Текст книги "По земле ходить не просто"

Автор книги: Вениамин Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Кто-то положил на его плечо руку и потянул за пиджак.

– Пойдемте, Сергей Петрович. Здесь вы ничем не поможете. И. ваших тут нет. Да и не время сейчас предаваться горю.

Сергей поднял голову. Перед ним стоял Иван Семенович. Покорно вышел за ним, но тотчас же бросился обратно, машинально вытащив из кармана и прижимая к груди, эмалированный номер вагона.

– Послушайте, Сергей Петрович! Держите себя– в руках. Есть надежда, что Анна Григорьевна вырвалась. Многие ушли пешком. В госпитале их нет. Я справлялся.

Сергей непонимающе смотрел на него… – Сергей Петрович! Заякин! – крикнул наконец Иван Семенович. – Довольно! Нас прислали сюда помогать! Спасать женщин и детей! Пойдемте! Приказываю!

– Да. Да. Пойдемте. А Коленька и Аня…

Работал он как во сне: перетаскивал носилки, тушил пожар, разгружал вагоны, переносил ящики и мешки. Поздно вечером возле заготзерно его остановил Барановский.

– Вы бы, Сергей Петрович, отдохнули.

– Что? Отдохнуть! Нет, не до того теперь.

Под утро снова был налет авиации. Роту Ивана Семеновича бросили на восстановление пути. Один из железнодорожников протянул Сергею ломоть хлеба с куском сала и кружку воды.

– Ешь, товарищ. «Раскисать начинаю… Поэтому заботятся обо мне», – подумал Сергей, взял кружку и выпил воды. Только после этого он почувствовал голод.

* * *

Мотострелковая дивизия понесла в это утро большие потери не только от бомбежки. В ночь на двадцать второе июня несколько командиров получили срочные вызовы: одни – к начальству, другие – в расположение части. Вызваны были и полковник, и подполковники, и интенданты, и даже военврач. Все они бесследно исчезли. Только позже выяснилось, что все это было делом рук диверсантов, которым удалось выманить всех их из квартир и перебить.

Дивизия в первые же часы войны была направлена к границе. Колонны продвигались в исключительно трудной обстановке и с большими потерями. Немцы хотели обескровить дивизию еще до подхода ее на исходные рубежи. Два горбатых самолета-корректировщика беспрерывно носились над шоссейной дорогой, а сотни бомбардировщиков наносили бомбовые удары.

В колоннах все смешалось, перепуталось. Потеряна была связь, и управление фактически перестало существовать.

Помкомвзвода Андрей Куклин с двумя орудиями был вначале в составе головной походной заставы. Одна машина отстала где-то во время бомбежки. А машина, на которой ехал Андрей, вышла из строя на полдороге: в мотор попал осколок. К счастью, никто из расчета не пострадал. Андрей отцепил орудие и укатил его в кусты. Там его нашел капитан Гусев и уехал, пообещав выслать другую машину.

Обещанная машина пришла уже под вечер. Едва Андрей проехал километров десять и оказался на открытом месте, как началось.

– Воздух! Воздух! – закричали из кузова и забарабанили кулаками по кабине.

Андрей выглянул из дверцы. Два пикирующих бомбардировщика вынырнули из туч и взяли направление на машину.

– Расчет, долой с машины! Тарасов, беги! – крикнул он шоферу, перехватил в свои руки баранку и, встав на крыло, погнал машину через поле к ближайшему лесу.

По земле перед ним пронеслась крестообразная тень. Андрей повернул руль. Бомбы разорвались в стороне. Но сейчас же вслед за первым самолетом атаковал второй, а потом оба развернулись, чтобы повторить заход.

Андрею казалось, что противник, видя его беспомощность, как будто играет с ним. Стало обидно до слез. И в то же время Андрей почувствовал в себе страшную злобу.

Делая невероятные развороты, остановки, машина с полного хода ворвалась в лес. Ломая сучья и сбивая все, что попадалось на пути, Андрей заехал глубоко в чащобу. Немецкие летчики, упустив жертву, еще долго неистовствовали, но уже вслепую.

Расчет орудия и шофер, прибежавшие после того как гул самолетов отдалился, застали Андрея целым и невредимым. Он сидел на траве и затяжно курил.

– Ну, что? Что смотрите? – закричал он. – Курящего человека не видали? А ну, разворачивай машину и выводи! Нечего тут прохлаждаться!

В полк прибыли уже к аакату солнца. Батарея заняла позицию посреди леса на восточном скате небольшой высотки. Метрах в восьмистах догорала литовская деревня. Отблески пламени багровыми змейками извивались на крашеных стволах орудий. Впереди шла частая перестрелка.

Поставив орудие в приготовленный окоп, Андрей доложил старшему на огневой:

– Расчет первого орудия прибыл в полном составе.

– Хорошо, – принял рапорт лейтенант Федотов.

– Как наши?

– Немцы прорвались далеко. Лейтенанта Зябликова увезли, – подавленно ответил лейтенант. – В ногу разрывной пулей… Сам видел.

– Снопов вместо него?

– Он. Говорят, уже ходил вместе с пехотой в атаку.

В сумерках из леса появился Николай. Он подталкивал перед собой здоровенного солдата в незнакомой грязно-зеленой форме и с завязанными глазами. Немец! Вот они какие!

– Зачем завязал глаза? – спросил капитан Гусев. Николай поморщился и только махнул рукой: не спрашивайте, мол, товарищ капитан.

Пленный понял вопрос капитана и застонал:

– Майне ауген… Майне ауген…

– Осколками оба глаза, – неохотно сообщил Николай.

– Черт бы вас побрал, немцев! – процедил сквозь зубы капитан. – Сидели бы в своем фатерланде, и никто бы вас не тронул.

Бойцы окружили немца и с любопытством разглядывали его, но Николай предупредил:

– Смотрите, поосторожней. Дурак может пойти на все.

– Как немцы? – спросил Андрей.

– Дерутся, – неохотно ответил Николай. Андрей опять спросил:

– Хуже или лучше японцев?

– Спроси его, – кивнул Николай в сторону пленного, сидевшего в окружении бойцов. – Сволочь, ведь ослеп навсегда, а стоит и строчит из автомата. Когда я выбил оружие, схватил меня и успел подмять под себя. Хорошо, что подоспел майор Кушнарев…

– И ты его, привел сюда?

– Привел. Отдал свой индивидуальный пакет. Андрей поглядывал на немца. Того уже накормили чуть ли не с рук.

– Ведь громила же, – сказал Николай, перехватив взгляд Андрея. – Спросил еще, не еврей ли я. Евреев, видите ли, он не терпит…

* * *

В первые дни полк несколько раз менял позиции, сдерживая натиск немцев, но под вечер четвертого дня внезапно создалось критическое положение.

С наблюдательного пункта командира полка ничего не было заметно, но-вдруг пронесся слух, что немецкие танки и мотопехота атаковали тылы дивизии. Впервые появилось страшное и пугающее слово «окружение». С быстротой молнии передавалось оно от подразделения к подразделению. Однако полки, прошедшие серьезную школу войны в Монголии и Финляндии, не дрогнули, а только, казалось, сильнее сжались, чтобы нанести ответный удар.

Капитан Гусев говорил о чем-то по телефону с командиром второго батальона майором Кушнаревым. И вдруг, несмотря на присутствие полковника, заорал на Николая:

– Струсил твой командир батареи! Убежал, людей своих бросил на наблюдательном пункте! Забирай радистов и беги к Кушнареву! Бегом!

Николай выбежал из траншеи красный от стыда, хоть и не чувствовал на себе никакой вины.

– Смотри там… Автоматчики просочились к окраине хутора! – крикнул вслед Гусев.

Лейтенант Мирошниченко струсил… А ведь в мирное время держался орлом. На каждого человека ниже его по званию смотрел свысока, без конца говорил о долге, о служении родине, а как вступили в бой – похудел, перестал бриться… И вот…

Телефонные провода, вдоль которых они бежали, вывели на шоссейную дорогу. Николая охватила страшная злоба: десятки проводов были проложены по канаве, как учили в мирное время. Один случайный снаряд – и вся связь будет нарушена. Попробуй найди тут концы и соедини правильно в суматохе боя.

– Ложись! – крикнул он, увидев перебегающих немцев, и камнем упал в канаву.

Пули просвистели над головой.

Радист Садовников бросил одну за другой две гранаты в кусты, куда скрылись немцы, и группа Николая побежала. Другой радист Чичельницкий начал отставать. Ему трудно было бежать с тяжелой радиостанцией, да еще пригнувшись. Николай взял у него винтовку.

В городке, где закрепился второй батальон, Николая окликнули:

– Снопов, сюда!

Это кричал майор Кушнарев, засевший со своим штабом в котловане, вырытом для нового здания.

– Значит, приходится работать за труса лейтенанта? – спросил он, когда Николай оказался рядом с ним. – Вот сволочь!

В котловане готовились к встрече с танками.

– Где думаешь занять наблюдательный? – спросил майор.

– Думаю на костеле, товарищ майор.

– Знаешь, брось-ка это. Слишком заметно. Да и не успеешь, а мы ждем удара с фронта и с тыла. Залезай-ка на этот дом. Я тоже скоро приду туда.

Николай рад был совету, хотя имел право решать самостоятельно. Хорошо работать рядом с таким командиром.

На чердаке, где пахло затхлой пылью и мышами, Николай приказал развернуть радиостанцию, но не успел еще связаться с батареей, как вдали раздался мощный гул.

Противник начал атаку с фронта и тыла.

Одним ударом Николай выставил раму чердачного окна и вылез на крышу. Рискуя сорваться вниз, перебежал за трубу.

Работал Николай быстро, вдохновенно, как капитан Гусев. Снаряды ложились точно. В то же время он хорошо видел, в каком тяжелом состоянии находится полк.

Из-за высотки над балкой взлетели две синие ракеты и, не долетев до земли, сгорели. Немцы вводили в бой новые силы.

Над кустарником перед линией обороны показались двигающиеся темные предметы.

– Танки! По танкам… Прицел… – быстро перенес Николай огонь батареи.

* * *

С каждым днем канонада слышалась все отчетливее. Фронт приближался. Через станцию проходили эшелоны с войсками, техникой и боеприпасами, а со стороны фронта возвращались пустые – с пробоинами на обшивках. Иногда останавливались зеленые санитарные поезда с красным крестом. И тогда люди на перроне невольно переходили в разговоре на шепот.

Участились налеты авиации.

Рота Ивана Семеновича безвыходно работала теперь на железнодорожной линии.

Сергей трудился с каким-то ожесточением. Он первым хватался за рельс, который надо было перетащить на другое место, таскал шпалы, забивал костыли. И все время ему казалось, что товарищи недовольны, что они поговаривают о замене его более сильным человеком. Только на земляных работах он видел, что не отстает от других. В казарму возвращался усталый, но старался делать вид, что работа ему привычна.

Однажды в казарме к нему подошел Иван Семенович.

– Надо бы нам, Сергей Петрович, сходить в Климковичи. Давно мы не меняли белье. У вас дома найдется чистая пара?

– Не знаю. Может, и есть. Аня, должно быть, ничего не взяла из моих вещей.

– Барановский разрешил нам отлучиться на три часа.

Сергей обрадовался: вдруг письмо из Островного.

По шоссе за станцией потоками двигались на фронт машины, а навстречу им ехали на телегах, шли пешком эвакуируемые из прифронтовой полосы—женщины и дети. Измученные зноем и дорогой, они со страхом поглядывали на небо.

– А ведь немцы все ближе, – сказал Иван Семенович, когда пересекли шоссе. – Что вы думаете делать, Сергей Петрович, если они сюда доберутся?

– Воевать.

– В армию уйдете или останетесь партизанить?

– Не знаю.

Посматривая на Сергея, Иван Семенович удивлялся огромной перемене в нем. Так вдруг прямо на глазах повзрослел этот совсем молодой человек, сразу переросший свои годы.

– По секрету вам скажу… – возобновил разговор Иван Семенович. – Мы уходим в партизанский отряд.

– Возьмите и меня.

– Это зависит от райкома.

– Я пойду туда.

Климковичи показались Сергею чужими. Прошло совсем немного времени, а в запущенном доме на всем лежал толстый слой пыли, углы комнат и окна затянуло паутиной, цветы засохли.

Кто-то успел уже и похозяйничать. Многие вещи поценнее исчезли. Не стало костюмов и пальто.

Ничего не жаль было Сергею. Только бы узнать, что живы Аня и Коленька.

Почта, очевидно, приходила аккуратно: в сенях на полу лежал целый ворох газет и журналов, заброшенных почтальоном в щель над дверью.

Среди газет Сергей нашел письмо из Островного от Анастасии Максимовны..

Иван Семенович, зашедший за Сергеем, застал его в спальне. Глядя невидящими глазами в пустоту, он держал письмо в бессильно опущенной руке, а другой обнимал детскую кроватку.

– Вы готовы, Сергей Петрович? Нам пора.

– Что? Да! Готов! – поднял Сергей голову. – Нету моих в живых. Из Островного пишут, что там их нет…

Он придвинул кроватку к печке и начал ладонью стирать с нее пыль, потом, застыдившись бессмысленности того, что он делает, спрятал руки за спину.

Около сельсовета их догнала Марина Игнатьевна.

– Сергей Петрович, вы, поди, испугались, что вас ограбили? Это я унесла вещи. Решила прибрать кое-что поценнее. У меня они будут в сохранности.

Полагалось бы поблагодарить за заботу, но трудно, очень трудно было сказать доброе слово этой женщине.

– Спасибо, – кое-как выдавил он из себя. Когда вышли за село, Иван Семенович вздохнул:

– Хранить-то хранит, а туфли на ней были Анны Григорьевны. Не люблю я этих Кравцовых, хотя и учил я их обоих. Когда смотрю на эту пару, мне всегда приходит в голову притча о лекаре, который гордится тем, что сколько есть крестов на кладбище – все они результат его лечения.

В казарме Сергей написал заявление с просьбой зачислить его в партизанский отряд и отнес в райком.

В ту же ночь истребительный батальон подняли по тревоге и, посадив на машины, отправили на ликвидацию немецкого десанта. К приезду батальона большинство диверсантов было уже выловлено колхозниками, но некоторые скрылись в лесу. Пока его прочесывали, прошло больше суток.

На станцию вернулись только к полудню второго дня. Уже на шоссе заметно было, что положение на фронте изменилось к худшему. Орудийные выстрелы раздавались совсем близко. Снаряды рвались на путях около водокачки и на самой станции.

Машина остановилась около райкома.

– Товарищ Заякин! – крикнул кто-то из второго этажа и помахал рукой, приглашая зайти.

В райкоме пахло жженой бумагой, сургучом и краской. Сергея попросили пройти в кабинет первого секретаря.

– Вернулись с операции? – спросил его Ванин. – Хорошо. Я насчет вашего заявления. Много разговаривать не приходится. Сами видите, какая обстановка… Заявление мы рассмотрели. Пришли к выводу, что вам следует уйти с батальоном. С вашим зрением в партизанском отряде невозможно.

– В очках я не хуже другого вижу.

– Вам надо уехать, – повторил Ванин.

– Не доверяете? – спросил Сергей в упор.

– Не то слово, товарищ Заякин. Если на то пошло, то скажу прямо: мешает ваше исключение из комсомола. В подполье за малейшую ошибку, сами понимаете, будем расплачиваться хорошими головами. Так что стоит ли обижаться?

На столе зазвенел телефон. Ванин взял трубку и, не спуская глаз с Сергея, сказал:

– Я слушаю.

Сергей поднялся, хотел выйти, чтобы не мешать разговору, но Ванин жестом приказал ждать.

Кто-то торопливо и сбивчиво докладывал. Сергей несколько раз слышал слово «Климковичи».

Кончив разговор, Ванин вызвал дежурного.

– Вызовите ко мне Барановского. Надо поднять истребительный батальон.

– Барановского нет. Они с Иваном Семеновичем ушли в Климковичи эвакуировать семьи.

– Пропали наши старички! – тяжело сказал Ванин, нервно запуская пальцы в длинные волосы. – Немцы обошли Климковичи и двигаются к железной дороге. Как их предупредить?

– Может, я попытаюсь? – несмело спросил Сергей и сейчас же подумал: «Дурак! Только что тебе дали понять, что не доверяют».

Ванин испытующе посмотрел на Сергея. Он проклинал себя за то, что до сих пор не нашел времени разобраться в комсомольских делах этого учителя. Говорил же Барановский, что по отношению к Заякину допущена несправедливость. Прошел равнодушно мимо судьбы человека. А он сейчас стоит и даже не смеет предложить свои услуги, хотя знает, что идёт, может быть, на смерть.

– Сумеете?

– По лесам проберусь.

– Идите, Заякин. Идите. Оружие и документы сдайте здесь. В случае чего сойдете за мирного человека.

Тут же в райкоме Сергей сдал заместителю командира батальона Свою винтовку и документы. Выйдя на улицу, он побежал вдоль железнодорожной линии и скоро углубился в лес. Пот градом катился по его лицу, заливая очки. Рубашка и костюм промокли.

В этом лесу Сергей был впервые, но он вырос в тайге и не беспокоился насчет дороги: где-то здесь должна брать начало речка, протекающая через Климковичи. И он вышел прямо на родник. Умылся, попил воды и снова побежал. Скоро показалась знакомая полянка. Отсюда до Климковичей было меньше километра. Теперь следовало быть более осторожным.

Прежде чем перейти открытое пространство около водопоя; он остановился, чтобы осмотреться.

Все как будто было спокойно, тем не менее на окраине Сергей свернул с тропинки и стал пробираться огородами. Несколько раз ему пришлось перелезать через плетни и заборы. На усадьбе Барановского он пробрался к конюшне и прислушался.

Во дворе разговаривали мужчина и женщина. Говорили так, будто в селе не произошло ничего особенного. Заглянув в щель забора, Сергей узнал Марину Игнатьевну. Мужчину он не разглядел. И вдруг в воротах промелькнула узкая спина человека в сером костюме. И хотя Сергей не узнал его, почему-то был уверен, что это Кравцов. Как же он очутился в Климковичах? Ведь его мобилизовали еще в первый день войны. Странно! Однако Сергею было не до него. Не прятаться же его сюда послали. Пока Марина Игнатьевна была единственным человеком, у которого он мог узнать, что происходит на селе.

Он смело шагнул во двор.

– Где Антон Антонович?

– Как вы меня напугали, Сергей Петрович! – вздрогнула Кравцова и бросила на землю большой узел, перевязанный шалью. – Они с Иваном Семеновичем в школе. Семьи их ушли пешком. Антон Антонович просил меня прибрать кое-какие его вещи.

– Немцы есть в селе?

– Нет. Часа два назад прокатили по улице мотоциклетчики. Даже не остановились.

Казалось, она говорит правду. В селе было тихо. Даже собаки, которые всегда чуют чужого, не лаяли.

Сергей вышел на улицу, но, дойдя до переулка, свернул в сторону и стал за ствол тополя. Что-то показалось подозрительным в поведении Кравцовой. Имущество Барановского «прибирает». Значит, уверена, что он не вернется? А не пришел ли сам Кравцов в село вместе с немцами?

Скрипнула калитка. Из двора Барановского вышла Марина Игнатьевна. Ноши с ней не было. Оглянувшись по сторонам, она по-воровски осторожно зашагала в сторону сельсовета.

Сергей проводил ее взглядом, затем перелез через забор в школьный сад. Пробравшись к самому зданию, он выглянул на площадь. У крыльца сельсовета стояла машина незнакомой формы.

Немцы!

Из-за сарая школы выбежала Марина Игнатьевна, за ней двое с оружием.

– Хальт!

Сергей метнулся вдоль стены, одним махом перескочил через забор. За ним трещали выстрелы, слышался топот ног. В переулке, когда Сергею показалось, что он ушел от преследования, наперерез ему из школы выбежал офицер. Дорога была отрезана. Он побежал по площади, но сильный удар по голове сбил его с ног.

– Ви Заякин? – услышал он голос офицера.

– Он! Он! – кричала Марина Игнатьевна, тыкая в него пальцем. – Он убивал ваших парашютистов в истребительном батальоне.

– Векапе? Комсомоль?

Сергей выпрямился и взглянул в глаз! офицеру. Комсомолец ли он? Исключен… А разве он считал себя вне комсомола?

– Да, комсомолец, – негромко бросил он, как вызов.

– Секретарь ихний. Главный активист.

– О-о! Ви правильно делайть, фрау. Данке. Немецкое командование не забывайть…

– Сука продажная! – процедил сквозь зубы. Сергей и плюнул в нее.

Удар парабеллумом в челюсть чуть не свалил его с ног.

– Сичас тепя расстреляйть! – визжал перед ним офицер, тыкая в него парабеллумом. – Пиф! Пиф! Тепя и товарищ.

– Ну и что же? – ответил Сергей. – И ты подохнешь как собака на чужой земле. А тебя, сука, повесят на первой перекладине.

Сергея повели к школе и остановили у крыльца. Охранять его остался маленький пучеглазый немец.

Сергей не сомневался, что его расстреляют. Но страха не было. Через голову охранявшего, может быть, палача, он видел знойное небо, подернутое кое-где тонкими полосками белесых облаков, лес за зданием сельсовета и мелькающее над полями марево.

Из школы вывели Барановского и Захарова. Так вот кто будет лежать с ним рядом!

Одежда на Антоне Антоновиче висела клочьями, а лицо Ивана Семеновича было в кровоподтеках. Они дрались за жизнь, а Сергей ни разу даже не ударил врага и попался, как щенок. Не выполнил задание Ванина. А на него надеялись…

Он смотрел в глаза старшим товарищам. Хотелось прочесть в них надежду на выход из создавшегося положения. Неужели они ничего не придумают? Погибнуть так нелепо, не сделав ничего для победы?..

Барановский несколько раз метнул взгляд со спины офицера на Сергея.

«Бери офицера», – понял он.

Когда? Сейчас? Нет. Тут надо действовать дружно. Значит, Барановский должен дать сигнал.

Их повели по улице к поскотине. Офицер шагал впереди, а два автоматчика сзади.

Жителей на улице не было, но Сергей знал, что в эту минуту за ними следит множество глаз: Антона Антоновича и Ивана Семеновича любили в селе.

Сергей видел тщательно выбритый красный от загара затылок офицера, его жилистую шею и мучительно думал, как быть. Казалось, никакой удар не свалит его с ног.

– Бей! – крикнул Барановский.

Сергей прыгнул вперед, ухватился одной рукой за парабеллум, а другой наотмашь ударил по виску, но офицер успел повернуться, и удар пришелся в лицо. Он отлетел в сторону, оставив в руках Сергея оружие.

Когда Сергей повернулся назад, Барановский дрался с высоким немцем. Оба они, уцепившись за автомат, пытались вырвать его друг у друга. Иван Семенович успел выхватить оружие у своего врага, но тот, вцепившись в горло старого партизана, душил его.

Сергей ударил парабеллумом душителя, навел дуло на высокого немца, но тот побежал, оставив оружие в руках Барановского.

– Живо в лес! – прохрипел Антон Антонович, помогая подняться Захарову.

Все трое перемахнули через прясла изгороди и побежали по пшеничному полю. До леса оставалось совсем немного, но их обстреляли откуда-то сбоку.

Барановский охнул, присел набок.

– Петрович! Тащи его! Я прикрою! – крикнул Иван Семенович.

Сергей взвалил Антона Антоновича на спину и побежал. Очки сползли у него с носа и держались только чудом.

Автоматные очереди раздавались все ближе и ближе. Иван Семенович не отвечал.

«Да он же не знает это оружие!» – с ужасом подумал Сергей.

И все же им удалось скрыться.

* * *

Проводив истребительный батальон, влившийся в армию, Ванин вернулся в райком. Учреждения были эвакуированы, население в основном тоже ушло на восток. С минуту на минуту райком должен был уйти в подполье.

В райкоме Ванина ждало несколько человек. Вместе с ним в кабинет зашел заведующий больницей, которого Ванин знал очень мало. Нелюдимый и, по-видимому, крутого нрава человек, не признающий ничего, кроме больных и больницы, он без конца ссорился с райисполкомом и финотделом. Немало от него доставалось медицинскому персоналу. Ванину даже пришлось как-то разбирать жалобу на него.

– Погубили, сволочи, погубили все медикаменты и хирургические инструменты, – начал он с порога. – Сожгли машину при бомбежке.

– Да вы что? Значит, отряд остался без медикаментов и инструментов?

– Я достал, что мог, у воинских частей. Но нужен транспорт.

Ванин вызвал дежурного.

– Какие машины еще остались?

– Три – райпотребсоюзовские. Товаровед Карпов ждет указаний об эвакуации. Сидит в коридоре.

– Позовите его ко мне. А вы, товарищ врач, приготовьте груз к отправке.

Пока Ванин ждал, его вызвал к телефону командир дивизии, обороняющей станцию.

– Противник прорвался… Приказано отходить. Кончайте эвакуацию.

Не успел Ванин положить трубку телефона, как раздался лихой доклад:

– По вашему приказанию Карпов прибыл.

– Вам, товарищ Карпов, я хочу поручить ответственное задание.

– Готов выполнять любое.

– Вы бывали в деревне Никифоровке?

– Приходилось.

– Так вот, надо отвезти туда медикаменты для отряда. Но учтите, немцы пересекут шоссейную дорогу до вашего возвращения и вам придется выезжать на восток по проселкам. Чтобы никто вас не заподозрил в связях с партизанами, мы дадим вам удостоверение, что вы командируетесь в Москву.

– Понятно. Разрешите выполнять?. – Да. Только будьте осторожны.

Проводив Карпова, Ванин подумал: «Ну, такой в лепешку расшибется, а выполнит…»

Карпов же неторопливо вышел из райкома и, на ходу засовывая в карман кителя удостоверение, думал: «Вот влип! Вот влип! Надейся-ка на проселочную дорогу».

Оставаться в партизанском отряде? Нет, это не для него. В современных условиях, когда имеются танки и самолеты, партизанское движение дело явно бессмысленное… Но и отказаться от поручения Ванина нельзя: сейчас не такое время. Попробуй откажись! Припомнят потом. И он почти побежал к райисполкому.

– Заводи! – крикнул он шоферам, забегая во двор. – К больнице поедем. Особое задание – И, вскочив в кабину передней машины, приказал тронуться.

– Растолкайте ящики по машинам! – командовал он около больницы.

– Только в одну машину! И поосторожнее, – просил врач. – Вы отвечаете за целостность груза головой.

– Ладно. Целы будут ваши склянки-банки! Поехали!

Выехав за станцию, сразу попали в огромный поток машин, двигающихся на восток: отступала армия. Вскоре Карпов потерял две машины из виду. Щофер, парень лет семнадцати, беспокойно оглядывался назад.

– Что ты там потерял, черт тебя подери! – крикнул на шофера Карпов. – Свалишь вот свой шарабан в канаву – будет тогда…

– Где наши?

– Какое твое дело? Жми давай.

Когда начали подниматься в гору, позади на шоссе уже рвались снаряды. Карпов выскочил из кабины и, став на крыло, посмотрел назад. По спеющей ржи двигались немецкие танки. Они обстреливали поток машин, стремясь отрезать колонну. На шоссе образовалась пробка. А там, во ржи, советские артиллеристы разворачивали короткоствольные пушки.

– Гони быстрее! Немцы! – крикнул он шоферу, усаживаясь на место. В голове его уже зрел план действий.

– А как же теперь? Мне к Ванину надо. Он обещал меня в партизанский отряд взять.

– Не волнуйся, дружок. На войне бывают дела поважнее, чем стрелять. Нам с тобой поручено очень важное задание, от которого, может быть, зависит судьба фронта. На, посмотри. – Карпов развернул удостоверение, полученное в райкоме. – Видишь теперь? Понял, в чем дело?

Этот дурак, как про себя обозвал Карпов шофера, поверил. Теперь беспокоило только одно: как бы другие машины не догнали его до поворота в Никифоровку. А там можно махнуть до самого Урала. С таким удостоверением не пропадешь! На Урале, если взяться с умом, можно устроиться на любое место.

И вдруг Карпова бросило в жар: что, если на повороте у Ванина поставлены свои люди?

Он не ошибся. Два вооруженных железнодорожника стояли у поворота. Карпов остановил машину и подозвал их к себе.

– Ждете машины от Ванина? Позади идут две полуторки райпотребсоюза. Заверните их в Никифоровку. А нам еще дальше надо. Пока… Поехали!

Карпов сам удивился своей находчивости. Получилось как нельзя лучше. Через час-другой здесь уже будут немцы. А там ищи-свищи Карпова товарищ Ванин и его доблестные партизаны. Вот только дурачок-шофер. От него бы избавиться.

Не доезжая Смоленска, остановились на ночевку подальше от дороги и людей. Пока шофер копался в машине, Карпов вытащил из кузова пол-литра спирта.

– Завтра весь день придется крутить баранку, – сказал он. – Надо подкрепиться. Иначе не выдержишь. Охранять буду я. Разбужу рано.

Через час шофер спал мертвым сном. Карпов осторожно отстегнул от клалана толстовки ключи от машины.

На шоссе он вздохнул полной грудью. Он теперь хозяин машины, хозяин груза, и никто к нему не придерется.

* * *

Под утро остановились в лесном овраге.

Барановский полулежал на самодельных носилках, сделанных из рубашек.

Иван Семенович, ходивший на разведку, принес тревожные вести: к партизанскому сборному пункту не пробраться. Немцы заняли поле и спешно окапываются.

Решили день переждать.

– Сергей Петрович, как вы оказались в Климковичах, когда немцы пришли туда? – спросил Барановский, когда немного отдохнули.

– Ванин послал меня предупредить вас.

– Вы сами захотели или вас послали? – спросил Иван Семенович.

– Я был в райкоме и тут узнал, что вы оказались в беде.

– И вы решились пойти в тыл к немцам?

Сергей не обиделся. Он понимал, что это люди, которые не верят на слово и хотят твердо знать, с кем они имеют дело.

Барановский и Захаров, выслушав его рассказ, несколько минут молчали, словно взвешивали факты.

– Однако кто же нас предал в Климковичах? – спросил наконец Барановский. – Не могла же засада в наших домах быть случайной. Кто-то привел туда немцев..

– Меня я знаю кто: Марина Игнатьевна! – сказал Сергей. – По-моему, и сам Кравцов вошел в село вместе с немцами и прямо привел их к вам.

– Вот гады! – выругался Иван Семенович. – Теперь понятно, почему мы так глупо влипли.

– Самое страшное из всего этого то, что мы доверили явку Кравцовой. Конспиративную явку. Надо немедленно предупредить Ванина.

Только на третий день удалось подойти к базе партизанского отряда. Иван Семенович и Сергей, утомленные и голодные, едва стояли на ногах, а Антону Антоновичу стало еще хуже. Он все время лежал с закрытыми глазами, говорил с трудом.

На просеке в большом лесу их встретил старик лет за семьдесят с двумя роевнями в руках.

– Мир вам, добрые люди. Далеко ли путь держите?

– Мир велик, а покоя нет. Вот и ищем место безлюдное.

– Скатертью дорога.

Сергей слушал этот многословный пароль и отзыв, а сам следил за Барановским и стариком. Они несомненно были знакомы и раньше, и все-таки не отступали от взаимной проверки.

Старик подошел к носилкам и заглянул под платок, которым было укрыто лицо Барановского.

– Тошка? Что с тобой?

– А, дядя Гнат! Вот и встретились, как в гражданскую. Ранили меня в самом начале, – виновато улыбнулся Барановский сухими губами.

– Ванин вас в поминальную книгу записал. Третий-то кто будет? – спросил старик, оглядывая Сергея.

– Свой, дядя Гнат. Свой.

На просеке показался Ванин, а за ним врач. Носилки перешли в руки подошедших вооруженных людей. Когда Барановского уносили, Сергей еще раз взглянул на лего, и ему стало страшно: нос Антона Антоновича заострился, на губах появились фиолетовые пятна.

На полянке Сергея и Ивана Семеновича радостно встретил председатель колхоза Степаненко и тотчас же повел обедать.

Поздно вечером Сергея вызвали к Ванину, в его землянку. Секретарь райкома при свете коптилки пил чай из эмалированной кружки.

– Хотите чаю? – спросил он Сергея.

– Спасибо. Я уже. Да и не до чая мне сейчас.

– Что-то вы настроены так воинственно?

– Надо же знать, какая судьба меня ожидает. Возможно, вы опять мне скажете: «Вы нам не подходите». Вежливо и удобно.

Ванин отодвинул от себя кружку, достал портсигар и, предложив Сергею папиросу, вздохнул:

– Поздно об этом говорить, хотя и понятна мне ваша обида. Партизаном вы стали раньше нас. Рассказал мне Антон Антонович. Я о другом хотел спросить. Давно вы знаете товароведа райпотребсоюза Карпова?