Текст книги "Эрбат. Пленники дорог (СИ)"

Автор книги: Веда Корнилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 77 страниц)

Да, такой Правитель доведет страну до бунта. Или до ее полного развала. И еще от него идет нешуточная опасность для Даи… Нет, парень, таких скотов, как ты, к власти допускать нельзя! Если он сейчас ведет себя так, то страшно представить, что будет, окажись этот тип на троне! А ведь этот мерзавец всерьез рассчитывает на то, что он водрузит корону на свою хамскую голову! Простите меня за еще один грех, Пресветлые Небеса, но этот человек куда хуже, куда опаснее, куда страшнее, чем давешние разбойники на дороге! Думаю, все это прекрасно понимают, да вот только сделать ничего не могут. Он же сам сказал – кровь царственной семьи священна, неприкосновенна… Наверное, я уже душой очерствела – кто знает! но если такой человек дорвется до власти, то страна в крови захлебнется. Это понятно даже мне, простой деревенской девке…

– Знаешь, что я хочу сказать тебе на прощание, как напутствие перед тем, как ты предстанешь перед небесным судом, который выше всех наших дрязг и суеты? – негромко спросила я родственника Правителя, который продолжал сыпать угрозами. Видно, он уловил в моем спокойном голосе нечто, отчего споткнулся на полуслове. – Благословенна и счастлива та страна, в которой никогда не будет такого Правителя, как ты…

И я отпустила его руку… Мужик дернулся, распрямился, а в следующее мгновение с уже сломанной шеей мешком свалился на холодный пол моей камеры. И наступила тишина. Молчали стоявшие возле моей решетки растерянные стражники, ничего не доносилось из соседних камер…Да я и сама прекрасно понимаю, что только что сделала такое, чего мне никогда не простят…

Не могу точно сказать, сколько длилось безмолвие – может, минуту, может, несколько мгновений… Внезапно загремело по каменному полу выпавшее у из рук одного из охранников короткое копье. Это прозвучало как сигнал к действию. Стражники будто очнулись и принялись наверстывать упущенное: кто-то из них выставил в мою сторону копье, кто-то собрался метнуть в меня нож, а кто-то схватился за меч… Загалдели стражники, зашумели заключенные… А ведь эти доблестные охраннички вполне могут изрубить меня на мелкие кусочки… Или закидать меня стелами и копьями, и дожидаться, пока я не испущу дух… Что ж, это вполне возможно. Бежать мне все одно некуда… Более того, они даже обязаны это сделать! Только что на их глазах спокойно убили одного из членов правящей семьи, а они ничего не предприняли, чтоб этого не произошло! Тут уже дело пошло на то, что им надо спасать собственную шкуру, а не то и с ними с самими такое могут сотворить, что вслух лучше не произносить!..

Не знаю, чем бы все закончилось, но тут раздался громкий голос Кисса, перекрывающий шум и гомон:

– Мужики, не суйте свои головы в петлю, а если вы ее убьете, то именно это с вами и произойдет! Решат, что вы свою вину пытаетесь свалить на эту…

– Да ты что, Кисс? – взвился один из стражников, постарше. – Она ж только что всех нас под виселицу подвела, а ты говоришь – не трогайте!

– Я-то, в отличие от вас, как раз знаю, что говорю, – продолжал Кисс. – Если ее угробите, то отвечать за смерть родственника Правителя придется вам, а не ей. У вас был приказ начальства девку не трогать? Был, и вы его исполнили. Сказано было вами тем двоим дуракам, что в клетку к эрбату заходить нельзя? И это было. Вон, в свидетелях у вас имеется полный застенок, и любой из тех, кто видел и слышал то, что тут происходило, любой подтвердит ваши слова. Вы пытались их не пустить? И за это вас упрекнуть не в чем. К двоим из вас, к избитым парням, которые изо всех сил хотели этих оболтусов задержать, лекаря надо вызывать, не мешкая… Больше того: эти высокородные не только заявились сюда без разрешения, но и вам запретили даже приближаться к камере, куда они вошли, не говоря уже о том, чтоб позволить вам вмешаться или позвать кого на помощь! Что вы в такой ситуации могли сделать? Да ничего! Так что вы, господа хорошие, здесь, считай, не при чем! Единственная ваша вина в том, что дотошно исполняли все распоряжения как от своего начальства, так и от этих высокородных господ. Но тут надо еще разобраться, кто именно виноват в случившемся. На мой взгляд, за то, что произошло, отвечать должна она… Но если вы ее сейчас убьете, то это будет выглядеть так, будто бы вы избавились от нее, пытаетесь что-то скрыть. Вот тогда-то расплачиваться за ее действия придется как раз вам. А вам что, жизнь надоела?

– А ведь Кисс прав – заговорил все тот – же стражник. – С нас в любом случае спрашивать будут, так не лучше ли…

– Конечно, лучше – продолжал Кисс. – Иначе вам придется объясняться, почему вы не убили ее раньше, а только после того, как позволили расправиться с этими… А так у вас есть отмазка: выполняли приказ!.. Впрочем, мужики, решайте сами, как вам поступить. Но я бы на вашем месте хорошо подумал. Попадет вам в любом случае, но вот как именно всыплют, и за что – думайте сами…

– Кисс знает, о чем говорит – сказал другой стражник, помоложе. – Вы же, мужики, и сами догадываетесь, что он хорошо разбирается в этом вопросе… Так и решим…

Не прошло и четверти часа, как все вокруг стало напоминать разворошенный муравейник. Народу набежало столько, что было непонятно, как они все умудряются разместиться в проходе между рядами камер! Спросить бы только, что они все здесь делают – и стражники, и военные, и просто люди в немалых чинах!.. На мой взгляд, все они бесцельно шумели, галдели и таращились на меня, как на какое-то хвостатое заморское чудище. Впрочем, это как раз понятно: не каждый день погибает один из членов правящей семьи, тем более от рук заключенного! Так как же не поглядеть на того (или на ту), кто осмелился пойти на такое неслыханное дело!

Естественно, что остаться без внимания, или без последствий такое никак не может, тем более что перепуганные стражники, стремясь снять со своей шеи как можно больше ожидающих их немалых неприятностей, сразу же кинулись с докладом не только к своему начальству, но и выше… Вот теперь мне приходится выступать в роли главного действующего лица. Вообще-то желания быть в центре событий я никогда не выказывала, но меня об этом и не спрашивали… Единственное, что я могла сделать – так это отойти к стене своей крохотной камеры, чуть подальше от чужих глаз и двух мертвых тел. Мне просто не хотелось стоять рядом с ними…

Вояр, глава тайной стражи, появился чуть позже и менее чем за минуту навел здесь порядок. Лишних людей выставили без долгих разговоров, стражников, тех, что были в застенке, когда сюда заявилась эта парочка погибших хамов – всех увели на допрос, а их место заняли новые, куда более хваткие ребята (как я позже узнала, из личной, очень небольшой гвардии Вояра). Вскоре стали уводить на допрос и тех из заключенных, что могли видеть или слышать хоть что – то из того, что недавно здесь произошло. Но вот что интересно – меня никто не трогал, ни о чем не спрашивал, не тащил на допрос, хотя, кажется, это должны были сделать в первую очередь.

Убитых надо было вынести из моей камеры, а до той поры, пока я находилась там, вместе с ними, входить ко мне никто не хотел. Вот оттого-то меня под усиленным конвоем перевели в другую камеру, чуть ли напротив моей старой, рядом с камерой Кисса. Почему с рядом ним? Дело в том, что иметь в соседней камере эрбата никто из заключенных не желал. Понятно, как рассуждает любой из сидящих здесь: стукнет такому (или такой) невесть что в голову, дотянется до тебя через прутья, разделяющие камеры – и все! А жизнь, какой бы она ни была, терять никому не хочется! Конечно, на желания заключенных охране наплевать, но они же, сидельцы, шуметь начинают, с криками требуют себе другую камеру, подальше от меня! Ну, а шум в застенке – вещь, крайне нежелательная.

Так что освободили рядом с Киссом две камеры подряд, и теперь с одной стороны моим соседом стал Кисс, а камера с другой стороны была свободна – желающих ее занять не находилось. А что касается мнения по этому вопросу самого Кисса, то его, во – первых, не спросили – никто, как видно, не сомневался в том, что он не начнет ругаться или скандалить, во – вторых, его в это время в камере не было – увели на допрос, как и многих из заключенных, а в – третьих, вернувшись поздней ночью с допроса, и увидев, что меня перевели к нему чуть ли не под бок, он ничего не сказал.

Единственное ехидное замечание, которое я чуть позже услышала от него – совет отодвинуть мою лежанку, которая стояла у прутьев, разделяющих наши с ним камеры, к другой стене. Дело в том, то наши лежанки стояли рядом, разгороженные лишь железной решеткой, что вызвало у Кисса желание отправить меня куда подальше от него. А не то, дескать, мало ли что, вдруг возьмет, да и прибьет он меня сегодня же под горячую руку: ночью, да в темноте, да когда никто не видит: это не задача, тем более что давно у него на такое дело руки чешутся… Ну – ну, пусть попробует, жду! Отодвигать лежанку я не стала – тяжелая, да и не хочется показывать этому, с хвостом бесцветных волос, что я его боюсь.

Люди в застенке утихомирились все только поздней ночью, когда после долгих допросов на прежнее место вернули всех заключенных. Вообще-то я людей понимаю. Не каждый день на их глазах эрбат убивает особу королевской крови. Им теперь разговоров и воспоминаний о произошедшем хватит надолго, а у некоторых это станет одним из самых запоминающихся событий в их жизни, о котором они будут рассказывать всем желающим.

Новые стражники порядок поддерживали куда строже, чем прежние. Резко пресекали все ночные разговоры заключенных, и жестко требовали соблюдения тишины и порядка. Кисс – и тот молчал, хотя и не спал, а уж у меня и подавно не было никакого желания с ним общаться. Сон опять не шел, в голову лезла разная чушь…

Интересно, что теперь со мной будет? Ну, то, что ненадолго отдалившаяся было от меня плаха снова вплотную приблизилась к моей голове – это как раз не удивительно. За смерть одного из членов семьи Правителя меня никто не будет гладить по головке. Куда скорее эту самую голову могут снять, и все посчитают это более чем справедливым наказанием. Но, тем не менее, я не чувствовала ни малейших угрызений совести или жалости: не тем людям головы посворачивала, чтоб о них можно было жалеть, или просто вспомнить добрым словом…

Н-да, что не говори, а все же многовато свернутых людских голов успело скопиться на моем счету смертных грехов, за которые мне придется отвечать, когда предстану перед Высоким Небом. Разбойники на дороге, Клещ, сегодняшняя парочка… И это за тот короткий срок, что прошел после моего отъезда из поселка! Закрыв глаза, я вспоминала лица убитых, каждого в отдельности… Ведь любил же их кто-то, и семьи у некоторых наверняка были, все они чего-то хотели от жизни!.. Простите меня, парни, но, к сожалению, так уж складывались обстоятельства: или я – вас, или вы – меня! Пусть уже и поздно думать об этом, но я взмолилась Высокому Небу: несмотря на то, что каждый из тех, кто пал от моей руки, и не являлся образцом достойного человека, но Вы там, у себя, наверху, осудите их не по грехам и совершенным ими поступкам, а по вашему безграничному милосердию… Я знаю: мне тоже придется отвечать за пролитую кровь, когда предстану перед высшими судьями…

Заскрипела входная дверь. Кого там, среди ночи несет? Надеюсь, что хоть эти не по мою душу! Так, кто там? Двое с фонарями едва поспевают за идущим посередине…

– Лия!

– Пресветлые Небеса, Дан! – меня вихрем снесло с лежанки. Перед моей камерой стоял Дан. – Ты как здесь оказался? Почему? И где Вен? Как у вас дела? Я о вас ничего не знаю! Совсем ничего…

– Лия! Наконец-то! Я еле сумел прорваться к тебе! Погоди… Откройте дверь! – скомандовал Дан сопровождающим его стражникам. – Живо!

– Простите! – вытянулся один из стражников. – Но в приказе, который нам доставили от господина начальника тайной стражи, особо подчеркнуто, что говорить с этой женщиной вы можете только через решетку, а открывать дверь в камеру мы не имеем права.

– Я приказываю!

– Еще раз прошу всемилостивейше нас извинить, но мы не можем нарушить ранее полученный приказ от нашего непосредственного начальника. Предыдущей смене, которая осмелилась это сделать, уже грозят большие неприятности. Кроме того, я вынужден напомнить высокородному господину, что время его посещения ограничено.

– Дан, не стоит – остановила я начавшего было сердиться принца. – Он прав. Подумаешь, решетка!.. Лучше не будем терять время – его, похоже, у нас мало… Рассказывай, как у вас дела!

Как выяснилось, Дан и Вен тоже сидели порознь, под домашним арестом, правда, в куда более комфортабельных условиях. Несколько длительных допросов лично у Вояра… Однако, уже к концу третьего дня заключения ребята поняли, что жесткий режим ослабевает. К ним допустили ранее сидящих под стражей друзей, стали появляться верно и преданно глядящие в глаза придворные. Напротив, лже – принцу настолько усилили охрану, что в одиночку он уже не мог передвигаться даже по дворцу, не говоря уже о том, чтоб покидать пределы этого самого дворца, а от общения с ним Правитель и члены его семьи уклонялись, как только могли. Тучи стали сгущаться и над семейкой герцога Стиньеде. Хотя официально герцог по-прежнему участвует в расследовании, но в действительности он не может оказывать на его ход никакого влияния. Ходят слухи, что частенько герцогу под видом важных сведений подсовывали умело состряпанную ложь, и герцог имел неосторожность ей поверить, в результате чего совершил пару неосторожных поступков. Во всяком случае, с какого-то времени семейство Стиньеде стало ощущать себя так, будто они находятся в центре заколдованного круга, за край которого никто не пытается переступить. Чуть позже из Харнлонгра пришли срочные депеши с настоятельной просьбой отложить помолвку, а то и вовсе отменить ее в связи с внезапно открывшимися чрезвычайными обстоятельствами.

Сегодня же по дворцу пронесся слух, будто я вечером собираюсь рассказать Правителю о неких тайнах, касающихся этого дела, и раскрыть все те подробности, о которых ранее будто бы говорить не хотела. После этого у некоторых из заговорщиков стали сдавать нервы… Видно, тогда-то этот хам и отправился в застенок, чтоб заткнуть мне рот. А когда чуть позже выяснилось, что он погиб, и взят под домашний арест герцог Стиньеде, лже-принц попытался бежать, но был схвачен. Сейчас он безвылазно сидит в своей комнате, и под неусыпным надзором стражников.

С Веном все в порядке, уже начинает вовсю очаровывать дам, и это у него получается весьма успешно. А иначе и быть не может: ореол пострадавшего за правду героя придает ему еще больше притягательности в глазах женской половины двора. Ребята уже давно пытаются встретиться со мной, но, увы… Каким им объяснили, до конца следствия об этом даже речи быть не может. Дескать, это как в ваших, так и в ее интересах! Лишь сегодня ночью, после известных мне событий, Дану удалось совершенно непонятным образом выпросить короткое свидание со мной. И меньше всего он ожидал, что увидит меня в тюрьме. Ребята считали, что я нахожусь неподалеку от них… И еще Дан просил меня не беспокоиться: он и Вен сделают все, чтобы вытащить меня отсюда.

– Нет, Дан – покачала я головой, – это не так просто. Скорей всего, вытащить меня отсюда невозможно. Ты, думаю, и сам понимаешь, что убийство одного из членов королевской семьи не может остаться безнаказанным. Насколько мне известно, подобные преступления приравниваются к самым тяжким во всем своде законов. Хотя, на мой взгляд, родственник Правителя был порядочной свиньей. Мне хватило нескольких минут, чтоб понять это. Но знаешь, не хочется обижать подобным сравнением бедных животных…

– Ага, я в курсе несколько своеобразных пристрастий и привычек этого весьма милого молодого человека – усмехнулся Дан. – Наказание семьи, сводный брат Правителя принц Паукейн. Конечно, не стоило бы выражаться в подобном тоне о человеке моего круга, тем более о покойнике, но дерьмо, говорят, было еще то… А его закадычный приятель – это вообще невесть откуда взявшаяся особь с садистскими наклонностями. За то время, пока мы были вместе, я успел неплохо тебя узнать. Догадываюсь, что без причины ты бы никогда не подняла руку на человека.

– Ну, думаю, дело в том, что ты не до конца представляешь себе всех достоинств этих двоих молодых людей…

– Почему же, наслышан… Правитель не раз был вынужден прилюдно делать своему брату нелицеприятные замечания, да и на то, чтоб прикрывать многочисленные грешки ныне покойного принца Паукейна, золота из казны приходилось отсыпать без числа. И пусть на словах все выражают Правителю соболезнование в связи с постигшей его тяжкой утратой, но, на мой взгляд, единодушное мнение двора по этому поводу вполне соответствует поговорке – баба с воза, кобыле легче! Имя принца Паукейна ранее ежедневно упоминалось только в полицейских сводках, и прежде всего в связи с очередными пьяными скандалами и дебошами, причем в своих… более чем своеобразных развлечениях он не обращал внимания ни на возраст, ни на звание, на пол или должность очередной жертвы! Так что отныне жизнь во дворце станет чуть спокойней. Кроме того, произошла интересная вещь: отпал один из кандидатов на престол, пусть он даже был далеко не первый в очереди. Хотя, как говорят, у ныне покойного принца не было сомнений в своем праве быть единственным в той очереди, как, впрочем, он не на миг не усомнился и в том, что все права на трон имеет только он, и никто другой! Да не будем больше вспоминать о нем: помер – и благослови Всеблагой его многогрешную душу! Лучше поговорим о тебе! Конечно, вытащить тебя отсюда будет не так просто, но не все потеряно. Лия, ты, главное, не отчаивайся…

– Уговорил. Да, кстати, что это за разговоры о том, будто я сегодня должна что-то рассказать Правителю? Какая ерунда! Ничего не понимаю! И об этом же мне говорил этот принц Паукейн, тоже требовал какие-то сведения…

– За разъяснениями по этому вопросу надо обращаться к Вояру, начальнику тайной стражи – сказал Дан. – Уверен: все, что произошло – не простое стечение обстоятельств, а результат его умелой подачи… Ну, и головастый же мужик! Я и раньше слышал о нем, как о крайне умном и хватком человеке, умеющим просчитывать самые непростые ситуации, но столкнуться наяву с таким незаурядным умом!.. Впечатляет! За короткое время повернуть немыслимый объем работы!.. Поразительно!

– Я это заметила. На своей шее… Должна сказать, у него весьма интересные методы дознания…

– Думаю, в ближайшие день-два мы все узнаем об этой истории, в которой мы все оказались замешаны помимо нашей воли. Хотя Правителю многое известно уже сегодня. Насколько я знаю, ему о ходе расследования глава тайной стражи докладывает каждый день.

– Господин, время, отпущенное вам на свидание, выходит – заговорил один из стражников с фонарями.

– Оно еще не вышло – через плечо бросил ему Дан. И снова помимо воли я им восхитилась. Это уже был не тот милый мальчишка, которого я знала, а настоящий Правитель, сильный и властный. Молодец! Сколько в его голосе осознания собственной силы и власти!.. Любо – дорого посмотреть.

– Да, а как там обстоят дела с платьем для невесты? Сумел его вручить, или нет?

– Ты не поверишь – сумел! И сделал это в тот же самый день, когда мы все вместе пришли во дворец, и на том же самом празднике! Потом подробно расскажу, как мне все это удалось! Если коротко – я сумел доказать Правителю необходимость такого решения: один из нас двоих, женихов его дочери, настоящий принц, но если пока точно неизвестно, кто именно, а церемония представления уже состоялась, то платье для невесты надо принять от обоих – в случае чего одно из них всегда можно возвратить, а обычай будет соблюден. Так что, считай, и мое знакомство с невестой состоялось согласно обычаям, и все благодаря тебе! А видела бы ты в этот момент рожу подставного принца!.. Да, вот еще что: хочу, чтоб ты знала: то платье, что сшила ты, ей очень понравилось! Как мне передали с ее слов, оно ей приглянулось даже больше, чем то, которое специально для нее изготовили в Харнлонгре. Лия, не устану повторять – у тебя золотые руки!

– Были – улыбнулась я. – Вряд ли я снова буду шить. Нет ни малейшего желания снова браться за иголку с ниткой. Но все равно мне приятно такое услышать. И еще: я рада тебя увидеть!

– Думаешь, я не рад? Чуть ли не со скандалом сюда прорвался! Но, слава Всеблагому, теперь можно будет и Вена успокоить, передать ему, что ты в порядке, а не то от этой неизвестности мы себе просто места не находим! Я сто раз себя отругал, что потащил тебя с нами во дворец!

– Перестань! Никуда ты меня не тащил! Я, если ты помнишь, сама пошла, своей волей! И не думай ни о чем плохом: все идет как надо! Я верю, и знаю – вы мне поможете… И вот что еще хочу тебе сказать – мне очень понравилась твоя невеста! Я тут вспоминала на досуге девушек, стоящих у трона Правителя… Давай угадаю, которая из них твоя невеста, и надеюсь, что не ошибусь! У нее длинные светлые косы. Так? И на том празднике они…

– …были перевиты жемчужными нитями! Угадала! Да, это она. Хочешь, открою страшный секрет? Она мне тоже понравилась! Я раньше видел ее только на портрете, и он был неплох, но в жизни она куда красивее!

– Ой, как хорошо! Нет, я, правда, рада за тебя! Значит, все было не напрасно…

– Господин, время вышло – снова встрял в наш разговор стражник – Простите, но вновь вынужден вам напомнить – вы дали слово…

– Хорошо. Еще минута – и я ухожу! Лия, – снова обратился он ко мне, – тебя тут как, не очень обижают?

– Нет, что ты! Со мной все в порядке, не думай ни о чем плохом! Да, а что там насчет твоей бабушки? О Мариде есть какие – либо известия?

– Нет. Пропала… Только вот куда? Но Вояр обещает искать, и…

Тут взгляд Дана упал на соседнюю камеру, а вернее, на Кисса, который стоял у решетки и с насмешливо – непроницаемым лицом смотрел на нас. О, Темные Небеса, ну почему этому облезлому коту в глубине камеры спокойно не сидится? Не видят его, нахала, и хорошо! Ведь должен понимать, балда, что лицезрение Даном его ехидной физиономии вряд ли обойдется без замечаний! Так нет же, обязательно надо разозлить всех своим появлением?! Увидев его, Дан, и верно, на секунду замолчал, а затем с почти незаметным презрением в голосе протянул:

– Всеблагой, вот это встреча! Кого я вижу! Не ожидал… Рад, весьма рад!

– Ну, это с какой стороны посмотреть! – чуть сощурил свои светлые глаза Кисс. – Если говорить честно, то лично я был бы рад расстаться с вами куда раньше, или же вообще никогда не встречаться.

– Лия, – обратился ко мне Дан, – я распоряжусь, чтоб тебя перевели в другую камеру, подальше от этого…

– Интересно, а с чего это ко мне такое недоверие? – снова подал ехидный голос Кисс. —

Как вы изволите вспомнить, господин Как – Там – Вас, за время нашего совместного путешествия я ни разу не тронул даже пальцем ни одного из вас двоих. Разве не так? Все претензии за кнут и зуботычины – к вашему персональному охраннику, хотя, думается, и след его давным-давно простыл! Вот кого даже змеи не берут, так что уж вам-то до него точно не добраться! А что касается всего остального – так в караване вы оба, вместе с приятелем, находились в таком же положении, что и остальные невольники! Если вам что-то не нравится, то следует помнить, что рабский караван – это не то место, где отдыхают или развлекаются! Если вы сами, еще до того, как попасть под мое крылышко, в чем-то допустили оплошность и прохлопали тех, кто точит зубы на ваше место, то не стоит скидывать вину за свое ротозейство на других. Что касается меня, то я просто честно исполнял свою работу. Так что не стоит обвинять палку, что она больно бьет. Ищите руку, которая держит ее, ту палку…

Дан не успел ответить. Все тот же охранник вмешался в их разговор:

– Господин! Все, свидание окончено! Время вышло. Вы обещали вернуться без задержек. И прошу вас не вступать в разговор с другими заключенными.

– Дан, не беспокойся за меня – заторопилась я. – Иди, и не думай ни о чем плохом… И передай от меня привет Вену!

– Конечно…

Но прежде чем уйти, принц бросил несколько слов Киссу на неизвестном мне языке. Тот, в свою очередь, что-то ему ответил, и Дан, посмотрев на Кисса, как на пустое место, ушел. Я снова осталась одна, в темноте, рядом с самым отвратительным в мире человеком…

Медленно текло время, а мне все не спалось. Нет, надо же такому случиться: раньше у меня постоянно смыкались глаза, и я, как о несбыточной сказке, мечтала о том прекрасном времени, когда смогу спать, сколько захочу… Ну и вот, пожалуйста – лежи, отдыхай, сколько моей душе угодно, а сон не идет! Может, я уже отоспалась за все эти дни, пока сижу здесь, в застенке, а может, еще какая тому причина, да только вот напала на меня бессонница. Ну что же, хоть буду иметь представление, что же это такое…

Время тянулось медленно, в голову, несмотря на успокаивающие слова Дана, лезла разная чушь… Все время вспоминалась сестрица – как она поживает там без меня, со своим бездельником? Он же ей не помощник и не опора! Думаю, несладко ей приходится – на одно хозяйство сил сколько требуется! А она совсем к жизни не приспособлена…Бедная! И меня рядом нет, чтоб ей помочь…

Я уже была готова от жалости к ней начать хлюпать носом, но в этот самый момент чья-то сильная рука сжала мое горло с такой силой, что у меня, казалось, глаза выскочили из орбит. Моя попытка закричать ни к чему не привела – сквозь безжалостно сдавленное горло не проходило ни звука… Не думая ни о чем, я в панике пыталась отодрать чужие пальцы, но напрасно… Сил у того, кто душил меня, было просто немеряно, а его пальцы – те вообще обладали бездушной мощью стальных тисков… С таким же успехом я могла бы разгибать железную подкову… Нет, подкову бы я сумела разогнуть куда быстрее… Перед глазами поплыли цветные круги, сознание стало меркнуть… Уже проваливаясь в беспамятство, успела отстраненно подумать: Кисс, собака такая, это он, больше некому… Выполняет свое обещание…