Текст книги "Взрослая жизнь для начинающих"
Автор книги: Виктория Рутледж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)
Айона отошла от мольберта на шаг и стерла пот со лба.
И почему-то все снова выходило как-то не так.
Хотя бы потому, что на месте, где положено быть счастливой паре, пока зияла пустота.
Айона вздохнула и подавила сильное желание сделать еще одну чашечку кофе. Да, с ростом невесты особенно ничего не поделаешь, – разве что усадить ее на плечи жениха. Или верхом на ее любимую корову.
Она на всякий случай записала эту мысль в блокноте.
Отойдя еще на шаг, Айона бросила карандаш на кресло в углу, покусала мизинец и решила, что сейчас она просто не в настроении рисовать счастливые пары. Когда Крис и Мэри, а теперь еще и Тамара с Габриэлом доводят всех до трясучки, способность людей строить долговременные отношения и поддерживать друг друга не входит в круг излюбленных тем для обсуждения.
Как это не удивительно для пары, распространявшей вокруг себя как будто благоухающий, но ядовитый газ, флюиды «любви, о которой можно только мечтать», Тамара и Габриэл внушали всем окружающим настроение, далекое от эйфории. У кого же, в конце концов, такая гармоничная интимная жизнь, чтобы просто выкинуть из головы эту парочку с рекламного плаката, которая везде носится, как танцевальный дуэт? У Джима на лице, само собой, постоянно сохранялось выражение озадаченности и уныния, но даже и она сама стала пререкаться с Ангусом чаще, чем обычно. Раньше они могли разок-другой рявкнуть друг на друга, но на фоне относительно счастливого дня это было вполне приемлемо, – даже, как ни странно, успокаивало: Айона относила себя к той школе философской мысли, где было принято считать, что лучше браниться, а потом мириться, чем сорок лет не ссориться, а потом зарубить друг друга топорами.
Но в последнее время они были так заняты, что не успевали спокойно посидеть вместе перед телевизором и попререкаться в уютной обстановке, на своем огромном диване. Лежа невозможно спорить по-настоящему.
Чаще всего они цапались тогда, когда возвращались домой после трудного рабочего дня в пабе. Или, что гораздо хуже, в самом пабе. Единственное, чего совершенно не выносила Айона, было выслушивать указания по поводу того, что следует сделать, в тот самый момент, когда она и так этим занимается, по собственной инициативе. Выяснилось, что Ангус просто гениально умеет подбирать время для таких распоряжений. И вдруг ее стало выводить из себя, что в пабе они работают на равных, а после этого, вернувшись домой, только она занимается хозяйством.
«Нет, нет, нет», – мысленно закричала на себя Айона, чувствуя, как учащается пульс.
«Да, да, да».Крик прорывался наружу. «Несправедливо!» – Айона услышала, что произнесла это вслух.
«Но ведь только он водит машину», – произнес у нее в голове какой-то чрезвычайно разумный голос, который ей не понравился – уж слишком он напоминал Ангуса.
Айона состроила ту кривую рожу, которую берегла для тихих (и уединенных) моментов, когда переживала сильнейшее напряжение.
Может быть, это и есть семейная жизнь: постоянно слышишь в голове два голоса, свой и другого человека.
В данном случае его голос начинал заглушать ее собственный.
Она посмотрела на главную фотографию Линн и Мэтта, которую ей дали: молодые то ли пели дуэтом, то ли старались перекричать друг друга; она достала точилку.
Ангус, с волос которого на воротник все еще капала вода, ехал в западном направлении, в сторону Лэдброк-Гроув, и думал о карри «Мадрас». Нед поговаривал о том, что стоит включить в меню некоторые старые колониальные блюда, чтобы в холодное время года не чередовать друг за другом одни только пироги, и они целый час после закрытия спорили о том, не противоречат ли блюда Британской Империи принятому ими решению готовить только британские блюда.
Как обычно, спор закончился тем, что все смогли бесплатно угоститься, и один лишь Нед продолжал обсуждение того, насколько это будет оправдано. К тому времени, когда Ангус с Айоной ушли, все еще продолжая спорить о том, когда Индия вышла из состава Британской Империи, Джим и Мэри во всю скандалили по поводу того, стоит ли, исходя из географии британских колоний, включить в меню и кухню фьюжн [59]59
Популярная с 80-х годов кухня, в которой смешиваются восточные и западные кулинарные традиции.
[Закрыть]с Тихоокеанского побережья, а Сэм, который провел в пабе целый день, с настолько искаженным лицом, будто старался порвать недавно наложенные швы, спорил сам с собой по поводу мышей.
Тамара возражала, ссылаясь на то, что паб весь провоняет карри, – потом она уехала вместе с Габриэлом. На заднем сиденье его мотоцикла, само собой.
«Ничто так не стимулирует приток свежих мыслей, как хороший спор», – думал Ангус, вполне довольный вчерашней работой. Он гордился тем, что умеет почувствовать разницу между хорошим спором и откровенным обменом мнениями. Мало кто еще это мог уловить. И это была единственная сильная сторона Криса.
«Странно, едва подумаешь о спорах, и тут же вспоминаются Давенпорты», – подумал он, припарковывая машину в трех кварталах от «Грозди», поскольку улица была перекрыта из-за никогда не прекращающихся дорожных работ.
«А как пойдет их совместная жизнь с Айоной, если они наконец поженятся?» Ангус побарабанил пальцами по рулю. Он готов был отмести все подозрения, но нельзя же было совсем не обращать внимания на то, что происходит с твоими ближайшими приятелями. Мысли его вдруг перешли к вопросу кольца: бриллиант у него уже был, – на самом деле он приобрел его еще полгода назад. Как-то он вышел на ланч со своим бывшим однокурсником, работавшим в другой фирме, а потом они неторопливо пошли обратно на работу по Хаттон-Гарден [60]60
Улица в северо-восточной части Лондона: центр торговли алмазами и бриллиантами.
[Закрыть], где тому делали кольцо для его девушки, которая работала в отделе судебных процессов.
Они долго болтали с ювелиром по поводу того, насколько интереснее придумать что-то свое и заказать кольцо на заказ по собственному рисунку, – кроме того, это оказывалось и экономнее, – а потом ювелир показал им маленький бархатный мешочек, который оказался настоящей сокровищницей, хранящей сверкающие драгоценные камни. Через пару дней Ангус, получив премию, снова пришел туда и купил тот единственный бриллиант, который ему приглянулся. Его очаровывало сочетание таких небольших размеров и такой ценности, а то, что столь дорогую вещь можно легко потерять, напоминало Ангусу тот опустошающий страх, который он испытывал при мысли о том, что когда-нибудь может потерять Айону.
Еще шесть месяцев, и дела в пабе пойдут так хорошо, что можно будет принять решение о своем будущем. Об их будущем. Он перестал стучать пальцами. Сделать предложение по всем правилам он сможет только тогда, когда поймет, что может ей дать. А когда она получит кольцо, пути назад уже не будет.
А что же ему делать сейчас? Что, если кольцо будут изготавливать три месяца? Что, если оно окажется не таким, как надо? В его представлении, сцену должны были создавать все детали: преклоненное колено, предложение, крошечная коробочка, которую она откроет после некоторых колебаний, крик восторга, внезапные слезы, объятия. Все должно быть идеально.
И тут Ангус моментально принял решение. Он позвонит ювелиру в выходные. Пусть тот начинает работать. А для Ангуса это будет двойным стимулом.
Он улыбнулся сам себе в зеркальце заднего вида, потому что ему удалось найти место для машин, не принадлежавших жителям района, не снабженное почему-то счетчиком для оплаты парковки, – он не переставал улыбаться всю дорогу до «Виноградной грозди».
В пабе было тихо; стоял привычный утренний несвежий запах, как будто кто-то выпустил газы. Ангус отметил про себя, что нужно будет поговорить с Джимом, чтобы до начала лета поставить кондиционеры. Из кухни доносилось «Радио один» и негромкие постукивания. Он догадался, что это отбивают мясо, но не мог не помечтать, что на самом деле это Нед колотит Габриэла чугунной сковородкой на длинной ручке.
Проходя в кабинет, Ангус поправил табуретки возле стойки бара и полюбовался сияющими, как драгоценные камни, бутылками, которые отражались в зеркалах. Айона была совершенно права насчет темно-красных обоев. И насчет того, что надо было избавляться от того отстойного ковра. Пабом скоро можно будет гордиться.
– Доброе утро, ребята!
Помощники повара были уже на кухне и разбирали только что привезенные овощи под руководством Неда, который проворчал что-то вроде приветствия. Судя по небритому подбородку и опухшим векам, спать он так и не ложился, а может быть, даже не уходил из паба после того, как вчера вечером все убрали.
Ангус прошел в кабинет, который был расположен рядом с кухней, скинул пиджак и повесил его на вешалку с крючками, которую ему пришлось приделать тут самому. Гигиена и порядок никогда не входили в список приоритетов Брайана и Луиса.
Джим сидел за столом и что-то считал на калькуляторе, поглядывая на квитанции; он поднял глаза лишь на секунду. Рядом с ним стояла тарелка, на которой остались только крошки, и две пустых банки из-под джин-тоника с кофеином.
– И тебе доброе утро, парнишка Джим, – улыбнулся Ангус. Молодец Джим, работа еще не началась, а уже считает. – Айона тут?
– Не видел, нет.
– Ох. – Ангус нахмурился и откусил от яблока, которое взял из овощного ящика. – Когда я встал, ее уже не было. На холодильнике лежала записка насчет того, что ей нужно начать пораньше, чтобы успеть все сделать, а самой ее в доме уже и след простыл. Я подумал, что она могла пойти смотреть новую карту вин. Знаешь, что в одиннадцать я встречаюсь с представителем наших поставщиков, может, договоримся о еще нескольких сортах вин?
– He-а, я ее не видел. Извини.
Ангус задумчиво доел яблоко. Это на Айону не похоже. В зале, пока он будет отсутствовать по делам, должна была остаться она одна. И она знала, что ему нужно будет отлучиться, а Джим тоже должен вернуться в «Оверворлд» перед ланчем. Она не могла такое забыть. И она почти никогда не опаздывала. А вдруг она попала в аварию?
Он похолодел от ужаса. Наверняка в этом случае ему бы уже позвонили. Если бы ее сбила машина, то кто-нибудь обязательно нашел бы в ее сумочке записную книжку со всеми адресами и телефонами. Если сумочка не отлетела далеко в сторону. Или не затерялась в хаосе после несчастного случая в метро. А исправила ли она в записной книжке номер его старого рабочего телефона на новый, в пабе? Может быть, сейчас у него на работе на голосовой почте оставлено какое-то ужасное сообщение. И как он об этом скажет ее матери? Как он…
– Ангус, с тобой все в порядке? – внезапно спросил Джим. – Ты весь покрылся потом.
– Нет-нет… – Он вытащил пестрый платок и вытер лоб. – Айона не звонила, не говорила, где она?
Джим покачал головой.
– Нет. Но это может знать Нед. Они говорили, что сегодня он может научить ее делать какой-то соус, если ей это интересно. Нед! – крикнул он.
Ангусу было отчего-то неприятно, что Нед может знать, где находится Айона, когда сам он не знает.
– Да? – Нед появился в дверях с большим пучком петрушки в руке, который сам как будто не замечал.
– Видел с утра Айону?
Нед покачал головой.
– А она разве не в пещере с магическим источником?
– Нет, я сам сегодня набирал минералку в бутылки, – сказал Джим. – Может быть, она решила сначала пройтись по магазинам, Ангус. Решила что-то купить.
Несмотря на разумность этой версии, в груди у Ангуса все так же металась паника.
– Она не ходит по магазинам одна. Мы всегда это делаем вместе.
– Почему? – спросил Нед.
– Потому что без меня она всегда покупает не ту зубную пасту – объяснил Ангус. – Я могу пользоваться только пастой «Маклинз». От остальных у меня начинается раздражение. Нет, нет, нет, нет, – вдруг сказал он, – не надо сбивать меня с толку! Я за нее волнуюсь!
– Да брось, Ангус, она уже большая девочка, – попытался утешить его Нед, возвращаясь на кухню. – Она придет с минуты на минуту. Не понимаю, почему ты так переживаешь из-за всякой мелочи.
– Да пусть приходит, когда хочет, только пораньше, чем Безумный Сэм, – сказал Джим, стуча по кнопкам калькулятора. – Я ее подожду. Но долго остаться не смогу. Я хочу сходить в офис и поговорить с Мартином о квартирах на втором этаже. И мне придется встретиться с ним лично, потому что если он увидит на своем мобильном мой номер, то тут же притворится, что вошел в туннель и не слышит меня.
– Он так с тобой поступает?
– Он со всеми так. Можно подумать, что он работает инженером-экплуатационщиком в туннеле под рекой Дартфорд, а не специалистом по реконструкции недвижимости.
Ангус облокотился на картотечный ящик. Он побледнел.
– Господи, Джим, ты не думаешь, что ее могли похитить, а?
Джим наконец оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на него.
– Не думаю. И не понимаю, почему у тебя начинаются такие истерики. – Однако, увидев, какое страдание было написано на лице у Ангуса, смягчился. – Послушай, иди и сделай чашечку кофе. Стоит Айоне услышать звук работающей кофеварки, как она тут же выползет из норки…
– Ладно, – неохотно сказал Ангус. – Но сначала я сделаю несколько звонков.
Айона как-то заметила, что после третьей чашечки кофе ее начинает переполнять странное добродушие и благосклонность по отношению ко всем окружающим. Это открытие она сделала в первую неделю работы в кафе, – ей удавалось привести себя в приятное всепрощающее состояние всего за пять минут, настолько крепкий эспрессо там варили. Никаких нервов, никакой паники, вообще ничего. Одно только человеколюбие. К моменту возвращения домой – а в тяжелые дни Айона выпивала в среднем одну чашку в час – она могла смириться уже с чем угодно, а на лице у нее было мирное мученическое выражение, как у святых на заднем плане средневековой итальянской фрески.
Она допила четвертую чашку и, на шаг отступив от мольберта, наклонила голову и стала критически оценивать то, что удалось сделать за утро. С учетом полного отсутствия интереса к этой работе, все было не так уж и плохо. У нее все еще не получались жених с невестой – карандаш как будто сам пугливо уходил от них в сторону, но большая часть второстепенных деталей – овцы, коровы, розы, подружки с красными глазами – была уже набросана и не выглядела совсем уж странной. Айона не знала, насколько ее мнение соответствует действительности, а насколько вызвано действием кофе, но это было не важно. По крайней мере, дело начато.
От работы у нее побаливали мышцы на плечах, и она стала рассеянно потирать их, обхватив себя руками, и позволила болезненной расслабленности полностью захватить все ее существо. Когда она работала, то обычно думала совершенно не о том, что рисовала, и после весьма долгих размышлений на тему того, не сделал ли ей Ангус промывку мозгов и не начала ли она думать точь-в-точь как он, ей было просто приятно прогнать из головы все мысли, до последней.
Минуту-другую она расслаблялась, а потом услышала знакомые позывные передаваемых каждые полчаса новостей и машинально посмотрела на часы.
«Проклятье». Было десять тридцать.
Айона могла бы взять такси, но у нее не было денег, да и такси не найти. Добираться до работы и в самое удачное время было непросто, и сейчас она носилась по дому, одевалась и слушала радио, чтобы узнать о проблемах с транспортом; создавалось впечатление, что на всех линиях метро отменяются поезда, а патрульные мотоциклы сообщают о серьезных пробках по всей столице. Вполне возможно, что пробки вызывают сами полицейские мотоциклы, заныривающие в плотный и медленный поток машин.
В конце концов, охваченная отчаянием и паникой, она вытащила горный велосипед Ангуса из кладовки со всяким хламом и поехала на нем, сокращая путь, где можно, и даже срезав углы через два парка, где проезд велосипедов был запрещен.
Но когда она наконец, обливаясь потом, вошла в «Виноградную гроздь», оказалось, что у Ангуса физиономия еще краснее, чем у нее.
Он стоял за стойкой, держа в руках телефонную трубку, волосы у него были растрепаны, потому что он то и дело проводил по ним свободной рукой, а на рубашке уже намечались круги от пота. Как только Ангус услышал, как хлопнула входная дверь, его плотно зажмуренные глаза широко раскрылись, но, увидев ее, мгновенно сузились.
«Дурная примета, – подумала Айона, и сердце ее ухнуло в пятки. – Очень дурная примета. Что у него такое уже успело произойти, что он так нервничает из-за моего опоздания? Может, паб перешел в руки нового владельца?»
– Анг, – торопливо заговорила она, надеясь успеть поскорее извиниться, не дав ему во всю разойтись.
– Ты понимаешь, что мне пришлось обзванивать все больницы Лондона! – проревел он, даже не подумав повесить телефонную трубку, которую держал в руке.
– Почему? – удивленно спросила Айона. Это казалось не совсем уместным. Она же опоздала только на полтора часа. В голове у нее самбой отдавались четыре выпитых за утро чашки кофе.
– Почему? – повторил Ангус еще более громким голосом. В телефонной трубке женщина наконец закричала так громко, что он решил уделить ей внимание и сердито поднес трубку к уху. – Да, извините, она только что пришла. Очень хорошо. Нет, я не собираюсьизвиниться за то, что отнял у вас время. Вы должны знать,кто лежит у вас в больнице. Честно говоря, журнал можете оставить открытым и подготовьте свободную койку, может скоро пригодиться!
Он с силой швырнул трубку на висевший на стене аппарат, та упала. Джим выскочил из кабинета, осторожно прошел к телефону, повесил трубку и крадучись удалился обратно, в безопасное место.
– Ангус, ты возьмешь наконец себя в руки? – выпалила Айона, все стараясь говорить рассудительным тоном, в тщетной надежде, что и он ответит тем же. – Я очень извиняюсь за свое опоздание, я увлеклась рисованием и не заметила, как пролетело время. Тебе стоило мне позвонить.
Ангус и не думал успокаиваться.
– Но ты же оставила записку, что решила пойти пораньше поработать! И что я должен думать, когда я прихожу сюда, а тебя здесь нет!
Лицо Айоны приняло невероятно сосредоточенное выражение. Было очень-очень трудно не выходить из себя, когда Ангус начинал орать на нее, как ее отец, но она понимала, что закричать сейчас самой значило бы только подлить масла в огонь, – дома вполне можно было и поорать, но устраивать такие сцены в пабе означало бы выступить в роли местных комиков, и будет не настолько забавно, чтобы Тамара сочла это за подходящий иронический антураж.
– Но я же потому и оставила записку, чтобы сообщить тебе, что буду рисовать в сарае. Ангус, пожалуйста, не мог бы ты прекратить орать? Если бы Тамара немножко опоздала, ты бы не стал думать, что ее сбила машина, правда?
– Я бы не думал, я бы надеялся!
– Ангус!
– Я же беспокоюсь о тебе, глупая ты баба! – Ангус опирался на стойку, поставив руки на стопку подносов, – костяшки пальцев побелели, глаза выкатились, на лбу пульсировала вена. Он напоминал сердитого трактирщика с картины Хогарта. – Ты сейчас могла бы лежать где-нибудь в придорожной канаве и истекать кровью! У тебя надет браслет с группой крови?
– Ангус, – сказала Айона предостерегающим тоном. Она обвела глазами паб в поисках признаков жизни. Заведение напоминало Лондон в день похорон принцессы Дианы. Но она знала, что это впечатление обманчиво, и все в этот момент наблюдают за ними.
– Так надет? – настойчиво спросил он. – За него было заплачено тридцать фунтов!
Внутри у Айоны что-то не выдержало и сорвалось. Наверное, оттого, что с ней разговаривают как с младенцем, провинившейся сотрудницей и полной идиоткой в одном лице.
– Ангус, иногда ты меня просто пугаешь! – завопила она в ответ. – Я не хочупостоянно носить эту гребаную собачью бирку! Я взрослая женщина!
– Взрослая женщина с редкой группой крови! И не сквернословь!
Айона отвернулась от него и стала сжимать и разжимать кулаки. Она убеждала себя, что злится он потому, что беспокоится, а беспокоится потому, что любит ее. Он делал это совсем не оттого, что хотел выставить ее дурой перед остальными, как Крис.
Собрав все силы, чтобы не позволить себе потерять контроль над собой, и вспомнив советы, которые давала ей Мэри по поводу того, как разговаривать с маленькими детьми, Айона повернулась и посмотрела ему в глаза.
– Ангус, – произнесла она очень медленно и так тихо, чтобы ее не услышали на кухне. – Я не хочу устраивать здесь скандал. Извини, что я опоздала. Пожалуйста, не разговаривай так со мной перед людьми. Ты сейчас похож на Гитлера.
– Так ты его не надела? – сказал он. – Ведь так?
– Ты хочешь, чтобы я дала тебе пощечину? – завопила Айона. Она хлопнула руками об стойку и не мигая уставилась ему в лицо. – Почему ты никогда не можешь оставить меня в покое? Ты никогда не чувствуешь, что пора остановиться? Господи! – Не дав ему ответить на это, она глубоко вдохнула – дыхание было зловеще неровным – и сказала: – Я пойду на улицу успокоиться. И ты здесь тоже успокойся. Когда я вернусь, мы начнем утро заново, о’кей? О’кей?
И она нарочито медленно пошла на улицу, на солнышко, где на ступеньках поджидал ее Нед, куривший сигарету.
– Боже! – прошипела она. – Он, клянусь, хуже моего папочки! Еще немного, и он захочет вживить мне в шею микросхему, как домашней зверюшке!
Нед похлопал рукой по ступени, приглашая ее сесть рядом, и предложил свою сигарету, но Айона отказалась.
– Он так поступает только потому, что любит тебя.
– Понимаю. – Айона закрыла глаза и подставила лицо солнцу. От его ярких лучей под закрытыми веками все стало бледно-голубым. Мэтт и овцеподобная Линн все еще стояли у нее перед глазами в той же позе – то ли пели, то ли ругались. – Понимаю. Но это не помогает – мне все равно его убить хочется.
– Но вот так, знаешь ли, и живут все женатые пары.
– Неужели?
В такие дни, как этот, Айона начинала спрашивать себя, сможет ли она всю оставшуюся жизнь терпеть бессмысленные ссоры. И не иметь возможности ничем заняться самостоятельно, потому что все, что она делала, как-то влияло на ее вторую половину. Иногда ей казалось, что они с Ангусом сиамские близнецы, но при этом легкие и ноги подчинены ему, а ей остается только бессильно махать руками, пока он решает, куда им отправиться.
– Беспокоиться надо тогда, когда ты уже ничего не кричишь в ответ, – сказал Нед, выпуская изо рта струю дыма.
– А это еще почему? – спросила Айона. – Потому что с увлечением оттачиваю кухонный нож? Или потому, что мне заткнут рот, привяжут меня к пылесосу и оставят дома?
Нед захрюкал от смеха и положил ей руку на плечи.
– Тебе бы себя послушать со стороны. Брось. Многие готовы были бы разорвать в клочья всех на своем пути, чтобы жить так, как ты с Ангусом.
– И это вместо того, чтобы просто разорвать в клочья Ангуса?
– Айона! Это так!
– Хм-м. – На лице у нее изобразилось: «не убедил».
– Да прекрати, это не то, из-за чего стоит ссориться, а? Вы оба просто устали, много беспокоитесь, и… – Он остановился и посмотрел на нее, как будто размышляя, стоит ли говорить вслух то, что он думает.
– И что?
Нед поднял брови, будто говоря: «Да так, ничего», – эта его манера уже много лет выводила ее из себя, в последнее время еще и потому, что Тамара заявила, что в такие моменты он похож на молодого Шона Коннери. Вот уж ерунда.
– Нет, ничего такого. – Он поднял руки и обворожительно улыбнулся. – Ничего. Давай я покажу тебе, как приготовить классный майонез. Только не смотри на него таким взглядом, как на своего мужчину, а то все скиснет, – сказал он с безобразно утрированным северным выговором.
Они с Айоной начали так говорить, вместе передразнивая Джима, пытавшегося подделаться под северного жителя, и до сих пор иногда забавлялись этим. К сожалению, иронию Джим улавливал столь же слабо, как и региональные особенности произношения, и их подшучивание только убедило его в том, что в Карлайле его волшебным образом примут за местного и не побьют.
– Черт возьми, – добавил Нед, заметив, что Айона никак не реагирует. – И все такое.
Айона сидела на ступеньке и смотрела на него в упор. Она попыталась изобразить тот суровый и пристальный взгляд, которым овчарка смотрит на непослушную овцу, но на Неда это не произвело никакого действия. На него ничего не действовало.
– Не пытайся сбить меня с толку шутовским выговором. Что ты хотел сказать?
Он только покачал в ответ головой и улыбнулся своей хитрой улыбкой, за которой было невозможно что-то прочесть.
Как так получается, что мужчины никогда не считают нужным объясниться, а женщинам это приходится делать постоянно?
– Нет-нет, – Нед поднял руки, как будто сдаваясь. – Советы всегда даешь ты. Я не знаю, что тебе нужно сделать, чтобы он перестал тебя доводить. Но он любит тебя, это видно. И он всегда был таким, ты же знаешь. По-моему, проблема скорее в тебе, чем в ком-то еще.
– И что же ты этимхочешь сказать? – спросила она, резко вскочив.
– Я не знаю. Это только ты мне можешь сказать. – Нед загадочно посмотрел на нее.
Айона почувствовала столь нехарактерное для себя желание разбить кулаком новые стекла на двери, и Нед явно это почувствовал, потому что раскрыл объятия и прижал ее к себе.
Она не чувствовала себя закутанной со всех сторон, как в медвежьих объятиях Ангуса, – Нед был таким тощим, но в ту минуту ей это, как ни странно, понравилось даже больше.
– Мне же только этого было и надо, – пробормотала она, упираясь кулачками в его костлявую грудь. – Почему Ангус не мог этого сделать? Вместо того, чтобы кричать?
– Потому что, глупая корова, он не может одновременно быть в роли «Ангуса, постоянно тревожащегося за тебя любящего мужчины» и «Ангуса, твоего страдающего от перегрузок начальника».
«Да», – мысленно признала Айона и упрекнула себя за то, что ей это нужно было напомнить.
– Ну тогда приступим, – сказал Нед, выпуская ее из объятий. Положив руку ей на плечи, он повел Айону обратно в паб, как будто они только что встретились на улице. – Займемся ланчем. Нас с тобой ждет так много овощей.
Нед всегда умел говорить так убедительно. И не заставляя ее при этом чувствовать себя идиоткой. «Господи, – подумала Айона, – как мне повезло».
