Текст книги "Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

– Успокойся, расслабься. Можешь посмотреть на себя в зеркало: все на месте, ничего не изменилось.

– Вы что-то засовывали мне в ухо!

– Ну, не без этого, – признался врач. – Я не хотел тебе рассказывать заранее, чтобы не пугать. Некоторые люди почему-то очень боятся зондов.

– Зондов?!

– Их самых, – донесся со стороны двери прохладный голос Лоры Каммингз.

Обернувшись, я заметил, что моя провожатая с невозмутимым лицом стоит в дверном проеме, ведущем в раздевалку, из которой я вошел. За ее спиной виднелся силуэт охранника, выше ее как минимум на полторы головы, безучастно прислонившегося к дверному косяку.

– Но зачем?..

– Система обучения в интернате основана на самых продвинутых технологиях. Коммуникаторы, которыми ты привык пользоваться – это позавчерашний день. Нанотехнологии давно уже шагнули намного дальше. Несколько нанороботов из органических материалов, не превышающих размером бактерию, находящихся в твоем головном мозге и подключенных к нервным окончаниям, позволяют тебе принимать визуальную и звуковую информацию непосредственно. Прямо в мозг.

– Находящихся в МОЕМ ГОЛОВНОМ МОЗГЕ?! – с ужасом и гневом заорал я, в отчаянии держась руками за голову. – Вы это серьезно?!!

– Не стоит так эмоционально реагировать на это, молодой человек, – попробовал было успокоить меня врач. – Это совершенно безопасная технология, протестированная…

– Немедленно уберите из моей головы эти хрени!!!

– Это обязательно для всех… – начала было Каммингз.

– Я сказал – УБЕРИТЕ!!!

Я вскочил с кресла, сжав кулаки и затравленно оглядываясь. Заметил, что врач, поворачиваясь ко мне, не спеша стучит пальцем по шприцу с каким-то веществом. От вида иглы мне стало дурно.

– Вы что еще собираетесь делать?! – спросил я, сжав зубы.

– Ничего, если ты наконец успокоишься, – холодно произнесла Каммингз. – Я прочитала много хорошего в твоей характеристике и искренне надеюсь, что ты не станешь одним из тех, ради кого приходится брать с собой сотрудника службы безопасности. Поверь, таких тут много побывало. Но никому, кроме себя, никто из них не навредил. Так что вот тебе мой совет, юноша: разожми-ка ты свои зубки и кулачки, перешагни через этот маленький эпизод, возьми вот эту униформу, оденься и следуй за мной.

– Куда? Куда следовать?! – тяжело дыша, переспросил я. – Меня никто не предупреждал, что мне будут запихивать какую-то дрянь в голову. А что будет дальше?! Знаете, что: к черту ваш интернат. К черту ваш Сидней! Выньте из меня эти штуковины, доставьте в аэропорт – и я отправлюсь домой.

– Ты не можешь никуда отправиться, – покачала головой она. – Ты несовершеннолетний. С того момента, как твой поручитель передал тебя под опеку муниципалитета, именно муниципалитет, в лице нашего специнтерната, является твоим попечителем.

– Что за чушь?! У меня есть родители, и они бы никогда не позволили…

– Твои родители числятся пропавшими без вести, не так ли? – напомнила мне Каммингз.

– Но какое вы имеете?..

– Послушай-ка меня, парень. Не надо вести себя так, будто кто-то отнял тебя у семьи и привез сюда из Европы с мешком на голове. Ты приехал сюда, намереваясь получить резидентский статус, и твой покровитель ходатайствовал, не без твоего ведома, за твое зачисление сюда. Тебя предупреждали, что здесь есть определенные правила, которые ты обязан будешь выполнять. Так в чем же ты видишь проблему?!

– Я… – протянул я упавшим голосом. – Я просто…

– Парень, эти маленькие штучки в твоей головке – это тот же коммуникатор, ничего больше, – заговорил врач. – Это сейчас модно. Частные клиенты платят большие деньги за такие штуки. А тебя ею обеспечил муниципалитет. Поверь, жаловаться нечего.

– Но как… как оно работает?

– Просто коммуникатор, который всегда с тобой. Нанороботы, подключенные к твоим нервным окончаниям, принимают и передают сигналы по высокочастотной связи. Мы сможем передать тебе сообщение, и ты услышишь его в ухе или увидишь его на своей сетчатке. Сможешь ответить – и мы тебя услышим. Вот и все.

– Вы хотите сказать – голоса в голове?! – по моему лицу катился пот. – Картинки перед глазами?! Да это… просто сумасшествие какое-то! Неужели нельзя обойтись простым коммом? А как… как я смогу контролировать, что я хочу передать вам, а что просто сказать?

Ответ я прочитал на ее лице, и мне стало совсем дурно.

– Подождите-ка. Подождите! – мое лицо исказила нервная улыбка. – Вы хотите сказать, что вы будете слышать… все, что я слышу своими ушами? И… видеть все, что я вижу своими глазами?! Господи. Я просто в это не верю!!!

– Это и средство контроля тоже. В том числе, – не стала отрицать Каммингз. – Ты находишься под нашей опекой, и мы имеем право контролировать твои действия. Как любой родитель имеет право следить за поведением ребенка. Ты ведь говорил профессору Петье, что для тебя не составляет проблемы следовать правилам? Ну так и следуй им. До тех пор, пока ты будешь делать все по правилам, никаких проблем не будет. А если ты их нарушишь – не обессудь. Все честно.

– Я не вижу ничего честного в том, что вы будете пялиться на мой член, пока я мочусь!

– Наш педагогический коллектив состоит из высокоморальных людей, и мы соблюдаем кодекс профессиональной этики. Никто не станет наблюдать, как вы мочитесь.

– Но это!..

– А теперь, будь так добр, прекрати пререкания, возьми свою униформу и оденься. Я и так потратила на тебя больше времени, чем следует! Сейчас я проведу тебя туда, где ты будешь жить. После обеда у тебя назначены вступительные тесты, а затем будет собеседование с заведующим по воспитательной работе, и ему ты сможешь задать свои вопросы.

– Я не уверен, что хочу идти с вами.

– Значит, мне все-таки стоит попросить моего коллегу из СБ помочь вам? – она подняла бровь.

Охранник за ее спиной, видимо, ожидал такого поворота событий. Он отслонился от дверного косяка и красноречиво положил руку на пояс, на котором болталась длинная резиновая дубинка. На его ужасном лице мелькнула улыбка, более похожая на гримасу.

Сжав зубы, я вырвал из рук Каммингз пакет с формой и, придерживая у бедер покрывало, шмыгнул было в сторону раздевалку – но охранник явно не собирался посторониться, чтобы пропустить меня.

– Не сюда, – Каммингз указал на другую такую же дверь в другом конце кабинета.

За этой дверью оказалась такая же точно раздевалка, но оборудованная вешалками для одежды и зеркалами. Дверь за моей спиной сразу же закрылась. Я в сердцах бросил пакеты с двумя комплектами униформы прямо на пол.

Десять минут спустя на меня смотрел бледный от волнения парень, чье постное выражение лица хорошо шло к темно-серому жилету с черными пуговицами и гербом «Вознесения» на груди, застегнутому поверх светло-серой рубашки с черным воротником. Пальцы несчастного то и дело хватались за голову, взъерошивая волосы, и неловко касались правого глаза. Сжимая зубы, я с недоверием и враждебностью смотрел на черный зрачок, из которого за мной пристально следил чужой взгляд. Эта мысль была совершенно невыносима, и при этом настолько же невероятна, так что я начинал сомневаться, не сплю ли я вообще.

Вот было бы здорово проснуться сейчас на диване в квартире Роберта Ленца! Точно! Ведь я так волновался, начитался перед сном всякой хрени об интернате. Вот и приснился этот дурацкий кошмар! Сейчас я проснусь, и все это закончится. Надо только ущипнуть себя. Нет, сильнее! Наконец-то. Кажется, Роберт стучит в дверь!

– Долго ты там еще?! – донесся из-за двери раздевалки требовательный голос Каммингз.

Я встрепенулся и затравленно повернулся к двери. Как же мне не хотелось туда идти! Но другого выхода из этой раздевалки нет. Только эта дверь, и еще одна такая же, теперь запертая, через которую я зашел сюда из проклятой процедурной. В этом весь смысл проклятого интерната – закрывшаяся за твоей спиной дверь никогда уже не откроется, и тебе одна дорога – вперед.

Будь здесь хоть форточка – я бы уже был за милю от этого места. Я бежал бы отсюда так быстро, как не бегал еще никогда в жизни. Но куда бежать?! Я в закрытом интернате с охраной и трехметровыми стенами. А если даже я перелезу каким-то чудом стену – я всего лишь окажусь в чужом, враждебном городе, где первый же полицейский безошибочно распознает во мне нарушителя и… депортирует вон? Как бы не так! Вернет в это чертово место!

– Этого просто не может быть, – прошептал я в отчаянии… и вдруг замолк, в ужасе осознав, что эти слова слышал не один лишь я.

А мысли?! Что, если они и мысли мои читают?!!

– Проклятье. Проклятье! Проклятье!!! – зарычал я, сжав кулаки, и едва удержался, чтобы с силой не заехать в свое изображение в зеркале.

Так. Спокойно, Димитрис. Ты должен быть спокоен. Чем больше глупостей ты сделаешь – тем хуже будет твое положение. Они тут явно настроены решительно. Начну буянить – позовут врача со шприцом или того увальня-охранника с ожогами, чтобы успокоил меня электрошоком. Станет ли мне от этого легче? Нет. Лучше вести себя вежливо. Я здесь не навсегда. При первой же возможности свяжусь с Робертом и закляну его именем матери и отца, чтобы он немедленно вытащил меня отсюда. Роберт сможет, он ведь влиятельный человек. Пусть заберет меня, и я улечу назад в Европу. Уж лучше война, чем этот концлагерь!

– Выходи, парень, довольно уже! – требовательный стук повторился.

Когда я открыл дверь раздевалки, на моем лице было написано нечто похожее на спокойствие и покорность. Каммингз придирчиво оглядела меня, поправила воротник, велела застегнуть нижнюю пуговицу на жилете. Судя по всему, даже после этого она осталась недовольна моим видом, но все же решила оставить все как есть.

– Успокоился, я надеюсь? – переспросила она. – Можем обойтись без охраны?

– Я спокоен, – кивнул я.

– Иди за мной, и не надо никаких глупостей, – предупредила Каммингз. – Если выкинешь какой-то фокус, тебе же будет хуже. А будешь вести себя по-человечески – все будет в порядке.

Я позволил этой проклятой вампирше с ее красными ногтями вести меня куда она хочет. Она отвела меня назад в холл, а оттуда, через замеченную мною раньше двустворчатую дверь – на улицу, на территорию внутреннего двора интерната.

Территория была действительно красивой – хоть в этом фотографии в Интернете не врали. Роскошная парковая аллея вела от здания приемной комиссии к раскинувшейся в семи сотнях метров от нее группе трехэтажных корпусов. Сколько хватало глаз, я видел ухоженные газоны, которые, в эту самую минуту бороздили роботы-косилки и поливали автоматические системы полива, прорезаемые аккуратными дорожками. По левую сторону аллеи вдалеке виднелись контуры живописного озера, сетчатый забор, ограждающий теннисные корты, и ворота на поле для регби. В паре километров позади озера ввысь поднимались синие столбы озона. Справа невдалеке возвышались какие-то невысокие постройки, наверное, хозяйственные.

Два парня лет семнадцати в серой рабочей униформе, похожей на мою, подстригали кусты самшита у дороги. Когда рядом с ними процокала каблуками Каммингз, парни подняли голову, синхронно пробормотав «здравствуйте, мэм!», но их глаза разглядывали меня. Я попытался прочитать что-то в их взглядах, но увидел лишь бездеятельный интерес.

Метрах в ста перед парадным входом в центральный корпус центральную аллею пересекала другая дорожка. На развилке журчал фонтанчик, окруженный клумбами. Под ним разместился указатель. Моя тюремщица повернула в сторону, где, согласно указателю, должны были находится «мужские общежития».

С той стороны навстречу нам как раз шагали колонной по двое два десятка шестнадцатилетних парней, выстроившихся по росту, возглавляемые свирепого вида надутым лысым азиатом в преподавательской форме. Парни смотрели на меня с ленивым интересом, а азиат – почему-то с неодобрением. Я ожидал, что кто-нибудь в строю весело выкрикнет нечто вроде «Пополнение прибыло!», хлопнет меня по плечу или сделает подножку – но они ограничились одними лишь взглядами. Только низенький раскосый паренек, идущий последним в строю, слегка усмехнулся и подмигнул мне. Каммингз проводила его строгим взглядом.

Я обратил внимание, что все двадцать парней были с аккуратными, короткими стрижками, которые, вместе с униформой, придавали им удивительное сходство, несмотря на то, что они явно принадлежали к самым разным расам и национальностям.

Общежитие для парней № 1 оказалось одноэтажным зданием барачного типа, выкрашенным той же свежей белой краской, что и здание приемной комиссии, но от этого не утратившим невзрачного казенного облика. На множестве веревок, протянутых от перил крыльца к невысокой акации неподалеку, сушилось выстиранное белье.

Стеклянная раздвижная дверь в общежитие отворилась после того, как Каммингз приложила к замку ладонь и произнесла свою фамилию. За дверью находилась полуоткрытая веранда. С веранды такая же дверь вела собственно в помещение. Сквозь дверь просматривался длинный коридор, чем-то напоминающий вагон поезда: по левую сторону двери в комнатки, по правую широкие окна.

– Дежурный! – громовым голосом крикнул Каммингз, едва зайдя в помещение.

– Да, мэм, – из того места, где в поезде находилось бы купе проводника, бойко вынырнул тощий парень лет восемнадцати с пламенно-рыжими волосами.

– Абитуриент подселяется на свободное место в шестую. Покажи ему комнату и выдай все необходимое. Он будет находиться в комнате, пока не последует вызов от заведующего. Расскажи ему правила. Трепаться с ним не по делу не разрешено. Я надеюсь, это понятно, Стэнли?

– Да, мэм, – невозмутимо ответил Стэнли, не моргнув глазом.

– А когда мне вернут мои вещи… мэм? – спросил я.

– Вам выдадут все, что необходимо, – с каменным лицом ответила она.

– Получается, мои вещи мне не вернут?

Каммингз, не удостоив меня ответом, удалилась. Глядя сквозь стеклянную дверь на ее фигуру, стремительно шагающую прочь, я приложил свою ладонь к замку – и, как я и ожидал, лампочка-индикатор загорелась запрещающим красным цветом. Я взаперти.

– Эй, не ломай, а то мне за это влетит! – забеспокоился рыжий, наблюдая за моими действиями. – Иди лучше за мной. Выдам тебе твое барахло!

Он провел меня в свое «купе проводника». В армии подобное место назвали бы «каптеркой». Комнатка была разделена на две части перегородкой с окошком – маленький предбанничек, где я мог топтаться, пока Стэнли найдет все необходимое, и забитая барахлом кладовка, куда имел право доступа лишь сам «каптерщик» Стэнли.

– На вот, возьми свое богатство, – минуту назад он показался из окошка с пакетами. – Постельное белье – один комплект. Спортивная форма – один комплект. Рабочая одежда – один комплект. Потом примеришь! Полотенца – две штуки. Носки – три пары. Трусы – три пары. Майки комнатные – две штуки. Шорты комнатные – одна пара. Сандалии комнатные – одна пара. Шлепанцы резиновые для ванной – одна пара. Посмотри, размер твой?! Так-с. Зубная щетка – одна штука. Тюбик с пастой – одна штука. Бритва тебе, кажется, не нужна? Если что – потом попросишь. Ну, вот и все, вроде.

– Как насчет моего барахла? – неодобрительно рассматривая многочисленные пакеты с заводской маркировкой, спросил я. – У меня все забрали при входе!

– Эй, вопросы не ко мне. Если все по списку правильно – давай сюда ладошку, распишись в получении. Мультимедийку тебе потом выдадут. Так, ничего не забыл? Давай, пошли. Покажу тебе шестую!

– Ты давно здесь, Стэнли? – решился спросить я.

– Эй, ты же слышал, что сказала Каммингз? Трепаться с тобой пока не велено. Так что без обид! – развел руками дежурный.

– Я так понимаю, что если я спрошу, почему со мной запретили трепаться, то ты тоже не ответишь?

– Ха. Умный парень! – подмигнул мне рыжий. – Понимаешь ли, дружище: если Стэнли говорят «не трепись» – то это значит, что Стэнли не должен трепаться. Все довольно просто, верно?

Вряд ли стоит винить парня. Судя по возрасту, он должен был провести тут уже почти два года с нанороботами в голове. Если так – то он еще здорово держится. Надеюсь, что и я смогу сохранить столь же здравый рассудок.

Общежитие было пусто – насколько я понял, все сейчас ушли на занятия. Большая часть комнаток были заперты. Из-за одной двери играла негромкая музыка, так что я предположил, что там все-таки кто-то есть, но проверить не было возможности.

Стэнли повел меня по длинному коридору.

Осматриваясь, я видел на стенах множество голографических дисплеев с изображениями воспитательно-образовательного характера. В основном на дисплеях мелькали цитаты древнегреческих философов, таких как Сократ и Платон, сопровождаемые нехитрыми иллюстрациями. «В здоровом теле – здоровый дух!» «Есть только одно благо – знание и только одно зло – невежество». «Самая великая победа – победить себя». И все в таком духе. Изображения время от времени сменялись.

– Вот и пришли! – дежурный остановился у двери с цифрой «5».

За дверью оказалась комната площадью метров двадцать. В ее минималистическом интерьере преобладали серо-стальные цвета. Обстановка была нельзя сказать что спартанской, но без всяческих излишеств

Здесь были две двухэтажных кровати и одна одинарная. У каждой кровати встроена в стену лампочка для чтения. Три комода – два двойных и одинарный. Один стол с сенсорной поверхностью и один простой. Три крутящихся стула. Встроенный в стену серый шкаф-купе. Такой же встроенный холодильник. Большой кулер с водой. На побеленном потолке – растровые светильники, детекторы системы пожаротушения и еще какие-то элементы электронной периферии. За широким окном с толстым стеклом, которое, похоже, открывалось лишь на проветривание, виднелись зеленые газоны и здания учебных корпусов.

О том, что здесь обитают четыре человека, мало что напоминало. В комнате царил идеальный порядок. Постели были застелены так, словно на них никто никогда не спал. Комнатные сандалии не валялись под кроватями, а стояли на специальной стойке у двери. Ни на одном стуле не висела ничья одежда. Не были разбросаны носки и трусы. На столах не было недоеденной еды, полупустых бутылок с газировкой или еще чего-то подобного, что в моем понимании являлось нормой для общежития.

Комнату украшали несколько голографических плакатов, но не было похоже, чтобы они появились здесь по желанию кого-то из учеников. Как и плакаты в коридоре, каждый из них, очевидно, имел определенную воспитательную цель.

«Встречают по одежде, провожают по уму» – гласил большой плакат с рисунком-анимацией, изображающим улыбающегося, безукоризненно одетого ученика интерната, держащего в руке книгу. Ученик поворачивался разными боками, чтобы все могли убедиться, что он одет безупречно. Не менее дюжины стрелочек с циферками указывали на различные детали его одежды, а сбоку мелкими буквами шло подробное описание правил ношения униформы.

«Добрый товарищ – не тот, кто потакает слабостям, а тот, кто помогает стать сильнее!» – глубокомысленно сообщал плакат, на котором один рисованный ученик с суровым видом грозил пальцем второму, выглядящему пристыженно.

Дань уважения получили и учредители «Вознесения» – посвященные им плакаты виднелись на видном месте над столом.

«Фонд Хаберна. Спаси и сохрани!» – гласил плакат с изображением герба, хорошо знакомого мне по маминой работе: крепкой мужской ладони, нежно сжимающей тоненькую ручку младенца.

«Смарт Тек». Разум на службе человечества» – было написано на огромном цветном плакате, изображающем также хорошо знакомый земной шар, обвитый тремя синими кольцами.

«Мы – это Содружество! Содружество – это мы!» – утверждал третий плакат. На нем были нарисованы держащиеся за руки, улыбающиеся люди на фоне земного шара четверо подростков: высокий блондин-европеец, раскосый паренек-японец, девушка-негритянка и латиноамериканка.

Дверцу холодильника венчал забавный плакат с изображением перечеркнутого большой красной чертой толстячка, с хитрым лицом пробирающегося куда-то при лунном свете. «Ночное обжорство – медленное самоубийство!» – гласила надпись на нём.

Больше всего, однако, меня поразил красочный цветной плакат-анимация, висящий прямо над одной из кроватей. «ВОЗНЕСИСЬ!» – призывала надпись на нем. Плакат изображал странную картину: бурлящая коричневая грязь, пускающая пузыри, под ласковыми лучиками утреннего солнца. Что-то неопределенное заворочалось в грязи, и вдруг выпорхнуло из нее, зависнув в воздухе безобразным комком бесформенной грязи. Но комок вдруг завертелся, вокруг полетели брызги – и я с изумлением увидел очистившегося от грязи улыбающегося ребенка с белыми ангельскими крылышками и светлым нимбом над головой. Счастливо улыбнувшись, ангелочек взмахнул крыльями и устремился к солнцу.

У самого окна находился интерактивный плакат-анимация, озаглавленный «Наша комната». Сейчас он транслировал десятисекундное видео, на котором пятеро улыбающихся парней в ученической форме выстраивались, обнимая друг друга за плечи, на фоне окна пятой комнаты. «2076» – гласила надпись в углу экрана. Ниже маленькими буковками были перечислены фамилии тамошних обитателей комнаты. Судя по всему, этот плакат можно было пролистать дальше, аж до первых обитателей комнаты – все они оставили после себя такое же веселенькое видео.

– Значит так, слушай меня, малый. У нас здесь очень строго с порядком, – зайдя в комнату следом за мной, объяснил Стэнли. – Я сейчас активирую «домового», он тебе все расскажет.

– Активируешь что? – не понял я.

– Сейчас увидишь. Твоя кровать – вон та, второй этаж.

Он указал на кровать, над которой висел плакат «Вознесись!»

– А другую можно? – поморщился я.

– Не ной. Эта свободна, остальные заняты. Теперь это твоя кровать. И ты должен следить, чтобы она всегда была в порядке. Застилать ее нужно правильно. Показываю один раз. Смотри внимательно! Запоминай!

Словно зачарованный, я глядел, как дежурный доведенными до автоматизма движениями, с виртуозностью фокусника, превращает незастеленную кровать (голый матрас, накрытый серым покрывалом и подушкой без наволочки) в застеленную. Каждое движение его пальцев было четким, осмысленным. Казалось, что он проделывает нечто чрезвычайно важное – настолько, что неизвестно, как сложилась бы судьба мира, если бы он оплошал.

Я был с детства приучен к аккуратности – мама никогда не позволяла мне создавать в комнате беспорядок. Но от этого зрелища из моих уст невольно вырвался тяжкий вздох.

– Это обязательно делать именно так? – спросил я страдальчески, когда он закончил. – Или достаточно, чтобы все было просто аккуратно?

– Именно так, – кивнул парень, удовлетворенно глядя на наведенную им красоту.

И вдруг он одним движением рук совершенно безжалостно сбросил все это прямо на пол.

– Теперь ты, – велел он.

Покачав головой, я взялся за дело. На мой взгляд я сделал все очень даже неплохо, хоть и не так быстро, как Стэнли. Но когда я повернул к нему голову, дежурный отрицательно помотал головой и снисходительно махнул рукой.

– Ужасно. Но ничего. Заставят тебя с десяток раз перестелить – быстро научишься. Сейчас нет времени тебя дрессировать. Значит так – вот в этой тумбочке левая секция твоя. В тумбочке должен быть идеальный порядок.

– Кто бы сомневался, – вздохнул я.

– В памяти у «домового» зашит Устав общежития. Изучи его очень внимательно. Устав все должны знать наизусть. Это тебе не шутки. Усек?

– Я все еще не совсем понимаю, что за…

– Пока не начнется твоя учеба, ты будешь жить в этой комнате и будешь приписан к 22-ому отряду. Староста 22-го – Коул. Энди Коул. Ты познакомишься с ним после обеда, и он тебе все расскажет. А пока потусуйся тут, отдохни.

– Я не устал, – покачал головой я. – Лучше покажи мне что тут да как!

– Из комнаты тебе выходить нельзя, пока не позовут. Тебе все покажут в свое время.

– Слушай, а тебе тоже запихивали в голову нанороботов? – спросил я скорее из вредности, чем рассчитывая получить ответ.

Ничего не ответив, Стэнли закрыл за собой дверь. Я заметил, что на ней, как и на всех ранее виденных мною дверях в интернате, также установлен замок со сканером отпечатков пальцев. Попробовав воспользоваться замком, я вполне ожидаемо ощутил, что он замигал красной надписью «Не разрешено».

– Привет! Извини, но сейчас ты не можешь выйти, – вдруг раздался у меня в голове бесполый голос, и прямо перед моими глазами вдруг возникло, словно из ниоткуда, какое-то маленькое волосатое существо в ученической форме интерната.

Вскрикнув от неожиданности, я отпрянул – но чебурашка последовал за мной, не удаляясь и не уменьшаясь в размере. Я повертел головой по сторонам – он не исчезал и не менялся. От ужаса меня едва не парализовало. «Я сошел с ума!» – пронеслась в моей голове мысль, пока сердце едва не вырывалось из груди

– Ты… что такое?! – заорал я.

– Я – виртуальный интеллект твоей комнаты, – невозмутимо ответил «чебурашка». – В шутку меня зовут «домовым». Моя задача – помогать тебе в учебе и в жизни!

– Чего твой голос звучит прямо у меня в голове?!

– Я могу работать в двух режимах: индивидуальном и общем. В общем режиме меня видят и слышат все, в индивидуальном – только ты. Индивидуальный режим помогает не отвлекать твоих товарищей от учебы и отдыха…

– Переключись на общий режим! Здесь же никого больше нет!

– Хорошо, – согласился «домовой».

Я вздохнул с облегчением, когда вместо видимой мною одним галлюцинации в середине комнаты спроецировалась обычная визуальная голограмма.

– Работа в общем режиме, – донесся голос «домового» из динамиков, спрятанных где-то под потолком комнаты.

Подойдя к голограмме, я придирчиво осмотрел ее со всех сторон. А вот и проектор, он на потолке. Все нормально. Сердце в моей груди начало биться чуть-чуть спокойнее. Это всего лишь компьютер.

– Ты обязательно должен иметь именно такой вид? – спросил я, оглядывая волосатое существо.

– Существуют варианты. Этот скин установлен для общего режима по согласию жителей комнаты. Ты не можешь изменить его самостоятельно. В индивидуальном режиме ты можешь выбрать для меня другой скин. Перейти обратно в индивидуальный режим?

– Нет-нет! – испугался я от мысли, что голос сейчас снова зазвучит в моей голове. – Пусть все так и остается.

– Как скажешь.

– В общем, ясно. Ты… э-э-э… просто компьютер, так?

– Я – виртуальный интеллект твоей комнаты. Часть виртуального интеллекта интерната. Моя задача – помогать…

– Ладно, это я понял. Через тебя можно выйти в Интернет?

– Нет. Ученикам интерната не разрешен свободный доступ к глобальной информационной сети. Ученикам открыта наша внутренняя сеть. В ней полно интересного! Ты получишь к ней доступ сразу после своего вступительного собеседования.

– То есть, нет Интернета? C ума сойти. Включи хотя бы канал новостей.

– Извини, но ученикам интерната не разрешен свободный просмотр телевидения. В процессе обучения и досуга ты будешь смотреть множество интереснейших телепередач, отобранных для тебя воспитателями, которые помогут тебе наилучшим образом развиваться и познавать окружающий мир.

– А откуда мне новости узнавать?

– Все необходимые тебе новости будут сообщаться в нужное время с помощью виртуального интеллекта или непосредственно из уст воспитателей либо куратора твоего отряда. Не беспокойся, все стороны жизни в интернате тщательнейшим образом продуманы.

– А как я могу узнать новости о моих родителях?! Они пропали без вести! А на моей родине идет война. Я каждый день проверяю, не появилось ли новой информации. Как мне теперь это делать?!

– Все необходимые тебе новости будут сообщаться в нужное время с помощью…

– Бред какой-то! – я тяжело вздохнул. – Я хотел бы связаться кое с кем. Этого я тоже не могу?!

– Внутренний устав нашего интерната разрешает связь с внешним миром согласно процедуре № 25. Ты можешь ознакомиться с полным текстом процедуры или послушать ее краткое содержание.

– Давай краткое!

– Связь с внешним миром производится не чаще, чем раз в месяц, не более чем с двумя абонентами, общей длительностью не более чем полчаса, по представлению куратора отряда при отсутствии у ученика неснятых дисциплинарных взысканий. Круг тем, которые могут обсуждаться с абонентами, ограничен.

– Все понятно! А кто этот куратор?!

– Куратор отряда определяется после его формирования за три дня до начала учебного года. Относительно абитуриентов, проходящих подготовительные курсы в стенах интерната, обязанности куратора исполняет заведующий интернатом по воспитательной работе или один из назначенных им педагогов-воспитателей…

«Петье», – понял я, и все внутри меня опустилось. – «Я смогу связаться с внешним миром только по разрешению Петье! Проклятье!»

– Когда я смогу с ним увидеться?

– Вызов на вступительное собеседование последует сегодня же, – обнадежил меня «домовой».

Я обреченно покачал головой и огляделся в своей камере.

– Чем здесь вообще заниматься? Есть у тебя какие-то видеоигры, кино, музыка, книги?

– После вступительного собеседования тебе откроется замечательная мультимедийная библиотека со множеством образовательных, научно-популярных и развивающих произведений. На данный момент тебе доступен лишь сокращенный вариант библиотеки. Перед выбором какого-либо произведения я рекомендую посоветоваться со своим куратором.

– То есть, я не смогу даже читать и смотреть то, что мне нравится?!

– В интернате запрещено воспроизведение любого контента, содержащего в себе элементы, пропагандирующие секс, насилие, жестокость, непослушание, нарушение закона и общественного порядка, праздный и безалаберный образ жизни…

– То есть – здесь запрещено все, – кивнул я, едва сдерживая злость.

– Ты можешь использовать образовавшееся время, чтобы осмотреться в комнате, осмотреть свои новые вещи и разложить их на свои места. Также я советую тебе прослушать Устав общежития. Это очень важ…

– Не надо мне никакого устава, – раздраженно отмахнулся я.

– По распоряжению дежурного общежития я сейчас зачитаю тебе Устав…

– Вот так «советую»! – злобно усмехнулся я. – Я даже сраный компьютер не имею право заткнуть?!

– Ой-ой, – голограмма шевельнулась – «домовой» карикатурно прикрыл рот. – Плохое слово! В стенах интерната запрещается употребление ненормативной…

– Заткнись! Заткнись, сраная макака! – я в сердцах бросил в голограмму одним из пакетов со своими новыми вещами. – Я пробыл в этом проклятом месте еще и часа, а я его уже ненавижу!!!

Подскочив к двери, я с силой постучал в нее кулаками.

– Стэнли! А ну-ка открой мне, Стэнли! Давай живо! Ты что, не слышишь меня, дрыщ прыщавый?! Клянусь, когда я выйду отсюда, я тебя мигом научу застилать кровать! Понял меня?!

– Ой-ой, – прозвучал мерзкий голосок за моей спиной. – Постыдись! Оскорбления и угрозы в адрес товарищей – это поведение, недостойное…

– Да заткнись ты! ЗАКРОЙСЯ!!!

Первые полдня, которые я провел взаперти в этой комнатке, оказались для меня едва ли не самыми тяжелыми. Я словно обезумел. Ходил по комнате туда-сюда, как тигр в клетке, затыкал уши пальцами и бормотал себе что-то под нос, чтобы не слышать «домового», временами колотил кулаками в дверь и материл Стэнли. Я пробовал открыть окно, а один раз сгоряча даже попробовал выломать дверь плечом – но прочная конструкция не поддалась.