Текст книги "Гроза над Миром"

Автор книги: Венедикт Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 46 страниц)

Крики стихли, кое-где во рву шевелилась земля, и доносились глухие стоны. Хозяйка, стоя рядом со мной, невозмутимо взирала на дело своей жестокой воли. Элиза, чуть поодаль, вся изжелта-бледная, боролась с тошнотой. Грейдеры сгребли последние остатки грунта и прошлись по нему пару раз, уплотняя. Мне стало не по себе.

– Мы переусердствовали! Месть наша – чрезмерная! – сказал я Эне.

Она холодно смерила меня взглядом, давая понять, что Эна далеко, а говорю я с Хозяйкой. Но, все же, снизошла до ответа:

– Религиозные устои этого народа очень прочны. По их вере душа умирающего, не сумев выйти через рот, останется в теле и умрет вместе с ним. Поэтому все виды смерти от удушья вызывают у них непреодолимый ужас. Народ гор получил хороший урок, и Тир надолго избавлен от набегов. Я ведь разорюсь, когда буду постоянно держать в Тире гарнизон. Карательная операция тоже влетает мне в копейку.

Элиза подошла, утирая рот платком, глаза ее блестели:

– Ты, бездарь!... Не видишь дальше своего носа! Ты предвидела нашествие с гор? Нет? А то, что Тир – гиря, тянущая ко дну все хозяйство Острова? Тоже не замечаешь? Города строят не правители, а люди. Освободи наш край от налогов...

Я не на шутку испугался за Элизу. Сцена казни потрясла ее настолько, что она, похоже, забыла, с кем разговаривает. А Хозяйку забавляла ее злость.

– А что ты предвидела, Элиза? Свое мирное воцарение в Тире? Что я стану глотать слюни, глядя на твое здесь процветание? Своими руками выращу себе соперницу?

Элизу уже было не остановить.

– Так ты нарочно медлила?! Довела дело до битвы! Гадина! Коза бешеная!! Ты... только ты виновница всего, что случилось! Ты ничего не умеешь! Хотела выстроить город руками рабов, заключенных. Не вышло. Только свободные люди могут это сделать. Но ты противишься вольной торговле, не даешь нам быстро подняться, дрожишь за свою гнусную власть! Из животного страха рушишь то, что сама же создавала...

Хозяйка оборвала ее:

– Достаточно, Элиза.

Наступила тягостная пауза. Элиза осознала, что наговорила лишнего, ярость ее погасла, уступив место обреченности. Теперь ей можно вменить "поношение имени" и даже мое повторное заступничество не поможет...

Хозяйка задумчиво потерла подбородок.

– Понимаю твою боль. Ты прикипела к Тиру. А твоя интерпретация моих действий – любопытна и вполне может оказаться глубинно истинной. Но, при том, мне всегда казалось, что хроническая болезнь хорошо лечится переводом в острую форму. Что ж до вольности народа... Подготовь указ о льготах переселенцам, я подпишу.

Элиза искала во мне утешения, я тоже нуждался в нем, а Эна-Хозяйка не могла мне его дать, потому что сама была причиной моих терзаний. В тот день мы впервые стали с Элизой близки.

7. РУКА, ПОЛНАЯ СИЛЫ

Мы хоронили мертвых и считали потери. Погибла треть населения Тира. Коснулось и меня: не стало доброго приятеля Зига. Когда горцы ворвались в городской госпиталь, которым он заведовал, то перебили там всех раненых, оставив лишь персонал во главе с доком. Командир горцев заявил без обиняков:

– Ты тэпэр нашых лудэй лэчыт будэш!

Док успел застрелить его и еще троих, прежде чем сам упал бездыханным. Из остальных чудом уцелели две девушки медсестры: они притворились мертвыми среди груды тел, пока Горные люди довершали расправу.

К моему удивлению, Эна не оценила подвига дока.

– Он, в свое время, давал клятву Гиппократа.

– И что? Спасать жизни разбойников? Ты – формалистка.

– Конечно, спасать. Лечить. А, вылечив, убить любым доступным способом.

Женская логика.

Пятерых захваченных нами молодых горцев Хозяйка распорядилась оставить в живых. Их доставили на флагманском дирижабле, на берег Тиривы к Небесному мосту. "Дерзкий" снизился и выбросил трап. Пленным развязали руки, кроме одного, лишившегося рассудка – его сбросили на руки товарищей, когда те сошли на землю. Хозяйка напутствовала:

– Ступайте, юнцы! Несите весть: "Дороги за Тириву Горным людям нет".

Крутые стены ущелья почти смыкались в четырех сотнях метров внизу, где бесилась Тирива. Но в глаза бросалась не красота дикой горной реки, разрезавшей горный массив в неукротимом стремлении к морю, а скальная перемычка, соединявшая оба берега ущелья. Естественный мост казался до хрупкости невесомым, хотя представлял собой массу в добрую сотню тысяч тонн гранита. В незапамятные времена Тирива здесь пробила себе тоннель. К нашим дням остался один фрагмент обрушившегося за тысячелетия свода – Небесный мост, дорога из Горной страны вовне.

Четверо с трудом тащили своего утратившего разум приятеля. Они уже находились на середине широкой тропы, протоптанной пешими и конными за долгие годы переходов через Небесный мост, когда безумец вырвался из их рук. Побежал к краю, заскользил, кувыркаясь под уклон, сорвался и исчез из виду. Товарищи не пытались его остановить – себе дороже.

"Дерзкий" резко всплыл до двух тысяч метров, и мы быстро перелетели через Тириву. Я представил себе страх этих четырех парней, когда они провожали наш воздушный корабль взглядами. В первый день, когда прибыл воздушный флот, командиры экипажей имели приказ разобраться с непрерывно идущими в Тир от Небесного моста подкреплениями – пешими и конными отрядами горцев. Теперь Хозяйка приказала наносить удары вглубь Горной страны.

Погода стояла прекрасная – чистое небо, ветер слабый. В километре за нами следовали основные наши силы: "Гигант", "Дельфин", "Кусака", и "Пузатый чижик". Еще три корабля: "Задира", "Хулиган", "Мангуст", опередив нас на час, уже углубились в пределы Народа гор.

Я продолжал посматривать временами в тускло мерцающие линзами окуляры визира. Впереди по курсу ясная линия горизонта затуманилась. Когда мы подошли ближе, я увидел работу нашего авангарда: в долине меж двух невысоких горных хребтов горели посевы орхи. Наступил и наш черед: мы снизились над нетронутыми еще полями и скинули одну за другой двенадцать зажигательных бомб, взмыв вверх, когда их тяжесть перестала обременять брюхо "Дерзкого".

Эна, щурясь, следила, как разливается по Горной стране ее огненная месть. Ресницы ее трепетали. Я отгадал причину ее радости.

– Орха скоро поднимется в цене, Эна.

Она пожала плечами.

– Этот товар шел в Эгваль.

(Чтоб мне было промолчать, зная сугубую проницательность Эны...)

– Элиза наябедничала? "Королева орхи..."

Пейзаж внизу изменился, и я обратил на это внимание Эны:

– Пошли бахчи и огороды. А я думал, что горцы своими руками только орху растят.

– Орха – цветок священный, растить его не зазорно. Продажа сырца дает хорошую прибыль. За эти деньги воины гор приобретают, провиант, оружие и лошадей. Ты ведь обратил внимание, что они совершенно не используют стиксов.

– Это стиксы не используют их, – пошутил я. – Что Народ гор может им дать? Орху употребляют только люди.

Орха. Небольшой цветок со множеством узких, бархатистых на ощупь лепестков глубокого красного цвета. Черный венчик окружает цветок, как траурная кайма... Мысли мои и Эны текли по одному пути, потому что она вдруг сказала:

– Ращение и продажа красной орхи – основа существования Народа гор.

– А Острова? – не сдержался я.

– За шесть последних лет площади под орхой на Острове уменьшились на треть. Это минимум, покрывающий спрос без риска, что расплодятся во множестве подпольные плантации, которые я не смогу контролировать. Я хорошо понимаю, Нат, весь трагизм положения... Но... не можешь поймать дракона за хвост – оседлай его.

Она усмехнулась немного жалобно.

– Ты слышал версию Элизы. Вот тебе моя.

"Дерзкий" снизился, и я разглядел шеренгу оборванных, изможденных людей, работающих в огородах. Двое всадников с винтовками за плечами присматривали за батраками. Тень дирижабля накрыла их, и кто-то поднял голову, замахал руками. Следом этим и остальные побросали мотыги.

Оба всадника неторопливо сняли винтовки и так же неспешно застрелили первого, кто прекратил работу. Сначала прострелили ему обе ноги, затем руки и только потом добили выстрелом в голову. Остальные покорно подобрали сельхозинвентарь и вновь согнули спины.

Эна щелкнула тумблером переговорника:

– Командиру. Держать высоту и курс.

Земля вновь стала отдаляться, уходя вниз. Мы описали круг, вдалеке мелькнули односкатные крыши саманных домов. Небогатая деревня, если ее жители имеют всего полсотни рабов.

Командир вошел бледный, с испариной на лбу. Юнец. Из молодых да ранних. У себя в гвардии мы таких осаживали быстро.

– Над Рандой сбит "Хулиган".

Эна подняла брови.

– С каких пор меня перестали слушать? Я приказала всем держать высоту две тысячи.

– Они... стреляют из картечниц еще времен Тойво Тона. Жуткое орудие. Приспособили для вертикальной стрельбы и...

Когда Эна встала, она уже была Хозяйкой.

– Нат, примешь командование. А вы займите место второго пилота.

Через полчаса я увидел внизу гигантский костер, сквозь который просвечивали черные ребра каркаса. "Хулиган" перестал отвечать на радиообмен еще в воздухе. Вскоре, охваченный пламенем, он рухнул на равнину неподалеку от горской столицы. Из находившихся на борту не спасся никто.

Мы медленно снижались, заходя к Ранде с запада. Наш маневр с севера и юга повторяли "Задира" и "Мангуст". А четыре дирижабля, идущие следом, набрав высоту заведомо недосягаемую для оборонительного огня горцев, повисли над Рандой. Зелень садов, небольшое озеро, саманные дома с односкатными крышами, хранящие внутри прохладу даже в самую жестокую жару... Несколько больших домов в центре из обожженного до коричневого цвета кирпича.

Для уничтожения этого городка в пять тысяч населения потребовалось неполных два часа и четырнадцать штурмовых бомб. Каждая бомба разрывалась невысоко над землей, рассеивая облако взрывчатой взвеси, которая проникала внутрь зданий, в любые укрытия и через секунду воспламенялась.

Когда пожары внизу поутихли, "Дерзкий" снизился до швартовой высоты, и десантники ловко соскользнули по сброшенным тросам на землю. С нашей стороны Хозяйка сама возглавляла десант. Я вернул командование давешнему молодцу, он уже успокоился после гибели "Хулигана" и в дальнейшем не давал повода для нареканий. Хозяйка неодобрительно сверкнула глазами сквозь прозрачный овал капюшона, но не возразила прямо, и я присоединился к высадке.

Госпожа наша небрежно ступала впереди колонны, похожая на ангела посреди закованных в бронежилеты и стальные шлемы чертей. На усеянных щебнем и кусками коричневой сухой глины бывших улицах мы не встретили сопротивления. Я старался не всматриваться в лежащие среди развалин обезображенные трупы. С вакуумной бомбой шутки плохи.

Только один человек – наверное, последний уцелевший защитник Ранды успел, не таясь, выпустить в нашу сторону одну за другой пять пуль и упал под ответным огнем. Из наших никто не пострадал. Несколько уцелевших домов мы обстреляли из ручных гранатометов, и глинобитные здания осели в облаках красноватой пыли.

Через полчаса мы соединились с отрядом "Задиры", но десантники с "Мангуста" задерживались. Вскоре их командир радировал, что захватил в плен полсотни уцелевших жителей. Они укрылись у подножия чего-то, отдаленно напоминающего храм.

Это оказался невысокий плоский холм с идущей вглубь расселиной и вырубленными в ней широкими ступенями наверх. Ход заканчивался гладкой металлической стеной, в которой виднелся круглый, в полтора метра диаметром, люк. Сейчас он был открыт. Те, кто скрывался в недрах холма, спасаясь от обрушившейся на них с неба смерти, сами пожелали оставить свое убежище и толпились на плотно утоптанной площадке перед укрытием: десяток мужчин, остальные женщины с детьми. Угрюмые лица, ненавидящие взгляды.

– Ты можешь убить оставшихся, но никто не покорится тебе, не уронит достоинства Народа гор, – благообразный старик с седой, до пояса бородой, обращался прямо к Хозяйке, безошибочно определив в ней нашего вождя.

Хозяйка, поднявшаяся к святилищу в сопровождении меня и еще двенадцати бойцов, стояла перед престарелым лидером горцев и молча смотрела поверх его головы. Туда, где на темном металле над разверстой пастью входа виднелись глубоко вытравленные и до сих пор окончательно не стертые временем буквы: AVANTA – 17.

Рядом с патриархом находился еще один мужчина, молодой и, при том, совершенно необыкновенной комплекции. Голый по пояс, моего роста, но в обхвате в пяток раз шире. Нос пуговкой на круглом лице, на лоснящемся животе многочисленные жировые складки, но под толстым слоем сала у этого борова угадывались крепкие мышцы.

Он ударил себя в грудь.

– Я – Рангун! Самый сильный человек в мире! Ни один раб не смеет сразиться со мной!

– Я те покажу, раб... – стоящий позади меня эльберовец освободился от бронежилета и каски и шагнул вперед.

– А ну, выходи, обезьяна!

Рангун вышел вразвалочку, с дебильной улыбкой на толстощекой физиономии и наш парень провел молниеносный прием. Разумеется, он сделал ошибку. Ни один отточенный тренировками удар не действует, как ты ожидаешь, если масса твоего противника под два центнера. Да еще если ты считаешь врага слабоумным.

Рангун схватил нашего бойца обеими руками поперек туловища, с легкостью поднял над головой и с силой бросил оземь. Хряснули кости, изо рта поверженного выплеснулась кровь. Мертв.

А Рангун, кривя в гневной гримасе рот, закричал нам:

– Теперь убейте меня! Ничтожные трусы! Бабы! Ни один из вас больше не решиться выйти со мной один на один!

Хозяйка, все так же молча наблюдавшая схватку и ничуть не обескураженная происшедшим, проронила:

– Тебе повезло. Враг твой действовал неумно. А справлюсь с тобой даже я.

Мы ахнуть не успели, как Хозяйка освободилась от метаморфа. Я-то знал, что под ним она ничего больше не носит, но остальные нет. Из бойцов наших никто глазом не моргнул – вот образец дисциплины в эльберо. Горские женщины стыдливо отворачивались и прикрывали лица, а их мужчины не отрывали горячечных взглядов от нашей голой матери-командирши.

Богатырь издал гортанное восклицание и растерянно воззрился на белеющую обнаженным телом Хозяйку. А она сорвала платок с головы одной из горянок и, обернув вокруг бедер, завязала его на себе короткой юбочкой. Грудь ее осталась открытой.

– Так я тебя не пугаю? Будешь драться? – она подошла к нему совсем близко.

Богатырь подробно ответил, что с ней сделает, горский диалект отличался от общеупотребительной речи Мира не настолько, чтобы мы не поняли.

Хозяйка мотнула головой в нашу сторону: не мешать. И выставила согнутую в локте правую руку перед свирепой физиономией в жесте, глубоко оскорбительном для любого мужчины.

Рангун взревел, и его огромные волосатые руки обрушились на Хозяйку. И схватили воздух. Даже я, знавший, какая у Эны необычайная реакция, открыл рот от удивления. Она чуть отступила в сторону и могучий горец, потеряв равновесие, рухнул, выставив вперед руки, ничком у ее ног. Он только успел приподняться, как Хозяйка мгновенным ударом костяшек сжатых в кулак пальцев пробила ему височную кость. Тело богатыря разок дернулось и обмякло.

Хозяйка спокойно переоделась, бросив позаимствованный платок его владелице, та в ужасе отпрянула.

– Вы – отважные люди, великие воины, – она теперь обращалась к враждебно молчащим горцам, мужчинам и женщинам, – Жаль только, что мозгов у вас нет. Так же, как сила и мужество не спасли вашего богатыря, так не помогут они и Горному народу.

Метаморф не имел никаких видимых устройств усиления звука, но слова Хозяйки раскатывались грохотом над последними жителями Ранды. Престарелый патриарх, сложив руки крестом на груди, спокойно ждал своей участи. Последние слова Хозяйка обратила к нему:

– Я ухожу. Народу гор навсегда закрыт путь в земли Тира. Кто нарушит запрет, того постигнет смерть. Смерть страшная, после которой не будет воскрешения. Прощай... почтенный старец, помни мои слова. Рука моя полна силы.

Надо отдать старику должное, он не дрогнул:

– Бог над нами, рабы под нами. И наказана будет дерзость каждого, кто подымет голову выше наших сапог.

Он быстро повернулся боком, так что мы смогли увидеть глазастую смуглую девчушку за его спиной. Дуло обреза в ее руке смотрело прямо в голову Хозяйки, еще не укрытую метаморфом. Выстрел! Холод в сердце, пустота и внезапная радость,... когда я увидел, что горянка промахнулась. Хозяйка за треть секунды до выстрела отклонилась чуть в сторону, так презрительно и небрежно... Бластик в ее руке плавно взлетел вверх, и юная горянка выронила обрез. Глухо звякнув, он упал на жесткую землю, и тонкие пальцы отрезанной огненным лучом кисти все еще сжимали его рукоять. А девушка, не веря себе, глядела на свою изуродованную руку, потом дико вскрикнула и повалилась навзничь.

Хозяйка ткнула рукой в блестящей металлом перчатке в небо.

– Бог над вами!

Верху как раз делали круг два наших дирижабля!

– Рабы подо мной! МАРШ В СВОЕ ЛОГОВО! Огнеметчики... товьсь! Считаю до трех: раз...

Горские женщины, схватив детей, первыми обратились в бегство, их фигуры исчезали в круглом провале двери, ведущей в загадочное святилище. Белобородый поднял на руки бесчувственную девчонку, осмелившуюся покуситься на нашу Хозяйку, и гордо выпрямился, ожидая, когда вихрь пламени из армейского огнемета сожжет их обоих.

– Пошел на хрен, – Хозяйка уже превратилась в человека без лица и, когда метаморф закрывал ее целиком, не страшилась ни пуль, ни мелких осколков. И повернулась к нам, – Работа сделана, парни! Уходим...

Подобрала оружие горянки и передала мне. Рифленая рукоятка удобно легла в ладонь. "Крамер-2". Состоит на вооружении Эгваль...

Мы растянулись в походном порядке в колонну, Хозяйка шла впереди, я рядом. Темп она держала по-прежнему ровный, но пару раз едва не оступилась. Демонстративно не заметила моей руки, протянутой для поддержки. Когда мы отошли на тысячу шагов от уничтоженной Ранды, Хозяйка остановилась, внимательно глядя на северо-запад. Там в желтом вечернем небе низко над горизонтом тихо плыли две черные соринки. Прошло четверть полчаса, они завершили круг, и я опознал в одном из дирижаблей "Гигант" – самый крупный наш воздушный корабль, способный нести сотню бойцов. Ребята, не скрывали радости, ожидая, пока он снизится и выпустит трап. Мигом погрузились в десантный отсек, а мы с Хозяйкой прошли в командирский салон. К моему удивлению, там распоряжалась Элиза. Выставила вон двух офицеров и, когда мы остались с ней втроем, обрушилась на нас со сварливыми упреками:

– Без малого, сожжено все горючее. Потерян "Хулиган"! Провальная экспедиция обойдется нам...

Умеют некоторые женщины разом испортить тебе настроение! Я, наверное, выглядел достаточно свирепо, потому что Элиза тут же заткнулась. Разозлился я, понятно, зря: просто она перенервничала из-за нас. Из-за меня, точнее.

Хозяйка взяла со стола кофейник, отхлебнула прямо из носика. Потом уселась в кресло и, устало вытянув ноги, закрыла глаза. В уголках ее губ и под глазами лежали тени.

Пятизарядный "Крамер", совсем новый, я все еще держал в руках. Проверил магазин: пуст – горяночка истратила последний патрон, глянул на заводской номер. Ба! Даже не спилен. С армейских складов Майи стрелковым оружием приторговывают совершенные тупицы и циники. Положил его на стол и поспешно освободился от своей амуниции. Бросил бронежилет и шлем на пол, с удовольствием плюхнулся на диван.

Элиза осторожно села рядом со мной, подальше от Хозяйки.

– Тяжко?

– Немного.

– Что за цацку приволок?

– Трофей. Гвардейский карабин Эгваль.

Элиза сочувственно прикрыла мою ладонь своей. И аккуратно переменила тему разговора, покосившись на поникшую в своем кресле Хозяйку.

– Уложить ее на диван? Только я не знаю, как снять с нее эту штуку, – она имела в виду метаморф.

– Я тоже не умею. Пусть – так она чувствует себя защищенной.

Мы с Элизой бережно перенесли сомлевшую Хозяйку на диван, а сами долго молча пили кофе, пока Элиза снова не воззрилась на Эну.

– Что с ней? Так вымоталась.

Я коротко пересказал наши похождения.

– Не рассчитала сил.

Элиза покачала головой.

– Знаешь, Нат... Когда мы укладывали ее, мне показалось... Не умею выразить. Квинтэссенция горя. Самый одинокий и несчастный человек в Мире.

Эна уже спала глубоким сном и не слышала слов Элизы. Лицо ее разгладилось, утратило холодно-равнодушное выражение Хозяйки. Не течет ли в ней самой капля горской крови? Я вспомнил гордое достоинство горянок, их презрение ко всем, кто не их крови, кто не человек. Вряд ли мое предположение правильно. Во всяком случае, Эна не из Горной страны. Она говорит на таком необычном наречии, что искать сородичей ее надо черт знает, где. Может, этим и объясняется маниакальное стремление расширять пределы своего могущества? Ее больная душа тянется и тянется к родному дому и не находит дороги...

– Рыцари нынче хороши дрыхнуть! – я проснулся от ехидного замечания Эны. Элизы в каюте не было, Эна, стояла голышом рядом с креслом, в котором я остаток ночи давал храпака.

– Смотри, простудишься, – пробормотал я, оттягивая подъем на несколько секунд.

– Я не простужаюсь. Пошли в душ.

Мы стояли рядом, коричневые соски Эны касались моей груди. Облако водяной пыли поднималось снизу душевой кабинки, окутывая нас пряной свежестью. От Эны исходил запах пота и мускуса и я совершенно от него обалдел. Крепко прижал ее к себе, она уперлась, приподымаясь, ладонями в мои плечи и обхватила меня ногами.

– От тебя разит, как от сотни козлов сразу, – сказала.

– Не нравится?

– Нравится...

Больше мы не говорили. Говорили за нас наши истосковавшиеся тела. Я кончил первым и продолжал штурм, пока и Эна не взорвалась дрожью и стонами.

Силы у меня оставались, и я добавил еще, в результате мы оба вышли из душа, держась за стенки.

– Как хорошо! – Эна хлопнулась ничком на диван, – Ты великолепный любовник, знаешь ли?

– Знаю. Ты уже говорила. Разработай специальные воинские знаки отличия... – я пояснил, какие, – А на поясе носить бронзовую копию "личного оружия".

Хорошо зная Эну, я счел ее сдержанную полуулыбку веселым заливистым смехом.

За завтраком Эна говорила мало, постепенно входя в свой демонический образ.

– Через час сядем в порту Тира и перейдем на "Грозный". Арни проводит совет. Военные мной недовольны.

– Ты полагаешь...

– Нет! Исключено. Меня заменить некем и Арни это знает.

Эна – знамя, Эна – символ. Воплощенное могущество Острова. Позже Элиза сказала мне полностью древнее изречение, начало которого, походя, упомянула Хозяйка, обращаясь к старейшине горцев.

"Рука, полная силы, сделает больше, чем целый мешок, набитый правами".

В кают-компании "Грозного" кроме Арни и ряда высших офицеров я увидел Алека. Хозяйка холодно всем кивнула и заняла место рядом с Арни, предоставив тому вести собрание.

Арни речь свою держал сидя, заметив, что при его росте, что сидеть, что стоять, разница невелика. Гнев и досада прятались за его четкими фразами.

Военная кампания против Народа гор не доведена до логического конца. Уничтожено девять десятых посевов орхи, так что же – через год они возобновятся в полном объеме – это очевидно. Не установлен контроль над территорией – вновь надо ждать рейдов горцев, похищений людей, а если учесть, что мы не предприняли попыток освободить ныне удерживаемых в рабстве, то позорность ситуации так же ясна. Наконец, если мы с блеском сокрушили главный город Горной страны, то почему не развить успех, благо воздушный флот позволяет с легкостью осуществлять самые дерзновенные замыслы.

Против ожидания, Хозяйка не оспорила мнения верховного главнокомандующего. Неторопливо встала.

– Я согласна с первым адмиралом Острова. И, если мы так спешно сворачиваем операцию, то это не признак чьей-либо глупости или трусости. Численность Народа гор определена в четыреста тысяч, может немного меньше, скорее заметно больше. Не ринулись бы они вовне, будь способна Горная страна прокормить столько людей. Тысячелетие назад условиями существования они поставлены в эволюционный тупик: такое положение, при котором выживают только отважные, нет, беспредельно храбрые воины и суровые, стойкие женщины. Другого пути, кроме как грабить и порабощать соседей, у них нет – качества воина не совместимы с умениями земледельца. Скажите мне, какова численность экспедиционного корпуса, способного привести к повиновению подобный народ? При условии, что никто из них от мала до велика никогда не признает себя побежденным. Добавьте сюда непривычный климат и специфические болезни. Я ни гроша не дам за здоровье того, кто пил местную воду...

– Итак, – продолжала Хозяйка, – Мы быстро лишимся двухсот тысяч отборных бойцов: убитыми из-за угла, или в мирных, на первый взгляд домах, умершими от дизентерии и так далее. Учтите также быстрое падение морального духа войска в условиях войны с партизанами. Мирного населения нет, каждый – враг.

Хозяйка излагала нам встающие в ее воображении картины спокойно, даже добродушно, но мне стало нехорошо. Я воочию увидел девочку, похожую на Ригли, с окровавленным серпом в руках... Корчащееся рядом тело солдата с вывороченными сизыми внутренностями... Вот я поднимаю автомат и очередь разрывает ей грудь...

Я не знал, что видели остальные, но наваждение достало всех, кого больше, кого меньше. Арни сидел, играя желваками: его логические доводы Хозяйка опрокидывала своим эмоциональным воздействием.

– Что касается рабов, то я не собираюсь положить за их освобождение ни одного своего солдата. Не из циничного экономического расчета – жизнь человеческую не измеришь в реалах. Но, кто стал рабом и выжил – рабом и пребудет. Такие подданные мне не нужны.

Вот почему нам останется только повторить опыт уничтожения Ранды, распространив его на все города и деревни Горной страны. Вплоть до отдельных домов на склонах ущелий! Дирижабль очень уязвим – мы в этом убедились. Движущийся среди сложного горного рельефа, он легко может быть сбит. Погибнет не только воздушный корабль с экипажем. Погибнут вложенные в него деньги и колоссальный труд. И... пусть даже потерями обойдемся малыми. Но сколько уже израсходовано бомб и горючего, во что нам это встало? И сколько понадобится еще? Но, осталась одна не рассмотренная нами возможность.

Артистически выдержала паузу.

– Алек, вы расскажете лучше меня, – и она расслабленно уселась в своем кресле.

Алек, все это время подпиравший ладонью щеку, встал. Копируя неспешные манеры своей госпожи, деликатно откашлялся в кулак.

– Тут у меня интересные снимки... – он опростал лежащий перед ним толстый конверт, – Разбирайте, смотрите...

Небесный мост, парящий в вышине над пропастью. Он же, окутанный облаком дыма. Навечно застывшая в падении расколотая каменная арка. Тысячи тонн камня, рушащиеся в Тириву. И ясное небо над ущельем, ставшим непреодолимой пропастью, разделившей земли Тира и Горную страну.

Последний снимок: буйство реки в теснине. Следовало признать: Народ гор попал в отчаянное положение. Тирива, даже приближаясь к морю, не была вполне судоходной. Расширяясь к устью до двухкилометровой ширины, выше него она обрушивалась вниз рядом красивейших водопадов,... но пароходам по ней не плавать. И пирогам горцев тоже. Но, все же, как жаль погибшего Небесного моста! Природа подарила его людям, как великодушное возмещение за непреодолимое препятствие – несущуюся с гор бешеную реку. Дар оказался не впрок.

Скорее всего, большинство горцев не найдут в себе решимости покинуть земли предков и уйти дальше на юг в поисках лучшей доли. Голод и внутренние распри в ближайшие годы сильно уменьшат их численность, и лет через сорок Народ гор исчезнет.

Алек, повинуясь кивку Хозяйки, сел и опять погрузился в размышления, как мне показалось, далекие от темы нашего собрания. Хозяйка сказала короткое заключительное слово, отметив мужество и профессионализм военных.

– ...Будем помнить тех, кто погиб, ведомый долгом. Их близких я не оставлю. Не таясь, друзья, скажу: являюсь тем, кто я есть только благодаря вам.

Она склонилась перед нами в легком поклоне – игра, конечно, но меня, солдафона эдакого, прельстила. На сем толковище закончилось. С очевидностью последнее слово осталось за Хозяйкой, и мы проглотили этот факт, не поморщившись.

Остальные три дня до Вагнока оказались ничем не примечательны – в этом и состояла их прелесть. Один раз мы крепко выпили на пару с Арни – последнее время мы с ним неплохо ладили.

– Обставила нас хозяюшка, – не удержался я от замечания.

Арни усмехнулся, долил мой стакан.

– Видел бы ты ее, когда был жив Ури Ураниан. Дело быстро шло к войне, наступало время нанести упреждающий удар и отрезвить молодца... Драгоценная наша по стенам бегала, так была против, но мы ее уломали. Вроде уступила... На следующее утро хватились – нет ее. На столе указ: на время ее отсутствия Арни Сагелю, то бишь мне, заправлять лавочкой. А не вернусь, мол, написала – оплачьте и не поминайте лихом. На связь вышла, когда уже дело сделала. Я потом голову ей мыл: ты – наш символ, можно сказать – фигура... Как посмела так собой рисковать? Без команды поддержки, всего с пятком верных людей. Только фыркала в ответ: "Вместо того, чтоб варить вашу кашу, оказалось достаточным прибить одного дурака".

Я поднял свой стакан, посмотрел рубиновое вино на просвет.

– За мудрейшую нашу! Да будет здорова и всем довольна.

Арни поддержал мой шутливый тост, но вздохнул печально. Кажется, судьба моя такая: натыкаться постоянно на бывших любовников Эны. Хмель кружил голову и я, пожелав Арни спокойной ночи, отправился восвояси. Да только дважды не нашел двери каюты. Когда я вернулся к столу в третий раз, Арни взял меня за шиворот и, уложив на постель, сам растянулся во весь свой богатырский рост на полу на ворсистом, мягком ковре.

Арни еще сладко храпел, когда я стряхнул остатки наполненного алкогольным туманом сна. Нельзя так напиваться... Неслышно поднялся, сунул ноги в ботинки. Ничего... терпимо. На ногах стою, руки не дрожат, голова тяжелая, но не отваливается. Проходя мимо изящной работы бюро, заметил приоткрытую дверцу. Наверное, хмель еще не выветрился из меня окончательно, иначе я бы никогда не стал так по-детски играть в шпиона.

Стопки бумаг, личные письма, наброски местности... Я мельком глянул на Арни: дрыхнет. И стал рыться дальше. Небрежный рисунок на плотной желтоватой бумаге изображал наш Край Мира, там были обозначены Гана и Норденк, а на месте Тира стоял жирный восклицательный знак. Заштрихованная территория обозначала будущий протекторат, уравновешивающий Магистрат на воображаемой оси, где Гана оказывалась центром симметрии. И черный крест перечеркивал ареал обитания Народа Гор...

Я быстро сложил бумаги и вернул дверцу шкафчика в прежнее положение. И поспешил убраться вон. Источник стратегического вдохновения Эны стал мне очевиден. Эна... Каждого из своего окружения она безжалостно использовала, выжимала, как лимон, затем присваивала себе результаты, чтобы предстать перед людьми в качестве Хозяйки. Правитель и гениальный военачальник. Конструктор невиданного в Мире воздушного флота. Воссоздатель Тира. А еще (сказал я себе) капризная, пустоголовая бабенка, очертя голову кидающаяся в авантюры вроде устранения "великого" Ури или нашего похода на "Драконе"... Испорченная и злая. Любимая моя женщина... Любимая.