Текст книги "Гроза над Миром"

Автор книги: Венедикт Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 46 страниц)

Быстро встала, потягиваясь, зарядку делать некогда. Как-то не по себе... Она не надралась вчера, случайно? На радостях... Нет, голова не болит. Странное чувство усилилось, когда стала одеваться. Новое платье! И обувь. Подарочек отца? Сюрприз? И какой странный фасон! Впрочем, ей идет. И, тоже загадка: одевать его привычно, словно носила раньше. С туфлями та же история. Пройдясь по комнате, Пини решила, что и обувка ей нравится. Повернулась к двери и только тут обнаружила, что не знает, куда идти.

Большая, светлая комната, где она проспала всю ночь и часть утра – ей совершенно незнакома. Она чем-то неуловимо напоминает ее прежнюю, но и только. Потолок выше, окна больше, обстановочка... М-м-да. Шикарная. Картина над дверями изображает вид на Большую бухту из Гнезда. Но она сейчас не в Гнезде! Повернулась, бросилась к окну. Ох ты ж!

Никогда не видела она таких огромных зданий! У нее кружилась голова, пока она считала этажи. ...Девяносто пять, девяносто шесть. Сама она находилась, по всему видно, на этаже где-то пятидесятом. Теперь ясно: она все еще спит. Возможно,... попробовала орхи, дура. Голубеющий вдали изгиб Тонкого мыса показался спасительной соломинкой. Если бред, то бред систематический, в нем есть что-то от правды. Она видит Вагнок, но причудливо измененный.

Пини отвернулась от устрашающего вида и глубоко подышала, чтоб успокоиться.

– Я – Картиг Пенелопа, двадцати одного года. Позавчера негодяй Арни устроил на моего отца Вагариуса – Хозяина Острова, покушение, счастливо предотвращенное... – сказала вслух, немного пугаясь своего дрожащего голоса, – Я – совершенно нормальная. Сейчас закрою глаза, открою их снова и проснусь.

Старательно проделала эту манипуляцию. Ужас не исчез. Беспомощно развела руками, собираясь заплакать.

Дверь распахнулась. На пороге стоял очень старый человек, одетый в черное, с землистым лицом и ввалившимися глазами. Пожевал бескровными губами, присасывая искусственную челюсть. Наконец сказал:

– Не стоит волноваться. Рассудок ваш в порядке. А легкая дезориентация вскоре пройдет. Скажите мне: помните ли, что болели?

Пини вздрогнула.

– Да! Теперь да. Я, что орхой увлеклась?

Старец скупо улыбнулся.

– Отнюдь. Вы благоразумная молодая женщина. Следуйте за мной.

– З-зачем?..

Он усмехнулся, оценивающе разглядывая Пини.

– Вы же хотите получить ответы на ваши вопросы?

Лифт, движущийся не только вниз, но и горизонтально. Коридор с высоким узорным потолком. Приемная. За ней вторая. Третья. Молодые мужчины в красивых мундирах, такие же эффектные женщины. Одна из них спросила другую:

– Как там наша жабочка?

– Дуется.

– Уже лучше. Вчера так рвала и метала. Ничего, закон этот подправят и снова предложат Госсовету. А там и сама докумекает, что лучше...

Главная, (Пини ясно осознала это), дверь медленно отошла в сторону. Спутник Пини легонько подтолкнул ее в спину.

Кабинет правителя. Средоточие власти. Обитель высшей мудрости... И т.д. и т.п. и пр. и пр. А вот и он сам. Вернее, она. Смотрит на Пини, кажется, вот-вот улыбнется. Нарочито скромные жакет и блузка, ни одного украшения, кроме золотых часов, почему-то на правом запястье. Немного смущена, то и дело поправляет и без того хорошо уложенные темные волосы... У Пини отлегло от сердца. Наконец-то знакомое лицо!

– Наоми!? Ты что здесь делаешь? Где отец?..

Она подошла к Пини, обняла, усадила на диван.

– Хорошая моя. Радость моя. Любимая моя, не бойся. Рядом я, рядом доктор Гаяр.

"Этот ужасный старик", – подумала Пини.

– Что со мной, Наоми? Что творится вокруг? Этот маскарад... – у нее запершило в горле.

– Пини, родненькая... Все хорошо. Я не надеялась, теперь сознаюсь, на удачу. Но все обошлось.

– Что обошлось? – шепотом переспросила Пини.

Наоми сдвинула брови.

– Я не собираюсь тебя мучить. Слушай меня: сейчас не двадцать седьмой год, а пятьдесят девятый.

– Что?! – Пини показалось, что она теряет сознание, но напрасно она ждала беспамятство не наступило.

– Тысяча триста пятьдесят девятый. 8 апреля.

Она крепко обнимала Пини, гладила ее волосы, от нее исходило спокойствие, но... несколько нарочитое, словно Наоми сама боялась чего-то.

– Летаргия... – пробормотала Пини, – Так вот чем я заболела. Проспала свою жизнь. Отец умер?.. Когда?

– Тридцать два года назад. В том году, когда мы с тобой встретились. Не от рук убийц, не волнуйся...

Пини овладело отчаяние.

– Теперь мне лучше умереть. Я все равно состарюсь через год, так бывает со всеми, кто... Сколько мне сейчас? Пятьдесят три? Целая жизнь прошла мимо...

Она осеклась. Уставилась на Наоми, внезапно сообразив, в чем странность. Закричала:

– Ты врешь!

– Милая моя, – Наоми заговорила строго и отчужденно, – Я знаю, что ты скажешь.

– Лжешь! Я спала столько лет! Мир переменился! А ты – молода... как я...

– Да, Пини. Да. Я молода, мне пятьдесят четыре – все еще юность для Новых людей. А ты увяла. От неудачного брака с Арни у тебя детей не было, второй был... счастливым, насколько можно говорить о семейном счастье. Затем твоя короткая жизнь прошла свой пик и ты начала стариться... Но я все поправила. Цени.

– Что... Предатель Арни – мой муж?!

– Какой он предатель... Про их мелочные разборки с Вагой никто сейчас не помнит.

Пини бросило в жар.

– Хорошо. Пусть. Почему я ничего не помню? Почему вот тут... – она постучала себя костяшками пальцев по лбу, – Почему ничего не осталось? У меня были дети? Потом?

– Сын, – нехотя ответила Наоми.

– Где он? Сколько ему лет?

– Погиб в пятьдесят шестом. В войне с Эгваль. Командовал взводом. Девятнадцать лет. Никакого значения это теперь не имеет – ты никогда не вспомнишь свою первую жизнь.

– Почему же? – с яростным спокойствием спросила Пини, – Это что предосторожность? Чтобы я не предъявила счет?

– Счет? – Наоми недоуменно подняла брови, – За что?

– Поправь меня, пожалуйста, если путаю, но четвертый десяток лет с Островом управляешься ты? Как тебя кличут? Хозяйка Острова?

– Угадала, – скривилась Наоми, – Кому-то ж надо ваши авгиевы конюшни разгребать.

– Ты составляешь нелепые комбинации: я и Арни. Кто-то еще с кем-то, не знаю. Знаю – ты воюешь с Эгваль. На кой черт? Много ли радости оттого, что ты нами правишь? За глаза тебя называют жабой.

– Правитель всегда тот, кого народ терпит, – отрезала Наоми, – Что до тебя, так ты давно от меня не в восторге. А память к тебе не вернется не по моему коварному умыслу, а потому что процедура ренессанса восстанавливает все клетки организма, в том числе нервные. Иногда остаются отрывочные воспоминания детства и юности. Чудо, что меня вспомнила. И хватит на меня пыхать. Ты сама согласилась. Смотри.

В большом зеркале на стене Пини увидела изображение кабинета, в котором сейчас находилась. Но картина не повторяла происходящее сейчас.

– Запись. Годом раньше, – пояснила Наоми.

Кто эта обрюзгшая пожилая женщина? Пини услышала в чужом голосе свои интонации и догадалась, что слышит себя со стороны.

– "Светлого пути, вашвысочество..."

– "Очень рада, что ты зашла ко мне, Пини"

– "Хозяйке не отказывают. Я повинуюсь, как все".

– "Спасибо. Рада тебя видеть и слышать".

Неловкое молчание.

– "Ты не говорила со мной двадцать лет, Пини... Но все же простила".

– "Дьявол просит прощения... Это что-то новое".

"Могла бы полегче на поворотах", – Пини никак не могла отождествить ту женщину с собой.

А Наоми на экране терпеливо снесла грубость, только заметила кротко:

– "Я кажусь железной. Несгибаемой. Но мне больно оттого, что ты так со мной разговариваешь".

– "Посмотри на меня. Посмотри на себя. Посмотри на нас обеих. Нужны ли еще доказательства, что ты – не человек? Нужно ли напоминать, как обращаешься ты с нами? Как со скотом. Помнишь ли, как презирала меня, когда я убивалась по Киру?"

– "Прекрати. Умоляю. Наполовину это твои фантазии. На самом деле ты давно не помнишь Кира, остался лишь смутный отголосок в памяти. И тот вытесняют другие заботы. Тебя утешит, если я скажу, что эта память меня мучит? Что я думаю о нем, как о живом. Пытаюсь представить, как он сейчас выглядит. Воображаю его своим помощником, он весь в делах, вечно в отъезде... Я и в ту несчастную экспедицию к центру Мира отправлялась затем, чтобы окончательно не свихнуться".

– Довольно! – закричала настоящая, не экранная Пини, – Не надо! Убери!

Чудо-зеркало погасло.

– Хватит, – Пини трясло, – Ты уговорила ее, меня то есть... Начать с начала. Она... я знала, что так будет? Ты знала?

– Я не вдавалась в ненужные детали... Но намекнула. Великая жертва – есть Великая жертва и ничего тут не поделаешь.

– Кто такой Кир?

Глаза Наоми заледенели.

– Никто.

– Зачем ты это затеяла? Она тебя ненавидела. И ты ее попросту убила. Подумать, так все ясно: ее больше нет. Той меня больше нет.

Наоми хотела что-то сказать, но передумала. Махнула досадливо рукой: иди мол, не надоедай.

Доктор Гаяр проводил ее обратно.

– Вам придется пробыть в восстановительном центре, еще две недели. Вы замечательно быстро идете на поправку – эффективность метода потрясающая. А пока, с вашего разрешения, я вас оставлю.

Он откланялся, и Пини подумала, что его учтивость должна казаться старомодной. "Всем, кроме меня, я ведь сама – реликт". Принесли обед, Пини уныло ковыряла жаркое, косясь на вид за окном. Он уже не казался ей страшным, лишь чуждым. "Это все – не мое".

Как жить, чем заняться? Наоми не оставит ее своей заботой, станет пестовать, как дитя, лепить из нее ту Пини, какую всегда хотела видеть рядом с собой. "Вчера я говорила о ней с отцом. Вчера – тридцать два года тому назад. КОГДА ЖЕ Я ПРОСНУСЬ, МАРИЯ ДЕВА!" Окна в ее комнате не открывались, но воздух был свежим – тихо шумя, работало какое-то устройство. "Раньше я знала, как оно называется".

Пини вышла в коридор. В дальнем конце дежурный пост – больную спросят, чего ей приспичило и проводят обратно. Ближний конец коридора заканчивается тупиком с окном, видом на тот же циклопический городской пейзаж. Пини подошла, оперлась о подоконник. Толстое стекло холодило лоб. Оно небьющееся, факт. Вот этот рычаг справа должен его открыть... Заело, черт... Знать, и в светлом будущем Хозяйки полно разных мелких неполадок. Нажала сильнее, алюминиевая рама стала медленно поворачиваться. Пини вдохнула воздух – теплый и слегка терпкий. Живой, пахнет морем... Сейчас она проснется. И стала взбираться на подоконник.

Ее схватили грубо и больно. Она отбивалась, не видя, не глядя. Звенел сигнал тревоги, к ней бежали еще люди. Потом ее тащили куда-то, и вдруг она увидела Наоми. Увидела ее страх, теперь явный, открытый, как то окно, в которое она хотела выброситься. И закричала отчаянно, отталкивая от себя чьи-то руки:

– Верни все! ВЕРНИ МОЮ ЖИЗНЬ!

...Марлевая маска на лице не давала видеть окружающее. Снять ее она не могла: руки и ноги пристегнуты ремнями к столу, на который ее уложили. Слышен шум насоса, подкачивающего наркотическую смесь. Пини радовалась, что скоро умрет. Эксперимент доктора Гаяра не удался. В ушах шумело, и странным эхом отдавались два голоса.

– Вот, что вас ждет, Рон. Итог еще ужасней, чем в первый раз.

– Плохая подготовка пациента. Я имею в виду психологическую. Физическое состояние – прекрасное. Очень обнадеживает.

– Она неизбежно повторит попытку. Я вижу.

– Курс лечения транквилизаторами...

– И – готовое растение. Нет.

– Вы очень рискуете. Ею.

– Возможно. Может быть. Остаточная память – корень ее страданий.

– И вы его вырвете?

– В Школе меня готовили на ментального инженера. А такой практики, как здесь... По этой части я теперь Бренду за пояс заткнула бы. Но... Рон... Я считала Великую жертву абстракцией,... пока не увидала воочию. Проект провалился. Моя боль, страсть, самая безумная мечта. Ваше дело, на которое вы убили четверть века. Мы попыталась ухватить прошлое за хвост, но оказалось, что в него возвращаются только мыслью.

Сознание Пини затуманилось. "Я скоро усну, потом проснусь. Я не проснусь никогда". Издалека послышались слова Гаяра:

– Не разделяю вашего трагизма. А для... нашей подопечной придется тщательно спланировать новую жизнь...

И ответ Наоми:

– Жизнь ей устрою веселую. Поймите: отец, а еще пуще, матушка, слишком долго подавляли ее волю... А у нее уникальные задатки, что не удивительно, при кровном родстве родителей. Она всегда видела, когда я лукавлю. Теперь она станет сильной, не рохлей, какой была.

И ее последние (совсем близко), тихие слова:

– Все хорошо, родненькая. Прощай... и прости. Сейчас. Пока слышишь и понимаешь. Скоро мне не у кого будет просить прощенья.

С четвертой попытки Полине удалось встать на колени. Сердце быстро колотилось, меж грудями ползли по телу струйки холодного пота. Опустив голову, Полина глубоко дышала, пока сердцебиение не прошло, а сознание окончательно не прояснилось. Обо уже поднялась высоко, и в ее теплом свете портрет на стальной пластине показался Полине живым. Осторожно коснулась пальцами гладкого металла.

– Мама?..

– "Возьми свою жизнь, доча. И не повторяй моей злосчастной судьбы".

Обратной дорогой она кралась осторожно, крепко сжав в ладони свой пугач. Да, ее ждут. Автомобиль с погашенными фарами, темная фигура рядом. И человек этот один! Одет почти так же, как Полина, а в левый карман куртки воткнут бледно светящийся листок солнечника. Полина съежилась у калитки, раздумывая, как быть.

– Мишень яркая, только целься лучше, – негромко сказала Нина.

Полина выпрямилась, спрятала оружие в пояс на причитающееся место, и медленно двинулась вперед. Подошла к Нине, и несколько минут они молча смотрели друг на друга. Потом крепко обнялись.

– Садись в машину, – сказала Нина, – Твой "Павер", кстати. Я пришла на стоянку, пожелала, чтоб сменили номер. Его сменили. А могла бы взять любое авто, но решила твое.

– Урок мастерства... – пробормотала Полина.

– Ты редко пользуешься силой, потому часто забываешь о ней.

– Против толпы никакая сила...

– Глупенькая! Тебе казалось, что все на тебя смотрят. Все специально сделано так, чтоб ты запаниковала, иначе нам тебя никогда не найти.

– Меня узнал первый же встречный...

– Ты подумала, что узнает, и внушила ему, чтобы он узнал. Обычная рефлексия. Радость моя...

Нина надолго замолчала.

– Что у тебя с глазами? – спросила Полина.

– Не... знаю. Аллергия, наверно. От... солнечника.

– У тебя платок есть?

Нина пошарила в карманах.

– Потеряла.

Своим платком Полина промокнула Нине глаза, вытерла нос.

– Сморкнись. Гундосишь.

– Я и шепелявлю, помимо прочего, – вздернув губу, Нина показала, что одного верхнего зуба у нее нет, – После того, как ты меня стукнула, он шатался и так болел, что пришлось дернуть.

Полина в раскаянии уронила голову на ее плечо.

– Мария Дева! Что ж я наделала, идиотка...

Нина отмахнулась:

– Пустое. Вырастет.

– Мне тяжко... Я сегодня уложила кучу народа.

Нина поинтересовалась, шмыгнув носом:

– А как тебе удалось выпустить две обоймы, а из ранений – ни одного смертельного? Серьезные, да. А чтоб сдохнуть – нет. Научи секрету, родненькая... Или ты все же пользуешься силой? Ты всегда ею пользовалась. И в прежней жизни и в новой. Помнишь, ты всегда могла меня просчитать?

Она комкала Полинин платок, прижимая к глазам.

– Невероятно... Память о прошлом не возвращается. Такого никогда не было... Теоретически... не... невозможно.

– Я всегда хотела вспомнить. Потом смирилась. А теперь – так тяжело... Но, почему,... почему плачешь ты, а не я? 17. "ПАРЯЩИЙ ОРЕЛ"

– Сколько до Майи? – сонно спросила Полина.

– Через час будем, отозвался вислоусый шофер.

После перелета из Ганы Полине не удалось отдохнуть, и она то и дело погружалась в дремоту. Нина, нахохлившись, сидела рядом с ней, мысли ее витали далеко, она вспоминала подробности первой встречи с Ариэлем Солтигом...

...Они стояли на берегу моря, Кир Маут и Наоми Вартан – два тайных имени имели смысл только для них двоих. Киру пришлось переодеться, после того, как они покинули мост над водопадом, а одежда Наоми осталась теплой и сухой. Оба чувствовали себя в полной безопасности – охраняли их плотно, и с суши и с моря там, вдали виднелись силуэты боевых катеров. Агрессор и защитница Острова. Пожилой, усталый человек и молодая женщина. Сын и мать.

– Жить со страшным чувством, что появился на свет по нелепой прихоти случая. Всю жизнь доказывать себе, что ты есть, существуешь. Ты доказал.

Набежавшая волна пошевелила у ног Наоми круглый белый камень, и стало видно, что это человеческий череп.

– Я испытала сходное после... ну, ты понимаешь.

Она шагнула вперед, но не погрузилась в сине-зеленую воду, а осталась неподвижно стоять в воздухе. Волны с шипением прокатывались под ее ногами. Кир с улыбкой смотрел на нее. На рукаве у Наоми уже несколько минут мерцал желтый треугольник. Она недовольно поднесла руку к глазам и тут же ухнула в воду по пояс.

– О, черт! Черт! – только и повторяла она, пока Кир, не жалея нового костюма, выуживал ее и выносил на руках на берег.

Комбинезон ее становился все тусклее цветом, все прозрачнее и Наоми горестно оглядывала себя.

– Что, села батарейка? – с ласковой усмешкой спросил Кир.

– Угу. Удивительно, что энергии хватило на столько лет. Бластик давно уж не стреляет – ношу форсу ради, а не безопасности для. Больше от этих игрушек никакого толка. Обними меня, я теперь, как голая. Холодно.

Он подчинился, чувствуя, как, против воли, его охватывает горячая волна желания.

– Ты бы взял меня в жены? – вдруг спросила она.

– Тогда мне придется сменить имя на "царь Эдип".

Наоми, горячая, трепетная под его руками, рассмеялась. Потом замолкла.

– Странно... Как необычно и странно. Я не смеялась... забыла уже сколько лет. А теперь мне хорошо. Как это странно...

Она вывернулась из его объятий, встала на колени и взяла в руки выброшенный на берег волнами череп. Ее густые брови сошлись к переносице.

– Какой высоты пирамида из десяти миллионов черепов? Мы – два безумца, приносящие людям беды и ничего кроме. А я смеюсь. Мне – хорошо. Это – нормально?

– Да, – отвечал спокойно Кир, он же Ар Солтиг, – Нам хорошо, потому что мы прислонились друг к другу. Я – наполовину ты и понимаю тебя лучше многих. Не мучь себя. Мы не злодеи. Мы, как пена на волнах – вознесены наверх бессознательной волею масс. И эту волю исполняем.

Наоми встала, держа в руках безвестные останки.

– Кто это был? Чем он жил, во что верил?

– Как все, он жил, чтобы жить. Близится время, когда перенаселенный Мир закипит в войнах, пострашнее минувшей. Ты сочинила "Тонгани", ты знаешь. Если проблему перенаселения не решать сознательно, она разрешится сама собой.

– Нет решения. Я не нашла, – прошептала Наоми, – А "Светлый путь" – сказка для масс. Будущее – темное и страшное. Ты разделишь его со мной?

– Объясни. Ты – Новый человек, практически бессмертна. А я... не унаследовал от тебя долгую жизнь.

– Какое там бессмертие! Глупости. Жизнь не идет вперед, если нет смены поколений и все отжившее: культура, обычаи, экономическое устройство, не сменяется новым. Результат: общество, откуда я родом, довольно жестоко. Разрешены дуэли и не считается зазорным суицид. Твои вредные привычки никого не касаются, пусть даже ведут тебя ускоренно в могилу – так мы избавлямся от асоциальных личностей. И так называемая "борьба добра со злом" идет гораздо яростней – негодяи сами не умрут. Мы победили старость, но не упразднили смерть.

И, ты прав, сверхдолголетие – рецессивно. Но есть Ренессанс. В течение года "вирус жизни" перестроит генетику твоего организма. Ты станешь таким же, как я. Обновление клеток, омоложение, да! Будет тяжко, плохо, есть опасность умереть, но никто из тех, на ком я испробовала...

– Какая у вас средняя продолжительность жизни? До гибели или самоубийства...

– Не подсчитана... Поколение основателей в большинстве своем живо...

– Ты – их внучка, правнучка?

– Великую жертву принесли мои родители.

– Всего два поколения?! И ты уверена, что непомерно длинная жизнь – это преимущество, ставящее вас выше простых смертных?

– Эфемеров, – резко уточнила Наоми, – Вот нехорошее, но правильное слово. Но ты – больше не будешь им, станешь одним из нас, Новых людей.

Кир перебил решительно и грубо.

– Обновятся все клетки тела и мозга тоже. Как же иначе? Значит, я навсегда утеряю память о прошлом. Перестану быть тем, кем я был. Перестану быть Ариэлем Солтигом! Какое мне утешение в том, что станет жить, ходить по земле, разговаривать с тобой молодой человек, зовущий себя Киром Маутом? Меня-то не будет!

– Да. По сути – ты умрешь. Это и есть "Великая жертва". Хочешь ее избежать? Можно. Только так.

И Наоми показала на череп в своей руке.

Кир пожал плечами.

– Хорошо. Через десять лет я насыщусь властью над Миром. Подождешь?

Наоми пожала плечами.

– А что мне остается? Жить и ждать. Или умереть...

...Полина пихнула Нину локтем.

– Хватит киснуть. Скажи, кто надоумил Солтига поставить Айвена Астера директором ОСС?

– Все я ж, подлая. Вы – давние знакомцы, сработаетесь.

– Чего?! Ах... вот оно как. То-то он грустный временами.

– Чем старше человек к началу процедуры Ренессанса, тем выше опасность смертельного исхода. В случае удачи – утрата памяти. Сохраняются отрывки, лоскутки воспоминаний. Нарушается самоидентификация личности... Если же Ренессансу подвергнуть молодую особь...

– То разницы никакой.

– Почти. Больше шанс выжить и только. Твой случай – совершенно невероятный, необъяснимый. Радуйся чуду и не будь к себе чересчур строга.

– А то... Дитя кровосмесительной связи брата и сестры. Как подумаю... Бедная Арда, ей пришлось взять на себя и эту ношу.

– Не надо ее жалеть. Вспомни лучше ту, кого никогда не называла матерью... И, хватит о грустном, – Нина положила голову на плечо Полины и тут же отпрянула, Черт! Твой погон колется!

Полина была как прежде в военной форме, а Нина одета пародией на учительницу начальных классов – нарочито пресно.

По радио начинались последние известия.

"...На торжественной церемонии подписания договора о создании Эйкумены присутствуют: президент Ариэль Солтиг, координатор Натан Гариг, комиссар Северина Тома, новые главы Норденка и Ганы – Томас Канопос и Антон Децим. А также общественный деятель Антония Аркато, и амнистированная в честь великой победы, Алевтина Солтиг..."

Из глотки Нины вырвался вопль.

На площади перед Домом Власти возвышалась приземистая ступенчатая пирамида, и ее плоская верхушка служила трибуной для праздничных упражнений в красноречии Президента и его министров. Народу отводилось место в пятистах метрах поодаль, речи усиливались динамиками, а лица увеличивались повсеместно установленными видеоэкранами.

Аркато не смотрела вниз, на людское море, ее интересовал только один человек, стоящий рядом с нею. Рыжая и хрупкая на вид Тина Солтиг. "Она такая же, какой была я".

– Счастлива познакомиться... – кроме этих малозначительных не находила Аркато других слов.

Тина сощурилась.

– Здравствуйте... – тоже ничего не значащее слово, но, сколько в нем теплоты!

Обоюдное молчание.

– Он никогда не рассказывал о вас... – глухо сказала Тина.

Мимо них торопливо прошел Ар Солтиг, ободряюще улыбнувшись им обеим. Ему держать речь.

Правая рука Тины взметнулась вверх.

Народ расходился, полиция выпроваживала людей с площади, намеченное торжество отменили. Кому-то из высоких гостей на трибуне стало плохо, поговаривали, что самому. Появилось санитарное авто. Вскоре приехал директор ОСС, прошел наверх на трибуну, жуя бледные тонкие губы.

На гранитном полу два неподвижных тела. Вокруг все залито кровью, Астер вздрогнул, увидев, как ее много. И двое стоят на коленях над трупами: Нина с дико скошенными к переносице глазами и тихо скулящая Антония Аркато. Остальные молча и бездейственно стоят поодаль. Всеобщий шок.

– Как это случилось? – спросил Астер у седовласого правителя Тира, тяжело опиравшегося на инкрустированную серебром трость.

– Пластмассовый нож для резки бумаги... – с трудом отвечал тот, – Рассекло сонную артерию. Солтиг умер сразу, никто ничего не успел сделать. А Тину... расстреляла охрана.

Аркато, в последний раз тоненько вскрикнув, упала ничком. А Нина, вся в крови Солтига и его дочери, поднялась, прошептала:

– Она еще жива, скорее... – и начала спускаться неверными шагами по широкой лестнице.

Не одолев и середины пути, села без сил на ступени. Никто не решился подойти к ней, кроме невзрачного, лысоватого человека.

– Валентин? – безжизненно спросила Нина, – Вы извините меня?

Она подняла руку, на которой засыхала чужая кровь и начертила пальцем в воздухе перед лицом Валентина несколько вертикальных и горизонтальных черт, затем ладонью сдвинула эту воображаемую решетку в сторону. Он вздрогнул, растерянно поморгал, и его лицо обрело твердость.

– Как вытерли запотелое стекло. Так гораздо лучше. Спасибо, ваше высочество.

– Не надо... Нет ее высочества больше... Почему... Ну почему не выбрала я минуты в первую очередь повидаться с Тиной? Почему, сколько не силюсь выправить, все ранее сделанное рушится на меня?.. Я больше не могу, Валентин. Зачем я жила все эти годы? Чтобы двадцать лет воевать, не зная того, с собственным сыном? Терзать и мучить свою собственную внучку? Найти в ней слабину – затаенную ненависть к отцу и взвести затвор этой психологической бомбы, авось, пригодится? О, я – удачливая, у меня все в конце концов получается – я уничтожила их обоих... Зачем, скажите, был так небрежен мой палач?

Фон на запястье Валентина заверещал, он поднес его к уху. Выслушал, печально вздохнул. Алевтина Солтиг умерла в машине скорой помощи по дороге в больницу.

Максимы Хозяйки

I. Как поступаешь с другими – так же поступят с тобой.

II. Любой долг подлежит уплате: деньгами, имуществом, подневольным трудом или жизнью.

III. Тебе принадлежит все, что создал ты сам или приобрел у ближнего.

IV. Я храню закон и порядок. За это ты платишь мне десятую часть твоих прибытков.

V. Все, на что здесь не нашел ты запрета – доступно тебе. Живи и трудись, мечтай и дерзай, люби и будь любимым. Да пребудешь ты в благополучии.

VI. Если жизнь к тебе немилостива, то во мне найдешь заботу о твоих детях и куске хлеба в бедности, лечении в болезни и о крове, где преклонить сможешь голову.

VII. Порядок мой хорош оттого, что скроен по человеческой природе и потому он – верный и потому – непобедимый.

Закон о поношении имени

Запрещается обнародовать любые сведения, побуждающие к отстранению Хозяйки Острова – Наоми Вартан от власти. Единственным наказанием за это является смерть.

"Принципы твои не выдержали проверки жизнью. Покойся с миром, миз Хайд"

Окончание рукописи Н. Гарига

Мне заканчивать эту историю, сложенную из рассказов многих людей, моих в том числе. Хотел бы я знать, в самом ли деле она окончена? Рукопись, над которой я корпел, коротая когда-то дни заключения, обнаружилась, непрочитанная, на столе Ара Солтига после его свержения умниками из ОСС. Грозная Полина Ждан не заинтересовалась "литературным наследием" и охотно переслала мои бумаги в Норденк, где я поправлялся после травм, полученных при неудачном приземлении "НС". Выздоровление шло трудно, сказывался возраст. Старость – последнее большое унижение, выпадающее на долю человека. У меня оказалось довольно времени для воспоминаний и размышлений.

...Я оттолкнул назойливого офицера с его зонтиком и устремился вперед. Та, что шла мне навстречу, так же решительно расстегнула капюшон плаща, открыв бледное юное лицо. Такой я ее помнил, такой она жила в моей памяти. Пусть это невозможно, но в этом невозможном я не сомневался. Мы обнялись, она с тоской прижалась ко мне.

– Нат! Ты все такой же!

– Только постарел и облез.

– Внутри – все тот же. Прямой и честный.

Можно ли подделать внешность? Да. Голос? Наверное. Но запах человека не подделать никак. Это она – моя Эна, Хозяйка Острова, оставшаяся молодой спустя полвека. Чем дальше, тем тяжелее ей скрывать свое отличие от обычных людей, кое-кто давно заподозрил неладное. Хотел же предупредить Солтига эгвальский шпион, некогда проникший на заседание Госсовета – он прислал снимок Хозяйки, уже выглядевшей необычайно молодо для своих тогдашних лет.

Нынешний Госсовет собирался в подземном убежище: другие люди, новые голоса, жесты и взгляды. Хозяйка предварила заседание коротким разъяснением.

– Со мной – Натаниэль Гариг, он управлял Тиром в тридцать пятом году. Был военным министром в Эгваль, а последние семнадцать лет, самым тщательно охраняемым заключенным. Никто в Мире, даже я, не подозревал о том, что он жив. Его свидетельства для нас несущественны, за давностью лет, за исключением одного. Гариг освобожден по личному указанию Солтига и имел с ним продолжительную беседу.

Она обратилась ко мне:

– Скажи им свои впечатления. Какой сейчас настрой у нашего общего врага?

Свой короткий доклад я заключил словами:

– Время играет на Остров. Чем дольше мы продержимся, тем труднее будет Солтигу представить наше военное поражение своей победой.

– Вы считаете – мы проигрываем? – резко спросил кто-то.

– Я не считаю, это так и есть. Вопрос в том, как смягчить последствия предстоящего поражения, чтобы оно стало не всеобщим нашим крахом, а лишь неудачным эпизодом в истории Острова.

Кто знает – не спорит, кто спорит – не знает. Со мной не согласились, намекнули, что я отстал от жизни, что у Острова есть новое, необычайное оружие, с помощью которого будет поставлен на колени весь Мир. Я понял, что надо вставать и уходить. Встал и ушел. Отсыпаться.

Следующее утро я встретил в самолете, несущем меня в Тир. Потом путь в ратушу по главным улицам города, хранившим следы недавнего боя. Инспирированный Хозяйкой военный переворот удался, к власти вернулось предыдущее поколение управленцев, людей зрелых, еще помнящих Элизу Маккиш. Кое-кто припомнил и меня. Я произнес присягу в качестве нового (хорошо забытого старого) координатора Тира. И стал разбираться в делах. И мне показали (путь туда был долгим и утомительным, но я захотел видеть все лично) главную тайну Тира. Главнее, чем его урановые рудники.

Бескрайнее поле, бетонные полосы дорог, железнодорожные рельсы... Странные, ажурные металлические башни. Космодром. Замороженные "реформаторами" работы возобновились в ударном темпе и скоро перевернутая свеча ракеты, разорвет синий холст неба и вынесет в безвоздушное пространство новый, рукотворный спутник Мира. А еще мне показали чертежи аппарата для предполагаемого космического полета человека! С поразительной резолюцией Эны: Я решительно, категорически против! Тупиковый путь. Н.В.

Дальнейшее всем известно. Поражение Острова. Краткая ссылка Эны (я все не мог отвыкнуть называть ее давним именем) на Марион. Феерический взлет адмирала Геллы. Освобождение Эны-Нины и наши с ней несчастные воздушные приключения. Худой мир, который, как всегда, лучше доброй ссоры. Вполне приемлемый компромисс с формальным провозглашением Эйкумены.