Текст книги "Поэмы. Драмы"

Автор книги: Вильгельм Кюхельбекер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Заклял лакея и – отправилась к чертям!

Уж как кареты-то красивенькой жалею!

Она тебе мешала, молодец?

Сказать же, что и тот глупец,

Кто выкупил тебя себе на шею!

Андана И ты не шутишь, друг Иван?

Карета, и лакей, и кони – все обман,

Все...

Иван Хоть досады-то не прибавляй, Андана!

Обман? – да что на свете без обмана?

Карета знатная. – Был из бесов лакей...

Что нужды? все же мы доехали бы в ней...

Андана Подобных от тебя я не ждала речей:

Ты человек разумный, осторожный...

Иван Оставь свои хвалы: я просто трус безбожный.

Андана А вот тебя не испугал же грех?

Иван Тебя, Андана, слушать, право, смех:

Насчет грехов мы все бестрепетное племя;

Нет, этих пустяков,

Кто только не совсем из дураков,

Никто не побоится в наше время.

ДЕЙСТВИЕ IV

До поднятия занавеси.

Кикимора Два только действия осталось нам – не боле!

А мы еще пройти должны большое поле;

Мы, стало, поневоле

Свою поэму сокращать должны.

Итак, ты знай, достопочтенный зритель:

Мы в Новегороде. Булат, хранитель

Красавца купчика и молодой княжны,

Исполненный усердья и отваги,

И, по спасеньи их от адской колымаги,

Не раз их избавлял в дороге от беды...

Пример: он вытащил их из воды;

А в воду с корабля они упали,

Подосланного с умыслом лихим

Колдуньей мачехою к ним.

Был слит корабль из золота и стали,

На корабле играл широкий алый флаг,

И правил им какой-то старый враг,

Амфизой нанятый из шайки Вельзевула.

Погода ни малейшая не дула;

Был Каспий тих, не воздымался вал,

И плавно по морю живой корабль бежал.

Вдруг он затрясся весь и с визгом без причины

Волчком кружиться стал и вот пошел ко дну.

Однако вынес из пучины

Булат Ивана и княжну,

Но – второпях – забыл на дне морском казну;

И обругал Иван, как следует, Булата...

Когда ж была иная плата

От душ, подобных Ванькиной душе?

Их бог, их царствие небесное – в гроше;

Людьми их сделать – подвиг донкишотский,

Вложить в них сердце – глупая мечта.

Родоначальник их – торгаш Искариотский,

Продавший за тридцать серебреных Христа.

Но занавесь шумит: открылся старый терем;

К нам вышла ведьма с дочерью сам-друг...

Болтать нам недосуг:

Мы только скажем, что не мерим

Амфизу на один

С презренным Ванькою аршин.

Она злодейка,

Отступница, убийца, чародейка, —

Все так: да в ней огонь и дух и сила есть;

Что мы ее умели приобресть,

Нам истинно приносит честь;

Но твари грязные, подобные Ивану...

И толковать о них я даже, я устану —

Они болот геенских смрадный ил;

Мы их не ловим, – в бездну лезут сами.

Их небо не берет; но если бы – руками

С поклоном Тартар их ему бы уступил.

ЯВЛЕНИЕ I

Амфиза и Даша.

Амфиза Ох! дитятко, досадно мне до смерти,

Уж я ли не держала их в руках, —

И что ж? – совсем избаловались черти:

Я нынче с ними в сущих пустяках

Не успеваю: глупого Ивана,

Вот, как ни бьюсь, известь я не могу!

С поры сей ни единому врагу

Уж доверять не стану: без обмана

У них не обойдется; нет, сама

Все сделаю и, свет, без проволочки —

Сегодня же; а между тем вы, дочки,

Сведите-ко богатыря с ума!

Он мне во всем мешает; а мне власти,

Покуда он с дурмана глупой страсти

Не обезумит, – не дано над ним.

Даша Покорна я велениям твоим;

Но если я в него влюблюсь?

Амфиза Шалунья,

Смеешься! – может ли любить колдунья?

Захочешь ли Булата быть рабой?

Порою на тебя, почти робея,

И я гляжу: ведь ты невеста Змея,

Ужасный царь теней – невольник твой.

(Уходит.)

Даша

(одна) Во мне ошиблась ты: я тяжко, страшно пала,

Я пала чрез тебя (господь тебя прости!)

И очень ведаю, себя мне не спасти;

Но ошибаешься... Да! с самого начала

Дитяти своего, меня, ты худо знала!..

Меж нами сходство есть, – так точно, я смела,

Наукою твоей прельститься я могла:

В ней, в бешеном вине ума и вображенья,

И я могла искать восторгов опьяненья;

Объятая огнем неистового мщенья,

Была бы, может быть, свирепа я и зла.

Но гнусно в низкие вдаваться ухищренья,

Улыбкой привлекать, обворожать, манить,

Возжечь желания и – наконец сгубить.

Нет! слишком я горда для ремесла такого!

Губить мне? и кого? его я, как святого,

Готова почитать: он в наш согнивший век

Меж трупами стоит с душою человек;

Он мне предстал, – гляжу, и что же? воздыхая

О тихих радостях утраченного рая,

Я прокляла свое паденье в первый раз....

Его задумчивых, глубоких, темных глаз

Страшуся более мученья вечной казни;

Волхвицы мощные, захочем – и сведем

Шар месяца с небес на землю; но при нем

Я робкая раба стыденья и боязни.

Пусть тешится моя безжалостная мать

Над Ванькой: он мне что? не стану я мешать;

Но витязя спасу; ему шепну два слова,

И тотчас! – Почему? – не знаю; а готова

Я для него на все. – Чу! заскрипела дверь:

Идет! – я отчего так дрогнула теперь?

Я чары страшные предпринимаю смело;

А это, кажется, не черное же дело?

Входит Булат.

Булат

(не замечая Даши) Прочь, безумцы! – ваши дни

Ткань дурачества и злобы;

Всюду люди; мне ж они

Ненавистны, будто гробы...

Даша Думой черною объят,

Он меня и не заметил...

Взор его не часто светел;

Но теперь его тягчат

Чувства, тягостней вчерашних.

Булат От горячек их всегдашних

Мне ль безумцев исцелить?

Даша Он страдает... Что же? нить

Мыслей мрачных я прерву ли?

Я к страдальцу подойду ли?

Булат

(увидев Дашу) Дочь-волшебница! – она

И разумна и скромна;

Предо мной не виновата:

Почему же для Булата

Всех противнее она?

Даша Здравствуй, витязь!

Булат Здравствуй, Даша!

(Хочет идти.)

Даша Да куда спешишь ты, друг?

Булат Извини: мне недосуг.

Даша Недосуг? – Сторонка наша,

Дом наш, наша вся семья,

Вотчим, сестры, мать и я —

Все тебе мы ненавистны...

Ты везде, всегда один:

Нас бежишь не без причин.

Да и прав ты: не корыстны

(Признаюся и сама)

Наши милые соседы,

Наши длинные обеды,

Наши игры и беседы:

Нет в них пищи для ума.

Булат Для ума! – да я нимало

Об уме не хлопочу:

Сердце средь людей устало,

В них души не отыщу.

Даша Одинок ты во вселенной...

Видит бог: тебя мне жаль;

Несказанную печаль

Ты, всех братьев отчужденный,

Будишь, труженик, во мне...

Но оставим, не поверишь!

Булат Может быть, не лицемеришь;

Но мне, ведай, и во сне

Не привиделося, чтобы

На меня могла взирать

Дочь Амфизина без злобы.

Даша Дочь – одно, другое – мать;

Ведь в семье не без урода;

Вместо всякого довода

Вот решаюсь что сказать:

Адский ков ужасный, новый

(Это помни, гость суровый,

И моих не презри слов!)

Против вас опять готов.

Булат Ков готов! – я благодарен

За благую весть тебе...

Но дай молвить о себе:

Не хитер я, не коварен.

Да я все же не дитя;

Правду мне прости, невежде!

Что хлопочут, не шутя,

Как нас сбыть, – я знал и прежде.

Даша Вижу: суетной надежде

Предалась я; в эту грудь

Мне доверья не вдохнуть...

Между тем скажи мне: я ли

Прибавляла что-нибудь

К ноше горя и печали,

Данной жребием тебе?

Но угодно так судьбе:

Нам уж, верно, не сойтися!

Только, витязь, берегися:

К трудной будь готов борьбе!

Не столько чарами, сколь волею упорной

Сильна, страшна моя бестрепетная мать;

К дружине темных сил, нередко непокорной,

Ужасная теперь не хочет прибегать, —

Нет! действовать сама, всей силою своею!

Я не желала бы и своему злодею

Ей в руки грозные, безжалостные впасть...

Но ежели судьбой тебе дана над нею

Предсказанная нам ей гибельная власть,

О, пощади ее! – она мне не чужая...

И в роковую нынешнюю ночь,

Противу матери себя обороняя,

Ты не забудь: тебя предохранила дочь.

(Уходит.)

Булат

(один) Сама, и в эту ночь... Хмм! каково известье?

Тут мало ли я что бы мог сказать!..

Дочь предает родную мать...

Нам выгода, но ей, изменнице, бесчестье!

Конечно, – если бы... да ведь оно не так:

Не легковерный я, как прежде был, простак;

Теперь гляжу на мир глазами беспристрастья:

Я разгадал вину столь нежного участья...

Шепну вполголоса: в ней нет ко мне любви;

Но огненна река ее крови,

Но час таинственный, предвестник сладострастья,

Для ней, для пламенной, пробил;

Не мужа честного спасает от могилы;

Нет, дюжий молодец, надежный, полный силы,

Ей по расчету чувственности мил...

Какое дело мне? – Пред бледной тенью хана

Я взял в поруки сонм таинственных светил,

Что злополучная Андана,

Пока я жив, во мне защитника найдет.

(Я, право, уж не тот,

Чтоб ожидать спасибо от Ивана!)

Пусть будет, что судьбе угодно, надо мной,

Анданин я слуга, я ей служу одной!

ЯВЛЕНИЕ 2

На воздухе встречаются две ведьмы: старуха верхом на метле, молодая на ухвате.

1-я ведьма Здорово! здорово! – куда ты, кума?

2-я ведьма А, кумушка, так! я не вем и сама...

Мной, девушкой, раз похвалился с похмелья

На честной пирушке чужой молодец, —

И в келью лихой меня запер отец:

Противна душе моей тесная келья...

Но быть же и ведьмой не много веселья;

А разве по вольному воздуху порх,

Под звездочкой ясной шнырять и кружиться,

Хватать на лету ненадежный восторг,

Минутной свободой допьяна напиться...

1-я ведьма Вот, кумушка, – то-то и есть: молода!

Как тут не призвать, было, адские силы,

Да мучить его, хвастуна, до могилы?

Быть смирною ведьмою смех и беда...

2-я ведьма Не спорю. А ты понеслася куда?

1-я ведьма Назад я лечу в свою избу за угол.

2-я ведьма Откуда же?

1-я ведьма С шабаша леших и пугал;

Тут было довольно и ведьм и бесов...

Мы тут обсудили преважное дело...

Оно решено большинством голосов.

2-я ведьма Спросить тебя, тетка, не слишком ли смело,

В чем именно это преважное дело?

1-я ведьма А вот в чем: задумала силою чар

Чудесить Амфиза без помощи духа;

На беса-де бесится злая старуха:

Зачем ей не всякий удастся удар...

И что ж, для своей и для нашей забавы

Ее обернет, и не прошен, лукавый,

Потешит ее еще раз Сатана;

Потом же кроваво погибнет она.

ЯВЛЕНИЕ 3

Спальня Анданы. Иван и Андана.

Иван У мачехи с Булатом нынче дружно...

Весь день не отстает он от нее.

Андана А ей сегодня недосужно,

Ей беспрестанно что-то нужно

В покое нашем.

Иван Я твержу свое:

Они нас погубить теперь стакались оба.

Андана Я ведаю, к чему ее способна злоба,

Но он, хранитель наш, защитник наш – Булат.

Иван Не правда ли, тебе он нравится? – он хват!

Ты не желаешь ли, скажи мне откровенно,

Как наша мачеха...

Андана Послушай-ко, Иван,

Ты хочешь, чтоб тебя совсем и совершенно

Я презирала.

Иван Я, конечно, грубиян:

Заметить прихоти жены любезной кстати ль?

Андана Жестоко же меня карает бог-каратель!

Но не роптать и не считаться мне:

Заслуживаю казнь его вполне.

А ты, бесстыдной лжи бессовестный слагатель!

Я говорю тебе: молчи;

Холоп! ты моего еще не знаешь гнева

(Я грозной Азии решительная дева),

Изведать этот гнев страшися, трепещи!

Входит Иванов отец; потом Булат.

Отец Ай да деточки! я рад сердечно...

Вашей не нарадуюсь любви!

Только не дивлюсь: любить бесчеловечно

Уж у Ваньки моего в крови;

Он мне не чужой, а без пощады,

Как в поре я был, – и я любил!

Да! и я когда-то был же мил,

Побивали же и наши взгляды

В свое время женские сердца...

Ванька молодец; он весь в отца!

Жаль и ныне мне, что я отрекся...

Болтовнею, впрочем, я увлекся,

Позабыл совсем, – а ваша мать

Вас к гостям мне приказала звать...

Иван Что ж? пойдем, прекрасная Андана?

Отец За обычай я люблю Ивана.

Он учтив с тобою, как жених...

Хоть и дочь блистательного хана, —

А дерзну тебе сказать, Андана:

Он супруг, достойный ласк твоих...

Уходят Андана, Иван и его отец.

Булат

(один) На посылках у старухи милый

Селадон ее, немножко хилый...

Слава богу, – я теперь один!

Спрячусь за печь, – и не без причин...

Ведьма будет (об заклад) – и вскоре,

Здесь ей волю дать – беда и горе!..

Следую за нею, словно тень:

Ныне роковой кому-то день.

(Прячется.)

Хор духов В воздухе плавают адские чары;

Благо заснуло, проснулося зло;

Солнце за горы на отдых ушло:

Час наступил воздаянья и кары!

О царь подземный, встань!

Разгладь седые брови,

С улыбкою любови,

Простри сухую длань:

Встречай драгую гостью,

Прославленную злостью

И силой грозных чар...

Тяжелый, смрадный пар

Взойдет с пролитой крови...

С улыбкою любови,

Властитель темных стран,

Встречай драгую гостью!

Готовься, черный вран,

Играть проклятой костью:

Настал ее конец;

Труба суда затрубит,

Заблещет кладенец, —

В куски змею изрубит...

Враждуя и небу и целой вселенной,

Едиными силами ада сильна,

Задумала ссориться с адом она:

Но ей ли с бездонной бороться геенной?

Над ней посмеется седой Сатана.

Умна, умна, но, видно, не всегда же;

Напротив, мы всегда, всегда на страже,

И, чуть-чуть оплошает их сестра,

Мы тут – и закричим: пора! пора!

Хохоча, душу грешную захватим

И с нею в ад, кувыркаясь, покатим.

Входит Амфиза.

Амфиза Три раза тайком у себя в терему

Для опыта я обернулась змеею

И по произволу потом своему

Я той же купеческой стала женою;

Итак, и чертей призывать мне к чему,

Когда мне покорна Природа?

Бестрепетной, крепкою силой ума

Над нею я властвовать буду сама;

Рогатого ж я отпускаю урода,

Который мне льстиво и плохо служил...

Достанет Амфизе и собственных сил.

Кикимора

(выглядывая из-за кулис) Колдунья мерзкая зазналась наготово!

А между тем и в тереме не мы ль

(Вам, господа, даю честное слово!)

В глаза пустили старой дуре пыль?

И без ее заклятья,

Храня и помня выгоду свою,

Мы, давние ее друзья и братья,

Мы ведьму обратили во змею.

Амфиза Мешкать нечего: придут...

Обернусь, пока одна я,

Под кроватию немая,

Я дождусь, когда заснут;

В пору выползу – и тут

Кончу разом наше дело:

В их трепещущее тело

Жало погружу – умрут!

Презирать умею прибыль:

Их наследство, их казна

Чародейке ли нужна?

Нет! – мое веселье гибель:

Не могу без крови жить...

Пусть прибытка ищут люди!

Волка бешеного выть,

Голод адский в этой груди —

Страсть везде, всегда губить.

(Оборачивается в змею и подползает под кровать.)

Входят Иван и Андана.

Иван Прямая дочь ты вспыльчивого хана,

В него сердита ты, любезная Андана!

Вот не на шутку шуточка моя

Тебя прогневала... и, точно, не из тонких;

Зато твой голосок из самых, самых звонких...

Но кончим: признаю себя неправым я.

А что до умника Булата,

Терять не станем по-пустому слов...

Пожалуй, не считай его за сопостата:

Сама узнаешь: молодец каков!

Андана Мы любим легковерно, безрассудно;

Нас, женщин, ежели вас любим, вам не трудно

Во всем уверить, что угодно вам:

Желаю верить всем твоим словам

И думать: раздражительностью ложной

Я увлеклась, когда так вспыхнуть я могла

От шутки (истину скажу) неосторожной,

Но чуждой умысла и зла.

Я даже (ведь тебя отцу же предпочла)

Готова (виновата!)

Глядеть твоими, друг, глазами на Булата,

Хотя, признаться, и не любо мне

Холодным, трепетным сомненьям,

Кровавым, ядовитым подозреньям

Дать место на сердечном дне.

Да и против какого ж человека?

Он жил доселе без упрека,

Он глупой мне до времени сего

Казался честью века,

Он и тебя-то самого,

Когда, сдавалось, все исчезли средства,

От неминуемого бедства

Спасал не раз: но быть так! я тебе

Во всем покорна буду, как судьбе.

Иван

(про себя) Охота ж разводить ей вздор высокопарный!

А я, неблагодарный,

Я за риторикой ее готов заснуть...

Андана Но месяц начал уж давно свой путь

И, утомленная от зною,

Давно природа вся склонилася к покою:

Пора и нам, мой милый, отдохнуть.

Иван

(про себя) Спасибо, догадалась, хоть и поздно!

А принялась было так ревностно и грозно,

Что полагал я: до утра

Проговорит.

(Громко) Да, друг мой, спать пора.

(Ложится.)

Андана Прощай! Храните же, таинственные силы,

Небесные, святые! нас,

Покуда не наступит час,

Который воззовет из временной могилы

Усталых чад седой земли;

Моленью моему, всевышний царь, внемли:

Даруй проснуться нам для тишины сердечной

И отврати от нас, покров наш вечный,

Лихие помыслы, и ненависть, и зло,

И все то, что бы нам вредить могло!

(Засыпает.)

Амфиза

(оборотившись в змею, выползает из-под кровати) Спят. Напоследок же дождалась я мгновенья,

Когда их крови я напьюсь до пресыщенья...

Кикимора

(выглядывая из-за угла) Без беса у тебя нет вещего чутья:

Не слышишь ты чужого духа;

Конец тебе, свирепая старуха,

Конец тебе, змея!

Булат

(выскакивает и рубит ее; удар грома) Сгинь, ведьма! пропади! настала смерть твоя!

Иван и Андана вскакивают.

Андана Гром загремел... Какой удар ужасный!

И с тверди совершенно ясной...

Что б это значило?

Иван Я трепетом объят:

Нам угрожает что-то злое...

У нас в покое

С мечом в руке Булат.

Улика налицо... Нас сохранило чудо:

Ударил гром – и он лишился сил,

Не то бы нас убийца умертвил...

Еще ли скажешь, что сужу я худо?

Андана

(Булату) Не вижу ль это все во сне?

Несчастный! что промолвишь в оправданье?

Но слишком явно злодеянье,

Которое тебе окончить не дал бог,

Чтоб сомневаться в нем и лучший друг твой мог.

Булат На обвинения Ивана

Я отвечать не стал бы; но, Андана,

Но ты, святая кровь моих царей!

И ты поверила, что я, твой раб, – злодей?

Зачем же долее переносить мне ношу

Своих унылых, безотрадных дней?

Ее я разом сброшу!

Мне был зарок: ни в чем себя не смей

Оправдывать и, если позабудешь

Иль презришь глас судьбы, – себя тотчас погубишь;

Явясь мне с дозволения творца,

Так мне вещала тень Анданина отца:

«Если, потеряв терпенье,

Молвишь: «Я в такой-то час

Не губил тебя, а спас!» —

Знай и помни: в то ж мгновенье

Дух-каратель превратит

Ноги у тебя в гранит;

Если повторить посмеешь,

По пояс окаменеешь;

В третий раз твой друг Иван

Вдруг увидит пред собою

Не тебя, а истукан,

Дивный лик с живой душою».

Пусть будет так; дороже жизни честь:

Вражду царевны мне не перенесть...

Меня честите именем злодея;

Взгляните на пол: труп вы видите ли змея?

Он вам кровавой гибелью грозил,

Но я, злодей ваш, я его убил:

Узнайте в змее мачеху Ивана,

Служительницу темных сил...

Испод мой камнем стал: но сердца злая рана

Больнее во сто крат!

И вот же я еще пред вами виноват,

Что адскую разрушил колымагу;

А дай-ко в ней я вам проехать боле шагу,

Давно бы ваших не было костей...

Я мертв по пояс: но душе моей

Стократ больнее сердца злая рана...

И вот с тобой прощусь, злосчастная Андана.

Возможно ль было о казне

Неблагодарного Ивана

Там, на морском, унылом дне,

Когда и ты и он, вы оба,

Тонули в челюстях, в безумном зове гроба,

Не только помышлять, но даже помнить мне?

(Превращается в истукана.)

Занавесь опускается.

МЕЖДУДЕЙСТВИЕ

Поэт и Кикимора.

Кикимора Утаена кровавая развязка!

Скажите, г<осподин> Поэт:

Неужто ваша легонькая сказка

Тем кончится?

Поэт

(отвечает) Неужто? нет!

Придумаю конец чувствительно-немецкий,

Который публике замоскворецкой

Страх как полюбится! Медею и судьбу

Взять, бросить барышням в глаза нахально

Не слишком вежливо, да и едва ль морально:

Им нужен Август Коцебу!

Да как придумать? вот в чем сила!

Заняв предмет у дикаря Эсхила

И из мужичьих уст глупцов-бородачей,

Довольно трудно сладить без ножей,

Без неподкрашенных мучений и страстей,

Без грубой и нагой природы.

Тут крохотный аршин приличья, вкуса, моды,

Жеманства и притворства нипочем:

Гигантские размеры мы найдем

В отечестве гигантов и титанов;

Верстами мерят великанов,

Для карликов и выродков – вершки.

Ну, как же жаться тут без внутренней тоски

К микроскопическим понятьям,

Которые знакомы, близки вам,

Mes tres aimables dames,^[220]

И им, двоюродным, любезным вашим братьям.

Вам рад бы угодить, но не удастся мне,

Итак, не лучше ль верным старине

Остаться? старине суровой и народной,

Вам непонятной (очень жаль!),

Но тем не мене превосходной?

Вот расскажу, не отлагая вдаль,

Как мать, и нежная, убить решилась сына.

«Убила», – сказка просто говорит;

«Убить его была ее судьбина, —

Поведал бы Эсхил. – И вот он был убит».

И сказке наш народ благоговея внемлет,

Пред взорами его бежит поток причин,

Он все их чувствует и все без слов приемлет.

Так точно и народ Афин

Благоговел без слов пред грозною судьбою

И умолкал пред страшною женою,

Пред жрицей мстительной души своей,

Пред сей Медеею, исчадием Колхиды,

Заклавшей собственных детей

На смрадном алтаре кровавой Немезиды.

Но публика не русский бородач,

Но публика и не народ афинский;

Для публики и рок немой и исполинский

Не бог таинственный, а мерзостный палач.

«Причины дайте нам, – кричите мне, – причины»,

Причины будут вам даны,

Вы образованны, вы милы, вы умны,

Но пальцем любите ощупать все пружины, —

Вы разгадаете ль могущества кручины

За вистом, на балу, всю святость той причины,

Того отчаянья, с каким свое дитя

Спасает мать для вечности небесной,

Ни чувств своих, ни крови не щадя

Младенца своего, а в этой жизни тесной

Ведь он был для нее

Все – счастие, и рай, и мир, и бытие!

ДЕЙСТВИЕ V

До поднятия занавеси.

Кикимора Булат окаменел; раскаяньем объята,

Андана сетует о гибели Булата;

Заботливо она и даже сам Иван

Хранят и берегут Булатов истукан...

А впрочем, у жены и мужа цель не та же:

Он только думает о выгодной продаже

Столь редкой статуи любителю искусств;

Она же, полная унылых, грустных чувств

И мыслей, тяжестью своей невыносимых,

Чудесной помощи от сил непостижимых,

Рыдая, требует, терзаясь день и ночь.

О прочих что сказать? Волшебницына дочь

По смерти матери невидимою стала,

А старика удар разбойничья кинжала

(Он ехал с ярмонки один в обратный путь)

От хлопот уложил торговых отдохнуть;

Так, стало, наш Иван хозяин полный ныне.

Недолго по отце сын пребывал в кручине,

Похоронил его – за торг, – и вскоре он

К мильону старика прибавил свой мильон.

Теперь же Публику, властительницу нашу,

Я вслушаться прошу: невидимую Дашу

С Анданой скорбною на сцене слышу я...

Сердечно их люблю, почтенные друзья,

Хоть знаю, что меня ничуть они не любят

И всякий вздор о мне, о бедном бесе, трубят.

ЯВЛЕНИЕ 1

Анданин терем. Она сидит задумчивая.

Голос Горюешь, бедная Андана?

Андана Чей это голос?

Голос Из сестер Ивана

Одну любила боле прочих ты...

Андана Ах! небо осуждает дружбу нашу!

Но так! – любила я восторженную Дашу

И думала в избытке слепоты:

Зовет ее язык презренной клеветы

Волхвицею, рожденной от волхвицы;

Вот поневоле верить я должна...

Погибла мать; она же в виде птицы

Взвилась и вылетела из окна.

Голос Увы! сказать нельзя, что это небылицы!..

Но, ежели она

И чародейка,

Так более несчастна, чем злодейка;

И пусть своею силою страшна,

Пусть строго властвует над грозными духами,

А людям же благотворит она

И вместе пронзена

Безмолвного отчаянья стрелами...

Желаешь ли чего, печальная княжна?

Кручину сердца облегчи словами!..

Или от Даши ты совсем отчуждена,

И все навеки кончено меж вами?

Андана Сказать бы я хотела: нет!

Черты и голос Даши мне любезны,

И нужны мне участье и привет;

Но свяжет, я боюсь, такой ответ

Меня с духами бездны.

Голос Нам вместо счастья – свет ума,

Блаженство наше – мощь и знанье:

Сказать боишься? – так сама

Твое тебе скажу желанье.

В холодный заперлась гранит

Душа могучего Булата,

И вопишь ты: «Я виновата!

Как? кто ее освободит?»

Булат над матерью моею,

Над горькой, кару совершил;

Булату я помочь не смею:

До врат могилы положил

Закон таинственных светил

Вражду и мщенье между нами.

Он в камень претворен духами,

А жив и видит сны, – и дочь

Невольно, лишь наступит ночь,

Его за мать терзает снами.

Пусть я, орудье мук, полна

Неизреченного мученья,

Пусть я не рождена для мщенья,

Для чувств иных пусть рождена.

Разрушить чары я могла бы,

Хотела бы, а без ослабы

Я гнать богатыря должна —

Моя ли участь не плачевна?

Но я люблю тебя, царевна,

И, если хочешь, так могу

Дать верную тебе слугу,

Послать усердную рабыню.

Внемли: мне подчинил пустыню

В Аравистане грозный рок;

Там вихрится сухой песок,

И беспредельный и глубокий;

Но в море праха одинокий,

Роскошный, свежий островок

Блестит чудесными цветами;

И остров населен духами,

Лишенными святых отрад,

Которые они вкушали,

Когда еще в раю порхали,

Грехов не зная, ни печали;

Однако ж и не пали в ад,

О прежнем рае воздыхая,

Они, изгнанники из рая.

Их ненавидят духи зла,

Им заперты Эдема двери, —

Их жизнь ни мрачна, ни светла,

А легкокрылых имя – пери.

Одну из них пошлю тебе:

Вверяйся ей без опасенья;

Тебе ли сети погубленья

Раскину? – Я в твоей мольбе;

Ты руки обо мне возносишь,

Ты мне в слезах прощенья просишь.

Состражду я твоей судьбе.

Андана Позволишь ли своей рабе

Все исполнять мои веленья?

Голос Вопрос твой непонятен мне.

Любовь не знает запрещенья,

Любовь дарит совсем, вполне.

Во всем благом твое желанье,

Сердечным рвеньем сожжена,

С весельем совершит она.

Андана Где ж это милое созданье?

Голос Тебе предстанет легкий дух

В прелестном виде юной девы...

Но слышу я: запел петух;

Меня страшат его напевы...

Теперь явиться я должна

В том смертном и тяжелом теле,

В каком я здесь жила доселе,

Или исчезнуть с паром сна.

ЯВЛЕНИЕ 2

Улица. Лорд Эльджин и Кикимора в ливрее лонлакея.

Кикимора

(оборачиваясь к публике) На мне ливрея

Наемного лакея;

Но и под ней, друзья,

Кикимора все тот же я...

А впереди меня идет мой барин;

Он англичанин, вы заметьте, не татарин;

Вдобавок он ученый и турист.

Лорд Эльджин В своих отметках исписал я лист

О Новегороде великом

И о народе полудиком,

Которых русскими зовут;

Но нового не много тут:

Все loci topici,^[221] все тот же Олеарий...

Он пишет: «Moscoviti sunt barbari»;^[222]

По-своему пишу я точно то ж,

Есть у него местами вздор и ложь, —

Есть и у нас. – Но он, он первый лгал, и кстати...

Быть первым – не дал бог мне этой благодати;

По крайней мере новым быть хочу.

Donnez nous du nouveau, n'en fut – et plus au monde!

Mais ou donc le trouver? – dans l'air ou bien dans l'onde?^[223]

А на земле едва сыщу!

Кикимора Угодно ль посмотреть торговой нашей казни?

Лорд Эльджин The russian cnoot?^[224] – Ну, это знак приязни,

My boy,^[225] что хоть о казни вспомнил ты...

Ты выдумщик, in faith,^[226] и превосходный,

Тут будут оргинальные черты, —

Характер тут проявится народный...

А где казнят? и скоро ль? и кого?

Кикимора Могильщика.

Лорд Эльджин За что?

Кикимора Его

Изобличили, что он камни гробовые

Домой с кладбища сваживал тайком,

С них надпись стесывал и продавал потом

За камни строевые.

Лорд Эльджин Злодею кара поделом!

Да думать хорошо и о народе том,

В котором родился мерзавец, – очень трудно.

Кикимора Мы без наук росли, в потемках вспоены;

А вы, сударь, учены и умны, —

И с вами спорить безрассудно...

Но мало ли каких наскажут пустяков?

Представьте: например, нас, дураков,

Хотят уверить, будто между вами

Торгуют мертвыми телами:

Могильщики их продают врачам,

А те их разлагают по частям

И парят и варят и только что гостям

Не подают с поклоном после супа...

Лорд Эльджин Ха! ха! ха! ха! бифстекс из краденого трупа!

You are a humourist, my cook!^[227]

Все это, мой любезный, для наук,

Для расширенья

Границ ума и просвещенья, —

И потому...

Кикимора Достойно похвалы,

А не кнута на площади торговой?

Ослы-то мы ослы!

Народ мы глупый, грубый и суровый,

Мы на порядках здесь отшлепали бы тех,

Которые на грех

У нас бы вздумали распространять науки

Через такие выдумки и штуки...

Еще одно дерзнул бы я спросить

И был бы крайне благодарен,

Когда б изволили мне это объяснить:

Земляк ваш и, как вы, богатый, знатный барин

(Прозванье я забыл, но только лорд и пер)

Раз вздумал итальянца и еврея

Послать в тот край, где родился Гомер,

В злосчастный город Кодра и Фезея,

В отечество Платона и харит,

И в силу грозного фирмана,

Который выпросил у евнухов султана,

Велел им (так предание гласит)

Сбить молотом со храмов архитравы

И плиты выломить и вырыть с корнем вон

Обломки драгоценные колонн,

Богов же мраморных, остаток прежней славы,

Столкнуть с подножий их родных...

И это все для пользы просвещенья!

При виде наглого такого расхищенья

Слеза скатилась вдоль усов седых

Свирепого Османа,

Афинского аги;

А греки для него холопи и враги,

Искусства ж прокляты в стихах его Курана.

Он всплакал, но с безмолвием слуги

Не воспротивился свершению фирмана;

И – не спаслося ни одной стены,

Все до одной осквернены...

Вот кончилося мерзостное дело:

Тем, что дотоле уцелело

От ярости веков и бешенства войны,

Суда под флагом английского барса

До палубы, до мачт нагружены!

И после этого неслыханного фарса

Вы филантропы, вы просвещены,

Не людоеды вы, вы ж в книгах и журналах

Еще толкуете о гуннах и вандалах?

Хоть бы стыдились! Варвары – сыны

Кровавого Арея;

Их жребий истреблять: на то уж рождены;

По крайней мере нет меж ними фарисея,

Ручного дикаря, философа-злодея,

Который грабил бы и разрушал,

Как истинный вандал,

И сам же за грабеж вандалов бы ругал...

Лорд Эльджин Плут, замолчи! Вот я тебя, мошенник!

Кикимора исчезает. Да где он? – Осмеял меня, изменник!

Я за него, он вдруг пропал из глаз,

Разбойник! – а сначала-то пролаз

Был гладенький такой, учтивый и смиренный...

Но оскорблять себя не дам:

Я к вам отправлюсь, голова почтенный,

И жалобу вручу в своей обиде вам.

Входит Иван.

Иван Сиятельнейший граф, я ваш слуга нижайший!

Куда изволите идти?

Как счастлив я, что вас встречаю на пути!

Я иностранцев друг, их чтитель величайший:

Желал я вам свои услуги предложить;

Я человек торговый, а купить,

Быть может, что-нибудь вам подешевле нужно.

Лорд Эльджин Ко мне в гостиницу ужо ты приходи:

Теперь мне недосужно.

Да что же можно у тебя найти?

Иван Все, что угодно: пять амбаров

Немецких, английских товаров,

А с русскими завозень до шести!

Есть и азьятские: парчи, оружье, шали

(Все это прежде лучше разбирали),

Но главный мой товар – сибирские меха.

Лорд Эльджин Понадобятся мне доха

И шуба... Крыша – штоф, мех – малые медведки

Покрой – ваш собственный.

Иван Я понимаю-с! Есть,

Да только мелкие медведки нынче редки:

Боюся, чтобы ваша честь...

Лорд Эльджин Не бойся: справку я могу навесть.

Твои медведки – редки;

А есть ли редкости другие у тебя?

Иван Есть, сударь, есть! – в заклад вам самого себя,

Что не видали вы, ни даже ваши предки,

Нигде, подобных! – У меня есть сад,

В саду беседка, а в беседке...

Лорд Эльджин Клад?

Иван Чудесный истукан стоит среди беседки.

Лорд Эльджин Вот невидаль какая! истукан!

Довольно у меня своих, поверь мне, братец:

Я собрал их со всех возможных стран...

Лорд Байрон вопиет, что Эльджин святотатец,

И вслед за лордом рифмачи кричат,

Что Эльджин Герострат;

Но имя Эльджина не тонет в тихой Лете,

Но мраморы мои известны в целом свете.

Иван Сиятельный, вам верю без божбы,

Не избежали вы судьбы

Людей великих, завистью гонимых,

Мужей, слепой толпе непостижимых.

А к слову молвить вы позвольте мне:

Не только наяву, но даже и во сне

Подобной статуи любители искусства

Нигде и никогда не видели, – милорд,

Я не учен, – да, право, ею горд:

Гранит, и что же? в ней заметны знаки чувства.

И клятвенно я уверяю вас.

Угрюмо хмурится мой Геркулес подчас.

Подчас же всем на страх и изумленье

Улыбкой кажет хладное презренье.

Лорд Эльджин Лжешь, будто по печатанному, но

За то спасибо, что ты лжешь красно!

Ты где живешь?

Иван Спросите дом Ивана

Иванова.

Лорд Эльджин Не позабуду, друг;

Теперь мне недосуг;

Но заверну взглянуть на твоего болвана.

ЯВЛЕНИЕ 3

Беседка в саду Ивана: в ней истукан Булата. Андана одна. Потом Лили.

Андана Скоро ли Лили воротится?

Где она? может, охотится

В пропасти воздуха за мотыльком...