Текст книги "Далеко от Москвы"
Автор книги: Василий Ажаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 47 страниц)
– С машинами ты неправильно сделал, Александр Иванович, – строго сказал Беридзе. – И не надо оправдываться.
– Не оправдываюсь, а каюсь. Котенев меня предупреждал, я не послушал его. Сам себе сроду не прощу!.. Ты скажи, Георгий Давыдович, как мне с Батмановым теперь помириться? Он и видеть меня не хочет. По селектору разговаривали, а будто стояли лицом к лицу. В такое время так себя опорочил!..
Рогов сел на скамейку и склонил голову. Неожиданная исповедь его тронула Алексея. С чувством все возрастающей симпатии к этому сильному и порывистому человеку Алексей вдруг вспомнил про Ольгу: вот кто нужен был ей, оскорбленной в своей неудачной любви! Он представил себе их рядом и с недоумением подумал, как слепа бывает судьба: она соединяет людей, мало разбираясь в том, подходят они друг к другу или нет, и часто разделяет тех, кто рожден друг для друга.
Котенев расспрашивал Беридзе о том, как идет работа над проектом, об участках, где уже побывали инженеры.
– Наладились отношения между Роговым и Прибытковым? – поинтересовался главный инженер.
– Отношения нормальные. Вы им, кажется, обоим писали об этом?
– Писал и очень резко.
– У Рогова характер такой, что ни один день гладко не проходит. Неимоверной энергии человек! Но и старик Прибытков в обиду себя не дает. Мне подчас приходится выступать посредником. Я уж их изучил и знаю, как помирить. В общем, работаем, мы ведь коммунисты, и куда бы характер нас ни тащил – приходим к одному решению.
Вернулась Валя с банкой жира в руках. Вместе с ней вошел Максим Ходжер. Председатель сельсовета безмолвно уселся у стола, потягивая трубку. Валя намазала лицо и руки Алексея – через минуту инженер блестел, как монгольский божок. Закончив свое дело, девушка села рядом с Ходжером и с интересом стала рассматривать гостей.
– Делу время, кислым настроениям – пять минут,– со вздохом сказал Рогов и спросил Ходжера: – Что высматриваешь, председатель? Дело есть? Выкладывай!
– Товарищ Беридзе хотим у себя видеть. Пусть он придет. И товарищ Ковшов тоже. Старики им нужны были – я собрал, даже Мафа пришел.
– Не сейчас, Ходжер, попозже. Нам надо сперва кое– какими делами заняться. А ты, доктор, что Ковшову моргаешь? Все равно понапрасну – у него в городе возлюбленная есть, красивая, не тебе чета!
Алексей уловил в этой шутке неясную горечь и удивленно посмотрел на Рогова.
– Никому я не моргала, начальник. У меня жених тоже есть, разве забыл, кого на фронт провожали? – ответила Валя не без лукавства. Украдкой взглянув еще раз на лоснящуюся физиономию Ковшова, она убежала.
– Александра Иванович, тут наши рыбаки обиду тебе высказать хотят, – помолчав, сказал Ходжер.
– Какую еще обиду? Ну, зови их.
Ходжер вышел и тотчас же вернулся в сопровождении двух нанайцев, которых инженеры видели на реке. Первый – худощавый старик, ступив через порог, низко поклонился Рогову.
– Неисправимый ты, дед! Сколько раз говорил: перестань свои поклоны бить! – рассердился Рогов.– Всегда ты мне этим настроение портишь. Отвыкал бы кланяться, кому это надо?
Второй рыбак, на лице которого среди широких и плоских, приподнятых к скулам щек совершенно терялся маленький нос-пуговка, был помоложе. Он возбужденно заговорил, подступив к Рогову:
– Не хорошо так делай. Наша рыба – калуга поймай, наша сама хотел строителям подари. Зачем механика отбери рыба? Ой, как нехорошо! – Нанаец качал головой и причмокивал.
– Какая рыба? О чем ты говоришь, не пойму. У Ходжера бы, что ль, учился по-русски говорить. Или уж по-нанайски говори – я тебя скорей уразумею!
Ходжер объяснил: рыбакам попалась огромная калуга, пудов в двадцать пять. Вытащить ее они не смогли и попросили механика помочь. Тот подъехал на тракторе, подцепил снасть и с ходу выдернул громадную рыбину. Потом подручные механика погрузили калугу на тракторные сани и увезли. Этот поступок обидел и оскорбил рыбаков: они сами собирались половину рыбы подарить участку, половину сдать в фонд обороны.
– Ах, прохвост! – У Рогова обозначилась на лице жесткая складка. Он взглянул на Котенева. – Слышишь? Это опять рецидив хулиганского отношения к нанайцам. Вы правы, товарищи, – сказал Рогов рыбакам. – Сейчас же примем меры. Рыбу вам вернут.
Он приказал разыскать и вызвать к нему механика. Старый нанаец опять поклонился. Рогов досадливо отвернулся от него. Ходжер, уходя с рыбаками, напомнил, что будет ждать инженеров в своем доме.
Прораб линейных работ Прибытков, седой старичок в очках, разложил перед инженерами и начальником участка график развозки труб и сварочных работ. К графику был приложен расчет нужных материалов.
– Прежде всего о трубах, – сказал Беридзе. – На том плече участка, что мы прошли с Ковшовым, много труб лишних. Означает ли это, что труб не хватает на другом плече, или они вообще лишние?
Алексей достал сделанную им запись, и все вместе принялись составлять баланс труб по графам: находятся на складах, развезено в штабеля, растянуто в нитку. Получалось, что на участке более сотни лишних труб.
– Немедленно же вели, Александр Иванович, отгрузить их для шестого или седьмого участка, – распорядился Беридзе. – По моим данным, у них не хватает. С теми машинами, что пойдут от тебя завтра, можно сразу отправить почти все лишние трубы.
Рогов шагал по комнате и с шумом потирал шершавые обветренные руки.
– Опять получается – я на чужое позарился. Но тут уж я совсем не при чем!–Он повернулся к Прибыткову:– Что ж, товарищ инженер, молчал, не говорил мне? Или не мог сосчитать трубы, арифметику забыл?
Инженеры и руководители участка придирчиво перебирали в графике день за днем, высчитывая темпы развозки.
– Неужели будем возить трубы еще два месяца? – горячился Рогов. – Не согласен, товарищ прораб. Управимся раньше.
– Не управимся, Александр Иванович, – возражал старичок. – Вот вам расчет, пожалуйста. Трубовозов у нас дюжина, каждая грузит...
– Машины – машинами, люди – людьми,– возразил Прибыткову Котенев. – Вы отлично знаете: с каждым днем у нас развозят все больше и больше, а машины одни и те же.
– Сегодня я собираю шоферов, посмотрим, что они нам скажут, – добавил Рогов.
– Что бы вы ни говорили, трубы развозят плохо. По-прежнему валят их где попало, – мягко и вместе с тем упрямо настаивал Прибытков. – Это не учтено графиком и потребует дополнительного времени.
– Прав начальник участка, – вступился Ковшов. – Развозку труб надо ускорять. Когда соберутся шоферы, поговорим об изменении организации развозки. Есть у меня на примете дельное предложение.
Рогов поморщился, поддержка Ковшова пришлась ему почему-то не по душе. Беридзе заметил это и подтвердил:
– Ты увидишь, Александр Иванович, предложение замечательное, хотя и простое. Я удивляюсь, почему оно не пришло нам в голову раньше!
Внезапно в контору стремглав вбежал рослый парень с шоферскими рукавицами в руках. Голова его была опушена инеем, мокрый полушубок обледенел. Тяжело дыша, он отрапортовал Рогову:
– Автомашину из майны достал! Поставил в гараж.
– То-то, – повеселел Рогов. – Беги домой и отогревайся. Скажи там, что я велел спирту тебе выдать стакан. Да смотри, не заболей!..
Шофер не уходил, продолжая смотреть на Рогова. Тот подтолкнул его к двери.
– Беги, беги. Без тебя знаю правило: утопил по глупости машину – получи выговор, спас машину – выговор долой. – Рогов быстро шепнул Котеневу: – Видишь, какой это камень на душе – выговор. Не такое время сейчас, чтобы их получать. И особенно от Батманова.
Низенький, широченный в плечах человек в замасленном комбинезоне показался на пороге.
– Поговори ты с этим узурпатором. Я боюсь, не сдержаться мне, – сказал Рогов Котеневу.
– Кто вам позволил самоуправствовать на участке? – спросил Котенев человека в комбинезоне, – Какое имели право забрать калугу у нанайцев?
– Так мы ж вытащили эту рыбу-кит из реки. Они ж все равно не выдюжили б, – невинно повел плечами механик.
– «Мы ж, они ж»! – передразнил Рогов, все-таки не сдержавшись.– Насчет морали мы потом с вами специально поговорим, сейчас не все выражения удобно применять.
– Ваш поступок – дикость, какая-то скверная отрыжка, – выговаривал механику Котенев. – Нанайцы заслуживают большого уважения. Они во всем нам помогают. Зачем вы обидели их? Они ж сами хотели преподнести участку половину этой калуги.
– Вот и хорошо. Пусть считают, что уже преподнесли,– ухмыльнулся механик. – А себе они еще поймают, в реке рыбы много.
– Смотрите, да вы коммерсант! – зло удивился Рогов. – Вам по снабжению работать – мигом бы всю окрестность обобрали!.. Вот что я скажу, гражданин Тит Титыч: сейчас же тащите рыбу председателю колхоза и попозже приходите, побеседуем о коммерции!
Он так произнес это «побеседуем», что механика передернуло.
– Если не возражаешь, я займусь этой историей, – предложил Котенев. – Пойду в автоколонну, соберу всех: коммунистов и беспартийных – поговорим по душам. Механик и его сегодняшний трюк заслуживают серьезного внимания.
Прибытков и Беридзе с Ковшовым разбирались в ведомостях материалов: что есть и чего не хватает на участке.
– Записывай, Алеша: карбида мало, электродов тоже. Битума совсем нет, – частил Беридзе.
Алексей писал и левой рукой растирал по щекам растаявший жир. Рогов присел в стороне, глубоко засунув руки в карманы.
За окном было уже темно, когда вошел Полищук. За ним ввалилась толпа шоферов – здоровых, краснолицых ребят в. дубленых полушубках и в валенках. Они заполнили контору. Остро запахло бензином.
– Садитесь, товарищи автомобилисты, – предложил Рогов добродушно: настроение у него переменилось.
Речей на этом своеобразном совещании не было, все решалось быстро. Рогов, держа перед собой рапортичку, переданную ему Полищуком, выкликал:
– Шофер Солнцев! Три рейса, девять труб. Шесть довез, три свалил на девятнадцатом километре... Утомился под конец, что ли? Зачем мне нужны эти трубы на девятнадцатом километре? Значит, милый мой, обязательство Сморчкову давал, а выполнять будет дядя?
Солнцев поднялся и, отводя глаза, докладывал:
– Уж как ни старался, однако съехал в кювет. Не знаю, как и возить эти проклятые трубы! Думаю я, надо бы стойки на прицепе пониже сделать, крепче будет.
– Полищук, записывай предложения, – подхватил Рогов. – Прицеп поглядим, Солнцев, а норма твоя на завтра – двенадцать труб: сегодняшних три да завтрашних девять. Другого у меня выхода нет! Посматривай, чтобы этак твоя норма до сотни не дошла.
Солнцев улыбнулся и оглядел товарищей. Те тоже улыбались – видно было, что к Рогову они привыкли и любили его. Один за другим шоферы вставали и докладывали. Он укорял, бранил их, доказывал им. Наконец дело доходило до наглядных положительных примеров.
– Шофер Махов! Три рейса, двенадцать труб, все на месте. Расскажи, Махов, этим неудачникам, как надо возить. И по четыре трубы, и чтобы все на месте оказались.
– Секрет, – заявил Махов и взглянул на Ковшова, как бы предупреждая его. – Пусть неудачники сами думают, я за них думать не буду.
– Секрет? – засмеялся Рогов. – У нас, значит, объявился частник, индивидуалист! Ну-ка я на тебя погляжу, не часто теперь такие встречаются на нашей земле. Ты не из Америки ли приехал?
– Не обижай, товарищ Рогов. Моя родина – Благовещенск.
– Значит, секретом не поделишься?
– Нет, – спокойно отвечал Махов.
– Как хочешь. Обойдемся. Я беспокоюсь, как бы тебе самому стыдно потом не было.
– Ничего, перетерплю!..
Алексей изложил шоферам идею развозки труб «на себя».
Он еще не кончил говорить, как все зашумели. Предложение понравилось, шоферы сразу оценили его выгоду.
– Товарищ Рогов, вводи завтра же этот способ! – крикнул Солнцев.
– Разумеется, – согласился Рогов. Он внимательно смотрел на Алексея, и тот подметил в его взгляде одобрение. – Мы к вашему предложению, товарищ Ковшов, сделаем добавление. Что-нибудь вроде премии на конечном пункте. Довез трубы до места – получай премию.
– Стопку водки! – крикнул кто-то.
– Пьяница! – бросил в ответ Рогов. – А если вас там встретит девушка с кружкой горячего кофе, с бутербродом и пачкой папирос – это вам не понравится?
– Понравится. Ловим на слове! – сказал Махов.
– Ах, это вы, господин индивидуалист? – перевел на него взгляд Рогов. – Я про вас и забыл. Накрылся ваш секрет-то, а? И не нужен он теперь никому! Не жалко?
– Нет, – искренно сказал Махов.
– С завтрашнего дня вводим развозку по методу инженера Ковшова, – приказал Рогов Полищуку. – Перестройку сделать на ходу. Сегодня же обдумайте с Прибытковым весь порядок движения и учета.
– Есть, – согласился Полищук.
Этот скупой на слова человек стал верным помощником и другом Рогова со времени их знакомства на аварийной барже. Тогда, если бы не подоспел с катером Полищук, Рогов, может быть, и не сумел бы вызволить из беды аварийную баржу с людьми и ценностями.
Сейчас Полищук был смущен и расстроен. По взглядам, какими обменялись инженер с шофером, он понял, что они в сговоре. Полищук досадовал на себя за промах. Он не знал, следует ли сказать об этом Рогову. И в это время услышал слова Ковшова:
– Товарищ Рогов, вы тут назвали метод развозки «на себя» моим методом. Совесть обязывает меня внести поправку. – Алексей засмеялся, заметив, как Махов пригнулся, прячась от Рогова за спины товарищей.
– Разве не вы предложили этот метод?
– Его раньше меня придумал и проверил на практике товарищ Махов.
– Вот как! – ревниво воскликнул Рогов. – Махов! – Он не сразу отыскал шофера глазами. – Ты не прячься, все равно найду. Значит, не доверяешь нам – ни мне, ни Полищуку, ни Котеневу?
Шофер не отозвался. Рассерженный Рогов не сводил с него глаз.
– Не трогай его, Александр Иванович, это я виноват, – тихо сказал Полищук. – Он ко мне обратился, да я ему отказал. Не приглянулось мне его предложение, сам не знаю почему.
Рогов обратил удивленные глаза на Полищука.
– Что же это творится в моем доме?
Он хотел накинуться сразу и на Полищука, и на Махова, но увидел, что инженеры и Котенев, глядя на него, посмеиваются.
– Ладно, отложим нашу беседу, – пробормотал он.
Отпуская шоферов, Рогов сказал им в напутствие:
– Меня не будет на участке два дня. Надеюсь по возвращении застать совсем другие показатели вашей работы.
– Теперь наладится развозка, – сказал Солнцев.
– Надо торопиться изо всех сил, – продолжал Рогов. – Начальник строительства предупредил меня: у него на дальних участках мало шоферов. Скоро кое-кому из вас придется двигаться туда, следом за Сморчковым.
– Я первый на очереди, – прошептал Махов Солнцеву. – Иначе пропадать мне тут совсем из-за моего индивидуализма.
Беридзе, Ковшов и Рогов вышли из конторы. Ранняя зимняя ночь укрыла селение темным пологом. Неверное мерцание звезд едва пробивалось сквозь мглу.
– Постойте-ка, – сказал Рогов, и они остановились.
За Адуном поднималась огромная оранжевая луна. Она повисла над рекой, и все вокруг приобрело диковинную окраску: черные и тихие сопки, накрытый фигурной тенью береговой склон, уходящий вдаль лед Адуна, голубоватый, словно мерцающий снег.
– Да, хорошо, – признался Беридзе. – Пейзаж!
– Чего уж тут хорошего! – отозвался Рогов. – Это повторяется здесь, наверное, миллион лет...
– Сам же пригласил полюбоваться! – заметил Алексей.
– Не этим. – Рогов крикнул уходившему Беридзе: – Обожди, Георгий Давыдович. Одну минуту!
Он будто включил своим возгласом невидимый реостат: мгновенно зажглись огни – одной цепочкой по берегу, другой – по ледовой трассе Адуна. Яркие и смелые, они затмили собой робкий свет луны и звезд. Рогов с довольным лицом повернулся от реки в сторону трассы – там, за домами и сопками, огни участка подняли к небу тревожное зарево; словно, отодвинув ночь, раньше времени разгоралась заря. С огнями пробудилась и жизнь: на реке послышались гудки автомашин, у берега затрещал трактор, за поселком завели свою пронзительную песню циркульные пилы. Сонные собаки отозвались было на это раздраженным лаем, но быстро затихли.
– Пошли. Я хотел показать вам именно это дополнение к пейзажу, – сказал Рогов.
Алексей, пропустив Беридзе, взял Рогова под руку.
– Мне дали в Новинске поручение. Велено передать вам сердечный привет.
– Кто велел передать? Филимонов, что ли?
– Нет, не Филимонов. Вы знаете – кто, – Алексей почувствовал, как под его пальцами напряглись тугие бицепсы Рогова. – Она говорит, что вспоминает вас часто. Будет рада увидеть.
– А вы, значит, поверенный в делах, так? – Рогов резко отстранился. – Признаться, наслышан я на этот счет!
– Поверенный, – согласился Алексей и сразу понял причину косых и недружелюбных взглядов Рогова. Ему стало и смешно и хорошо на душе. Он крепко сжал руку Рогова.– Нечего свирепо рычать на меня, Отелло! Я Ольге Федоровне не ухажер, а друг, если можно употребить такое большое слово при нашем недавнем знакомстве.
Рогов остановился и, приблизив свое лицо к лицу Алексея, пристально вгляделся в него.
– Спасибо тебе, – тихо сказал он, косясь на идущего впереди Беридзе. – Вижу, от тебя мне нечего скрывать. Тоскую я очень. И благодарен ей. Такое она мне в душу вдохнула, что горы могу свернуть. И чуть не пропадаю иногда с тоски. Знаешь, – еще тише зашептал он на ухо Алексею, – она полюбит меня, вот увидишь! Я не верю, что она так прочно связана с этим... Константином.
– Она его не любит. И сейчас с мукой вырывает из сердца все, что было общего у них, – убежденно сказал Алексей.
– Я поеду в Новинск. Взглянуть на нее! – со страстью и горечью проговорил Рогов.
– Не надо. Сейчас ей не надо мешать.
– Ну, расскажи про нее!..
Разговор оборвался – они подошли к концу стойбища. Здесь их нагнал посыльный от Ходжера. Втроем стали обсуждать, идти ли к председателю сельсовета, или провести сначала совещание руководящего состава участка.
– Сегодня надо закончить все, – твердо сказал Рогов.– Мне с утра вести машины на седьмой, вам тоже двигаться дальше.
– Действуй, как тебе приказано, нами не распоряжайся, – сказал задетый его решительным тоном Беридзе.– Мы пробудем в Тывлине еще два-три дня, а может быть, и больше.
– Никак нет, товарищ главный инженер, – возразил Рогов, – Вам тоже приказано завтра отчаливать.
– Кем это приказано?
– Хозяином.
– Ты, между прочим, зря поминаешь его на каждом слове. Все вы только о нем и говорите. Можно подумать, что он вчера был здесь.
– Был. Не вчера, а два дня назад, – сказал Рогов. – Как гром с неба...
– Где же он нас обогнал?
– Прибыл на самолете. Все облазил на участке, со всеми переговорил, растолковал, как жить дальше, и уехал.
Инженеры переглянулись.
– Так он разговаривал с тобой по селектору не из Новинска?
– С седьмого участка. Потому-то мне и крыть было нечем, – вздохнул Рогов и опять сильно стукнул себя ладонью по лбу.
– Что он велел передать нам? – спросил Беридзе.
– Скажи, говорит, инженерам, что я двигаюсь по трассе впереди них. Пусть не ковыряются в дырах, которые я сам и взялся конопатить. На трассе таких дыр – что звезд на небе, незачем им останавливаться возле каждой...
Глава третья
Нани на своей земле
Просторный дом Максима Хеджера был полон людей. Они сидели на скамейках, у стола, и вдоль стен, на полу. Старики в широких ватных халатах, неподвижные и темнолицые теснились в углу и безмолвно дымили трубками. Ближе к двери расположилась молодежь. Ходжер и еще двое нанайцев о чем-то толковали, сидя за председательским столом. Когда в облаке морозного пара появились инженеры и Рогов, он живо поднялся им навстречу. Осматриваясь, Алексей встретил насмешливые блестящие глаза Вали, чинно сидевшей на скамейке с тремя другими девушками. Они оживленно зашептались, поглядывая на Ковшова.
– Гости дорогие, пожалуйста, – радостно говорил Ходжер. – Я ждал-ждал. Мы маленько своими делами занимались.
– И продолжайте, не обращайте на нас внимания, – сказал Беридзе, прижимая к груди руки. – Мы в сторонке побеседуем со стариками.
– Наши дела не уйдут от нас, а вы уйдете, – возразил Ходжер, увлекая гостей в соседнюю комнату, отделенную от первой пологом из мохнатого медвежьего меха.
Стены здесь были оклеены газетами, на них висели зеркала, связки сухих беличьих шкурок. Большая никелированная кровать с четырьмя блестящими шарами красовалась посредине комнаты. На письменном столе – пишущая машинка. За невысокой, расшитой красным орнаментом, ширмой две женщины сидели на корточках возле низенького столика, на котором лежали продолговатые берестяные туески с шитьем. Одна быстро крутила ручку швейной машины, вторая иглой дошивала почти законченную меховую рукавичку.
На полу у печи были разостланы шкуры – на них, разметавшись, сладко спали два мальчугана. Рядом старуха с сухим морщинистым лицом и трубкой в зубах купала смуглого ребенка в глубоком железном чану. Несколько пожилых нанайцев сосредоточенно следили за купаньем. Увидев гостей, старуха поспешно вынула ребенка из воды и завернула его в простыню, которую с важным видом держал один из нанайцев.
– Сами-то пока не очень часто моются, а смотреть, как ребят моют, любят, – заметил Ходжер. – Это все мои сыновья, это жена, – указал он на ребят и на невысокую миловидную женщину, вышедшую из-за ширмы. – Угощай, Катя, гостей.
– Кому такие теплые? – спросил у хозяйки Беридзе, взяв у нее еще необшитую рукавичку.
– Вам и вашему товарищу, – блеснув в улыбке зубами, сказала женщина.– И унты тоже сделаем вам, чтобы носили и помнили про Тывлин.
– Она у меня, однако, молодец, – с гордостью сказал Ходжер, нежно касаясь рукой плеча жены. – Ребятишек учит и много другой работы успевает делать. На фронт бойцам теплые вещи шьет, все женщины стойбища у нее помощницы.
Они стали хлопотать у стола, готовя угощение. На белой, тщательно отглаженной скатерти появились: медвежье мясо, вяленая сохатина, рыба, голубица. Новостью для Алексея была строганина – тонкие ломтики мороженой рыбы. Хозяин тут же молниеносно нарезал их острым ножом и приправил солью и перцем.
Пока хозяйка ходила еще за какой-то снедью, а Ходжер отлучался в соседнюю комнату, Рогов оживленно, с искренней симпатией говорил о нанайцах:
– Честные и правдивые, обмана не терпят. За добро платят сторицей. Очень правильный народ.
Рассказывая, Рогов подходил к столу и рассеянно поддевал вилкой сухие волокна сохатины – видно, не позаботившись о себе за день, он сильно проголодался.
– На работу идут, как на праздник. Рыбу ловят или клуб строят, или ставят кому-нибудь новую фанзу – все сообща. Люблю смотреть на них, хорошо делается на душе. А уж коли у меня на участке нужда какая – вроде того, чтобы дорогу на Адуне расчистить – выходят все поголовно вплоть до ребят. Я где-то читал, кажется у Лопатина – есть такой исследователь, – что нанайцы, мол, ленивый народ и к труду неспособны. Глупая брехня! Наоборот, очень любят трудиться, и энергии у каждого хоть отбавляй!..
Катя принесла и поставила на стол крупные соленые огурцы, не без торжественности сообщив, что они с собственного огорода. Вернулся Ходжер, пригласил к столу. Из маленьких фарфоровых чашечек Ходжер, инженеры и Рогов выпили разбавленного водой спирта. Рогов, взяв из миски огурец, сказал Ходжеру:
– Теперь этот огурец и любые овощи – обыкновенное дело в ваших стойбищах, а несколько лет назад ни один нанаец не стал бы есть огурцы, помидоры или картошку. Сейчас земледелие дает вам не меньше, чем рыболовный промысел и охота – верно?
Нанаец кивнул головой:
– Овощи и животноводство приносят дохода даже больше, чем рыба...
– А совсем недавно на моих глазах происходили курьезы, – вспомнил Рогов. – Нанаи никак не могли понять, зачем картошку, скажем, надо закапывать в землю. И приходилось наблюдать, как нанаец, посадив картофель, часами стоял над грядкой и ждал, что из этого получится. Не дождавшись, он откапывал картошку и с разочарованием убеждался, что она все такая же, какой и была!
Рогов добродушно рассмеялся. Ходжер, с любопытством слушавший его, добавил, чуть улыбаясь:
– К коровам еще трудней привыкали...
– Доить коров никто не умел и не хотел, эту обязанность пришлось взять на себя учительнице и врачу, – подхватил Рогов. – Причем, когда они доили, все стойбище стояло кругом и хохотало. Пастухов долго не могли найти, старики отказывались наотрез: «Зверей стеречь? Виданное ли дело! Пусть в тайгу идут и живут там...» Не могли понять, почему коровы едят сено – «сухую траву», а не юколу. Иной подойдет, тычет корове сушеную рыбину и удивляется, что корова воротит морду. Конечно, все это в прошлом... По-новому теперь живут.
– Сами стали хозяева, – взволнованно сказал Ходжер. – Народ наш раньше почти вымер. После болезней оставались пустые стойбища. Дикость была такая, что на зверей похожи были... Шаманы и купцы мучили. Ученые предсказывали: к сороковым годам все нани вымрут. К концу прошлого века нанайцев пять тысяч было, а в пятнадцатом году уже меньше четырех тысяч. Только после революции ожил народ, прибывать стал. Теперь населения за пять тысяч перевалило. Ни эпидемий, ни нужды не знаем. Письменность свою имеем. Молодежь грамотная, несколько человек из стойбища в институте учатся...
Катя Ходжер приветливо угощала гостей, но они поднялись и поблагодарили ее. Тогда встал и хозяин.
– Много еще и плохого у нас, старого, – сказал он и покачал головой. – Однако, даже и шаманы еще сохранились. Я, вас ожидая, начал разбираться тут с одним... Могу вам живого шамана показать...
Они вернулись в большую комнату, где собравшиеся вели громкий разговор, шумели, смеялись, обособившись группами. Валя с подружками звонко пела по-нанайски на мотив песни «Любимый город». Максим усадил инженеров в светлом углу, под большой керосиновой лампой. Лицо его стало строгим, он негромко бросил две-три фразы по-нанайски, и все затихло.
Из задних рядов на середину вышел толстый пожилой нанаец в остроконечной енотовой шапке и синем засаленном ватном халате. На лбу и лоснящейся щеке нанайца темнели два шрама. Ходжер смотрел на него в упор и расспрашивал с нескрываемой враждебностью.
– Моя хочу бригада, – по-русски ответил нанаец, покосившись в сторону инженеров. Должно быть, он принимал их за большое начальство из города и ждал поддержки.– Хочу трудись честно-честно, как все. Пиши бригаду, моя буду рыба лови.
– Ты не виляй, – оборвал его Ходжер. – Что вдруг заторопился в бригаду? Надо было раньше думать о честной работе. Тут все знают, чем ты раньше занимался!..
Рогов, наклонившись к инженерам, шепотом объяснил происходящее. Это и был шаман, о котором говорил Ходжер. Одно время шаман притих, с началом войны он возобновил свои темные дела, почуяв возможность наживы. Придумал столь же хитрую, сколь и наглую затею. Из стойбища ушло в армию много молодых нанайцев. Они писали с фронта письма, и по этим письмам шаман стал делать свои «предсказания». К нему шли, главным образом, старухи, беспокоившиеся за судьбу своих сыновей, он обманывал их и обирал. До сих пор шаману все сходило с рук, но недавно он неосторожно «предсказал» старухе Мергене, что сын ее приедет с фронта, а вместо этого пришло извещение, что он тяжело ранен. Возмущенная обманом, Мергена пришла с жалобой в сельсовет.
Неожиданно раскрылось и второе дело. У охотника Фомы от преждевременных родов умерла молодая жена. Фома считался одним из лучших охотников в стойбище, много сдал соболей в фонд обороны. Однако в глубине души был еще суеверен. Он очень любил свою жену и, втайне от односельчан, похоронил ее по старому обычаю – со всем принадлежащим ей имуществом, чтобы на том свете, как ему хотелось, она жила ни в чем не нуждаясь. А через неделю Фома обнаружил, что могила разрыта и все вещи оттуда исчезли. Он узнал вдобавок, что старуха-мать дважды водила его беременную жену к шаману, и теперь подозревал, что шаман повинен в ее смерти.
Фома стоял тут же, вызванный Ходжером. Рогов взял у него список пропавших вещей и показал инженерам. Там значились две шубы, десять халатов, двадцать тысяч рублей денег, две собольи шкурки, много домашней утвари.
– Не разгадаешь ли, где вещи, о шаман? – с иронией спрашивал Ходжер. – Ты же все знаешь, ты все видишь.
Шаман молчал, опустив голову. Фома брезгливо смотрел на него.
– Ну, если ты разучился камлать, придется попросить милицию, – усмехнулся Ходжер. – Милиция хорошо может разгадывать, быстро все найдет!..
Шаман встрепенулся и забормотал, мешая русские слова с нанайскими. Он не видел вещей и ничего не знает. Фома – хитрый и все это выдумал, пусть лучше председатель скорей запишет его в бригаду.
Фома, обозлившись, внезапно подскочил к шаману и замахнулся на него. Тот испуганно скорчился и неожиданно тонко, как крыса, взвизгнул. Кругом засмеялись; кто-то швырнул в шамана свернутой в комок тряпкой. В комнате поднялись шум, крики, суматоха.
Алексей, не отрывая глаз, с любопытством следил за происходящим. Рогов, сидевший рядом, повернулся и пристально посмотрел на него.
– Ты не все мне передал. Татьяна, когда проходила мимо, рассказывала, что Ольга получила известие о смерти Константина. Почему ты не сказал мне об этом? Я все должен знать, все!
– Я не хотел тебя взвинчивать... Ты, наверное, сразу к Ольге помчишься, а это ни к чему. Опять скажу: не надо ей пока мешать... Ведь ничем не поможешь...
Пользуясь тем, что за шумом никто не слышал их разговора, Алексей рассказал о появлении Хмары у Родионовой. Рогов совсем помрачнел.
– Всякие мерзавцы портят ей жизнь! Жаль, меня не было, я б с ним поговорил по-свойски! – Он беспокойно передвинулся на скамейке. – Представляю, как ей тяжело одной. – Рогов больно стиснул руку Ковшова. – Этот человек может опять придти к ней, чтобы поиздеваться! Черт их знает, на что они способны! Сейчас никого возле нее нет, она беззащитна.
– Ты не волнуйся. Ольга не даст себя в обиду, – успокаивал Алексей, но тревога за Ольгу не давала Рогову покоя.
– Я ведь знаю, что она прогонит меня, если приеду, – шептал он на ухо Алексею. – С другой стороны, если что-нибудь случится с ней, буду винить в этом только себя. Ведь как нелепо: дорог тебе человек и ты способен уберечь его от всего плохого, но не имеешь права вмешиваться! Должен смотреть и ждать!..
Через минуту он поднялся.
– Я пойду. Вызову ее к селектору. Кстати проверю, как у Полищука с машинами. – Он криво усмехнулся: – Эх, Рогов, Рогов, пират на ледовой дороге!..
Ковшов смотрел, как он пробирался к выходу среди сидящих на полу людей – сильный и непроницаемо спокойный с виду. Волнение Рогова передалось Алексею, разбудило в нем самом постоянно живущую где-то в глубине души тревогу о жене. Воображение нарисовало ему вдруг какую-то смутную картину войны. Перед глазами взметнулось пламя, взлетела взорванная земля... Лес... Снег... Люди в полушубках у костра... Он попробовал представить себе среди них Зину – и не смог. Всякий раз она в мыслях представлялась ему в обычной обстановке – дома, на московской улице или в институте.
