Текст книги "Взрослая жизнь для начинающих"

Автор книги: Виктория Рутледж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)

Глава 8

– Подумай, о чем ты хочешь спросить карты, – произнесла гадалка по имени Карена безучастным тоном, каким обычно разговаривают медиумы, и положила колоду перед Тамарой. Затем она закрыла глаза, как фокусник, ожидающий, пока перепуганный доброволец из зала не выберет карту, профессионально подчеркивая, что не оказывает влияния на конечный результат. Что бы ни сказали карты, как будто не имело к ней никакого отношения, но все же всецело зависело от нее.

Тамара поняла, что и сама отводит взгляд от лежавшей на столе колоды. Когда требуется запросить информацию, которая поможет разобраться с наиболее тонкими вопросами твоей личной жизни, такая реакция, как всегда думала Тамара, была проявлением чисто британской болезненной щепетильности.

Однако ей было не нужно задумываться. О чем бы она ни думала, что бы она ни делала – вспоминала ли написание слова или ходила по магазинам, – в голове ее всегда оставался Вопрос. Он вселился надолго, как незаконный жилец. И она так привыкла к нему, что не могла уже выставить его за дверь.

«Где пропадает мужчина моей мечты?»

Что вполне можно было бы сократить, оставив лишь слова «Где же мужчина?»,если бы это помогло быстрее получить желаемый результат.

Можно даже и так: «Нед, когда?»

Гадательница протянула руки, и Тамара, предававшаяся этой практике многократно, машинально протянула ей в ответ свои, чтобы та прочла на ладонях духовные предсказания.

– Какие красивые руки. – Медиум взяла в свои прохладные, прозрачные, как бумага, руки длинные белые пальцы Тамары, повернула ее ладони вверх и вдумчиво посмотрела.

– Спасибо, – сказала Тамара, согнув пальцы так, что ногти закрыли часть той области, которую изучала гадалка. Она посмотрела на свой маникюр. Хорошо, что она вовремя сняла тот красный лак, не дав ему облупиться, – а то бы она походила сейчас на Мадонну года примерно 1983. Так легко перейти грань и из Грейс Келли [24]24
  Актриса, красавица-блондинка аристократической внешности.


[Закрыть]превратиться в Келли Мэри [25]25
  Порнозвезда.


[Закрыть].

Тамара много времени тратила на маникюр с тех пор, как ей с трудом удалось заключить перемирие с собственными ногтями: пятнадцать лет, страдая от неуверенности, нервов и того, что Айона называла, произнося слово на северный лад, «капризами», Тамара грызла ногти. Только они во всей ее внешности не были безупречны, и она мучилась от того, что стоило ей почесать носик, как все видели, насколько же она неуверена в себе. Излечили ее Мэри и Айона. В конце концов им это удалось. Айона подкупала ее с помощью роскошного домашнего маникюра, а Мэри названивала Тамаре на мобильный через разные промежутки времени и орала, чтобы та вынула пальцы изо рта. Так что сейчас Тамара, чтобы успокоиться, постоянно накручивала пряди волос на палец, отчего кончики хронически секлись.

– В твоих силах такими руками сделать кого-то очень счастливым, – произнесла медиум многозначительно. – Думаю, это будет мужчина.

Тамара порадовалась, что Айона и Мэри не решили составить ей компанию. Именно за такую фразу они бы и ухватились, воспользовались бы в качестве доказательства того, что Тамара постепенно становится ненормальной. Хотя Мэри, пожалуй, никогда нормальной ее и не считала. Тамара едва заметно поджала губу. Кто бы говорил, однако, только не женщина, которая до сих пор ради собственного удовольствия играет на блок-флейте.

– Правда? – сказала она, глядя на свои руки и стараясь не допустить, чтобы в ее голосе слышалась ирония. Тамара приучила себя казаться совершенно невозмутимой во время гадания на таро и других занятий такого рода, не давать ничего прочесть у себя на лице, не проявлять никакой реакции. Выглядеть бестолковой, как сказала бы Айона, если бы могла ее видеть в эти моменты.

– Хм… хмм… – изрекла медиум.

«Только скажи мне, где он», – внушала ей Тамара, но гадалка все еще сосредоточенно смотрела на ее ладонь.

– Как странно. Я вижу бокалы… много кружек… Возможно, бокалы для вина?

Тамара отдернула руку. Если сейчас последует очередная лекция на тему того, сколько она выпила под Новый год, то ей не хотелось дальше слушать. Хорошо давать умные советы задним числом, но ведь никто из них ни малейшего понятия не имеет, каково это – провести весь вечер под пристальными взглядами, как будто ты показываешь какой-то развлекательный номер. Только и ждать, пока каждый не подойдет к тебе со своими дешевыми фразами, обращаясь скорее к твоему бюсту, чем к тебе, а их подруги будут бросать на тебя свирепые взгляды с другого конца комнаты.

Хорошо говорить Айоне или Мэри, – с ними их мужчины,которые сразу могут положить этому конец. Да ведь им и не нужно ни с кем знакомитьсяна вечеринках.

Медиум непонимающе посмотрела на нее и взяла карты.

– Ты будешь тасовать колоду?

Медиум дала ей колоду больших карт таро, которую Тамара перетасовала быстро и аккуратно. Карты были потертые, – хорошая примета. Перекладывая карты, она старалась не думать о раскладах, которые могут из них получиться; каждый раз, когда Тамаре гадали на картах, она, вместо того чтобы думать только о вопросе, переживала, что нечаянно лишила себя желанного ответа, на три секунды дольше необходимого перетасовывая колоду.

«Хотя вряд ли это имеет какое-либо значение, – напомнила она себе. – Все должно происходитьне по твоей воле. Будь это в твоей власти, тогда бы… тогда… А ведь ты уже давно не в состоянии контролировать ситуацию». Но все же, держа в руках карты, она переживала, не подстраивает ли она, сама того не зная – подсознательно! – какой-то результат.

Из-за всех этих мучительных раздумий Тамара никак не могла решить, когда остановиться. Ее длинные белые пальцы ритмично двигались туда-сюда, отделяя по нескольку карт и отправляя их обратно в колоду.

«Думай о вопросе, думай о вопросе».

Медиум сдержанно кашлянула.

Тамара напоследок торопливо перетасовала колоду, надеясь, что только что промелькнувшая карта не была изображением Смерти, и пообещала самой себе, что если ей нагадают что-то неприятное или поучительное, то это считаться не будет, потому что ей велели остановиться, не дав еще раз перетасовать колоду.

– Теперь помни о вопросе, который ты хочешь задать картам.

«Могу ли я забыть? – думала Тамара. – Случится ли это до Пасхи, или как?»

Медиум начала широким полукругом раскладывать карты на покрытом красным шелком столе.

– Выбери одну, – сказала она.

Рука Тамары в неуверенности остановилась над полумесяцем из карт. Она попыталась почувствовать, какая именно карта притягивает ее руку, как делал бы это настоящий экстрасенс, но это ей, как обычно, не удалось, так что она решила выбрать карту, почти скрытую за другой.

– Императрица, очень хорошо. – Карена внимательно разглядывала карту, держа ее у самого лица и поворачивая ее так и эдак. – Это женщина, творческая личность, женщина, которая ухаживает… – Она посмотрела на Тамару, как будто сравнивая ее с женщиной на карте. – Эмоциональная, полная любви, как река. Река, которая струится и струится, всегда заботясь обо всем вокруг и освежая его. И очень добрая. Это ты, дорогая?

«Про меня ли все это? – спросила себя Тамара. Она не настолько заблуждалась в отношении самой себя, чтобы тут же ответить „да“. – Творческая? В некотором роде». У нее хорошо выходили фотографии. Несомненно лучше, чем работа с иллюстрациями, которой она занималась. А если говорить об уходе, то у нее была такая ухоженная кожа, какую можно найти только в институте Estee Lauder. «Полная любви, как река, – тут она засомневалась, – разве что река, перегороженная мощной дамбой».

– Императрица означает здоровые отношения, счастливые семьи, – продолжала Карена, не сводя глаз с Тамары, и от ее внимания не ускользнуло: за привычной пеленой невозмутимости в лице клиентки что-то дрогнуло.

– Нет, тогда это не я, – неохотно согласилась Тамара. – Это моя подруга Айона.

– Она замечательная подруга. Очень о тебе заботится.

Айона действительно о ней заботилась. Во всем Лондоне у Тамары никогда не было лучшей подруги, и она часто благодарила Бога за то, что однажды ей не хватило денег, чтобы расплатиться в кафе художественной школы, и тогда пришла на выручку Айона, они подружились, и благодаря этой дружбе и ходить учиться стало намного приятнее. Но ведь Айона заботилась обо всех, и иногда, находясь в мрачном расположении духа, Тамара задавалась вопросом, так же ли заботится Айона о ней, как о бодрой и уверенной Мэри, которую, в отличие от Тамары, вроде бы и незачем утешать и убеждать – ведь она же замужем, да и находчивости ее можно только позавидовать, – такие остроумные фразы, как выдавала Мэри, услышишь разве только в американских комедийных шоу, над которыми потрудилось с десяток сценаристов.

Но ведь когда ты натуральная блондинка с длинными волосами, а мужчины оставляют номера телефонов под стеклоочистителем твоего мотороллера, другим женщинам начинает казаться, что уж тебе-то не нужна никакая помощь.

Вот поэтому-то она столько времени и тратила на визиты к астрологам и медиумам.

– Еще карту?

Тамара резко переключила внимание, всецело сосредоточившись на мужчине, с которым ее ждет счастье. Он был где-то там, в колоде карт. Он был…

Там, на самом краю.

– Хм-м. Отшельник, карта перевернута.

Тамара так часто прибегала к гаданиям, что уже многое знала наизусть и при этих словах почувствовала панику. Но постаралась не подать вида.

– Здесь я вижу одиночество. О Боже, я вижу такую боль и отчуждение. Такая… тревожность и недоверие, ты окружена ими, как будто решеткой. Тебе причинили боль. Эта твоя подруга пыталась дать тебе добрый совет, но ты ее не послушала?

Тамара не находила в себе сил взглянуть Карене в глаза. Вот это уже похоже на правду, как ни печально. Оказалось, что парень, с которым она в последнее время встречалась, тот, кого она предпочла из целого хит-парада своих ухажеров, был женат. Это получилось так нехорошо. Откуда же ей было знать,что он действительно собирался сделать все то, что мужчины обычно мелют в порыве страсти, и «все на свете бросить ради нее»? Он ведь не пояснял, что именнособирается бросать. А разбираться с беременными на последних месяцах ей совершенно не хотелось.

– Да-да, – сказала она. – А что обещает будущее?

Карена бросила на нее испытующий взгляд.

– Ты такая симпатичная девочка, – удивилась она. – Почему тебя так волнует будущее?

«Потому что мне не вечно оставаться симпатичной девочкой, и наступит время, когданикто не заинтересуется ни мной, ни моим бюстом».

Тамара заставила себя улыбнуться.

– Да просто так, интересно.

– Ну ладно.

Та пробежала ладонью по разложенным картам.

– Бери еще одну карту, и узнаем твое будущее.

Рука Тамары дрожала. В такие моменты она всегда нервничала.

«Пусть выпадет карта Повара. Или Милого Северянина».

– Неужели! – на лице Карены вдруг расцвела улыбка. – Мир! Интересно, тебе почему-то выпадают только карты главных арканов!

– М-м, – отреагировала Тамара. Мир. Хорошо. Как раз вовремя.

– Так вот, эта карта очень хороший знак для тех, кто склонен сам себе вредить, – пояснила Карена. Слишком она много знает, Тамаре это не нравилось. – Вижу новую работу, работу в компании друзей. Я за тебя так рада! Все у тебя будет просто чудесно. Придется кое-чем пожертвовать, – она глянула поверх роговой оправы своих очков, – и может потребоваться от чего-то отказаться, может быть, от кого-то, чтобы получить то, чего желаешь. И это будет непросто. Но ты с радостью пойдешь на эту жертву, потому что то, что получишь в конце, этого стоит. Конечно оно этого стоит.

Тамара посмотрела на остальные карты, все еще разложенные веером по столу. Где-то среди них скрывалось что-то весьма определенное, чего можно было бы ожидать с надеждой. Ей просто хотелось, чтобы какая-то высшая сила успокоила ее, возвестила, что Нед просто тянет время, но ей вовсе не придется всю жизнь оставаться единственной незамужней в компании супружеских пар и в ее постели найдется место не только мягким игрушкам.

Но Карена уже снова собирала карты в колоду.

– Подождите, что же это значит? – спросила Тамара.

Карена пожала плечами.

– Карты больше не желают мне ничего рассказать, – пояснила она. Потом поправила очки и, пристально посмотрев, вдруг поинтересовалась: – Твой знак Близнецы?

– Хм, нет, я Водолей, – сказала Тамара. – Луна и Венера в Козероге. Восходящие Весы.

Карена подняла брови.

– У тебя нет сестры-двойняшки?

– Нет, – ответила она сердито. Не настолько уж эта мадам и ясновидящая.

– Странно, а я вижу двойняшек. – Карена взяла в руку свои длинные агатовые бусы, доходившие до пояса. – Я вижу еще одну тебя, очень красивую, со светлыми волосами, за руку с тобой. Может быть, у тебя есть сестра?

– Нет! – Тамара начинала раздражаться. Еще пару таких неточностей, и грош цена будет выпавшей карте Мир. Давно уже она ждала, чтобы на вопрос о ее будущем выпал такой ответ, и так не хотелось, чтобы все оказалось просто ошибкой и от него пришлось отказаться.

– Как странно, – сказала Карена. – Все так ясно, а дух почти никогда не ошибается. А вот твоя мать, – продолжала она, все еще перебирая бусины четок. – Я вижу ее в вашем саду, около роз.

Тамара, которая уже начала было надевать шарф, замерла и посмотрела на нее, раскрыв рот. Прах ее матери был рассыпан в их саду, как раз рядом с розовыми кустами, посаженными отцом, когда она была малюткой, и из-за этого они должны были навсегда остаться в этом доме, – переехав, они не находили бы себе места от раскаяния.

О Боже. Может быть, у нее была сестренка, о которой она ничего не знала?

Но Карена уже сменила тему.

– И вижу картины. – Она нахмурилась. – Страшные картины. Совсем нет цвета. – Тут Карена глянула искоса. – Ничего цветного, все черно-белое, и я не могу разобрать… все размыто. – Она тряхнула головой. – Я хочу рассмотреть эти картины, но они будто в тумане. Ничего не могу разобрать. – Она с извиняющимся видом пожала плечами. – Иногда послание приходит и в таком виде.

– Ничего-ничего, – поторопилась отвлечь ее Тамара. Она-то отлично знала, что за этим стоит. Все эти планы, которые она строила перед Новым годом, по поводу совместной выставки: ее фотожурналистика и живопись Айоны.

Но все же немало и хорошего. А кое-что может относиться и к Неду.

Она обернула шею шарфом и улыбнулась медиуму, которая завязывала карты в кусок черного шелка и казалась сбитой с толку.

– Большое спасибо, – сказала Тамара, обворожительно улыбаясь. – Вы мне очень помогли.

– Счастливо тебе поработать на новом месте. – Карена улыбнулась, однако тут же стала серьезной. – Но помни о своей подруге. Дух напоминает тебе, что нельзя пренебрегать этой рекой и дать ей засохнуть. И постарайся сделать правильный выбор.

«Карты так назидательны, как будто через них говорит потусторонняя директриса школы», – подумала Тамара, но вслух выразила всяческое согласие и полетела на своей «веспе» в «Коффи Морнинг», чтобы рассказать обо всем Айоне.

Глава 9

– Хочу отпустить усы, – сказал вдруг Ангус.

– Нет, Ангус. Никаких усов.

Разговор по поводу усов происходил примерно раз в месяц, а в последнее время еще чаще, по какой-то неизвестной Айоне причине, в которой ей все больше хотелось разобраться.

Ангус отложил кроссворд и задумчиво потрогал верхнюю губу.

– Всего на пару месяцев, а, Айона?

– Ангус, если ты отрастишь усы, то и я тоже, ладно? – Айона продолжала переключать каналы. Было уже девять тридцать, и она понимала, что пора убрать с пола оставшиеся там после ужина плошки из – под макарон, пока Ангус не споткнулся о них и не разлил томатный соус по ковру, но она так удобно устроилась на диване. Вместо этого она легко толкнула его пальцем ноги.

– Они у тебя и так есть.

– У меня – нет. Это ты про Мэри подумал.

– Ну, тогда я заведу накладные усы.

– Нет, ты этого не будешь делать.

– Я буду их носить только иногда, когда захочется. А тебя предупреждать об этом не стану. Оки у меня будут что-то вроде аксессуара.

Айона переключала каналы – ей попались две разных передачи для садоводов – и наконец, за неимением лучшего, остановилась на канале 5. Как раз в середине одного из их жутких специальных выпусков, под названием «Серийные убийцы из ада». У большинства маньяков были пышные усы. Вполне возможно, что отрастили они их еще до того, как приняли решение стать серийными убийцами.

Она вздрогнула. Накладные усы. Это уже что-то новенькое.

– То есть, если я правильно понимаю, однажды утром, повернувшись на другой бок, я обнаружу у себя в кровати Фредди Меркури?

– Не обязательно, – глубокомысленно сказал Ангус. – Ты предпочитаешь проснуться рядом с Эрролом Флинном [26]26
  Актер с маленькими усиками.


[Закрыть]? Насчет этого мы можем заранее договориться. Я же могу завести много накладных усов.

Он прикоснулся пальцами к верхней губе, как будто заранее приучая себя к новому ощущению.

– На все случаи жизни. Самые лучшие, которые крепятся театральным клеем. Не те, которые просто пристегиваются. Они какие-то гадкие.

Айона выпрямила подогнутые под себя ноги и повернулась на диване так, чтобы как следует видеть его. Пора, пожалуй, разобраться с вопросом отращивания усов, пока речь не зашла об огромной окладистой бороде.

– Ангус, мне кажется, что тебе следует с кем-то об этом поговорить.

– Я просто хочу отрастить усы! – заныл Ангус. – Разве я многого прошу? Если бы ты захотела силиконовый бюст, я бы тебе так мешать не стал.

– Если я когда-нибудь скажу, что хочу силиконовый бюст, даже если забыть о том, что платить за него придется тебе, то засим я предоставлю тебе полное право воспользоваться моей задницей в качестве батута. Если хочешь, можешь это записать.

Ангус замер.

– А ты хочешьсиликоновый бюст?

– Нет! – ответила, выходя из себя, Айона. – Мне просто не хочется, чтобы с работы меня встречал дешевый комик.

– A у них есть усы? Мне кажется, что нет.

– Такие противные типчики любят их носить.

– Что-о-о?

– Или вроде Сталина. Что-то у него было не так с верхней губой, а? Или тот продажный парень из правительства Тони Блера – помнишь, как он выглядел на старых фотографиях? Отврати-и-ительно. Ангус, должна тебе сказать, волосы на лице у мужчины вызывают у женщин подозрения.Они всегда что-то скрывают. Подбородок, выдающий безвольный характер, прыщи на губах, оспины… – Тут Айона вспомнила, что Джимми Пейдж почти всю первую половину семидесятых носил окладистую бороду и при этом выглядел совсем неплохо, но она сразу же заглушила подобные мысли, решительно напомнив себе, что ее долг состоит в том, чтобы уговорить Ангуса не поддаваться глубоко укоренившемуся стремлению отрастить усы, так что рассуждения ее забуксовали и остановились на месте.

– А почему тебе вообще этого так хочется? Без усов ты выглядишь просто классно.

Ангус грустно провел рукой по лицу.

– Не знаю. Думаю, что с усами я буду выглядеть старше.

Айона задумчиво отпила глоточек чая.

– Я думала, что тебя беспокоитто, что ты выглядишь старше. А что же ты скажешь насчет своих… – Она чуть было не сказала «редеющих волос» – предмет неизбывной скорби Ангуса во время купания в ванне, – но в последнюю секунду одумалась и произнесла вместо этого «очков для чтения».

Ангус недоверчиво посмотрел на нее.

– Знаю, что ты на самом деле собиралась сказать. Я думаю, что усы могут компенсировать недостаток волос. Я, может быть, решу отрастить и настоящий «Романов».

– «Романов»? – Айона серьезно глянула на него. – Поясни, хотя я не сомневаюсь, что это что-то такое, о чем я и слышать не хочу.

– Да ты знаешь. Такая большая окладистая борода. Со всех сторон. – Он показал на себе. – Как у Санта-Клауса, только не седая.

– Ангус, что это с тобой? – требовательным тоном спросила Айона. – Тебе двадцать восемь. Никтоне сомневается в том, что ты в состоянии иметь растительность на лице. Ради Бога, ты же бреешься уже почти пятнадцать лет. А я по твоей просьбе покупаю тебе, как взрослому человеку, крем для бритья.

– Я просто хочу отрастить усы!

– Зачем?

Ангус сердито скривил губы. Айона же не сводила с него взгляда до тех пор, пока он не сказал то, что на самом деле имел в виду. Этой хитрости научила ее однажды на Рождество его мать.

– Да господи Боже мой, я просто хочу, чтобы ко мне серьезнее относились на работе! – выпалил Ангус.

Айона прикусила губу, так как в голову ей пришла мысль – а ведь и Гитлер мог в свое время говорить такие же слова, – и она положила голову Ангусу на колени.

– Милый, к тебе и так серьезно относятся на работе. Не ты ли проводишь семинары для новых сотрудников? Неужели ты думаешь, что тебе бы доверили обучать начинающих юристов, если бы не относились к тебе серьезно, а?

Ей пришлось повернуться, чтобы посмотреть ему в глаза. Ангус повесил голову, как обиженный малыш, и на какое-то мгновение Айону охватил страшный, амфетаминной силы порыв изо всех сил броситься на его защиту, она сама испугалась тому, что ей захотелось ворваться в офис его фирмы и засунуть кое-чьи головы в картотечные ящики. Должно быть, это и есть «материнское исступление», которого так боялась Мэри. Это то чувство, которое заставляет матерей вечером пролезать в начало родительской очереди у школы, сметая на своем пути стенды и смотрителей и несясь с тактичностью и опустошительностью сходящей с гор снежной лавины.

Затем, после того как все это промелькнуло в ее голове, Айону охватило более знакомое ей чувство – досадная беспомощность, поскольку она почти не могла представить себе, чем же именно так раздражают Ангуса его коллеги, – он же ей этого никогда не говорил, и еще менее она представляла, может ли оказать какую-то практическую помощь.

– Ангус, что стряслось?

– Все.

– Нет, – спокойно сказала Айона. – Не все сразу. Если ты хочешь с этим разобраться, то давай поделим все на удобоваримые кусочки, о’кей?

– На работе у меня ничего удобоваримого нет, – мрачно ответил Ангус. – Хотя кое-что я пытался раскусить.Я не могу переломить то, что есть. И проблемы окружают меня со всех сторон. Я как будто упираюсь в глухую стену. – Он скрестил руки и снова опустил голову на диван, закрыв глаза с выражением изможденного смирения.

В груди Айоны заметался страх. Она очень боялась, когда в такие моменты оказывалась совершенно посторонней, – он как будто отдалялся от нее и опускал занавес. Хорошие отношения так легко складываются, если в жизни все в порядке; иногда она просыпалась ночью и лежала, слушая храп Ангуса, и ее беспокоило то, как невероятно хорошо им жить вместе – лучше, чем они того заслуживают, – то, что вот-вот начнется ужасное испытание их любви, и будет это уже не просто легкая паника по поводу неоплаченного счета за газ и не раздумья о том, обратят ли внимание соседи, если они срубят дерево, затеняющее ее студию в сарае.

А что будет, если ее любви не хватит силы и она не сможет поддержать Ангуса в такие пугающие моменты, когда он замолкает? И не будет ли уже слишком поздно, когда она сможет с этим разобраться? Она просто не могла себе представить, как стала бы жить без Ангуса. Но сейчас она могла разобраться со своей жизнью только при условии, что Ангус ничего не будет внезапно менять. А то сначала усы… а в конце концов он ведь может превратиться… в кого-то вроде мужиков из «Моторхеад»?

– У тебя что-то произошло на работе? – начала она осторожно прощупывать почву.

– На работе просто ничего не происходит. В том-то все и дело. – Ангус тяжело вздохнул и начал загибать длинные пальцы. – Ты просто не представляешь, как у нас скучно. Я схожу с ума. Хочешь, чтобы я сформулировал это точнее? Я ненавижу начальника, я работаю в коллективе идиотов, мои клиенты только и делают, что восемнадцать часов в день недовольно швыряются игрушками из своей люльки, наши электронные письма контролируются группой, состоящей из фашистских преступников, ну и, чтобы лишний раз ткнуть носом в это все, меня обязали проводить учебные семинары для новых сотрудников, глядя на которых я вспоминаю, с каким энтузиазмом сам когда-то ко всему относился. С энтузиазмом, который уже напрочь исчез.

– Ох, – слабым голосом произнесла Айона.

– Я просто… – начал было Ангус и внезапно умолк, рассеянно потирая голову. – Не знаю. Я просто чувствую, что если не сделаю чего-то прямо сейчас, то все так и останется на одном месте, на всю жизнь, понимаешь? Мне кажется, что у меня нет такой возможности выбора, как у тебя.

– Ну и что же у меня за возможность выбора? – язвительно спросила Айона. – Отработать в день две смены или только одну? Или отказаться от стремительной карьеры официантки, чтобы целиком посвятить себя живописи и остаться совсем без денег?

Вдруг она прикусила губу и замолчала. В голову Айоне пришла эгоистичная мысль о том, что стоит Ангусу опустить руки и уйти со службы, как ей придется участвовать в оплате лицензии на прием телеканалов, а денег не хватит. Только потому, что большинство счетов оплачивал Ангус, у нее и была возможность заниматься живописью. Но, само собой, это никак не повлияет на его решение. Которое она поддержит несмотря ни на что.

Айона на мгновение закрыла глаза, устыдившись самой себя, и задвинула недостойные мыслишки куда подальше, чтобы хотя бы не сейчас ими мучиться. Она надеялась, что ничем не выдала своих мыслей. Выдержала паузу, посмотрела Ангусу в глаза, надеясь, что он еще что-то объяснит. Только бы он не погрузился в безмолвие. Когда Ангус умолкал, добиться от него содержательных ответов было трудно, – этот процесс напоминал вытаскивание бобов из консервной банки при помощи одного только шампура. А она хотелаобязательно поддержать его, потому что он всегда так великодушно поддерживал ее, а еще потому, что едва ли две жизни могут быть переплетены сильнее, чем у них.

– Ангус, а на работе ты мог бы с кем-нибудь об этом поговорить? Знаешь, я хочу помочь тебе, но мне кажется, я не в силах ничего сделать, разве что чуть-чуть, а не столько, как хотелось бы, и я не хочу, чтобы ты думал, будто я просто произношу избитые фразы и ничего не понимаю.

Ангус рассеянно смахнул прядь волос с ее лица; она так и лежала, положив голову ему на колени, и ее голубые глаза были переполнены тревогой. Он так не хотел, чтобы Айона из-за него беспокоилась.

– Ну ладно, тогда давай больше не будем об усах, если это тебя так огорчает, – сказал он. – Я постараюсь вместо этого отрастить невероятно густые брови.

– Только не делай вид, что у тебя все в порядке, когда на самом деле это вовсе не так. Ты не хочешь больше работать юристом? Это ты хочешь сказать?

Ангус собрался было отделаться шуткой, но потом передумал.

– Нет, не так, – медленно произнес он. – Но меня преследует непреодолимый… страхтого, что сейчас у меня осталась последняя возможность что-то сделать, пока я не…

Он собирался сказать: «Пока я не взял на себя обязательств», но это увело бы разговор от темы, и в результате были бы затронуты такие области, которые он пока только обдумывал наедине с самим собой. Ангус предпочитал заранее хорошо продумать то, что собирался выразить словами и представить на рассмотрение публики, чем и объяснялось то, что иногда он внезапно, непрерывным потоком извергал готовые и детально разработанные проекты.

– Не то что я хотел бы от чего-то совершенно отказаться. По сути, – продолжал он медленно, подбирая подходящие слова, – мне просто думается, что у нас есть много разных способностей, которые пропадают зря. Честно говоря, мне кажется, что надо бы серьезнее подумать, не заняться ли нам чем-нибудь вроде того, о чем мы говорили, типа «Виноградной грозди». Знаю, ты думаешь, что это просто еще одна из тех мыслей, которыми мы любим упиваться, но только строим планы и ничего не делаем, однако ведь все можетотлично получиться. У нас для этого есть таланты. Нед готовил бы, а ты руководила делами, и я бы утрясал юридические вопросы… И мы так многому могли бы научиться.Сегодня мы поставлены в жесткие рамки. Всех принуждают думать, что они должны выполнять именно эту или именно ту работу и только так смогут реализовать себя. Ну, а показательный пример – это ты, правда?

– Хм, – произнесла Айона. – Да… Нет, нет, о чем это ты говоришь?

– О твоих картинах, чудо ты мое. – Он закрыл ей рукой рот, не желая слушать возражений. – Ты знаешь,что по-настоящему талантлива, заткнись, и ты не стесняешься днем подрабатывать официанткой, чтобы иметь возможность творить. Понимаешь, ты даешь себе шанс увидеть, на что ты способна. У тебя есть диплом – ну так что же? Ты знаешь, что могла бы найти скучную канцелярскую работу, как у меня, стоит тебе только захотеть, но ты этого не делаешь, правда?

– Никогда не думала, что работать официанткой настолько замечательно.

– Ты отлично знаешь, что я имею в виду.

Ангус налил себе еще кофе из кофейника, стоявшего прямо на электронной игровой приставке. Молока в бутылке не оказалось, поэтому он стал пить кофе без него.

По тому, что Ангус был не против употреблять кофе без молока, Айона сразу же поняла, в каком паршивом настроении он находился.

А он остановился ровно настолько, чтобы набрать в легкие воздуха.

– Что меня бесит в Джиме и Крисе, а также во всех им подобных, – они же ноют и ноют о том, как ненавистна им их работа, но как только ты предлагаешь им идею, причем вполне воплотимую, такую, которая могла бы быть реализована с пользой для нас всех, – нравится она им минут двадцать, а потом они начинают один за другим приводить пораженческие доводы, лишь бы только не пытаться ничего сделать. И вот уже через полчаса они окончательно убеждают себя в том, что гораздо вернее продолжать заниматься тем отупляющим дерьмом, которое они только что так ненавидели, и домой они уходят подавленные, но в то же время чем-то довольные. – Щеки у Ангуса пылали. – Да они просто… бараны!

– Знаю, – успокаивала его Айона, гладя по волосам. А от кофе сердце у него билось еще быстрее.

– Они просто не могут заняться чем-то другим. – Ангус сердито откинул руки на спинку дивана. – Ублюдки.

Айона про себя торопливо составляла и перефразировала следующее высказывание. В те редкие моменты, когда Ангус находился в подобном расположении духа, ему, как правило, казалось, что весь мир против него, и поэтому было крайне важно не подавать никаких видимых признаков того, что ты – Одна из Них.

– Милый, – нерешительно начала она. – Я понимаю, о чем ты говоришь, но обычно для тебя стабильность – одно из наиболее важных… – Она запнулась и начала заново: – Обычно именно ты стремишься к… – «Нет, так можно накликать грозу», – подумала Айона, прикрыв глаза. – Хм, я знаю, что ты все это как следует обдумал, но…

Ангус поднял брови, наблюдая, как она, запинаясь, подбирает нужные слова, а затем перебил, не давая разговору повернуть в еще более неприятное русло.

– Айона, а ты не думаешь, что мнетоже иногда разрешается захотеть чего-то непредсказуемого? Не так уж весело понимать, что именно тебе придется помнить, когда вносить плату за пользование водой.