Текст книги "Взрослая жизнь для начинающих"
Автор книги: Виктория Рутледж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)
Глава 19
Никогда еще Айоне не казалось, что неделя пролетает так быстро. И никогда в ее жизни не было такой неприятной поездки, как эта, – казалось, что Ангус везет ее в Бромли, пытаясь заодно заработать рекордное число штрафов за превышение скорости.
Само собой, они опоздали. Все из-за новых туфель, хотя Айона подозревала, что тут не обошлось без ее подсознания, – оно пыталось взять на себя контроль над ситуацией, и в результате она необычно долго не могла решить, что надеть с новыми туфлями на низком каблуке, которые она из принципа возненавидела, хотя те смотрелись очень неплохо. И, само собой, ее медлительность пробудила в Ангусе стремление вести машину как на гонках, в предельной степени проявляя при этом водительскую нетерпимость. Ей казалось, что ее заперли в машине, где за рулем сидит автогонщик, страдающий синдромом Туррета [51]51
Проявляется в виде тиков, подергивания и стремления говорить непристойности.
[Закрыть].
– Только не вздумай вот так сделать во время урока, – снова подчеркивал он, догоняя на полосе обгона трепещущую «сиерру», – а то я тебя знаю.
– Или вот так, – сказал он, обгоняя огромный трейлер, а потом обернулся и ответил водителю тем же непристойным жестом, который тот показал ему сразу двумя руками.
– Или вот так, – позвонив по мобильному инструктору, чтобы предупредить о небольшом опоздании, и обгоняя при этом школьный автобус. – Водить всегда нужно внимательно. Ну е-пе-ре-се-те, когда же ты уберешься, черт побери, с этой полосы! Она для машин, а не для детских колясок! Проклятье… Ты смотришь, как я переключаю передачи, Айона?
Айона никуда не смотрела. Она закрыла лицо ладонями.
– Ну вот, Айона, – сказал приятный мужчина в свитере платочной вязки, на чье милосердие оставил ее Ангус, которому надо было еще успеть, не снося на своем пути звукоизоляционные ограждения, вернуться в центр и встретиться с представителем пивоваренной компании.
Звали ее нового инструктора Рон. Он говорил с ней так, как обращался бы массовик-затейник к нахмуренному малышу – своему единственному зрителю. Айона подумала, что за его почти сверхъестественным спокойствием и жизнерадостностью может скрываться что-то нехорошее. Вполне вероятно, пристрастие к транквилизаторам. Она вежливо улыбнулась и стала нервно возиться с ремнем безопасности. Она предпочитала с самого начала проверить, что ремни в порядке.
Рон издал сдавленный смешок:
– Ах-ха! – и подтянул рукава свитера. – Не торопись, скажи, когдабудешь готова. – И он откинулся на сиденьи так, как будто ему сейчас будут делать расслабляющий индийский массаж головы.
Айона быстро глянула на него и постаралась, чтобы в ее глазах не отразилось недоверие. Большинству инструкторов по вождению, с которыми ей случалось сталкиваться, – всех их рекомендовали ей друзья, рассказывавшие об их хладнокровии и особенной доброте так, как будто представляли их на получение «Золотого сердца» из рук Эстер Ранцен [52]52
Руководительница фонда «Детская линия», известный борец против насилия над детьми.
[Закрыть], – так вот, большинству инструкторов приходилось через силу влезать в машину и пристегиваться для того, чтобы тут же не убежать, уже перед началом третьего занятия с ней. То, что она чаще всего не записывалась на четвертое занятие, вызывало у них только благодарность.
Айона не понимала, каким образом Рону удалось заманить ее на водительское сиденье. Она что-то не припоминала, как согласилась поменяться с ним местами; обычно ей удавалось оттянуть этот мрачный момент минут на пятьдесят пять, задавая вопросы, один сложнее другого, о системе управления двигателем в опеле «Воксхолл Корса». И она была уверена, что знает об этом лучше, чем инструктор. Благодаря лежавшим у Ангуса в туалете журналам она могла не менее двадцати минут рассуждать о доработке каналов и камер сгорания или о дифференциале повышенного трения.
Айона вцепилась в руль и в очередной раз поразилась, насколько она любит автомобили, пока находится на пассажирском сиденье, и насколько ожесточенно их ненавидит, оказавшись в трех футах оттуда, по другую сторону коробки передач. Было бы порядочнее сразу предупредить этого человека.
– Пока мы не начали, я должна сообщить, – сказала она, делая медленные вдохи через нос, как советовал Тамарин учитель рейки, – что я очень ненавижу вождение и очень его боюсь. – Вдохи через нос звучали по-лошадиному шумно, но Рон как будто этого не замечал.
К тому же на лице у него появилась изумленная улыбка – почти так же улыбался Ангус, как только они начинали «обсуждать», как Айона «боится водить машину».
– Ну, Айона, ах-ха-ха! Если бы я получал фунт стерлингов за каждого ученика, который мне это говорит…
«А если бы мне давали один фунт за каждую избитую фразу, которую я слышу от инструктора, то хватило бы на то, чтобы нанять личного шофера, на полный рабочий день», – желчно подумала Айона. Но она все же продолжила, стараясь говорить как можно более приятным голосом.
– Моя подруга Тамара… – Тут она остановилась и поправила себя. – Мои друзья искренне полагают, что мне следует пройти курс специальной терапии перед тем, как учиться водить, но, как вы знаете, мой парень вбил себе в голову, что я должна научиться водить, и возможности выбора у меня практически нет… – Голос ее замер, и фраза так и повисла в тишине.
Рон просто все так же ободряюще улыбался. С учетом того, насколько не смешной была эта ситуация, он производил на нее впечатление человека слегка помешанного.
Айона вздохнула и бросила взгляд на часы, а в животе у нее что-то бурлило, как это бывает при пищевом отравлении. На то, чтобы отвезти ее в этот удаленный район Лондона (настолько удаленный, что она здесь раньше никогда и не бывала, общественный транспорт оставался очень далеко, а на многих машинах, казалось, было установлено что-то типа глобальной системы определения координат), ушло только шесть минут от урока.
Милейший Рон улыбнулся еще шире, глаза его теперь просто переполняла симпатия, и пролистал ее новенькую зачетную книжку. Все графы, начиная с «Для чего предназначены эти кнопки?» и до «Умелое вождение с включенным радиоприемником», были воодушевляюще пусты.
«Десять пунктов обвинения, – подумала Айона. – Десять уровней, через которые предстоит тупо продираться. Сколько же для этого понадобится времени?»
– Так вот, Айона, как я говорю всем своим ученикам, которые так волнуются, я и не рассчитываю,что ты уже все знаешь. Зачем бы ты здесь сидела, если бы и так умела водить? Ха-ха! Ну а теперь я умолкаю, а ты мне покажешь все, что умеешь, чтобы мы могли понять, с чего начать.
Ангус слишком многое поведал Рону. Айона жалела, что сказала Ангусу, сколько инструкторов у нее уже было, – точно так же, как она жалела каждый раз, когда сама предоставляла ему оружие для словесной атаки. У него была ужасная привычка запоминать все, что она говорила, а потом использовать это против нее, – так загораются глаза у уличного грабителя, когда ты бесцельно крутишь на пальцах руки ключи от автомобиля, как будто стараясь отполировать костяшки. Беда была в том, что количество инструкторов, не справившихся со своей задачей, она в том разговоре преувеличила, чтобы убедить Ангуса в том, что она а) приложила большие усилия, чтобы научиться водить и б) была необучаема. Однако Ангус и Рон увидели в этом достойный вызов для педагогических способностей Рона.
Айона подумала, не изобразить ли ей, пока не поздно, полное невежество в данном вопросе.
Она почувствовала накатывающую из живота тошноту еще тогда, когда поменялась местами с Роном, и не думала, что это чувство вызвано исключительно тем, что тот забыл на водительском месте липкую на ощупь подушечку. Сейчас она уже серьезно задумывалась, не вырвет ли ее; как бы отчаянно ни пыталась она определить, откуда взялся этот животный ужас, это ей так и не удавалось. Айона чувствовала себя беспомощной четырехлетней малышкой, и ей хотелось просто выйти из машины, отдать свое временное водительское разрешение и поехать домой на автобусе.
– Айона? Мы с тобой будем заводить мотор?
– Мне этого очень не хочется делать, – сказала Айона, и голос ее предательски дрожал.
Да пусть мне придется ездить на общественном транспорте! И пусть мне придется ждать поезда в метро на Северной линии! Да я не против заплатить и за такси, когда поеду на южный берег! Или буду ездить на мини-кэбах!
– У нас включена передача? – спросил Рон, размахивая правой рукой.
Айона повернулась, чтобы посмотреть на него, но не отрывала рук от руля. То ли он собирался отсчитывать по пальцам все действия, которые необходимо произвести перед тем, как тронуться с места, то ли решил провести весь урок, изъясняясь на языке глухонемых.
Она сглотнула и покачала рычаг переключения передач туда-сюда.
– Нет.
– А что могло бы произойти, если бы, когда мы завели мотор, была включена передача?
– Сработает сцепление, и машина, если она не стоит на ручном тормозе, дернется вперед, как только включится зажигание.
– Очень хорошо! – воскликнул Рон. Айона заметила, что на его добром лице было написано облегчение и благодарность. Казалось, что его так и тянет наградить ее шоколадкой. – Я вижу, что это мы уже проходили!
– О да, – невесело сказала Айона. – Проходили.
Айона была твердо убеждена, что инструкторы по вождению – совершенно не глупые люди, если не считать того, что они решили зарабатывать себе на жизнь, позволяя возить себя по Лондону на машине тем, кто, по собственному признанию, водить не умел. И это объяснялось то ли христианским человеколюбием в сочетании с отважной верой в загробную жизнь, то ли обыкновенной самонадеянностью.
Глупые люди не могли бы, для начала, брать по двадцать фунтов за час занятий.
Рон, как она быстро обнаружила, был не только образцовым учителем – чем-то вроде послушного пони для начинающих всадников, – но исповедовал особую философию, «учение инструктора по вождению». Для Рона жизнь представляла собой бесконечный ряд вопросов, и он знал на них ответы, но тем не менее считал необходимым спросить у Айоны. Он объяснил, хотя она и не спрашивала, что намеренно непрерывно с ней болтает, потому что это поможет ей подготовиться к поездкам по городу в компании подруг, – то есть вовсе не для того, чтобы внушить ей мысль сделать аварийную остановку и проверить надувную подушку безопасности со стороны пассажира. Потому что он сам, при необходимости, заменит подушку безопасности. Когда она будет водить получше, пообещал Рон, он разрешит ей включить «Столичное радио».
Айона не стала говорить ему, что на таком расстоянии от центра города эта станция, скорее всего, ловиться не будет.
– Что может оказаться вот там, за углом? – говорил он, обрывая на полуслове очередную забавную историю про то, как водил своего пса на общий курс послушания. («Бедняга Колин! Откуда ему было знать, что это вовсе не его пищащая игрушка! Он никогда еще не видел такой маленькой собачки! Хорошо, что у меня с собой были пассатижи!»)
«Откуда же мне знать, что там за углом», – думала Айона, пытаясь избавиться от мучительно нарушенного восприятия: ей все казалось, что она не ведет машину, а упражняется на игровом тренажере. Машина никак не хотела стать настоящей. Может быть, Рон что-то подсыпал в кондиционер воздуха, но ей было ни на чем не сосредоточиться.
– Айона? Как ты думаешь, что может оказаться за углом?
В голову ей тут же пришло сразу три варианта раздраженного ответа на этот вопрос, а именно: «Уэльс?», «Как далеко мы уже уехали?» и «Я что, экстрасенс?».
Но, не обладая наглостью и уверенностью Мэри, она решила включиться в игру и сказала:
– Э, ну, старушка может переходить дорогу в самом неподходящем месте.
– Вот именно! – Рон снова подтянул рукава. – Или слон! Или мой Колин сорвется с поводка и прибежит сказать тебе: «Привет, Айона, хорошо ли работают эти тормоза с вакуумным усилителем?» Ха-ха! Там может оказаться все что угодно! Ну так что же нам делать?
– Мы сбросим скорость.
Наступила пауза.
– Конечно. Айона, мы сейчас в Кэтфорде, а не на автодроме, правда? Поэтому мы снижаем скорость, так? Тебе помочь? Великолепно. Ну а что мы делаем, когда видим припаркованные машины?
В изложении Рона мир представлял собой набор катастроф, которых еле-еле удается избежать.
К счастью, за час Айоне их повстречалось не так уж много.
Глава 20
Джим осторожно пробирался в двери «Оверворлд», неся поднос с чашечками утреннего кофе, и придержал ногой дверь, выпуская курьера, – а тот так торопился добраться до своего мотоцикла раньше, чем инспектор службы дорожного движения, что нечаянно отпустил стеклянную дверь, и она изо всех сил ударила Джима по ноге.
– Проклятье! – завопил Джим, резко остановившись. Из-за этого поднос дернулся, ручеек горячего молока выплеснулся из одной из чашечек прямо на его голую руку, и от боли он выпустил один край подноса.
– Ох!
Сияющая улыбка, украшавшая лицо Ребекки все то время, пока Джим придерживал дверь, превратилась в недовольную гримасу. У нее была заготовлена слегка игривая, остроумная присказка, но сейчас она сочла нужным обойтись без этого, видя, как Джим стоит, прилепившись губами к руке, как будто вампир, напавший на самого себя, а по внутренней стороне брючины у него растекается грязное пятно от молока. Джим работал в «Оверворлд» уже три года, но все еще казался мальчишкой-стажером. Она прикусила накрашенную вишневой помадой губку. Саймон зашвырнул бы поднос с кофе метра на два в высоту, рискуя ошпарить массу народа, но ни за что не залил бы собственные брюки. Кайл кинул бы поднос прямо в нее и подал бы в суд на курьера еще до того, как поднос коснется пола. Джим не умеет действовать в напряженной обстановке, вот в чем его проблема.
– Я попрошу принести ведро, – невесело сказала она и позвонила в технический отдел.
Джим оторвал губы от обожженной руки.
– Нет, все в порядке, я… Спасибо, – сказал он, нерешительно попытался спасти более удачно стоявшие на подносе эспрессо, а потом стал разгонять молочную грязь по мраморному полу безнадежно неприспособленной для этого салфеткой. Они не только не впитывали, но и заново заливали кофе на только что протертые участки пола. Джим был слегка изумлен – не впитывающими возможностями салфеток, конечно, а чистотой помещения, поскольку, как он заметил, намокшие от кофе салфетки так и оставались коричневатого цвета; когда ему в последний раз случалось вытирать молоко с пола на кухне, где пол казался совершенно белым, белая салфетка почернела.
– Тебя в последнее время совсем не видно, – заметила Ребекка, выглядывая из-за своего белого стола в надежде, что ее мокко с обезжиренным молоком мог не пострадать.
Джим стоял на четвереньках и пытался загнать растекающееся пятно из двойного капуччино под модель двенадцатиэтажного торгово-развлекательного комплекса, который спроектировал Саймон, – зад у Джима выглядел удивительно изящно. Ребекка не успела договорить, как Джим неловко выпрямился и стукнулся головой о макет башни для прыжков на эластичном тросе, по поводу которой было столько споров.
– Да, меня не было, я много работаю на площадке – паб «Виноградная гроздь».
– В Лэдброк-Гроув?
Джим потер голову – волосы показались липкими, и он отметил про себя, что до выходных надо обязательно принять ванну. С тех пор, как Тамара стала неразлучна с Габриэлом, как флаг с огромной мачтой, – кроме того, с того же времени у него снова поселился Нед, который хотел быть ближе к пабу, – личная гигиена Джима пребывала в состоянии глубокого кризиса. Дело усугублялось еще и тем, что он редко бывал в офисе, а Нед не особенно подходил в качестве ролевой модели, особенно по сравнению с благоухавшим лимонной свежестью Саймоном.
– Мы все без тебя так скучали, – заворковала Ребекка. Она прикоснулась к подбородку красным ноготком. – Было так тихо. Твои прикольные друзья не звонили. И приходилось все время дозваниваться, чтобы прислали кофе. А их мальчик из службы доставки совсем не такой шустрый, как ты.
Джим перестал тереть голову и в недоумении посмотрел на нее. Ребекка заулыбалась еще шире и игриво вскинула бровь. Она подумывала, не указать ли Джиму на какое-нибудь оставшееся пятно молока, чтобы снова полюбоваться, как он ползает на четвереньках.
Он шагнул в ее сторону.
– Ты хочешь сказать, что кофе могут доставитьпрямо в офис? – брызжа слюной, спросил Джим.
Лицо Ребекки напряглось от смущения.
– Вообще-то да, у нашей фирмы есть договор на обслуживание в «Эспрессо Бонго» и…
– Да замечательно!Черт побери, классно! А ты понимаешь…
Стеклянная дверь распахнулась, и влетел Мартин; опуская портфель на стол Ребекки, он бросил взгляд через плечо.
– Жена наняла кого-то вести за мной слежку. Один Бог ведает почему я столько денег ей отвалил на оплату услуг ее долбаного экстрасенса. Пусть тот ей и рассказывает, где я, и не надо спрашивать Светлану… О, Джим, тебя-то мне и нужно! Мы можем зайти ко мне в кабинет и переброситься парой слов насчет «Снопа пшеницы»? Нужно обсудить некоторые предварительные расчеты.
– Хм, на самом деле, Мартин, паб называется «Виноградная гроздь».
– Ах да, конечно! Конечно! Ребекка, душечка, попросишь Светлану вот это для меня напечатать, да? А потом пусть она позвонит в «Бутик Монтиньяк», заказать мне ланч? Сегодня я поем пораньше. Спасибо огромное. Заходи, Джим!
– Я оставлю здесь поднос, – бросил через плечо Джим, забирая два чудом уцелевших эспрессо. – Ты можешь заказать свежий по телефону.
– Нет проблем! – заулыбалась Ребекка. Как только оба скрылись из виду, она выпятила нижнюю губку, накрыла ею верхнюю, стараясь не размазать помаду, и задумалась. Перед ней стояла сложная управленческая задача: как получить Джима в собственное распоряжение. Он либо намного хитрее, чем кажется, либо представляет собой уникальный экземпляр гетеросексуального лондонца, который в двадцать восемь лет не замечает, что с ним флиртуют, – наверно, отсутствует какая-то антенна.
– Так, Джим, спасибо за новые расчеты, – сказал Мартин. Он повернулся в кресле и закрыл жалюзи на окне за своим столом. Светочувствительная система контроля тут же включила подсветку на стенных панелях. – Осторожность никогда не помешает, да? – улыбнулся он. – Ну, теперь перейдем к твоему проекту…
Они оба посмотрели в лежавшую на столе перед ними аккуратную папочку, в которой Джим носил счета и планы. Светлана старательно наклеила на важные листы листочки Post-it. Джим это сразу понял, потому что знал, что там было самое главное, – но он был не совсем уверен, что Мартин знал тоже. Но с другой стороны, Мартин, хотя и производил прямо противоположное впечатление, был еще хитрее Кайла и Майкла.
– Знаешь ли, за все годы моей работы я впервые сталкиваюсь с новым рестораном, который не исчез к чертовой бабушке в первые три месяца своего существования! – Мартин грубо расхохотался и глянул на Джима, ожидая, что тот присоединится к нему.
Джим натянуто улыбнулся. Они с Ангусом добились такой прибыльности своим кровавым потом. Брайан просто рыдал, когда узнал о том, на каких условиях они заключили договора с пивоваренными компаниями, не говоря уже о прочих поставщиках.
Брайан постоянно звонил из Лас-Пальмас. По ночам, чтобы не слышал Луис. Он тосковал по Лондону. Он скучал по пабу. Шепотом, заливаясь слезами, проговорил он с Ангусом полчаса, а потом признался, что ему не хватает Безумного Сэма. В этот момент, к радости Ангуса, вошел Луис, и разговор пришлось внезапно прервать.
– Ну что ж, парнишка Джим! Как же ты этого добился? Я просто поражен! – говорил Мартин, поворачивая кресло туда-сюда.
Джим прекрасно понимал, что ему крутиться в кресле не положено по статусу, и еще более четко он осознавал, что всякое панибратство в компании «Оверворлд» служило только прикрытием для каких-нибудь гадостей. Кроме того, он, как обычно, сомневался, насколько требуется излагать всю правду и будет ли это вообще уместно.
– Ну, – осторожно заговорил он, – при оформлении интерьера мы остановились на недорогом и эффективном решении, для чего привлекли дизайнера, с которым мне уже случалось раньше сотрудничать, кроме того, я поговорил с агентами по недвижимости в этом районе по поводу квартир на втором этаже, так что после того, как мы оформим страховку и все прочие документы, мы, как мне кажется, сможем получать прибыль…
– Ох, позволь тебя на этом прервать – остановись! – о’кей? Ты снова за свое, Джим. Количество голубиных какашек на одну тротуарную плитку, да? Да? – Мартин тряхнул головой и потер живот. В конце концов, это был тот час, когда он, скрываясь от всех, вкушал ланч. – Я и представить себе не мог, что тебе удастся такое дело, – ну, это говорит только о том, что и мне стоит еще кой-чему поучиться. Ну а ты так здорово справляешься с этим непростым делом, что мы с Кайлом хотим тебе подбросить еще денег, чтобы ты мог сделать там еще какие-нибудь усовершенствования.
За спиной у Мартина висел большой кусок отполированного металла, который был куплен за приличную сумму на выставке работ выпускников Школы Искусств Челси. (Максимально стильно при минимальных затратах, кроме того, Джим не сомневался, что этот шедевр приносил максимально возможную прибыль.) Любой человек, пришедший побеседовать с Мартином в его кабинете, садился за стол неправильной формы – очевидно, рассчитанной по системе фен-шуй и тут же терял всякое присутствие духа, поскольку четко, как на экране телевизора, видел за спиной у Мартина свое собственное лицо. Каждый раз, отправляясь в этот кабинет, Джим внушал себе, что будет, глядя на свое отражение, стараться, чтобы на лице у него сохранялось суровое, непреклонное выражение, как бы говорящее: «Ну, чем же ты меня порадуешь, толстячок!», но Мартину всегда удавалось настолько увести разговор в сторону от того, что Джим для себя наметил, что в куске металла отражались только изумленные глаза и кроличье выражение лица Джима.
Сегодняшняя встреча не была исключением.
– Еще денег? – с трудом проговорил он. – Но…
– Да, знаешь ли, – беспечно продолжал Мартин. – Кайл сказал, что он на днях заходил к вам с Катрионой…
– Неужели?
– Интерьер ему очень понравился, но он думает, что стоило бы поработать над картой вин, а? Вложить средства в винный погреб?
– Хм, у нас, честно говоря, заведение в основном пивное. В этом районе спрос на вина очень низок… – начал Джим, думая о предложенной Ангусом карте вин. «И никаких вин дороже двадцати пяти фунтов», сказал тот. Планы Ангуса чаще всего основывались на том, сколько он бы сам стал платить в заведении такого рода. («„Шато Петрю“? Э… нет». «Семнадцать фунтов за спагетти с кальмаром? Э… нет». «Туалеты в стиле унисекс? Э… нет». И т. д., и т. д., и т. д. Ангус невероятным, для юриста, образом уклонялся от дальнейших переговоров на такие темы.) А большинство постоянных посетителей не признавали никаких напитков дороже, чем по два фунта за кружку.
– Ну, это тебе решать, парнишка Джим, но я уже оформил перевод денежных средств. Будем тратить деньги, чтобы зарабатывать деньги, как говаривала моя жена. – Мартин помрачнел. – Или просто получатьденьги.
– Да, ну это замечательно! – сказал Джим, понимая, что рабочая часть беседы закончена, а сейчас начнутся предостережения по поводу семейной жизни. – Э-э, ну я тогда оставляю вам эспрессо. – Он указал на маленькую чашку кофе, из которой на стол сочилась дегтярного цвета жидкость.
– Спасибо, приятель! – машинально ответил Мартин.
Айона с силой рванула тяжелую дверь люка, ведущего в винный погреб, и крикнула: «Ангус, тебе звонит Джим!» Внизу Ангус ремонтировал кран для минеральной воды. Рано утром Айона стала наполнять стеклянные бутылки (это можно было делать даже тогда, когда она не совсем продрала глаза) и при этом так внимательно прислушивалась к доносившимся по вентиляционной системе разговорам Тамары с Габриэлом, что только после третьей бутылки заметила: ее содержимое больше походило на кока-колу, чем на свежую минеральную воду из графства Кент.
В порядке исключения Габриэл и Тамара отвлеклись от обсуждения того, что делать с зеленеющими от хлорки мелироваными прядями (вот и еще один общий интерес вселенской важности), и наконец Айона заставила себя оторваться от увлекательного рассказа Тамары о том, насколько у Мэри повреждена аура, и поднялась наверх, чтобы сообщить о проблемах с минералкой, – как раз в тот самый момент Ангус в полуобморочном состоянии выслушивал рассказ Безумного Сэма о том, как надули его золовку при удалении аппендицита («И, верите или нет, оказалось, что аппендикс, который ей положили в баночку, чтобы она могла показать его дома, оказался вовсе не ее!»), так что он был очень рад возможности удалиться.
Повезло, правда, только Ангусу. С ликующим видом он предоставил ей возможность слушать Сэма и протирать стаканы, а сам смылся в погреб. С тех пор он так там и оставался; Айона осталась в баре. На своем месте остался и Сэм.
– Ангус! К телефону! – снова прокричала она. Должно быть, Габриэл и Тамара уже закрыли обсуждение Мэри и перешли к чему-то столь любопытному, что Ангус слушает и не может оторваться. Может, по-честному стоит сказать Рику или Марку, какая в погребе слышимость…
– То есть я сразу понял, что это не ее, с первого взгляда понял и сказал, чтобы она шла к юристу. К такому, как показывают в перерывах между показом «Триша». Налей еще пинту, милочка Айона.
Айона про себя подумала, что просто невероятно, с учетом того, какое время он посвящает местному пабу, что Сэм находит время смотреть телевизор, но вслух ничего не сказала, кивнула, указав на телефонную трубку у себя в руке, и улыбнулась. Не стоит ввязываться в дискуссию с Сэмом – может плохо кончиться.
– Его придется подождать, Джим, – сказала она в трубку, скорее не для того, чтобы поговорить с Джимом самой, а чтобы дать Сэму понять, что не может участвовать в обсуждении.
– Вы получили травму на работе? Вы упали с лестницы? – сказал Сэм, подражая ролику, в котором рекламировались услуги юристов, скорчив серьезную «юридическую» физиономию.
– Там что, Сэм рассказывает замечательные случаи из жизни? – спросил Джим. Говорил он беззаботно, бодрее, чем в последнее время. Айона подумала, вызвано ли это тем, что он наконец смирился с всецелой поглощенностью Тамары одним лишь Принцем Пирогов и Тортов.
– Да.
– Вы поскользнулись на коврике в туалете? Вас раздражает жена?
Ангус взлетел по ступенькам, – из кармана у него торчали три отвертки, лицо исказила ярость.
– Нет, нет, нет, нет, нет. Мне некогда говорить с Джимом, – заявил он, отодвинув в сторону Айонину протянутую руку с трубкой.
Ее передернуло. Раньше ей случалось видеть его таким свирепым только за рулем автомобиля. Наверное, Габриэл сказал что-то совсем ужасное.
– Ангус… – начала она ласково.
– Да я сейчас выкину отсюда этого педераста за его гребаный конский хвост!
Айона преградила ему путь, поставив одну ногу под полку с коктейлями, а другую под мойку для стаканов.
– Ты ничего не будешь делать. Через полтора часа нужно будет обслуживать посетителей. На кухне есть только два готовых холодных блюда. Не трогай Габриэла. Поговори с Джимом.
– Я твой начальник и приказываю тебе меня пропустить! – Ангус посмотрел на нее неприятным, жестким взглядом, и Айона почувствовала, что в ответ на это и ее лицо принимает непреклонное выражение. Она совсем этого не хотела, оно появлялось, как будто струпья.
– А я твоя девушка и приказываю тебе прекратить это! Не надо было подслушивать!
Ангус продолжал смотреть на нее. Айона не отводила взгляда; она чувствовала, как напряглись ее ноги. Айона заметила, что уже не первый раз Ангус, выходя из себя, переставал казаться взрослым – с него как будто слетала маска, и перед ней представал разгоряченный сердитый мальчишка, которым он когда-то был. Ей это не нравилось. Они так не договаривались. Айона рассчитывала, что он при любых обстоятельствах будет взрослым, воспитанным, вселяющим в нее спокойствие. А еще она вдруг поняла, что высказывания типа «я – начальник» ей тоже очень не нравятся.
Айона подавила в себе порыв наорать на него – кругом были постоянные посетители.
– И что ты собираешься сделать, уволить меня? – Она попыталась сказать это шутливым тоном, но слова прозвучали жестко, и тут она вспомнила, что в руке держит телефонную трубку, – примерно на уровне плеча, поэтому Джим сейчас все слышит, как в концертном зале. Она поджала губы.
– А я мог бы, – упрямо огрызнулся Ангус. – Я уволил бы тебя и смог бы пойти на кухню и уволить эту парочку.Тогда он мог бы спокойно сниматься для телепрограммы, и ему не пришлось бы терпеть никого из нас… бездельники!
Проклятье. Айона слышала, как из трубки доносится голос Джима, который пытается понять, что происходит, – как и обычно, когда кто-то повышал голос, он говорил таким трагическим тоном, как будто предвещал всем скорую гибель. Ее приводило в ужас то, что их ссору слышат посторонние. Хорошо все-таки, что их слышит Джим и что он хочет поговорить с Ангусом (и теперь уже сообщает об этом очень настойчиво), потому что ее уже распирало от слов и фраз, которые так долго приходилось сдерживать.
Например: «Ты меня не нанимал, фашист!»
Или «Только не воображай, что можешь вот так мной командовать!»
«Кем ты себя возомнил, черт возьми?»
«Можетбыть, ты паб любишь больше, чем меня!»
«Почему я за всю неделю могу нормально отдохнуть только один час?»
«Думаешь, я хочу жить с человеком, от которого постоянно несет всеми запахами паба?»
«Я, может быть, и не хочу выходить замуж за такого психопата, которому только бы покомандовать!»
«Может…»
Она с такой силой сжала трубку, что костяшки побелели.
Ангус ответил на ее молчание еще одним недобрым взглядом, и, будто против собственной воли, с губ Айоны сорвались слова:
– Подумай хорошенько перед тем, как вот так со мной разговаривать, – и он уже было открыл рот, чтобы заорать на нее.
– Эй, эй, эй, что тут происходит? – Нед вошел в дверь, неся три ящика с овощами. На его худых руках выступали бицепсы, а футболка с «Нирваной» так же свободно болталась на плечах, как и двенадцать лет назад, когда он впервые надел ее. – Ребята? Мне кажется или что-то произошло?
Айона повернулась и почувствовала, что голова у нее кружится, а сердце бешено стучит. Но все же она была невероятно рада видеть Неда.
– Нет, все в порядке. Джим только что позвонил и хочет поговорить с Ангусом.
– Да не надо, я передумал, – негромко послышался голос Джима из трубки.
– Я не хочуговорить с…
– Поговори с Джимом! – проревела Айона. – Сейчас же!
Потрясенный Ангус взял трубку и отошел к другому концу стойки.
– Я не знал, что вы женаты, – непринужденно произнес Сэм.
– Мы не женаты. – Айона прикусила язычок, чтобы не ляпнуть какую-нибудь гадость.
– Нет, приятель, это только так кажется, – пояснил Нед, поставил ящики на стойку и пошел за следующими. – Кричат, вопят, командуют друг другом…
