355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Забудский » Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ) » Текст книги (страница 3)
Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ)
  • Текст добавлен: 28 марта 2022, 21:35

Текст книги "Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ)"


Автор книги: Владимир Забудский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

– Пассажиры! – прозвучал компьютеризированный голос из недр одного дрона. – Вы нарушаете правопорядок! Вам предписывается немедленно прекратить насилие и разойтись!

– Да пошли вы! – заорал кто-то из толпы. – Впустите нас!

– Впустите нас!! – повторил еще кто-то.

– И откройте чертовы пищевые автоматы!

– Нам нечего есть!

– Чертовы фашисты!

В сторону охранников аэропорта полетели случайные предметы из числа наименее ценного содержимого багажа и плохо привинченного имущества аэропорта. Щиты сомкнулись. Метательные орудия ударялись о них с громким металлическим стуком.

Компьютер еще несколько раз воззвал к благоразумию, но эти призывы были едва слышны сквозь усиливающийся гомон. Тогда дроны перешли к своей вспомогательной функции. В сторону людей неслышно засвистели тонкие дротики. Несколько активистов на переднем краю толпы, один из которых, засучив рукава, как раз размахивался для очередного броска, вздрогнули, задергавшись от ударов электрическим током.

Строй ощетинившихся щитами эсбэшников решительно двинулся на толпу, раздавая налево и направо мощные удары щитами и дубинками. Разили всех, кто попадался под руку.

Толпа, не ожидавшая такого жестокого обращения, попятилась. Тех, кто падал, нещадно давили. Самые сообразительные и уже бывавшие в таких переделках пассажиры прислонялись к стенам и закрывали лица руками – их эсбэшники не трогали. Несколько драчунов, в том числе и давешний лысый мужик, попытались дать отпор – им особенно досталось.

На месте, где прошел строй правоохранителей, осталось лежать с дюжину людей, которые ворочались, кашляли и стонали, заляпывая пол кровью. Среди них я заметил одного из давешних миротворцев, тщетно пытавшихся утихомирить толпу.

Убедившись, что толпа недовольных рассеяна и волнение подавлено, строй сотрудников СБ попятился назад, схватив и потащив с собой валяющихся на полу людей. Вскоре они исчезли из виду и все затихло. На место схватки подъехал робот-уборщик, принявшись методично отмывать кровь. Люди начали опасливо показываться из укрытий. Несколько самых бойких, воспользовавшись моментом, заняли освободившиеся места в очереди, но это не спровоцировало новых недовольных возгласов – все были слишком шокированы.

После побоища установилась удивительная тишина. Очередь удлинилась, но никаких споров и пререканий больше не наблюдалось. Даже тон разговоров как-то незаметно сошел на шепот. Мрачная тишина, перемешиваемая шелестом шушуканий, окутала терминал. Я различал лишь обрывки фраз – «безумие», «надеюсь, людям хотя бы окажут помощь», «кто-то должен за это ответить». Какая-то женщина плакала, причитая, что СБ побила и увела ее мужа, а ведь он ничего плохого не сделал, и она не знает, где теперь его искать.

Тишину нарушала лишь кощунственно доносившаяся из динамиков легкая и спокойная музыка, под которую впору было прогуливаться по магазинам беспошлинной торговли или попивать кофе.

– Это ужасно, – пробормотал я, помотав головой, будто стараясь согнать с себя наваждение. – Я просто не верю в то, что видел. Как они могли так поступить?!

Мой собеседник ответил ироничной улыбкой, мол, «я же говорил, что наши жизни здесь ничего не стоят». Я вспомнил рассказы родителей из их прошлого, о том, как на начальных этапах становления селения полковник Симоненко железной рукой пресекал выступления недовольных. Может быть, иногда действительно требуется жесткость, чтобы сохранить порядок. Но неужели это было оправдано в этой ситуации? Может быть. Может быть, если бы не вмешательство СБ, то в драке пострадало бы больше людей. И все-таки мне кажется, что лупить дубинками всех без разбору было совсем необязательно.

– Откуда ты… э-э-э… Димитрис, да? – спросил Андерс, видя, что я раздавлен зрелищем этой бессмысленной драки. – Я знаю в Греции лишь четыре «зеленых зоны»: Янина, Трикала, Арта и селение Новая Надежда невдалеке от Ларисы. Держу пари, ты родился в одной из них.

– Я из Генераторного. Это около Олтеницы. В Румынии. Я не грек, просто имя такое. Долгая история.

– О. Я думал, оттуда никого не успели эвакуировать. Твои родители?..

– Они… не смогли уехать со мной.

– О, мне очень жаль. Поверь, я знаю, каково это – разлука с близкими.

Он тяжело вздохнул.

– Сколько тебе – семнадцать?

– Пятнадцать, – признался я. – А что же вы? Откуда вы, мистер Андерс?

– Я провел последние семь лет в Новой Софии. Это небольшое селение в Болгарии, под протекцией республики Ловеч. Там хорошо. Я даже начал надеяться, что там и умру. Но, похоже, не судилось.

– Давно вы здесь?

– Да нет… Всего сутки. Меня запихнули в автобус вместе со стариками и малыми детьми, хотя я говорил, что не хочу никуда уезжать. Успели улететь на последнем самолете, поднявшемся из Ловеча перед бомбежкой.

– Повезло, – кивнул я, узнав в этой истории свою.

– Повезло? – он невесело усмехнулся. – Ну, может, будь я молод, как ты, то да, радовался бы. Но старики смотрят на мир по-другому. Двадцать лет назад я оставил свою жену, двух детей и одну ногу в Копенгагене, над которым взорвалась термоядерная бомба – лишь потому, что одна крошечная страна входила в один большой альянс. Все, что было после этого – это не жизнь. Так, тени, воспоминания. Я смотрю на смерть иначе, чем молодежь. Для меня это будет скорее… возвращением домой. Туда, где все, кого я любил.

Слушая Андерса, я вспомнил наставления родителей, которые слышал с самого детства. Они никогда не одобряли отчаяния и меланхолии: ни мама, ни папа. Никогда не опускали рук. Они боролись за жизнь, и меня научили бороться.

– Но ведь вы же не остались тогда в Копенгагене! Вы предпочли жить! – сказал я. – И неужели за те двадцать лет, которые прошли, вам нечего вспомнить хорошего?

– Я был тогда еще молод, – он снова горестно усмехнулся. – Но ты прав, конечно. Безусловно, прав. И все-таки… Я сижу тут и думаю: что я здесь делаю? Ни в Сент-Этьен, ни еще куда-нибудь мне пройти не дадут. Кому нужны старперы, да еще и с больной ногой?

Мне внезапно стало жаль этого отчаявшегося старика.

– Вы ели что-нибудь с тех пор, как оказались тут? – прямо спросил я.

– О, ну что ты, Димитрис, не надо. Я понимаю, куда ты клонишь. Но я, в конце концов, не какой-нибудь попрошайка. Я был бы в состоянии купить себе еды. Только вот с моей ногой сложно доковылять до этого автомата и выстоять там очередь…

– Тогда я пойду и возьму что-нибудь себе и вам, – решительно заявил я.

– Нет, ну что ты, не стоит.

– Мне совсем не составит труда. Заказывайте!

– Ну, ладно, возьми мне быстрый обед, как его, «Taberu», самый простой.

– Это же гадость редкая!

– Недорого и питательно, в самый раз, чтобы утолить голод.

– Ну как хотите, – не стал спорить я, про себя решив, что возьму ему что-то получше.

– Только будь осторожен. Все рестораны в терминале позакрывали, а вокруг пищевых автоматов ошивается народ, обезумевший с голоду. Они готовы на все.

– Не беспокойтесь!

Но не прошло и пяти минут, как я понял, что беспокоиться все же стоит. В закоулке терминала, где разместилось полдюжины продуктовых автоматов с ярко светящимися витринами, царило противоестественное оживление. Несмотря на внимание нескольких сотрудников СБ, следящих за происходящим с верхнего этажа терминала, здесь вот-вот тоже могла вспыхнуть потасовка. На людей, которым было чем рассчитаться и которым удавалось получить из автомата бумажный пакет со съестным, сразу наседали попрошайки – кто с жалобными просьбами, а кто и с требованиями с ноткой угрозы.

Молодая азиатка с грудничком, которую я приметил незадолго перед потасовкой, грустно сидела на полу, опершись спиной о колонну, и провожала людей с пакетами долгим печальным взглядом. В уголках ее больших глаз блестели слезы. Я не сомневался, что кто-нибудь непременно пожалел бы эту миловидную девушку с младенцем, но она не попрошайничала – то ли стеснялась, то ли совсем утратила присутствие духа.

Мне пришлось прождать минут сорок, прежде чем я оказался перед вожделенной громадой пищевого автомата, сквозь бронированное стекло которого на меня смотрели веселенькие этикетки. Я приложил палец к детектору, чтобы компьютер мог распознать мою личность и проверить остаток на финансовом счете. Сейчас было не до здорового питания, так что взял себе и Андерсу по супер-большому горячему комбинированному обеду «Fast&Cool» с газировкой. Это была синтетическая еда, вкусная благодаря усилителям вкуса и богатая питательными веществами, необходимыми человеческому организму. Призадумавшись, я заказал дополнительно еще пять порций.

Когда я получил в руки увесистый пакет, рядом сразу появился исхудалый мужчина с горящими глазами.

– Брат, пожалуйста. Я три дня не ел!

Его тут же оттолкнула локтем стервозная женщина, которая на моих глазах собачилась с людьми в очереди к пропускным пунктам в Сент-Этьен.

– Неправда, он уже жрал сегодня! Поделись со мной, со мной!

– Пожалуйста… – ее оттолкнул еще один мужчина. – Дай!

Развернув пакет, я раздал напирающим на меня людям четыре обеда, попросив их поделиться, но за еду тут же началась потасовка. Несколько попрошаек продолжали лезть ко мне, хватая за рукав и едва не вырывая из руки пакет с оставшимися порциями.

– Извините, больше не могу, – неловко отнекивался я. – Мне самому поесть надо! Пусть с вами поделится кто-то еще…

– Эй, а ну не крысятничай тут, малый! – вдруг осмелел один из «попрошаек», попытавшись вырвать у меня из рук пакет

– Руки прочь!

Я ударил его по руке и быстро отскочил в сторону, левой рукой прижав пакет к груди, а правой выставив вперед кулак. Мужчина, сжав зубы от злости, потирал ушибленное запястье и смотрел на меня с ненавистью, но не без опаски – все-таки я был достаточно крепким для своего возраста.

– Прочь! Я сейчас позову охрану! – сказал я предостерегающе, но голос дрожал.

– Чтоб ты сдох, маленький сученок! – пригрозил мужчина, трусливо покосившись наверх, где из-за перил за людьми наблюдали сотрудники СБ.

Одарив пакет в моей руке последним жадным взглядом, он отошел – голод не пересилил страх. Я тяжело дышал, еще не веря, что мне удалось сохранить свой кусок.

Грубость на грубость – вот какие тут правила. Только сила имеет авторитет. Не думал, что мне доведется воочию повидать то, что когда-то пережили мои мама с папой. И это в век ультрасовременных технологий, мяса из пробирки, вертикальных ферм…

Не сводя настороженного взгляда с окружающих, многие из которых пялились на мой пакет, я достал из пакета один бокс с едой и направился к колонне, из-под которой доносился детский плач.

– На… Держи, – сказал я, протянув девушке-азиатке добытую пищу. – Тебе нужно поесть.

Она подняла на меня изумленный взгляд. Своими чертами она немного напоминала Мей, разве что была на несколько лет постарше и имела необыкновенно большие глаза. Слегка смутившись, я невольно опустил взгляд ниже, и увидел, как ребенок присосался к непропорционально большой для такой хрупкой девушки, вздутой от молока груди, видневшейся из-под приспущенной с одной стороны кофты. Надо же. Я и не думал, что в наше время кто-то кормит младенцев грудью, как в древности! А ведь кормящей матери нужно питаться самой вдвойне.

– Спасибо… – не веря своим глазам, она с благодарностью приняла из моих рук еду.

Вдруг сзади я услышал чье-то злобное бормотание.

– Прочь! – я заслонил девушку от той самой сухой женщины из очереди.

Карга, похоже, не вышла победительницей из сражения за розданные мною четыре продпайка: глаза у нее были все такими же голодными, а на губе виднелась ссадина от чьего-то удара.

– Ублюдок! Сволочь! Ей не нужно! Это незаконный ребенок! – провизжала она ненавидяще по-румынски, не зная, видимо, что этот язык мне знаком. – Будь ты проклят, мразь!

– Не подходи. – предупредил я.

Сунься она – я бы ударил, не задумываясь. Наверное, по моему лицу было видно. Злобно оскалившись, женщина отошла, продолжая бормотать себе под нос по-румынски проклятия в мой адрес. Я обернулся к молодой матери, и увидел, что бокс уже давно открыт, а она, даже не подумав распечатать пластиковые одноразовые приборы в целлофановом пакете, с упоением поедала руками сочные тушки жареной саранчи в хрустящих панировочных сухарях, бобы и кашу из киноа. Тактично отвернувшись, я решил какое-то время подождать, убедившись, что ее никто не побеспокоит.

Какое-то время спустя я почувствовал, как она слегка потянула меня за рукав, и обернулся.

– Спасибо! – с чувством проговорила она, вытирая салфеткой рот. – Спасибо огромное! Я думать умереть! И сын!

У нее был сильный акцент – похоже, английский она знала лишь на базовом уровне.

– Не за что, не надо благодарить, – неловко улыбнулся я. – Если хотите, держитесь рядом со мной, вас никто не обидит. У меня есть деньги, я буду вам покупать еду, пока вы не выберетесь отсюда. Понимаете?

Не знаю, поняла ли она, но когда я протянул ей руку, она, вглядываясь какое-то время мне в глаза, вложила мне в руку свою ладонь. Минуту спустя мы были возле Андерса. Завидев нас еще издалека, он взялся за трость, поднялся и уступил место девушке, несмотря на то, что она неловко пыталась удержать его на месте.

– Это ваше, – я протянул один из оставшихся двух обедов старому датчанину.

– Хм. Напрасно. Я же просил что-то попроще, – задумчиво оглядев увесистый бокс, пробормотал он. – Но спасибо тебе, мальчик. Ты, похоже, решил серьезно заняться благотворительностью.

– Нельзя же бросать маленьких детей умирать, – сказал я, глядя на девушку, которая, сев в кресло Андерса, а прежде мое, улыбалась, гладя младенца по голове и нашептывая ему что-то на неизвестном мне языке.

– Ей будет тяжело с этим ребенком. Честно говоря, у него не очень много шансов выжить…

– Сын будет хорошо! – упрямо сжав губы, решительно заявила девушка, видимо, поняв смысл слов Андерса. – Я не бросить никогда, даже если умереть!

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы по щеке не прокатилась слеза. Оглянувшись, я заметил, что несколько людей наблюдали за этой сценой с немым, бездеятельным состраданием – с таким же, как смотрели на ищущую своего мужа женщину или тихо бредящего психа.

– Что случилось с людьми? – тяжко вздохнув, риторически спросил Андерс. – Со всеми нами?

С молодой матерью, покровителем которой я невольно заделался, я успел поговорить не так уж и долго.

– Как тебя зовут? – спросила она на своем ломаном английском.

– Димитрис.

– Д-и-м-и…

– Дима, – назвался я сокращенным именем

– Спасибо, Дима. Спасибо… Но меня ведь все равно не пропускать, – в ее голосе было тихое отчаяние. – Я говорить им, что некуда ехать кроме здесь. Что маленький сын. Но они не пускать.

Ей всего лет двадцать и она достаточно красива. Она могла бы жить другой жизнью. Но ей не дали ни малейшего шанса. Я, может быть, уеду в Сидней, если повезет. А куда денется она? Мое сердце болезненно сжималось.

– Как зовут твоего сына? – спросил я.

– Я назвать его Уоллес, как Протектора. Я думать, это поможет ему выжить. Но они не пускать, – по ее щекам снова потекли слезы.

Мне захотелось как-то утешить, успокоить ее, но я не знал, как. Пустые слова ничего не значили, а дать ей стоящий совет я не мог, потому что не знал, что ей делать. Скоро мы расстанемся и больше никогда не увидимся – потому что она никогда не попадет в Содружество и никогда не бросит ребенка, а я не смогу взять ее с собой. Мне бы лучше поскорей уйти, даже не знать, как ее зовут. Попытаться забыть про нее и не замечать – как это делают все.

– Жаль, что таких добрых людей, как ты, мальчик, не так много. Тогда мир был бы другим, – произнес философски хромой датчанин.

Я так и не ответил – его глаза внезапно расширились от удивления и он отступил от меня на несколько шагов. Я не сразу додумался обернуться. За моей спиной стояли трое сотрудников СБ.

– Это вы Войцеховский? На вас поступила жалоба из-за рукоприкладства и угроз в адрес пассажиров у пищевых автоматов, – сказал один.

– Да вы что? – я неуверенно усмехнулся. – Быть того не может! Это чистой воды клевета! У меня пытались отобрать еду, которую я купил за свои кровные!

– Они ничего не делать! Я все видеть! Он мне помогать! – сразу же вступилась за меня азиатка.

– Ну что вы, это очень вежливый молодой человек, он бы никогда… – поддержал ее Андерс.

– Как бы там ни было, мы вынуждены просить вас пройти с нами. Требуется составить протокол.

– Без проблем, – я нервно улыбнулся, затем обернулся к Андерсу и матери. – Не беспокойтесь за меня. Я скоро вернусь.

Люди смотрели, как меня уводят, кто с опаской, а кто с безразличием. Что касается меня, то я убедил себя, что никакой проблемы нет, и всячески храбрился, пока вежливые офицеры охраны вели меня к какой-то неприметной двери с надписью «Только для персонала», попросили меня сдать им свой рюкзак, все предметы из карманов и коммуникатор («Такой порядок»), а затем по длинным полутемным коридорам. Сердце беспокойно заныло лишь после того, как мы спустились по какой-то лесенке вниз и я оказался в коротком коридоре с рядом одинаковых, тяжелых железных дверей. В этом коридорчике нависла мрачная атмосфера.

Идущий первым правоохранитель воспользовался сканером отпечатков пальцев, чтобы открыть одну из дверей.

– Проходи! – сзади меня слегка подтолкнули.

Едва я шагнул в темное помещение без окон, как почувствовал, как мне кто-то сделал подножку, и от неожиданности грохнулся на пол. Звуконепроницаемая дверь с неприятным хлопком затворилась, погрузив помещение в тишину. Свет шел лишь от тусклой лампы под потолком. Вокруг меня раздавались шаги нескольких людей.

– Вы что делаете?! – чувствуя, как сердце вырывается из груди, я инстинктивно отполз и прислонился спиной к стенке. – Вы не имеете права! Я ничего не сделал!

– Да что ты говоришь, босота? – в голосе говорившего звучало презрение.

– Я резидент Альянса, много раз был в Содружестве! Я внесен в ЕРФО, посмотрите, я за всю жизнь не совершил ни одного преступления…

– А-ну заткнись! – меня лягнули ногой.

Я инстинктивно закрылся рукой, но этот жест не понравился допрашивающим. Один из них несильно хлопнул меня дубинкой по руке. Я взвыл от боли, задергавшись от мучительно проходящего по всему телу электрического заряда. Волосы на голове, кажется, встали дыбом. Если бы я не был в туалете всего час назад – наверняка я бы описался. Меня никогда по настоящему не избивали. И я не подозревал, как это больно.

Один из мучителей засмеялся.

– Страшно, да, резидент Альянса? Перся бы ты назад в свой гребаный Альянс! Вы развязали войну – вот и перлись бы туда, дохли бы на ней! Чего вы сюда претесь?!

– Я…

– Заткнись, я сказал! Думаешь, ты можешь прийти сюда, загадить наш аэропорт, устраивать здесь беспорядки и тебя за это еще по головке погладят?! Или, может, пустить тебя в Содружество? Там же как раз не хватает дармоедов!

– Да я ничего не сделал! На меня самого напали, пытались отобрать еду, – сбивчиво пробормотал я.

– Думаешь, нам не все равно, кто из вас, грязных животных, был зачинщиком?! Я скажу тебе так, сукин сын – если твоя мама не научила тебя вести себя воспитанно, то я уж точно научу. Хочешь отведать еще раз моей дубинки?

– За что?!

Я получил резкий удар и вздрогнул всем телом, заорав. Двое из трех засмеялись. Меня пнули ногой – не сильно, скорей для острастки. Бил не тот, что говорил – второй. Третий вообще ничего не делал.

– Называй меня «сэр», – приказал голос. – Я офицер службы безопасности, а не какой-то хер с горы, понятно? Если я захочу, я тебя на ноль помножу, сученок, никто и не узнает. Понял? Понял меня, я спрашиваю?!

– Да… сэр, – с ненавистью пробормотал я.

– Смотри, он быстро учится! – засмеялся голос. – Может, этого дармоеда можно и к работе приучить? Так, а ну-ка почисти мне, для начала, ботинки. Живее, мразь или тебе руку сломать?!

В тусклом свете лампочки я видел трех здоровых мужчин в униформе СБ, со шлемами, забрала которых скрывали лица, в маленькой полутемной комнатке с запертой дверью. Я с ужасом осознал, что эти люди олицетворяют, по сути, единственную здешнюю власть, и мне неоткуда ждать помощи. Если я буду упрямиться – они просто замордуют меня до смерти.

– Чем я должен их чистить… сэр?! – содрогаясь от унижения, спросил я дрожащим голосом.

– Мне все равно. Руками… или языком.

Даже не знаю, согласился бы ли я на такое унижение, или скорее позволил бы им избивать себя дальше – но в этот момент в дверь требовательно постучали.

– Ей! Что здесь происходит?! – спросили снаружи гневно. – Немедленно откройте!

Все трое расступились и зашушукались. Затем один из них спешно поднял меня на ноги и шепнул на ухо «Молчи, мразь», а второй подошел к двери и отпер засов. В помещение ворвался, сверкая гневом, молодой офицер СБ без шлема, смуглый и с густыми черными волосами.

– Мы составляем протокол, Джонсон! – елейным голосом сказал бивший меня эсбэшник.

Мое сердце сжалось, но я набрался решительности и сделал шаг вперед.

– Они меня били и заставляли чистить ботинки! Это произвол!

Джонсон внимательно посмотрел на меня и, подойдя к своим подчиненным, по очереди поднял забрало на шлеме каждого из них. Затем неожиданно нанес удар в солнечное сплетение заговорившего с ним – грамотный и сильный, как настоящий боксер. Ойкнув, тот согнулся пополам.

– Ты настоящий подонок, Хайнс, – сказал он второму, а затем он повернулся к третьему, пареньку лет восемнадцати. – Что до тебя… я очень разочарован, увидев тебя здесь.

– Сэр, я…

– Не надо мне оправданий. Сегодня вечером я жду от вас всех объяснительной. А теперь пошли вон!

Проводив повесивших голову эсбэшников суровым взглядом, Джонсон обернулся ко мне.

– Я приношу за них извинение от имени администрации аэропорта.

– Спасибо большое, что вы меня выручили, – с чувством сказал я. – Пожалуйста, просто отпустите меня, и я ничего никому не расскажу о том, что здесь было!

– Успокойся… Димитрис, – похоже, он видел мои данные на своем сетчаточнике. – Тебе незачем больше находиться в изолированном терминале А. Я вижу, что на твое имя несколько часов назад был забронирован билет на E665 Сент-Этьен – Мельбурн. Рейс отбывает через девять часов из терминала C. Я проведу тебя через служебные помещения прямо на станцию электропоезда.

– Спасибо большое, сэр!

Услышав слова этого Джонсона, я не сразу поверил своему счастью. Неужели Ленц сумел так быстро все устроить?! Я уже отчаялся выбраться отсюда. Но секунду спустя мои мысли вернулись к оставшимся в закрытом терминале А Андерсу и молодой матери, имени которой я так и не узнал. И на душе заскребли кошки.

– Не за что. Мы будем благодарны, если ты действительно не станешь распространяться обо всем этом, – проникновенно произнес Джонсон. – Внутренне расследование будет проведено и все виновные получат выговор.

Меня вдруг кольнуло неприятное озарение насчет причины того, почему этот Джонсон, словно рыцарь в сверкающих доспехах, героически появился в комнате для допросов и пресек экзекуцию. Именно билет на мое имя в Австралию, данные о котором засветились в компьютерной системе СБ, произвел такой магический эффект – и ничто больше.

Он вбежал в эту камеру, а не в одну из соседних, лишь потому, что осознал – здесь его безмозглые подчиненные по ошибке избивают не одно из бесправных существ без имени и рода, а настоящего человека. Человека, у которого есть знакомые, сумевшие добиться его отправки в крупнейший город Содружества. Способного на них настучать. Вот и все.

– Там, в терминале А, я видел, как кое-кто из ваших сотрудников избивал без разбору ни в чем не повинных людей. Они ведь тоже получат выговор, да? – прошептал я, едва сумев скрыть свои эмоции.

Джонсон остановил на мне долгий, задумчивый взгляд, и я вдруг содрогнулся от мысли, что он сейчас захлопнет дверь и возьмется за дубинку, висящую у него на поясе. Но он закончил свой зрительный пресс лишь короткой фразой:

– Ты неглупый парень. Постарайся таким и оставаться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю