Текст книги "Взрослая жизнь для начинающих"

Автор книги: Виктория Рутледж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)

– В цивилизованный мир? Ты бы помолчал, ведь сам-то родом из Йоркшира, – мрачно ответила она, прекрасно понимая, что просто тянет время. Тормозит, знаете ли, хо-хо, не смешно. Она снова скорчила рожу, вспомнив ситуацию на перекрестке.

– Как мне кажется, ты и сама из тех краев, поэтому заводи двигатель, пожалуйста.

Знакомая тяжесть уже вернулась в запястья Айоны, и она почувствовала животный инстинкт, призывающий выйти из машины.

– Я не хочу вести машину назад, Нед, – сказала она слабым голосом. Не было смысла разыгрывать перед Недом беспомощную дамочку, хотя с Ангусом прием бы сработал, кроме того, в утешение можно было получить обед навынос из китайского ресторана и массаж ступни (ногам же пришлось так трудиться).

– Ты хочешь вести машину назад.

– Не хочу.

– Ну и как же мы тогда попадем на работу, на дневную смену? – Говорил Нед таким рассудительным тоном, что она почти готова была поверить ему.

– Знаю, мои слова покажутся истерикой, – объяснила Айона, с трудом пытаясь говорить как можно спокойнее, чтобы как-то сгладить впечатление от своей подергивающейся левой голени, – но все мое тело приказывает мне покинуть водительское место.

– Нет. – Нед повернулся посмотреть на нее – насколько это было возможно в тесной машине. Лицо его было серьезно. – Я не хотел бы допытываться, Айона, но сейчас дело уже не в том, что нужно вести машину, а? – Он потер нос и посмотрел на нее. В его серых глазах было заметно беспокойство.

– А в чем еще может быть дело? – Она снова похолодела, но на этот раз уже не знала, из-за чего.

– Ты же обычно так себя не ведешь. Я имею в виду, что отказываться вести из-за того, что от машины исходят недобрые флюиды, это в духе Тамары, правда?

– Я такого не говорила. И пожалуйста, не рассказывай мне, что, когда я была в утробе матери, она ехала на машине и что-то стряслось, и теперь я до сих пор ощущаю последствия этого, потому что и ты, и я знаем, что это чепуха, – резко заявила Айона, уже готовая сама поверить в высказанную версию.

– Я совсем не это хотел сказать… Ты нервничаешь из-за паба? Ты поссорилась с Ангусом? Скажи, что стряслось, Айона. Ты же знаешь – я спрашиваю только потому, что беспокоюсь.

Айона опустила голову на руль и заставила себя как следует задуматься. Притворяться перед Недом не имело смысла, но в ее голове как будто засело столько чужих проблем, что было трудно отделить их одну от другой.

Проезжавшая мимо машина сбросила скорость, водитель и пассажиры с ужасом смотрели на Айону, сидевшую с опущенной головой, и Неда, обнимавшего ее за плечи. Они участливо посигналили, и Нед махнул им, чтобы поезжали дальше.

– О Господи, – заныла Айона, глядя на рулевую колонку. – Вот теперь все меня жалеют! Я похожа на жертву автокатастрофы, черт побери!

– Замолчи.

Айона усиленно дышала через нос и пыталась разобраться с тем тяжелым грузом, который давил ей на плечи.

Мотор тикал, Нед молчал.

Если честно, то она очень переживала из-за того, что Ангус так озабочен делами паба и слишком много думает о том, чтобы все было совершенно безупречно, а еще сильно тревожилась о Мэри, которая явно страдала из-за Криса, – Айона хотела сделать все возможное, чтобы помочь ей, но Мэри встречала все ее попытки поговорить об этом стойким сопротивлением. Она либо делала вид, что у нее все в порядке, хотя это явно было неправдой, либо старалась уклониться от разговора, обещая Айоне, что потом они все обсудят. «Потом» так и не наступало. Айоне хватало ума не верить в эти отговорки и обещания, и она, так хорошо зная Мэри, отлично понимала, что дело касается той единственной проблемы, поделиться которой Мэри мешает гордость. А то, что творилось с Габриэлом и Тамарой, очень расстраивало Джима, хотя он и не говорил об этом, старательно играя свою новую роль (деятельного человека), а поскольку Тамара познакомилась со всеми только благодаря ей, Айона чувствовала себя в ответе за то, как действия Тамары сказываются на ее друзьях.

И это еще если не думать о том, как она сама беспокоится из-за паба, из-за картин, которые она не успевает привести на выставку-продажу, из-за заказанного ей свадебного коллажа, на котором все еще не появились изображения жениха и невесты, потому что она была не в силах заставить себя их нарисовать, – а еще в глубине души были и другие тревожные переживания, о которых она не хотела даже задумываться. Например, вопрос о том, как показательный крах супружеских отношений Мэри и Криса повлиял на ее собственные ожидания от жизни. Или мысли о том, каким станет Ангус, если никогда не вернется в офис и не будет больше надевать на работу костюм. О том, какой станет она, раз уж все привычные вещи так круто изменились.

Айона надеялась, что ей достаточно будет только подумать обо всех этих болезненных вопросах, слишком болезненных, чтобы сформулировать их вслух, и Нед все поймет без слов. Ей не хотелось, чтобы он услышал, как она произносит все это, поскольку большинство накопившихся проблем казались ей гнусными и недостойными.

– А может, – вдруг сказала она, – вождение – это единственное, что не связано с моей работой, с пабом или с Ангусом, и оно для меня настолько важно, что я не могу позволить себе так позорно с этим не справляться. И чем хуже у меня идут дела с вождением, тем больше денег на это придется потратить.

Айона удивленно откинулась, – до того, как она все это произнесла, она и не подозревала о том, что у нее могут быть такие мысли. А они были.

И все это правда.

Айона осторожно посмотрела на Неда.

Он наклонил голову набок, в глазах была все та же настороженность, и в уголках губ не появилось и намека на улыбку. Опыт подсказывал Айоне, что он не особенно ей поверил.

– Ты уверена, что дело только в этом? – В машине голос его казался громким.

Айона кивнула. В любом случае это все, что она собиралась рассказать ему. Он так хорошо знал ее, что легко мог угадать все остальное, даже то, что она никому не рассказывает. Были вещи, о которых она почти не позволяла себе даже задуматься.

– Что это у нас сегодня – урок вождения или сеанс психотерапии?

Нед выразительно осмотрел дорогу.

– Ну, судя по тому, что ты до сих пор проехала примерно девятьсот метров, мне кажется, что у нас сеанс психотерапии. Но если ты поведешь машину обратно в город, то, может быть, выйдет, что был все-таки урок вождения.

Айона вцепилась в руль так, что костяшки пальцев побелели. Возможно, если ей удастся решить проблему вождения, она сможет справиться и с остальным.

Она включила двигатель, и вдруг, без всякой причины, заработали стеклоочистители.

Скажем так, если она сможет разобраться со всем остальным, то справится и с вождением.

– Я разве… – Айона нервным движением указала на стеклоочистители.

– Я сейчас скажу тебе одну вещь, которая вряд ли тебе понравится, потому что звучит совсем в духе Ангуса, но все же, честно говоря, за рулем нужно думать только о машине, – объявил Нед. Он протянул руку, покрутил какие-то торчащие провода, и дворники остановились. – Ты имеешь правозабыть обо всем остальном. Поверь мне, состояние винного погреба в «Грозди» никак не будет служить оправданием, если ты наедешь на вереницу идущих парами малышек. Так что не могла бы ты достать нам с заднего сиденья еще баночку колы, и поедем уже?

– Ты думаешь, мне не опасно вести машину по городу?

– Прекрати спрашивать на все разрешение. Я не дам тебе разбиться, так? По крайней мере, перед самым открытием паба. Думаешь, Ангус закроет паб и поедет нас забирать из травматологического отделения?

– Ты прав, – сказала Айона и приступила к неспешному ритуалу, который заключался в поглядывании на дорогу во все зеркала.

– И у меня сейчас маринуется потрясающая лососина, но если ее не вынуть через час, то она будет безнадежно испорчена. Передай мне вот те «Опал фрутс».

– «Старберст».

– Ты включила передачу на задний ход.

– Я знаю.

Айоне удалось доехать до места без особых проблем, правда, на четвертую передачу она так ни разу и не переключилась, и они как раз успели полюбоваться на взрывающегося от ярости Ангуса, удивительно похожего в этот момент на соковарку с плохо привинченной крышкой, – один из посетителей отослал назад десертное вино.

Глава 25

– ФФФууууу! – Мэри кинула в кассу десять фунтов. – Ненавижу Габриэла!

– Ненавижу – слишком сильное слово, – строго заметила Чарм. – Ты хочешь сказать, тебе не нравится Габриэл. Или Габриэл просто не в твоем вкусе.

– Нет, я именноненавижу Габриэла, – прошипела Мэри, взяв три фунта двадцать пять, чтобы выдать сдачу. – Я терпеть не могу,когда он бросает на Тамару этот сладострастный, похабный взгляд, пока она записывает заказы, и я просто не выношу, как она постоянно сияет. А больше всего мне не нравится, что теперь она постоянно надевает эти отвратительные ботинки и замшевую мини юбку.

Айона пробила в кассе бутылку вина и три «Кроненберга». Она отлично понимала Мэри. Тамара и Габриэл в последнее время целовались примерно так, как целовались заключенные и их жены в криминальном телесериале, когда на глазах у охранников передавали маленькие пакетики наркоты.

– Как называется та программа, где они так по идиотски, но все же пугающе, распевают: «Уходите, уходите»? – продолжала Мэри.

– Мм, я знаю, о какой программе ты говоришь. А что?

– Да меня каждый раз тянет это спеть, когда я вижу, как Габриэл проходит по кухне, как будто в штанах у него пожар.

– Ну, будем к нему справедливы, – сказала Айона. – Так оно, возможно, и есть. Чарм, ты не разберешься с посудомоечной машиной? Кружек совсем не осталось. А ты одна умеешь ею пользоваться, – говорила она так вкрадчиво, как только могла, заметив, что Чарм положила руки на бедра и собирается прочитать ей лекцию, тогда как Мэри, не обращая на них внимания, досыпает орешки в лоток.

В душе Чарм боролись стремление продемонстрировать свои непревзойденные профессиональные навыки и глубоко укоренившиеся убеждения в духе шестидесятых годов, которые выдержали тридцать лет насмешек, – возможно, давало знать то, что ее воспитало Лето Любви.

– До тебя доберется мгновенная карма [65]65
  Цитата из песни Джона Леннона.


[Закрыть], – многозначительно продекламировала Чарм, искоса бросив взгляд на Мэри. – Тебе стоит подумать об этом, леди. – И она пошла к другому концу стойки.

– Да она бы сама обалдела, если бы поняла, о чем рассуждает. – Мэри посмотрела на ее удаляющуюся спину. Чарм не пыталась скрывать лямки лифчика под одеждой. Ей нравилось, когда и спереди, и сзади лифчик выглядывал как можно заметнее. Пусть он полностью оправдает уплаченные за него деньги.

– Не надо о ней так. Только Чарм спасает меня сейчас от нервного срыва, – сказала Айона. – Ты же знаешь, сколько у нас в последнее время посетителей, и только она одна умеет делать все те странные коктейли из «Гиннесса», которые любят друзья Сэма.

– Если хочешь, я с радостью поработаю побольше, – предложила Мэри. – Скоро каникулы, и, видит Бог, я лучше буду здесь разливать пиво в кружки, чем запру себя в своем опустевшем семейном гнездышке с облезлыми стенами и стану читать книги по ядерной физике, обдумывая уроки в третьем классе.

Чтобы не показать, как она вздрогнула, Айона начала сметать со стойки пепел и разбросанные скорлупки от фисташек. Ей так до сих пор и не объяснили как следует, почему, когда она на днях рухнула на диван, там оказалась Мэри, которую она чуть насмерть не задавила, – дело было в час ночи, когда Айона собиралась посмотреть мягкое порно по пятому каналу и расслабиться после уборки в пабе. Ангус сказал только: «Это как-то связано с Крисом», – как будто могло быть иначе. Она прикусила губу. У них с Ангусом не было друг от друга секретов, но он так и не сказал ей, что случилось. А для нее это было не праздное любопытство, – да понимает ли Мэри хоть немного, как ей больно видеть лучшую подругу такой несчастной? Нет, сегодня Мэри расскажет, что у нее там случилось, или ей придется вытянуть это из Ангуса. Все, больше она ждать не будет. Бессмысленно вот так молча страдать, – а Мэри явно страдала.

– Ты придешь сюда завтра? – бодро спросила она. Не успела Мэри раскрыть рот, как к стойке подошел мужчина с тремя пустыми кружками, и Айона, положив ладонь на покрытую пушком руку Мэри, повернулась к нему. – Да? Нет, извините, не могли бы вы подождать? У нас не хватает кружек. Я могу предложить вам арахис, пока вы пару минут подождете. Нет? Ну ладно. Извини, Мэри, что ты только что…

Мэри продолжала протирать бокал.

– Ты так спокойно относишься к этой проблеме с кружками. Их что, прихватывают на память клиенты? Или их бьет Тамара? Вчера я наблюдала, как Джима почти до слез довел один из приятелей Безумного Сэма, который отчаянно желал получить кружку пива.

– Но что я могу сделать? – пожала плечами Айона. – Я постоянно говорю Ангусу, что нужно просто купить еще кружек. На посудомоечной машине просто не успеть вымыть столько, сколько нам нужно. А если я начну мыть кружки вручную, то все тут же начнут жаловаться санитарным инспекторам, а если я попытаюсь подавать «Гиннесс» в пластиковых стаканах, то посетители взбунтуются.

– А в подвале нет еще каких-нибудь старых кружек?

Айона закатила глаза.

– Да, но они немытые. Я собиралась загрузить их в посудомоечную машину, но у нас было столько посетителей. Бог знает, что там может оказаться на дне. Ангус с таким рвением делал в подвале уборку, что чуть не отравился. Несколько дней там внизу было как в Чернобыле. Так что теперь у нас нет никаких мерзких паразитов.

– Хорошо бы еще избавиться от тех паразитов, которые ничего не делают и слушают «Пинк Флойд». – Мэри глубоко вдохнула. – Я хотела спросить – он разобрался с этими квартирами на втором этаже?

Айона отрицательно покачала головой.

– Нет, дело в том, что Джим хотел привести их в порядок, чтобы продать в рамках своего великого плана по финансированию, но пока нет ни денег нанять бригаду для ремонта, ни времени заняться этим самим. Джим здесь почти каждый день, а Ангус…

Она не договорила фразу. Действительно, Ангуса она сейчас видела чаще, чем раньше, но, как бы она ни старалась последовать совету Неда и замечать в его глазах беспокойство за нее, а не стремление властвовать надо всем окружающим миром, перед ней все равно был только Ангус, действовавший под лозунгом «Я твой начальник, а в холодильнике закончились коктейли!» – и как-то он не очень ей нравился. Неудивительно, что Джимми Пейдж с его волшебными пальцами все так же обитал в ее мечтах, и Айоне было намного приятнее вести воображаемые разговоры об открытой настройке гитары [66]66
  Джимми Пейдж настраивал гитару своим, особым образом.


[Закрыть]и о малоизвестных гитаристах, играющих дельта-блюз [67]67
  Направление берет название от дельты Миссисипи.


[Закрыть], чем в реальной жизни обсуждать запас продуктов и недостачу, – казалось, что исключительно к этому сводятся теперь ее отношения с Ангусом.

– Дело в том… – Мэри колебалась. – Я хотела знать, нельзя ли…

– Ее нужно включать два раза! – Чарм поставила перед ними ящик чистых кружек, от которых шел пар; сделала она это с таким видом, как будто это была коробка с дохлыми крысами, которых она нашла за краном с минеральной водой.

Айона посмотрела на нее, ничего не понимая.

– Два раза?

– Кнопку. Вот ту, оранжевую. С ней нужно обращаться осторожно. Ее нужно немного пошевелить туда-сюда. Разве Ангус тебе не сказал? – Чарм бросила на нее недоверчивый взгляд. – На нее нельзя просто сильно нажать, и нельзя рассчитывать, что она сработает с первого раза.

– Ты должна была бы это знать, Айона, ведь ты столько прочла женских журналов, – пробормотала Мэри, взяла три кружки и стала наливать все три порции долгожданного пива сразу.

– Ну, я знаю, что машина и раньше работала с перебоями… – заговорила Айона. В ее смену приходило столько клиентов, что она просто загружала кружки в машину и больше о них не вспоминала. Как правило, когда она вспоминала об этом, в машине уже была загруженная кем-то новая партия кружек.

– Тебе стоит с этим разобраться, пока я еще не уехала. – Чарм сложила руки на груди.

Айона едва не уронила кружку в раковину.

– Ты уезжаешь?

Снова недоумевающий, недоверчивый, пронзительный взгляд.

– Твой муж тебе ничего не рассказывает, да?

– Я ему не жена, – сказала Айона, сжав зубы. – Я его рабыня.

Позади них запищал, а потом загремел кассовый аппарат.

– Едешь отдохнуть в какое-нибудь славное местечко, да, Чарм? – Мэри посмотрела на свет пятидесятифунтовую купюру, – а то она вполне могла оказаться отксерокопированной.

– Да нет, честно говоря. Мне должны сделать…

Что там должны были сделать Чарм, они так и не узнали, поскольку в тот момент одновременно появились Джим и Безумный Сэм, – один вошел с улицы, а другой вышел из туалета, – рот Чарм захлопнулся, как будто на нем защелкнули одну из ее огромных заколок, и, вспыхнув под своим кремом Maybelline, она улизнула на другой конец бара, наставительным жестом махнув в сторону ящика со стаканами.

И у Сэма, и у Джима ширинки были расстегнуты.

– Как обычно, – попросил Джим, бросая портфель на стойку бара.

– Джим… – начала было Айона, но он закрыл глаза. Начавшееся утро уже казалось ему очень долгим. В полицейской телепрограмме засекли машину, подозрительно напоминающую BMW Саймона, и Кайл был в бешенстве.

– Айона, мне нужен тот чудный наркотик, который ты умеешь готовить. Побыстрее, ладно?

Айона отправилась варить чашку очень крепкого кофе.

– Ох, Джим, – сказала Мэри, а на ее красных губах играла улыбка; она явно прикидывала, сколько шуток сейчас стоит отпустить. Хоть чувство юмора ее не покинуло, слава богу. Правда, в последнее время шутки стали мрачнее.

– Что? – настороженно спросил он, все еще не открывая глаз.

– Да так, просто подумала, какой замечательный, тесный коллектив представляют собой посетители «Виноградной грозди», – Сэму стоит только выйти в бар с расстегнутой ширинкой, и тут же ему кто-нибудь об этом сообщит, тогда как ты, возможно, из самого Клеркенвелла шел в таком виде.

Рука Джима автоматически метнулась к ширинке, – так и есть, расстегнута, и из нее торчит хвостик выцветших голубых «боксеров». Он вспыхнул. Теперь понятно, почему Ребекка посмотрела на него с такой двусмысленной улыбочкой, когда он уходил сегодня утром. К тому моменту, когда Кайл уже трижды успел поговорить с местной полицией, в офисе были только он и Ребекка, не считая секретарш, которые, казалось, никогда не выходили из офиса, – наверно, у них наверху были маленькие загородки, где они спали по ночам.

Айона вернулась с чашкой кофе.

– Джим, ты не говорил мне, что Чарм уезжает, да?

– О Господи. Нет, не говорил, извини. На пару месяцев, так она думает.

– Джим! И так непросто работать в баре в том составе, как мы есть, так теперь еще и единственная представительница профсоюза официанток, знающая свое дело и работающая на полную ставку, от нас уходит! Как ты собираешься решать эту проблему?

– Ну, мы наймем студентов, что-нибудь в таком роде, – сказал Джим, размешивая три кусочка сахара. – Из Австралии. Это же у них в крови, подрабатывать в барах? Айона, правда, по всему Лондону толпы людей рвутся поработать в барах. Актеры, которые пока не у дел, скучающие писатели, начинающие музыканты-ударники. Найти будет не сложно, поверь мне.

Айона фыркнула. Найти-то было бы не сложно, но как заставить Джима вплотную заняться этим делом и довести его до конца – вот в чем проблема.

– Когда она уезжает?

Джим наморщил лоб.

– Э… Ангус знает. Она совсем недавно нам сообщила, – торопливо добавил он, видя, как сузились глаза Айоны. – Да что ты, Айона. У Ангуса сейчас столько всяких дел. Да как и у всех у нас.

– Знаю, знаю, – перебила Айона. Она не хотела, чтобы Джим был в курсе насчет того, что она знает, а особенно – чего она не знает. – Дело в том, что… Нам надо кого-то подыскать до того, как уволится Чарм, чтобы она ввела новенького в курс дела.

– Ну, за это будешь отвечать ты. То есть, вам же придется работать с новенькой. Или с новеньким.

– С новеньким. Определенно, это должен быть мужчина, – сказала Мэри. – Джим, можно с тобой кое о чем поговорить? По-быстрому? – Она глянула на Айону, которая в тот момент искала взглядом посетителей, которым пора расплачиваться, – их не оказалось, и Айона кивнула.

Джим взял чашечку кофе и сел за пустой столик в зале. Мэри сделала так, что он не смог оказаться лицом в сторону кухни, – он же не сможет нормально беседовать, если увидит, как повара убираются на кухне и по второму кругу используют собранные со столов кусочки масла. Но беспокоилась она зря, поскольку Джим уронил голову на ладони сразу же после того, как заглотил свой эспрессо учетверенной крепости.

– Джим, те квартиры над пабом, – начала она.

Он открыл глаза, на мгновение закатил их к небу, а потом снова закрыл.

– Только не заходи туда. Они еще не готовы, и я не знаю, когда мы разберемся со страховками и тому подобным, поэтому…

– Ну, я тут подумала… – Мэри прикусила губу. – Если я сделаю ремонт в одной из них и наведу там порядок, то можно мне там пожить, пока ты не решишь их продать?

Джим убрал руки от глаз и посмотрел на нее серьезно.

– Ты хочешь переехать?

Она кивнула.

– Хм, Крис не знает, когда он вернется из Косово, а наша квартира, честно говоря, такая страшная, да и, видит Бог, хозяйку мы ненавидим с того самого дня, как поселились. Я так давно собиралась с силами, чтобы переехать. А сейчас вроде бы подходящий момент…

Мэри замолчала. Она придумала это в одну минуту, но потом взвешивала свое решение целую ночь. Где-то в глубине души Мэри догадывалась, что Крис, возможно, не вернется никогда. А если и вернется, то, как он более-менее понятно изложил в своем пугающе-объективном письме, жить он с ней, возможно, не будет. Ее передернуло, и она мысленно отвергла этот эвфемизм. Он скорее всегоне станет жить с ней. И если она останется в их общей квартире, где кругом витают воспоминания, – в том числе и воспоминания обо всех уступках, на которые она шла и которые ей все же не помогли, и он придет туда, чтобы обо всем ей сказать, будет еще хуже.

Ну, а с точки зрения позитивного мышления, если он вернется к ней, им нужно будет что-то менять в своей жизни. И первым делом нужно уехать из грязной маленькой квартирки, которую сдавала Мейзи («Здесь произошло столько замечательных событий! Столько гениальных произведений были созданы на этом диване у окна! Господи, нет! Я не могу закрасить эту настенную роспись! Это же нарисовал не кто-нибудь, а сам Пуччи!»).

Хотя Джиму знать обо всем этом не нужно. Мэри, ожидая его ответа, наклонила голову, и темный локон упал ей на глаза. Она с улыбкой поправила его.

– Э… – На мальчишеском лице Джима читалась внутренняя борьба: он встал перед дилеммой. – Не знаю, что там со страховой ответственностью. Я не хотел бы, чтобы ты чем-то рисковала или чтобы возникла какая-нибудь опасность…

– Да ты что, Джим, это же совсем ненадолго. Ты представь, насколько больше я смогу здесь работать!

– А как же школа? Это же так далеко.

– Я начну ездить туда на велосипеде. – Мэри весело улыбнулась. – Физические упражнения мне только на пользу. Смотри, это всем будет очень выгодно. Ты получаешь отремонтированную квартиру, да я могу и квартирную плату вносить…

– Нет, я не могу платить тебе зарплату и брать с тебя же деньги за жилье, – твердо сказал Джим.

– Ну что ж! – Она подняла бровь. – Договорились? Да? Отлично.

Он вяло кивнул и полез в карман за ключами.

– Только никогда не ходи в «Оверворлд», ладно? А то тебя возьмут на мою должность. Да если хорошенько подумать, и на должность Саймона тоже. – Он отцепил от связки ключей брелок с несколькими ключами, положил его на стол и отодвинул на ее сторону. – И я не хочу слышать твою проклятую флейту, договорились? А теперь принеси мне, пожалуйста, еще чашечку.

Сердце у Мэри так и прыгало от радости, когда она положила ключи в карман, но виду она не подала, – нахмурившись, забрала она у него чашечку и блюдце.

– Тебе нужно подумать о целлюлите, Джим. В последнее время ты пьешь столько кофе. Это же ужасные токсины.

Как легко все получилось. Она положила чашку на поднос для грязной посуды, направилась к кофеварке и увидела, как Джим в ужасе весь выпрямился.

– Да? Правда? Что такое целлюлит? Что-то типа холестерина?

– Мэри! – тихо возмутилась Айона, пробивая в кассе выпивку для большой компании.

Мэри с радостным видом взяла баночку молока.

– Да ему только этого и нужно. У него теперь появилась новая тема для беспокойства, не связанная ни с пабом, ни с его работой, ни с Тамарой.

– Да, классно, – насмешливо сказала Айона. – А для меня ты что-нибудь придумаешь в этом роде?

Принять решение оказалось легко; получить согласие Джима – еще проще. Сообщить самодовольной прихиппованной корове Мейзи о том, что через месяц она съедет, оказалось весьма приятно. Но переехать не так-то просто.

Ну, для начала, потому, что у них было слишком много вещей. В основном вещи Мэри. Крис почти ничего не хранил, – он читал книги в мягких обложках и выбрасывал их сразу после прочтения, он не собирал журналы. Мэри учительским глазом видела во всем учебный материал, – хотя хозяйка в ней призывала ее освободить побольше места в маленькой квартирке. И сейчас она постоянно натыкалась на вещи, которых не видела уже года три, – ей попались два пульта дистанционного управления и плеер, по ее твердому убеждению, давно похищенный пришельцами.

Повсюду в квартире ей попадались и невидимые вещи, – все то, что он увез с собой в ее удобной дорожной сумке, а еще были вещи, которые они купили когда-то вместе, а еще все то, что она раньше считала важным, а теперь могла выбросить без особых сомнений. «Ладно, – подумала Мэри. – Возьму только то, что влезет в машину».

Она оглядела гостиную.

То, что мне удастся увезти в два захода.

Начинать лучше всего со спальни, – она такая маленькая, что паковать в ней почти нечего. Мэри втащила туда пустые коробки для вещей, высыпала все из выдвижного ящика в прикроватном столике и подняла первое, что подвернулось под руку: фотография с новогодней вечеринки, где они, такие счастливые, стоят вместе, – эту фотографию она спрятала одной из первых, сразу после того, как Крис собрал вещи и уехал. Да, дурное начало, – подумала она, прикасаясь к холодной посеребренной рамке. Черт возьми.

Из всех фотографий, где они были сняты вместе, она больше всего любила эту; да и Крис тоже. На ней был красный топ с глубоким вырезом, а тень, упавшая на нее, легла очень удачно, да и сняли с такой точки, что Мэри казалась почти худенькой, а в его бурных отношениях с собственной внешностью была та самая золотая неделя, когда волосы отросли до нужной длины. Скулы Криса подчеркивались тенями, он казался очень красивым. Они оба выглядели потрясающе.

Так почему же он не взял эту фотографию с собой?

Мэри сглотнула, стараясь подавить накатившие слезы, которые уже сдавили горло, и засунула рамку с фотографией в стопку полотенец, но картинка так и стояла у нее перед глазами. Она упала на кровать и прижала кулаки к глазам, но картинка не уходила, хотя из глаз уже ручьем лились горькие слезы. Ей хотелось выскоблить свою голову изнутри, чтобы избавиться ото всех этих мучительных образов, всплывавших перед глазами; правда, дело было не в самих картинках, а в том, что когда-то они были ее жизнью, но теперь навсегда останутся только картинками, – и она прекрасно это понимала.

Прошло три-четыре минуты; она сидела, расслабленно скользя глазами по одной из абстрактных картин Айоны, в зеленых тонах, и пыталась отдышаться. Слезами делу не поможешь. Она надела свои самые грязные джинсы (в которых выглядела особенно привлекательно), сняла лифчик, который ей давил, и надела старую мягкую футболку, в которой обычно спала. А потом обулась в лучшие туфли, распылила крутом облачко «Шанели № 5» и прошла через него.

Тяжелая физическая работа всегда помогала ей привести мысли в порядок. Но сейчас нужно было чем-то забить голову, чтобы для остального просто не осталось бы места. Она поставила старую кассету Мадонны, которую отыскала под кроватью, и врубила ее на полную мощность.

Она сняла все плакаты и картины, – остались только темные квадраты на стенах. Но Мэри поняла, что уже не в силах из-за всего этого переживать. Даже самую малость. Она распахнула настежь все окна, и порывы ветра трепали рвавшиеся наружу занавески. Она тщательно перебирала все в комнате и все время напевала, чтобы заглушить собственные мысли. А когда кассета Мадонны второй раз доиграла до конца, она поставила тяжелый рок.

Айона пришла в три часа, чтобы успеть еще немного позаниматься вождением, и от потрясения не могла выговорить ни слова.

Мэри сделала шаг в сторону от горы сложенных одна на другую коробок, и они вместе осмотрели гостиную; казалось, что дом только что безжалостно ограбили.

– Господи, Мэри, – Айона присвистнула сквозь зубы, но потом внезапно увидела, что на лице Мэри мелькнуло отчаяние. Она быстро прошла внутрь, бросилась на диван и потрясенно подняла бровь, оценивая результаты произошедшего налета. – Поздравляю! Тебе удалось создать домашний уют в стиле Ангуса Синклера. Радуйся и гордись. Ты это нашла в каком-нибудь журнале или всегда мечтала, чтобы твой дом выглядел, как вещевой рынок?

Мэри печально улыбнулась, глядя на чашку чая, которую держала в руке.

– Жалко, что ты ничего не сказала, – продолжала Айона. – Я бы пришла тебе помочь. – Она оглядела лежавшую у дверей кучу плотно набитых мешков с вещами, предназначенными на выброс. – Хотя, как я вижу, немилосердно выбросить все ненужное ты смогла и сама.

– Да, – подтвердила Мэри. – Это все – на выброс.

– А не будет ли… – Айона чуть было не спросила, не рассвирепеет ли Крис, когда увидит, что она сделала, но вовремя остановилась. – Ты молодец, – сказала она вместо этого, постаравшись произнести это как можно жизнерадостнее.

– Ты не хочешь поездить с вещами на помойку? – сказала Мэри, разыскивая ключи на заваленной мелкими вещами и бумажками книжной полке. – Научишься обращаться с набитой всякой всячиной машиной. Пригодится особенно в том случае, если экзаменатор возьмет с собой в машину гору белья, которое нужно отвезти в химчистку.

– Ладно. – Айона посмотрела на часы. – Слушай, я посмотрю, сможет ли меня кто-нибудь подменить, и тогда, если хочешь, я сегодня вечером останусь с тобой и помогу. Я позвонила знакомым знакомых, спрашивала, кто может пойти к нам работать вместо Чарм, и оказалось, что Ангус прав, – ты просто не представляешь, каким людям случалось работать в барах. И какие люди хотели быработать в баре. Нам, наверное, сейчас звонят человека четыре одних адвокатов, которые умоляют дать им поработать за стойкой. – Она ласково посмотрела на Мэри. Невеселое это дело – разбирать вещи Криса, так что она просто не допустит, чтобы Мэри занималась этим одна.