Текст книги "По земле ходить не просто"

Автор книги: Вениамин Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Это бойцы второго батальона бросились на японцев с фланга. Те заметались.

Капитан перенес огонь и первым выскочил на бруствер. Несколько японцев кинулись к нему. Капитан в азарте боя не рассчитал момента: преждевременно бросился в контратаку с горсточкой артиллеристов.

В груди Николая похолодело: командир батареи не выстрелил, а швырнул пистолет в голову японца. Николай бросился вперед, как-то боком отбил плоский штык от груди Гусева, ударил прикладом по лицу ближайшего солдата, но сам отлетел в сторону и упал…

Николай вздрогнул: кто-то положил на его плечо тяжелую руку. Подняв голову, он увидел капитана Гусева.

Капитан присел рядом на пустой снарядный ящик, отставил в сторону японскую винтовку, которую принес с собой, и протянул открытый портсигар.

– Закури.

Капитан, кажется, первый раз заговорил с Николаем на ты. Николай видел, что пальцы командира батареи дрожат, но не так сильно, как у него.

– Махорки хочется. Говорят, крепче.

– Не завернуть сейчас.

– Что это? Страх? – спросил Николай, когда закурили.

– Страх не страх, а нелегкое дело штыковой бой. Я шестой раз схожусь врукопашную, и после всегда такое состояние…

– А у меня голова болит. Круги желтые перед глазами, – виновато пожаловался Николай.

– Еще удивляешься! Тебя офицер лопатой по каске ударил. Больше часа без сознания лежал.

Николай взглянул на свою каску, лежавшую у его ног. На ней была продолговатая вмятина с трещиной посредине.

– Здорово!

– Попади чуть в сторону – разрубил бы плечо… Папиросы хватило ненадолго. Закурили по второй.

– Выручил ты меня сегодня, – вдруг сказал капитан. – В пистолет попал песок. Стал стрелять – заело… Если бы не ты, конец мне.

Капитан замолчал. Николай не знал, что ответить. Да и зачем говорить об этом?

– Вот одно непонятно, – продолжал капитан. – Почему у нас любят говорить о самураях в восторженном тоне? «Они такие, они сякие», – передразнил он кого-то и плюнул с досады. – Ни черта нет в них геройского! В атаку прут пьяными! Хотя вообще-то японская армия не слабая… Драться могут.

Постепенно нервы успокаивались.

– Давно куришь? – спросил капитан.

– Раньше не курил.

– А сегодня двух папирос не хватило? – усмехнулся Гусев. – Ну, ничего. Покончим с японцами и бросим.

– Товарищ капитан, вы… нарочно вызвали огонь батареи на себя? – спросил Николай.

– Да, – ответил капитан, бросив окурок на дно траншеи и аккуратно придавив его носком сапога. – Иначе нас смяли бы. И вот что, Снопов. Хоть, может, сейчас и не совсем время говорить об этом, а скажу. Сам ты работаешь хорошо, в бою молодец, а с комсомольской работой у тебя слабина. А ведь в тебя поверили, избрали тебя секретарем комсомольской организации. Тебе обязательно надо бывать на огневой позиции. Правда, иные говорят, что во время войны не лекции читать, а врага бить надо. Неверно это. В бою нужны твердые, убежденные люди. У тебя есть агитаторы среди комсомольцев. Надо подсказать им, чтобы поинтереснее проводили беседы. Они ведь другой раз замечательнейшую историю так расскажут, что блохи с тоски дохнут! Понимаешь меня?

– Я слушаю, товарищ капитан.

Страшно хотелось пить, но вода была только в одной фляге и ее берегли для раненого Макаренко, который лежал на дне окопа.

– Почему ты, Снопов, ни разу не написал письма девушке? Неужели не дружил ни с одной? – спросил Гусев после небольшой паузы.

– Было… Напишу скоро.

Андрей, дежуривший около стереотрубы, доложил:

– В тылу у японцев наблюдается пыль, судя по скорости, идет колонна автомашин.

– Японцы подбрасывают новые силы. Теперь уже и днем… Значит, скоро будет решительная схватка, – заключил Гусев.

* * *

Во время совещания командного состава в штабе полка японская артиллерия открыла сильный огонь по расположению второго батальона.

Заместитель командира полка майор Шилов как ни в чем не бывало продолжал разбор боевых действий.

Майор Кушнарев и капитан Гусев нервничали, прислушиваясь к нарастающему грохоту разрывов.

Вдруг поднялся сам командир полка.

– Тут у нас есть товарищи, – начал он сердито, – которые полагают, что если бой ведется без них – он проигран. Я говорю о вас, товарищи Кушнарев и Гусев. Если не надеетесь на своих людей – грош вам цена: не сумели подготовить. Заместители должны действовать самостоятельно. Командир второго батальона майор Кушнарев не надеется на своего заместителя, а Гусев – на командира взвода управления. Это же безобразие.

Командир полка подал знак Шилову продолжать занятие и сел.

Гусев внешне успокоился, но невольно все время прислушивался к канонаде. В грохоте десятков орудий он различал выстрелы короткоствольных пушек – глуховатые, отрывистые – и чувствовал: батарея работает ровно, методично.

Совещание закончилось под утро.

Гусев вышел из палатки, позвал Андрея и пошел на наблюдательный пункт.

Недалеко от переднего края он увидел две тени, осторожно пробирающиеся к траншеям. Это показалось подозрительным.

Подав знак Андрею быть наготове, капитан поставил пистолет на боевой взвод и ускорил шаг. Подкравшись вплотную к неизвестным, он узнал в них своих телефонистов Алексеева и Журбу.

– Вы откуда? – строго спросил он.

– Лейтенанта относили. Ранило его.

– Лаченко? Когда?

– В самом начале. Он хотел идти к командиру роты. Тут как начали стрелять, – рассказывал Алексеев, волнуясь, – его и ранило. В спину ранило.

Из сбивчивого доклада, в котором было больше почтения к своему командиру, чем смысла, стало понятно: ранен командир взвода управления и по приказанию Снопова телефонисты унесли его.

– Кто на наблюдательном пункте? Кто управлял огнем?

– Снопов.

– Сильно ранило лейтенанта?

– Худо ему, – вмешался Журба.

– Лейтенант управлял огнем?

– Нет. Не успел.

– И Снопов там один остался? – Да, товарищ капитан. Один!

– За мной! – приказал Гусев и побежал. Перевалив через гору, он спрыгнул в траншею.

– Стой! Кто идет? – тихо, но властно раздался голос Снопова из глубины.

– Свои!

– Кто? Пропуск!

– Это я! – ответил Гусев и назвал пропуск.

– Подходи один.

– Как дела? – спросил капитан издали, давая Снопову возможность узнать его по голосу.

Снопов стоял спиной к стенке у стереотрубы. Одной рукой держался за телефонную трубку, а другой сжимал пистолет лейтенанта. Рядом лежали гранаты.

– Товарищ капитан, за время вашего отсутствия…

– Не надо, – перебил Гусев. – Знаю. Послушайте телефон. Нас вызывают.

– Я – Звонкий. Слушаю… Вас просят, товарищ капитан.

Закончив разговор с начальником штаба полка, Гусев обратился к Снопову:

– Вот что… Командира взвода управления не стало. Когда пришлют нового, неизвестно. Его обязанности пока придется выполнять вам, Снопов. Я об этом доложу начальнику артиллерии и командиру полка, а за то, что хорошо действовали в мое отсутствие, объявляю благодарность. – И закончил тише – Молодец! С сегодняшнего дня начну учить тебя по-настоящему, как командира…

Глава пятая

Десять дней шли беспрерывные дожди, а потом установилась ясная погода.

По всему чувствовалось приближение осени: лучи солнца уже не были такими жаркими, как в июле, а по ночам становилось все холоднее и холоднее. Все чаще дули ветры. Степная растительность за несколько дней заметно поблекла. Красноармейцы, изрядно измучившиеся в сырых траншеях, радовались тому, что стало посуше. Но бывалые люди рассказывали, что скоро начнутся холодные ветры с песчаными буранами, и так будет почти до самой весны, а зимой морозы доходят до пятидесяти градусов.

Чувствовали приближение суровой осени и степные обитатели. По ночам в долинах между сопками поднималась непонятная возня, слышался писк и легкий свист. На склоне горы перед наблюдательным пунктом неожиданно появились копны сена величиной с добрый навильник. Это степные грызуны тарбаганы заготовляли себе пищу на зиму Андрей и Николай ночью притащили две копны для постели. Сено было душистое, и травинки были подобраны стебель к стеблю.

У японцев к этому времени поубавилось спеси. Они уже не бросались в атаку батальонами и ротами, а забились в глубокие траншеи. Наступательных операций не предпринимала ни одна из сторон, но зато участились ночные поиски разведчиков.

Почти каждую ночь устраивали вылазки и пехотинцы уральского полка. Особенно трудно приходилось Николаю. Замещая командира взвода управления, он фактически стал правой рукой командира батареи. А полковые орудия обыкновенно обеспечивали артиллерийским прикрытием все штурмующие группы. В таких случаях Николай с вечера уходил с наблюдательного пункта и ночью вместе с разведчиками полз за передний край обороны и оттуда, почти от проволочных заграждений противника, управлял огнем батареи. На наблюдательный пункт возвращался уже с рассветом усталый, измученный и голодный. Капитан Гусев заметил, что Снопов похудел, измотался, но заменить его было некем. Не раз просился на эти вылазки сам капитан, но штаб полка категорически отказывал ему.

Вместе с Николаем в ночные поиски выходил и Андрей Куклин.

Однажды, когда разведка не сумела незаметно пробраться через минное поле перед японскими окопами и пришлось возвращаться обратно, Николай, отходивший последним вместе с командиром разведроты, обнаружил, что нет Андрея. Доложил по телефону капитану Гусеву. Тот выругал его и приказал пойти на розыски. Николай искал везде, дополз до проволочных заграждений– Андрей словно сквозь землю провалился. И только возвращаясь обратно, Николай увидел его на склоне горы. Он что-то торопливо подтягивал к себе.

– Андрей! – окликнул его Николай. – Что ты делаешь?

– Подожди, – ответил Куклин, – концерт японцам устроим.

– Ты что, рехнулся? Ползи за мной!

– Есть! – недовольно ответил Андрей и пополз следом.

– Что ты затеял? – спросил Николай, когда они спрыгнули в траншею.

– Я же сказал – концерт. Вот слушай. – Куклин с силой дернул за конец провода, который он ухитрился притащить за собой. Там, где были японские проволочные заграждения, что-то загремело, словно кто-то с разгона налетел на колючую проволоку.

Со стороны японцев раздалось несколько торопливых винтовочных выстрелов, затем заработал пулемет и по нейтральной зоне ударили минометы.

– Куда прикрепили провод? К заграждению? – спросил командир стрелковой роты.

– Ага. Да еще котелок привязал. Слышите? Концерт бесплатный. Расходы оплачивает микадо. Разрешите продолжать?

До самого утра мины и снаряды японцев рвали сухой дерн в нейтральной зоне, где, кроме тарбаганов, никого не было.

* * *

Никому не известно, когда командующий примет решение о наступлении. Не узнает простой боец всех многочисленных факторов, учитывая которые принимается решение о наступлении. И все же наступление никогда не бывает неожиданностью для солдата. По совсем малозначащим признакам, которых неискушенный человек не заметит, боец определит: «Скоро пойдем вперед».

Знали, вернее, догадывались о подготовке к наступлению и батарейцы Гусева, хотя разговоров об этом почти не было. Андрей, ходивший на огневую позицию выпускать боевой листок, заметил, что в тылу появилась зенитная батарея. Старшина Казаков рассказывал, что встретил своего земляка из части, переброшенной сюда недавно из тыла.

Вечером девятнадцатого августа командиров подразделений вызвали в штаб полка. Гусев перед уходом тщательно проинструктировал Николая.

По дороге капитан думал о батарее. За нее он не тревожился: личный состав подразделения теперь как будто спаянный, дружный. А это уже многое значит.

На командный пункт полка Гусев пришел, когда уже стемнело. У палатки, тщательно скрытой под маскировочной сетью, сидели несколько командиров. С некоторыми он давно не встречался и теперь с удовольствие ем пожимал им руки.

– Привет, Гусев! – окликнул его начальник штаба. – Значит: «По походному публичному дому– огонь!»?

Командиры засмеялись.

– Это ты такую знаменитую команду подал? – спросил командир первого батальона. – На весь Халхин-Гол гремит.

– Красноармеец Снопов. Есть у меня такой. Он сейчас обязанности командира взвода управления выполняет. – И, вспомнив этот случай, капитан тоже засмеялся.

Дней десять назад с наблюдательного пункта заметили оживление в тылу у японцев: слышались возбужденные крики, стук, звон. Иногда различали чуть ли не детские голоса, смех.

Артиллеристы и соседние подразделения пехоты насторожились. Что затевает противник? Ко всеобщему изумлению, в половине первого часа ночи грянула музыка. Играл духовой оркестр. И так всю ночь.

– Что за черт! – ругался Андрей. – С чего самураям так веселиться? День святого лодыря, что ли, празднуют?

Андрей терпеть не мог неопределенности и нервничал. Всю ночь ждали нападения, готовились к нему. Штаб полка через каждый час запрашивал: «Что предпринимают японцы?»

Наступил рассвет. Взошло солнце. Оркестр перестал играть. Капитан решил прилечь и немного соснуть. Укрываясь шинелью, он вдруг услышал голос Николая Снопова:

– Ах вы, кобели окаянные! Ах вы… Гусев насторожился.

– Батарея, к бою! – донеслась до него команда Снопова. – По японскому походному публичному дому! Прицел…

Капитан побежал к стереотрубе. Сквозь утреннюю дымку в одной из долин он разглядел хорошо замаскированные палатки, японских офицеров и женщин. Это был дом терпимости, прибывший на передовую для поднятия самурайского духа. Офицеры и проститутки возвращались к палаткам. Позади шли денщики.

– Первому один снаряд! – продолжал командовать Николай.

– Отставить «один снаряд»! – крикнул капитан. – Батарея! Четыре снаряда… Огонь!

Через несколько минут от японских палаток полетели клочья.

Капитану уже не раз приходилось рассказывать об этом случае, и вот его снова заставили повторить.

Пришел майор Шилов и пригласил всех на совещание. У входа в палатку он шепнул Гусеву:

– Завтра генеральное начинаем. Капитан молча сжал ему руку.

* * *

В ту ночь на фронте многим было не до сна. В ротах проводились партийные и комсомольские собрания, читали обращение Военного совета.

Николай побывал на огневой позиции, в тылу батареи, где размещались кухни, поговорил с каждым бойцом. Настроение у всех было приподнятое и решительное.

Час наступления приближался.

Еще до восхода солнца послышался ровный гул моторов. С каждой минутой он нарастал и становился гуще. Над дальними сопками в тылу, где небо было еще темное, показались тяжелые бомбардировщики. Первые звенья их, шедшие углом вперед, уже приближались к переднему краю, а из-за горизонта появлялись все новые и новые эскадрильи. Маленькие шустрые истребители, сопровождавшие их, сновали вокруг.

– Пошли шерстить! Пошли! – кричал Андрей, показывая на разворачивающиеся громадные самолеты.

Часто затявкали скорострельные японские зенитные пушки. На небе появились седые пятна разрывов.

Сотрясая землю, легли первые бомбы.

Гусев и Снопов спешно готовили данные для стрельбы по зенитным точкам противника, обнаружившим себя в последний момент.

Артиллерия пока молчала. Телефонист Алексеев прижимая трубку к одному уху и зажав ладонью другое, ждал команды. Наводчики на огневой держали в руках натянутые шнуры заряженных орудий.

– Пятьсот пятьдесят пять! – передал наконец начальник артиллерии и повторил раздельно: – Пять, пять, пять!

Капитан вдохнул в себя воздух и с каким-то остервенением крикнул:

– Огонь!

Одновременно заговорили сотни орудий. Земля затряслась, застонала.

Началось генеральное наступление.

* * *

Наступление развивалось успешно: через неделю было полностью завершено окружение Квантунской армии. Генерал Камацубара пытался прорвать кольцо: он стянул к фронту все войска, находившиеся в Западной Монголии, и в течение нескольких дней безуспешно штурмовал позиции советских и монгольских войск, но, убедившись в бесплодности своих затей, удрал на самолете, бросив на произвол судьбы более двадцати пяти тысяч человек.

Однако окруженная группировка имела достаточное количество боеприпасов, продовольствия и занимала выгодные для обороны позиции: в ее руках были высоты Палец, Ремизовская и многие другие.

И все-таки советские войска шаг за шагом продвигались вперед. Это были тяжелые изнурительные бои: приходилось драться за каждую сопку, за каждый бархан.

Артиллеристы в этот день были нарасхват: заявки поступали беспрерывно, и на огневой позиции телефонисты охрипли от повторения команд.

Двадцать девятого августа часов в двенадцать дня артиллеристы батареи Гусева перенесли наблюдательный пункт на высотку, где четверть часа назад рвались их снаряды. Едва установили связь с тылами, как позвонил командир полка и приказал выслать опытного корректировщика огня в распоряжение командира второго батальона майора Кушнарева.

Гусев послал Николая и дал ему в сопровождающие Андрея Куклина. Правда, теперь сам Гусев оставался только с телефонистами, но иного выхода не было.

Наступление на участке второго батальона, казалось бы, шло успешно: штурмующие еще ночью овладели первыми траншеями противника и начали обходить сопку, которая являлась ключом к системе обороны японцев, а утром значительно углубили и расширили образовавшийся клин на стыке двух японских полков.

Однако майор Кушнарев с каждым часом все больше и больше настораживался.

Почему японцы бездействуют? Ведь, вгрызаясь в глубину обороны, первый эшелон наступающих обозначил направление удара. Неужели японское командование не понимает значения этого обходного маневра?

Майор решил не вводить пока в бой резервы, а свой командный пункт перенести поближе к острию клина.

Командир полка разделял его тревогу и на всякий случай придал батальону, кроме полковой батареи, еще две батареи из дивизионной артиллерии. Представителем от полковой артиллерии и был Николай.

Николай и Андрей прибыли на наблюдательный пункт Кушнарева в то самое время, когда командир батальона передал в штаб, что он меняет координаты. Увидев Снопова, майор повеселел: ему не раз приходилось встречаться с этим толковым красноармейцем, да и командиры роты знали его и верили ему.

– А, гусята прибыли! Добре! Дюже добре! – сказал майор, махнул рукой, что означало: «Следуйте за мной», и пошел по траншее.

Кушнарев шагал не спеша. Узкий ход сообщения был тесен для его полноватого мускулистого тела, однако он и тут ухитрялся идти свободно и даже помахивать руками. Но во всем этом не было ничего показного. Так мог идти только человек, которому безразлично, как он выглядит в данную минуту со стороны, и для которого главное сейчас – дойти скорее до цели. Чувствовалось, что этот человек никогда не растеряется.

На изгибе траншеи Николая окликнул Снегирев, с которым они не встречались со дня ухода Николая из роты.

– Здравствуй, дорогой! – воскликнул Николай. – Жив, здоров?

– Живем! Хвастунскую армию бьем! А как ты?

– Хорошо! Ты что, связистом стал?

– Связистом. Живое дело! Вначале думал: придется сидеть в землянке. А теперь довольнешенек. Все видишь, все знаешь. Иногда и пострелять приходится.

Задержавшийся было Николай побежал догонять своих. А Снегирев, наматывая на катушку телефонный провод, двинулся за ним. За одним из изгибов траншеи он увидел небольшую записную книжку в клеенчатой обложке и почему-то поднял ее, хотя в японских блиндажах было много всякого хлама и Снегирев никогда не обращал на него внимания. На первой странице книжки старательно было выведено чернильным карандашом:

 
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
 

«Правильные слова, – подумал Снегирев. – Добрые слова». И вдруг он заметил полустертую надпись: «Н. Снопов».

Снегирев хотел догнать Николая и побежал по траншее. Он нашел то место, где Николай вылез из траншеи: на стенке остались следы от носков сапог. Но в это время начался артиллерийский обстрел. Снаряды ложились рядом. Снегирев прижался к выемке одиночного бойца и закурил. Его несколько раз обдало песком. На душе стало тоскливо. Он почувствовал себя одиноким на этом маленьком клочке земли, дрожащем и стонущем от разрывов тяжелых снарядов. Улучив момент, он выглянул из своего убежища. Николай был уже далеко. Пригнувшись, они с Андреем перебегали открытое пространство.

«Как братья родные», – подумал Снегирев.

Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Снегирев вышел из окопа.

Вдалеке, где скрылись Николай и его товарищи, показалась черная масса монгольской конницы. Всадники на полном ходу выдернули клинки, пришпорили лошадей.

– Давай, ребята, давай! – закричал Снегирев. – Бегут! Удирают!

И вдруг рокочущий звук, раздавшийся за спиной, заставил его оглянуться. Из-за бархана выползал куцый тупорылый танк. Снегирев увидел на броневом листе японские иероглифы. Танк собирался ударить в тыл монгольской коннице.

Швырнув катушку, Снегирев сжал в руке единственную гранату и побежал наперерез танку. Он знал, что этой гранатой-лимонкой ему не подбить танк, но он не мог пропустить его. «Остановить! Остановить!»– билась в мозгу единственная в этот момент мысль.

Сверкающие, отполированные гусеницы, временами скрывающиеся в пыли, уже рядом…

На склоне горы, где заканчивалась траншея, майор Кушнарев остановился, ожидая спутников.

– Отсюда бегом… Вон к тому черному пятну, – крикнул он и кивком головы показал на разрытое снарядом место. – Все разом. Пока пристреляются – проскочим.

Пробежав по исковерканному минами и снарядами каменистому склону, спустились в долину. Здесь пахло горелой травой и прелым диким чесноком.

Наступило неожиданное затишье. Правда, орудия стреляли, но не было того сплошного грохота, который не прекращался с начала генерального наступления.

Снаряды рвались где-то в стороне. Вдруг раздался нарастающий мяукающий вой мин.

– Ложись! – крикнул майор и бросился на землю. Наступила зловещая тишина, которая длится только мгновение, а потом раздался грохот, визг…

Сотрясая землю, выросли черные фонтаны. С воем и урчанием пронеслись осколки.

– Бегом! За мной! – снова крикнул майор и бросился вперед.

Группа майора подобралась к седловине между двумя островерхими сопками. Андрей внимательно вглядывался в окружающие предметы: ему, как разведчику, надо было запомнить все, чтобы потом точно ориентироваться и днем и ночью. Этого требовал капитан Гусев.

«Тут запомнить не так просто», – рассуждал он про себя и повернулся к правой сопке. И вдруг, заметив на самом гребне какое-то движение, инстинктивно крикнул:

– Японцы!

В то же мгновение раздался одиночный выстрел. Командир батальона, схватившись за ногу, медленно начал опускаться на землю.

– Гранаты! – крикнул лейтенант Александров. – Вперед!

Часто и торопливо застучал японский ручной пулемет. Мимо Андрея просвистела струя пуль, обдав его жаром. Он пригнулся и выстрелил из винтовки. В это время Николай и лейтенант, не пригибаясь, побежали вперед. Чуть правее их по косогору бросились еще трое из штаба батальона.

Андрей хорошо запомнил, как упал лейтенант, а Николай, выбежавший на гребень, бросил гранату, успел выстрелить два раза и покачнулся. Винтовка выпала из его рук, а потом и сам он ткнулся лицом в землю.

– Бей их! – закричал Андрей. Выбежав на седловину, он увидел направленное на него вороненое дуло пулемета и искаженные лица двух японцев и швырнул в них гранату.

Пулемет подпрыгнул и захлебнулся.

Андрея обожгло в нескольких местах. В первое мгновение он не понял, почему вдруг с разбега ударился о землю, хотя добежать до того места, где упал Николай, осталось немного.

«Струсил», – пронеслась в сознании страшная догадка, и он, испугавшись, что это действительно так, рванулся к винтовке, валявшейся в нескольких шагах от него, но тут же почувствовал, что с плеча сползают струйки крови и двигаться становится все труднее и трудней.

Андрей едва узнал свою винтовку. Приклад ее был расщеплен, прицельная планка погнулась. Появись сейчас японцы, возьмут живым. Стало жутко и горько. «Гранату бы… Хоть одну», – с тоской подумал он, шаря здоровой рукой по карманам.

Но гранат не было, и тогда он занялся ранами. Не снимая гимнастерки, разорвал нательное белье. Сапоги не удалось снять. Пришлось разрезать голенище перочинным ножом. Потом он стер травой сгустки крови и наложил на раны куски бинта из индивидуального пакета. Сверху завязал тряпкой. Хуже было с плечом: долго не удавалось соединить концы повязки. Наконец справился и с этим.

Теперь Андрей почувствовал себя легче и, хватаясь здоровой рукой за траву, а потом подтягивая все тело, пополз к Николаю и лейтенанту.

Лейтенант Александров в помощи не нуждался: над его трупом уже вились ненасытные осенние мухи. Куклин забросал голову лейтенанта травой и, подобрав его пистолет, пополз к Николаю. Он помнил направление: в гору, чуть направо.

Николай был жив. Запекшимися губами он жадно хватал сухой воздух.

– Пить хочется, Коля? Сейчас, Коля, сейчас, – бормотал Андрей.

Он перевернул Николая на спину и, отстегнув флягу, поднес ее горлышко к окровавленным губам друга.

Тот глотнул раза два и закашлялся. На губах появилась кровавая пена.

– Пей, Коля, пей. Легче будет, – уговаривал Андрей. – Мне не надо. Я не хочу.

Вылив остатки воды на лицо Николая, он отбросил флягу и в это время услышал топот коней и оглянулся.

Пригнувшись к седлам, на них неслись два кавалериста.

– Не возьмешь, япошка! Не дадимся! – закричал Андрей, рванулся, чтобы встать, и свалился как подкошенный.

* * *

Майор Кушнарев, наспех перевязанный ординарцем, сидел с командиром эскадрона монгольской конницы на дне небольшого окопа и разговаривал по телефону с ротами.

– Ну что? – спросил командир эскадрона, передавая трубку телефонисту.

– Не видно стало, – ответил командир эскадрона, не отрывая от глаз бинокля.

– Эх, черт возьми. Живы они, а до вечера не выручить, – выругался Кушнарев и поморщился от боли.

Дорого обошлась короткая схватка, разыгравшаяся у подножья высотки с седловиной: убит лейтенант Александров, ранены двое. Неизвестно, что со Сноповым…

– По-моему, можно, – осторожно заметил командир эскадрона, а потом что-то сказал по-монгольски одному из кавалеристов. Тот выскользнул из окопчика и побежал к коноводам, придерживая рукой шашку.

Минут через пятнадцать два отчаянных кавалериста вылетели стрелой на седловину и, подхватив Снопова и Куклина, благополучно ускакали в тыл.