Текст книги "Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 (ЛП)"

Автор книги: Ян Мортимер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Монаршую власть, Эдвард, в конце концов, унаследовал.

*

В ту же ночь Мортимера вывезли из Ноттингема и вместе с сувереном доставили в Лестер. Там Эдвард хотел немедленно его, повесить но граф Ланкастер убедил монарха отдать Роджера на суд Парламента. Были торопливо разосланы уведомления, требующие у лордов собраться в Лондоне. Соответственно, Роджера поместили в Тауэр, где сторожить его поручили шести вооруженным королевским солдатам.

Парламент выслушал вынесенные Мортимеру обвинения в Вестминстере, в понедельник, 26 ноября 1330 года. Относительно результатов никто ни секунды не сомневался. Это был показательный суд над королем показательных разбирательств и осуждение главного прокурора страны, вкупе с расправой над диктатором. Единственный вопрос, нуждающийся в решении, заключался в способе казни: как у Деспенсера – на виселице, или более милосердно, от удара топора, как граф Кент.

Роджера привели связанным и заткнутым кляпом в тот же самый зал, где он отмечал свое посвящение в рыцари и который знал до детали с юности. Не способного издать ни звука, его обвинили в четырнадцати преступлениях:

1. В пренебрежении королевским Советом регентства и в присвоении монаршей власти и всех управленческих полномочий, в назначении и снятии министров в правительстве и в отправке Джона Виарда следить за Эдвардом;

2. В незаконной перевозке Эдварда Второго из замка Кенилуорт и в убийстве его в крепости Беркли;

3. В использовании доступной ему королевской власти для пожалования себе титула графа Марча и в принуждении Эдварда выступить против графа Ланкастера;

4. В использовании доступной ему королевской власти с целью отстранить графа Ланкастера и остальных советников от суверена и в изгнании других из государства, вопреки установлениям Великой Хартии Вольностей;

5. В привлечении графа Кента к изменническому заговору и в вынесении тому смертного приговора;

6. В использовании доступной ему королевской власти, дабы пожаловать себе, своим детям и сторонникам крепостей, городов, имений и привилегий в Англии, в Ирландии и в Уэльсе;

7. В приобретении денег на основе войны за Гасконь через пожалование Парламента, потраченных затем на личные нужды;

8. В использовании доступной ему королевской власти, дабы взимать налоги и штрафы, уплачиваемые теми рыцарями, которые не хотели лично служить на полях ложно устроенной им войны за Гасконь;

9. В коварном и зловредном способствовании раздору между Эдвардом Вторым и Изабеллой и «в обращенных к королеве конкретных словах, предупреждающих, – вернись она к нему (к Эдварду), и он убьет ее или ножом, или еще каким-нибудь способом»;

10. В использовании доступной ему королевской власти, дабы обогатиться лично и обогатить сподвижников деньгами и драгоценностями из сокровищницы суверена;

11. В использовании доступной ему королевской власти, дабы присвоить себе двадцать тысяч марок, перечисленных шотландцами за свою независимость;

12. В концентрации при дворе множества рыцарей и вооруженных людей, то есть в окружении суверена врагами;

13. В использовании доступной ему королевской власти в целях пожалования двух сотен помилований ирландцам, убившим значительных людей, верных Короне; и

14. В деяниях, подрывающих могущество сторонников монарха и его ближайших советников, а также, в отданном в Ноттингеме приказании подчиняться прежде повелениям графа, и лишь потом повелениям короля.

Роджеру объявили, что графы, бароны и лорды сочли его виновным, как в данных преступлениях, так и в «множестве остальных, в настоящем перечне не указанных». Эти обвинения являлись «общеизвестными и доказанными, как вам, так и всему государству». Признанному виновным Мортимеру вынесли приговор «в качестве изменника и противника суверена и королевства быть выпотрошенным и повешенным».

Три дня спустя его вывели из занимаемой в Тауэре камеры. Роджер облачился в тот же самый черный камзол, который был на нем на церемонии похорон Эдварда Второго. Мортимера поместили на бычью шкуру, привязали ее к двум коням и потащили ту по неровному пути между Тауэром и Тайберном, растянувшемуся почти на две мили. После подобного неизбежны раны и ссадины, шишки в результате перелома костей, канавы и булыжники на дороге, без сомнений, заставляли приговоренного все это ощутить, и к минуте, когда до него донеслось волнение собравшейся у Тайберна толпы, в Роджере уже теплилась лишь половина имевшейся прежде жизненной силы. Но он все еще продолжал дышать и был способен произнести перед народом речь, в которой признался, что сделал графа Кента жертвой заговора. С Мортимера сорвали обрывки от камзола, оставив его обнаженным. Ему прочитали пятьдесят второй псалом: «Зачем, могущественный человек, ты похваляешься содеянным злом? Доброта Господня продлится вечно. А нечестие на языке, словно бритва острая, что срезает предательски. Ты любишь зло больше добра и ложь – больше правды и почести…» На шею накинули веревку, перебросили ее через балку виселицы для воров, и ступни Роджера, оторвавшись от земли, повисли в воздухе. Спустя считанные минуты он был мертв.

Зрители разошлись. Нагое тело качалось на перекладине весь оставшийся день, последовавшую за ним ночь, а также еще один день и еще одну ночь. На вторые сутки его срезали и передали неким братьям-францисканцам для захоронения.

* * *

Позднее сторонники Хамо де Чигвелла сумели организовать его переход под опеку епископа Лондона в находящиеся в Эссексе владения.

Хотя Изабелла не совершала подобных распоряжений накануне появления на свет своих других троих детей, по утверждению Догерти, в этом не было нужды, ведь первое пожалование сохранило вес в случае всех четверых.

История излагается согласно Полному списку пэров. Стоит отметить слова Анонимной Хроники, говорящей, что граф Линкольн был задержан в марте 1330 года вместе с графом Кентом. Этому трудно дать объяснение. Эбуло Лестрейндж, кого, скорее всего, люди ошибочно называют графом Линкольном, как представляется, в то время не сталкивался с арестом. Однако, он не приходился Роджеру другом, что демонстрирует позже в 1330 году факт присвоения Мортимером его земель. Равно ему, вместе с Томасом Уэйком и сыновьями графа Херефорда был отдан приказ привезти Изабеллу к Эдварду после гибели правителя.

Замки Клиффорд, Доннингтон и Данбид находились в числе приобретенных Роджером Мортимером, или для него и его семьи, вместе с имением Глазебери.

Можно добавить еще несколько слов к теории о незаконнорожденном малыше Роджера и Изабеллы. Во-первых, высока вероятность, что ребенок любого пола этой четы был бы возведен в графское достоинство, как все отпрыски королевской английской семьи на протяжение прошедшего столетия. Подобное считалось обязательным, несмотря на отсутствие между родителями брачных уз. Появившийся сын оказался бы единоутробным сводным братом английского суверена, единоутробным сводным братом графа Корнуэлла, единокровным сводным братом будущего графа Марча, двоюродным братом некогда отстраненного смертью от дел французского монарха и зятем короля Шотландии, а также графов Уорвика, Пембрука и Норфолка.

Графиню Линкольн могли заставить принять мальчика, как своего, вероятно, даже притвориться, что он – ее родной отпрыск, дабы, таким образом, увековечить дарованный ему титул и одновременно избавить Роджера и Изабеллу от допустимого затруднения на глазах у общественности создавать новое графство. В те годы подобное не прошло бы ни с одним из английских графств. Что до возведения младенца в достоинство графа, сам Эдвард Третий стал графом Честером в 11 дней, поэтому такой поступок не показался бы Изабелле странным. В конце концов, если озвученная теория верна, она позволяет объяснить не поддающееся идентификации надгробное изображение некого Мортимера в церкви Монтгомери. Фигура, как обычно утверждают, принадлежит сэру Эдмунду Мортимеру, умершему в 1409 году (праправнуку Роджера) и датируется приблизительно 1400-ми годами. Она приписывается члену основной линии графов Марчей, но имеющиеся в обоих случаях гербы отличаются формой изгибов. Крепость Монтгомери была пожалована Мортимерам после смерти Изабеллы согласно ее завещанию, поэтому можно ожидать, что, останься он в живых, незаконнорожденный ребенок Роджера и королевы-матери влился бы в свиту сына своего старшего брата, Роджера Мортимера, второго графа Марча, чьим современником юноша бы оказался.

Иначе объясняемыми периодами спокойствия являлись: остановка в Лондоне в процессе и после церемоний низложения и отречения, пришедшаяся на тот же год кампания в Шотландии (в течение которой Изабелла находилась в Йорке) и продолжительное пребывание в Ноттингеме сразу после смерти Эдварда Второго. Хотя можно решить, что роды состоялись в один из перечисленных этапов, других доказательств беременности королевы-матери в 1327 или в 1328 годах нет.

Дата, обычно указываемая днем пожалований Роджера Эдвардом, зафиксирована официально и приходится на 20 июня. Двор тогда продолжал пребывать в Кентербери, поэтому, если дата точна, пожалования имели место в личном порядке, вдали от двора и почти сразу после возвращения Эдварда из Франции. Самое позднее из возможных для этого чисел – 20 июля, когда двор абсолютно достоверно гостил в Виндзоре. Ошибки, связанные с месяцами июнем и июлем, в рукописях тех лет встречаются чрезвычайно часто.

Если смотреть подробную информацию о повелении Роджера подчиняться сначала ему, а уже потом монарху, то такое происходило в самом конце его правления, в октябре 1330 года, в Ноттингеме.

Найтон описывает турнир Круглого Стола, устроенный Мортимером в 1328 году в Бедфорде, вполне вероятно, черпая сведения из работы Муримута. Королевский кортеж не заезжал в 1328 году в Бедфорд, исключая конец года по старому стилю, – 19–21 января 1328–1329 годов, когда Роджер только завершил войну с Генри Ланкастером. Турнир Круглого Стола, конечно же, устраивался не в те дни. Хотя некоторые авторы ловят Найтона на слове, представляется более вероятным открытие мероприятия в 1329 году. Роберт Ивсбери утверждает, что он состоялся в Уигморе, в начале сентября 1329 года. Знаменательно, – другая рукопись Найтона запечатлела его местоположение в «Хертифорде», а несколькими страницами далее появляется «Бедфорд», по ошибке начертанный вместо «Берефорда». Поэтому кажется возможным, что турнир Круглого Стола Найтона идентичен турнирам, отмеченным Муримутом в Херефорде и по ошибке отнесенным к концу мая 1328 года. Ивсбери размещает все это в Уигморе. Окончательные выводы перепутаны, скорее всего, благодаря описанным Муримутом разнообразным бракосочетаниям 1328–1329 годов.

21 марта 1330 года Эдвард признал обязанность выплатить Барди долг в тысячу фунтов стерлингов за брак Беатрис Мортимер с Эдвардом, сыном графа Норфолка.

Муримут пишет, что Изабелла наблюдала за турниром, и, если мероприятию присвоили название в честь Круглого Стола, как утверждалось выше, то естественно, что ей досталась роль Гвиневры.

Недавний перевод оригинала Безымянной Летописи из французского позволяет прочесть, что «сэр Джеффри из-за охватившего его безумия, даже назвал отца королем». Это не убедительно и не в последнюю очередь потому, что не обладает историческим смыслом. В английском переводе середины четырнадцатого столетия длинной версии хроники Брута, подробнее отражающей общепринятое значение французского оригинала, чем современное буквальное изложение можно прочесть следующее: «Сэр Джеффри Мортимер, младший, сын Роджера Мортимера, позволил себе назвать отца королем сумасбродств, и это случилось сразу, как тот преисполнился гордости и подлости, устроив в Уэльсе турнир Круглого Стола… по манерам и действиям подобный относящемуся к дням короля Артура». В рамках четырнадцатого столетия смысл длинной версии летописи Брут несомненно в привлечении Роджером внимания к себе, как к королю, и в том, что Джеффри назвал его «Королем Сумасбродств» или же в пылу, либо в безумии обратился к нему, как к суверену.

Небольшие требующиеся для обороны восстановительные работы на стенах крепости Корф были проведены в августе, тогда же, к удовлетворению Джона Малтраверса, завершившись. Последнего не назначали хранителем твердыни вплоть до следующего месяца, поэтому совершенное легко отнести к несомой Малтраверсом ответственности за охрану низложенного короля.

Летопись Брута называет Хауэлла Хаммондом, и ее примеру следует Хардинг. Хауэлл – это имя из первоначального признания графа Кента, напечатанного у Томпсона и у Муримута, что потом процитирует Догерти. Оба оригинальных источника находились в ведении службы хранителя монаршего хозяйства. Туут в своих «Главах» использует для Роберта Хауэла определение клерка, ответственного за порядок в хозяйстве, но здесь, если руководствоваться подсчетом первичных источников, более применимо определение коронера.

Судебное обращение к графу Кенту взято из английского перевода французской длинной версии летописи Брут середины четырнадцатого века. Оригинальная бумага написана по-французски, тем не менее, не известен цитируемый ее автором источник.

Джон Гэлейс, вероятно, также являлся служащим королевского хозяйства. После смерти Изабеллы человек с этим именем получил плату за время, в течение которого останки королевы-матери лежали у него в доме.

Одной из возможных причин краха заговора графа Арундела могла оказаться близость принадлежащих ему земель к землям Роджера.

Частично цитируемые слова относительно предпочтения приказов Мортимера приказам суверена предположительны. Нельзя представить, чтобы одна из мощнейших военных цитаделей в стране могла обладать незащищенным проходом к своему средоточию, и данный проход не был бы заперт изнутри, особенно, принимая во внимание высокий уровень тревоги внутри замка. Равно невообразимо, чтобы хранитель крепости и другие ее обитатели не подозревали бы о существовании подземных коридоров. Их самонадеянность и запреты входить в замок «противникам королевы» получилось бы объяснить внутренними запорами. Также под данные объяснения подошло бы наименование автором Скалахроники, Томасом Греем Хетонским, описываемого коридора «задними воротами». Внутренний запор равно нуждался бы в человеке, его отпиравшем. Присутствие при разворачивающихся событиях Эдварда, подтверждающееся Изабеллой и в летописи Брута, и в докладе Джеффри Ле Бейкера, наталкивает на мысль о ее подозрениях в отпирании рокового засова и впускании осаждающих родного сына.

Притворное нездоровье суверена являлось попыткой объяснить, как Эдварду удалось примкнуть к заговорщикам, находясь в крепости после запирания ворот, и почему потребовалось вознаграждать королевского лекаря за вероятную роль в осуществленной интриге. Каролин Шентон считает неубедительным рассматривание награды за попытку излечения раненых и умирающих, ведь это не таило в себе никаких угроз, а значит, крайне маловероятно представлялось достойным чего-то очень ценного.

«Любимый сын, смилуйтесь над любезным Мортимером!» – это слова, приписываемые Изабелле Джеффри Ле Бейкером. В настоящей книге они приводятся наряду с похожими, но более косноязычными фразами из летописи Брут. В действительности, наверное, никто из летописцев не знал, что могла произнести королева, но нельзя написать книгу о Роджере Мортимере и пренебречь самой знаменитой из связанных с ним речей.

Впоследствии Эдвард отправил Изабеллу в замок Беркхэмпстед.

Эпилог

Останки Роджера, скорее всего, сначала отнесли в лондонскую церковь Серых братьев (Грейфрайерс). Обычно говорят, что его похоронили там, но равно представляется попытка вскоре после повешения возвратить труп в Уэльскую Марку. Это соответствовало бы полученнныму год спустя после казни вдовой Мортимера, Джоан, разрешением перевезти тело из церкви Серых братьев(Грейфрайерс) в Ковентри. Если бы Роджера выкопали, то, вероятно, также перезахоронили бы в храме Серых братьев в Шрусбери, или же в Уигморском аббатстве. Обе церкви были после Реформации и роспуска монашеских общин разрушены.

Имя Джоан оказалось замешано в приписанную Мортимеру государственную измену, хотя во время его задержания она находилась в Ладлоу. В 1336 году ее простили, вернув владения с извинениями, как и утраченный от них доход. Больше замуж леди Мортимер не выходила. Джоан умерла в 1356 году, в возрасте семидесяти лет. Возможно, что похоронили ее в Уигморе, также возможно, что рядом с супругом.

За два года до смерти леди Мортимер ее внуку удалось опротестовать вынесенный Роджеру приговор и стать наследником семейных владений. Эдвард Третий заявил, – первоначальное заключение не может иметь юридической силы, ибо графу не позволили выступить в свою защиту. Таким образом, внук казненного превратился во второго графа Марча, а Джоан вновь оказалась вдовствующей графиней.

Изабеллу ни разу не упрекнули в совершении вместе с Роджером супружеской измены. Как и в соучастии в заговоре в замке Беркли. С ней обращались очень мягко и любезно, предоставив крайне почетный доход и, в свое время, некоторую долю свободы.

Она не сошла с ума и не была заперта в крепости Райзинг, как часто описывают выпавшую Изабелле судьбу. Если у нее и родился от Роджера сын, то ребенок не унаследовал, наряду с любым другим титулом, графства Линкольн, и о нем ничего не известно. Королева-мать умерла в 1358 году в замке Хертфорд, в возрасте шестидесяти двух лет, и была погребена в своем свадебном платье в лондонской церкви Серых братьев (Грейфрайерс), где до этого недолго лежало тело Мортимера. Под ее могилой захоронили сердце Эдварда Второго. Могилу разрушил Большой Пожар, и, хотя храм перестроил сэр Кристофер Рен, в ходе Второй Мировой Войны здание погибло почти полностью. Сейчас через описываемый участок проходит не умолкающая дорога.

Роджера пережил единственный вопрос: как протекало дальнейшее существование короля Эдварда Второго. Его сыну, Эдварду Третьему, идеально подошла возможность обвинить Мортимера в расправе над отцом, позднее он выразил благодарность сэру Уильяму де Монтегю за размышления над средствами повернуть заговор в замке Беркли к собственной выгоде. Гибель низложенного короля в крепости Беркли впоследствии превратилась в установленный исторический факт. Однако, как уже утверждалось в настоящей книге, судьба Эдварда Второго гораздо сложнее убийства. Здесь соединены проблемы разложения и власти: знания и его использования. Исключительно таким образом и следует отвечать на вопрос, – что же произошло с низложенным сувереном после истории с Беркли. Сохранил ли Роджер политическое наследие в том виде, в каком оно было при свергнутом Эдварде Втором?

Как история жизни человека способна начаться задолго до его появления на свет, так и завершиться она может много лет спустя после его кончины.

Останки Роджера могли присвоить себе братья из Ковентри, надеявшиеся стать владельцами столь выдающегося тела.

Сохранились некоторые сомнения относительно перевоза трупа Мортимера в Уигмор. Ходатайство Джоан датирующееся 1332 годом и находящееся сейчас у Общественной Службы Записей, позволяет предположить, – Мортимер мог остаться погребенным в Ковентри, вопреки приказу Эдварда от прошедшего года. Так как Ковентри являлся городком, включенным в сферу интересов Изабеллы, вполне вероятно, что она убедила сына разрешить Роджеру упокоиться в храме местного братства. Благодарю Поля Драйбурга за обращение на данный аргумент моего внимания и Барбару Райт за то, что поделилась со мной сведениями о приведенном ходатайстве. Все, что можно добавить, – утверждение летописца Уигмора о захоронении Мортимера в церкви Серых Братьев (Грейфрайерс) в Шрусбери спустя год и день после его казни. Если тело перевозили из Ковентри в 1331 году, никак нельзя сохранить убежденность в повторных похоронах на землях аббатства Уигмора.

Возвращение к главе 12

Существует две основных причины, почему мы обычно приходим к выводу о гибели Эдварда Второго в замке Беркли. Первая – потому что именно это прозвучало в официальном объявлении как сразу в дни после события, так и после задержания Роджера, повторившись с помощью современных летописцев, иногда даже с привлекающими внимание приукрашиваниями, делающими случившееся общеизвестным. Вторая – то, что еще сотню лет назад исследователи средних веков почти целиком зависели от прямых указаний используемых ими источников (официальных заявлений и летописей). Историческая методология имеет склонность к буквальному толкованию документа или сравнению друг с другом разных текстов. Вероятные проявления пристрастности, скрытые повестки дня и равно скрытые соглашения учеными смахиваются с доски в самом широком масштабе. Работа любителей, временами идущая по лезвию художественности, убеждает самых проницательных из читателей, что ученые правы, пренебрегая всем, что не поддерживается серьезными записями и современными летописями. Когда в XIX и в начале XX столетий начали приводить в хронологический порядок и издавать огромное количество официальных средневековых документов, специалисты-историки отреагировали на это еще большим вниманием к зафиксированным на бумаге событиям. У исследователей пропало желание продолжать основательные линии расследования, нацеленные на пересмотр устоявшегося, так как, в целом, подобное перестало быть необходимым и приносить плоды. Вследствии приводимых обстоятельств для ученых работы, с целью пересмотра старых знаний, начали связываться с дилетантизмом. Относительно смерти Эдварда Второго историки сегодня склонны говорить и думать, что он был убит в замке Беркли, и это безопаснейший из наших сюжетов, ибо лучше прочего основывается на документах и поэтому является самым приемлемым. Однако, как демонстрирует летопись Джеффри Ле Бейкера, самый подробный и широко принимаемый сюжет не обязательно указывает на самую надежную цепочку событий. Настоящая глава покажет это, ведь уйдя далеко от крепчайших предположений, гибель Эдварда Второго в замке Беркли и последующее его захоронение в декабре 1327 года, оказались, вне всяких сомнений, ложными, сфабрикованными сначала Роджером, а уже потом зафиксированными Эдвардом Третьим.

Логичное начало для демонстрации данного утверждения – то, что чаще всего превращается в скользкое место для желающих, ради создания полноты сюжета, заглянуть в конец книги: рассказ, – как Роджеру удалось заставить похоронить в декабре 1327 года в аббатстве Глостера другого человека, а также, что важнее, о том, как у него получилось убедить зрителей, что перед ними тело Эдварда Второго. И академики, и простые люди делали на эту тему множество упрямых заявлений, от того, что обнаженное тело низложенного суверена подверглось исследованию до того, что на похоронах его заменили деревянным изображением. Удивительно, – никто из предшествовавших авторов не рассматривал проблему в свете погребальных и относящихся к бальзамированию практик, применяемых к английским королям XIV столетия. Как уже упоминалось к Главе 12, к тому моменту Малтраверс и Беркли передали останки аббату Токи, успев изъять из него внутренности, целиком закрыть пропитанной воском тканью, нарядить в одежды бывшего монарха и поместить внутрь одного гроба из свинца и второго – из древесины. Даже если бы оба гроба стояли в аббатстве открытыми, тело не получилось бы узнать, так как этому бы помешали полная закрытость пропитанной воском тканью и окружающие тени. На сомнения, неужели бальзамирование трансформирует черты лица, можно ответить ссылкой на доклад археологов об останках Эдварда Первого, лицо которого продолжало хранить следы полотна с парафином, когда могилу в 1774 году открыли. Подтверждение необходимости снять ткань с воском, дабы убедиться в подлинности забальзамированного тела, можно отыскать в случае Ричарда Второго, для которого это совершили специально, опознавая его после доставки на юг из Понтефракта в 1400 году. У нас нет доказательств, что такая же процедура снятия полотна с парафином произошла с Эдвардом Вторым. На самом деле, существует свидетельство обратного, зафиксированное показаниями единственного летописца западных краев тех лет, Муримута. Он утверждал, что вызванные для лицезрения останков, видели их исключительно «поверхностно». Таким образом, если возможно, что один или оба гроба были настолько открыты, мы все равно можем понимать, – черты лица оказывались неразличимы, и после перевозки 20 октября из замка Беркли заподозрить подложность тела не получилось бы.

До данной даты для Малтраверса и Беркли оказалось легко забальзамировать фальшивые останки. Зрители, ожидающие тело, не приступали к своим обязанностям вплоть до того самого 20 октября, то есть на протяжение более месяца после предполагаемой кончины. Ключевой вопрос заключается в том, видел ли лицо Эдварда кто-либо, помимо заговорщиков, прежде чем его покрыли тканью с воском? Обычно процесс бальзамирования начинается мгновенно после смерти, возможно, в течение дней трех, и уж точно в течение ближайшей недели. Так как объявление общественности о смерти Эдварда Второго не было совершено до 28 сентября в Линкольне, так как потребовалось, по меньшей мере, дня три, чтобы любой лорд или священник мог преодолеть 110 миль до Беркли, дабы увидеть тело, мы имеем право хранить уверенность, – ни один независимый человек не имел бы возможности посмотреть на тело в течение десяти дней после предполагаемой гибели, к какому времени и лицо, и останки уже оказались бы укрыты. Возможность того, что кто-то увидит тело в открытом состоянии уменьшается еще больше, если принять на веру утверждение Смита о возвращении Гарни с приказами хранить тайну смерти в стенах крепости вплоть до 6 ноября. Единственным исключением здесь оказывается неоднозначная фигура королевского сержанта, Уильяма Бокёра, прибывшего в замок ровно в день предполагаемой гибели и остававшегося с останками вплоть до похорон. В конце концов, решительным доказательством недостатка демонстрации тела правдоподобности являются действия, предпринятые графом Кентом и его соратниками по заговору. Они хранили уверенность, что Эдвард Второй все еще жив, вопреки собственному присутствию на церемонии прощания и погребения.

Существует огромное различие между показом, как что-то могло произойти, и доказательством, что это произошло. В самом деле, похороны подложного тела поднимают широкое количество вопросов. Среди них наиболее значительные, – почему Эдвард не упомянул опеку Роджера над низложенным сувереном в ряду выдвинутых против графа обвинений? Почему столь великолепное надгробие было воздвигнуто на выдающемся в стенах аббатства месте, если труп под ним являлся фальшивым? Зачем понадобилось Изабелле сердце «Эдварда Второго» в ее могиле, если оно являлось подложным? Почему Джон Тревиза, настоятель храма в Беркли, сделавший перевод Комплекса летописей Хигдена в 1381 году для внука лорда Беркли, повторил историю об убийстве Эдварда, если в ней не было и грана правды, серьезно испортив при этом репутацию семьи вельможи? И, что важнее, зачем люди, обвиненные в соучастии в расправе над низложенным сувереном, бежали в 1330 году, если не совершали данного преступления?

Можно отмести предъявляемые возражения множеством способов. Например, Эдвард Третий не упоминал тайной опеки над своим отцом на суде 1330 года, так как Эдвард Второй продолжал оставаться для него потенциальной угрозой. Если бы известия, что низложенный король продолжает жить, стали бы достоянием народа, Эдварду Третьему пришлось бы попасть под давление и принуждение восстановить родителя на троне. Он даже мог бы попасть под угрозу обвинения в совершении личной измены, присвоив власть отца, не взирая на и так скудный послужной лист сыновней верности. Также следует вспомнить об опасности, грозящей самому бывшему суверену. Пусть в ноябре 1330 года Эдвард Третий был уверен в прочности своего трона, жизнь его отца подверглась бы угрозе, если бы широкие круги населения поняли, что та не прерывалась. Никто из официальных летописцев не записал новости о том, что низложенный монарх жив, ибо, даже те, кто зафиксировал слухи, то есть авторы Анналов Паулини и долгой версии Брута, были твердо убеждены в их ложности и доказательств противоположного не имели. Позднее писатели четырнадцатого столетия просто следовали за предшественниками, заявляя, что Эдвард Второй погиб в 1327 году. Что до того, почему столь роскошное надгробие устроили в столь выгодном месте, если тело под ним было чужим, – нет причин сомневаться, – его ставили, опираясь на крепкую веру, вероятно, личными усилиями аббата. Слава хранения королевских останков обеспечивала ему поток посетителей, паломников, знатных благотворителей и общее благосостояние. Также и катафалк превратился в подробно проработанное произведение искусства, потому что его в равно твердой вере заказывали королевские чиновники. Более того, вероятность того, что могила не содержала в декабре 1327 года тело Эдварда Второго, не означает, что его там не было никогда. В самом деле, кости низложенного суверена, если не останки целиком, могли тайно захоронить в этой могиле позже. Подобное предположение объяснило бы причину паломнического посещения Глостера членами королевской семьи, включая сюда и Эдварда Третьего, в марте 1343 года. Идентичное объяснение можно распространить на погребение сердца монарха. Изабелла оставалась в живых до 1358 года, когда Эдварду Второму уже исполнилось семьдесят четыре, то есть столько, сколько средневековые короли еще не жили. Таким образом он, почти наверняка, опередил супругу на пути в мир иной. Поэтому выходит возможным, – сердце, похороненное под гробом Изабеллы в 1358 году не являлось органом, выданным ей, как принадлежащим мужу, лордом Беркли в 1327 году, напротив, оно досталось королеве в более поздний период. Что до утверждения Тревизы в его Английском Комплексе летописей Хигдена об убийстве Эдварда в замке Беркли, едва ли можно ожидать от ученого с положением этого исследователя иного взгляда в широко доступном и основательном труде. Особенно, если повсеместно уже решили, что Эдварда Второго там убили, да и Тревиза сам вряд ли когда слышал противоположное толкование. Вот мы и видим, – ни одно из перечисленных возражений не выдерживает опровержения. С другой стороны, каждый из встречных аргументов представляет собой не более, чем предположение.

Исключительно одно возражение и один встречный аргумент обеспечивают возможность продолжить анализ: бегство вовлеченных в описываемое убийство людей, а именно, – Саймона Берефорда, Беркли, Малтраверса, де Окли и Гарни. Стоит тщательнее отнестись к личному случаю каждого из них.