Текст книги "Взрослая жизнь для начинающих"

Автор книги: Виктория Рутледж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)

– Еще одну? Сколько же он уже выпил?

– Четыре или пять. Иногда здесь становится очень жарко, а пил он всегда как бочка. Вот почему у него такая хорошая кожа, несмотря на все его попытки фармацевтическими методами добиться противоположного эффекта. Мэри один за другим перекрыла пивные краны, – кружка «Гиннесса» была наполнена на две трети. – Спасибо, – сказала она, взяв у посетителя купюру, и пробила пиво в кассе. К тому моменту, когда она дала сдачу, «Гиннесс» уже достаточно отстоялся, и его можно было доливать.

– Мне так нравится, как ты это делаешь, – восхитился Лайам. – Ты просто талант.

Мэри почувствовала приятное смущение. Неужели она успела настолько отвыкнуть от комплиментов, что даже малейший намек на похвалу заставляет ее умиляться и чувствовать себя не такой, как все?

– Уметь так четко чувствовать время – это очень эротично, – добавил он, понизив голос. – Начинаешь задумываться, что ты еще так ловко умеешь делать. В смысле точно рассчитывать время.

Слова «рассчитывать время» прозвучали не совсем приятно, но Мэри не стала обращать на это внимание, оправдав его юным возрастом.

– Лайам, не взял ли ты себе за привычку заговаривать зубы пожилым женщинам в пабах?

Он рассмеялся в ответ.

– Нет, да ты и не пожилая.

– Я замужем.

– Да-да… – саркастически протянул Лайам. Он с многозначительным видом обвел глазами паб, а потом посмотрел на нее пронзительным взглядом. – Замужем за человеком, который додумался оставить тебя здесь и свалить куда-то ради собственного удовольствия.

«Ну, вообще-то это правда, – подумала Мэри. – С этим не поспоришь».

– Какого же ты дурного обо мне мнения, если могла такое заподозрить, – продолжал он. – То есть, если бы мне нравились женщины постарше, я бы уже много лет назад увлекся Тамарой, не так ли?

Мэри пришлось согласиться, что вполне естественно в этом случае сделать именно такой выбор.

– У меня никто никогда не вызывал раньше такого чувства, честно. Это такое странное ощущение. Как будто от наркотика. – Он посмотрел на нее, и какое-то мгновение Мэри никого больше кругом не замечала. Перед ней оказалось столько волнующих деталей: его глаза в обрамлении длинных темных ресниц, ямочка в вырезе его рубашки, мускусный запах его лосьона после бритья, – она слышала, как стучит в ее жилах кровь.

Потом до Мэри дошел смысл слов, которые он только что произнес, и она громко прыснула.

Лайам, надо отдать ему должное, тоже рассмеялся и скорчил рожицу.

– Но это правда.

– Очень хорошо, – раздался голос Ангуса, и она обернулась.

Он поставил на стойку несколько кружек.

– Эй, это бар, а не игровое шоу, черт возьми. Но все равно даю подсказку. Если вы обратите внимание, то увидите: за спиной у вас ни одной кружки. Почему бы кому-нибудь из вас не пройти по залу и не собрать немного кружек? Если это не слишком затруднит? Простите, простите, простите, – он воздел руки. – Простите, я не ору, я не ору, я просто немного беспокоюсь по поводу состояния кухни, да и сотрудников у нас, кажется, с каждым часом остается меньше, и… – Ангус ушел, все так же бормоча себе под нос.

– Он не всегда такой, – попыталась защитить друга верная Мэри. – Ну, может, он и такой, но сейчас он слишком о многом переживает.

– Как и все мы, – промурлыкал ей в ухо Лайам. Его рука скользнула на ее копчик, – как удачно, единственный участок ее тела, на котором не было целлюлита, – и нежно погладила.

Мэри с удивлением думала: как же получается, что Лайам говорит такие вещи, от которых она при обычных обстоятельствах смутилась бы и закричала от возмущения, но, когда их произносит он, те же слова кажутся невероятно очаровательными.

«Возьми себя в руки, женщина», – прокричал голос у нее в голове.

Но тут же Мэри в голову пришло, как берет ее в свои руки Лайам, и ей пришлось опереться на стойку, чтобы не пошатнуться.

Так они около часа ходили кругами друг вокруг друга, задевали друг друга, направляясь к кассе, пока бар был переполнен, успевали быстро ухватить друг друга, так, чтобы было не видно из-за стойки, и около девяти часов Лайам подошел к Мэри сзади, пока она усердно пробивала в кассе заказ с одного из столиков.

– Мэри, я не знаю, смогу ли так долго ждать, – пробормотал он ей на ухо.

В ответ она смогла только взвизгнуть, – Лайам прижался к ней, и через джинсы она чувствовала, как к ней прикоснулось весьма ощутимое подтверждение его слов.

Мэри закрыла глаза и позволила себя захлестнуть волне пугающего вожделения, после которого пришло болезненное чувство вины. Но, как бы строго ни отчитывала она себя, Мэри ничуточки не сомневалась, что она отчаянно, отчаянно рвется подняться с этим юношей наверх и позволить ему сделать с собой все, что ему заблагорассудится.

– Сейчас совсем тихо, – настойчиво продолжал Лайам.

Да, это правда. Кажется, посетителей действительно немного.

– Мы могли бы просто заскочить к тебе наверх минут на пять, и я бы мог, как бы, мм… – И он пробормотал что-то, что она не совсем уловила, но по реакции собственных джинсов она поняла, что это было нечто весьма развратное и манящее.

Господи! Он же хочет заняться со мной любовью дважды за вечер!

«Нет, – сказала себе Мэри. – Нет, он слишком юн, а ты слишком замужем, и обоих вполне может уволить свирепый начальник – Ангус…»

– О’кей, – прошептала она. Что это – ее голос? Или ее джинсы начали разговаривать сами по себе? – Пошли скорее, а через десять минут нам нужно будет вернуться, а то Ангус убьет нас обоих.

Лайам быстро поцелован ее сзади в шею, отыскав там нежное местечко, от которого она вся затрепетала, – Крис не отыскал эту точку за пять лет, и повернулся. – Извини, приятель, – услышала она его слова, обращенные к посетителю, – сидр закончился. Придется подождать.

Потом она услышала, как он открыл перегородку, которая закрывала стойку, а потом – дверь, ведущую на лестницу, на второй этаж.

У Мэри заколотилось сердце. Такого она не делала со студенческих времен, а внутри у нее все трепетало, как никогда в жизни. Пусть он иногда бывал неловок, пусть ни один разговор с ним не обходился без того, чтобы она не захихикала или не почувствовала себя девяностолетней; он был так красив и так желал ее. Мэри была настолько взволнована, что происходящее казалось не имеющим никакого отношения к ее реальной жизни, – возможно, именно поэтому ее совесть, обычно активно вмешивающаяся в таких ситуациях, позволила ей сделать то, чего хотелось.

А возможно, это ее джинсы не просто обрели собственный голос, а начали массированную атаку, подавляя в ней всякое сопротивление и захватывая полную власть над телом.

Не важно.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале на полке с бутылками: губы были красные, не только по контуру, подводка для глаз все еще не размазалась, волосы лежат пышными волнами, щеки пылают, как у Джейн Рассел [88]88
  Американская актриса, снявшаяся в фильме «Вне закона», который не сразу выпустили на экраны по цензурным соображениям.


[Закрыть], приглашая: «Поймай меня на сеновале, милый!» Ну, ничего другого в ее распоряжении сейчас нет.

Мэри подтянула топик так, чтобы побольше открыть ложбинку между грудей, и выскользнула из-за стойки.

Лайам ждал ее на лестнице; он прислонился к стене и опирался одной ногой на перила, не давая ей пройти. Мэри мельком увидела мускулистый живот игрока в регби, и в ту же секунду юноша притянул ее к себе и страстно поцеловал, запустив одну руку ей в волосы, а другой скользнув по спине и пробираясь под ее лиловые трусики.

Он был так же великолепен, как и в тот раз, о котором она все время вспоминала, – а ее все чаще мучили подозрения, что память обманывает.

«Уааах! – мысленно восхитилась Мэри, чувствуя, с каким воодушевлением реагируют ее джинсы на прикосновение сильных пальцев Лайама. – Кла-а-ассно! Так вот почему все пожилые мужчины заводят себе молоденьких фотомоделей!»

Но внутри, в животе, у нее что-то неприятно зашевелилось, и она подумала, что знает, что это.

Вот и начала ответные действия ее совесть. Как это ни печально, совсем не подвенечные клятвы, а глубоко укоренившееся чувство вины.

Лайам оторвался от нее и откинул с глаз темные локоны. Он тяжело дышал, а зрачки его расширились так, что глаза казались почти совсем черными.

– Поднимайся, – хрипло сказал он. – Сейчас же.

– Ты пойдешь первым, – ответила Мэри, и впервые она думала при этом не о том, что ее зад будет представлен под самым недопустимым углом зрения, – она просто хотела увидеть сзади поднимающегося Лайама в его облегающих «Леви». У нее сильно кружилась голова, не только потому, что голос разума пытался перекричать голос ее джинсов, но и по более материальным причинам, – со вчерашнего вечера она съела только большой кусок лимонного пирога и выпила примерно девять чашек кофе.

– Нет, сначала ты.

– Тик-так, тик-так, – произнесла Мэри, махнув в его сторону рукой с часами.

– Хорошо. – Лайам подхватил ее на руки, как пожарник, выносящий людей из горящего дома, и поднялся по ступеням.

Мэри еле сдерживалась от возбуждения. Такой гибкий мужчина, к тому же еще и такой сильный и настолько галантный, что ни словом не упомянул ее ужасный вес!

От сильной встряски голова стала кружиться еще сильнее, и при других обстоятельствах она прилегла бы вздремнуть, надев на глаза повязку.

– Ооо, Лайам, – прошептала она, держась за перила, когда он поставил ее на площадку. – Мне кажется, что мне сейчас придется…

– Прилечь? – договорил он за нее, приподняв бровь с потрясающе джеймс-бондовским видом, и она невольно испустила стон вожделения, и тогда Лайам снова начал целовать ей шею, находя все те местечки, при прикосновениях к которым она трепетала от пронзительного удовольствия. Где он только этому научился? Может, сейчас в старших классах проходят курс профессионального соблазнения?

Она чувствовала, что в голове давит все сильнее, – к ужасу своему, Мэри почувствовала, что у нее начинается мигрень.

Господи, в самый неподходящий момент!

– Заходи, – выдохнула она, возясь с ключами, – моя спальня вот там. Первая дверь направо. – Она распахнула входную дверь, и они, на нетвердых ногах, вошли, жадно целуя друг друга. Лайам уже вытащил ее футболку из джинсов и расстегивал ей ширинку, – пальцами он уже гладил ее трепещущий животик.

«Странно, – подумала Мэри, пока расстегивала рубашку Лайама и целовала его в шею, ощущая губами слегка соленый вкус юной мужской кожи, – разве я не выключила проигрыватель?»

– Сюда. Скорее, – простонал Лайам, прижимая ее к ближайшей двери и расстегивая свои джинсы.

Мэри как раз успела принять соблазнительную позу, – джинсы наполовину спущены, футболка снята, посмотрите, какая я фигуристая, и в тот же момент он обхватил ее за талию, дверь распахнулась от тяжести их веса, и они влетели в ее спальню.

В другое время она не знала бы, куда скрыться от ужаса, думала бы только о том, что он надорвался, поднимая ее, но от нескрываемой страсти Лайама ей становилось удивительно легко, и она, обхватив его, начала раскачиваться туда-сюда, как какая-нибудь развратная девица.

– Боже, Мэри, какая ты красивая, – простонал Лайам. Голос его невероятно возбуждал, – такой сильный и насыщенный. – Ты такая теплая и близкая, и я так тебя хочу…

Мэри закрыла глаза и откинула голову, представляя, как в приглушенном свете из прихожей по-лебединому белеет сейчас ее вытянутая шейка. Она чувствовала себя красивой. Ей было не по себе, но она действительно чувствовала себя красивой. Она чувствовала…

И в тот момент до нее дошло, что а) у нее не было ни одного диска «Лед Зеппелин», а сейчас она уже не сомневалась, что слышит именно их, и b) на нее кто-то смотрит.

Глаза ее широко распахнулись.

– Я сейчас залезу с головой под одеяло, – сказала Айона, резко приподнявшись на диване, – вид у нее был очень нездоровый, – и сделаю вид, что ничего не видела, ладно?

И она натянула на голову новенькое лиловое одеяло Мэри, египетское, хлопчатобумажное, и начала считать до десяти.

«О Боже, – подумала Мэри, перепуганная и покрасневшая от стыда. – Она расскажет Ангусу, что я соблазнила беззащитного подростка, а Ангус расскажет ей, как я его по ошибке поцеловала, и обо мне начнут думать, как о разведенной нимфоманке, Господи, а может, так оно и есть! Да есть ли кто-нибудь, в чьи объятия я не брошусь? В какую тварь я превращаюсь?»

Мэри прижала пальцы к вискам, – голова уже болела по-настоящему, и тут она вспомнила, что купила в аптеке три упаковки презервативов, но не взяла таблеток от мигрени.

К половине десятого Ангус уже подал посетителям почти все горячие блюда, которые были приготовлены, – оставалось только полдюжины теплых салатов. Габриэл уже отправил в зал несколько десертов, и, несмотря на атмосферу на кухне, которая была одновременно и холодной, и раскаленной, казалось, что все снова вернулось в свое русло.

Ангус ходил от раздачи к столикам на автопилоте, так как одна половина его мозга тревожилась об Айоне, а вторая обдумывала, как поступить с Габриэлом.

Почему она не сказала ему про экзамен? Как ей только пришло в голову, что он не хочет об этом знать? Что он, по ее мнению, сделал бы, завали она экзамен, – бросил бы ее? Сердце его ныло. Она наверно все еще в шоке, раз ее так вырвало; как же это в стиле государственного здравоохранения – выставить человека за дверь, не предложив даже чашечку чаю с сахаром. Очень хорошо.

– Это не наше.

Ангус посмотрел на тарелки с жареным скатом и с бараньими котлетками, – их он как раз собирался поставить на стол, а потом на посетительницу, которая утрированно закатывала глаза, повернувшись к своему спутнику.

– Простите?

– Мы поменяли заказ и попросили пирог с птицей, – я это девушке сказала.

– Какой девушке?

– Блондинке, той, хорошенькой.

Ангуса так и подмывало спросить: «А что, была еще и страшненькая блондинка?» – но он сдержался. Вместо этого Ангус изобразил самую радостную улыбку, на которую только был способен, хотя напрягать мышцы щек в этот вечер становилось все более болезненно.

– Извините, я думаю, что заказ по ошибке не попал на кухню. Я сейчас схожу и разберусь.

А как вообще можно руководить заведением, если приходится работать с таким негодяем, как Габриэл, который приходит и уходит, когда ему только вздумается, превращает Тамару в существо еще более бесполезное, чем в его отсутствие, вводит Джима в состояние странного оцепенения, – каждый раз, когда Джим видел собранную в конский хвост гриву Габриэла, он превращался в мальчишку, разыгрывавшего из себя солидного менеджера…

– Рик, за девятым столиком поменяли заказ, – сообщил Ангус, поставив тарелки обратно на окошко для готовых блюд. – У тебя сохранился листок с тем заказом?

– Вот там, на штырьке наколот, – сказал Рик, не отрывая глаз от фруктового мороженого, – он поливал его рубиново-красным малиновым соком из коробки из-под маргарина. – Если его уже приготовили.

Ангус перебрал листки с заказами и нашел тот, на котором несколько строк были перечеркнуты. Так это он и есть? Прочесть почерк Тамары было практически невозможно.

– Может, ее отправить куда-нибудь поучиться? – произнес он, обращаясь к самому себе.

– Это кого? – поднял глаза Рик. – Тамару? Она сегодня все путает, как никогда, – такое впечатление, что она работает по какому-то другому меню.

– Или же действует по указанию звезд, – предположил Марк. – Вы Телец, и вам полагается говяжья голень.

– А ну заткнулись, – огрызнулся Габриэл, возвращаясь от холодильника с огромной банкой мороженого. – Не сметь так говорить о моей цыпочке, поняли?

– О твоей цыпочке? – не сдержался Ангус. Может быть, его и Тамару сближает одинаковое отсутствие чувства юмора. Потом он вспомнил, что, начни он сейчас ссориться с Габриэлом, в той части мысленного списка, где подбирались поводы вернуться на старую работу, наберется столько пунктиков, что вопрос окажется решенным, и воздел руки. – Извини, извини, извини! Считай, что я ничего не говорил. Где Нед?

– Вот там, – показал Габриэл с двусмысленной улыбкой.

Нед стоял, прислонившись к стене; выглядел он страшнее смерти.

– Нед, с тобой все в порядке? – Только не это! Ангус почувствовал, как от одного взгляда на Неда у него самого кровь отхлынула от лица. Он бросился к Неду и положил ему руку на лоб. Ему показалось, что он потрогал рыбу. – Марк, принеси Неду воды! Ладно, дожарь эту проклятую форель! Рик! Рик! – Он махнул рукой в сторону гриля. – Оставь пирог и иди доделать то, что готовил Нед!

– Но это же…

– Наплевать, это сладкое, пусть подождут. Попроси Мэри подать им пока десертное вино. – Ангус обхватил Неда за плечи и повел его к выходу из кухни через черный ход. – Ты что же, Нед, дружище, тебе надо подышать свежим воздухом. Тебя не…

Вместо ответа Нед поднял крышку мусорного бака, и его стошнило.

– Господи, Ангус, я себя чувствую просто… – Он покачнулся и закрыл рот рукой.

Ангус тактично отвел глаза. Может, у него развилась паранойя, поскольку ему уже начала мерещиться некая связь между тем, что стошнило Неда, стошнило Айону, и тем, что оба держали в секрете ее экзамен, и… Господи, да что же за этим стоит?

В животе у него снова зашевелился ужас, но он отогнал его. Нет. Если он хоть в чем-то уверен насчет Айоны, так это в том, что она ему не лжет.

Если не вспоминать об экзамене в автошколе.

– Ангус!

– Ну, что еще случилось? – Он повернулся и увидел Тамару, вошедшую на кухню с самодовольным выражением лица.

– Знаешь, кто сидит в углу, Да?

– Не знаю и знать не хочу. Послушай, Неда вырвало. Может, ты нам что-нибудь объяснишь, Нед? Что ты мог такое съесть, отчего тебе стало плохо? – Ангус наклонился к нему, и Неда снова стошнило в мусорный бак.

Тамара с ужасом глянула на пирог с птицей, который несла на блюде.

– Что ты ел, Нед? – спросил Ангус. – Скажи сейчас же, потому что если оно включено в меню, то нам надо немедленно забрать его назад.

Нед сделал неопределенный жест в сторону рабочего стола около холодильника.

Все они посмотрели в ту сторону: на столе стояла коробка из-под маргарина, полная песочного печенья в виде сердечек, большая миска с кремом, лимонный пирог, мешок с грибами и пароварка со сливочной карамелью, только что вынутой из духовки.

– Разве все это не нужно убирать в холодильник? – запальчиво спросил Ангус. – Надо же соблюдать санитарные требования, или как? А здесь микробы и все такое.

Рик понюхал миску с кремом.

– Странный запах, – сказал он. – Может, крем испортился?

– Тебя этому научили в кулинарном колледже? – насмешливо ответил Габриэл. Он схватил миску и попробовал крем. – Все в порядке. А вкус у него, как ты красиво выразился, странный, потому что это, черт возьми, creme au beurre mousseline [89]89
  Крем муслин со сливочным маслом.


[Закрыть]!

Нед с трудом поднял голову, и в его стальных серых глазах, чуть налитых кровью, светилось негодование профессионала.

– Я тебе уже говорил про французские штучки, мерзавец.У нас здесь современная британская кухня, а не всякий выпендреж… – Продолжение его фразы заглушил поток рвоты, но основную мысль Габриэл вполне уловил.

Его красивое лицо помрачнело, как предгрозовое небо, и он окинул взглядом кухню.

– Ну, блин, совершенно очевидно, отчего все сейчас блюют!

– Отчего? – спросил Ангус. Он видел, как съежились Рик и Марк, стараясь скрыться из его поля зрения, и понял, что от них поддержки ждать не приходится. Во всем теле он ощущал выброс адреналина. Разбираться с людьми Ангус умел. Он же юрист. Его этому прекрасно научили! Что самое главное, его уже не волновало, что думает о нем Габриэл, поскольку иметь с ним дело, скорее всего, придется теперь совсем недолго.

– Да это все из-за твоего гребаного любительского лимонного пирога, а то как же? – Габриэл презрительно скривил губы. – В чем дело? Ты положил туда яйца, у которых истек срок годности? Или ты не до конца разобрался в рецепте?

– Заткнись! – проревел Ангус, глядя на него через стоявший между ними стол. – И все забери!

На лице Тамары читался ужас, – она уже подумывала, не побежать ли ей за Айоной, которая всех успокоит и не даст Ангусу перекроить симпатичное лицо Габриэла. Хотя у Габриэла были хорошо видны накачанные мускулы, она знала, что в ярости Ангус преображался, как древний кельтский герой.

Мэри вошла на кухню из бара, – лицо ее было пепельного оттенка, и она не замечала, что творится вокруг.

– Ангус, у тебя в кабинете не найдется обезболивающего? – спросила она. – Мне так плохо.

– Вот оно! – Габриэл округлил глаза с самодовольным видом. – Я же видел, что она тоже его сегодня ела.

– Что? Что я ела? – спросила Мэри, потирая виски. У нее никогда еще не было такой сильной головной боли, а ведь ей так хотелось доработать до конца смены. – Тамара, у тебя нет какой-нибудь гомеопатической ерунды, которую ты обычно берешь с собой?

Все, кроме Мэри, уставились на пирог. От него осталась только половина, и она аппетитно поблескивала в свете неоновой лампы.

– Сегодня из всех сладких блюд больше всего заказывали именно его, – отметил Марк, будто в защиту своего босса. – И все эти женщины в углу тоже его взяли.

– Да, ведь из-за того, что сразу после него начинает тошнить, его можно считать достаточно низкокалорийным, – издевательским тоном пошутил Габриэл.

– С лимонным пирогом все в полном порядке, – повторил Ангус. Голос его прозвучал на угрожающе низкой ноте. – Я приготовил пирог поменьше, который мы с Айоной съели вчера, и с нами было все в порядке.

– А с Айоной все в порядке? – спросила Мэри, будто не воспринимая ничего из того, что творилось вокруг. – Я ее только что видела, и, как мне показалось, ей… – Но тут она вспомнила, что ей совершенно не полагалось подниматься сейчас наверх, а по свирепому взгляду Ангуса она почувствовала, что эту тему лучше не обсуждать.

– Мэри, ты ужасно выглядишь, – только и сказал он. – Наверное, тебе стоит пойти прилечь на полчасика. Лайам справится в баре один, не так ли?

Мэри нервно кивнула.

– Отлично, в таком случае нам придется обходиться только без троих. – Ангус закатил глаза. – Как я думаю, в баре не найдется никого, кто хорошо разбирается в кулинарии, или как?

– Да-да, там как раз есть такие люди, – с готовностью сообщила Тамара. – У нас сидят Фэй Машлер [90]90
  Журналист, автор статей о ресторанах.


[Закрыть]и Чарльз Кэмпион [91]91
  Автор путеводителей по Лондону, в том числе по ресторанам.


[Закрыть]. Они пишут что-то типа путеводителя по лондонским пабам, или вроде того. Кажется, им у нас нравится, и…

– Все, приехали, – провозгласил Ангус, воздев руки. Он слышал об этих людях. Вот и последний пунктик – он возвращается на старую работу. Теперь уже все не важно. Можно уже не обращать внимания на крики. Или на то, как надули губки Габриэл и Тамара. – Тамара, немедленно пойди и забери у посетителей все сладкие блюда – все, где есть сливки, яйца, да-да, и лимонный пирог тоже забери.

– Но… – произнесла Тамара с перепуганным лицом.

– Меня не волнует, что ты им скажешь, – просто принеси все обратно, а ты, – бросил он взгляд на Габриэла, – либо найди взамен что-нибудь из холодильника, либо можешь уже сегодня призадуматься о том, что будешь делать дальше, со своим недействительным допуском к работе.

На лице Габриэла тут же появилось совершенно другое выражение.

– А при чем тут мой допуск к работе? Тут же…

– Об этом мы поговорим позже, – мрачно сказал Ангус. – Так вот. Марк…

Марк посмотрел на Ангуса с таким выражением, как будто от него вот-вот потребуют приготовить и подать в качестве горячего блюда собственную печень.

– Ангус! Мне нужно сейчас же стобой поговорить! – Джим прошел через кухню и направился в кабинет. Он выглядел свирепым, что для него было совершенно не характерно, и размахивал пачкой бумаг. Узел галстука болтался у него примерно посередине груди. – Я… Я… просто в ярости!

– Давайте же! – приказал Ангус, обращаясь к потрясенной компании на кухне. – Делайте, что я сказал! – И он пошел в кабинет вслед за Джимом.

К своему удивлению, он увидел, что Джим наливал себе приличную порцию бренди в кофейную чашку.

– Я думал, что ты не притрагиваешься к подношениям нечестивцев! – удивился Ангус. Он не понимал, почему до сих пор не разрыдался. В какой-то момент сегодняшнего вечера, – он не заметил, когда именно, – трагедия превратилась в настоящий фарс. Буквально солнечным сплетением он с мрачной убежденностью ощущал, что придется вернуться работать в офис. – Мне-то казалось, что ты считал взятки в виде бренди под Рождество ниже достоинства добропорядочного коммерсанта? Или эти заявления делались в пользу Тамары?

Джим залпом выпил бренди, крякнул с бесстыдным видом и еще больше ослабил галстук.

– Налей мне тоже! И где ты вообще был, а? – продолжал Ангус, стараясь не обращать внимания на то, что Джим вел себя точь-в-точь как персонаж из мыльной оперы. – Если ты сейчас скажешь, что обрюхатил Чарм, и именно поэтому она ушла с работы, то это будет как раз то, чего мне не хватало. Да нет, можешь даже сказать, что от тебя забеременела моя девушка, и…

– Я был в офисе, мы с Ребеккой подбирали материалы, которые можно использовать в качестве доказательства. – Джим постукивал по зеленой папке, в которую Ребекка подшила для него документы. Выглядел он именно так, как выглядит милый парень, который решил, что «хватит быть милым парнем».

– Что подбирали? – Ангус решил, что по поводу Ребекки разберется потом. Если наступит такое «потом».

– «Оверворлд». Сборище негодяев, только и знают, что строить коварные планы, – выпалил Джим. – Я узнал, почему они так рвались выделить нам все эти деньги.

– Не может быть. – Ангус бессильно рухнул в кресло. Кр-чинк – начертался последний крестик в его воображаемом списке. Та часть его мозга, в которой обитал Ангус-юрист, давно уже поджидала чего-то в этом роде. А та, которой управлял Ангус – счастливый трактирщик, не обращала внимания на тревожные звоночки, веря, что все будет хорошо… – Давай, начинай с самого плохого.

– С чего жемне начать? – риторически воскликнул Джим. На лице его была ярость – никогда раньше Ангус не видел его таким. – Начнем с того, что Мартин дал мне возможность заняться этим проектом вовсе не потому, что наконец, когда я отработал уже несколько лет, он начал относиться ко мне серьезнее, – все было сделано лишь ради того, чтобы уклониться от уплаты налогов. Они хотели, чтобы я потерпел огромные убытки, потратил кучу денег и в этом году, и в следующем, и они решили доверить проект именно мне, потому что все они убеждены, что я обращаюсь с деньгами хуже трехлетнего ребенка. Негодяи! Здесь распечатаны электронные письма и все прочее! – Он ткнул пальцем в свою папку. – Они потешались над моими рубашками!

– Господи, – произнес Ангус, и сердце его ухнуло в пятки. Теперь и его начинало тошнить. – Так вот почему они уговаривали нас купить канделябры баварского хрусталя. И нанять побольше работников. Конечно же.

– А потом! – стукнул кулаком по столу Джим. – Потомони собирались заявить, что все убытки говорят о том, что паб не оправдывает себя с финансовой точки зрения, поэтому они смогут, несмотря на то что против этого возражали местные власти, через какое-то время перестроить его и сделать полностью жилым домом, а на том, что когда-то это был паб, они тоже смогут нажиться! Саймон даже название придумал для этого проекта – «Виноградник в большом городе»! Господи! Я просто не понимаю, как я мог об этом не догадываться!

Ангус понимал, как, но ничего не говорил. Ему просто хотелось найти укромный уголок и заплакать. Боссы из «Оверворлд» всегда просчитывали вперед на пятнадцать ходов дальше, чем они. А он-то предполагал, что все продумал.

– Ты знаешь, что они уже скупили половину домов на этой улице? – продолжал Джим. – Для них это, черт возьми, игра вроде «Монополии». – Он запустил руки в волосы и со свирепым видом уставился на стену. Потом он сорвал с доски для объявлений все листки с проектами их финансовых достижений, которые повесил только вчера, и выкинул их в корзину для мусора.

– Откуда ты обо всем этом узнал? – полуобморочным голосом спросил Ангус.

– Мне рассказала Ребекка. Кажется, об этом знали все, кроме меня. Я просто поверить не могу, что надо мной все это время только потешались! Да меня просто тошнит от того, что все меня считают ходячим анекдотом! Ну, это уже последняя капля. – Джим посмотрел на него, и Ангус увидел в его глазах такую пугающую решительность, с которой ни разу не сталкивался с тех самых пор, как они бежали кросс для юниоров, и Джим пришел к финишу с гипотонией и сломанным ребром.

«Черт возьми, наконец-то», – обрадовался Ангус.

– Я собираюсь как-нибудь собрать средства и заставить их продать это заведение мне, а иначе вот эта небольшая подборка ляжет на стол в налоговом управлении. И это еще не все материалы, которые у меня на них собраны. – Он фыркнул, и Ангусу было приятно видеть, что Джим казался несколько вышедшим из себя. Может, есть еще на что надеяться. – Один Бог знает, что у меня на них припасено. Так что, Ангус, ты согласен этим заниматься?

Ангус не ответил. Он представлял себе, как будет просыпаться утром и не беспокоиться о том, что Габриэл снова начнет скандалить с поставщиком овощей. Как будет приходить домой в семь часов вечера, а не в час ночи. Как его отношения с Безумным Сэмом будут ограничиваться кивком в знак приветствия.

– Ангус? – повторил Джим.

– Ангус? – На этот раз к нему обращалась Айона. Он резко поднял голову и увидел ее в дверях, – она опиралась на косяк.

– На кухне настоящий бунт, и я услышала, как вы здесь кричите, и…

Ангус встал.

– Так вот, Джим, ты остаешься за главного.

– Но… – начал было Джим, и на лице у него появилось всем знакомое запуганное выражение.

– Ты за главного. Ты собираешься руководить этим заведением, так давай, начинай. Разберись с марионетками, которые скандалят на кухне, а мне нужно выйти и поговорить с Айоной.

Ангус увидел, что Джим, пусть и задергался, был настроен решительно; оставив его, он схватил Айону за руку и повел ее к выходу из паба. Он слышал, как у него за спиной, из кухни, раздается голос Джима, который перекрикивает Габриэла, и мрачно порадовался. А сам он хотел только уйти отсюда. УЙТИ.

Для такого крупного мужчины, как он, Ангус шел очень быстро и нечаянно наступил на ищейку, привязанную к табурету, – собаку привел приятель Безумного Сэма, Дэн, и Айоне, которую он все так же тащил за руку, пришлось торопливо извиняться.

Ангус распахнул стеклянную дверь и бережно усадил Айону на одну из выставленных на улице старых скамеек. Потом присел перед Айоной на корточки, взял ее за обе руки и попытался отдышаться. Почему-то, хотя на поверхности у него все бушевало, внутри Ангус ощущал удивительное спокойствие. Стоявшие у дверей три женщины в деловых костюмах отошли, то и дело оглядываясь на них, как будто боялись пропустить что-то интересное.

Ангус вдохнул всей грудью прохладный ночной воздух и посмотрел Айоне в лицо. Кожа у нее казалась слегка зеленоватого оттенка, а волосы были примяты с одной стороны, и на футболке торчала засохшая капля блевотины, но ему она казалась красивой, как никогда, потому что он уже приготовился к прыжку в неизвестное.