Текст книги "Поэмы. Драмы"

Автор книги: Вильгельм Кюхельбекер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Что ты...

Андана Я не сержусь, мой друг.

Иван

(в сторону) Спасибо! мне же недосуг

Пред вами сыпать извиненья.

(Громко) Вот дело в чем: малейший знак

Любви твоей и уваженья

Мне очень дорог, дорог так,

Что и сказать не в состояньи...

Андана хочет что-то сказать. Прошу, не прерывай меня...

Велик ли труд добыть огня?

А с ним при небольшом стараньи,

Особенно, когда вдвоем

Поищем, мы в песке найдем

Еще вещицы кой-какие...

Увидишь! – в степи ли сухие,

В бесплодно-мертвые пески

Такие сеять перстеньки?

Не вырастут!

Андана Я твой служитель,

Я твой Газем: что мой властитель

Прикажет, все исполню я...

Иван Итак, голубушка моя...

Высекает огонь, засвечивает фонарь и начинает искать вместе с Анданой; они попеременно подходят к оркестру.

Андана Весь кротость он, весь снисхожденье,

Избранник сердца моего!

Из сладкозвучных уст его

Не мед ли даже поученье?

Мой друг боится оскорбленье

Нанесть усердью моему;

Вот почему

Он притворился чуть не жадным

К безделкам этим безотрадным,

А что они душе его?

(Удаляется.)

Иван Нет! не найду я ничего!

Пожалуй, скажут: «И того,

Что получил ты, предовольно!»

Положим! все ж и думать больно,

Что, может статься, тут прекраснейший алмаз

Упал, в песке завяз,

И навсегда исчез для кошелька и глаз.

Как ни крепись, вздохнешь невольно,

И ясно скажет этот вздох:

Жемчуг и яхонт не горох,

Да и горох продать бы можно.

Такие ж вещи, клад такой

Рассыпать по степи сухой,

Растратить – видит бог! – безбожно!

(Удаляется.)

Показываются Кизляр-Ага и бухарские воины.

Кизляр-Ага Вот они!

Осторожно!

На огни!

Воины Взяты! взяты!

Переняты

Все пути!

Невозможно

Им уйти!

(Отступают в темноту.)

Андана и Иван сходятся.

Иван

(вздрагивая) Чу! что? из уст безмолвной степи

Несутся голоса!

Чу! зазвенело, словно цепи,

Или копье, или коса,

И что-то, как пылающие очи,

Из мертвой глубины угрюмой, черной ночи

Сверкнуло мне в глаза!

Андана Это, друг, ковыль густая,

Злак, пустыни волоса;

Волоса те отягчая,

Блещет, будто огневая,

От лучей луны роса.

Ветер, шепча с повиликой,

Мчится в даль по степи дикой:

Их ты слышишь голоса.

Воины

(приближаясь) Взяты! взяты!

Не уйти!

Переняты

Их пути!

Иван Слышишь, Андана?

Мне ли погони

Не распознать?

Вижу с кургана

Шлемы и брони,

Воинов хана

Целую рать.

Ах! даже кони

Мне из тумана

Ржут: «Погибать!»

Входит Кизляр-Ага с воинами.

Кизляр-Ага Так! – погибать! Сдавайся: ты мой пленник!

Иван Помилуй! я совсем не виноват:

Причиною она и плут, мошенник,

(Куда девался он?) – Булат!

Кизляр-Ага Булат? а где он? отвечай, изменник!

Иван Он ускакал.

Кизляр-Ага Куда?

Андана Навстречу вам.

Ни этот юноша, ни он, кто я, не знали;

В одежде отрока они считали

Андану отроком; едва ли

И час прошел, как случай им явил,

Что не Газем Андана.

Но мне свидетель бог, создатель сих светил,

Что рода моего и сана

Не знает иноземец и теперь.

Иван Не знаю, благодетель! – мне поверь!

И ежели то знать опасно

(Опасных тайн боюсь ужасно),

На этот счет мы будем, друг Газем,

Я глух, как тетерев, а ты, как рыба, нем!

Не из большого бьюсь; я, видишь, скромный малый:

Частичку суеты на память мне пожалуй

И, с богом, поезжай в Бухару, в свой харем!

Андана Как он великодушен!

Как обо мне одной печется! Как послушен

И в этот грозный час

Заботливости самой нежной!

Бесстрашный, безмятежный,

Он мыслит: «Только бы я спас

Ее благую славу!»

И вот тлетворную отраву

На собственную льет.

Чудесен дерзостный полет

Столь совершенного самозабвенья:

Иному малость – смерть, но, будь метой презренья, —

И ужаснется! – А, напротив, он?

Он подавляет благородный стон

В груди своей высокой

И говорит: «Из рук судьбы жестокой,

Андана, имя вырву же твое!

Бесславие мое

Избавит, друг, тебя от нареканья.

Мои слова, мои притворные деянья

Злословье самое введут в обман,

И даже клевета воскликнет: сей Иван,

Сей низкий трус, сей подлый себялюбец,

Любовником царевны быть не мог;

Он просто вор, пробрался к ней в чертог,

Украл ее; в степи же, душегубец,

Ее зарезал бы, – по не позволил бог».

ИНТЕРМЕДИЯ

Кикимора

(выскакивая из-за кулис) Вот, господа, прекрасный монолог!

Иное дело: кстати ль он, не кстати ль?

Каков же стихотворец, мой приятель?

«Смелее! тот писатель не писатель,

Кто критики боится», – молодец

Сказал – и страх и стыд на крюк повесил

И за перо, марать, и, наконец,

Вы сами видите, – как начудесил!

А мне и любо; прыг из-за угла, —

И вот его потянем мы к ответу;

Вопросы наши смелому поэту:

«Во-первых, – в скуке ли ты боле зла

Находишь, в плоскости ли, в чепухе ли?

А во-вторых, ужель окаменели

И воины и купчик и евнух,

Пока Андана наш несчастный слух

Сентиментальной чепухой томила?»

Директор странствующей труппы С досок долой, шалун-бесенок! прочь!

Ты (не забудь!) нечистая же сила:

Тебя заклясть недолго. – Наша дочь,

Кикимора прячется за кулисы. Осмелюсь молвить Публике почтенной,

Андану представляет – и она

(Известно всем) особенно сильна

По части монологов. Бард смиренный,

Которого я нанял, написал

Нарочно для нее свои тирады.

«Что делать прочим?» – так твердит нахал...

Да мало ли? менять на взгляды – взгляды,

На сцене рисоваться, гнев и страсть,

Презренье, удивленье, радость, муку

Казать ужимками, глазами, – класть

То на спину, а то на сердце руку,

И прочее, – не вспомню я всего;

Но слушайте пиита моего!

Публика

толстая дама в креслах Пиита? с глупой дочкою твоею?

Их, сударь, слушать я сто раз успею:

Теперь же мне чертенка подавай!

Директор Позвольте доложить...

Публика Не рассуждай,

А делай, что велят.

Старик Рассудок

(высовывая свою напудренную голову из суфлерского ящика) Но наша драма...

Публика Какое дело мне? – Я, братец, дама, —

И не уступишь прихоти моей?

Ведь это долг твой со времен Адама.

Боюсь, а вместе и люблю чертей,

Хоть и не всех: плаксивый Аббадона

Не по нутру мне; сатана Мильтона

Изряден, да тяжел; но Асмодей,

Но Мефистофель славные ребята!

У них ума и выдумок палата;

Мне с ними весело: я хохочу,

Сержусь, острюсь, злословлю, – я богата.

Он

(указывая на Директора) мой поденщик; я чертей хочу!

Директор Беда! – карман и слава и желудок

На вас поднялись, – дедушка Рассудок,

Таких врагов не одолеть же вам!

Упрямство, знаете, поставят нам

В безвкусье, глупость, дерзость и измену!

Публика Не иначе! – Кикимору на сцену!

Директор Ступай, повеса!

Кикимора

(выходя опять из-за кулис) Стулья господам,

Чтоб было им покойней!

Театральные служители приносят стулья. Первый вам,

Андана! – сесть извольте; сядь же, купчик!

Со мною, черномазенький голубчик,

Рядком со мною, брат Кизляр-Ага!

Мы ведь свои: пусть у тебя рога

На лбу нахмуренном не вырастали,

Да, к твоему несчастью и печали,

И вырасти не могут; на врага

Ты все же, – люди говорят, – и с рожи

И нрава кротостью и цветом кожи

Похож довольно. В этом деле я

(И сам ты должен видеть) не судья;

Но в доме хана, твоего владыки,

Тебя прозвали чертом одалыки,

Ты, стало быть, мне кровный, мне родня.

Рассудок

(который, было, вышел из своего ящика) Уйду я; стула нет здесь для меня.

(Уходит.)

Кикимора Директор сядет с бардом.

(Воинам) Вы – статисты:

Так стойте. – Вот теперь начну свистать!

(Свищет и топчет изо всей мочи ногами.)

Публика Кикимора, помилуй! что за свисты?

Кикимора Ах, матушка! не хочешь ты понять,

Что это мочи нет как остроумно!

Публика Неужто?

Кикимора Разумеется.

Публика А шумно —

Оглохнуть можно, да и ново.

Кикимора Нет;

Библьотеку читает целый свет

Не первый год; а там возьми сужденья

Об ибо и об оном и о том,

О Г<оголе>, В<елланском>, П<олево>м,

О всяком, кто другого ополченья,

Не принят в клуб взаимного хваленья,

Не верует в наш каждый толстый том,

Возьми все сплошь Брамбеуса творенья,

Записки, повести и – повторенья,

Любой-ко вырви из разборов лист,

Без свисту ни на шаг, все свист да свист!

Публика

(зевая) Что ж он освистывает?

Кикимора Что угодно:

Поэтов, Наблюдателя, Молву,

Философов, французов, дам, Москву,

Всех, только не своих, и – превосходно!

Публика Так человек завистливый и злой

Барон Брамбеус?

Кикимора Малый препростой,

Да щеголять умом и остротой

Я смертную вселил в него охоту!

И затянул одну и ту же ноту

Бедняжка, – все одно и то ж поет:

Рассказ ли пишет, взгляд или отчет,

Везде, во всем одно и то ж кривлянье;

Сердечный дал под клятвой обещанье,

Что будет все забавой для него,

Что в мире не пропустит ничего

Без свисту или кисленькой улыбки, —

Вот и Сыр-Дарья, вот и Арарат

В его статьях читателя смешат!

По пальцам скажет вам: где, в чем ошибки;

Не хлопайте; взгляните: головой

Качает он и поднимает плечи.

«Я, – он гласит, – не из толпы слепой;

Я в этой сцене разберу все речи,

Я разложу, я взвешу каждый стих,

Я, как бы ни было, ручаюсь смело,

Большие промахи найду я в них!» —

Бежит на свой чердак, – и в шляпе дело.

(Тихонько встает и ускользает за кулисы.)

Публика

(сквозь сон) Прекрасно! Как умно он говорит!

Не знаю только, отчего невольно

Дремота клонит?

(Засыпает.)

Поэт Посмотрите – спит!

Ах! господин Директор! сердцу больно:

Предмет был превосходный, а убит!

Директор Мы потеряем, друг, весь свой кредит,

Всю репутацию... Барыню нельзя ли

Вам разбудить?

Поэт Зачем вы волю дали

Бесенку-негодяю?

Директор Я холоп

Велений Публики...

Поэт Но глас Рассудка —

Директор Рассудок мне не платит.

Поэт Пулю в лоб

Всажу себе!

Директор Стара, мой милый, шутка:

Не кончена старухой паркой нить

Бесценных ваших дней, питомец Феба!

Ведь пороху вам не на что купить.

Поэт Так утоплюсь, повешусь!

Директор Ради хлеба,

Который доставляю вам!

Поэт В обрез!

Директор Помилуйте, сударь: я же не Крез!

Уж эти мне пииты! ввек не сыты.

Но разбудите нашу госпожу:

Я вам прибавлю.

Поэт Музы и хариты!

Директор Луна и Солнце!

Поэт Средств не нахожу...

Однако... Страстный монолог, Андана!

Директор Не монолог, – нет, грохот барабана

И треск трубы тут нужен, блеск мечей,

Проклятья, вопли, с дюжину смертей...

А! слава богу! – слышу конский топот.

Андана, полно! что за смех и шепот

С monsieur Иваном? – К нам Булат летит;

Ну, докажи, что есть у нас актрисы!

А я и эти стулья и пиит —

Мы скромно удалимся за кулисы.

(Уходит с Поэтом.)

Булат верхом, позади у него хан бухарский.

Кизляр-Ага В оковы, воины, изменника-купца!

А ты, царевна, в дом державного отца

Благоволи со мной обратный путь направить.

Иван Булат, Булат, спеши нас, гибнущих, избавить!

Булат сходит с коня и снимает хана.

Булат Стой, мерзостный скопец! нечистою рукой

Царевны не коснись, или мне головой

Поплатишься! – Купца оставьте: вы Булата,

Надеюсь, знаете!

Иван Спасибо! – не богата,

Мой друг, казна моя, но будешь награжден.

Да где ты был?

Булат Или не видишь? полонен,

Со мною прибыл к вам сам хан земли бухарской

Чалма упала в прах, и деву крови царской

В Газеме я узнал – и мигом на коня!..

Да вправо взял евнух и обошел меня;

Отряд же хана мне попал как раз навстречу,

Пускай тебе другой опишет нашу сечу;

Без хвастовства скажу: я хана взял в полон;

Но отпущу домой и тотчас, если он

Прекрасной дочери здесь даст благословенье

На брак с тобой.

Хан Увы, какое униженье!

Срам, вечный срам! Сойду от бешенства с ума!

Но, так и быть, Булат: когда она сама,

Мое дитя, мой свет, мой рай, моя Андана,

Когда царевна, дочь блистательного хана,

Решилась быть рабой презренного купца, —

Не стану клясть ее; а боле от отца

Не требуй: не могу.

Андана Родитель!

Хан Ax! Андана!

Директор

(из-за кулис) Проснулась публика: сказать же, что впопад

Удалый богатырь примчал седого хана!

Но, ради бога, без тирад!

Занавесь опускается.

ДЕЙСТВИЕ III

Выходит Кикимора до поднятия занавеси.

<Кикимора> Вступает в должность хор-повествователь;

Прошу покорно слушать: обладатель

Земли бухарской более венца

Любил свое дитя, свою Андану.

Распространяться я о том не стану,

Что душу мучило несчастного отца,

Когда без дочери, единственной и милой,

В свою столицу ехал он назад...

В груди страдальца был терзаний целый ад,

И он шептал: «Зачем могилой

Я не был взят до горестного дня,

В который жизнь проклясть заставила меня

Ты, хладных дней моих последняя услада!

Ах! мне заснуть бы навсегда!»

Откуда ни возьмися, вдруг засада:

Нагрянула несметная орда

Пустыни диких чад, вскормленных грабежами,

И стражу хана вмиг засыпала стрелами;

Их кони рвут коней зубами;

Их острые, смертельные мечи

Среди ненастной и глухой ночи

И вьются и блестят и, будто змеи, свищут,

Горячей крови понапиться ищут.

Бледнеют ратники; Кизляр-Ага убит;

Но хан бухарский не дрожит:

Он дряхл и слаб; он царства повелитель,

А бьется как простой воитель,

Как юноша. – Вот засучил рукав,

Вот бороду он закусил седую,

Кривую саблю над чалмой подняв,

Он, будто с неба гром, упал стремглав

В толпу злодеев самую густую;

Летит и колет, рубит, топчет их.

Он хочет пасть; пусть и отвык от боя,

Он жаждет вечного покоя...

Вот что из старика творит героя!

Вдруг древний богатырь притих:

Крылатая стрела его пронзила;

Его кровавый труп возьмет могила.

Но перед переходом через мост,

Ведущий в рай пророка Магомета,

Душа убитого, в прозрачный пар одета,

Который примет вид и взгляд его и рост,

Трепеща, явится могучему Булату.

Булат все, что угодно, только прост,

Да и заносчив, – и получит плату

За то, что дураку-мерзавцу услужил.

Всегда и всюду, не спросяся броду,

Герой философ так и лезет в воду:

Царя, отца всему бухарскому народу,

И не желал, а все наш Дон-Кишот сгубил.

А вот покоится Андана,

Дитя благого, доблестного хана,

В объятьях – чьих? купца, ничтожного Ивана!

Чье это дело? великана,

Кому рассудку мало, много сил

Судьба причудливая даровала!

Булат не спит; на бег полуночных светил

Глядит, задумчив: грусть ему на сердце пала.

ЯВЛЕНИЕ 1

Степь. Ночь. Иван и Андана спят.

Булат

(сидя на кургане) Тихо все; погружена

Безрубежная пустыня

В океан немого сна;

На меня глядит одна

Звезд бесчисленных святыня,

Да туманится луна,

С тверди взор угасший мещет.

В общей, в вещей тишине

Сердце бьется и трепещет:

Что пророчит сердце мне?

Откуда холодный неведомый трепет

В моей богатырской широкой груди?

Духов полуночи мне слышится лепет:

По Млечному носятся духи пути...

На облако кто-то спорхнул со светила,

Товарища кличет и шепчет: «Лети!»

Средь синевы движутся легкие крила.

Ко мне ли хотят из эфира сойти?

Добро пожаловать! – Кто прав, кто чист душою...

Тень хана

(выступает из тумана) Душою прав и чист? – а я сгублен тобою!

Булат Кто ты, из серой мглы всплывающий мертвец?

Тень Не узнаешь, Булат? – Анданы я отец,

Убитый степи хищными сынами,

Ваш хан я, прозванный когда-то добрым вами.

Булат О царь моей земли! болезнует Булат

О горестной твоей, безвременной кончине.

Но припиши ее своей судьбине,

Не я в ней виноват.

Тень Булат! отчаянье в меня излил не ты ли?

Не ты ли отнял дочь у сироты-отца;

Не ты ли бросил в руки подлеца

Ее, кумир мой, а твои глаза открыли

Тогда уже всю низость... для чего?

В надежде ли обресть признательность его?

Не то, безумец, положили

Уставы вечные судеб:

Нет, горек, полн отравы будет хлеб,

Который от бездушного получишь;

Чтоб услужить ему, себя измучишь,

Спасешь его, – а он, трусливый твой тиран,

Найдет и тут измену и обман.

И что ж? А ты молчи, ни слова в оправданье,

Хотя бы был его упрек

Немилосерд, как ад, как казнь бесов, жесток, —

За нестерпимое мое страданье

Булату вот какое воздаянье

Определил неумолимый рок:

Если, потеряв терпенье,

Молвишь: «Я в такой-то час

Не губил тебя, а спас!» —

Знай и помни: в то ж мгновенье

Дух-каратель претворит

Ноги у тебя в гранит;

Если повторить посмеешь,

По пояс окаменеешь;

В третий раз – твой друг Иван

Вдруг увидит пред собою

Не тебя, но истукан,

Дивный лик с живой душою.

Булат Жестокий жребий! но его

Я заслужил и ничего

Не молвлю в оправданье:

Приму, безмолвствуя, смиряясь, наказанье,

А пред тобою, горестная тень,

Бледнеющая в утреннем тумане,

Клянусь, что каждый мне судьбою данный день

Я посвящу твоей Андане!

ЯВЛЕНИЕ 2

В Новегороде, в доме Иванова отца; образная.

Амфиза, мачеха Ивана

(одна) Я к себе прилучила купца:

Старый черт на мне вздумал жениться...

Теперь только бы сбыть молодца,

Его сына, не дать воротиться

На сторонушку нашу ему!

Заживу-ко тогда в их дому!

Я, спасибо, не хуже наседки,

Под защиту родного крыла

Всех же вас до единого, детки,

Вас, цыплятки мои, собрала!

Пусть купчина трудится, хлопочет,

Пусть за сына мешки свои прочит, —

Коли промаха только не дам,

Они, батька, достанутся нам!

Ведь ребят-то не много, не мало,

У меня их две дюжинки есть;

Знай же, хворенький дедушка, честь:

Век не свой тебе жить не пристало!

Но еще не пробил твой часок;

Толковать про тебя, мой голубчик,

Ныне, видеть изволишь, не срок.

Расторопный, молоденький купчик,

За тебя я примуся, сынок!

Вот же, свет, чтобы дело шло ладом,

В уголку во святом образа

Наперед обернуть надо задом...

Так и жгут Николая глаза!

Тут же спас и двумя мне перстами

Со стены над лампадкой грозит;

С ним Предтеча, – сказали: «Убит,

Обезглавлен»; а как же глядит

Вниз со блюда живыми зрачками?

Погашу я лампадку теперь,

Да замкну на замок свою дверь,

На полу начертила я круг...

И одна-то я здесь и сам-друг:

Невидимка-малютка со мной...

Слышу хохот его над собой:

То Кикимора мой дорогой!

Не мешай же мне, крохотный друг:

Не входи в очарованный круг;

Мне с тобою шутить недосуг:

Гостя жду, и тебя познатней, —

Вот опять засмеялся злодей:

Негодяй, убирайся же! – ты ль

Позабыл ту большую бутыль?

Просидел же ты, маленький, в ней

Триста, помнится, дней и ночей?

Полюбилося, что ли, тебе

Проживать в той хрустальной избе?

На плите разложу огонек,

К огонечку придвину горшок,

А в горшок-то сухой порошок

Из человечьих я брошу костей;

Не забудь, молодица, прилей

Струйку собственной крови своей!

Струйку ту из-под левой груди

В желтый череп жида нацеди;

Подболтай мухомору – и брось:

Вот и вспыхнуло, вот и зажглось!

Затрещал, зазмеился огонь...

Понесло! чародейская вонь!

Начнем,

Кругом

Махнем

Ножом!

Сколько? три раза:

А раз —

То глаз.

Удар грома. Другой —

Убой.

Другой удар. Третий – зараза...

Усиленные удары грома; ведьма под них пляшет. Зараза, зараза, зараза-чума,

Зараза мне тетка, чума мне кума!

(Останавливается.) Поднялся пар:

Я силой слов,

Я силой чар

Сварила вар...

Мой пир готов;

Силен мой зов:

Он досягнул,

О Вельзевул!

В твой темный дом.

К рабе своей

Рогатым лбом

Стезю пробей;

В дыму, в огне

Явися мне!..

Вельзевул

(из-под земли) Явлюся тебе ни в дыму, ни в огне,

Нет, иные дарованы способы мне

Окунуть окаянную в трепет:

Воскрешу пред тобой и кривлянье и лепет

Передсмертный седого отца твоего!

Ты, змея, подползла ко кровати его,

И померкли при черном убийстве светила:

Душегубка и дочь,

В ту ужасную ночь

Старика ты подушкой душила!

(Садится в волшебный круг в виде дряхлого старика в саване.) Ай, спасибо! исполать!

Свет Амфиза, ты вся в мать:

Я за что любил старуху?

Встанет, сварит варенуху,

Встану – и начну хлебать!

Амфиза

(с ужасом) Это он! отец мой бедный!

Он с бородкою седой,

Он с трясучей головой,

Лысый весь, сухой и бледный.

Вельзевул Что же, дитятко, с тобой?

Что не молвишь: «Просим рушать,

Хлеба-соли нашей кушать!»

Я в гостях не у чужой;

Я ж и приглашен тобой.

Амфиза

(приходя в себя) В мире нет страшнее зрака!

Хитрый бес, владыко мрака,

Раб и царь мой, черный бог!

Только ты придумать мог,

Как обдать Амфизы члены

Стужей яростной геенны!

Но – прошло: я вновь сильна,

Я в аду закалена;

Верх взяла я над тобою,

Устояла, и сей раз

Будь же ты моим слугою,

Да исполни мой приказ.

Едет с молодой женою

В этот город молодец;

Молодцу мой муж отец...

Бес! построй мне колымагу,

На пути их повстречай,

От меня поклон отдай,

Пригласи их сесть – и тягу,

И прямехонько к оврагу,

Да в овраг, что силы, бух:

Выбей, вышиби их дух!

Вельзевул Ведьма, и тебе не стыдно

Вызывать для пустяков

Князя тьмы, вождя бесов?

Сатаной клянусь, обидно!

Казначей я бед и зла.

У меня беду на славу

Ты бы выпросить могла:

Книгу, дум людских отраву,

Трус, потоп или войну,

Бич на целую страну...

А то черта беспокоить,

Чтоб карету ей состроить!

Амфиза Что же, коли так хочу?

Вельзевул Поневоле замолчу:

Будет же тебе карета,

Яхонт, изумруд, алмаз,

Заглядение для глаз,

Чудо красоты и света!

Превращу ж и трех духов,

Не из крупных, мне подвластных,

В тройку бешеных, прекрасных,

Легконогих жеребцов.

Лишь бы муж с женою сели,

Я, извозчик Вельзевул,

По коням, и – полетели!

Только пыль и визг и гул...

Не к отцу помчатся в гости,

Не отец им будет рад;

Понесутся прямо в ад:

В порошок смелю их кости!

Амфиза Буду благодарна я,

Куманечек, за услугу:

Дам опять тебе подругу;

Та подружка дочь моя.

На метле на шабаш ведем,

С дочкой мать, мы с ней поедем:

С дочкой там тебе плясать;

Здесь возьми покуда мать.

Начинает вертеться с бесом, скрыпка сама собой играет, повиснув в воздухе; Кикимора смотрит вне круга. В воздухе повисла скрыпка,

Скачет сам по ней смычок;

Пляшет рак, и пляшет рыбка:

Прыг и скок, скок и прыжок.

Эх! вертися, куманек!

В пляске скорой, в пляске шибкой

Слишком низко стан мой гибкий

Обхватил старик ошибкой...

А Кикимора-пролаз

С нас не сводит быстрых глаз

С злой, насмешливой улыбкой.

Нам же ровно ничего.

Наплевать бы на него!

В воздухе повисла скрыпка, и пр.

Спеть я пасынку-злодею

Песню славную сумею;

Я над ним с его женою

Песню славную завою...

Гибель, гибель, гибель им,

Им и всем врагам моим!

Чтобы жатвы их посохли,

Чтобы их стада подохли,

Чтобы с нужды и печали

В корчах дети их пропали,

Чтобы сами сохли, чахли,

Гробом заживо запахли!

Вельзевул Прыг и скок, скок и прыжок:

Пляшет с стрекозой сверчок,

Толстый жук с проворной мухой —

Старый дьявол с молодухой.

Амфиза Расхрабрился старичок,

Рад вертеться с молодухой...

Полно, полно, вислоухый,

Дай мне отдохнуть часок!

(Падает без чувства на пол.)

Кикимора Какова твоя колдунья!

Я устал, глядя на вас.

Чтоб издохнуть ей! шалунья

С бесом пляшет целый час.

Только худо знает нас:

Дур дурачить не тебе ли?

Ты ей молвил: «Лишь бы сели!»

Что же? ты ее надул:

Ведь не сядут, Вельзевул?

Вельзевул Плут, ты чуть ли не смекнул!

Кикимора Мудрено ли? – было б ново,

Если б ей сдержал ты слово.

Наше дело – да и нет;

С дня, в который наш ответ

Свел безумца Креза с Киром,

Много миновало лет,

Но над легковерным миром,

Дети двоеличной тьмы,

Как тогда, смеемся мы.

Вельзевул Разгадал бесенок беса!

Отправляйся же, повеса:

Им ты на ухо шепни,

Чтобы береглись они

Ласк кумы моей почтенной,

Я не пошлый сопостат:

Чтоб погиб лихой Булат,

Мне приятней во сто крат,

Чем развеять прах презренный

Всех Ванюшек всей вселенной!

ЯВЛЕНИЕ 3

Взморье Каспийское.

Булат

(один) Спасибо, мы в пределах Хивы:

Киргиз, подъемля дикий вой,

За грабежом, за барантой

Не заезжает в эти нивы.

Смелее стал и купчик мой:

Меня отправил в чисто поле

Скакать, потешиться по воле

И серых настрелять гусей;

Вот я промыслил, – слава богу, —

Свежинки для княжны моей:

Ни крошки, кроме сухарей,

Голубушка во всю дорогу

Не ела целых сорок дней,

И все по милости Ивана:

Пустился в трудный, дальный путь,

А голод захотел надуть, —

Жаль и копейки из кармана;

Чуть нас не уморил с собой!

Так с этой грязною душой

Анданы душу, розу рая,

Связал глупец, злодей Булат...

И я ли, царь мой, тень святая,

Дерзну сказать: не виноват?..

Потороплюся: ждет бедняжка!

Обед ей приготовлю... Стой!

Вот там какая вьется пташка?

Я сроду не видал такой...

Как миловидна, как богата!

Спина из яхонта и злата,

Брюшко и шейка – бирюза,

И что за умные глаза!

Поймать бы птичку для царевны:

Ах! жребий выпал ей плачевный.

И дней ее уныла нить...

Мне тучи тьмы ее душевной

Хоть бы на часик прояснить!

Подкрадусь: пташечку рукою

Как можно бережней накрою.

(Схватывает птичку.)

Птичка Ах!

Я в неволе!

Уж мне боле

На кустах

Не качаться,

Не купаться

В облаках!

В клетке душной

Страшно жить:

Мне изныть

Без воздушной

Стаи птиц,

Без летуней

Щебетуней,

Без сестриц.

Витязь, умильную

Просьбу прими:

Грозную, сильную

Длань разожми —

Глупую, малую

Пташку пусти!

Молви мне: жалую!

Молви: лети!

Тронься мольбами!

Между перстами

Больно мне; ай!

Волюшка – рай:

Волюшку милую

Птичке отдай!

Булат Если помилую?

Птичка Знаю я честь:

Знатную плату

Может Булату

Пташечка внесть.

Булат Плату? Какую?

Птичка Плату большую:

Важную весть.

Булат Вести не плата;

Ты ли Булата

Хочешь провесть?..

Весть важна, а для кого?..

Для меня ль для одного?

Птичка Для тебя и для Ивана

И для бедненькой княжны:

Смерти вы обречены —

Ты и купчик и Андана.

Булат Пусть и скажешь: «Ты дурак,

Витязь, что разжал кулак», —

Но лети! – вот ты на воле,

Вот сидишь уж на сосне:

Расскажи же все оттоле

Честно и подробно мне.

Птичка По белому свету не я ли гуляю,

Не я ли дома, города посещаю?

Мне любо с лазурной глядеть высоты

На шум и волненье людской суеты.

Туда и сюда и носясь и порхая,

Вот и в Новегорде нынче была я,

Сыскала Ванюшки родительский дом

И вздумала там отдохнуть под окном.

И вот я сижу, щебечу у окошка;

Вдруг вижу... (Хотя бы подкралась и кошка,

Не столько бы, право, пугнула меня,

С ружейного мене я дрогла б огня!)

Я, брат, затряслась всеми членами тела:

Там ведьма, Ванюшина мачеха, пела

И прыткого с кем-то плясала бычка,

А хвост позади плясуна старика

Бил такт и скакал и вился, будто змейка.

И вот что ему заказала злодейка:

«В карету волшебную их усади

И с ними прямешенько в ад укати!»

ЯВЛЕНИЕ 4

Степь в Хиве. Иван, Андана, Булат обедают.

Иван Обед живит: судить не станем строго;

Да только ты уж через меру много

Свинцу и пороху поиздержал.

Булат

(в сторону) На что досадовать Иван таки сыскал!

Иван

(Андане, которая утирает глаза) А ты, голубушка, скажи, о чем рыдаешь?

Ты недовольна чем?

Андана Я, милый друг, довольна всем,

Но сам ты знаешь:

Отец мой стар, – невольная тоска

Возьмет подчас, как вспомнишь старика,

Иван Вот то-то! нежны вы, умны, сентиментальны;

Я человек недальный, —

Пожалуй (вас послушать) – я дурак,

А я же говорил, что это будет так.

Андана Ах, не сердись! – взгляни; я уж не плачу боле...

Иван Ты и вперед, прошу, не плачь о пустяках.

Чу! это что? затрепетало поле...

Великолепная карета, вся в лучах,

Сюда несется и остановилась вдруг.

С запяток соскочил один из слуг;

Смотрите: в пух разряжен щеголь

И выступает, словно гоголь,

Сюда прямешенько идет.

Входит Демон в красной ливрее, но с небольшими рожками. Да ты сиделец наш, Федот?

Демон Я-с. – Вашей милости ваш батюшка со мною

Свое благословенье шлет.

Иван Не налюбуюсь, брат, тобою...

Однако – как ты очутился здесь?

Демон Приехал, сударь, я с каретой тою.

Иван Переменился ты, переродился весь:

Ты малый был довольно неопрятный,

А вот стал молодцом, – красивый, ловкий, статный.

Одет ты, будто барин знатный,

И в взгляде у тебя насмешливость и спесь.

У нас не служишь? но ты мне прости, невежде,

Такой смешной вопрос: тебе ль служить у нас?

Демон Я и теперь, как прежде,

У вас служу и век готов служить у вас.

Иван И ты не шутишь, малый?

И сшил тебе старик кафтанчик этот алый

Из лучшего голландского сукна?

Демон Нет, ваша матушка.

Иван Помилуй!

Ты разве позабыл, мой милый:

Лет будет с десять, как она,

Моя голубушка, погребена.

Демон Решился в брак вступить ваш батюшка вторично.

Иван Хотя и не совсем прилично, —

Как тут не молвить сгоряча:

Черт дернул старого хрыча!

А мачеха богата?

Демон Сказать вам не могу, – но как она щедра,

Вы сами видите.

Иван Ххм, вижу: торовата!

Да только из чьего добра?

Что ж? взял девицу?

Демон Нет-с, она вдова.

Иван Купчиха?

Демон Посадская.

Иван А кто ж такая?

Демон Тетериха.

Иван Амфиза Пудовна! – Наслал же сопостат!

Ах! господи! – у ней ребят, ребят...

Не сосчитаешь всех, свидетель бог, и в сутки,

Она ж Вавиле-колдуну кума,

И, свято наше место! – и сама

Шутить охотница препакостные шутки.

Демона корчит всякий раз, как Иван произносит имя божие. Да ты что морщишься?

Демон Весьма прискорбно мне,

Что вы, сударь, не ласковы к родне;

Браните матушку.

Иван Уволь от поученья!

Демон Вдобавок вам скажу: такие выраженья,

Такие клятвы... и во сне

Уж не услышишь их в отборном, модном свете, —

Оставьте их, поверьте мне, —

Особенно когда поедете в карете,

Которую...

Иван Федот о модном свете

Толкует-чудеса! Федот-то ты Федот,

Да вижу по всему: совсем уже не тот.

Не стану говорить уж о примете

На лбу твоем.

Демон Ах! верно-с о рожках?

И поминать-то что о пустяках?

Их приобресть успел я в том же модном свете.

Рогами нынче изукрашен лоб

Всех знатных и воспитанных особ.

Иван Да ты что за особа?

Демон Ваш холоп,

Но понатерся между господами

И вот не пожалел, чтоб походить на них,

Последних сил и средств и денежек своих.

Иван Оказия! – и батюшка с рогами?

Демон С предлинными-с, увидите вы сами,

И вашему почтенному отцу, —

Заметить смею, – страх рога к лицу.

Иван Старик давно рогатый?

Демон Украсил голову его убор богатый

В тот самый день, когда домой

Из-под венца голубчик сизый

Пришел с хозяйкой молодой.

Иван Теперь – козел седой:

Бодаться может он по милости Амфизы?

Демон Амфизы Пудовны, – и доложу я вам:

Теперь большой расход рогам;

Все жены по ее следам,

Крестьянки даже – Маши, Даши, Лизы,

Заказывают их в наряд своим мужьям.

Поверьте, несмотря на бороду и ризы,

Готовы на морщинистые лбы

Их вздеть иные и попы.

И в скором времени обычай этот новый

Всеобщим будет.

Иван Да! Обычай образцовый

За столь похвальный труд,

За учреждение такой у нас обновы

На шею Пудовне навесил бы я пуд

И к карасям ее послал бы в ближний пруд.

Демон Иван Иваныч, что вы?

Помилуйте, как вы жестоки, как суровы!

Она, сердечная, не такова...

Вот, помню, как теперь, ее слова:

«В дороге береги ты Ванюшку-смотри же!»

Как любит вас она! – Чтобы как можно ближе

Придвинуть вожделенный час

Приятного свиданья,

Свой экипаж прислать изволила по вас.

Иван Ну, тут и я скажу: спасибо за старанье!

Спокойнее в карете и скорей

Доедем мы, – да только как же вьюки?

Демон Мы прибыли не без людей:

Все ваши ящики и сундуки и тюки

Последуют за вами по пятам;

И, если сесть угодно вам,

Мы тотчас тронемся.

Иван А хороша дорога?

Демон Прекрасная.

Иван Сбирайся же, Булат...

Да так руками что ты размахался, брат?

Что сделалось с тобой?

Булат

(подошед к Демону) Во имя бога:

Исчезни, сопостат!

Удар грома; Демон и карета с лошадьми проваливаются сквозь землю.

Иван Земля зевнула... ой!.. в глазах не стало света...

Куда мне спрятаться? – все, все дрожит кругом,

За блеском блеск, за громом гром, —

Знать, с нами вдруг столкнулася комета,

И повернется мир вверх дном!

Ax! ax! – вот провали<ла>ся карета...

Прошло... Теперь нам предстоит вопрос:

Мы сами целы ли? – Нос этот наш ли нос?

Мои ли это руки?

И эти вон, что тут передо мной стоят,

Андана ли княжна, наездник ли Булат,

Или какие призраки и штуки?

(Булату после молчания) Ты, долговязый, умница, ты хват...

А? – что наделал ты, приятель?

Карету славную прислала ведьма нам:

Так нет же! кстати ль?

Непрошеный, проклятый заклинатель