Текст книги "Мост"

Автор книги: Влас Иванов-Паймен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

6

…Авандеев, намечая место для подпольного штаба, учел, что в горах, недалеко от города – немало труднодоступных пещер. Ему сначала советовали обосноваться там: «При необходимости будет удобно бежать в лес».

Однако Авандеев меньше всего думал о том, как удобнее будет бежать, и для поддержки связи с двумя ревкомами уезда избрал надежное место в другой стороне.

С ревкомом, расположенным в сосновом лесу, Авандеев связывался через степь. Прибывающие с запада связные покидали поезд на ближайшем разъезде, А едущие с востока – лесом и дальше вдоль Ольховки.

Из соснового бора давно не было ничего слышно, и наконец Авандеев получил долгожданную и обрадовавшую его весть. Там складывались два отряда: один, как и предполагалось, – в сосновом бору, другой восточнее, в соседнем – Самарском уезде, у села Домашни, в лиственных лесах. Теперь штаб Авандеева объединял партизанские действия в двух уездах. Потому-то и затребовал он в помощь Радаева.

Назар и не подозревал, что за ним следят и все его подлые дела известны… Он сокрушался, что с другими офицерами не бежал из Питера на юг. Он было совсем приготовился, но – помешал неожиданный случай. В Питере он жил у одной вдовы – богатой купчихи. Однако майра-толстушка приелась, и Назар позарился на невесту товарища. Красивая. Из благородных. Училась в Смольном. Кто мог подумать, что он от этой дворяночки подцепит мерзкую болезнь? Сам заразился, наградил и вдову. К тому же его друг узнал, что Николаев соблазнил его невесту, и поклялся пристрелить его. Назар бежал, но не на юг, а к Самаре. Здесь он связался с тайным союзом! офицеров. Когда Самару захватили белочехи, союз офицеров предложил Николаеву работать в контрразведке. Он с восторгом согласился.

Назар не сокрушался, когда его отстранили от этой работы. Сейчас в отряде карателей он чувствовал себя на месте: людей там было достаточно, один Половинкин привел с собой десяток головорезов, почему-то называющих себя юнкерами. Ребята падежные!

В отряд вступали и деревенские, разумеется, сынки куштанов. Иногда и победней, вроде Зар-Ехима… Вначале Назар был против Ехима, но Чее Митти, адъютант его и главный советник, изрек: «Примем, Назар Павлович. От имени народа будем действовать».

Назар усмехнулся:

– Хе-хе! Ты, Дмитрий Павлович, когда был в охране самарских эсеров, сам обэсерился. Вдохнув в мой отряд дух демократизма, хочешь превратить его в представительный орган, – и полностью с Митти согласился.

Назар мечтал выдать сестренку за Чее Митти. Тот против не высказывался, однако сам об Уксинэ и не думал вовсе. В городе он знакомился с дочерьми богатых купцов, мечтал найти себе тестя куда знатнее, чем Мурзабай.

Из родного села к Назару прибыли «парни-храбрецы». Сначала их было четверо – осталось трое. И в этом виноват сам Назар. Одного потерял исключительно из-за того, что не смог сдержать своего нрава.

Сын Смолякова захотел поговорить с шурином наедине.

Назар повел Саньку в свою комнату, рядом со штабом. Из карателей сюда приглашались лишь Чее Митти и Виктор Половинкин. Чее Митти, заметив, что те вошли в запретную для других смертных комнату, стал подслушивать, о чем говорят. Голос Саньки звучал тихо. Митти разобрал лишь слово «родственник».

Назар говорил громко:

– Так рассуждают политиканы. Ты, Смоляков, только еще вступил в отряд и уже хочешь сблизиться с самим командиром. Покажи себя в деле, лишь тогда можешь рассчитывать на мое расположение. Еще что имеешь сказать?

Перепуганный Санька еле пискнул, потом послышался его истошный крик. Изнутри кто-то ударился о дверь. Она распахнулась, и створка стукнула Митти по лбу.

– Вот тебе зять, вот тебе свадьба! – «Диктатор» стегал Смолякова нагайкой.

Санька бросился было к двери.

Назар, широко расставив ноги, ударом кулака отбросил его в угол. Санька выпрыгнул в открытое окно.

Подбежав к окну, Назар выхватил из кобуры револьвер.

«Это уже лишнее», – подумал Чее Митти, прикрыл дверь в личную комнату «диктатора» и громко постучал, будто прося разрешения войти. Назар, не успевший еще выстрелить, резко отвернулся от окна и, не сказав «адъютанту» ни слова, выскочил из комнаты.

К тому времени, пока Чее Митти подошел к окну, Санька уже успел перелезть через ограду. Митти хорошо понял, за что Назар избил своего зятя. Тот похвастался тем, что он – Санька, зять Мурзабая, теперь родственник Назару. «Адъютант», не знавший характера «диктатора», встревожился было, что Санька может занять его место. Беспокоиться, оказывается, и не следовало.

– Санька, постой, вернись! – крикнул вслед зычным голосом Чее Митти.

Тот даже не оглянулся и изо всех сил помчался вдоль улицы. Чее Митти, и так счастливый оттого, что брак с до-черью Мурзабая ему не угрожает, поднял с полу фуражку Саньки и, хохоча, выкинул в окно. Видимо, «соперник», возможный претендент на место «адъютанта» «диктатора», исчез навсегда.

Зар-Ехим, сидевший в одной из комнат «штаба», не знал, что его товарищ сбежал столь позорно. Он хотел переговорить с Санькой начистоту. Оказывается, их обманул Васька Фальшин: одногодков Ехима и Саньки вообще еще не берут в солдаты. Он подумывал – не вернуться ли домой, по одному страшно, да и Васька пугает, что в тюрьму могут посадить. Рыжий вспомнил слова Кидери и, запершись в нужнике, долго плакал, размазывая грязь по веснушчатым щекам.

Назар бесился еще и оттого, что он до сих пор не смог обнаружить партизан близ Вязовки. Сегодня один из многочисленных Дятловых Ягли Аристарх привез новую весть: оказывается, беглецы Комвуча скрываются в Ягальском лесу. Поступили вести и из Самлея: там тоже надо навести порядок, выявить бунтарей и дезертиров.

У Назара два верных помощника. Чее Митти он решил во главе крупного отряда отправить в Ягаль, Виктора Половинкина с небольшой группой карателей – в Самлей.

7

Чее Митти давно мечтал о самостоятельной деятельности. Наконец-то его мечта сбылась: он командует группой всадников! Назар просветил его, что следует делать. Сын Хаяр Магара и сам хорошо понимал, как надо работать: требуются нагайка, шомпол или даже лоза. И все же отряд не может обходиться без оружия.

Аристарх Дятлов мечтал свое подлое дело совершить тайно. Однако напрасно: командир карателей явился прямо к нему. Чее Митти в лес разыскивать беглецов не поехал, будучи уверенным: «приползут сами».

Во двор Дятлова пригнали по человеку из семьи каждого беглеца – отца, жену, мать, сестру, брата.

– Сын твой где? Где муж, говори! – допытывались каратели, избивая жертву нагайкой.

Женщины отпирались: «Ей-богу, не знаю»; упорствовали: «Убейте, ничего не скажу». Старики чаще всего молча сжимали зубы.

Пока каратели обходили село и сгоняли людей, стало темнеть. Чее Митти устал: напоследок раза два-три огрел приведенного последним старика с острой козлиной бородкой и затолкал его к другим. Десять человек Чее Митти поставил для охраны заложников, запертых в амбаре Аристарха Дятлова, остальных разместил в соседнем дворе. Сам пошел в гости к богатому родственнику. Его старая мать приходилась Митти теткой.

Чее Митти все обдумал: беглецов в лесу не разыщешь, так просто не переловишь. Сначала в селе надо дознаться об их силе. Питье ограничил рюмкой, уединился с родственничком и поделился планами. Рыжий дядя Васюк не одобрял Аристарха, приведшего карателей, однако при беседе с гостем об этом умолчал.

– Береженого бог бережет, – сказал он задумчиво. – Не слышал, чтобы в лесу отряд скрывался. Скорее всего – одиночки, небось и подумывают – как бы без шума вернуться. Однако точно сказать трудно. В роду Дятловых – дерзкие люди. И там есть один негодяй, зовут Ларионом. Наверное, он и мутит людей. Вы, стало быть, надумали словить беглецов, не отправляясь в лес! Попробуйте. – Васюк погладил рыжую бороду и, словно встревожась, добавил: – Солдаты-то твои надежные? Как бы не вышло как в Каменке. Там ведь человек сто поднялись, когда двух только избили. А здесь вы за сорок человек принялись. А что, если возмутится народ!

– Мы народ не трогаем, сами работаем от имени народа, – отрезал Чее Митти. – Ищем дезертиров! Действуем по закону. И наказываем не без толку. Сегодня познакомил с нагайкой, чтобы отведали на вкус. Настоящее дело начнем завтра. Человек у пяти кровь выпустим. Тогда и приведут небось своих из леса.

– Как же увечные дойдут до леса?! – забеспокоился Рыжий Васюк.

– Работаем с хитрецой. Не зря меня в деревне зовут Хитрый Митрий. – Чее Митти усмехнулся совсем как Назар. – Утром из семьи каждого беглеца по одному пригнали, завтра – еще по одному. Пусть смотрят, как будем бить родственников. А кто не выдержит, сам в лес сбегает. И те, в свою очередь, не стерпят, сами прибегут!

– Эх, самана! – на удивление карателю покачал головой ягальский богач. – От такой армии, поди, толку не будет. Только народ взбулгачите.

– Ты, дядя Васюк, оказывается, трусливее Аристарха, – проговорил с ухмылкой Чее Митти. – Ничего, самана тебя научит. Будет толк! Коли четверых расстрелять, то остальные сорок хорошими солдатами будут. С двоими прежде всего надо разделаться: с Ларионом Дятловым и Шур-Праганом. А еще двоих намечу завтра…

Лицо Рыжего Васюка покрылось пятнами. Как бы он только не обругал этого легкодума!

«Нашелся ерой! Аристарх потому только и донес, что сам виноват».

Позднее на улице Васюк повстречал своего друга Куштан-Теменя. В беседе отвел душу, ругая дурака карателя.

Верук, как только вернувшегося свекра увели каратели, побежала к тетушке Марье.

Добросердечная старушка посоветовала молодой женщине домой не ходить, уложила на полатях, спрятала за подушками.

Когда пришел Темень, тетка Марье нарочно стала его расспрашивать. Тот пересказал старухе все, что слышал сам от Рыжего Васюка.

Старуха не доверяла своему старику-куштану – о Верук даже не заикнулась.

На утренней заре втайне от мужа проводила жену Шур-Праганя до калитки.

– Слышала, что сказывал дядя-то твой? – спросила старушка на прощанье.

– Все слышала.

– В лес пойдешь, что ли?

– А как же? Ведь не только муж там, но и братишка.

– Пусть от добра добро и будет. Иди же, – тетушка поцеловала Верук в лоб.

Верук прибежала в табор утром. Решено было действовать немедленно. Партизан с оружием Румаш и Ларион оставили у дуба.

Двор Аристарха Дятлова, обнесенный каменным забором, стоял на развилке главной улицы, в сотне шагов от леса. На опушке шелестело листьями огромное старое дерево. Аристарх так его и называл – «мой дуб».

…Румаш осторожно вышел из лесу и мигом вскарабкался по корявому стволу. Село с этого дуба просматривалось из конца в конец. К Кузьминовке протянулись улицы, на которых стоят дома чувашей, в сторону Самлея, расходились на два рукава улицы русских.

Безоружных Шур-Прагань повел в конец села, где жили чуваши. У шестерых из отряда дома примыкали прямо к лесу. Партизанам по три-четыре человека предстояло спрятаться в этих домах. Если каратель подскачет к двору, спешится, зайдет в дом – партизаны смогут схватить его и обезоружить. Иначе поступать нельзя: оружия слишком мало.

Румаш наблюдал с дерева: в чувашский конец села направились восемь всадников. Вот один спешился у дома Шур-Праганя, постучал в окно; видимо, не ответили, он вошел во двор.

«Этот попался, – решил Румаш, – Шур-Прагань уж его не выпустит».

Вскоре во вдоре Аристарха громко крикнула женщина. Чее Митти, видимо, приступил к делу.

С улицы, где жили русские, возвратилось шесть всадников – они гнали нагайками трех пленников. С чувашского конца прискакало двое. Шесть оседланных коней стояли перед воротами. Вскоре и коней завели внутрь.

…Во дворе Аристарха вместе с Чее Митти орудовали три карателя. Двое охраняли ворота.

Румаш наблюдал: всадники со двора Дятлова снова поскакали в разные концы села. Румаш приготовился было свистнуть – но во дворе за каменным забором вдруг прогремел выстрел. Партизаны выбежали из леса, а Румаш спрыгнул с дерева.

Чее Митти и сам не думал, что так рассвирепеет: он не намеревался стрелять.

Можно сказать, ни за что ни про что кроткий на вид остробородый старик неожиданно взбунтовался: вместо того чтобы лечь на скамью, он бросился на командира карателей. Чее Митти даже посторониться не успел. Остальные участники расправы даже и не поняли, что произошло.

События развивались молниеносно.

Громко закричали люди в амбаре, а все находившиеся во дворе с воплями отчаяния бросились к воротам. Каратели безуспешно пытались их задержать.

Митти, выкрикнув: «Молчать!», не целясь, нажал на курок. Увидел: женщина с трудом ползла по крыльцу к двери. Чее Митти схватил ее за косу. Совсем близко прозвучали выстрелы, кто-то повалил Чее Митти наземь…

К полудню в Ягали состоялся суд. Председатель местного ревкома прочитал народу приговор. Решением суда ревкома, именем революции Аристарх Дятлов, Чее Митти и пять негодяев из его отряда были расстреляны.

Четыре карателя и два партизана погибли во время схваток.

Пятерым карателям удалось удрать в сторону Самлея.

Двум недавно поступившим в отряд и во время стычки добровольно сдавшимся ревком оставил жизнь.

Еще троих из отряда Чее Митти – Рыжего Васюка и еще одного из Дятловых – ревком решил захватить с собой.

– Если кулаки или прочие враги революции начнут притеснять семьи сельских партизан, – объявил Румаш, – заложники будут расстреляны без всякого суда, а мы сами снова вернемся в Ягаль. Не бойтесь, товарищи! Скоро белые будут разгромлены. Смотрите, вон какие молодцы уходят сражаться за революцию…

Никто так и не узнал, что Румаш – брат Верук. Ни присоединиться к партизанам, пи уехать на время в Чулзирму Верук не согласилась: она осталась присматривать за больной свекровью. Остробородый старик, которого застрелил Чее Митти, был ее свекром, отцом Шур-Праганя.

Румаш приказал трем партизанам войти к Куштан-Теменю. Те вытащили его из избы и заперли в конюшне.

Румаш забежал к тетке, обнял перепуганную старушку.

– Это я, Румаш, тетушка Марье, не бойся, кукке ничего плохого не сделаем, – пообещал он. – Мне нужно с полпуда соли. Он добровольно с солью не расстанется.

Сына Захара тетушка Марье узнала сразу, как только тот заговорил.

– Благословляю тебя, сынок, благословляю! Где твои отец? Живой ли? – оторопев, бормотала старушка.

– Не знаю, тетушка Марье, ничего не знаю. Береги Верук! Вдруг нагрянет беда – спрячь ее. Как только выздоровеет свекровь, пошли Верук в Вязовку к учителю Ятросову или в Чулзирму. Появится Тражук, расскажи, что произошло, пусть быстрее возвращается назад.

Старушка с мешком спустилась в подпол.

«Тражук говорил, что соль – в амбаре. Оказывается, перепрятал хитрый старик», – усмехнулся Румаш.

– Выпустишь своего старика, – сказал Румаш, прощаясь. – Напугай его, скажи: «Благодари, мол, если бы не я – расстреляли бы и тебя. С кулаками, мол, не связывайся».

Старушка снова обняла парня:

– Эх, Румаш, Румаш! Хотя и в огневое дело вошел, а веселый, как и раньше. Всегда будь добр душою. Береги голову. А за Верук не беспокойся…

Добродушная старушка, провожая, осенила Румаша крестным знамением.

8

Румаш, привыкший скакать верхом, давно мечтал о конном отряде. Теперь, можно сказать, половина его отряда – на конях: значит, есть кавалерия и пехота. Оседланные кони карателей отважным партизанам пришлись по душе: когда дело терпит, верховые могут обмениваться с пешими, а когда спешка – на коне усядутся и двое.

Румаш в лесу посовещался со своим «малым ревкомом». В какую сторону лучше направиться? Между Вязовкой и Самлеем – опасно, об этом Ятросов заранее предупреждал Румаша. Прагань и Ларион с этим согласились. Если же к дремучим лесам Самлея нельзя подобраться от Вязовки, тогда следует подойти со стороны Тарынвара. Там есть надежные места. Румаш знал это. Как бы там ни было, и основной отряд неподалеку.

После маленького совещания тронулись в путь.

«Пройдет денька два, пока из города станут пас преследовать. За это время необходимо связаться с большим ревкомом и подготовиться к встрече с врагом», – размышлял Румаш.

К вечеру отряд с востока подошел к Самлею. Надо было послать кого-то в Вязовку. Кого же? Надежнее Дятлова и Праганя никого нет, хотя Румаш твердо знал: не только они преданы делу, теперь уж и Чашкин, и Воронин готовы по его приказу идти хоть на край света.

В другое время Румаш мог бы послать и других, однако дело слишком ответственное: нужен человек, готовый умереть, не издав ни единого звука…

…Настало, оказывается, время и основному отряду срочно действовать: торопили вести, полученные из города. Белые в сторону Оренбурга отправляют вагон с оружием. Партизаны должны на безымянном разъезде, верстах примерно в двадцати пяти от Вязовки, встретить поезд. На площадке, видимо, будет кондуктор и несколько солдат… Белые ничем не захотят выделять этот вагон.

Поезд можно остановить и прямо среди поля, подать сигнал – и машинист – человек свой – сам остановит. Отряду следует заранее связаться с обходчиком на разъезде. Лишь через него можно узнать, какой именно поезд надлежит остановить. Пока еще не ясно, насколько надежным может быть обходчик.

Вот тогда и понадобился рабочий, которого привел из Сороки Филька. Человек на разъезде, оказывается, родственник Горшкова.

Осокин отобрал пятьдесят партизан. Понадобится и несколько подвод.

Отряд ночью проберется к железной дороге и спрячется в лесу. Горшков с одним надежным человеком отправится прямо на разъезд. Нужен человек храбрый, верткий и сильный. Вись-Ягур может только испортить дело своим нетерпением и резкостью.

Вызвался Киргури, но его не отпустил Осокин, сказав, что он потребуется в другом, не менее важном деле.

Авандееву нужен человек, способный пройти сотни верст и, не попав в руки белых, выйти к Волге, на связь с самарским ревкомом.

Осокин тут же вспомнил про Румаша: тот сумел скрытно добраться от Стерлибаша до Ягали, значит, от города до Волги тоже сумеет дойти.

Комиссар хотя с Румашем не встречался, но о нем слышал много добрых слов. Сам Румаш не спешил вместе с Тражуком перебираться в отряд Осокина, а, по указанию Ятросова, в лесу организовал отряд из дезертиров, поселившихся на почти недоступном острове Вильитрав. Такой способный парень везде нужен, однако установить надежную связь с губернским ревкомом – важнее всего…

Было решено – через Тражука вызвать Румаша. А вместо Румаша назначить другого человека. Вот там и был необходим Киргури.

Румаш со своим отрядом повернул в сторону Самлея, а Тражук и Киргури из табора выехали в Ягаль.

Палли и Горшков направились к разъезду.

Осокин и Федотов повели свой довольно крупный отряд туда, где железнодорожное полотно прижималось к лесу.

В таборе за главного остался Семен Мурзабаев. До этого дня он ни в одном деле руководителем не был. Поэтому и оставаться в таборе за командира согласился не сразу.

– Я готов умереть за дело революции, но от родителей мне не досталось ни большого ума, ни громкого голоса, чтобы я мог быть командиром, – отнекивался он. – Ведь сами же посмеиваетесь надо мной, называя меня «обладателем голубиного голоса». А здесь нужен человек, рыкающий как лев.

– Как только на ногу наступит корова, сразу и ума прибавится, и голос окрепнет, – только и возразил на это Осокин.

Семен понял: отказываться нельзя. Так и согласился.

«Два-три дня авось пробегут быстро. До возвращения комиссара с командиром ничего особенного в таборе, пожалуй, не произойдет», – успокаивал он себя.

Особенного вроде бы и действительно ничего не случилось, однако неожиданности следовали одна за другой. Как быстрее разрешить каждый из возникающих вопросов? Довольно беспечное лицо Семена на другое же утро стало заметно озабоченным.

Тражук и Киргури, быстро вернувшись из Ягали, привезли поразительные вести: отряд, разгромив карателей, перешел на новое место.

Что предпринять? Как и где найти отряд Румаша? С отрядом можно было бы и отложить, Румаш необходим! Его надо, не дожидаясь Осокина и Федотова, отправить в город.

А вот и еще новость! Нет, белые не оставят без последствий события в Ягали. Могут поднатужиться, постараться наткнуться на основной табор партизан.

Семен не показал Тражуку и Киргури, что он растерян.

Словно человек, знающий, как поступать, он предложил уставшим в пути товарищам сперва отдохнуть.

Отправил Шатра Микки сменить патрульных, предупредил: надо быть особенно бдительными.

Тражук и Киргури легли спать.

Семен сидел возле источника, ломал голову. В каком краю искать теперь следы Румаша? Кого послать на поиски? Послал бы Хведюка – тот еще из Мокши не возвратился. Пока командир ищет какой-нибудь выход, пожалуй, Осокин и Федотов вернутся. Позор! Неужели он совсем не пригоден для руководящей работы? Выходит, на его счет товарищи заблуждались.

И тут же еще одно: Яхруш привел с собой кого-то из села. Человек – незнакомый. Светловолосый молодой чуваш. Называет себя Шур-Праганем. Выходит, человек Румаша. Надо бы только радоваться, что Румаш нашелся, но Семен даже радоваться боится. «Может, белобрысый – вражеский лазутчик? Говорит, с паролем пришел. Да, с паролем… старым…»

Растерявшийся Семен решил разбудить Тражука. А к этому времени – вот же не везет! – еще одно происшествие!

Филька, охрапявший с двумя ребятами дорогу на Вязовку, вернулся в табор. Что вернулись – хорошо, на их смену Семен сразу послал людей. Но Филька с собой еще одного карателя привел: распорядился самовольно.

– Каратель мне не очень-то был нужен, – оправдывался Филька. – Я как-то пообещал Тражуку найти жеребца, что он бросил… Смотрю, по дороге какой-то человек скачет на сером аргамаке. Один. Нас трое. Вот и словили его, как конокрада. Правда, он совсем на карателя не похож: одет, как бедный крестьянский парнишка, тихий. Однако в его кармане нашли вот что. – Филька положил перед Семеном маузер и небольшой, продолговатый кусок твердого картона.

Семен повертел его в руке – одна сторона чистая, на другой золотыми буквами напечатано: «Виктор Иванович Половинкин». Что в городе есть купец по фамилии Половинкин, Семен слышал от Тражука. Пока ходили за Тражуком, Филька уже, без приказания Семена, начал допрашивать пленного.

– Если правду не скажешь, пристрелю из твоего же револьвера. Таких, как ты, в наших руках много. Если расскажешь все, не стану стрелять. Даже супом покормлю.

Стройный и красивый парень подергал завязанными за спиной руками, мрачно посмотрел вокруг и опустил голову.

– Не скрываю ничего, правду говорю, – процедил он сквозь зубы, – Я крестьянский сын, в городе, у купца, батрачил. Револьвер у него украл.

– Ладно. Скажи-ка тогда, крестьянский сын, батрак, – Филька поморгал. – Скажи-ка, пожалуйста: лежащая корова, почуяв волка, встает сперва на передние ноги; лошадь же, наоборот, поднимает зад, встает на задние ноги. Почему это так? Правильно ответишь, тогда поверю, что ты из деревни. И комиссару объясню так, что он поверит.

– Это и ребенок знает, – просветлев лицом, ответил обладатель маузера, уставясь Фильке в глаза. – Корова рогами пугает волка. А лошадь старается задними ногами лягнуть…

Партизаны расхохотались.

Вместе сю всеми засмеялся и подоспевший Тражук.

Филька сохранял на лице каменное выражение.

– Правильно он говорит, Трофим Михайлович? – спросил Филька Тражука. – Ты сам ходил в работниках. Должен знать привычки животных.

Тражук смотрел то на визитную карточку, то на попавшего в плен карателя.

«Вот, оказывается, где пришлось встретиться с женихом Наташи Черниковой, – любителем писать письма».

Он подошел вплотную к карателю.

– Не прикидывайся скоморохом, Виктор Половинкин, – заговорил Тражук. – Небось не забыл еще, как ругал своей любимой девушке большевиков? Если забыл, заставим кое-что написать на бумаге. Твой почерк я хорошо запомнил. Отнекиваться бесполезно. Лучше расскажи: куда, по какому делу ехал?

Тражук своей осведомленностью удивил и Семена и Фильку.

– Ну, и что же?! Я – Половинкин, не отказываюсь! – вдруг закричал «крестьянский сын». – Уж если поступаете как разбойники, расстреляйте тут же! – Виктор побелел, как бумага, упал и, громко всхлипывая, принялся кататься по траве.

По приказу Семена два партизана посадили в землянку вместе с другими карателями назаровского адъютанта.

– Вернется комиссар – пусть сам допрашивает, – заключил Семен.

Дела как будто налаживались: Семен с облегчением вздохнул.

Если есть хорошие помощники, то и командиром быть не страшно! И Шур-Праганя ведь опознал тот же Тражук. Не бывавший еще в деле несмелый парень неожиданно стал опорой командира.

Семен решил устроить совещание. Позвал Киргури, Шур-Праганя, Шатра Микки и Фильку с Тражуком. Решили: до возвращения Осокина отряд Румаша не отзывать из окрестностей Самлея.

Направить в этот отряд, покинувший Вильитрав, вместе с Шур-Праганем Тражука и Киргури.

Они должны передать Румашу распоряжение: немедленно явиться к Авандееву за новым поручением.

Как найти Авандеева и пароль, Семен сообщил одному лишь Киргури. До этого он уже додумался сам. То, что нужно передать Румашу, пусть будет знать только один человек. Старый учитель возвратился из Чулзирмы, особых новостей не принес, но сообщил очень важное: «В село каратели не заявлялись». Отсутствие новостей – порой лучше неожиданностей! Из Мокши благополучно прибыл Хведюк. Старого большевика не нашел. Жители села не знали, куда подался товарищ Малинин.

Может, и случилось бы так, что Семену, не дождавшись Осокина, пришлось бы вступить в бой с карателями, однако, к его счастью, Филька, в поисках пропавшего у Тражука коня, как раз нужного человека и захватил в плен. Он и сам не понимал, от какой опасности уберег он этим табор.

Сбежавшие из Ягали от партизан Румаша пять карателей прискакали в Самлей. Половинкин был в числе этих пяти. У них было задание – разгромить в Самлее Совет. Румаш послал в Самлей двух разведчиков. Они скоро вернулись с вестью, что в селе собрались каратели, счетом – десять.

К рассвету отряд Румаша без единого выстрела взял в плен девять человек. Один, скорее всего командир, к ним в руки не попал. Он еще ночью, переодевшись, поскакал в город, чтобы известить Назара о случившемся. Тут-то он и попался Фильке.

До сих пор в таборе не слышали ржания коней. Даже арестованный Филькой жеребец, словно соблюдая тамошние порядки, вел себя тихо: только пофыркивал.

Наутро третьего дня табор проснулся от лошадиного ржания, от скрипа телег и громких голосов. Побывавшие в деле на железной дороге партизаны возбужденно переговаривались. Отряд вернулся с новым пополнением. Теперь, вместе с отрядом Румаша, партизанская кавалерия насчитывала семьдесят всадников.

Ружей, гранат и сабель теперь хватало еще на такой же отряд. Вот артиллерийские снаряды привезти с собой не смогли. Взорвали их на месте. Теперь в город дойдут не только известия об операции в Ягали, но и о событии на разъезде. Партизанам надо готовиться к открытой схватке с врагом!

«Значит, все протекало удачно, – решил Семен еще до беседы с комиссаром. – Осокин и Федотов вернулись живыми и невредимыми. Незаметно вроде, чтобы и народу в отряде поубавилось…»

Оказалось, что два человека получили ранения. И то – из-за своей горячности. Илюша и Вись-Ягур, не дожидаясь команды, бросились к поезду и угодили под пули солдат, охранявших вагон. Их привезли и устроили в одной из землянок.

Семен познакомил комиссара с жизнью табора. Осокин остался очень доволен делами Румаша – если бы партизаны были по-прежнему почти безоружными, Осокина, возможно, беспокоили бы последствия. Похвалил он и Фильку. А теперь он даже раздумывал: не лучше ли было бы оставить Румаша здесь, а к Авандееву послать кого-нибудь другого. О том, что Половинкин был адъютантом Назара, Осокин знал раньше: в руки Фильки – охотника за лошадьми – попалась очень нужная птица!

Румаш за два дня благополучно добрался до назначенного места и встретился со старым другом отца.

Авандеев сверкнул черными глазами и, ощупывая котомку Румаша, спросил:

– А что у тебя здесь?

– Пропуск, – ответил Румаш, по привычке кривя губы в улыбке. Запустил руку в мешок и на другую ладонь насыпал горсточку крупной серой соли дядюшки Теменя.

– Хороший пропуск. Верю, что ты действительно доберешься куда следует. Молодец, – похвалил Авандеев.