Текст книги "Гроза над Миром"

Автор книги: Венедикт Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)

Мы с Арни сидели позади водителя – офицера эльберо, а Хозяйка пристроилась на заднем сиденье вместе с сухощавым пожилым щеголем, он всю дорогу втолковывал ей что-то вполголоса. Я держал себя в руках. Явно, любовников своих Хозяйка подбирала по деловым качествам. Возможно, и этот тип с вышитым на лацкане черного костюма цветком орхи... Коротко знакомый с Хозяйкой, он нашептывал ей что-то прямо в розовое ушко. Она изредка кивала, соглашаясь, дважды отрицательно мотнула головой. Под конец отмахнулась:

– Не ко времени... Позже обговорим.

Деревья вдоль дороги, расступаясь, неслись навстречу и убегали назад. Остаток пути прошел в молчании.

О некоторых людях говорят, что от них веет холодом. Когда Хозяйка в строгом деловом костюме – серые жакет и юбка, белая блузка с перламутровыми пуговичками, уселась во главе длинного стола в свое кресло с высокой спинкой – она могла заморозить любого.

Небольшой, прямоугольный в плане зал заседаний Госсовета наполнялся ароматом цветущих роз, вплывающим сквозь открытые широкие окна. Я сидел в дальнем конце стола, напротив Хозяйки, и мог хорошо разглядеть всех остальных... Арни сидел справа от Хозяйки, ближе всех к ней, а напротив него... Алек! Я уставился на него, он насупился и покраснел. Заметно было, как старается он держать дистанцию от суровой начальницы, отодвинув свой стул подальше.

Кроме глав военного и технического департаментов, остальные были хозяевами, в Эгваль сказали бы – мэрами городов. (Но выборная система времен Великого Ваги не существовала больше на Острове). Массивный, крупнолицый мужчина рядом с Арни, к которому он обращался: "Дерек" – оказался комендантом Вагнока. Кроме этих троих, державшихся свободно, вся прочая братия, по-моему, втайне трепетала перед повелительницей.

Хозяйка встала, коротко окинув нас взглядом – словно выглянуло странное существо, настороженное, выжидающее и вновь спряталось за привычной личиной. Честно, она мне в этот момент стала очень неприятна. Но ее звучный, теплого тембра голос развеял наваждение:

– Представляю вам нового члена Госсовета – Натаниэля Гарига – человека долга, честного и смелого. Умного. Прошу согласиться с моей рекомендацией.

Я встал, руки по швам, форма майора эльберо сидела на мне идеально. Кивнул присутствующим, дал им секунду полюбоваться на себя и сел.

С Хозяйкой согласились. Никто не поперхнулся и не тявкнул поперек. Секретарь – невзрачный человечек с мышиного цвета волосами, положил передо мной текст присяги. Пока я читал, Хозяйка коротко уточнила присутствующим: чем я хорош, почему считаюсь умным и, что действительно – не трус. О кругосветном полете "Дракона" здесь знали все. Арни в полголоса чертыхнулся – я уже знал о его неприятии этой авантюры, удавшейся скорее благодаря милости Божьей, чем стараниями нашей троицы. Прочие же глазели на меня с любопытством. О том, что я – выходец из Эгваль, Хозяйка культурно умолчала.

Присяга оказалась не самой оригинальной. Я клялся лично Хозяйке в преданности, обязался по первому чиху исполнить ее любую прихоть, а если нет расплачивался жизнью. Ну и чудненько. Размашисто подписался, сердце билось ровно, я не кудахтал от радости и не расплывался в дурацкой улыбке. Эна с ее вывихнутыми мозгами многое делала через задницу, но, в конце-то концов, я получил то, на что рассчитывал.

Мою присягу передали Эне, тот же секретаришка вручил указ о назначении прекрасная бумага, красивый шрифт и аккуратная роспись внизу: Naomy Vartan. Отчего-то вдруг стало тоскливо и больно.

Объявили перерыв, и я вышел прогуляться. Чтобы не столкнуться с Алеком, направился к выходу через южное крыло Дворца правительства. Лучше б я этого не делал.

Лестница вывела меня в образованную рядом стройных колонн, крытую матовым стеклом галерею. В десяти метрах от входа справа к колоннам были прикованы обнаженные трое молодых мужчин, слева и ближе ко мне – женщина. Позы бессильно повисших тел наводили на мысль о наступившей смерти, но, всмотревшись пристальней, я обнаружил, что женщина жива и подошел ближе.

Ощутил душный запах – несчастная вынуждена была ходить под себя. Ноги от долгого стояния страшно распухли и уже не держали ее. Она висела, раскинув руки, на тонких цепях, голова упала на грудь, медного отлива волосы скрывали лицо. Услышав мои шаги, она с трудом подняла голову.

На вид я дал бы ей лет тридцать пять, сорок и если б не следы страданий, то счел бы, по меньшей мере, миловидной, а фигура зрелой женщины была просто хороша. На лице застыли следы слез, но сейчас она не плакала – в теле уже не оставалось для этого достаточно влаги. Она попросту умирала от жажды. Как издевательство – рядом в двух шагах весело журчал фонтанчик в виде каменного цветка.

Я вынул из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист – свое назначение, развернул и сложил в бумажный стаканчик чистой стороной внутрь. Плотная бумага не размокала и хорошо держала воду. Запекшиеся губы женщины с трудом раскрылись... Четыре раза я наполнял импровизированный сосуд и с каждым новым глотком к умирающей возвращалась жизнь.

– Не помню,... кто ты? – услышал я хриплый шепот.

– Новый человек. Хозяин Тира с сегодняшнего дня.

Она ответила на мой невысказанный вопрос.

– Элиза... Я – Элиза...

Три дня назад Хозяйка обвинила члена Госсовета Элизу Маккиш и трех министров в расхищении продовольствия, предназначенного к отправке в Тир. Разбирательство было коротким, расправа скорой – Хозяйка не слушала оправданий. Все дни до возвращения Хозяйки Элизе и ее товарищам по несчастью не давали ни есть, ни пить. По утрам открывался только южный вход, и чиновники шли на работу, опустив глаза, мимо своих бывших коллег. Я оказался первым, кто подошел к Элизе и проявил сочувствие. Не хотелось думать, что моя жалость обернулась жестокостью к обреченной на мучительную казнь вернулись силы, и теперь ей предстояло заново пережить муки смертной тоски.

Элиза это понимала.

– Пусть... Легче, когда знаешь, что есть настоящие люди... не трусливое дерьмо... Больше не помогай, не губи себя... Помнить... сколько еще жива... буду...

Промокший самодельный стаканчик я положил в карман. Одернул и так ладно сидящий мундир и вернулся обратно в зал. Все уже были в сборе, Хозяйка недовольно нахмурилась – почему опоздал? Я продолжал стоять в дверях, и молчанье в зале сгущалось, нависая над нами невидимой тяжелой пеленой. Хозяйка побледнела, но сохраняла самообладание. Я сказал громко и отчетливо:

– Немедленно прекрати зверство!

Шагнул к ней, повергая всех в тихую панику. Но успел заметить, что Дерек, похоже, согласен со мной, а Арни еще не решил: вышвырнуть меня вон или ждать развития событий. Хозяйка изобразила мягкое недоумение. Я ухватил ее за лацканы жакета и легко выдернул из кресла, поставив перед собой.

– Не притворяйся, что не понимаешь, о чем речь!

Она не сопротивлялась, безвольно опустив руки. Верхняя пуговичка на блузке, треснув, отлетела. Никто не вмешивался – все просто оцепенели.

– Отпусти, пожалуйста... Мне трудно так с тобой говорить.

Я отнял руки. Она осталась стоять, казалось, в некотором раздумье, потом печально вздохнула.

– Нат... Эти люди обрекли поселение в Тире на голодную смерть. Вина их доказана, не сомневайся. Поставь себя на мое место. Может, я поступила неправильно... Но виновников постигла участь, которую они готовили в Тире всем. Вспомни!

Я помнил. Работяг, падающих от слабости, худую от недоедания Ригли.

– У меня пуговица оторвалась, подыми, пожалуйста...

Я машинально поднял блестящую пуговичку, и тут ладонь Хозяйки коснулась моей щеки. Теплое прикосновение – то ли легчайшая пощечина, то ли проявление грубовато-нежной ласки.

– Пойдем, Нат... Ты прав – нельзя бежать от дела своих рук.

С нами пошли еще двое офицеров охраны. Хозяйка коротко кивнула на троих мужчин:

– Убейте.

Послышались сухие щелчки иглометов. Были ли приговоренные живы, когда их сердца пронзили стальные стрелки? Хозяйка повернулась к Элизе.

– Пора умереть, Элиза.

Та молча глядела на свою мучительницу. Хозяйка, не глядя, протянула назад руку, приняв от охранника игломет. Элиза все так же молча опустила голову. Хозяйка крепко взяла ее за подбородок, заставляя смотреть ей в глаза.

– Элиза! Ты слышишь меня?

– Не люди... вы... все...

Я лихорадочно соображал, как убедить Хозяйку пощадить Элизу.

– Эна! Элиза – хороший специалист?

– Одна из лучших, что были у меня... То что она жадна, завистлива – я считала мелким недостатком.

– Ее преступление касается исключительно Тира, так?

– Д-да... И меня.

– Как хозяин Тира – прошу сохранить мне ценного работника.

– Элиза, слышишь? За тебя просят.

– Я... тоже прошу... не... мсти ему... что заступился... Прошу, ради нашей былой дружбы... Теперь убей...

Хозяйка задумалась, потом вдруг, словно очнувшись, обернулась к охране.

– Позовите Рона! – она воззрилась на Элизу, будто впервые увидела ее или узнала о ней нечто новое.

С весьма кислой миной явился давешний староватый щеголь в черном, и Хозяйка обратилась к нему:

– Рон! Если можно ее спасти – сделайте это. Элиза! Останешься ли жива или умрешь – я отменяю высылку твоих близких и снимаю арест с имущества.

Элизу освободили от цепей, уложили на носилки и унесли.

– Ты доволен, Нат? – Эна взяла меня под руку, – Если выживет, я верну ее в Госсовет, чтобы ты всякий раз видел, кого спас и мог убедиться – ошибся ты или нет.

Мы вернулись в зал, и Хозяйка повела заседание, как ни в чем не бывало. Выслушивала доклады, согласие выражала просто: поручением исполнить предложенное. Иначе – распоряжалась отложить вопрос до нового обсуждения. Регламента никто не придерживался, но общее время собрания было жестко ограничено – до обеда и баста. Слишком говорливый отнимал бы время у своих коллег. Я сидел молча, на меня вроде никто больше не пялился, но теперь я здесь был фигурой. Когда собрание закончилось, и мы стали расходиться, как-то само собой получилось, что в дверях мне уступали дорогу. Последней вышла Хозяйка, я подождал ее, собираясь извиниться за бестактное (мягко сказано) поведение.

Не дослушав, она кивнула:

– Забудем.

Распахнутый ворот блузки открывал ее нежную шею.

– Располагай собой свободно. Больше сегодня дел нет, – все же остался в ее тоне легкий холодок.

На том простились, и я стал "свободно собой располагать". Перво-наперво поел – кормили здесь хорошо. Поселили меня пока в самом Дворце правительства. Остальные чиновники жили в отдельных домах в пределах тщательно охраняемого квартала – Двор Хозяйки мог в случае необходимости долго держать оборону. Из цокольного этажа Дворца Правительства, возможно, расходились в разные стороны подземные переходы, но точно я этого не знал.

Солдат сыт – день прошел удачно. В таком настроении, переодевшись цивильно в легкие брюки и безрукавку, я вышел в сад. Побродил по хрустящему желтому песку аллей, нашел подходящий пригорок и уселся – один бурьянчик среди роз, посреди окружающей красоты. Стрекоза прошелестела перед самым моим носом, воздух был тих и тепл... Я лениво вытянул ноги и тут заметил, что здесь не один.

Поодаль встрепанная девушка в закатанных до колен штанах из грубой синей ткани и выцветшей, застиранной рубахе старательно ухаживала за цветами. Меня она пока не замечала или делала вид. Вот она выпрямилась, смахнула каплю пота со лба, придерживая липнущие волосы, и я узнал Хозяйку. Она тоже, в свою очередь, как бы только что заметила меня, подошла неспешно и уселась рядом, расслабленно опустив руки между колен. Пошевелила пальцами босых грязных ступней, с убитым видом горестно вздохнула, опустила голову.

Так мы и сидели молча. И, признаюсь честно, в простецком обличье и смывши макияж с физиономии – она нравилась мне больше. Если забыть о том, что это всего лишь очередная ее маска, то лучшей подруги я б себе не пожелал.

Я встал, подав ей руку. Она благодарно сжала мои пальцы, поднявшись следом за мной.

– Отдохнула?

– Я не устаю. От возни с цветами. От остального – да... Ты больше не злишься?

– Глупо я себя вел. Мог то же самое сказать не психуя. Думаю, временами ты перегибаешь палку в своей суровости. "Не убивай – бесполезно это тебе" – мудрец не зря сказал. Уютная тюрьма, кружка воды в день и заплесневелый сухарь отлично прочищают мозги... И в народе не будет лишних неприятных ассоциаций с образом правителя.

Она возразила:

– Клятва жизнью – не просто слова! И у меня нет столько тюрем! И денег нет кормить ораву арестантов. Отдать жизнь в залог, а потом легко переступить через клятву – да никогда не привыкну! И прощать не буду.

– Даже мне?

Ей было нелегко, но она решилась:

– Да. Или держишь слово или умираешь. И я сама решу, как забрать твой залог.

Я не показал раздражения.

– Чужая боль – не твоя. Но пробуй иногда,... пробуй представить себя на месте тех, других...

– Конечно. И сама я никому не давала клятвы жизнью – она у меня одна, но может быть... Есть один человек...

Я развернул ее за плечи к себе, осторожно обнял.

– Договаривай.

– Есть человек – отдам ему жизнь, когда он решит, что я предала его.

Деспот. Жестокая, своенравная. Правду ли сказала или преподнесла очередную выдумку, чтобы произвести впечатление, пробудить во мне ревность и тем крепче привязать меня к себе? Какая разница, решил я. Ладить с нею я научился. Остальные пусть решают свои проблемы сами. Народ Острова утратил стремление к общему для всех закону и даже не заметил наступления тирании. Хозяйка – человек из плоти и крови, не из железа ведь... Вокруг нее тысячи и тысячи людей – она не подчинила бы всех своей злой воле без их же молчаливого согласия. И так ли плоха Хозяйка? В ее диких выходках я стал замечать определенную систему.

– Хорошо. Запомню предостережение. Но, давая клятву, я не обещал одного. Что тебя не изнасилую.

Легкой подсечкой сбил ее с ног и повалил на согретую солнцем, пряно пахнущую траву. Эна, приняв условия игры, боролась яростно. С ее подготовкой она могла запросто меня покалечить, а захоти – и убить. Разумеется, мы оба были достаточно осторожны, чтобы не доиграться до увечий. Вот и боролись, как охваченный похотью деревенский увалень и попавшая ему в лапы несчастная пастушка. Эна так вошла в роль, что когда я поставил ее перед собой на колени – штаны спущены, руки завязаны сзади пучком травы – весь вид ее выражал ужас и скорбь. А я долбил и долбил ее, пока моя пушка не выстрелила с такой силой, что я сам словно стал одной могучей струей спермы и улетел в огненную бесконечность.

Но не остановился и был награжден. Эну, дрожащую в полубеспамятстве, вдруг потряс такой спазм... она громко застонала, вцепилась зубами в ворот моей рубахи, зарычала, задергалась в моих руках.

Долго мы отдыхали, лежа рядом, потом помогли друг другу избавиться от одежды. Жесткий, пахнущий солнцем ковер травы, стебелек, щекочущий ухо и рядом – живая человеческая душа. Никогда, ни до, ни после мы с нею не понимали друг друга так полно, без слов...

На этот раз вместо бешеного штурма я, постепенно разогреваясь, без спешки входил в Эну. Пламя, раньше чуть не пожравшее нас, теперь медленно плавило наши тела и души, чтобы мы с ней навсегда стали одним целым. Я шептал ей нежные, ласковые глупости, она отвечала мне вся и телом и дыханием...

– Ame to, ame... ame... Prinej la... Prinej!

Ее радость и печаль, горе и страсть стали моими. И мою боль разделила она... Изнемогая от тягучей истомы, я не выпускал ее тела из своих сплетенных рук, желая исчезнуть навсегда, но вместе с ней...

...Я очнулся среди пряной прохлады, не сразу поверив себе. Стояла глубокая ночь. Эна спала рядом, лежа навзничь, спокойно дышала. Полное звездного тумана небо накрывало нас своей перевернутой хрустальной чашей. И гигантское коромысло Млечного пути держало на весу весь Мир и нас двоих вместе с ним.

Я не будил Эну, пусть ей видятся счастливые сны. Вскоре она сама вздохнула глубоко, легко коснулась меня рукой и быстро села.

– Ох! Вот это мы дали!

Не обошлось без смешного. Эна никак не могла отыскать в темноте свои штаны.

– Ладно! Рубашка длинная, сойдет так... – она уже накинула на себя рубашку, но не успела застегнуться, смутно белея обнаженной кожей.

Тут я и взял ее в последний раз за эту ночь. Когда мы встали, Эну заметно водило в стороны. Взявшись за руки, тихо побрели по ночной аллее туда, где светились окна резиденции. И тут Эна, неприлично ругнувшись, споткнулась, я едва успел ее поддержать.

– Вот и штанишки нашлись! Одевайся – не могу подорвать твой политический вес, ведя из лесу с голой попой!

Она крепко шлепнула меня по месту с таким же названием – рука у нее тяжелая. Но совету моему вняла.

Веранда, выходящая в сад, была ярко освещена. Старомодный в своем щегольстве Рон курил сигарету в длинном мундштуке, глянул искоса на нас с Эной. Я за все время не заметил никого из охраны, но был уверен, что каждый из них на своем месте. Рассмешила мысль, что все они в курсе наших ночных забав и бдительно охраняли наш покой. Интересно, что Эна, похоже, совсем не роняла себя таким поведением в глазах своих людей. Так смотрят сквозь пальцы на слабости человека, которого искренне любят.

Прощальное пожатие ее руки, неожиданно сильное, и Эна оставила нас с Роном вдвоем. Я проводил ее взглядом.

– Она доверяет вам... – Рон обронил свое замечание как бы, между прочим.

– Не намерен злоупотребить, – отрезал я, – Пусть вас это не колышет.

Он усмехнулся:

– Спокойной ночи.

На моей постели маленькой принцессой спала Ригли, свернувшись калачиком и подложив ладонь под щеку. Она была одета, ее новое платье переливалось перламутровым блеском в свете ночника. Сандалии валялись рядом с койкой на полу.

Я тихо проскользнул на кухню, открыл морозильный шкаф. Дверца слабо щелкнула, и тут же я услышал, как заворочалась Ригли. Вернулся в комнату.

– Ригли, ужинать будешь?

Она сидела, вытянув тонкие голые ноги, зевая, терла глаза руками.

– Я тебе тоже рогов понаставлю. Будешь знать.

Элиза Маккиш закинула голову, глядя на башню теплообменника.

– Никогда не верила, что эта циклопическая штука – не бред безумца, а вполне работоспособное сооружение...

Полированный металл гигантских зеркал источал невероятный блеск, сходившийся чудовищным жаром на выкрашенной в черный цвет башне, вонзающейся в бледно-синее небо.

– Фаллический символ, я бы сказала... В своей дерзости мы...

– Оттрахали вселенную, – подхватил я.

Вчера солнечный коллектор заработал в половину проектной мощности и дал ток. Даровая энергия. Пойманный солнечный свет. До сих пор все мне казалось чудом. Я вспомнил, как Хозяйка говорила о древних знаниях, способных вызвать хаос в мире. Нет, не так. "Мир свихнется" – вот ее слова.

Мой заместитель опустила голову, сняла темные очки, повернувшись ко мне. На нее было приятно взглянуть. Ровный загар, матерчатая кепка с большим козырьком скрывает медно-красные, завязанные сзади волосы. Шорты и майка плотно облегают фигуру, крутые бедра, тугую грудь.

Элиза полностью оправилась от пережитого, хотя в ее отношении ко мне осталась нотка благоговения. О Хозяйке не вспоминала до сегодняшнего дня, с головой уйдя в работу. И оказалась отличным администратором – лучшего помощника мне не найти. Четыре месяца прошли в сумасшедшем темпе. Тир теперь принадлежал нам – всем тем, кто его строил.

Каждый из нас обладал правом собственности на земельный участок в черте города. Особым указом Хозяйка гарантировала такое же право и наследникам умерших при условии, что они выберут Тир местом жительства. Бывшее поселение превратилось теперь по большей части в скопище складов, а встающие один за другим новые дома из белого местного камня заселяли семейные пары. Не случайно женатый сектор был в нашем поселке самым многочисленным – я понял замысел Хозяйки. Из орды рабов ей удалось создать нормальное человеческое сообщество. Только одного она не предвидела и сегодня Элиза сказала об этом прямо.

– Именно тебя считают люди освободителем. И не только здесь, в Тире.

– Преувеличиваешь. Я всего лишь что-то вроде военного коменданта или начальника гарнизона.

Элиза хмыкнула иронически, не прибедняйся, мол. И то – для поддержания порядка нам нужны были военизированные формирования, и я их создал, отобрав людей из ранее служивших, а также из числа охранников, что женились на поселенках – были и такие. Остальных отослал восвояси – незачем мозолить глаза тем, кого раньше стерегли. Нынче Тир – быстро растущий молодой город, обладал собственной небольшой армией. Я прикидывал уже: насколько большую территорию с плодородными землями вплоть до юго-восточных предгорий смогу взять под контроль. Получалось, что сил наших еще не достаточно, но перспектива рисовалась хорошая. При условии, что Народ гор не предъявит претензий на то же жизненное пространство раньше, чем мы окрепнем. Но пока горцы сидели тихо.

В приподнятом настроении я собрался вернуться на день в Вагнок, утрясти кой-какие вопросы. За меня в Тире оставалась Элиза. В Госсовете она не появлялась ни разу с поры, как Хозяйка ее помиловала.

– Боюсь за тебя, Нат. Близко время, когда ты завершишь все то, ради чего был нужен Хозяйке... Будь осторожен.

В Вагнок я не попал, потому что назавтра Народ гор выступил в свой поход.

– Очень хорошие бойцы, на голову выше нас. Завтра город будет в их руках.

Элиза как в воду глядела. Когда бой за город превратился в ряд сражений за отдельные здания, я сказал Элизе, что дело наше пропащее. Она приняла это спокойно, не устраивая истерики, только кожа вокруг плотно сжатых губ побелела от напряжения. Мы оба делили вину за колоссальную ошибку в оценке возможностей и намерений Народа гор. Такой неожиданный и неотразимый удар!

На утро контроль над центром города перешел в руки горцев, они окружили площадь, взяв ратушу в осаду. Несколько остававшихся с нами молодых бойцов полегли, отражая атаку, и наступило временное затишье. К полудню нас с Элизой можно было брать голыми руками.

Мы присели под подоконником, укрываясь от редких выстрелов.

– Нам отсюда не выбраться, Нат!

– Возможно.

– Ты так спокоен...

– Издержки профессии. Не стоит идти в военные, если не готов умереть без скулежа.

– А вот я бы пожила еще. Хотя... на моей могиле уже могла вырасти трава трехметровой вышины. Ты подарил мне эти полгода. Спасибо.

Я поцеловал ее в губы. Элиза ответила на поцелуй, затем мягко отстранилась.

– Не надо. А то совсем раскисну.

Пуля ударила в потолок, рикошетировав в стену. На нас с Элизой посыпались куски штукатурки.

– Возьми, – Элиза протянула мне обойму своего автомата, – Ты стреляешь намного лучше. Кто полезет в окно – сниму ножом.

Она прикинула в руке свой шестизарядный нож с вылетающими лезвиями.

– Горцы пока не догадываются, что нас осталось всего двое, потому не торопятся штурмовать. У нас есть полчаса, – сказал я Элизе.

Она долго молчала, прежде чем заговорить снова.

– Ты так никогда и не спросил, за что Хозяйка меня казнила.

– Наколола ее на чем-то...

– Да! Думаешь, я – вор! А знаешь, что все налоги Острова идут на один счет личный Наоми Вартан? Хозяйка тратит эти средства, как хочет. И это не все. Семь лет назад драгоценная наша устроила резню торговцев орхой.

– Наркота – дерьмо, по большому счету... Тут я с Хозяйкой заодно.

– Она истребила всех крупных деляг. Мелюзга не в счет. Но... остался один король... точнее королева.

– Она лишь прикончила конкурентов?!

– Да, да, да! У меня глаза чуть не выскочили, когда я впервые увидела документы. Тайный бюджет Острова больше официального. Сумасшедшие деньги, сумасшедшая власть... Я отвела в свою сторону маленький ручеек. Думай обо мне, что хочешь. Если тот, кому дана клятва, недостоин ее...

– В тебе говорит обида, злость. Когда присягала Хозяйке, ты по-другому к ней относилась...

– Я любила ее. Боготворила. И прозрение мое наступило не сразу. Она порочит память той, чье имя приняла. К тому же, попросту невежда во всем, что касается конкретной работы. Общие слова – на это она горазда! Я с удовольствием водила ее за нос.

– Ну и...

– Она взяла манеру спрашивать меня: нет ли проблем, нужна ли помощь. Я отвечала: все в порядке. И вот однажды... – Элиза вздрогнула, – Однажды...

– Успокойся, – я взял ее за руку.

– Она выложила мне все, с подробностями. Кто-то меня сдал! Я стояла, как кролик перед удавом, всю парализовало, вот те правда! Никакого суда не было. Меня тут же вывели и... Там ты меня и нашел потом... Напротив приковали троих моих министров, кто был посвящен в дело... Как они проклинали меня! Какие страшные слова говорили, пока могли! Такая грязь... Я вроде бы должна раскаиваться, что подставила их, они погибли, а я жива... Нет! Не могу! До сих пор их ненавижу.

– А ее?

– Прости. Ты близок с ней, я забыла. Не знаю. Думаю – умру, если еще раз ее увижу.

Пули зацокали по наружной стене.

– Держись, Элиза! Началось!

Влетевшую в окно гранату я поймал на лету за длинную ручку и швырнул обратно. Грохнул взрыв. Мы с Элизой бросились вон из комнаты, ставшей для нас ловушкой и залегли на полу в коридоре. Горцы ожесточенно простреливали все окна. Развязка близилась, а мы даже не сумеем дорого продать свои жизни. Обидно.

Снаружи раздался оглушительный удар, за ним последовали отчаянные крики. И дробный сухой треск автоматов!

– Нат! – прошептала Элиза, – Слышишь?

– Да... Смотри в оба...

В разбитой двери мансарды показалась рослая бородатая фигура с карабином наперевес. Элиза лежа взмахнула ножом, острое, как бритва лезвие свистнуло в воздухе. Из взрезанного горла бородача хлынула кровь, он пошатнулся и рухнул ничком, раскинув ноги. А автоматные очереди снаружи звучали все чаще. Но скоро стрельба вокруг здания утихла, и мы услышали громкий голос:

– Эй, в доме! Есть кто живой?

Я подполз к пожарному выходу, выглянул одним глазом. По усеянному трупами внутреннему двору неторопливо продвигались бойцы эльберо. В полном облачении, в бронежилетах они чувствовали себя хозяевами положения.

Но тут еще одно зрелище приковало мое внимание. На высоте полутора тысяч метров в ровном строю двигалась на юго-восток восьмерка дирижаблей. Хозяйка не просто прислала нам вовремя подоспевшую подмогу. Вместе с тем, верная своему правилу воздавать по заслугам, она наносила по горным людям решительный контрудар.

– Нат Гариг и Элиза Маккиш! – крикнул я и поднялся на ноги.

Мы вместе спустились по разбитым ступеням. Вид у меня был не ахти, а вот Элиза, даже с перемазанными копотью щеками, в грязных майке и шортах смотрелась, дай бог. Кое у кого из бойцов глаза сразу загорелись. Один из них, излучающий силу и уверенность, подошел ко мне:

– Рад, что вы живы. Пойдемте. Она вас ждет.

Нас провели в один из домов на западной окраине Тира, куда не докатилась волна нашествия. В комнате, полной народа, среди незнакомых командиров частей я не сразу углядел милое лицо. Эна сама устремилась мне навстречу.

– Я успела, Нат! Успела!

Элиза старалась в упор ее не видеть, даже когда Эна коснулась пальцами ее запястья.

– Тебе я тоже рада.

– Это... правда?...

– Да. Не живи прошлым. Начнем с начала. Теперь мы лучше знаем друг друга.

– Попробую... – чуть слышно пробормотала Элиза и без сил упала на ближайший стул.

Отряды эльберо методично зачищали город. Через день на рейде Тира встал флагман адмирала Арни "Грозный". Здания, где горцы засели крепко, рушились под ударами его снарядов. Мы с Элизой знали, что надо радоваться близкому освобождению Тира, но не могли сдержать зубовного скрежета. Совсем недавно мы строили то, что сейчас разносили в пыль и щебень корабельные орудия.

Вскоре горцы применили новую тактику. Выставили в окнах захваченных ими домов заложников – женщин, детей, молодых мальчишек.

– Сволочи, гады, – сказала мне Элиза, когда мы с ней вошли в одно из оставленных горцами зданий, – Как люди могут творить такое?

Полуобнаженный труп девушки с отрубленными руками еще не успели опознать и похоронить. Перед тем как убить, над ней надругались.

– Мы же убиваем животных. Для Народа гор люди – только они сами. Это не садизм, а освященная веками традиция, вошедшая в плоть и кровь. Горы не могут прокормить столько людей, и народ вынужден добывать пропитание грабежом соседей. Естественно не считать тех, кого убиваешь, людьми.

– Ты их оправдываешь? Вонючих козлов, они не моются по году, никогда не меняют белья... Грабя город, они первым делом хапают в домах одежду, чтобы одеться в чистое. Не ухаживают за собственными лежачими ранеными, будь то родной брат – они гордые, им стыдно выносить парашу!

– Ты меня не поняла. Считай Народ гор стихийным бедствием. Какое тут оправдание или осуждение?

– Не согласна! Я не сворачиваю головы курам, не душу котят ради удовольствия. Этих молодых парней обуревала животная страсть, голод по женщине. Но почему, почему насытившись, не оставить ее в живых?

– Элиза... По горским законам – изнасилование для женщины хуже смерти. Горянка сама убьет себя в таком случае. Та, что останется после такого жить уже не человек. Нечистое существо. Брат убьет опозоренную сестру, жених невесту, отец дочь. Расправляясь с этой несчастной, горцы искренне считали, что делают для нее благо. А сейчас они используют наших женщин и детей, как живой щит. Требуют для себя беспрепятственного выхода из города. Только, думаю, Хозяйка пошлет их в известное не упоминаемое место...

Я угадал. Хозяйка не уступила горцам, дав частям эльберо приказ не считаться с возможной гибелью заложников. И многие из них пали от пуль не только горских, но и наших штурмовых групп... Хозяйка предупредила, чтобы сдавшихся Горных людей брали живьем.

Следующий после освобождения Тира день начался с уханья и рева парового экскаватора. Его огромный лязгающий ковш загребал, выносил и вываливал наружу горы жирного чернозема. Четыреста пленников мрачно смотрели, как растет и ширится ров. Самым на вид крепким и строптивым связали руки, остальные стойко и покорно ждали своей участи. Бежать невозможно, в охранении стояла сотня бойцов эльберо, каждому выдали по четыре запасных обоймы.

В отдалении раскочегаривались грейдеры, готовясь засыпать общую могилу, когда она заполниться трупами. Водителями посадили тех, у кого погибли близкие или друзья, так что жалость их не мучила, а совесть помалкивала.

Гигантская строительная машина, превращенная волей Хозяйки в механического гробокопателя, взмахнула напоследок могучей железной рукой с ковшом вместо кисти, взревев, развернулась и отъехала в сторону. Осужденных согнали на узкую полосу земли между рвом и грядой свежевынутого грунта. Они жались на краю могилы, ожидая града пуль, и в это время шеренга грейдеров начала свое наступление.

Не пересказать, что сталось с пленниками, когда до них дошло, какую смерть им приготовили. Такого воя, рыданий, проклятий и мольбы я не слыхал никогда в жизни. С воплями жертвы валились в сырую глубину и тонны земли обрушивались на них сверху. Кто-то попытался бежать, но упал под выстрелами. Хозяйка заранее приказала стрелять только по ногам, чтобы человек соскальзывал в свою могилу еще живым.