Текст книги "Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 (ЛП)"

Автор книги: Ян Мортимер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

*

Для Изабеллы возвращение во Францию оказалось значительным облегчением. Она объехала государство без особой спешки, наслаждаясь способностью находиться от Англии далеко. Пока Эдвард беспокоился, что жена затеет с Роджером политическую схему, – и действительно, некоторое число французских и английских летописцев, описывавших события потом, предполагали, – единственной целью отплытия Изабеллы из Англии являлась встреча с Мортимером, это совсем не объясняло дело целиком. Роджер пребывал в области Эно, скорее всего «изгнанный» французским королем в соответствии с заключенными с Эдвардом договоренностями. Изабелла также вела себя, соблюдая наставления мужа. Высадившись на берег, она проследовала со свитой в Париж через Булонь и Бове, перед встречей с братом в Пуасси пообедав с французской королевой в Понтуазе. Изабелла не виделась с Роджером, они даже не связывались друг с другом напрямую. В те дни, вне зависимости от их затаенных стремлений, взаимоотношения этих двоих были просто политическим взаимопониманием, проходившим через руки Карла Четвертого.

Английская королева не питала иллюзий относительно последствий своего бездумного растрачивания вырванной у Эдварда ненадолго свободы. Весной 1314 года, в возрасте восемнадцати лет, Изабелла посещала Париж и встречалась с отцом, Филиппом Красивым. Она тогда поделилась с ним чудовищным известием о изменнических свиданиях всех жен ее трех братьев с двумя рыцарями в Нельской башне. Филипп проследил за молодыми людьми и задержал их. Оба погибли страшной смертью: их колесовали на Монфаконе. Что оказалось для королевы Англии важнее, – несчастных женщин тоже сурово покарали: развели с мужьями и на оставшуюся жизнь поместили в заточение.

Вопрос с Гасконью также вел Изабеллу по верному, прямому и узкому, пути. Переговоры с братом происходили совсем не легко. Хотя у нее уже имелся дипломатический опыт от 1313 года, когда Изабелла была послана во Францию в качестве английского переговорщика, в те дни главным уполномоченным лицом от второй стороны являлся ее любящий отец, кому она просто вручила ходатайство и от кого стала ждать исполнения почти всех своих желаний. Теперь же Изабелла вела переговоры с умным и внимательным братом, Карлом Четвертым. Его основной целью оказалось извлечение максимально возможной выгоды из положения с Гасконью без разжигания еще более серьезных военных действий. Карл яростно спорил и, ввиду ведущих к военному столкновению событий, оставлял за собой последнее слово на протяжение всего процесса переговоров. После того, как первые этапы прошли для Изабеллы неудачно, она написала Эдварду, признаваясь, что рассматривает возможность вернуться в Англию. Вероятно, признание имело риторический характер, нацеленный на оживление доверия короля к жене, ибо молодая женщина также предложила, если последует его согласие, остаться во Франции и проследить за ходом переговоров. Разумеется, Эдвард принял письмо за чистую монету, так как вскоре послал ей некоторую сумму денег.

Изабелла вернулась в Париж. По вечерам она обедала с семьей и советниками, принимая знатных гостей. Днем проводила время, посещая храмы. Королева Англии являлась набожной католичкой и внимательно относилась к святым реликвиям, но теперь большая часть ее досуга посвящалась созерцанию. Мысли Изабеллы были постоянно заняты, вероятно, историей с Роджером. Ей также следовало понимать, – стоит подписать мирный договор, и Эдвард прикажет супруге вернуться. Ему придется отправиться во Францию, и тогда Деспенсера можно брать под стражу, но только как Эдвард станет обращаться со своей королевой потом? Изабелла сознавала, ей потребуется предать мужа, которому она принесла священные клятвы в повиновении и верности. Что произойдет, если заговор потерпит крах? Если до возвращения монарха Деспенсер избегнет ареста? Не оставалось сомнений, в государстве супруга Изабеллы королевский статус не служил залогом неприкосновенности от преследования за измену, особенно, когда дело касалось нежеланной женщины.

Роджер продолжал находиться в Эно, при дворе графа Уильяма Эно, проживая деньги, вырученные сыном от залога недавно унаследованного им лордства во Франции Карлу Четвертому. Оттуда он мог легко посылать письма как во Францию, так и магнатам в Англию, сейчас в общей массе обернувшимся против Хью Деспенсера. Эно также удерживало Мортимера на безопасном расстоянии от Изабеллы, дабы Эдвард не сумел заподозрить их сговор. Но, что еще важнее, графство предлагало значительную дипломатическую возможность. Несколькими годами ранее был совершен запрос о браке одной из пяти дочерей Уильяма Эно с сыном английского короля, принцем Эдвардом. Ничего из этого получилось; но Роджер знал, если Его Милость все еще строил планы, и, если мальчик смог бы приехать и вступить в союз с одной из девочек Эно, финансовое и военное могущество графства оказалось бы в распоряжении Изабеллы. Подобный поворот плана зависел от решения короля Эдварда отправить сына во Францию. Такое вовсе не являлось невыполнимым, особенно, учитывая замерший вопрос с оммажем за Гасконь. Если английский монарх не прибыл совершить его лично, тогда единственным допустимым для Карла вариантом был оммаж, принесенный принцем.

31 мая 1325 года Изабелла утвердила условия мирного договора между Англией и Францией. Они имели значительный перевес в пользу последней. И в уме не держа, что к Эдварду вернется вся Гасконь, сначала постановили ее полную капитуляцию перед Карлом и только потом постепенный процесс передачи. Назначения там английского короля должен был одобрить французский чиновник, кроме того, монарху Туманного Альбиона не дозволялось поднимать с земли войско. Он сохранял контроль над крепостями и комплексом военных объектов, однако, область вокруг Ажена подчинялась надзору со стороны суда, – раз считалось, что Эдвард претендует на титул, то ему следовало возместить убытки, нанесенные вторгшейся на территорию французской армией. Договор унижал и экономически подавлял англичан, что объяснялось не неумелым поведением Изабеллы, а невозможностью самого сложившегося положения.

13 июня Эдвард одобрил составленный документ. Выбора у него не было, – король Англии не имел сил добиться лучшего урегулирования конфликта. Тем не менее, оставался нерешенным вопрос, – кто поедет приносить оммаж? Суверен настаивал, что ему нужно плыть во Францию лично, предотвращая тем самым попадание сына в руки к Изабелле. Хью Деспенсер отчаянно уговаривал членов Совета помешать королю покинуть Англию, но потерпел поражение. Решающий голос остался за Генри Ланкастером. Тот основательно подталкивал Эдварда к отъезду. Понимая, что его жизнь окажется в опасности, Деспенсер с равным пылом пытался того отговорить. Казалось, настроенная против фаворита партия уже готова воспользоваться первой возможностью, чтобы сбросить Хью. Лишь позднее, когда Деспенсеру удалось поговорить с монархом с глазу на глаз, он сумел доказать Эдварду, как уязвим станет в его отсутствие. Вспомнив о судьбе, постигшей Гавестона, суверен поменял мнение и, притворившись заболевшим, в последний момент отказался отплывать из страны. Генри Ланкастеру и графу Норфолку, двум вельможам, вероятно, ожидавшим выступления против Деспенсера, пришлось продолжить надеяться на свой час. Вместо личного отъезда во Францию Эдвард отправил туда епископа Уинчестерского для переговоров об альтернативном соглашении.

Как понимали и Карл, и Изабелла, и Роджер, – существовало только одно приемлемое соглашение относительно приезда английского короля, прибытие принца Эдварда. 2 сентября Изабелла обедала с епископом Уинчестерским и предложила, чтобы принести оммаж за Гасконь прислали ее сына. Епископ согласился представить этот вариант суверену официально. Но не успела она и подумать, что супруг сыграет ей на руку, святой отец сильно удивил королеву. Он привез с собой приказ Эдварда о немедленном возвращении жены. Дабы убедиться в полном подчинении Изабеллы, молодой женщине с этого мгновения прекращали оплачивать все ее расходы.

Английская королева столкнулась с серьезной проблемой. Вернись она в страну к мужу, и следить за действиями сына теперь не стоит и надеяться. Изабелла сумела отложить поездку на время, пока епископ вернется к Эдварду с официальным согласием Карла на наделение принца полномочиями для принесения оммажа. Отныне под давление попал уже английский король. Он решил облечь сына необходимыми правами в качестве герцога Аквитанского и отправить его вместе с влиятельной свитой требовать немедленного возвращения матушки домой. В обществе Генри де Бомона и епископов Уинчестерского и Эксетерского принц Эдвард охотно отплыл в Париж, прибыв туда 22 сентября. Взаимно радуясь встрече, Изабелла воссоединилась с отпрыском. Только епископа Эксетера, Уолтера де Степлдона она явно была рада видеть гораздо меньше. Именно по его совету у нее в прошлом году конфисковали ранее принадлежащие владения. Королева отказалась обедать со святым отцом за одним столом и всячески старалась не замечать. Но не заметить Степлдона оказалось совсем не легко. Относительно скоро после принесения принцем Карлу оммажа епископ положил перед Изабеллой повеление Эдварда о немедленном возвращении домой, причем сделал это прилюдно, на глазах французского короля и его двора. Эдвард не смирится бы с извинениями, английский монарх объявлял это собравшимся во всеуслышание. В продолжении говорилось, что у него есть деньги для оплаты понесенных супругой во Франции расходов, но он не сделает подобный шаг, пока Изабелла не вернется домой в Англию, как велит молодой женщине юридический и нравственный долг. Таково его последнее слово, – подводил Эдвард черту, – и здесь у нее выбор отсутствует.

Епископ ошибался. Выбор у Изабеллы был. Теперь, когда вопрос с принесением оммажа за Гасконь разрешился, и принц Эдвард находился рядом с матерью, больше не имело смысла продолжать играть в загадки. Более того, она чувствовала себя униженной публично высказанным требованием, переданным епископом. «По моему мнению, брак – это слияние мужчины и женщины, ведущих отныне общий образ жизни», – громко ответила Изабелла. «И тот, кто встанет между моим супругом и мной, пытается разорвать создавшиеся узы. Заявляю, что я не вернусь, пока вторгшийся не окажется смещен, но, отбросив брачный наряд, предпочту ему вдовью траурную одежду вплоть до минуты отмщения вышеописанному лицемеру».

Речь Изабеллы удивила французский двор, но равно и доставила ему удовольствие. В присутствии Карла святой отец поднял голос, смея надеяться, что Изабелла не сможет ему противостоять. Но она ясно обозначила свою позицию. Де Степлдон явно предполагал, – французский король осудит мятежную сестру за изменническую выходку. Но тот в течение последних двух лет разыгрывал очень продуманную тактически партию и не собирался позволять английскому епископу смешать собственные планы. «Ее Величество поступает, исходя из соображений личной свободной воли и может спокойно вернуться, если сама того пожелает. Но, если она предпочитает остаться в наших краях, то на основании сестринско-братских с ней связей я отказываюсь ее отсылать».

После данной отповеди жизни Роджера и Изабеллы поменялись навсегда. Молодая женщина открыто воспротивилась супругу, и король Франции ее в этом поддержал. Она провозгласила войну Хью Деспенсеру и своему мужу, суверену Англии. На деле Изабелла присоединилась к бунту Мортимера.

Сейчас наступила очередь епископа волноваться. Изабелла была не единственной, испытывающей к нему ненависть. Занимая прежде должность главного казначея, епископ создал себе значительное состояние путем вымогательств. Его повсеместно презирали, Степлдон даже оказался в ряду четверых англичан (вместе с двумя Деспенсерами и Робертом Балдоком, канцлером-гофмейстером), о которых говорили, – если они когда-нибудь попадут во Францию, будут там запытаны. Не прошло и нескольких дней, как, опасаясь за свою жизнь, епископ бежал из Парижа. Кто-то передавал, что он уезжал, переодетым в паломника. Состоящие в свите Степлдона люди поспешили вслед за господином, вернувшись с ним в Англию и сразу отправившись к королю – докладывать последние известия. Де Степлдон поведал Эдварду, что угрожавшие его жизни персоны – это «некоторые из изгнанных врагов». Как показывают ранние разведывательные донесения в Англию, ссыльные, по-видимому, ездили по континенту с Роджером в качестве сформированной группы. Сейчас это демонстрировало, что с переходом принца под опеку королевы, Мортимер вернулся во Францию.

В течение последующих дней спутники Изабеллы в полной мере осознали последствия ее точки зрения. Большая их часть оказалась задета по причине сохранения верности Эдварду и Деспенсеру и отказалась примиряться с фактом невозможности уехать домой вместе с королевой. Та, действительно, одевалась во вдовьи платья и исполняла роль дамы в трауре. Для преданных Эдварду придворных знание об общении Изабеллы с Роджером, о его нахождении в стране, вопреки ссылке, было травматическим до чрезмерности. Ее Величество выставила таковым ультиматум: коль верность данных придворных принадлежит монарху, пусть возвращаются в Англию. Тем не менее, если они верны королеве, то могут остаться. Не решаясь противостоять Эдварду и Хью Деспенсеру, большинство вернулось.

Эта поворотная точка не стала для Изабеллы потрясением. Она была готова к подобному с начала сентября, когда епископ Уинчестерский потребовал ее возвращения. Тогда ответ состоял в формулировке, что королева не вернется «из – за опасности и сомнений, исходящих от Хью Деспенсера». Снова отправляя супруге письмо в начале декабря, Эдвард цитировал данный ранее отказ. Он утверждал, что не верит в неприязнь Изабеллы к Деспенсеру, а также, что:

«Король знает наверняка, как и она, – Хью всегда оказывал государыне вместе с государем все те почести, какие только мог. Никакого зла или же мерзости не было совершено по отношению к ней после заключения брака, ни унижения, ни сводничества. Вероятно, иногда суверен Англии обращался к жене с тайными словами упрека, но вызванного лишь ее виной, и, если она вспомнит, это случалось уместно…»

Должно быть, Изабелла пришла в ярость от полученной отповеди. Почему ей нужно испытывать к Деспенсеру благодарность за его предполагаемую помощь в своем превознесении? Она являлась королевой, а он – всего лишь сыном простого барона! Изабелле не было дела до его одобрения. Но абсолютное отсутствие у монарха уважения к собственной жене ясно читалось даже не в утверждении о поддержке Деспенсером Изабеллы и не в намеке, что Хью находился ступенькой выше королевы, а в отказе просто ее выслушать. Сила воли Изабеллы являлась для Эдварда чем-то, что он желал укротить и держать под надзором. Отослав это письмо, король Англии совершил еще одну грубую попытку поместить супругу под наблюдение с помощью епископов. Зная, что она согласится с повелением вернуться охотнее, если то прозвучит из уст служителя Церкви, Эдвард приказал всем епископам страны написать королеве, сообщая, – возвращение в родные пенаты это ее священный долг. Словно подобного оказалось недостаточно, монарх всем им буквально продиктовал необходимый к отправке текст, будто каждый из носителей сана являлся «отцом», умоляющим свою «драгоценную дочь» вернуться.

Изабелла совсем не печалилась об оставлении ее членами свиты. Ей было важно, дабы как можно больше лицемерных мужчин и женщин бросило службу, отчего стало бы только лучше. Шпионы в окружении Изабелле совершенно не требовались. Особенно, когда в декабре ко двору открыто прибыл Роджер Мортимер. Не известно, виделись ли они с тех пор, как королева оставила его в Тауэре почти четыре года назад, и мы не можем хранить уверенность в характере ее чувств к нему на протяжении этих лет. Но отныне Изабелла не делала из своей любви тайны, равно как и Роджер. Мортимер находился рядом, но не побежденный и полуголодный лорд, каким он казался в Тауэре, а борец за свободную Англию и мужчина, любимый ее королевой отчаяннее, чем кто-либо иной в жизни Изабеллы.

Взаимоотношения между Роджером и Изабеллой превратились в один из величайших романов средних веков. Но если посмотреть на них, какими они были в декабре 1325 года, открыто противостоящими Эдварду, можно увидеть людей, связанных друг с другом вопреки всем законам и власти как светского, так и духовного мира. Однако, профессиональными историками их чувства редко комментируются. В сущности, эти отношения образовались на основе невзгод. Супружеская измена, особенно со стороны женщины, в четырнадцатом веке считалась страшных прегрешением, для королевы же она являлась вдвойне предосудительной, ибо влекла за собой еще и запятнание изменой государственной. Религиозный пыл Изабеллы вынуждал ее сильно это чувствовать: нарушение торжественных обетов верности не было чем-то, что совершить легко. Также непросто это являлось для Роджера. Случившееся принесло страдания Джоан, его жене, проведшей с мужем двадцать пять лет жизни. Он предавал свою спутницу в горчайший из часов, когда та находилась в темнице замка Скиптон. Несмотря ни на что, взаимное притяжение друг к другу не позволяло оказать сопротивление, и поколебать вспыхнувшую страсть казалось невозможно.

Со стороны Изабеллы бросание в объятия Роджера представлялись ответом на годы удержания себя в узде и самоотречения. Все ее страдания обернулись супругом, пытавшимся использовать и опозорить. Изабелла постоянно находилась под угрозой. Она нуждалась в ком-то, кому сможет доверять, более того, в том, кто разделит с ней встречающиеся на пути опасности. Ей был необходим твердый и зрелый советник, на которого можно положиться. В свои тридцать восемь Роджер идеально отвечал выдвигаемым требованиям.

Новая спутница Мортимера являлась одной из самых прекрасных и образованных дам той эпохи. Более того, она на десять лет была моложе его жены, которую Роджер не видел уже на протяжение пяти лет. Положение Изабеллы как супруги человека, осуждившего возлюбленного на смерть, и, благодаря случаю, прилюдно мужу изменившей, придавало истории определенный вкус. Если их взаимоотношения закончатся казнями по приказу короля Эдварда, то так тому и быть. Они погибнут, сражаясь вместе.

В течение нескольких недель пара старалась сохранить свою близость в тайне. Вероятно, Эдвард не совсем находился в курсе глубины их взаимоотношений вплоть до 23 декабря, когда в Англию вернулись верные ему члены свиты Изабеллы. С этого дня притворству места больше не находилось. Английский двор спокойно отпраздновал Рождество. Однако, для Изабеллы и Роджера оно не походило на другие. Не только потому, что они были вместе и на свободе, – пара сумела составить план по вторжению в Англию. Тем не менее, влюбленным следовало вести себя осторожно, помня, что агенты у Деспенсера есть везде, а также, не выпуская из вида опасность появления убийцы посреди ночи, либо же отравителя на кухне, но, в остальном, во дворце короля Карла Четвертого Изабелла и Мортимер наслаждались относительной безопасностью.

События 1323–1326 годов должны были стать для женоненавистника Эдварда Английского глубоким потрясением. Никогда прежде Тауэр не покидал настолько значительный заключенный и никогда прежде подобный персонаж не пользовался такой благосклонностью со стороны глав государств и знати континента. Но хуже, намного хуже для Эдварда оказалось новое помрачение его власти. Он, суверен Англии, был превращен политическим противником в рогоносца. Перенесенное унижение перешло все допустимые границы. Оно саднило сильнее из-за угрозы вторжения, которое, сейчас Эдвард в этом убедился, грозило из Франции. Ему не оставалось ничего, кроме ожидания, установления дежурных на маяках, сокрытия казны, приказа наблюдать за портами и угроз любому возможному мятежнику в пределах страны. Король так себя не уважал, что решил отыграться на членах семьи Роджера. Он отправил солдат к пожилой леди Мортимер, матушке Роджера, обвиняя ее в предоставлении убежища для встреч бунтовщиков. Солдатам предписывалось задержать даму и немедленно доставить в аббатство Элстоу, где той надлежало оставаться за собственный счет до конца дней. Когда найти леди Мортимер не смогли, Эдвард послал еще больше народа на ее поиски в Раднор и в Уорчестер. Следующий приказ с тем же результатом от апреля 1326 года демонстрирует, – мать, как и сын, обманула потенциальных похитителей.

8 февраля 1326 года Эдвард прилюдно признал, что королева ему противодействует. Он отправил письма всем шерифам в государстве, повелевая им объявить подданным о необходимости приготовиться взять в руки оружие и защитить Англию от Изабеллы, ибо, как суверен заявлял, «королева не вернется к своему монарху и не позволит вернуться сыну. Поэтому глава страны понимает, – она прислушалась к советам Мортимера, известного врага короля и мятежника». Четыре дня спустя объявили всеобщий сбор по причине защиты юго-восточной границы. Послания, схожие с письмами шерифам, полетели к патрулирующим берега адмиралам. Эдвард обновил приказы о поисках доставляемых в каждый порт сообщений. Деспенсер отвез личную казну в замок Кайрфилли. Из-за опасений разочаровать английских лордов и толкнуть их к материальному обеспечению вторжения остановили вывоз золота. Все письма, покидающие пределы Англии, проверяли на предмет изменнического содержания.

В конце концов, Эдвард осознал свой промах. Хотя он мог развестись с женой, как с французской проблемой, сын, в любом случае, такой же полноправный претендент на трон, как и он сам. Король очень серьезно относился к имеющемуся у него статусу и считал, что множество англичан с радостью пойдет сражаться за их будущего суверена. Когда сын отказался повиноваться отцовскому приказу оставить королеву, заявив, что подобное идет против его долга, и следует находиться с матушкой в ее великих затруднениях и горестях, английский монарх написал отпрыску в суровейших выражениях, сказав о супруге:

«…если бы она вела себя по отношению к королю, как должно по отношению к своему господину, тот сильно бы обеспокоился, узнав о ее затруднениях и горестях, но королева нашла причину отдалиться от него, избрав в этом качестве его дорогого и верного племянника Хью Деспенсера, который всегда хорошо и преданно служил суверену. И Эдвард, и все желающие могут видеть, как Ее Величество Изабелла открыто, заведомо и уверенно противореча долгу и положению монаршей короны, что супруге короля следует любить и поддерживать, приблизила к себе и оставила в своем обществе в личном Совете Мортимера, предавшего суверена и ставшего тому смертельным врагом, утвержденным, лишенным прав и осужденным всем парламентом. Ее Величество находится в компании Мортимера и в доме, и за его пределами, вопреки королю и короне, вопреки правам государства, откуда французский монарх изгнал вышеупомянутого Мортимера своей властью, как противника английского монарха и по просьбе последнего, поступившей ранее. Но теперь Ее Величество Изабелла поступает хуже, если такое вообще возможно, держа сына Эдварда в обществе вышеупомянутого врага короля, сделав того советником сына и заставляя его полагаться на Мортимера открыто и заведомо, на глазах у всех, к величайшим позору и досаде и английского суверена, и Эдварда-младшего…».

В то же время король вызвал из Франции Джона де Кромвеля и графа Ричмонда, которые оба находились с Изабеллой и Роджером. Граф Кент, сводный брат Эдварда, также решил остаться, вступив в брак с сестрой Мортимера, Маргарет Уэйк. Тревожась о потере власти, английский монарх велел сыну не соглашаться ни на какой матримониальный союз, будучи за пределами своей страны. Но, как королю должно было быть известно, данные вопросы не зависели от принца, целиком являясь инициативой создавшейся пары.

*

У нас есть лишь один факт, наглядно показывающий природу взаимоотношений Роджера и Изабеллы в те дни, но его едва ли получится назвать примерным. Где-то накануне июня 1326 года между ними произошла вспышка чувств, видимо, смутившая и напугавшая королеву, предположившую, что она может вернуться к мужу. Несмотря на присутствие юного принца и других, Роджер раздраженно ответил, что скорее, чем позволить Изабелле вернуться к Эдварду, он сам «убьет ее ножом или каким-либо еще способом». Молодой человек был глубоко потрясен угрозой Мортимера, как и все там находящиеся, включая шпиона Деспенсера. Но подобная особенность придает взаимоотношениям дразнящую искру. На ее основе можно сказать, что после первоначального порыва страсти Изабелла создавала впечатление сомневающейся в совместном ходе действий и довольно серьезно размышляла о возвращении к супругу, раз заявила об этом вслух. У Роджера подобным выбором похвастаться не получалось, поэтому он и отказывался поддержать такую мысль. То, что Мортимер поступал так, прилюдно позволив спору стать широко известным, предполагает возобладание у него чувств над разумом, а также, – отношения к Изабелле над сдержанностью. Это единственное свидетельство о Мортимере, имеющееся у нас, которое говорит, что в личных вопросах он не всегда отличался осторожностью. Последнее из известного нам о произошедшей вспышке: сомнения Изабеллы оказались временными. Заручившись поддержкой Роджера, королева Англии решилась на дальнейшие действия.

Колебания Изабеллы вполне объясняют причину отсрочки нападения Мортимера из Эно, первоначально запланированного на февраль 1326 года. Тем не менее, более вероятным объяснением является вмешательство Папы Римского. Ввиду создавшегося международного положения Роджер и Изабелла, особенно Изабелла, должны были, прежде чем высаживаться на берег Туманного Альбиона, позаботиться об использовании всего многообразия вариантов для разрешения спора с Эдвардом. В феврале Папа Римский написал Хью Деспенсеру, приказывая ему предотвратить гражданскую войну, оставив двор, как и просила Изабелла. Не обладая необходимым кругозором для разворачивания готовящегося вторжения в свою пользу, Хью ответил посланцам понтифика, что королева не имеет права требовать его удаления. Истинная причина, почему она не вернулась в Англию, по словам Деспенсера, заключается в угрозах Мортимера убить ее, если Изабелла это сделает. Тогда же Папе Римскому написал и сам Эдвард, признавая, – жена делит с Роджером Мортимером кров, что ясно подразумевало также разделения и ложа. Только тогда Святой Отец понял, где спрятаны корни ненависти англичан к Хью Деспенсеру и невозможность развеять ненависть этого Деспенсера с Эдвардом к Роджеру и Изабелле ничем, кроме силы оружия.

Деспенсер попытался найти иное, более простое решение своим проблемам. В мае он отправил во Францию целые бочки с серебром в попытке подкупить придворных Карла и убить королеву. Заговор разоблачили, когда корабль из Эно взял в плен судно с переправляемой Хью казной. Время очевидно играло против Роджера и Изабеллы. Чем дольше они откладывали высадку, тем опаснее становилось положение. Мортимер и Изабелла в мае вместе посетили коронацию королевы Франции, Роджер тогда нес шлейф мантии Эдварда-младшего, что служило отсылкой к его роли на коронации Эдварда Второго восемнадцатью годами ранее. Они, вероятно, еще находились в стране в июне, когда монарх Туманного Альбиона написал сыну последнее послание, повелевая не принимать во внимание влияние Мортимера и избегать его общества.

В июле Изабелла отправилась в принадлежащее ей графство Понтье, – собирать для вторжения в Англию деньги и мужчин, а Роджер поехал в Эно, – начинать организовывать сбор флота. В конце концов, он снова исполнял обязанности командующего, как делал это в 1317 году. Как бы то ни было, флот вторжения оказался обширнее ирландского. Граф Уильям Эно приказал сто сорока кораблям к 1 сентября сконцентрироваться между Роттердамом и Дордрехтом, а капитанам портов всячески способствовать Мортимеру в каждом его начинании. В итоге собралось девяносто пять судов: четыре военных, пятнадцать грузовых или перевозочных, двадцать девять остальных и сорок пять рыболовных. Если подсчитать, что и военный корабль, и грузовой – каждый в состоянии перевезти, по меньшей мере, тридцать человек и требуемых им коней и доспехи, не включая сюда экипаж, а обычный или рыболовный достаточно вместителен, в среднем, для человек шести, то кажется, войско Роджера могло похвастаться, как минимум, 1 100 солдатами, хотя некоторые современники утверждали, что оно было меньше. Если же перевезли еще больше пехотинцев, тогда точнее прозвучит оценка выше – от 1 500 до 2 500 человек. Принимая во внимание возможность, что это лишь пятая часть армии, по большому счету, благоразумнее предположить, – в распоряжении Мортимера находилось приблизительно 1 500 мужчин.

В сентябре флот был собран, и вторжение в Англию стало неизбежным. К 7 сентября Изабелла прибыла в Эно и оттуда двинулась в Роттердам, где Роджер сформировывал флот в сотрудничестве с сэром Джоном Эно, младшим братом графа Уильяма, командующим в экспедиции выходцами из Эно. Затем Мортимер, Изабелла, сэр Джон и двор Эно направились в порт Брилл, уже готовый к погрузке пассажиров на борт. 20 сентября состоялся прощальный пир, и начались приготовления к отплытию.

В процессе своей карьеры Роджер стоял во главе силы, которая с успехом заняла Ирландию, он являлся частью армии, удачно восстановившей надзор над Шотландией Эдварда Первого, и присутствовал при подавлении народного восстания в Уэльсе. Теперь Мортимер был на пороге вторжения в Англию, вместе с Изабеллой подойдя к границе, отделяющей их либо от общего величия, либо от общей гибели. Но если его нервы и пошаливали на данную тему, то Роджер явно стал увереннее благодаря дошедшим до него накануне отплытия новостям. Доживший до преклонных лет дядюшка, лорд Мортимер из Чирка, умер. Он скончался в своей камере в Тауэре 3 августа. Согласно докладу коронера, на теле не обнаружили ни единой раны, повреждения или синяка. Но у Роджера вполне могли остаться в этом серьезные сомнения.

* * *

Деспенсер был изгнан из Франции в 1321 году. В 1323 году Карл написал Эдварду, сказав, что выслал из Франции английских беженцев и надеется, собрат также вышлет из Англии проживающих в ней французских беженцев, то есть Деспенсера, напоминая монарху Туманного Альбиона о позоре, преследовавшем там Хью.

Авторство четырех вариантов, представленных Эдварду, рассмотрено в мелочах Догерти, который пришел к выводу, что инициатива принадлежала Карлу. Учитывая сильную вероятность женитьбы принца в Эно и то, что Роджер уже находился там, кажется очень правдоподобным отношение к четвертому из предложенных вариантов, как к этапу объединенного плана, взаимовыгодного и для Мортимера, и для Карла. Недостаток писем или документов, подтверждающих эту теорию, означает, – исследующие данный период дел историки не в состоянии решить, оказался ли Роджер вовлечен в какое-либо планирование с Карлом, и что особенно интересно, с Изабеллой, до конца 1325 года. Принимая во внимание крайне секретные переговоры, можно предположить, – здесь помогали личные посланцы короля Франции, и обнаружить документальные свидетельства не стоит даже надеяться. Но и согласившись, что Карл с Мортимером действовали в связке относительно исхода вопроса, сложно понять, как расценивать позднейшие события, – в частности, брак Эдварда-младшего с Филиппой, кажущийся доказательством планирования Роджера и короля Франции в конце 1323 года. Представляется, что позднейшие события тут играют роль основательного указания, особенно исходя из обсуждения подобного союза накануне мятежа Мортимера и осведомленности последнего в приемлемости предложения для графа Эно.