Текст книги "Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 (ЛП)"

Автор книги: Ян Мортимер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Усиливая встревоженность отлучившихся из Ирландии вельмож, нападения не были разрозненными друг с другом эпизодами. По всей подвластной англичанам Ирландии вторжения являлись неотъемлемой частью прав захватчиков. Произошедшее же относилось к обычному мятежу, – существование на острове подданных короны находилось под угрозой повторного введения гэльских законов и обычаев, возвращения страны к культурным истокам. Но и здесь английские лорды изыскивали для себя новые возможности, – они вполне были способны стать мелкими князьками, женившись на ирландских наследницах и разделив ставки между английскими и ирландскими присягами на верность, в зависимости от того, что окажется выгоднее. Действительно, некоторые уже поступали так с середины тринадцатого столетия, говоря на ирландском столь же свободно, как и на французском, в те годы общепризнанном языке английской аристократии. Таким же тревожным для английских лордов было то, что поступления из ирландской казны прекратились, и отныне для подъема войск на руках осталось до сожаления мало денег: от трети до половины доходов, доступных в годы правления Эдварда Первого. Ко всему прочему, на повестке дня встал вопрос наследования. Некоторые лорды, в особенности те из них, кто наполовину происходил из ирландцев, относясь к плодам смешанных браков, стремились применить права наследования, применяемые на Зеленом острове к своим владениям. Эти права менялись от клана к клану, но в определенных случаях дамам все равно запрещали претендовать на земли. Если принять подобное во внимание, то стоит заметить, – Роджер с Джоан не должны были унаследовать графство Мит от бабушки молодой женщины, Мод де Лейси. Да и наш герой не получил бы усадьбу своей бабушки в Дунамасе. Поэтому очень важно смотреть на честолюбивые замыслы Мортимера в правильном свете: ему следовало бороться, чтобы удержать прежнее влияние, как и удержать верность арендаторов, иначе могущество в Ирландии оказалось бы навеки утрачено.

Нам крайне мало известно, какие конкретно шаги предпринял Роджер в Ирландии в течение следующего года. В апреле и в сентябре 1311 года он прочно обосновался в принадлежащей ему большой крепости Трима, по всей видимости, защищая наследство силой оружия и проводя переговоры. По иронии судьбы, самым важным в этом периоде его жизни стало то, к чему Мортимер усилий не прикладывал. Раньше Роджер целиком поддерживал и Гавестона, и короля. Теперь же его могущественный и уважаемый родич, граф Пембрук, порвал с Эдвардом и объединился с другими графами. Это значительно изменило ход событий. Очевидно, в противостоянии с Ланкастером и Уорвиком Пьер Гавестон был настроен решительно, поэтому он потянул за собой многих своих сторонников. Наверное, Пембрук ясно предупредил Роджера, посоветовав ему держаться от фаворита подальше. Ирландская кампания Мортимера совершалась в связи с военными причинами, но она помогла нашему герою отдалиться от общества Гавестона и, таким образом, защитить себя от последствий грядущих событий. Роджер больше никогда добровольно не окажется в области риска, оказывая поддержку монаршему любимцу.

*

Пока Роджер Мортимер имел дело со смутой в Ирландии, Эдвард сражался в Шотландии. Кампания началась печально, – из десяти графов, не считая Гавестона, лишь Глостер и Суррей отправились сопровождать короля в поход. К октябрю они добрались до Линлитгоу, но с Брюсом в битве так и не встретились. Он был чересчур мудр, чтобы подвергать себя опасности и нападать на лучше вооруженного противника, который рано или поздно, но вернется в Англию, как случалось с ним всегда. Вместо этого Роберт Брюс спрятал дивизионы готовых к отражению врага мужчин. Как-то раз укрывшиеся в пещере над узкой дорогой в долине шотландцы нашли представившуюся им возможность слишком удачной, чтобы ее упускать. Они воспользовались расположением на возвышенности, истребив оказавшихся внизу английских пехотинцев. Когда появились рыцари, готовые собрать уцелевших и устроить на позиции противника продуманный налет, нападавших уже след простыл, но на дорогу легли сотни три убитых и еще больше раненых. Таким образом, английская кампания потерпела крах на всех направлениях, включая главное, – отвлечь графов от обвинений в адрес Гавестона.

Когда Эдвард направился на юг, на дворе стояло лето. Он велел Пьеру остаться в безопасности под сенью стен замка Бамбург, и к 8 августа собрал Парламент на заседание. Роджеру тоже пришло приглашение, но тот, по всей вероятности, предписание пропустил мимо ушей, как обычно делал, находясь в Ирландии. Остальные лорды явились с твердо обозначенным намерением: предъявить королю заранее обозначенные условия и заставить его принять их все до единого.

Условий насчитывалось сорок одно. Сюда входили шесть, изданных сразу после назначения лордов-распорядителей в прошлом году с соответствующим включением общих положений относительно прав Церкви, сохранения с королем мира в государстве и следования букве Великой Хартии Вольностей. Тридцать пять новых распоряжений касались таких тем, как право монарха объявлять войну без одобрения лордов (что Эдвард и сделал накануне с Шотландией) и снятие с должностей монарших чиновников, в особенности близких к Гавестону, среди которых прозвучали имена Джона де Чарлтона, Джона де Хотэма и Джона де Сапи. Интересно подчеркивание шестнадцатым распоряжением опасности утраты, угрожающей землям Ирландии, Гаскони и Шотландии, если только их попечителями не назначат способных и готовых гарантировать результат министров. Но Эдварда беспокоило исключительно одно распоряжение – двенадцатое. В нем заявлялось, что Пьеру Гавестону необходимо покинуть королевство к 1 ноября в соответствии с преступлением введения в заблуждение и дурного консультирования суверена. В случае возникновения сомнений лорды опять подчеркивали, – под «королевством» они подразумевают Англию, Шотландию, Ирландию и Уэльс вместе со всеми подвластными Эдварду территориями. Нового назначения для Гавестона не предусматривалось.

Монарх не мог ничего с этим поделать. Он согласился принять все условия, исключая двенадцатое, но недооценил серьезность, с которой лорды-распорядители относились к создавшемуся положению. Эдвард откладывал так долго, как только был способен, талантливо уворачиваясь от нападений на сосредоточенную в его руках власть. В конце концов, в октябре король согласился с каждым из условий и приготовился снова попрощаться с возлюбленным другом. Месяц спустя на Лондонской набережной Пьер Гавестон сел на корабль и отплыл по Темзе прочь из страны.

*

Лорды-распорядители видели, – Гасконь, Шотландия и Ирландия могут оказаться потеряны из-за неумелого правления, но они подозрительно забыли упомянуть об Уэльсе. Там уделом с действенной беспощадностью руковолил лорд Мортимер из Чирка. Это качество он успешно демонстрировал в юности, но даже теперь, в возрасте пятидесяти шести лет, не готов был идти на уступки. К началу 1312 года Роджер из Чирка свободно осуществлял обязанности верховного судьи уже на протяжении четырех лет. Когда Эдвард обеспечивал безопасность королевским замкам в Уэльсе, раздавая те своим верным сторонникам, лорд Мортимер из Чирка получил опеку над твердынями Бленлифни и Динас. Они пошли впридачу к тем, что давно находились под его присмотром, в том числе нескольким из наиболее важных в стратегическом отношении. В течение последующих годов ему достанется еще множество пусть и менее значительных даров. Фактически Мортимер из Чирка управлял Уэльском как исполняющий обязанности принца.

Равно с Роджером в Ирландии, лорд Мортимер из Чирка избегал вовлечения в осложняющуюся ситуацию вокруг Пьера Гавестона. Пока остальная часть государства нервно подготавливалась к столкновению касательно королевского любимца, Мортимер-старший подтягивал силы для нападения на Гриффина де ла Поля, отголоски чего должны были получить далеко идущие последствия. За три года до описываемых событий, будучи под попечением короля, умер наследник Уэлшпула. Лорд Мортимер из Чирка в качестве верховного судьи Уэльса получил приказ позаботиться о состоянии, что он и сделал. Следствие обнаружило, что следующей полноправной наследницей стала сестра покойного, Хавис, сочетавшаяся узами брака с Джоном де Чарлтоном, канцлером короля и другом Роджера и Гавестона. Соответственно титул перешел к Джону де Чарлтону. Но Гриффин де ла Поль, брат покойного лорда и дядя Хавис, предъявил жалобу, настаивая, что, согласно уэльскому обычаю, наследство должно достаться ему. Продвигая ходатайство, он потребовал создать комиссию по расследованию дела, которая бы установила, – по уэльским или же по английским законам держался титул. Эдвард запретил эту процедуру в надежде, что тут все и закончится. Но его надежды не оправдались. В начале 1312 года Гриффин де ла Поль напал на Джона де Чарлтона, организовав ему с женой осаду в замке Уэлшпул.

Действуй Гриффин де ла Поль абсолютно независимо, вопрос разрешился бы быстро, и о нем мгновенно бы позабыли. Но он тоже лелеял надежду – на графа Ланкастера, поддержкой коего и заручился. Ланкастер, приходясь королю кузеном, решил, – его задача – руководить противостоянием с личным стилем правления Эдварда, особенно, с его способствующими процветанию фаворита поступками. Немного сомнительно, что Эдвард не проявил справедливости в назначении комиссии и запрете расследования. Что до графа Ланкастера, взятие де ла Поля под крыло только еще основательнее укрепило его статус. Отныне, когда он унаследовал уже пятое по счету графство – Линкольнское, – и после смерти в 1311 году Генри де Лейси, вельможа затаился будто крупный черный паук в центре сотканной им объемной сети имений на севере страны, притягивая к себе нити феодальной повинности, международного и национального политического недовольства. Его могущество отличалось такой силой, а влияние – протяженностью, что вряд ли кто объявил войну союзнику графа без хорошего на то основания.

Для лорда Мортимера из Чирка причина для противостояния была проста: король приказал ему прекратить осаду замка Уэлшпул, применив доводы в виде демонстрации оружия. Лорд Мортимер из Чирка созвал войско, встал лагерем поблизости от Уэлшпула и стал ждать. Он предложил де ла Полю обращение к заседанию суда, но тот отказался. Король тоже ему написал, предложив де ла Полю возмещение и отправив управляющего монаршим двором, Джона де Кромвеля умиротворить возмущенного подданного. Но де ла Поль не сдавался. Потребовалось несколько недель, чтобы убедить его, – граф Ланкастер не собирается скакать на помощь, поэтому дело благоразумнее разрешить дипломатическими методами. Тогда же де ла Поль нашел нового сторонника – в лице графа Арундела, кузена Мортимеров. Арундел предоставил убежище разорившим окрестности людям де ла Поля. И это уже квалифицировалось как личное предательство, если не государственная измена. В конце концов, лорд Мортимер из Чирка снял осаду, спас Джона де Чарлтона с супругой, восстановил порядок и задержал де ла Поля. Однако в глазах графа Ланкастера, человека порывистого и испорченного с малой долей чувства долга и соответственной неспособностью ценить чужую обязательность он превратился в заклятого врага. В начале следующего года, когда лорд Мортимер из Чирка был назначен заседать в комиссии по расследованию разгрома, граф Ланкастер предъявил возражения к его присутствию. Отдаление между вельможами с огромной вероятностью вело к краху обоих из них. Как и к прекращению доверительных отношений графа Ланкастера с Роджером, ибо в политических вопросах Мортимеры всегда выступали заодно.

На какое-то время Роджер остался в Ирландии. В апреле и в мае 1312 года он находился в Дублине. Дальний родственник, Роберт де Вердон в течение Великого поста начал в Лауте мятеж, и, как младший брат наследника имени де Вердонов в половине графства Мит, взбодоражил своей яростностью внушительное число сторонников Мортимера и де Вердонов. Они прошли маршем по баронствам Феррард и Арди, до такой степени причинив вред Лауту, что Джон Воган, верховный судья, оказался вынужден взять развернувшееся восстание в собственные руки. Воган собрал войско, дабы погасить бунт, и отправив людей в Арди – защитить это баронство, сам двинулся в направлении Дрохеды. Там местные жители ходатайствовали, чтобы им позволили лично встать на оборону родных земель с армией под руководством двух других братьев де Вердон, Майлса и Николаса. Но вместо того, чтобы остаться верными старшему брату, находящемуся в Англии, они просто примкнули к Роберту. Прикрываясь стягом короля Эдварда, де Вердоны общими усилиями напали на противника в Арди и разбили его. Как укоренившийся в тех краях лорд и зять Теобальда, Роджер был обязан вмешаться, даже прежде чем последнее бесчинство стало всем известно. После сбора Воганом второй армии и ее повторного «позорного разгрома» де Вердонами, Мортимер начал лично контролировать создавшееся положение, заставил братьев сдаться и прибыть ко двору – просить о сохранении им жизней. В конце мая 1312 года он передал верховному судье более сорока захваченных в плен зачинщиков восстания.

К завершению летнего сезона 1312 года Роджер полностью вошел в возраст совершеннолетия. Ему было двадцать пять лет, он успел оказаться свидетелем совершения политических решений в самом сердце правительства и последние два года провел, налаживая отношения в жестокой своими условиями Ирландии. Мортимер занимался войсками, состоящими из ирландцев, англичан и сброда англо-ирландских повстанцев. Он наблюдал неспособность некоторых управленцев расправиться с мятежом, но также видел и щедрость наград, что могли заслужить те, кто остались верны королю Эдварду. У Роджера была обладающая прекрасными связями и преданная супруга, у него регулярно появлялись на свет дети. Мортимер собирался вернуться в Англию и занять место в первом ряду ее политических деятелей.

Но тут произошла одна из тех смертей, что раскалывают общество до основания. Гавестон, граф Корнуолл, в начале 1312 года возвратился из изгнания и вызвал столько враждебности, что оказался вынужден сдаться на милость графу Пембруку. Тот принес клятву отдать свои земли и титулы, но спасти жизнь пленника. Тем не менее, графам Ланкастеру, Арунделу и Уорвику было безразлично, чем Пембрук поручился и что мог потерять. В июне, когда Пьер находился под его защитой, они похитили королевского брата по оружию.

И убили Гавестона.

* * *

Пятнадцать недель не считались неприемлемо долгим временем. Тело Изабеллы, супруги Эдварда Второго, такой же по протяженности период ожидало погребения, а Филиппы, жены Эдварда Третьего и того больше.

Томас Ланкастер после смерти в 1311 году Генри де Лейси также приобрел графство Линкольн. С этого момента его доход от всех пяти графств насчитывал около одиннадцати фунтов стерлингов. Таким образом, единичный доход Томаса Ланкастера приблизительно раз в пятнадцать превышал дивиденды Роджера Мортимера.

Не ясно, о каком Роджере Мортимере идет речь в эпизоде с назначением, но и Роджер, и его дядюшка сразу после этого были поставлены верховными судьями и наместниками Уэльса, получив в этих краях такую долю ответственности, что младший Мортимер не мог отлучиться во Францию даже на неделю.

Известия о назначении Роджера сенешалем происходят от издания Ренуаром «Гасконских свитков». Отсылка к «Роджеру Мортимеру» единична и ни с чем не связана, поэтому, вероятно, отражает никогда не осуществившееся намерение. То, что она относится к Роджеру из Уигмора, а не к его дядюшке очевидно, так как последний не владел в Гаскони имениями, тогда как к 1308 году стало ясно, – Ги де Лузиньян, граф Ла Марш, умрет, не оставив после себя потомства, сделав матушку Джоан важной землевладелицей в регионе. Эти земли, в конце концов, образуют владения Куше, что отойдут в 1323 году к сыну Роджера и Джоан, Джеффри. Роджер также был связан с делами в Гаскони в 1313 году.

Лорд Мортимер из Чирка почти точно находился вместе с королем в Дувре 19 января 1308 года, так как являлся в тот день свидетелем пожалования.

Большинство авторов утверждает, что раздача свадебных даров имела место уже в Англии, но Догерти в своей диссертации говорит о высылке их Гавестону из Франции.

16 марта, посреди приготовлений Эдварда, Роджером было добыто прощение за убийство одному из его сподвижников, Уильяму д, Эстурми.

Епископ Уолтер Рейнольдс – еще один человек, взаимодействовавший прежде с Гавестоном.

Чарлтон с 1310 по 1318 годы являлся канцлером короля и был заменен лишь вторым значимым любимцем Эдварда, Хью Деспенсером.

Вопрос степени влияния Гавестона, вылившегося, в частности, в назначение де Торнбери, раскрывается в монографии Гамильтона «Пьер Гавестон». Де Торнбери приходился близким другом отцу Роджера и являлся исполнителем его последней воли.

Де Хотэм остался сторонником Пьера Гавестона до самой смерти последнего, будучи связан с фаворитом еще Распоряжениями 1311 года. То, что де Хотэм всю жизнь также поддерживал Роджера Мортимера, видно по его служебному продвижению. Тем не менее, следует заметить, насколько близким Роджеру товарищем он стал в Ирландии, ибо последний в 1316 году назначил де Хотэма исполнителем своей последней воли. Для более весомого свидетельства тех лет об их взаимодействии также стоит отметить, что де Хотэм одалживал Мортимеру деньги в октябре 1309 года, после того, как Роджер вернулся в Англию.

Джон де Сапи также являлся одним из тех, кто, вместе с Джоном де Хотэмом и Джоном де Чарлтоном, особо упоминались в 1311 году относительно близкой связи с Пьером Гавестоном.

Мэддикотт утверждает, что Роджер находился в Дунстейбле на турнире, пользуясь упоминанием в геральдическом списке. Этот турнир он приурочивает к концу марта или к началу апреля 1308 года. Однако, там идет речь лишь об одном Роджере Мортимере, и, хотя герб ему и принадлежит, все равно здесь закралась ошибка. Факт в том, что Мортимер 12 апреля был в Ирландии вместе с Пьером Гавестоном, как и до указанной даты, что указывает на его присутствие на турнире исключительно в позднее время, летом.

В декабре 1309 года Роджер добился прощения для всех своих людей в Ирландии, кто совершил убийство и сжег дома «отражая и преследуя Джона Фитцджона и других злоумышленников и нарушителей мира в королевских землях в Карбери, вторгшихся на земли Трима, убивающих мирных жителей, разрушая все огнем и нанося иные виды ущерба».

В 1317 году Роджер снова пошел против Джеффри О, Фарелла.

Роджер Мортимер из Уигмора обычно считается причастным к случившемуся мятежу против Гавестона. Как видно из его маршрута и из патента с запечатанными письмами, отправленными к верховному судье Уэльса, нет сомнений, что он не был прямо вовлечен в нападение, так как находился в Ирландии, сражаясь против братьев де Вердон. Скорее, это его дядюшка, лорд Мортимер из Чирка, являлся ответственным агентом. Авторы, описывающие Роджера принимающим участие в столкновении, черпают сведения из семейной летописи пятнадцатого столетия, напечатанной в монастыре Дагдейла (1817–1830), которая представляется перемешавшей более ранние источники.

Годом позже Роджер выказал милосердие и добился прощения для восставших, при условии, что они отправятся сражаться в Шотландию.

Глава 4
Бэннокберн и Келлс

Убийство Гавестона разделило страну пополам. Ужаснулись даже те, кто больше остальных ему противостояли. Три графа умертвили ближайшего и ценнейшего друга короля. Кровавое возмездие казалось неизбежным. Ответственным предстояло потерять земли, титулы и жизни.

Граф Ланкастер и не думал пытаться снять с себя позор. С того самого момента, как Пьер Гавестон вернулся в Англию, Ланкастер, не переставая, преследовал и короля, и его собрата по оружию. Пьер присоединился к Эдварду в Йорке, в феврале, где они остановились, пока Маргарет де Клер, супруга Гавестона и племянница монарха, не родила дочку, названную Джоан. В марте, совместно с убедившимися теперь в неизбежности гражданской войны баронами и графами, Томас Ланкастер открыто принял на себя руководство противостоянием сэру Пьеру и поручил графам Пембруку и Суррею возглавить войско и захватить врага в плен. Гавестон понимал, какому риску он себя подвергает, оставаясь в стране, и не в последнюю очередь из-за отлучения, наложенного на него архиепископом Кентерберийским. Как бы то ни было, Пьер решил сохранить верность родине. Он выбрал общий путь с Эдвардом, вопреки всем грозящим ему опасностям. Король же, обрадовавшись, что любимый друг его не покинул, воссоединился с тем в новом замке Ньюкасл в конце марта.

Друзья могли полагать, что противостоящие им вельможи окажутся не организованы, замедлят собрать армию и совсем не захотят начинать гражданскую войну. Вопреки множеству резких слов на деле еще никто не поднял против них оружия. Но в этот раз все обстояло иначе. Граф Ланкастер, человек, которого Гавестон высмеивал, именуя «Мошенником», отныне использовал свою власть, дабы собрать личную феодальную армию. Он двинулся на север, скрывая солдат днем и пуская их в марш ночью, чтобы избежать ненужного внимания. 4 мая Томас Ланкастер приблизился к Ньюкаслу. Эдвард с Гавестоном оказались совершенно захвачены врасплох и были вынуждены немедленно бежать на корабле в замок Скарборо. Поступив так, они оставили за спиной драгоценности, деньги, лошадей, людей и вооружение. Ланкастер вытянул свой жребий.

В течение определенного времени Эдвард с Пьером могли наслаждаться безопасностью. Но тут король совершил смертельную ошибку, – он бросил Гавестона в замке Скарборо, тогда как сам отправился на юг – поднимать войско. Граф Ланкастер мгновенно совершил следующий шаг, разместив наличные у него силы между монархом и его любимцем, таким образом, отрезав Гавестона от малейшей надежды на помощь. 19 мая Пьер, опасаясь, что Ланкастер может пойти на убийство, согласился сдаться Генри Перси, графам Пембруку и Суррею. Пембрук принял на себя ответственность по возвращению Гавестона в Лондон. Однако в Деддингтоне, что в Оксфордшире, граф Уорвик похитил Пьера и переправил его в замок Уорвик. На протяжении следующих девяти дней Гавестона держали там, пока не прибыл граф Ланкастер. Совет сэра Томаса относительно следующих действий оказался вынесением хладнокровного приговора, ввергшего жертву в ужас: «Пока он жив, в английском королевстве безопасного места не будет». 19 июня Пьера Гавестона отвели на холм Блэклоу Хилл, принадлежащий графу Ланкастеру, где двое уэльсцев его убили. Один всадил Пьеру в тело меч, а второй отрубил ему голову, пока тот, умирая, лежал на траве.

Страна была потрясена. Каждый лорд и рыцарь в государстве готовился к войне. Граф Пембрук находился вне себя, – он принес клятву защитить жить Гавестона под угрозой лишения земель и титулов. В период между пленением и убийством сэра Пьера Пембрук в отчаянии пытался поднять армию, чтобы его освободить, он даже взывал к университету в Оксфорде, который не только боевой силой похвастаться не мог, но даже не тревожился о благополучии Гавестона или о беде, что того коснулась. Королевство не успело собраться с мыслями, чтобы спасти сэра Пьера, который и пальцем не пошевелил, дабы заслужить любовь простого народа.

Реакцией Эдварда на убийство стал редкостный гнев, довольно скоро обратившийся в холодную ярость. Услышав о гибели Гавестона, король заметил: «Клянусь душой Господней, он поступил, как глупец. Прими Пьер мой совет, никогда бы не попал в руки графов. Именно это я ему постояно говорил не делать. Ибо я догадывался о вероятности того, что случилось сейчас». Но протест против действий покойного друга лишь прикрывал глубину горя, с тех пор ни на секунду Эдварда не оставлявшего и смешанного с ощущением предательства со стороны кузена Ланкастера, не подлежащего отныне прощению. Разум короля сконцентрировался на погибели пошедших против него графов, укрепляясь перенесенной бедой, Эдвард и мыслил, и поступал намного яснее. Со смертью Гавестона подавляющему большинству мятежников оказалось нечего больше достигать, продолжая противостоять монарху. Он пресек движение графов на Лондон, предупредив город, заперев ворота для всех входящих и установив защиту окрестностей. Восставшие графы, не в силах перехватить инициативу, задержались в Уэре, что Хертфордшире, и их положение с каждым днем только слабело. Тем временем Эдвард заручился помощью со всех сторон. Посольство в Англию направил Папа Римский, равно сделал и король Франции, лорды и епископы тоже заявили о готовности поддержать суверена советом и, если понадобится, военными приготовлениями.

Нам точно не известно, когда из Ирландии вернулся Роджер, но это не могло произойти позже января 1313 года. Как бы то ни было, есть причины предполагать, что назад его притянули новости о гибели Пьера Гавестона. Помимо верности лорда Мортимер обладал опытом сражений. Если Роджера не отозвал сам король, то нет сомнений, подобный шаг можно отнести на счет родственника нашего героя, графа Пембрука. К середине июля лорд Пембрук посоветовал Эдварду объявить восставшим графам войну, что требовало возвращения из Ирландии такого количества преданных людей, какое было тогда, в соответствии с положением, доступно. Также, стоило графу Ланкастеру прибегнуть к противостоянию с лордом Мортимером из Чирка, как Роджеру и его дядюшке стало необходимо попасть в Англию, дабы защитить свои владения от армий взбунтовавшихся графов и их союзников.

Война была развязана не сразу. Эдвард не торопился, чем дольше он ожидал, тем сильнее становился. Графы тоже не спешили объявлять королю бой, после чего, в случае поражения, в мгновения ока лишились бы жизней. Пока одни ходатайствовали о даровании прощения в связи с убийством Гавестона, ибо тот вернулся из ссылки, преступив закон, Эдвард заключал соглашения и союзы с другими. В ноябре его позиции заметно укрепились появлением на свет сына и наследника, следующего Эдварда. Это еще дальше отодвинуло Томаса Ланкастера в очереди претендентов на трон, и вызвало в государстве всплеск патриотизма. Лучшее, что могли сделать графы, – вести переговоры и надеяться, что решимость монарха ослабнет.

В начавшихся в сентябре 1312 года Роджер никакой роли не играл. Очень сложно определить, чем он в тот период занимался. Единственная улика, способная бросить свет на происходящее тогда в его жизни – выплата Роджеру в Вестминстере 2 апреля 100 фунтов стерлингов – «за расходы, понесенные в Гаскони». У этого существует значительное число возможных объяснений. Одно из них – оказание королю какой-то личной услуги. Роджер мог вернуть в Гасконь что-то или кого-то из имущества или из свиты Гавестона. Тем не менее, в то время в Гаскони внезапно вспыхнуло столкновение между Аманье д'Альбре и английским сенешелем, Джоном де Феррерсом. Вероятнее, что Мортимера отправили разбираться с данной проблемой. В 1312 году Де Феррерс воспользовался своим положением, чтобы напасть на д, Альбре с войском в четыре сотни человек. Д,Альбре обратился к королю Филиппу, и тот рассудил дело в его пользу, велев королю Эдварду в знак возмещения выплатить довольно крупную сумму. В сентябре 1312 года де Феррерс скончался, возможно, в результате отравления. Третье объяснение состоит в действиях Роджера от имени своего родственника, графа Пембрука, в вопросе, связанном с находящимся в Гаскони графством Фуа, которым Эдвард просил вельможу заняться в январе 1313 года. Рассматривая эти три объяснения, стоит помнить, – Аманье д'Альбре являлся членом семьи супруги Роджера, Джоан, равно как и человек, назначенный на замену де Феррерса в должности сенешеля Гаскони, Амори де Краон. Какой бы ни оказалась истинная причина, ясно, – Роджер в то время сохранял монарху абсолютную верность, тем более, что ему было поручено сувереном решать вопросы далеко за морем.

*

Если и существовал какой-то один основной фактор ослабления страны на протяжении первых шести лет правления Эдварда, то им была его неудачная политика в Шотландии. Несомненно, юноша участвовал в боевых действиях вместе с отцом, «Молотом шотландцев», и, вероятно, в его нежелании продолжать там кампании прошлого монарха был и личный элемент. Однако Роберт Брюс каждый год совершал вторжения на английскую территорию, и Эдвард мало что предпринимал для воспрепятствования ему. Брюс, усвоивший свое тяжелое ремесло в сопротивлении Эдварду Первому, один из самых ужасающих воплотителей в жизнь искусства войны, теперь демонстрировал степень квалификации, приобретенной в течение долгих лет сражений. У него не было достаточного количества людей, чтобы разгромить англичан в открытом бою, поэтому Брюс и его солдаты изматывали их, нагоняя страх на гарнизоны и нанося всевозможный ущерб, надеясь, что Эдвард просто сочтет Шотландию слишком большой проблемой и уйдет. Подобная стратегия рыцарственностью не отличалась, но действенность доказывала. Эта действенность возрастала благодаря нежеланию английского короля основательно запустить шотландскую кампанию. При жизни Гавестона Эдвард занимался ею только для отвлечения внимания от собственных проблем на родине.

Брюс прекрасно осознавал, – ключ к контролю над Шотландией лежит в контроле над возведенными в ней замками. Шотландские войска могли подвергать грабежу имения верных сторонников английского монарха, но, пока они не завладели замками, приобретали исключительно временные рычаги правления краем. Таким образом, один за другим, Роберт Брюс стал нападать на английские гарнизоны. Перед шотландским хищным железом склонялись твердыня за твердыней. Случись это в дни Эдварда Первого, сразу бы начали предприниматься усилия по отвоеванию крепостей, но в правление его сына утраченные замки не возвращались. Эдвард Второй видел во взятии бастионов акт символический, в широком масштабе совершаемый ради исправления своего политического положения в Англии. Он мало понимал в стратегии, необходимой для поддержания контроля над встревоженной страной, а заботился об этом еще меньше.

К 1312 году требовалось уже нечто большее, чем символическое отвоевание нескольких замков. Роберт Брюс и его брат Эдвард систематически нападали на английские укрепления с волей и дерзостью, заслужившими им равно и любовь, и верность соратников. После падения весной 1312 года твердыни Данди, единственной крепостью, оставшейся в руках англичан, стал замок Перт, что чуть севернее реки Форт. Летом того же года Эдвард Брюс с определенной долей успеха осуществил приступы менее значительных цитаделей, таких как Форфар, Далсвинтон и Керлаверок. Зимой Роберт Брюс лично руководил крайне отважной атакой на Бервик, ближайший к английской границе замок. Ему помешали, но метод нападения Брюса был новым, действенным и до гениальности простым. Вместо того, чтобы привязывать веревки к железным креплениям для подъема по замковым стенам, шотландцы набрасывали на них веревочные лестницы. Этот способ обладал заметным преимуществом перед деревянными лестницами, ведь первые можно было переносить одному человеку на протяжении долгих переходов на спине у лошади, и они давали фору обычным веревкам, так как позволяли сделать подъем намного быстрее и давали нападающим свободнее использовать их оружие. Также они предоставляли возможность скорого отхода: в Бервике Брюс застал бы гарнизон врасплох, но шум от скрежетания железа услышал местный пес, который залаял, от чего солдаты проснулись и подняли тревогу. Шотландцы вынуждены были бежать, оставив веревочные лестницы свисать со стен.