Текст книги "Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

– Ди-мит-рис, – после долгой паузы, преисполненной напряжения, выдавил из себя я жалкий шепот, почувствовав, как по лбу прокатилась капля пота.

Я не был уверен, что это странное греческое имя, звучащее как полузабытый призрак из прошлого, могло иметь какое-то отношение ко мне. Мне было страшно произнести его впервые за столько времени, действительно страшно. И это означало, что Петье почти добился своего.

– Что? – не расслышал кореец.

– Димитрис! – вдохнув поглубже, громче сказал я.

– Чего?! – удивился Хон. – Что это за имя такое?!

– Греческое.

– Так ты грек?!

– Нет. Просто…

– Зайди ко мне в кабинет, Алекс, – произнес мне в ухо усталый голос Петье. – Прямо сейчас, пожалуйста. И передай своему товарищу, что охрана сейчас прибудет, чтобы сопроводить его туда, где он проведет остаток своих дней в интернате, позором и кошмаром которого он стал. Как жаль, что у меня нет машины времени, и я не могу поставить ему «НВЦ» вместо нерадивых сотрудников детского центра, проморгавших у своего питомца столь очевидную социопатию!

– Что такое? – испуганно спросил Серега, увидев все по выражению моего лица. – Что случилось?

– Тебе, похоже, пора туда, куда напрашивался, – мрачно сообщил я Ши. – Что, не мог еще пару дней подержать язык за зубами и подышать свежим воздухом?

– А, черт! – сплюнул Хон, пожав плечами, и бесшабашно улыбнулся. – Ну сказал старому пердуну трахнуть себя, что тут такого? Ладно, пусть Петье его трахнет. Или наоборот. Мне-то что?..

По пути к учебному корпусу я заметил, что атмосфера в интернате в последние дни перед выпуском заметно переменилась. Выпускники, не занятые на генеральной уборке, поголовно выбрались на улицу, нежась в лучах теплого июньского солнца – кто-то играл в бадминтон или баскетбол, кто-то сидел на траве у искусственного озера, просто судачил о том о сем, пока еще робко радуясь долгожданной свободе. Нечто подобное я наблюдал два года назад, еще будучи абитуриентом, но тогда долгожданное избавление было так далеко от меня, что я неспособен был ощутить причастность к счастью Энди Коула и других выпускников. А сейчас я один из них. Почему же на сердце такая тяжесть и тревога?

Минут через семь я уже приближался к кабинету директора в так называемом «админкоридоре» на верхнем этаже главного корпуса. Тут располагались кабинеты начальства – директора, его заместителей, заведующего по воспитательной роботе. Пройдя по практически пустынным, в сравнении с учебным временем, коридорам, я постучался в знакомый мне кабинет.

– Войди, Алекс! – разрешил мне голос директора.

Ступив на порог, я замер в нерешительности. Петье был не один – в кабинете меня ожидала целая коллегия. Кроме самого директора здесь были куратор Кито, новая заведующая по воспитательной работе мисс Каммингз и… генерал Чхон.

Из-за ставней директорского окна доносились радостные шумы лета, а сквозь приоткрытые жалюзи в кабинет проникали теплые лучики света. Но все это никак не отражалось на настроении людей, сидящих в кабинете – их брови были сдвинуты, губы сжаты, лбы прорезали морщины. Лишь Чхон, уютно разместившись в кресле у окна, имел вид слега расслабленный и даже скучающий.

– Садись, Сандерс, – без прежней приветливости велел директор, стоя позади своего стола.

Он был без галстука, а пиджак и верхняя пуговица рубашки были расстегнуты, но это все равно смотрелось скорее как обязательный атрибут летней униформы, чем как нечто неформальное. Что касается куратора и заведующей по воспитательной работе, которые умостились на стульях для посетителей, то они, разумеется, были в своих темных мундирах, похожие на палачей средневековой Инквизиции. Ярко-алая помада мисс Каммингз на фоне ее бледной кожи выглядела так, будто она только что напилась крови.

«Ого. Похоже, против меня решили задействовать тяжелую артиллерию», – подумалось мне, и сердце тревожно екнуло. Но устыдившись своей робости, я решительно прошел и сел на указанное мне место, чувствуя себя неуютно под проницательными взглядами куратора и мисс Каммингз. Но не эти упыри пугали меня – они уже выпили у меня столько крови, сколько смогли, и вряд ли способны были чем-то удивить. Чхон, мирно умостившийся у окна и, казалось, не обращавший на меня никакого внимания, настораживал меня во сто крат больше.

Выдержав паузу, Петье театрально вздохнул, указав рукой в сторону окна.

– До чего прекрасна ранняя летняя пора. Сложно поверить, что в мире может быть что-то злое и жестокое, когда смотришь на этот солнечный свет, на зеленую траву и на молодых ребят, веселящихся и смеющихся среди этого оазиса. Ты любишь лето, Сандерс?

– Да, сэр.

– Я вижу это. Ты так замечательно проводишь время со своими товарищами, предвкушая скорый выход из наших гостеприимных стен, что мне аж неловко было беспокоить тебя и занудствовать, напоминая, что ты все еще не получил своего распределения.

– Сэр, – я сделал глубокий вдох, настраиваясь на нужный лад. – Во время нашей прошлой беседы вы объяснили мне все предельно ясно. А ваши последующие действия сделали ситуацию еще яснее. Я не представляю себе, что может быть добавлено ко всему, что произошло между нами за эти очень долгие два с половиной года.

– Что ты имеешь в виду? – со мнимым недоумением развел руками директор, делая вид, что слегка обескуражен тем, как я повернул беседу.

– Вы прекрасно знаете, что я не собираюсь принимать заявку от компании «Юнайтед Секьюрити Солюшнз», – молвил я, глядя прямиком в лицо директору. – Я дорого заплатил за это решение. Но вы уже не способны сделать мне ничего, чего бы еще не сделали.

– А ты, я смотрю, наглый и лицемерный тип, Сандерс! – неожиданно прошипел Кито, нанося удар с фланга. – Едва почуял шанс улизнуть, как твое уважение к воспитателям испарилось, будто его и не было!

– Уважение? К вам? – я презрительно фыркнул, подумав, что Ши Хон, в сущности, прав – к черту их всех, надоело перед ними пресмыкаться. – Что, по-вашему, должно было вызвать у меня уважение? Злопамятность? Желчность? Жестокость? Вы пытаетесь строить из себя тирана, чтобы скрыть комплекс неполноценности и неуверенность в себе. Вы вообще не пригодны к педагогической работе, вам требуется серьезная психологическая помощь…

– Вы много себе позволяете, Сандерс! – зрачки заведующей по воспитательной работе возмущенно сузились. – Опомнитесь!

– Да как ты смеешь?! – завизжал Кито, едва не брызжа слюной. – Ты – ничтожный, самоуверенный сосунок!

– Ты допустил оплошность в своем выборе, Сандерс, – остановив словоизлияние куратора, директор стремительно повернулся и шагнул к своему столу, склонившись надо мной. – Я ведь объяснил тебе все начистоту, как разумному здравомыслящему человеку. Я считал, что ты понял меня.

– Я прекрасно все понял. Я принял решение, и уже заплатил за него, сэр, – твердо повторил я.

– Ты считаешь себя настолько умным, чтобы принимать такие решения, Сандерс?! – вновь бросился в атаку Кито, глядя на меня злобным взглядом. – Много же мужества тебе, должно быть, понадобилось, чтобы наплевать на всех, кто вложил в тебя силы и знания, и хлопнуть дверью у нас перед носом! Как ты можешь совершать такие поступки и претендовать на то, чтобы стать гражданином, членом нашего общества?! Да ты просто-напросто предал общину, которая приютила и обогрела тебя, неблагодарный юнец. Осквернил ее идеалы. И ты после этого смотришь нам в глаза?!

– Я просил отправить меня назад в Европу в первый же день, как оказался тут… сэр! – огрызнулся я.

– Ладно, довольно, – крякнув, генерал Чхон поднялся со своего кресла, и Кито сразу умолк. – Парень упорен, стоит на своем, не сдается. В этом я не вижу ничего плохого. Он таким и должен быть. Оставьте нас – надо переговорить с глазу на глаз.

Под моим удивленным взглядом, все трое, включая хозяина кабинета, безропотно поднялись и вышли, заперев за собой дверь. Я еще не встречал того, кто способен был обходиться с этими напыщенными индюками так запросто. Чхон даже не удостоил их на прощание взглядом. Оставшись наедине со мной, он забросил себе в рот жвачку и, выдержав паузу, заговорил:

– Я не могу понять одного – почему у тебя не хватает мужества глянуть правде в глаза и признать, что ты пытаешься свернуть со своего единственного возможного жизненного пути? Долго ты еще будешь бегать и прятаться?

– Я ни от кого не прячусь, – ощетинился я.

– Чушь! – фыркнул генерал. – Ты что, забыл, как ты тут оказался? Я напомню тебе. Жадные крючкотворцы, задумали незамысловатую аферу под названием «Альянс», вся суть которой была в том, чтобы заполучить власть и разбогатеть, не отдавая нам долги. Они втянули в свои махинации недалеких руководителей твоей захолустной общины, которая могла бы существовать, не привлекая ничьего внимания, еще много десятков лет. Как следствие, спятивший фанатик Ильин, который, впрочем, был всего лишь слепым орудием в руках китайцев, отнял у тебя все, что ты имел. Разрушил твой сраный дом, бросил твоего папашу гнить в тюрьме, прикончил твою мать…

– Моя мать не умерла! – мгновенно вышел из себя я, чувствуя, как сжимаются кулаки.

– Херня, и ты это знаешь! – обрубил Чхон, презрительно усмехнувшись. – Они убили ее, как уничтожают всех, кто стоит на их пути. Они не знают жалости. Но что же ты?! Мне сложно поверить, что сын людей, которые самоотверженно защищали свой никчемный, но дорогой им клочок земли от агрессора, просто-напросто сдрейфил и сбежал. Ты не думал о том, что чувствовал твой папаша, когда узнал, что его единственный сын, вместо того, чтобы взять в руки оружие и вызволить старика из плена, поджал хвост и бежал на край света, как крыса?!

– Он просилменя об этом, сэр! – прокричал я генералу, чувствуя себя совершенно раздавленным тяжестью и непреклонностью его обвинений.

– Он сказал тебе то, что должен был сказать хороший отец. А ты должен был сделать то, что должен сделать хороший сын, – безапелляционно заявил генерал, задев одну из самых чувствительных струн в моей душе, к которой я старался не прикасаться все эти годы. – Сколько тебе было, пятнадцать? Ты не был младенцем, закутанным в пеленки. Так что не пытайся переложить на отца ответственность за свои поступки. Ты предал все то, что было тебе дорого…

– Вы ничего об этом не знаете!

– Я знаю о тебе все, – страшное лицо Чхона расплылось в улыбке. – Намного больше, чем все, кто нянчился с тобой в этой богадельне, вместе взятые. Даже больше, чем ты сам!

– Кто вы? – недоверчиво нахмурился я. – На кого вы работаете?!

– Я говорил тебе, кто я! – стальным голосом отчеканил азиат. – Я из тех людей, кто занимается серьезными вещами, а не детскими забавами. В наших руках – безопасность единственного на планете цивилизованного государства. А значит – всей человеческой цивилизации. Мы со всех сторон окружены врагами, которые норовят уничтожить нас! Знаешь что? Иногда я бываю несчастлив от той работы, которую выполняю. Но благодаря мне другие люди счастливы. И это как раз та дань верности, которую я, как гражданин, отдаю Содружеству! Тебя немногому научили в этих стенах, мальчишка, если ты до сих пор не знаешь, что значит слово «гражданский долг». Знаешь ты, что это, или нет, мать твою?!

Когда генерал внезапно сорвался на крик и навис надо мной, нахмурив свое побагровевшее от гнева лицо, я невольно смешался. Все-таки, даже после двух лет в интернате, я все еще не способен был сохранить выдержку под натиском этого человека.

– Я скажу тебе, что это, парень. Это когда ты делаешь то, что приказано, независимо от того, нравится это тебе или нет – даже если тебе придется намотать собственные кишки на колючую проволоку! А для этого надо, чтобы кишки были не слишком тонки! Черт возьми, в моих отрядах совсем юные парни и девушки намного слабее тебя, совершают такие вещи, которыми стоит гордиться! А ты сидишь тут, здоровенный наглый сукин сын, и когда я, кавалер херовой кучи гребаных орденов, говорю тебе: «Сынок, ты нужен мне», ты отвечаешь мне, насмехаясь: «Да пошел ты»! Думаешь, я похож на человека, которого можно послать?!! Так ты считаешь?! На кого, по-твоему, я похож?!

Яростный крик генерала, похожего на разъяренного носорога, способен был напугать целый взвод. Я невольно сжался на своем стуле, пока он надвигался на меня, и каждый миг ожидал удара здоровенного кулачища по лицу, но все-таки сумел каким-то чудом не отвести своего взгляда от глаз военного.

«Я знаю, на кого ты похож», – подумал, но не ответил я.

В памяти всплыли недавние события в Европе, когда тысячи наемников из таких компаний, как та, в которой работает этот человек, на деньги транснациональных компаний воевали с Центральноевропейским Альянсом.

Он говорит об Альянсе, Ильине и о китайцах, которые якобы его финансировали, надеясь разжечь во мне злость, разбередить чувство вины за бегство из Генераторного и разбудить желание отомстить старым врагам и восстановить справедливость.

Но правда состояла в том, что такие, как Чхон, были так же похожи на борцов добра со злом, как Хиро Кито был похож на мать Терезу. Они приходят туда, где Содружество рискует потерять свое влияние, а всесильный консорциум «Смарт Тек» – свои деньги. И убивают, чтобы этого не случилось, получая хорошие гонорары за свою грязную работу, которой не пристало заниматься настоящим солдатам. Китайцы, русские, арабы. Коммунисты, радикалы, демократы. Мужчины, женщины, дети. Кровь у всех была одного цвета, пули одинаково хорошо вышибали из тела мозги, а деньги, зачисленные на карточный счет, не пахнут и не шепчут ночами на ухо голосами покоящихся в земле жертв.

– Вы похожи на убийцу, – тихо прошептал я.

– Так ты считаешь? – лицо генерала расплылось в улыбке. – Да, я убийца. Я не скрываю этого. Такой же убийца, как твой папаша и твоя матушка. Может, они и считали себя гуманистами, но они жали на курок, как и все, отдавали приказы, выполняли их, или просто отворачивались – и люди умирали, чтобы они могли жить дальше. И я не такой дурак, чтобы обвинять их в этом. Они делали то, что требовалось. И я делаю то, что требуется.

– Требуется кому?

– Да всем! Всем, кто остался на этой гребаной планете, если не считать дикарей с пустошей и китайцев, которым давно уже вживляют чипы вместо мозгов. Двести миллионов оставшихся потребителей будут по-прежнему жить, работать, трахаться и развлекаться под сенью нежно-голубых озоновых куполов до тех пор, пока мировой порядок сохраняется таким, как он есть. Те, кто угрожает этому – враги. Альянс был врагом. Поэтому с ним случилось то, что случилось. И ты сам это прекрасно понимаешь.

Увидев, что на моем лице остается упрямое выражение лица, генерал пожал плечами:

– Черт, да ведь твой опекун тоже работает в нашем аппарате, хоть он и мелкая сошка. Ты что же, и его советам не доверяешь? Разве это не его слова: «Как гражданин Содружества и военнослужащий, давший присягу, я обязан сказать тебе, что это честь – защищать наше государство от его врагов. И ты, судя по твоим качествам, способен достойно исполнить этот зарок…».

– Откуда вы?! – я удивленно разинул рот, вспомнив наш разговор с Ленцом в отеле во время нашей встречи, о которой, как я полагал, никто не знал, за исключением, разве что, экс-директора Сайджела, который не был заинтересован в том, чтобы посвящать в это посторонних.

– Я знаю то, что должен знать! – хлопнул кулаком по столу Чхон, вновь нависая надо мной. – И я знаю, что твое место – среди таких же, как я.

– Что-то мне не слишком хочется во всем этом участвовать.

– Да кого волнуют твои желания?! – удивился Чхон. – Врагов они точно не волнуют. Террористы взорвут бомбу там и тогда, где они посчитают нужным, не заботясь о душевных переживаниях обывателей, которых их бомбы размажут по стенкам, если только мы не выследим их первыми и не прикончим. Китайцы нанесут по нам удар, когда сочтут нужным, если только мы не окажемся умнее и не нанесем его первыми, как однажды уже сделали зимой 55-го.

– О чем вы? Это ведь россияне первыми…

– Какая на хрен разница?! Ты никогда не получишь мира, прячась от своих врагов и надеясь, что они не нападут. Это было известно еще в древности. Если кто-то в Пентагоне оказался достаточно умным и хладнокровным, чтобы первым нажать на «красную кнопку» за час до того, как это все равно сделал бы спятивший Иван, и предопределили тем самым, что новая столица мира будет находиться в Сиднее, а не во Владивостоке – разве это что-то меняет?

– Конечно же, меняет! – ужаснулся я.

– Ни черта это ни меняет!

– Господи Иисусе, генерал, я правильно только что расслышал – вы допускаете, что это НАТО начало Великую войну, и вы одобряете это, да еще и предлагаете начать новую? – я изумленно вытаращил на него глаза.

– Не будь идиотом, Войцеховский. Я не решаю, быть ли войне. Максимум, на что способен я или кто-либо другой – это выбрать время, когда она начнется, и навязать условия, на которых она будет вестись. Сама война неизбежна. Такова человеческая природа.

– Это вовсе не так, – решительно покачал головой я.

– Кто это тебе сказал? Твой отец? – саркастично ухмыльнулся вояка. – Либо он лгал тебе, как родители всегда лгут детям, либо не понимал, как устроен этот мир. И, кстати – где он сейчас?!

– Он понимал намного больше вашего! И никогда мне не лгал!

– Да ну? Что же он забыл поведать о том, как подписался под согласием на экспериментальную генную обработку зародыша своего нерожденного сына? И не просто подписался – умолял и лизал ботинки, чтобы ему дали эту возможность?!

Я замолчал, сраженный этим аргументом.

– Может быть, это вы мне лжете. Может быть, никакой генной обработки и не было.

– Ты сам не веришь в то, что говоришь.

– А даже если и была – что с того?! Допустим, генетики, которым Апокалипсис развязал руки, наконец всласть надругались над природой. Воспользовавшись отчаянием родителей, поставили гигантский эксперимент над семьями из захолустья, которых никому не жалко, совершенно не зная, чем он окончится. Мне повезло, одному из немногих, и я, по чистой случайности, родился нормальным. Неизвестно, правда, что будет с моими детьми, и с их детьми. Вы считаете, что я должен испытывать благодарность за то, что со мной сделали?

– А почему бы и нет? Иначе ты вообще не родился бы, – пожал плечами Чхон.

Видя, что я все еще не убежден, Чхон взмахнул рукой, вызывая голографический экран. На нем появились строки каких-то отчетов, карты и фотографии, которые сменялись слишком быстро, чтобы я мог успеть в них разобраться.

– Вот, полюбуйся. Знаешь, что это такое? Это секретные разведывательные сводки, к которым шушера, вроде твоего Ленца, не имеют доступа. В них написано, что коммунисты, окончательно установив контроль над Бендерами, освободили порядка тридцати процентов политзаключенных, попавших в тюрьмы за время правления Ильина. Остальные семьдесят процентов отправились в трудовые лагеря на восток. Китайцы затеяли там несколько гигантских строек – возводят новые современные города с нуля. Нерационально, дорого, тупо – в духе плановой экономики. Вполне возможно, что твой папаша сейчас вкалывает там. Думаешь, кто-то сейчас строит планы, как вытащить его оттуда? Да всем срать на него! Похоже, что и тебе тоже…

– Это не так!

– Нет?! Ну так какого хера ты пытаешься найти себе непыльную работенку в «зеленой зоне» Сиднея вместо того, чтобы сделать что-нибудь для него?!

– А вы, что же, занимаетесь освобождением заключенных из китайских тюрем?!

– Мы занимаемся тем, что требуется, для поддержания безопасности и порядка. Я знаю одно, парень – нам предстоит война с китайцами. Не сейчас, так через пять лет, или через десять, но она непременно начнется. И, если мы победим, а мы победим – судьба твоего папаши может измениться. Но ты, как я понимаю, не намерен в этом участвовать.

– Если война действительно начнется – я сделаю то, что потребуется, генерал, – ответил я. – Но я не вижу, как я смогу помочь своему отцу – если он действительно жив и находится там, где вы говорите – тем, что стану наемником.

– Ах, вот, что тебе не нравится? – Чхон глухо засмеялся. – Быть наемником – это недостаточно круто для такого маленького тщеславного засранца, как ты? Хочется вензелей, штиблет и орденов? Если так, то в твоей башке набито то же самое, что в грушах, которые ты колотишь. Ты, похоже, ни черта не смыслишь в том, что такое гибридная война. А человечество не воюет иначе уже добрых полсотни лет. Регулярная армия – это ничто. Декорация, красивая картинка для обывателей. На что, по-твоему, способны солдаты, одетые в форму Содружества? Со всеми их уставами, конвенциями, трибуналами и толпой журналистов, следующих по пятам? Они могут разве что сидеть на своих базах под флагами миротворческих миссий, протирая там штаны. Они не способны воевать по-настоящему. Если бы они попробовали – живописные фотографии обезглавленных детских трупиков и заголовки вроде «Резня, устроенная солдатами Содружества» появились бы на тысяче новостных сайтов раньше, чем первый кувшиноголовый придурок спустил бы курок.

– А разве нельзя воевать с вооруженными врагами, а не с детьми?

– Вот только не пытайся говорить так, будто ты хоть что-то в этом понимаешь, молокосос! – грубо оборвал меня генерал. – Я провел на войне всю свою жизнь. Она не имеет ничего общего с идиотскими кинофильмами. Но это не способны понять те, кто жует пончики перед телеэкранами. Поэтому и нужны такие, как мы.

Меряя кабинет тяжелыми шагами, он чеканил:

– Кто двадцать лет оборонял от исламистов нефтяные скважины в Персидском заливе, пока корпорации выкачивали из недр то, что там осталось? Какие-то люди без опознавательных знаков, но с серьезными пушками и опытом боевых действий в составе лучших армий мира, работающие на малоизвестные тогда охранные фирмы «Глобал Секьюрити» и «Инновейшн дифенс».

Еще несколько тяжелых шагов.

– Кто навел порядок в Венесуэле и Боливии, где набирала популярность экстремистская группировка, намеревавшаяся стереть с лица земли близлежащие «зеленые зоны» Содружества и поделить все поровну? Некие ополченцы, на девяносто процентов состоящие из приехавших издалека добровольцев, серьезных мужиков с повадками ветеранов, которые предпочитали не говорить, что они еще недавно работали по контракту в «Бразилиа трупс». Кто решил похожую проблему в окрестностях Сингапура? Головорезы из «Чи милитари», нанятые местными властями без согласования с центральным правительством.

Широкая спина генерала замерла около окна, и он продолжил:

– Кто вернул стабильность в Центральную Европу, напинав задницу Альянсу? Легион, сформированный из бойцов частных военных компаний.

Лицо Чхона повернулось ко мне:

– Догадайся, где из этих мест побывал я.

Я не нашелся с ответом.

– В каждом из них, мать твою. И еще в двух десятках других! А теперь вспомни хоть что-то полезное, что сделали за это время «миротворческие силы». Не припоминаешь? Еще бы. Ведь она состоит из конторских крыс, вроде твоего Ленца, которые способны лишь на то, чтобы проедать свое жалованье. Я знаю, чем на самом деле занимается сраный отдел, где он работает. Думаешь, они сами понимают, кому поставляют оружие? Половина пушек, которые они отправили в Европу, была обращена против нас совсем недавно. Лучше бы они вообще ни хрена не делали – нам бы не приходилось после них расхлебывать.

Я недоверчиво качал головой, все еще колеблясь. Чхон умел говорить убедительно. Но за два с половиной года непрекращающейся психологической борьбы в стенах «Вознесения» я научил себя быть упрямым и твердолобым, не поддаваясь каким-либо манипуляциям.

Я зашел в эти двери с твердым намерением отказаться от уготованной мне Чхоном судьбой, и я не готов был сворачивать на половине пути, сколько бы красноречия не потратил на меня эмиссар частной военной компании.

– Ты не задумывался о том, почему я вообще распинаюсь здесь перед тобой? – внимательно наблюдая за моим выражением лица, полюбопытствовал гость «Вознесения». – Поверь, у меня вполне хватило бы власти, чтобы заставить тебя сделать то, что мне нужно, не спрашивая твоего мнения.

– Почему же?

– Потому что мне не интересны люди, которых приходится толкать в бой под дулом пистолета. Когда станет по-настоящему жарко, они гроша ломаного не будут стоить. Боевой дух – это единственное, что выгодно отличает мясо от железа и не позволяет машинам полностью вытеснить нас из военного дела. Если у тебя его нет – ты не нужен мне, какими бы физическими данными ты не обладал.

– Тогда я – не тот, кто вам нужен, – ответил я, слегка вздрогнув.

Чхон совершенно спокойно ухмыльнулся, будучи, похоже, не слишком удивлен моим сопротивлением. Было похоже, что он предвидел такой сценарий нашего разговора с самого начала.

– А я все-таки знаю тебя лучше, чем ты сам, Войцеховский, – заявил он. – Ты придешь к тому, для чего ты предназначен, рано или поздно. Хочешь поздно – пусть будет так.

Генерал сделал какой-то жест рукой, видимо, сигнализируя с помощью коммуникатора директору, Каммингз и Кито, что те могут вернуться в кабинет. Едва они переступили порог, как поведение Чхона, наедине со мной держащегося спокойно, резко переменилось.

– Как прошла ваша беседа? – доброжелательно осведомился Петье.

– Да пошел этот сосунок! – едва не брызнув слюной, рявкнул Чхон, а затем нервно заходил по кабинету из стороны в сторону, тыкая пальцем в сторону педагогов. – Что вы на меня пялитесь?! Бездари, тупоголовые бюрократы!

– Простите?.. – глаза мисс Каммингз поползли на лоб.

– Вот сидит человек, который благодаря вашим сраным подписям когда-нибудь получит статус резидента и диплом государственного образца… может, еще и с отличием, мать его за ногу. Гребаный староста гребаного отряда! И что?! Он мыслит как обыкновенный обыватель. У него и в мыслях нет послужить Содружеству по-настоящему! Он и не думает даже поползать немного на своем драгоценном брюхе, испачкав свои драгоценные ручки – он лучше будет работать в чистеньком офисе в столице над каким-то второсортным проектом, даром прожирая казенные харчи, пока ребята попроще будут сидеть в окопах! И плевать ему, что он годится для этой работы лучше, чем они!

– Послушайте, генерал… – кажется, какие-то из слов Чхона задели директора слишком сильно.

– Да не хочу я вас слушать, кретины! – грубо отмахнулся тот, ткнув пальцем в сторону Петье. – Пока вы занимаетесь словоблудием в вашем заповеднике идиотов, я защищаю вас от опасностей, о которых вы и представления не имеете! Хорошо, что мне нечасто приходится видеть, ради каких болванов я рискую жизнью!

Отдышавшись немного, генерал бросил еще один испепеляющий взгляд на меня, незаметно мне подмигнул (мол, «как тебе, понравилось, как я их»?!), а затем презрительно сплюнул и вышел из кабинета прочь, с силой хлопнув дверью.

В директорском кабинете установилась гробовая тишина, нарушаемая шумом веселых летних звуков, по-прежнему доносившихся из приоткрытого окна. Тяжело вздохнув, Петье устало плюхнулся на свое кресло и посмотрел на меня с разочарованием.

– Ну чего ты смотришь, а, Сандерс? – взвилась мисс Каммингз. – Твоя взяла! Спасибо за то, как ты возблагодарил интернат за полученные знания, опозорив перед важным гостем!..

– Сосунок!.. – с ненавистью прошипел Кито.

Не могу сказать, что я чувствовал себя в этот момент уютно, но мои щеки отнюдь не были красными от стыда и своей решимости я не потерял.

– И где же ты собираешься учиться и работать, а, Сандерс? – поинтересовалась заведующая по воспитательной работе, закатив глаза. – Ни один из наших спонсоров не пожелал выделить тебе грант. Вот к чему привело твое глупое подростковое упрямство и нежелание прислушаться к советам старших. Мы надеялись вырастить из тебя взрослого, рассудительного человека, а что получили?

– Может быть, вам стоит задуматься над сменой подходов в воспитании? – не удержался я от ехидного комментария.

– А может быть, нам попробовать еще раз, Сандерс? – склонившись ко мне, зловеще прошептал японец. – Может быть, еще два года в каком-нибудь другом интернате, подальше от твоего драгоценного опекуна, вмешивающегося в наш воспитательный процесс, дадут лучшие плоды?

– Это не в вашей власти, – ответил я, всей душой надеясь, что это действительно так.

– И все-таки как ты видишь свою дальнейшую судьбу, Алекс? – спросил молчавший до этого Петье. – Ты ведь не думаешь, что полученный тобой аттестат об образовании в «Вознесении» даст тебе статус резидента и право проживать на территории Сиднея? Нет, голубчик, для этого тебе вначале предстоит стать достойным членом общества. Ты должен будешь получить высшее образование за бюджетные средства и отдать как минимум пять лет служению нашей территориальной общине. Ты это понимаешь?

– Отправляйте меня куда хотите, – пожал плечами я. – Все равно там не будет хуже, чем тут.

Петье тяжело вздохнул, устало переглянулся с мисс Каммингз и, кажется, сделав для себя окончательные выводы, произнес, больше не глядя на меня.

– Можешь идти.

Молча встав с кресла и без эмоций пробормотав «до свидания», я вышел из кабинета. Ощущения я испытал смешанные. Но, честно говоря, не думаю, что совесть будет мучить меня. Я поступил так, как считал правильным, не поддавшись на чужие уговоры и угрозы – а родители учили меня, что именно так стоит поступать в сложных жизненных ситуациях.

– Ну как там? – спросил у меня Сережа Парфенов, когда я вернулся в общежитие.

Сережа всегда воспринимал нашу дружбу с наивной серьезностью и искренне беспокоился о судьбе каждого из нас – мою, Шона и Ши. Честно говоря, из нас четверых больше всего стоило волноваться именно из-за самого Сережи (если, конечно, не учитывать врожденную тягу Ши к поиску неприятностей). Знания давались ему тяжело и он все эти два года находился на грани вылета из интерната из-за низкой успеваемости. Не было другого ученика, которому бы доставалось столько ядовитых насмешек Кито, как Сережа Парфенов. Не проходило месяца, чтобы куратор не грозился в очередной раз написать докладную записку на имя директора с предложением исключить Парфенова из интерната как «самого большого тугодума за всю историю существования нашей сети». К удивлению многих, Сережа в итоге получил грант от компании «Дрим тек», которую не испугали его низкие отметки по большинству предметов. У парня оказался врожденный музыкальный слух и удивительный талант к акустике, а компании как раз требовались специалисты по разработке звуковых эффектов.

– Все хорошо, – успокоил его я.

– Определились с твоим назначением? – полюбопытствовал Хосе.

– Муниципальная квота, – махнул рукой я. – Не хочу даже думать об этом, ребята.

– Тебя не заботит, чем ты будешь заниматься всю свою жизнь? – удивился Ральф.