Текст книги "Поэмы. Драмы"

Автор книги: Вильгельм Кюхельбекер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

Толпы их вечно за успехом шли!

На легкий подкуп их несу, веселый,

Свое добро, Коринфу нужный дар,

Тогда потухнет купленный их жар

И оскудеют пращи их и стрелы!

Когда же вдруг взволнуется народ,

Нахлынет, безоружит стражей сонных

И с воплем бунта к замку потечет,

Да призову пенатов благосклонных

И с словом мира к падшему гряду!

Сложить порфиру брата убежду:

Без битвы сын несчастный Тимодема

От скорбной власти должен отрещись,

С него падет без битвы диадема!

О, если бы тогда вы облеклись

На славный праздник общего спасенья

В прекрасный блеск небесного прощенья!

Не потеряв ниже одной главы,

Без крови пробудите вольность вы;

Изгладьте же минуту заблужденья!

Пусть в возрожденном сыне древний град

Вновь узрит щит своих и жен и чад;

Мгновенного злодея в нем забудет

И матерью его, как прежде, будет!

Сатирос Не сомневаюсь в силе слов твоих,

Тимолеон; но Тимофану власть,

Власть новая должна быть драгоценна,

И если он твои вещанья презрит...

Тимолеон Сатирос, ты спешишь врага представить

Чудовищем, всех уз и сердца чуждым!

Я брата ныне оправдать не в силах:

Увы! Сам он уста мои зажал.

А только вам на память приведу,

О старцы, в чем и опыт вас уверит!

Как часто тьмит взор смертных искушенье!

Они летят за ним на преступленье;

Их манит вдаль блистательная цель!

Летят – и се не пристань видят, мель

Им вдруг являет близкое крушенье!

Тогда вдруг ужас в их вступает грудь;

Тогда они в обратный жаждут путь;

Но редко им дается возвращенье!

Без отдыха вперед и все вперед

Их, горестных, длань грозная влечет

К злодействам от злодейств и в ад из ада,

Смерть только может их спасти от глада,

От ненасытной страсти черных дел:

Смерть только их свирепых мук предел!

Не заграждайте же вы той дороги,

Которую так редко, редко боги

Преступнику показывают вспять;

Друзья! Не пожелайте вы того отнять,

Что одному благие даровали,

В чем строгие столь многим отказали!

Но пусть, Сатирос, пусть ты будешь прав!

Он, силу рук наемных потеряв,

Противясь, только казнь свою умножит:

Он мирных слов моих презреть не может!

Сатирос Но если же? Надежду всю свою

Ты возлагаешь на измену рати?

Что ж, если, против чаянья, она

Пребудет власти хищника верна?

Ты все предвидь! И при златой лазури,

И в ведро мудрый воружен на бури!

Тимолеон О ненавистный муж, твой голос хладный

Подобен голосу зловещих птиц!

Тогда будь Зевс подземный, крови жадный,

Союзник наших праведных десниц!

Тогда – да отвратят позор сей боги! —

Я первый судия и мститель строгий

Явлюсь, и Немезиде эта длань

Обрящет искупительную дань!

Сатирос Не содрогайся слов моих беззлобных,

О Тимодемов сын! Но мне подай

К забвению обид, к согласью руку

И верь: тебя и я ценить умею!

Священным, первым знаком уваженья

Тебе все покорю свои сомненья!

Последуем, друзья, во всем ему:

Пойдем, засветим пламень возмущенья!

А он пусть идет к брату своему,

Пусть говорит и сердце в нем подвигнет!

Пусть, радостный, святой мечты достигнет!

Теперь же я да не предстану вам,

Соратник бесполезный, друг ничтожный;

Связуя щедрость с тайною возможной,

Кариян^[157] предприимчивым главам

Шепну не предаваться бранной думе

При возникающем в Коринфе шуме.

Они, быть может, вняв моим речам,

Воздремлют в благодатном нам покое?

Их собрал я рассеянные строи,

Привел и нашим сочетал полкам,

И с той поры корыстным их рядам

Бывал вождем любезным и надежным;

Но, изгнан, быть я должен осторожным;

До времени властительным очам

Безумно показаться не решаюсь;

Пришлите двух в сей неприступный храм:

Их скорого прихода дожидаюсь!

Протоген Я мятежей страшусь, страшусь измен.

В свободном городе не может боле

Дышать и жить сидевший на престоле, —

Пусть хищник устранится наших стен!

Один из заговорщиков Ему мы жизнь дарим, но мы согласны

С твоею мудрой волей, Протоген:

Пусть устранится наших вольных стен

Обворожитель наших чад опасный!

Тимолеон Преступный, но душе любезный брат,

Тебе в отчизну затворен возврат!

Прости! Иди в чужбину, друг несчастный!

И я тебя, я должен удалить!

Ах! Он и сам возможет ли сносить

Сограждан полные упреков взоры,

Их слов и их молчания укоры!

Почто же медлим? Вспрянем, потечем!

Вас ждет оружие в дому моем!

Воздвигнем волны спящего народа,

И да воскреснет ныне же свобода!

Сатирос Друзья, отцы Коринфа! Кровь граждан

Должна для всех нас быть святее жизни;

Итак, не прежде к замку приступите,

Как будет несомненна вам удача!

Се придет к вам один из тех кариян,

Которых в этот храм ко мне пришлете,

И вам речет, сие кольцо вручая:

«Да здравствует коринфян мать благая!

Венера шлет вам вольность и покой», —

Тогда вы смело устремитесь в бой!

Все заговорщики О братья, понесемся в славный бой!

Венера шлет нам вольность и покой,

Да здравствует коринфян мать благая!

Заговорщики уходят.

ЯВЛЕНИЕ 5

Сатирос

(один) Каким они восторгом упоенны,

И как они бегут и восклицают!

Легко увлечь и полонить порывы

Умов недальновидных и горячих!

И эти старцы, отроки душою,

В блестящем сане пестунов отчизны

Все та же чернь, все той толпе подобны,

Которой правит даже Протоген!

Едва ли не стыжусь своей победы,

Столь быстрой, столь не тягостной, над ними!

Мечтают зреть во мне слугу безумцы;

Но скоро, скоро с трепетом узнают,

Как сами мне оружьем только были!

Чтоб я за их Коринф подвергся казни,

Когда б меня не мщенье воздвигало!

Чтобы, воздвигнут им, я был доволен

Одним изгнаньем гордого злодея!

Герой свободы, нежный друг тирана,

Твоей боязнью даже боле я утешен,

Чем их слепым, презрительным доверьем:

Боязнь мое тщеславие щекочет!

Так, предо мной недоуметь возможешь!

Се без меня (кто бы тому поверил,

Кто бы дерзнул поведать то и в сказке?) —

Венец безумья, верх всем заблужденьям:

Низринуть власть и крови не пролить, —

Нелепый сей, достойный смеха подвиг,

Быть может, оправдался бы успехом!

Но я не сплю: и кары Тимофан,

Мой злобный ненавистник, не избегнет!

Тимолеоновой главы созданья,

Все мысли, все надежды их смету!

Я увлеку к убийствам их владыку;

Явлю его метою омерзенья

Непримиримой ярости народа:

Сей гнусный род я вкупе истреблю!

Не то пусть брат на брата длань подымет!

Когда ж при сем Коринф обрящет вольность,

Да скажут: «Друг отечества Сатирос

Обдуманно низверг предтеч страшливых;

Он знал, лишь гибель хищника возможет

В стенах плененных возродить свободу:

Так Фемистокл изменою притворной

Погнал афинян в бой при Саламине!»^[158]

Да не осудит дел моих мечтатель:

Достоин казни, ждущей безрассудных,

Кто вверит жизнь их трепетным десницам!

Сих старцев! Я и сам об них сжалею!

Но чья вина, что их встречаю здесь?

Им должно пасть, или мне не достигнуть

Давно желанной пагубы врага!

Пусть на судьбу, когда хотят, пеняют,

А я им тризну грозную устрою!

Притворство было мне всегда противно:

Терзался я, когда среди ругательств,

Под бурею страстей Тимолеона

Себя я укрощал, молчал, крепился;

Нет, не запнусь, единого [вождя]

В себе готов я указать вселенной!

Иль я не прав преследовать до гроба

Того, кто, дерзостный, меня лишил

Любви и славы, почестей и сил,

Кем в грудь мою вселились месть и злоба,

Кто жизнь мою так страшно отравил?

ЯВЛЕНИЕ 6

Два наемника и Сатирос.

1-й наемник Ужели ты нас призывал, Сатирос,

Когда нам крадясь шепотом сказали:

«Не медля в Афродитин храм идите,

Там втайне ждет вас верная награда!»

Что повелишь? Или чтоб мы тебе

Связали руки за хребет цепями

И повели тебя к царю отселе?

Воистину, ты был нам благодетель!

Но нас тогда возмездье не минует:

Мы ведаем, ты изгнан из Коринфа!

Сатирос Вас знаю: вы за мзду на все решитесь;

Но не спешите: до ночи мой срок!

Меж тем внемлите, вам открою тайну,

Которая вас в золото оденет:

Царю грозит военный заговор!

Иди к нему, Архоя, беги, поведай:

«Сатирос, враг твой, пред тобой смирился;

Он молит, жить ему дозволь в Коринфе;

И се тебе он в первый знак покорства

Гласит: будь воружен и жди сраженья!»

1-й наемник уходит. Ты ж, Диомед! в дому Тимолеона,

Кольцо вручая, скажешь Протогену:

«Да здравствует коринфян мать благая!

Венера шлет вам вольность и покой!»

2-й наемник Сатирос! Где вино, веселье, деньги —

Мои пенаты там и там отчизна:

Все знамена равны для Диомеда!

Но мне, хотя я был в рядах фокидян

И, ратник Филодема, с ними грабил

Дельфийский храм,^[159] потом в войне священной,

Союзник Македонского Филиппа,

Сих святотатцев резать помогал, —

Мне в жизни никогда еще не встрелось

Себя странам противным и враждебным

В одно и то же время продавать, —

А ты царю и вольнодумцам служишь!

Сатирос Не ведал я, что совесть Диомеда

Так щекотлива; от него вовеки

Столь мудрых наставлений я не ждал!

Демарх, Аристомен, Стефанос, Лидий,

Другие, может быть, талант тот примут,

Который было я тебе назначил!

Ты ж, добродетельный, презрел корысти!

Твой проницателен и тонок ум,

Но посмотрю, они поймут скорее,

Что, посылая их к бунтовщикам,

Я тайно расставляю западню,

Чтоб уловить всех вместе беспокойных!

2-й наемник Нет! Я готов, иду, бегу, Сатирос;

Нет! Нет! Вовеки жадному Демарху

Награду уступить не буду в силах;

Жить не хочу или на том поставлю,

Невежда Лидий не увидит перстня!

Ты мне его даешь! О, за тебя

Готов я в воду и в огонь, Сатирос!

Сатирос Скорее ж оба вы! Они умчались, —

Так умный муж проворною рукою

Хватает счастье и вершит судьбою!

(Уходит.)

МЕЖДУДЕЙСТВИЕ^[160]

Театр не переменяется; оркестр играет торжественную протяжную симфонию. Оры, богини времени, спускаются на светлом облаке в храм и разделяются на два полухора.

1-й полухор С небес высоких и священных

По вечно светлому пути,

Урания,^[161] в сей храм сойди!

Средь стен, коварством оскверненных,

Явись, и да дрожит обман!

Се грешный, спесью обуян,

Упитан ядом черной страсти,

Не зрит твоей бессмертной власти,

Смеется Зевсовым сынам

И, бросив камень к их ногам,

Речет: «Их вижу преткновенье!

Их безрассудное паренье

Дает венец моим делам!»

2-й полухор Ты дитя отца вселенной,

Кем исполнен целый мир,

Кто от солнца до былинки

В нем разлит и дышит в нем!

Чудо твоего рожденья

Зрел единый Океан,

Древний царь тех шумных стран,

Где неистовые бури

Омрачали блеск лазури,

С ревом осаждали твердь

И горе стремили смерть

Из жилища бледных фурий;

Но когда явилась ты,

Вдруг, дивясь, остановились,

Унеслись и умирились

От воззренья красоты!

О небесная Венера!

К бедным смертным низлети

И сердца их освяти,

Да вовек не гаснет вера

На их жизненном пути!

Афродита

(выступает из облака) В надзвездном доме, где ликую,

Где пляска сладостных харит

Бессмертных очи веселит,

Там вашу я мольбу святую

В открытый слух свой приняла;

Оттоле в ночь земного мира

Быстрее веянья зефира,

Быстрее мысли притекла.

Внемлите мне, часы и веки!

Земля и небо, верх и дол!

Примите в сердце мой глагол:

Богам любезны человеки!

И что они в живую грудь

Мужей свободных и великих

Послать замыслят и вдохнуть,

Не может мертвым сном заснуть;

Среди стихий слепых и диких

Горят их светлые дела;

И пусть их жизнь вотще была,

Но их душа расторгнет сети,

Чрез радостный поток столетий

Их мысль к потомкам преплывет

И там в степях, в странах далеких

Духов парящих и высоких

Чистейшим пламенем зажжет!

Так при святых истоках Мила

Благоуханная могила,

Златым возжженная лучом,

Прощальным взглядом дней светила

Объемлет феникса огнем.

И се, едва, дымясь, остыла

К заре зола душистых древ,

Бессмертный, для слепых сгорев,

Для зрящих разгибает крыла,

Горе возносит свой полет,

Одетый новыми лучами,

Шумя, течет над облаками

И солнце новое поет!

Хор Взирают всевидцы блаженные боги

С спокойного неба на бурный мятеж,

За грозный таинственной смерти рубеж,

На темные строгого рока дороги

И видят сквозь ужас, и гибель, и тлен

Сокрытое, неоживленное семя

Грядущего счастья и лучших времен;

Толпа ж земнородных, ничтожное племя,

Во мраке, в слезах, среди страхов влачит

К Тенару тяжелое опытов бремя

И взор и надежду к минуте стремит!

Афродита Искушенное в горниле

Злато чище возблестит:

Чрез печали в свежей силе

Мудрый к солнцу воспарит.

Смолкни ропот безрассудный

На бунтующих устах:

Зевс благой и правосудный

Пышный жребий, жребий скудный

Весит на святых весах!

Кто, растерзанный от терний,

Презрел буйный хохот черни,

Смелый муж, кого прошло

В быстром, яростном теченьи

Испытующее зло

И унизить не могло, —

Тот познает провиденье;

Тот упорную судьбу

Превратит себе в рабу!

Сам Кронид его прославит,

Взложит на него венец

И его в фарос поставит

Для слабеющих сердец!

Да прояснятся ваши взоры,

О вы, чудес сокрытых оры!

Средь горьких мук Тимолеон

Да воспоется ныне вами,

Лелеян щедрыми богами,

Грядущим счастьем вознесен!

1-я ора Роскошный, вольный и богатый,

Простерся Афродитин град;

Но клятву из свободных врат

Несет под сень забытой хаты

Герой, расторгший тяжкий плен

Родимых, оживленных стен!

И се через равнину моря,

Добыча слез, убийств и горя,

Тринакрия к своим отцам

Из бездны мрачных зол взывает

И, в прах простершись к их ногам,

Их о спасеньи умоляет!

Надежду дщери упредя,

Уж рать готова на злодеев,

Но рати нет еще вождя!

И вдруг, из немоты возвеяв,

Пронесся вдохновенный глас,

Он назвал вдруг Тимолеона, —

Толпа незапно потряслась;

Зовет защитника закона

И, дивным воспылав огнем,

Наполнив кликом однодушных

Далекий свод высот воздушных,

Велит герою быть вождем!^[162]

2-я ора В Дельфах склонит вождь колены,

В вещем доме бога муз;

Я над храмом пронесусь;

Там одел столпы и стены

Всех градов усердный жар,

Фебу все богатства в дар

Принесли сыны и деды;

Для вождя венец победы

От тех даней оторву

И еще до трудной битвы,

В знак услышанной молитвы

На его спущу главу!^[163]

3-я ора Носиться буду я над спящим океаном,

Одену целый мир в святую тишину,

И в небо выведу волшебную луну,

И облачу ее трепещущим туманом.

Тогда вдаль будут плыть несмело корабли,

Объяты сумраком прозрачной полуночи,

И се уж кроет сон пловцов усталых очи;

Но грезы их вождя коснуться не могли.

Он над кормой стоит, он быстрым, бодрым зреньем

Парит над бездною и правит их теченьем!

Тогда предстанут вдруг герою чудеса:

Над ним разверзнутся и вспыхнут небеса,

Огонь с них низойдет блестящею струею,

Зажжет равнину мрачных волн

И окружит священный челн

Одеждой золотою!

Незапно светоч излетит

Из дивных зорь, из пламенного лона

И край последний небосклона

И путь коринфян осветит:

Подобен факелу живому,

Который в таинствах Деметриных^[164] горит,

Он блеском спутницу богиню возвестит

Ее избраннику святому!^[165]

4-я ора Теки из Лилибея^[166] к брани

С твоими тьмами, Амилькар.^[167]

Готовы мстительные длани,

И казнь тебе их первый дар.

Сбери твоих жестоких воев,

Веди на смерть их, Аздрубал.^[168]

Их кровожадный взор искал

Добычи верной среди боев,

Но меч коринфян поразит

Тиранов на брегу Кремеса,^[169]

Там сонм их теней отлетит

Бесчисленный к рекам Айдеса!

Уже я слышу, на горах

Зефир, предвестник утра, веет;

Уж сумрак на земле редеет,

И звезды гаснут в облаках.

Шагает рать Тимолеона,

Молчат герои среди дум,

И к ним несется смутный шум

От войска грозного Сидона;^[170]

И се достигли высоты:

Восходит в тучах дня светило,

Взошло и страшно озарило

Врагов несчетные щиты!

В сей день гелленов укрепите,

Подайте силу мышцам их,

Ваш ужас, боги, поселите

В опустошителей чужих!

Или вы тщетно чудесами

Спасли от купленных десниц,

От тайного ножа убийц

Главу над вашими полками;^[171]

Или, беснуясь, Карфаген

Напрасно зрел побег Магона,^[172]

И царь из Сиракузских стен,

Да упокоит тень Диона,

Вотще исшел в позорный плен,^[173]

Преплыл враждебные пучины

И сел на площади чужбины,

Обруган, презрен и забвен!

5-я ора Близкой грозою подернулись горы:

Бой закипел!

За засвиставшею тучею стрел

Солнца не зрят устрашенные взоры!

Вижу, пришельцы преходят Кремес,

Смертью рокочут врагов колесницы,

Латы их блещут огнями денницы,

Копья их шумный под бурею лес!

В смелую встречу к ним греки помчались

Вдаль на крылатых конях.

Но в недвижимых рядах

Варвары стройны остались!

Кто же их сломит ужасную мощь,

Дхнет и развеет их гордые силы,

Души пошлет в безотрадную нощь.

Трупы лишит вожделенной могилы?

Но что? Чей это грозный глас

Восстал и будто гром раздался?

Се дух неистовых смешался,

И рать их страху предалась!

О дивный муж! С твоим глаголом

Не бог ли некий сочетал

Свой зов над полным смерти долом

И в ад губителей позвал?

И вдруг в них ударил и вихорь и дождь;

Перун ослепил их, их рев оглушил;

Их ратник бледнеет, содрогнулся вождь,

И рвутся коринфяне в сердце их сил!

Тогда увяли их десницы,

Их притупилася стрела,

Нога их в бегство потекла,

И разгромились колесницы;

Растаяли пред горстью тьмы,

Пожались тьмы косою брани:

Крылатым девам мщенья дани,

Их тел возвысились холмы!^[174]

6-я ора Скройтесь, роковые сечи!

Нет, не ужасы войны,

Нет, не вой враждебной встречи:

Славлю прелесть тишины!

Словом уст Тимолеона

Воскресает Сиракуз,

Стал святым жилищем муз,

Домом счастья и закона:

Все отечества сыны

Из унылого изгнанья

В милый край возвращены!

Миновали все страданья!

И божественный слепец,^[175]

Их одряхший свободитель,

Зрится меж детьми отец,

Вольных стен до гроба житель!^[176]

7-я ора Сравнись, о голос мой, со стоном Филомелы!

Конец великого пою:

Он воспарил в Олимп, на пир богов веселый,

В отчизну горнюю свою!

Но граждане стеклись, покинул плуг оратай,

Рыдает по отце народ!

И се из той толпы вдруг выступил глашатай,

И гром от уст его течет:

«Внемлите! Возвещу признательность народа;

Граждан поведаю закон:

День смерти друга их да будет в год из года

Тимолеону посвящен!

Пусть юные борцы вокруг его могилы

Свои отведают в прекрасный праздник силы

И бег коней его почтит!»

Сыны младых камен и радостных харит

В покое возрастут в дарованном им мире

И воспоют его на вдохновенной лире!^[177]

Целый хор Смертных и богов отец,

Сам Кринид его прославит,

Взложит на него венец

И в фарос его поставит

Для слабеющих сердец!

ДЕЙСТВИЕ IV

Ночь. Театр представляет пустынную часть города, вблизи на холме развалившаяся башня; в отдалении слышен стук сражения, и рдеют заревы пожаров.

ЯВЛЕНИЕ 1

Аглая вбегает и падает у подножия башни; за нею хор.

Хор О стой, царица!

Куда потек

Твой скорбный бег?

Нас бой облег;

К нам брань стремится, —

О стой, царица!

Аглая Где он? Где Тимофан? Где он, о боги?

Увы! Меня отселе не несут

Бессильные, мертвеющие ноги!

Напрасен был боязненный мой труд!

Почто, свирепым воплем пробужденна,

В пустынной тьме отверзла очи я?

Когда, крылатым страхом пораженна,

Его вотще на ложе длань моя

Средь стонов суетных, в слезах искала,

Почто тогда же жизнь я не скончала?

Несчастная! Я град весь обтекла:

Огни и шум, покрыла бледность лица,

Повсюду бешеный мятеж ярится,

Повсюду крику битвы я вняла;

Не раз во тьме свистящая стрела

Жужжала мимо смертью мне отрадной,

Не раз на труп я наступала хладный:

К нему, к нему проникнуть не могла!

Быть может, он теперь изнемогает;

Наемник, может быть, его предал;

Быть может, он в толпе сограждан пал

И – ax! – его изменник поражает!

1-й корифей Я по следам твоим бегу,

Боязнью бурной утесненный:

Но ободрить не возмогу

Твой дух, страданьем угнетенный!

2-й корифей Опасен светлый сан царев;

Не твердый щит для багряннцы

Рабов и варваров десницы,

Народный кровожаден гнев!

Хор Как ты, боязнью утесненны,

Колеблясь, мы в твой след бежим:

Или, бледнея, ободрим

Твой дух, страданьем угнетенный?

Смущает нас народный гнев;

Опасен светлый сан царев!

Аглая Тебя, о блеск унылой, страшной славы,

О мощь и пышность! проклинаю вас!

О час, в который он взалкал державы,

Будь проклят черный, злополучный час!

Меня неизреченные печали

Ужасные с минуты той объяли,

Как братиев своих он стал царем!

Без слез уже мне не взглянуть на друга:

Навеки я утратила супруга,

Все, все навеки потеряла в нем!

Всех чувств его единственным предметом

Нет никогда уже не буду впредь!

Чело его отныне стану зреть

Грозящим омраченное наветом;

Везде его туманный беглый взор

Искать начнет вражду и заговор;

Ему тоска на очи сдвинет брови.

Увы! – как знать? – лишусь его любови!

Он вспомнит Протогена дщерь во мне,

Меня – увы! – меня возненавидит:

Он, трепетный, в семейной тишине

В Аглае скрытую змею увидит!

Ах, до того ужаснейшего дня,

О ты, Венера! истреби меня!

Пусть рано в грустной младости увяну,

Пусть на земле уж солнца не застану;

С блаженством навсегда простилась я,

Так пусть хоть имя, память пусть моя

Священными пребудут Тимофану!

Но что рекла я? Томные мечты

Здесь говорят со мною о грядущем,

Здесь о себе я сетую; а ты,

Друг милый, может быть там гибнешь ты!

Ты там в бою, позор и смерть несущем,

Ты без меня – и грудь моя, твой щит,

Руки убийц твоих не отвратит!

Хор Повсюду вопль военный

И гром и стук мечей;

Сверканием огней

Все стогны озаренны!

1-й корифей И се бойницу зрю

С сей высоты надменной,

Взор брошу окрыленный

На роковую прю!

2-й корифей Пусть он отрадной речью

Возрадует твой слух,

Пусть не сраженный сечью

Придет к тебе супруг!

Хор Пусть милого спасенье

В размученный твой дух

Прольет успокоенье!

Аглая Спеши, о верный раб! чрез страхи ночи

Вдаль устреми над шумным градом очи!

Взгляни на их кипящий, близкий бой!

С сей башни, возвышенной и крутой,

Реши мою тяжелую судьбину!

Ты возвестишь мне скорбь или кончину;

О чем молить глухое божество?

Попраны будут все мои молитвы!

И чем бы ни свершился жребий битвы —

И пагуба его и торжество

Равно меня повергнут в сиротство!

Но что ты зришь? Вещай, не дай томиться:

Чего мне ждать? Чего, чего страшиться?

1-й корифей между тем взошел на башню, его полухор расположился по ступеням, второй полухор с своим корифеем остается при Аглае.

1-й полухор Темен город возмущенный,

Смутен бой ожесточенный;

Гаснут тусклые свечи.

Мрак возлег средь ночи хладной.

Но се вопли смерти жадной!

Бьются! Звукнули мечи!

Вновь сверкает факел ясный;

Распростерся блеск ужасный

Чрез восточную страну, —

Се туда к вратам Сарона^[178]

Катят дикую войну

Мимо храма Посейдона!

1-й корифей Но кто неистовые вои,

Сии свирепые толпы?

Чудовища, а не герои, —

Об камни, стены и столпы

Они младенцев разбивают,

Железо в слабых жен вонзают

По кисть убийственной руки!

Чьи эти буйные полки?

Их шлемы медные сияют,

Повязки зрю на шуйцах их!

Или светило зверской жизни

Они в стенах прияли сих?

Или в святой они отчизне,

Беснуясь, расточают кровь

Отцов и братьев и сынов?

Целый хор Или в святой они отчизне,

Беснуясь, расточают кровь

Отцов и братьев и сынов?

Аглая Увы! То сонм наемников жестоких!

На нас, как псов, их выгнал Тимофан.

Сломись булат чингалищ их широких,

Погибни их клятвопреступный стан!

1-й корифей И се пришельцы отступают:

Обуревает их народ;

Они в обратный путь взирают,

И рой за роем вспять течет!

Дождем в них хлещет с кровов камень,

Их жрет домов зажженных пламень,

Их градом бьет полет секир!

Уже коринфян клик победный

Восстал и грянулся в эфир;

Уже везде наемник бледный,

Далече вергнув меч и щит,

Дрожит, колеблется, бежит!

Аглая О горе, горе мне! Что ты вещаешь?

Что сердце страшной вестью раздираешь?

Где? Видишь ли его? – где Тимофан?

Не пал ли он, ногами их попран?

Почто я здесь средь суетной надежды?

К нему! к нему! несчастному смежить

Тягчимые последней мукой вежды!

К нему! С ним вместе душу испустить!

2-й корифей Воззри, о царица, помедли, бодрись!

Здесь нового слова с бойницы дождись!

Стоит он и смотрит, в утес претворенный,

Но бурно лицо его движут премены:

Здесь нового слова с бойницы дождись!

1-й корифей Кто там, на белом кто коне

Могущий, дивный всадник бьется?

Крыло на рдяном шлеме вьется,

Он светит в сребряной броне;

Пред ним, как море, чернь мятется;

Едва взглянул, суров и горд, —

И робкий полк стал снова тверд!

Аглая О радость! Это он, он там несется!

1-й полухор Бой жаркий закипел!

Под тучею свистящей

Средь черепиц и стрел

Внимаю визгу пращей!

С грядой сошлась гряда,

Смешались ополченья:

То волны их туда

Погонит длань сраженья,

То поженет сюда!

И мне ничье паденье,

Ничья победа мне

Не зрятся в сем смятеньи,

В сей яростной войне!

1-й корифей Но что? Как бог военный,

Я зрю, в ряды граждан

Как лев остервененный

Вломился Тимофан;

Врубился, смял их, топчет:

Се первый строй их ропчет,

Вскричал, назад потек;

И се уже побег

Испугом ослепленных

Всех остальных стесненных,

Всех за собой увлек!

1-й полухор И се уже побег

Испугом ослепленных

Всех остальных стесненных,

Всех за собой увлек!

1-й корифей Я зрю их исступленных,

Бросающихся с стен;

Я зрю: другие в плен,

Простершись, высят длани,

Иной из алчной брани

Ввергается в пожар:

Он в дыме исчезает

И средь горящих пар

Свободный погибает!

2-й корифей Но настала тишина!

Град унылый и дрожащий

Онемел, как область сна!

Только факелов блестящий

Ряд по стогнам к нам течет!

Встань, царица, се идет

Буйных грозный сокрушитель!

Близок светлый победитель;

Встань! Супруг к тебе грядет!

Между тем 1-й корифей и его полухор сошли с бойницы.

Целый хор Встань, царица! Он идет,

Близок светлый победитель:

Буйных грозный сокрушитель,

Твой супруг к тебе грядет!

ЯВЛЕНИЕ 2

Тимофан, окруженный воинами, и прежние.

Тимофан Стефанос! С сотней ратников беги,

Мне отыщи до утра Протогена,

Тимолеона, Реза, Поликрата,

Ко мне главы мятежных привлеки!

А ты, Аркас, к Сатиросу теки,

Вели ему прибыть с зарею в замок!

Он мне презрителен и ненавистен!

Он был своим, быть может мне изменник,

Но днесь меня о бунте предварил:

Неблагодарным не могу казаться!

И что? Ужели здесь супругу вижу?

Идите вы! Один хочу быть с нею!

Воины уходят, хор удаляется в неосвещенную часть театра. Аглая! В эту ночь ужель и ты

Противной мне впервые быть желаешь?

Как без меня средь мрака ты решилась

Покинуть терем вопреки тем нравам,

Которые жену по всей Элладе

В святом уединеньи охраняют?^[179]

Аглая Что говоришь, о Тимофан, о нравах,

Что о законах тщетных говоришь?

Или когда здесь жизни драгоценной

Со всех сторон погибель угрожает,

Я о приличьях вспомнить возмогла?

Но ах! Теперь, когда здесь пред собой

Тебя я зрю, теперь, когда узнала,

Уверилась, что точно ты спасен, —

В моей груди сомненья возникают:

Быть может, было мне молить бессмертных,

Чтобы ты пал не в этой гнусной битве,

В борьбе против земли своей родной, —

Нет, прежде, как родимых оборона,

Отечеством оплаканный герой,

Тогда, в тот славный незабвенный бой,

Где щит прикрыл тебя Тимолеона,

Где ты избавлен был его рукой!

Ты не стреми ко мне сих взглядов гневных:

О, если б ведал, как страдаю я!

До смерти сетует душа моя:

Желаю одного в мечтах плачевных,

Желаю уничтожиться с тобой!

Будь милосерд! Прости мне ропот мой!

У башни сей по поисках напрасных,

Всех сил лишенная, я пала в прах

Без сил, но рвал меня и мучил страх!

С крутой бойницы при пожарах красных

Мои рабы ссудили мне свой взор, —

Уже в слезах мои потухли очи!

Там мягкосердый их и верный хор

Глядел чрез сумрак кровожадной ночи, —

Я с речью их сливала бытие,

И речь сия пременная вливала

Скорбь, ужас, смерть в бессилие мое!

Увы! я боль Тантала ощущала,

Когда просвищет алчная стрела;

В Тенар – увы! – погружена была,

Когда толпа дрожащая вещала

Твоих клевретов лютые дела!

Младенцев зрел ли, побиенных ими?

Узнал ли ими сверженных со стен?

Ты видел ли пронзенных ими жен?

Невинных кровь волнами роковыми

Стремится, грозный, шумный океан

Стремится нас покрыть, и громы мщенья

Зовет, и вопит в уши провиденья!

Висит над ними кара, Тимофан!

Тимофан О, что рекла ты? Пусть сих умерщвленных

Не от меня потребует Кронид, —

Пусть спросит он их жизнь от дерзновенных,

Пусть вечным их проклятьем поразит:

Они народ покорный возмутили!

Аглая Не их главы та клятва отягчит!

Они поборники за вольность были!

Но – если бы! – твой стал прискорбен вид:

Или мне вновь надежды луч блестит?

Или ты мне вонмешь? Даруйте, боги,

Ваш разум мне! Вы лишь к упорным строги,

Вас чистое раскаянье мягчит!

Тимофан Почто меня до дна души, Аглая,

Нежданной бурей всколебала ты?

Аглая Изыди, наконец, из слепоты!

Тебя в Коринфе ждет судьбина злая:

Для подданных не можешь быть отцом, —

Они убийцу вспомнят под венцом!

Купив владычество ценой кровавой,

Ужели льстишься мирною державой?

Ужель еще дерзнешь на трон воссесть?

Тиранов никогда не минет месть!

Взгляни: се пред тобой одни волненья,

Мятеж и казни, скорбь и убиенья!

О, грозно-правосудны небеса!

Нет, не заснут врагов твоих глаза;

Ты будешь чужд покоя и надежды,

Навеки мир твои покинет вежды:

Исполнен ужаса средь тишины,

В ночи хвататься будешь за железо!

Тебе в грядущем брани рождены;

Во всяком подданном, в потомках Реза,

В отважных Поликратовых сынах,

В родных и братьях ты познаешь страх!

Тимофан Или к родным сим и тебя причислю?

Аглая Увы! Я о себе уже не мыслю!

Любви моей неугасимый жар

Один еще мне согревает душу:

С весельем жизнь печальную разрушу,

Когда тебе приятен жизни дар,

Когда тебя возможет успокоить,

Когда: вдали от оскверненных лар

Возможет счастье для тебя устроить!

Тимофан И, бешеный, дерзнул я оскорбить

Суровым словом гнева сердце милой!

Но чем в тоску груди твоей унылой,

Чем мне отраду в грудь твою пролить?

Аглая Покинь ту власть, которую напрасно

Захочешь без насилья сохранить!

Уже тебе нельзя в среду сограждан

С твоей угрюмой высоты сойти,

Нельзя меж ними жить, как друг и равный:

Тебе то возбранил твой бой бесславный.

Но – ночь! и се вселенна пред тобой!

Не дожидайся с утром вероломства

Готовых ползать пред тобой льстецов!

Иди! И справедливый глас потомства

Тебя почтит в преданиях веков!

Твои не воспомянут преступленья,

И горесть из отчизны удаленья

Тебя очистит пред лицом богов!

Тимофан Итак, я здесь, здесь должен бросить все:

Святую родину, святых пенатов,

Отца, чад наших, матерь и тебя!

Аглая Меня? – Нет, нет! не разлучусь с тобою,

Я разделю изгнание твое!

Я стану облегчать твои страданья,

Я буду в перси принимать твой стон,

Во все твои я вслушаюсь желанья,

Нет! В мире будет мне один закон —

Угадывать твою, о милый! волю;

И нареку мою завидной долю,

Когда до смерти буду пред тобой

Женой угодной, верною рабой!

И дети, друг, нас дети не покинут!

Своих младенцев позовем с собой,

Да к нам сердца их вчуже не остынут!

Их выведем заботливой рукой,

Их, пестунов нежнейшего союза!

Так из Пергама исходил Эней,^[180]

Так за героем шла его Креуза:

Но я – я не лишусь твоих очей,

Я буду счастливей в любви своей!

Тимофан И старца, твоего отца, оставить

Решишься ты? Его давно ли мне

В моем раздоре с ним предпочитала?

Аглая Я на изгнанника его взирала,

В тебе я зрела мощного царя:

Гонимый друг нам должен быть дороже!

Но, Тимофан, днесь изгнан будешь ты

И сир! В душе нуждаться будешь близкой

В стране, где веет воздух неродной!

Но нет, и там, в чужбине, в доле низкой

Еще ты встретишь радость и покой:

Возделаешь ли сильною сохой

Близ нашей хижины святое поле,

Или к тебе пришельца приведут,

Кого в радушный пригласишь приют,

Или, не восхотя работать боле,

В кругу малюток наших отдохнешь,

Беспечно на груди моей заснешь, —

Блаженней будешь ты, чем на престоле,

О милый друг! блаженней во сто крат,

Чем средь угрюмых, царственных палат!