Текст книги "Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

«Привет, Дима!» – прокричал он, перекрывая весь этот шум. – «Как жалко, что ты сейчас не онлайн! У нас ходят слухи, что тебя увезли куда-то в Содружество. Надеюсь, что так и есть и что ты там круто оттягиваешься со своей девчонкой. Хотел бы я сейчас быть там с тобой! А у нас тут не так уж весело. Ты, наверное, не знаешь, что мой папа… погиб. Он никогда не был солдатом, но он решил, что должен воевать, и в первый же день югославы его убили. Мне сказали, он вел себя очень храбро и совсем не мучился… Давай не будем об этом, а то я сейчас начну рыдать. Тебе, наверное, не так уж интересно смотреть на мои сопли. Я постоянно вспоминаю тебя и пытаюсь не расклеиваться, быть таким же сильным, каким всегда был ты. Мне не всегда удается, но… Что?! Да, да! Я помню, что у меня 5 минут! Я уже заканчиваю! Извини, у нас тут очень много насобиралась желающих с кем-то поговорить. Расскажу тебе все вкратце. Ты же знаешь, папа меня заранее вывез в Олтеницу. А когда пошли слухи, что югославы вот-вот придут и наши военные неожиданно начали отступать – я упросил каких-то солдат взять меня с собой. Я не хотел оставаться в городе, захваченном югами. Хотел воевать с ними, отомстить за папу. Но солдаты отказались взять меня в свой отряд. Сказали, что я для них слишком молодой и… толстый. Высадили на ближайшем перекрестке и уехали. Я прибился к небольшой группе беженцев, которые двигались на запад пешком. Шли прямо по нежилой территории. Это было довольно страшно, Дима. Пустоши совсем не такие, как нам показалось тогда, во время экскурсии в Храм Скорби. Я часто вспоминал рассказы, как мой папа с твоим бродили тут двадцать лет назад, и мне казалось, будто я перенесся обратно в темные времена. Эх, я бы столько тебе мог рассказать!.. Да, да, заканчиваю! Минуту еще! В общем, мы дошли до небольшого поселения, которое приняло нас как родных. Называется – Наш Замок. Это просто название такое, на самом деле оно под землей. У нас там нет озоногенератора и всего такого, приходится прятаться от солнца. И воды чистой мало. Но люди там хорошие и заботятся обо мне. Я работаю, как все взрослые люди, помогаю ухаживать за домашним скотом. Хорошо, что папа меня кое-чему научил. Жаль, что я был таким глупым и часто не хотел его слушать. Взрослые говорят, что мне здесь нечего делать, что нужно ехать на запад, в одну из «зеленых зон». Но я не хочу снова идти на пустоши. Решил пока поселиться здесь. У нас там нет Интернета, но время от времени мы ездим к соседям – у них есть мощная спутниковая антенна. И вот я упросил взять меня с собой, и решил позвонить тебе. В общем, я отключаюсь. Если когда-то будешь в округе, приезжай ко мне в Наш Замок. Буду очень рад тебя видеть…».

Весть о гибели Игоря Андреевича Коваля оглушила меня словно обухом по голове. Перед глазами сразу же всплыло пухлое лицо нашего доброго и косноязычного учителя ОБЖ – такого непосредственно честного, добродушного и безобидного, даже когда он пытался злиться или перебирал лишнего. Хорошо помню, как он впервые заявился к нам домой по приглашению мамы: слегка смущенный, с двумя огромными арбузами под мышками в самый разгар зимы. Солдат из него и впрямь не мог получиться.

Что потянуло его на войну? Призыв? Или чувство долга? Наверное, последнее. Вспомнив слова Игоря Андреевича, которые он говорил в пылу во время застолья с генералом Думитреску у нас дома, я пришел к выводу, что он, скорее всего, пошел защищать Генераторное добровольно. Им двигало то же самое чувство, которое заставило моего отца согласиться на самоубийственное задание в Бендерах. Что это за чувство такое, если из-за него наши отцы оставили своих сыновей одних в этом жестоком мире?!

Я не мог представить себе Борю – добродушного стеснительного толстячка Борю Коваля, который в школе ходил за мной хвостиком – несчастным, одиноким, бредущим пешком по пустошам в неизвестном направлении. Господи, что же эта проклятая война сделала со всеми нами?!

К тому времени, как автомобиль пробрался сквозь пробки и вырулил на смутно знакомый паркинг кондоминиума, в котором жил Роберт, я закончил с сообщениями от Клаудии и Бори и перешел к длинному списку посланий от Дженет.

Похоже, Роберт не преувеличивал, говоря, что она не забывала обо мне. Джен записывала мне видеосообщения все время моего отсутствия – вначале с большей частотой, затем с меньшей, но все же не реже, чем раз в две недели.

Открыв первое сообщение, я почувствовал удивление и смятение от вида привлекательной рыжеволосой австралийки с серьезным слегка веснушчатым лицом и четким произношением телеведущей. Я поймал себя на мысли, что представлял ее совсем иначе, если вообще представлял хоть как-то. Эта симпатичная девушка вовсе не казалась мне кем-то родным и знакомым.

Год разлуки без общения, без переписки и даже без фотографии, по которой можно сохранить в памяти лицо человека – слишком большой срок для юношеской влюбленности. Конечно, вначале я тосковал о Дженни, и даже довольно часто. Но с каждым следующим месяцем в интернате ее образ стирался из моей памяти и отходил в прошлое вместе со всем, что касалась Димитриса Войцеховского и не имело отношения к его новой личности – Алексу Сандерсу. В какой-то момент, сам того не заметив, я оставил мечты о долгожданной встрече с Дженни. И, в итоге, оказался к ней не готов.

«Дима, привет!» На первом сообщении вечером 15-го апреля 2077-го года Джен выглядела расстроенной и несчастной. Она сидела на кровати в смутно знакомых мне очертаниях своей комнаты в Перте, сложив ноги по-турецки. На ней была домашняя белая футболочка с изображением мультяшных героев, однако на лицо был нанесен ненавязчивый макияж – Дженни, вопреки моим заверениям, что я не сторонник косметики, никогда не позволяла себе выходить со мной на связь, не накрасившись. «Друг твоего папы, номер которого ты мне дал, уже сказал мне, что отвез тебя в интернат. Как жаль, что я пропустила от тебя звонок! Прости! Я была в школе, на математике, мы как раз были в виртуалке, а когда я вышла из нее и увидела от тебя пропущенный – ты уже не отвечал. Ох, Дима! Когда же мы с тобой теперь сможем увидеться?! Очень надеюсь, что порядки в этом твоем «Вознесении» не такие строгие, как ты боялся, и нам с тобой разрешат связываться почаще. Скажи им, что тебя ждет любимая девушка! Что они, не понимают, что ли? Все ведь люди…».

«Эх, если бы ты только знала, Джен», – подумал я, помрачнев от мысли, как ответил бы Петье или Кито, если бы я сказал им то, что она советует. Я промотал длинное сообщение ближе к концу.

«… уже этим летом тебя отпустят и мы сможем поехать в «Юнайтед». Здорово было бы, правда?!» – продолжала делиться со мной мечтами Дженни. – «Я уже созванивалась со своими девчонками с прошлогодней смены. Кэтрин, Мэг и Оливия обещали, что в этом году будут. Твои ребята, думаю, тоже поедут. Вот было бы весело!..».

Я прокрутил вниз длинный ряд сообщений и включил другое сообщение, датированное 10-ым сентября 2077-го. На этот раз Джен была в какой-то незнакомой мне комнатушке. Лежала, одетая в белую маечку, забравшись с ногами на кровать, а за ее спиной были слышны отголоски музыки и оживленная девичья болтовня. «Общежитие», – догадался я. Должно быть, она уже в Сиднее, поступила в университет. Об этом, наверное, говорилось в более ранних сообщениях.

С первого взгляда я едва узнал Джен. Она изменила прическу – сделала себе прямые волосы и покрасила их в каштановый цвет. Щеки девушки выглядели слегка подрумяненными солнцем (хоть я и знал, что она не жалует загар из-за вредности ультрафиолета), и я готов был поклясться, что она провела смену в «Юнайтед». Главное же, что на лице ее стало намного меньше веснушек – кажется, готовясь к взрослой студенческой жизни, она-таки удалила их с помощью лазера, вопреки запретам родителей.

«Привет, Дима»– произнесла она громко и приветливо. Однако в голосе ее не чувствовалось, что она обращается именно ко мне – скорее это выглядело как актерская игра, рассчитанная на кого-то другого. «Прости за этот шум – девчонки собираются на вечеринку». С деланным недовольством она покосилась через плечо. «Парни со старших курсов пригласили нас на пати в честь вступления в студенческий клуб. Это здесь вроде как традиция. Девчонки, конечно, уговаривают меня пойти, мол, там будет весело, и все такое, но я сказала, что мне это не интересно. Я ведь уже рассказывала тебе, какая здесь напряженная учебная программа. Если не втянуться в этот ритм с первых же недель – потом придется нанимать репетитора, чтобы наверстать упущенное. Не самое подходящее время для вечеринок, не находишь? Тем более, эти парни со старших курсов так нагло к нам клеились. Один пялился мне на ноги, словно первый раз в жизни их увидел. Я им сказала, что у меня есть парень и что мне это не интересно. Но когда они узнали, что ты учишься в другом месте и мы с тобой давно не виделись – начали фыркать, мол, «это не считается». Я уже устала отшивать этих кобелей. Не хватало еще вечеринки, где они напьются и совсем распустятся. Если девчонкам такое нравится – что ж, милости прошу…».

Промотал вперед на минут десять. Суета в комнате к тому времени стихла. Дженни, видимо, погрустневшая и скучающая из-за того, что не пошла на вечеринку вместе с подругами, рассказывала мне что-то о своем доме.

«Мама говорит, что Макс заболел…».

Кто такой «Макс»?! Ах, верно, собака. Я совсем забыл, что у нее есть собака.

«Я очень забеспокоилась, ведь ему уже семнадцать. Ветеринар сказал, что…».

Я переключился, не будучи уверенным, что хочу слышать историю болезни Макса.

«Привет, Дима!»– поздоровалась со мной Джен в другом сообщении, от 20 ноября 2077-го, на котором она уже вернула свой естественный цвет волос, но сделала короткую модную стрижку. – «У меня сегодня занятия начинаются со второй пары, а соседки по комнате уже ушли, вот я и решила воспользоваться свободной минуткой, чтобы записать тебе очередное сообщение. Когда тебе наконец разрешат в твоем интернате выйти на связь – тебе придется потратить пару дней, чтобы их все переслушать. Если, конечно, тебе все это по-прежнему будет интересно. Я часто думаю, не забыл ли ты обо мне. Не нашел ли кого-то другого. Я узнавала, что у вас там все-таки есть женские группы и вы с ними часто пересекаетесь. Там, наверное, полно красивых девушек…».

Я перемотал вперед.

«… Лидия говорит, что этот факультатив не нужен тем, кто не собирается делать себе карьеру в офтальмологии. Но я все-таки записалась. Кто знает? Тем более, что глаза – это, как говорят, зеркало души. Один из самых важных человеческих органов. По-моему, глазной врач – это прекрасная профессия. Во всяком случае, это намного приятнее, чем гастроэнтерология или что-нибудь подобное…».

Кто такая Лидия?! Наверное, кто-то из ее новых подруг, соседок по комнате или однокурсниц.

Должно быть, мне стоило прослушать все с самого начала, ведь она старалась, тратила время, записывая для меня все эти сообщения. Ей, должно быть, стало бы обидно, знай она, как небрежно я к ним отнесся. Но их просмотр занял бы много часов.

Неужели мне правда предстоит с ней увидеться?! Эта мысль пока еще вызывала неуютное чувство тревоги, и больше ничего.

– Приехали, Дима, – вывел меня из задумчивости Роберт, позволив машине самой занять место на подземном паркинге своего дома. – Помнишь еще немного мой дом?

– М-м-м, – протянул я, переключив сетчаточник в фоновой режим и растерянно оглядев паркинг, ничем не отличающийся от любого другого.

– Ничего удивительного. Помню, в тот раз тебе не пришлось погостить здесь долго. На этот раз все будет по-другому, – пообещал Роберт. – Идем?

– Да, конечно, – кивнул я, невпопад спросив: – Дженет знает, что я уже здесь?

– Я сказал ей, что ты можешь выйти в ближайшие дни. Но когда именно – она не знает. Просила сразу же ей сообщить. Тебе, наверное, не терпится с ней увидеться?

– М-м-м, – снова неопределенно протянул я.

В свое время я немало фантазировал о нашем воссоединении в Сиднее. Однако реальность оказалась мало похожей на мечты. Наша с ней встреча уже не будет такой, как я ее представлял тогда. Какой она будет в реальности, я не мог даже себе представить.

– Думаю, не будет ничего страшного, если ты позволишь себе немного отдохнуть, – прочувствовав мое настроение, предположил Роберт. – Слишком много впечатлений за один день смогут кого хочешь выбить из колеи. Тебе стоит отдохнуть, освоиться здесь, прийти в себя – а тогда уж свяжешься с ней. Идем!

Совет Роберта оказался хорош. Семейство Ленцов приняло меня, как родного. Я опасался, что жена Роберта не будет в восторге от неожиданно появившегося подопечного своего мужа, которому предстоит на полтора месяца стать непрошенным гостем в их квартире. Однако, если Руби Ленц и испытывала какие-то подобные чувства, она их совершенно не выказала. Напротив, она встретила меня в коридоре, заключив в объятия и расцеловав, словно я был их любимым и желанным гостем, поинтересовалась, как мы добрались и объявила, что вот-вот закончит готовить обед в мою честь. Полосатый кот Ленцов, которого я помнил котенком, вальяжно вышел из комнаты и приветствовал меня громким мявом.

Выйдя из душа, я нашел в гостиной приготовленную для меня постель. Одна из тумбочек была освобождена от содержимого и открыта, видимо, специально для того, чтобы я мог сложить туда свои вещи. Около тумбочки виднелся объемистый пакет с одеждой.

– Я заказала кое-что для тебя по Интернету, ориентируясь на размеры, которые дал мне Роберт, – сообщила миссис Ленц, заходя в комнату следом за мной. – Но ты, кажется, оказался крупнее, чем мы думали. Примерь, пожалуйста, все ли тебе подходит!

От такой заботы мне сделалось неловко.

– Ну что вы, миссис Ленц, вам не стоило тратиться ради меня…

– Во-первых, называй меня, пожалуйста, Руби. Во-вторых – не заморачивайся насчет этих пустяков, – улыбаясь, сообщила мне хозяйка. – Нам с Робертом очень хочется, чтобы ты хотя бы на эти полтора месяца почувствовал себя как дома. Надеюсь, мы хотя бы таким искупим то, что отправили тебя в такое суровое и негостеприимное место.

– Ну что вы, я вовсе не жалуюсь…

– Конечно, ты не жалуешься, ведь ты вежлив и хорошо воспитан. Но это не значит, что ты не заслуживаешься немного отдыха и комфорта после того, как полтора года провел в самом настоящем концлагере. Да, Роберт рассказал мне! Держать молодых людей взаперти, в такой строгости, не позволяя даже связаться с родными – я считаю это совершенно не по-человечески!

Я смущенно опустил голову, не решаясь ни возразить ей, ни согласиться.

– Ладно, я оставлю тебя, дам тебе разложиться, – засуетилась Руби, выходя из комнаты. – Но поспеши, обед вот-вот будет готов!

К обеду я явился в приобретенных Ленцами новеньких черных шортах и белой майке с рисунком, изображающим двух мужчин в боксерской стойке и эмблемой боксерской ассоциации. Стол был накрыт бежевой кружевной скатертью. Длинное блюдо с исходящим паром жареным хеком, посыпанным травами и политым лимонным соком, тарелка с жареными мидиями, широкое блюдо с тушеным овощным рагу, две соусницы с ароматными белыми и красным соусами, блюдце со свежей зеленью и корзинка с фруктами смотрелись очень аппетитно.

– Присаживайся, – Роберт, удовлетворенно оглядывая содержимое стола, указал на мне на стул подле себя. – Держу пари, в интернате тебя не баловали такими лакомствами.

– Нас, в принципе, нормально кормили, – неловко ответил я, с сомнением оглядывая лакомства.

Более чем за год мой вышколенный интернатовскими правилами организм так привык к режиму и рациону питания, прописанным диетологами, что вид еды, поданной в неурочное время и не предусмотренной диетой, даже не вызывал слюновыделение. Мой желудок неспособен был поверить, что все это предназначено мне.

– Может быть, желаешь немного вина? Новозеландское, сухое, отлично подходит к рыбе, – предложил Роберт, достав из бара бутылку спиртного. – По случаю твоего возращения, думаю, ничего страшного, если ты выпьешь бокальчик.

– Нет-нет, благодарю, я не хочу, – смутился я.

– Он же не пьет, Роб, разве ты забыл? Вот, пожалуйста, как ты любишь, – Руби Ленц поставила возле меня стакан с холодным молоком. – Топленое коровье молоко. Натуральное! Я купила его в магазине органической еды.

– Молоко с рыбой? – с сомнением покачал головой Роберт. – Лучше уж оставь его на потом.

Это было очень трогательно, что Ленцы запомнили такой незначительный, казалось бы, факт, как моя любовь к топленому молоку. Я даже не думал, что они знали об этом. Жаль только, что эта моя привычка осталась такой же далекой частью моего прошлого, как и все остальные. В интернате я не мог попросить себе стаканчик топленого молока, когда мне этого хотелось. И со временем я почти забыл его вкус.

Обед прошел довольно-таки пресно, несмотря на все старания Ленцов мне угодить. Я рассыпался в благодарностях и улыбался хозяевам с натянутой вежливой улыбкой, которую усвоил в интернате, но на еду не налегал, а на вопросы отвечал односложно и неохотно, так что разговор не клеился. «Дайте мне время», – взглядом попросил я.

Вернувшись в гостиную комнату, где меня поселили, я какое-то время побродил из угла в угол, тщетно пытаясь свыкнуться с мыслью, что я теперь живу здесь, и что никто не следит за каждым моим шагом через камеру. Впрочем, моя нерешительность длилась недолго. Уже через несколько минут я сделал то, что собирался сделать с первой же минуты, как Ленц дал мне в руки коммуникатор, но до сих пор почему-то не решался – с головой окунулся в открывшийся мне информационный океан.

Роберт не преувеличивал, утверждая, что ситуация в Европе сильно изменилась.

Лишь сейчас, с большим опозданием, я жадно глотал информацию о событиях, которые происходили в Европе с начала этого года, за которыми большая часть людей, интересующихся миром за пределами своих домов, следили в режиме реального времени.

Из лекции преподавателя политологии профессора Лоуренса я знал, как в январе-феврале в Европе начался новый виток кризиса, однако я и не подозревал, как далеко он мог уйти за эти полгода.

Как я смог заключить из просмотра пары десятков видеосюжетов и прочтения сотни архивных новостей, 12 апреля 2078 года окончилась длительная и острая политическая борьба, которая точилась в Новой Итальянской Республике, сопровождаемая многочисленными скандалами, взаимными обвинениями в фальсификациях, мирными и не очень демонстрациями, столкновениями, пострадавшими, круглыми столами, громкими заявлениями и неимоверной шумихой в прессе. Все это не переросло в войну лишь из-за того, что в Средиземном море находилось авианосное соединение Атлантического флота Объединенных Миротворческих Сил Содружества. Противостояние увенчалось оглашением результатов референдума, согласно которым более 80 % жителей НИР, принявших в нем участие, проголосовали за выход из Центральноевропейского Альянса. Остатки власти ЦЕА в Турине были повалены в течение нескольких суток. Большая часть представителей старой власти покинули свои посты добровольно. Многие рьяные сторонники ЦЕА были вынуждены бежать, чтобы не стать жертвами преследований, в их числе и Бруна Бут.

Далее последовала цепная реакция. 17 апреля с перевесом 73 % идея выхода из ЦЕА перевесила в Ганновере. До конца апреля еще восемь «зеленых зон» на территории Европы покинули знамена Альянса. Воинские части прямого подчинения ЦЕА, находящиеся на территории НИР и других вышедших из Альянса общин, были расформированы и сложили оружие. Триумфальное шествие демократии и воссоединение взбунтовавшейся Европы с Содружеством было центральной темой всех СМИ.

Однако, как и следовало ожидать, чем ближе к центру Европы, тем прочнее были позиции сторонников Альянса. В Тироле, который за последние месяцы стал опорным пунктом армии Альянса, результаты референдума ожидаемо показали 59 % желающих остаться в Альянсе против 41 % проголосовавших против. Как оказалось позже, референдум проходил при серьезных нарушениях и жестком давлении со стороны силовиков и был не репрезентативным. Во многих же других общинах на территории Центральной Европы, в том числе в Олтенице, референдум вообще не был проведен. На конгрессе, созванном в Инсбруке, исполняющим обязанности президента Альянса был назначен боевой генерал Станислав Вацек, зарекомендовавший себя в боевых действиях против ЮНР. Новое правительство возглавила Бруна Бут, в его состав вошли представители радикальных кругов. Начальником штаба вооруженных сил стал генерал Троян Думитреску. Тирольский конгресс мировые СМИ назвали «военным путчем». По сообщениям журналистов, все акции протеста против путча были жестко подавлены. Как и следовало ожидать, Вацек и Бут взяли курс на еще более агрессивную политику и назвали произошедшее «ударом в спину со стороны Патриджа». По словам Вацека, «наши солдаты готовы дать достойный отпор ренегатам «Смарт Тек», если те осмелятся прийти, чтобы отобрать у нас самое дорогое».

Тем временем не менее эпохальные события происходили и в ЮНР. Еще в середине апреля в информационном пространстве поползли слухи о смерти Ильина, и этот факт был подтвержден 28 апреля. Однако ни один эксперт не предполагал, как скоро просуществовавшая два десятка лет «республика» прекратит свое существования, едва отойдет в мир иной ее основатель. Уже 30 апреля, после краткой и жестокой кулуарной борьбы, которая сопровождалась несколькими арестами и убийствами, на трибуну в Бендерах взошел некий россиянин, назвавшийся «представителем временного правительства» и объявил о долгожданном воссоединении с братьями. Дружеская делегация Евразийского Союза из Новосибирска была в этот момент уже в пути, ровно как и элитные воинские подразделения Народно-освободительной армии Китая.

Временное правительство, контролируемое китайцами, не смогло удержать в своих руках и трети контролируемой Ильиным территории. Часть территории все еще контролировали последователи Ильина, не пожелавшие подчиниться Новосибирску, называющиеся себя «Истинными славянами». Часть территорий, главным образом захваченных во время Бургасской операции в 2075-ом, вышли из чьего-либо подчинения, вернув себе нейтральный статус. Некоторые из них немедленно обратились за помощью к Содружеству наций. Наконец, часть территорий, граничащая с ЦЕА, были взяты под контроль Альянсом.

Думитреску, едва почуяв признаки краха ЮНР, отдал приказ о начале наступления по всей линии фронта. Наступление развивалось крайне успешно, так как большая часть войск ЮНР сдавались, дезертировали или хаотично отступали, тогда как «Истинные славяне», ведущие войну на два фронта – против Альянса и против «временного правительства», подконтрольного Союзу – не были достаточно сильны, чтобы сдержать наступление. Неизвестно, как далеко Думитреску смог бы пройти в своем броске, если бы не события на западе.

6-го мая 2078-го началась операция, названная «Марш демократии». Ранним утром Объединенные миротворческие силы Содружества применили высокоточное оружие – крылатые ракеты, управляемые авиабомбы и орбитальную артиллерию – против ключевых объектов военной инфраструктуры ЦЕА, расположенных за пределами населенных пунктов. Несмотря на крайне избирательный характер удара, его мощь была колоссальной – кадры, попавшие в Интернет, поражали воображение.

В тот же день стартовала сухопутная операция с участием 30 тысяч наемных бойцов ЧВК. В «Смарт Тек» рассчитывали на ее быстрый успех, учитывая подавляющее технологическое превосходство и высокую выучку персонала ЧВК. Однако их расчеты не оправдались из-за сопротивления Альянса, оказавшегося неожиданно отчаянным. Как сообщали СМИ Содружества, Вацек приказал создавать линии обороны непосредственно в населенных пунктах, без эвакуации населения, прикрываясь мирными жителями, чтобы избежать новых авиационных и артиллерийских ударов ОМСС. Завязались кровопролитные уличные бои в Инсбруке и других прежде «зеленых» зонах, в которых гибло множество гражданского населения. Генералу Думитреску было приказано остановить наступление на восточном фронте. Закаленные в боях с ЮНР войска были отозваны на запад, чтобы противостоять наемным войскам консорциума.

Вооруженное противостояние Альянса со «Смарт Тек» продлилось лишь до начала июня. Операция, задуманная как блицкриг, начала перерастать в полномасштабную войну, а это означало для консорциума колоссальные расходы, несоизмеримое с ценой активов, оставшихся под контролем ЦЕА. В свою очередь, Альянс был истощен войной и переживал глубокий кризис. Уже 3-го июня в Сент-Этьене был подписан меморандум, по которому ЦЕА отказывался от своих планов по национализации и возвращал большую часть активов собственникам, а «Смарт Тек» обещал обязать нанятые консорциумом компании прекратить силовую операцию.

К началу июля карта Центральной Европы оказалась практически полностью перекроена. ЮНР перестала существовать, оставив по себе память лишь в виде экстремистов «Истинных славян», которые контролировали несколько «зеленых зон», а от ЦЕА остался лишь огрызок, еще немалый, но он больше не имел серьезного влияния на региональную политику. Выиграли от противостояния лишь сверхдержавы: Союз приобрел новые территории на востоке, а Содружество – на западе.

Большая часть бывших членов Альянса, проголосовавших за выход из ЦЕА, сразу же объявили о своем желании вступить в Содружество наций. Уже в конце года первыми планировали принять НИР и Ганновер, остальные могли рассчитывать на членство в следующем году.

Что касается Бургаса и других территорий, отколовшихся от ЮНР, то эксперты предполагали, что находящиеся там общины не будут приняты в Содружество, чтобы не допустить появления сухопутной границы с Союзом. Рассматривался проект по объявлению этих территорий нейтральной, свободной экономической зоной. Руководство консорциума «Смарт Тек» уже подтвердило разработку планов по строительству в этой зоне нескольких индустриальных парков и о планах привлечь оставшиеся в Европе силы ЧВК для обеспечения правопорядка и охраны на этих территориях. Источники в дипломатическом ведомстве Содружества намекали, что, возможно, статус этих территорий, как и раздел сфер влияния в Европе в целом, может в ближайшее время стать предметом серьезных переговоров с Союзом.

Во всем обилии свалившейся на меня информации я не смог найти ответ лишь на один вопрос, который, в сущности, и интересовал меня больше всего – где мои родные и что с ними.

Изучая информацию в Интернете, я пришел к однозначному выводу, что район Олтеницы сейчас находится под контролем Альянса (или, вернее – того, что от него осталось). Если бы мама находилась в Генераторном, она смогла бы найти способ связаться со мной. Проблемы со связью там были, но не настолько критические, чтобы стать непреодолимым препятствием при большом желании передать сообщение – ведь даже Боря Коваль, живущий едва ли не в пещере, как-то ухитрился передать мне весточку. Значит, скорее всего, мамы там не было. Возможно, во время оккупации ее, как и многих, угнали работать на контролируемые ЮНР территории, где она сейчас и остается. Это был лучший вариант по сравнению с другими причинами, по которым она могла не выходить на связь, и я молился, чтобы так и было. Этот вариант не означал, что она в безопасности, но он давал шанс на то, что она жива.

Что до отца, то я мог лишь догадываться, как сложится его судьба после бескровной смены власти в Бендерах. Эмиссары Евразийского Союза, которые теперь там заправляют, не инициировали пока еще никаких кардинальных перемен и не спешили раскручивать гайки, закрученные Ильиным. Большая часть людей Ильина пока еще оставалась на своих местах, налаженная система продолжала исправно работать при новых хозяевах. Вряд ли стоило ожидать массовой амнистии политзаключенных. А просто так люди из тюрьмы не выходят – выйти оттуда куда сложнее, чем попасть за решетку. Его наверняка выпустили бы, если бы из этого можно было извлечь какую-то выгоду. Но дать что-нибудь в обмен на его освобождение мог лишь ЦЕА. А у Союза фактически не было предмета для переговоров с Инсбруком. Остатки Альянса не имели границы с подконтрольной Союзу частью бывшей ЮНР – их разделяли территории, занятые «Истинным славянам» или объявившие себя нейтральными. К тому же, Альянс ослаб и погряз во внутренних проблемах. Я подозревал, что продажные функционеры Альянса уже давно забыли о Владимире Войцеховском и принесенных им жертвах во имя их интересов.

– Все изучаешь новости? – полюбопытствовал Ленц, заходя в гостиную. – Уже ужинать скоро.

Я смущенно поднял на него глаза. Я и не заметил, как быстро пролетело время.

– Столько всего произошло, пока я был там! – поразился я, не в силах оторваться.

– Да. Эти полгода выдались богатыми на события, – кивнул Роберт, присаживаясь рядом.

– Что вы думаете о моих родителях? – прямо спросил я, потушив сетчаточник. – Где они во всем этом хаосе? Какие у них шансы? Можно ли сделать что-нибудь для них?!

Прежде чем ответить, Роберт тяжко вздохнул.

– Мне очень жаль, Димитрис, но я мало что могу добавить к тому, что сказал тебе при встрече. Я не знаю, где Катя. То, что она так долго не выходит на связь – очень тревожно. Но мы не должны терять надежду.

– Одной надежды недостаточно, – покачал головой я. – Мне стоило бы отправиться в Европу искать ее. Начать с Генераторного!

– Даже если бы ты смог добраться туда, отказавшись от той жизни, которой хотели для тебя твои родители и ради которой ты страдал уже почти полтора года, даже если бы ты смог избежать всех опасностей – я не уверен, что ты нашел бы там ответы.

– Но я не могу просто так оставить все это! Я не могу прожить всю жизнь, не зная точно, жива моя мать или нет! – в сердцах воскликнул я.

– Почти все люди из поколения твоих родителей прожили такую жизнь.

– А как насчет отца? Ведь он жив! Я даже знаю, где он!

– Да, Володя, скорее всего, все еще в тюрьме. Но это знание мало чем может нам помочь. После развала ЮНР там все стало очень сложно. В Бендерах сейчас при власти китайцы и их сателлиты-россияне. Они медленно, но методично начинают наводить там порядок. А китайцы знают, что такое «порядок». Раньше там, несмотря на тоталитарный террор, процветала коррупция, и деньги позволяли открыть некоторые двери. Теперь и это постепенно сходит на нет. Люди, через которых мы купили Володино заявление, уже не выходят на связь. Поверь, я пытался, по мере своих сил, достучаться туда.

– Проклятые мерзавцы из Альянса использовали папу и теперь он отбывает наказание за их преступления и интриги, – горестно молвил я. – Попытку переворота в ЮНР одобрило все руководство, начиная от и Пирелли и Бут, а козла отпущения сделали из папы. Проклятье! Он даже не понимал, во что ввязывается. Я говорил с ним перед отъездом. Он описывал это как мирные переговоры, просто по неофициальным каналам. Папа хотел мира – и больше ничего!