей части принадлежащих Маргарет земель. Смущенный ошибкой, Эдвард вернул ей законное наследство.

Уигмор оставили пустым, забрав имущество его господина и превратив в обыкновенную скорлупу. Он стал королевским замком, но Эдвард отныне мало нуждался в крепости на землях Марки, ведь лорды были разделены. На практике твердыня начала исполнять функции монаршего хозяйственного склада, места, где происходит подсчет продукции усадьбы, доход от которой поставлялся Главному казначею. Когда на поздней стадии исследования замка Аланом Чарлтоном обнаружили сундук с относящимися к наследству Мортимеров документами, его тоже запаковали и переправили в королевскую казну Тауэра. Там содержимое подвергли описи и разложили по ларцам чиновников Эдварда. Все следы владычества в Уигморе рода Мортимеров начисто стерли, исключая расписанные объемные изображения умерших полководцев, лежащих в своих могилах в церкви аббатства, и семейных гербов на витражах, отсвечивающих на надгробия.

*

Роджер с дядюшкой прибыли в лондонский Тауэр «после обеда в канун для святого Валентина», 13 февраля 1322 года. Их отвели на внутренний двор, а оттуда – в средневековый замок, где разделили. Мортимера-младшего доставили в высокую и узкую келью, «менее пригодную к жизни, чем те комнаты, которыми он привык пользоваться», как замечает летописец, и бросили в одиночестве размышлять о постигшей его судьбе.

Роджер мало знал о творящемся в стране, и это, должно быть, вызывало ярость у человека, обычно находящегося в самом центре событий. Обрывки новостей доходили до него по пути в столицу, передаваясь торговцами Херефордшира, продолжавшими хранить верность и достаточно смелыми, чтобы приносить свежие известия. Но таких людей насчитывалось мало, и, если их хватали за руку, то обращались с виновными крайне сурово. Как только двери темницы за Мортимером-младшим захлопнулись, у него осталось очень мало новостей из внешнего мира. Единственным их источником стал замковый гарнизон, входящий в его камеру и покидающий ее.

Наверное, Роджер испытал потрясение, услышав, что происходило в других местах. Заключение супруги абсолютно точно вызвало у него бешенство, как рассвирепел он в связи с новым нападением Деспенсера на семью Ллевелина Брена. И вдова, и другие родственники уэльсца попали под опеку Хью, благодаря монаршему повелению, равно с их союзниками в Уэльсе, включая Риса и Филиппа ап Хоувелла, друзей рода Мортимеров. Эдвард предпринял меры даже против духовных лиц. Епископа Орлетона обвинили в открытой помощи Мортимерам, когда, отступая в ноябре 1321 года, те бросили королю вызов. Вдобавок к изъятию у епископа положенного ему дохода, Эдвард написал Папе Римскому, ходатайствуя, дабы Орлетон и епископы Линкольна (Генри де Бургхерш), Бата и Уэлса (Джон Дроксфорд) были сняты с их постов и изгнаны за поддержку Роджера. Папа Римский отказал, негодуя, что король Англии просил о подобном, не подумав предоставить доказательства. С его стороны это был весомый шаг. Легким движением руки понтифик продемонстрировал, что Эдварду никогда не удастся расправиться с мнением противостоящих ему, ибо снимать с постов епископов не во власти суверена.

Жребий Мортимеров, последовавший за сдачей клана, был тщательно зафиксирован их товарищами по бунту. Граф Херефорд, который также оказался готов подчиниться монарху, сейчас понял, – он уже слишком близок к заточению, а, возможно, и к смерти, поэтому соединил силы с графом Ланкастером и с северными баронами. Хью Одли-старший решил выйти вместе с обоими Мортимерами в Шрусбери и принять свою участь, что и подходило, по его мнению, преданному Эдварду человеку. Несколько дней спустя этой модели поведения последовал лорд Беркли. Однако, никто из остальных лордов Марки за ними не пошел. Казалось очевидно, на севере разыграется масштабное сражение, и судьбы Роджера с дядюшкой будут зависеть от успеха человека, который до настоящего мгновения неизменно их разочаровывал: от графа Ланкастера.

В течение более месяца Роджер томился в камере, ничего не ведая о предуготовленном ему жребии или о действиях короля. Тюремщики получали в день на его содержание каких-то 3 денье, что указывало на крайне скромные условия жизни, хотя и не на полный голод. Должно было казаться, что Мортимер-младший подвергается самой тяжелой из допущенных для него Эдвардом кар. Затем, в конце марта, в Лондон просочились новости о событиях на севере.

Ланкастер умер.

По мере продвижения на север король сзывал к себе людей со всей страны, даже духовных лиц и тех, кто происходил из его французских владений. Суверен Франции тоже получил ходатайство о высылке на помощь подданных. У Личфилда силы англичан укрепились, благодаря возвращению Хью Деспенсера и его отца. Опасаясь масштаба армии Эдварда и безошибочной цели монарха, солдаты принялись покидать графа Ланкастера. Вельможу оставил даже его личный управляющий, Роберт де Холанд. Придя в отчаяние, Ланкастер сзывал к себе желающих под предлогом, что нуждается в войске для обороны севера от шотландцев. Едва ли кто-то его послушал. Современники были изумлены произошедшим изменением: могущество некогда внушающего страх принца просто растаяло. Провал в поддержке Мортимеров заставил противостояние Ланкастера казаться теперь безнравственным, слабым и корыстным. Мало кто был готов его защищать.

Множество союзников Ланкастера теперь просили того позволить им ввериться монаршей милости, но полководец отказывался. Он годами управлял севером, как полноправный властитель или даже король, и кланяться Эдварду бы не стал. Равно как и не дал бы сделать это своим вассалам. Но время его могущества подходило к завершению. При осаде королем замка Татбери оставшиеся соратники Ланкастера находились в состоянии паники. Они позвали главу войск на заседание Совета в Понтефракте и стали умолять вернуться на север в его величественную крепость Данстанбург. Но Ланкастер ничего из перечисленного не принял, указав, что люди скажут, – он превратился в предателя, ищущего убежища у шотландцев. Граф хранил убеждение, – статус королевского родственника дает ему защищенность от гнева Эдварда, и, значит, бояться продолжающегося противостояния смысла нет. Вассалы и союзники оказались более уязвимы. Лишь обнаженное лезвие, направленное к его лицу лордом Клиффордом, заставило Ланкастера признать, – отступление сейчас – единственный разумный вариант действий. Херефорд и другие соратники настоятельно посоветовали ему двинуться к Боробриджу и переправе через реку Ур в Йоркшире, что в двадцати милях на северо-восток от Йорка.

Это стало роковой ошибкой. Оба войска могли похвастаться знатной укомплектованностью шпионами, и человек из рядов графа Ланкастера сообщил сэру Эндрю де Харкли, шерифу Карлайла, о плане отступления через Боробридж. Де Харкли поднял людей из графств Камберленд и Уэстморленд и, вынудив их двигаться по ночам, первым добрался до моста. Стоило Херефорду и Ланкастеру 16 марта 1322 года приблизиться к месту назначения, как они поняли, – за возможность переправиться придется биться. Как и армия Эдварда на юге, полководцы угодили в западню.

Графы обозрели поле сражения. Помимо моста их взглядам предстал брод, где де Харкли разместил копейщиков. Решили, что граф Херефорж и лорд Клиффорд нападут на мост, тогда как Ланкастер со всадниками пойдет на брод. Это должно было казаться относительно простой задачей, но помешала недооценка грозности де Харкли. Из долгого опыта боев с шотландцами он хорошо знал, как следует защищать стратегически важные точки, а мятежники в это время действовали в спешке и не подготовили штурм моста с необходимой внимательностью. Солдаты де Харкли бросились на шотландские линии, мешая рыцарям осуществить нападение. Херефорд вел сражение на мосту, но и он, и его люди были застигнуты врасплох огнем стрел. Затем один из копейщиков де Харкли, заранее скрывшийся под полотном переправы, выставил между досок пику, пронзив ею графа Херефорда в заднее отверстие и провернув острие до кишок. Крики умирающего обратили передовой отряд в панику. Ланкастер, пораженный и нашедший легкого способа перейти реку под градом интенсивно и быстро летящих на него стрел, отменил наступление и отошел от берега, пообещав на следующее утро вернуться и либо дать бой, либо капитулировать.

Той ночью солдаты погибшего графа Херефорда дезертировали, многие из них оставили доспехи в палатках и стали прокрадываться прочь в заимствованных или же украденных старых одеждах, притворяясь либо крестьянами, либо нищими.

При первых же лучах солнца де Харкли, чьи разведчики всю ночь наблюдали за рассредоточением сил противника, взял инициативу в свои руки. Он пересек мост и двинулся навстречу лорду Ланкастеру. В течение короткого промежутка времени сражение при Боробридже было завершено. Большее число лордов-полководцев, осмелившихся противостоять королю, включая графа Ланкастера, оказались отправлены в темницу Йорка.

Новости, пришедшие в Лондон, звучали следующим образом: весь мятеж против короля Эдварда и Хью Деспенсера был подавлен в сражении при Боробридже. Граф Херефорд и лорд Дамори, два ближайших политических союзника Роджера, погибли. Что на самом деле потрясало и что изумило целую страну, – это случившееся со сдавшимися, либо плененными де Харкли лордами. Шесть северных барона оказались немедленно выпотрошены и повешены в Понтефракте. Граф Ланкастер подвергся суду трибунала лордов, куда входили Эдвард и оба Деспенсера. Ему не позволили произнести речь в свою защиту, как не дали никому и говорить от имени вельможного бунтовщика. Ланкастера приговорили к потрошению у виселицы, повешению и отсечению головы. В качестве знака уважения к текущей в жилах графа королевской крови, Эдвард пощадил его и отменил бесчестие потрошения и повешения. Вместо этого бунтовщика обрядили в старое сюрко, в миле от принадлежащего ему замка в Понтефракте посадили на осла и там обезглавили в присутствии суверена.

Это стало на самом деле невероятным ударом для Роджера. Он не обладал силой, чтобы лично разгромить Эдварда, но, с помощью графов Ланкастера и Херефорда, вполне мог так поступить. Крах Ланкастера по оказанию Мортимеру поддержки заставил последнего совершить капитуляцию, но она в равной степени означала конец и графа, ибо после сдачи Роджера с дядюшкой неудачу потерпело все движение противостояния. При взгляде назад на направленную против Деспенсеров кампанию, она предстает бунтом, основательно зависящим от Роджера Мортимера и Херефорда. Именно эти двое руководили нападениями лордов Марки на Деспенсеров, после чего исключительно требования Марки были предъявлены Эдварду в Вестминстере. Именно на союзника Мортимеров, Бартоломью де Бадлесмира, совершили атаку в замке Лидс, и только из рук Мортимеров король в конце 1321 года получил свою армию. Таким образом, Роджер и Херефорд виделись центром внимания Эдварда и зачинщиками мятежа. Ланкастер просто пытался оказывать воздействие на распространение монаршего покровительства из своих расположенных на севере земель, разыгрывая старую карту, часто им используемую, но в действительности постоянно обманывающую. Когда Мортимеров изъяли из движения противостояния, Ланкастер не мог сделать ничего, чтобы остановить короля, даже ценой нахождения на своей стороне графа Херефорда.

Чего Роджер предвидеть не мог, и во что долго не способен был поверить остаток страны, так это протяженность мстительности Эдварда. Он не только повесил баронов севера и обезглавил Ланкастера, король вспомнил о лордах Марки и лордах южных областей, дабы казнить еще и их. Бартоломью де Бадлесмира доставили в Кентербери. Там его притащили к виселице, где и повесили рядом с племянником, сэром Бартоломью Эшбернхэмом. Голову срубили и в знак совершенной измены выставили напоказ. Сэр Генри Ле Тис, сторонник Мортимера, поскакавший на север биться плечом к плечу с Ланкастером, был притащен в Лондон, где также подвергся повешению. Сэра Френсиса Элденхэма оттащили и повесили в Виндзоре. Сэра Джона де Моубрея и сэра Роджера де Клиффорда притащили на лошадях для повешения в Йорк, оставив затем их тела разлагаться на виселице. Сэра Генри де Монфора и сэра Генри де Уиллингтона притащили для повешения в Бристоль. Убили или казнили больше дюжины пэров, еще больше убили или довели до смерти в тюрьме рыцарей. Сотни людей вынуждены были заплатить огромные штрафы, гарантирующие безопасность от любого несогласия в будущем. Все существующее противодействие монарху оказалось безжалостно и наглядно сокрушено.

Теперь казалось, что наступила очередь Роджера страдать от кары монарха. Но сначала Эдвард направился на север, вести крайне неудачную кампанию против шотландцев. И лишь спустя три месяца принялся размышлять о запертых в Тауэре пленниках. Ставленник Мортимера, Хью де Турпингтон, сейчас верно служащий своему господину на протяжение более чем двенадцати лет, был обвинен в соучастии в произошедшем «мятеже» и потерял принадлежащие ему земли. В июне Роджер с дядюшкой предстали перед судом за ущерб, нанесенный владениям короля в Ньюпорте. 13 июля вышел указ о полном обзоре правления Мортимера в Ирландии, несмотря на письмо от общины Дублина, в котором служба Роджера уже описывалась. Наконец, после указа относительно Ирландии, находясь в Йорке, Эдвард назначил жюри для заседания в Лондоне и суда над Мортимером с дядюшкой за измену государству.

Несколько дней спустя хранитель Тауэра вывел их из камер, отведя в зал Вестминстера. Там они лицом к лицу встретились со своими судьями. В список входили: Уолтер де Норвич, Верховный барон Казначейства, сэр Джон де Фрискени, еще один барон Казначейства, сэр Уильям де Харли и Джон де Стонор, оба – судьи, и Хамо де Чигвелл, мэр Лондона. За исключением последнего из названных мужчин, жюри отличалось беспристрастностью настолько, насколько могли желать того Мортимеры. Но все пятеро знали, – от них не ожидают беспристрастного решения. 21 июля они сошлись на нижеследующих размышлениях. Роджеру с дядюшкой объявили, что каждый из них:

В противовес принесенной присяге в верности поднял военные действия, направленные на их суверена и властителя вместе с Хамфри де Богуном, графом Херефордом (в настоящее время покойным), Роджером Дамори (в настоящее время покойным), Бартоломью Бадлесмиром (в настоящее время покойным), Джоном Гиффардом из Бримпсфилда (в настоящее время покойным) и Генри Ле Тисом (в настоящее время покойным). Они вероломно захватили город и замок Глостер и преступно разграбили там королевское добро. После, как предатели и враги с развевающимся, словно для войны, штандартом поскакали к Бриджнорту, где напали и пограбили подданных монарху жителей, одних убив, а других ранив, город сожгли и опять с развевающимся, будто в военные дни, знаменем, как до этого и потом, поехали с оружием крушить и обирать людей суверена. Все эти преступления известны, король записал их, дабы предъявить зачинщикам. Поэтому суд постановляет, – за совершенные измены проволочь на лошади, а за поджоги, грабежи и убийства – повесить.

Эдвард был удовлетворен. Но в момент одержания победы Эдвард начал терзаться сомнениями относительно предначертанной Мортимерам судьбы и возобновления движения противостояния, способного после казней Боробриджа убить его собственного родственника и верных на протяжение долгого времени подданных. Со смертью Ланкастера стало казаться, что монарх питает мало страха из-за Роджера и его шестидесяти шестилетнего дядюшки. Услышав известия о приговоре, суверен решил заменить вынесенное наказание на постоянное заточение. Земли и владения Мортимеров остались конфискованными, а главы рода и члены их семей – заключенными в своих замках и монастырях, зато жизни этих людей оказались спасены.

*

Теперь вся Англия находилась в руках Эдварда Второго и Хью Деспенсера. Знатные оппоненты погибли или же попали в тюрьму. Лорды, до сих пор сохранившие послушание, были чересчур испуганы, чтобы возвышать голос в знак несогласия. В 1322 году в парламенте Йорка король издал указ, отменявший все прежде принятые Распоряжения, ограничивавшие его власть, и запретил дальнейшие попытки держать свое могущество под надзором. Ни королевского совета не станет, ни отчетов Эдварда под каким бы то ни было соусом перед Парламентом. От лордов, прелатов и представителей общин государства впредь ожидалась покорность воле монарха. Если таковой не обнаруживалось, следовало подчиняться суверену молча. Вопросы о природе и правомерности власти государя рассматривались сейчас, как измена. Парламент превратился просто в совещательный орган.

Не имея сдерживающих рычагов со стороны короля, Деспенсер исполнял одновременно две роли: первого министра и забияки. Под маской последнего он убедил Эдварда собрать внушительную казну, взяв деньги откуда только можно, и ничего без крайней необходимости не выплачивая, даже имея долги. Учитывая задирающую роль Хью Деспенсера, все «мятежники», которых он желал сдержать, находились под угрозой настолько высоких штрафов, что не имели возможности их заплатить, а значит, и выйти за допустимые рамки поведения. Хью приобрел все земли, какие когда-либо думал получить. Король передал ему определенное количество усадеб Роджера Мортимера из Чирка и вдовьих территорий жены графа Ланкастера. Но они оказались не единственными жертвами. Даже родной брат Эдварда, Томас Бротертон, граф Норфолк, был вынужден сдавать свои земли Деспенсеру взамен на довольно символическую оплату. Позднее его заставили продать их по до смешного низкой цене. Хуже всего, что Элизабет, вдове Роджера Дамори и родной племяннице короля, пришлось отказаться от лордства Уска (стоимостью в 770 фунтов стерлингов в год) взамен на статус лорда Гауэра (стоимостью в 300 фунтов стерлингов в год). Хью подвиг ее на это от имени Эдварда, пользуясь своим контролем агентов монарха, не взирая на то, что дама приходилась ему невесткой. Затем Деспенсер осуществил попытку конфискации Гауэра от имени Уильяма де Браоса. Таким образом, леди Дамори, несчастная сестра и сонаследница покойного графа Глостера, была оставлена практически без принадлежащего ей по праву наследства.

Перечислять все злодеяния Деспенсера было бы тяжело и утомительно. Он приобретал все, чего желал, пользуясь чрезмерным попустительством, интригами, вымогательством и склонностью короля к кумовству. Путь Хью устилали земли, деньги, влияние и престиж. Одержание решающей победы над Роджером являлось исключительно вопросом времени. Почти спустя год после вынесения Мортимерам приговора Деспенсер подумал, что добьется от Эдварда для заклятого врага смертоносного вердикта. Если Хью что-то требовал, монарх обязательно это ему даровал.

Тем не менее, у Деспенсера существовала проблема в лице королевы Изабеллы.

Она ненавидела безжалостность Хью и его манеру вертеть по собственному капризу ее супругом. Изабелла испытывала отвращение к тираническому правлению, навязанному стране, особенно к заточению в темницу такого внушительного числа знатных дам. У жены Эдварда вызывали презрение мстительность, с которой Деспенсер пытался отыграться на противниках, и степень, до какой он, в дуэте с монархом карал целые общины, включая лондонцев. Въехав в столицу Англии юной и испуганной принцессой, Изабелла прежде всего с их стороны увидела встречу со стягами и народным веселым гостеприимством, поэтому до конца дней полюбила жителей этого города. Теперь они страдали от растущего налогообложения, измененного королем по совету Хью. Что до попавших в заточение детей, Изабелла с болью наблюдала за их разлукой с семьями. Деспенсер регулярно подрывал уважение к ее положению и власти. В конце 1322 года она решила, – не осталось иного выхода, кроме как выступить против любимца мужа, что казалось Изабелле справедливым.

Поворотной точкой в глазах королевы стала английская летняя кампания в Шотландии после сражения при Боробридже. Как и все остальные шотландские походы Эдварда, этот оказался полностью провальным. Как бы то ни было, в отличие от прежде совершавшихся его кампаний, Изабелла находилась там лично, ближе к границе, в аббатстве Тайнмут. Когда шотландцы застали Эдварда и Деспенсера врасплох у болота Блэкхау Мур, король с фаворитом бежали, оставив Изабеллу на милость Роберта Брюса. Зная о том, сколь мало драгоценного милосердия оказал Эдвард Первый возлюбленной и сестре Брюса, выставляя их в деревянных клетках на стенах замков Бервик и Роксбург в течение трех лет, это можно рассматривать в качестве на редкость черствого поступка. Лишь благодаря способности королевы быстро ориентироваться в создавшемся положении и ее решимости, той удалось выскользнуть. Хотя прибрежные дороги пребывали под надзором фламандских союзников шотландцев, Изабелла сумела найти готовый отвезти ее в Англию корабль. Во время отчаянного бегства из Тайнмута погибли две фрейлины королевы.

Снова ступив на английскую почву, молодая женщина наметила себе план действий на будущее: труд освобождения Роджера Мортимера и ниспровержение Деспенсеров. Она прекрасно сознавала грозящие опасности и понимала, каждое движение следует совершать в обстановке строгой секретности. Даже передача Роджеру сообщения прошла достаточно сложно. Прямые шаги являлись еще более опасными. В конце 1322 года Робер Ле Ивер подвергся казни через задавливание до смерти в одной льняной рубахе под грузом железа, длившееся несколько дней. Ле Ивер участвовал в нападении на Деспенсера-старшего (сейчас носящего титул графа Уинчестера), куда, как считалось, были вовлечены также Мортимеры. Однако, Изабелла слышала, – Эдвард направился в лондонский Тауэр, поэтому догадывалась, – скоро у нее появится возможность действовать.

Таковая представилась уже через пару месяцев. В январе 1323 года, когда королевский кортеж достиг Лондона, лорду Беркли не хватило лишь малости для совершения побега из замка Уоллингфорд. Некоторые члены его свиты добились права посетить лорда с целью устроить пир. Заточенный Беркли пригласил присоединиться к ним своих тюремщиков. С поразительным недостатком заботы о безопасности стражники легко попали в западню. Люди из свиты Беркли вытащили спрятанное оружие и стали угрожать убить их. В замок впустили еще двадцать человек. Но план потерпел крах. Живший во внешней сторожке мальчишка догадался о сути происходящего и поделился своими подозрениями с мэром города, осадившим крепость и предупредившим находящихся поблизости графов Кента и Уинчестера. Лорда Беркли схватили в часовне твердыни.

Эдвард и Деспенсер поспешили к Уоллингфорду, чтобы лично помешать Беркли, оставив Изабеллу в Тауэре. Она была там как 3 февраля, когда обедала в замке с сыном, так и 17 февраля. Хотя ученые прошлого спорили, доказывая, что не существует доказательств взаимодействия Изабеллы и Роджера именно на этом конкретном этапе, не обязательно, что их убеждение верно, ведь позднее королева отправила казначею письмо от имени леди Мортимер, супруги заключенного, подвергающейся дурному обращению. В то время Джоан находилась под опекой шерифа Хэмпшира. Таким образом, у королевы существовал доступ к внутренней информации, прямо связывавшей ее с женой лорда Мортимера, тогда как она пребывала с Роджером в одном замке. Хотя из других источников ясно, – обычно лорд Мортимер содержался строго под замком, также понятно, что у него имелась возможность тайком высылать из крепости письма. Пусть мы не можем хранить уверенность в получении Изабеллой сообщения о судьбе леди Мортимер напрямую от Роджера, это является наиболее вероятным объяснением того, как она узнала о плохом обращении с Джоан. Поэтому еще более достоверно вступление королевой в сговор с пленником именно в феврале 1323 года.

Тут появляются вопросы относительно природа отношений Роджера и Изабеллы. Встреча 17 февраля 1323 года или ровно накануне не доказывает ничего, кроме их разговора. Однако, Мортимер передал королеве письмо, в соответствии с которым она принялась действовать, а это уже предполагает взаимопонимание. То, что их по-человечески потянуло друг к другу, что они произвели друг на друга впечатление, неоспоримо, учитывая ход дальнейших событий. Оба отличались высоким происхождением, умом, жизненной искушенностью. Но единственное доказательство превращения сегодняшних собеседников в соратников связано с преемственностью Изабеллы от Роджера защиты попавшего в немилость канцлера Северного Уэльса десятью годами ранее. Несмотря на отсутствие доказательств, не следует полагать, что они не общались, или думать, что их связь являлась чем-то большим, нежели политический союз. Что до вопроса, чем могла Изабелла оказать Роджеру помощь, на него легко ответить, приведя в пример ее скорое возвращение ко двору. Видимо, Мортимер попросил королеву понаблюдать за супругом и сообщать об осведомленности Эдварда касательно заговоров по его освобождению.

Изабелла не единственная прилагала усилия к спасению Роджера. Лорд Беркли на допросе признался, что попытка устроить ему побег – это лишь начальная часть тщательно разработанного плана по выпуску Мортимера из Тауэра. Томас де Ньюбеггин был задержан в Южном Уэльсе по обвинению в заговоре в пользу Мортимера. Роджер и сам разрабатывал план побега. Он убедил помочь себе младшего лейтенанта Тауэра, Джерарда Д, Алспея. Вероятно, Д, Алспей и являлся человеком, тайно выносившим письма Мортимера из Тауэра и передававшим их адресатам из среды монастырского духовенства и лондонского купечества, наиболее заметными из которых оказались Джон де Жизор и Ричард де Бетюн. Таким образом, Роджер мог общаться со своими связными из числа влиятельных церковных сподвижников, подобными епископам Херефорда (Адаму де Орлетону), Бата и Уэллса (Джону Дроксфорду), Линкольна (Генри де Бургхершу) и Или (Джону де Хотэму), а также архиепископу Дублина (Александру Бикнору), где каждый находился вне досягаемости власти Эдварда Второго. К сожалению, послания к настоятелям Леоминстера и Уормсли, как и к аббату Уигмора были перехвачены. В результате этих заговоров и полученных хитростью писем Роджера Эдвард с Хью Деспенсером поняли, что не могут наслаждаться безопасностью, пока Мортимер не умрет. Роджер бы дольше и не прожил, не окажись у него в королевской свите шпион, почти наверняка Изабелла, отправившая в Лондон весть о запланированном на начало августа убийстве графа.

1 августа отмечался день St Peter ad Vincula – Святого Петра в оковах – небесного покровителя Тауэра, капелла, посвященная которому, занимала угол внутреннего двора. Во время вечерней трапезы большинство представителей гарнизона направилось в зал монаршего замка и устроилась там за длинными столами, приступив к праздничному ужину и прилагающимся к нему напиткам. Повар прислал из кухни мясо и разнообразные блюда, виночерпий из кладовой выдал вино, используемое по особым торжественным случаям. Крепостные ворота заперли, и заключенных строго держали в их темницах. Практически все из присутствовавших мужчин напились, за исключением лишь стражников у ворот и, возможно, случайного ночного дежурного на башне. Вместе с другими сидели Стефан Сегрейв, ответственный за твердыню лейтенант, и Джерард Д,Алспей, младший лейтенант. Но Д,Алспей не пил. Вина предлагали все больше и больше, и зал медленно наполнился пьяными, отравившимися и спотыкающимися гостями. Стефан Сегрейв лежал без чувств. В последовавшей тишине Д,Алспей поспешил с ломом и веревочной лестницей в темницу, где Роджера держали с еще одним пленником, Ричардом де Монмаутом.

Свет был тусклым, но Д,Алспею следовало работать быстро, только одной свечой обеспечивая себе обзор. Дверь в камеру оказалась крепко закрыта на засов и заложена, поэтому Джерарду пришлось рычагом и ломом один за другим убирать камни. Известковый раствор клали давно, и он легко поддался, после чего из стены посыпались первые булыжники. Внутри Роджер возносил святому Петру молитву о помощи. Он дал обет, если удача ему улыбнется, возвести в Ладлоу часовню в честь небесного заступника. В течение короткого отрезка времени возникла неровная нора, и несколько мгновений спустя через нее полез Роджер, за ним устремился де Монмаут. Трое мужчин поспешно спустились по ступенькам и переместились через дверь по соседству в другое здание, служившее в королевском замке кухней. Там на них обратил невидящий взгляд повар, осведомленный о побеге, и троица поползла через внушительную каминную трубу на крышу. В безлунности ночи Роджер с сообщниками добрался на места назначения на стене и переметнулся через край, в чем ему помогла принесенная Д,Алспеем веревочная лестница. Он двинулся вниз по высоким стенам во внешний двор. Оттуда мужчины по второй веревочной лестнице полезли по внешней навесной стене, поднялись вверх и опять во веревочной лестнице быстро переместились на другую сторону укреплений – на берег реки, к заболоченным водам Темзы. В темноте они обнаружили пару, ожидающую их с крохотной лодкой. Три беглеца перебрались через реку в Гринвич, там уже находились готовые к дальнейшему четыре вооруженных солдата из команды Мортимера с запасными лошадьми. Ни секунды не мешкая, все устроились в седлах и отправились в ночь.