Текст книги "Иван Болотников"

Автор книги: Валерий Замыслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 47 страниц)

Глава 10 В ПЫТОЧНОЙ БАШНЕ

Крик. Пронзительный, жуткий…

За стеной пытали. Жестоко. Подвесив на дыбу, палили огнем, ломали ребра, увечили. Стопы, хрипы, душераздирающие вопли.

Холодно, темно, сыро…

На лицо падают тягучие капли. Тяжелые, ржавые цепи повисли па теле, ноги стянуты деревянными колодками.

Мрачно, одиноко, зябко…

Болотников шевельнулся. Звякнули цепи по каменному полу. Сплюнул изо рта кровавый сгусток. Хотелось пить.

Иванка с трудом подтянул под себя ноги, прислонился спиной к прохладной каменной стене. И снова жуткий вопль. Болотников зло ударил по стене колодкой.

У-у, зверье! Пошто людей губят. Ужель мало им крови. Вот и его без всякой вины в башню заточили. Прощай, ратное поле. Отсюда едва ли выбраться. В государевой Пыточной башне, сказывают, годами сидят. А ежели и выходит кто – долго не протянет. Здесь заплечные мастера – каты ⁹² 92
  Каты – палачи.


[Закрыть]горазды простолюдинов увечить.

Неправедная жизнь на Руси. Всюду кнут да нужда.

горе, что стрела людей разит. «Горе горемыка: хуже лапотного лыка», – так Афоня сказывает. И ему крепонько досталось. В драку полез, заступился. А много ли ему надо? Дорофей его шибко по голове ударил. Очухался ли, страдалец? Зато и объезжему крепко попало. Дважды на полу побывал.

Послышались шаги – гулкие, неторопливые. Звякнула щеколда, скрипнула железная решетка. По узким ступенькам, с горящим факелом и железной миской спустился к узнику приземистый старичок в суконном армяке.

Тюремщик подошел к Болотникову, приблизил факел к лицу, забурчал:

– Совсем молодой. А-я-яй. Пошто с этих лет бунтовать? Не живется молодцам спокойно.

– Кой час, старина?

– Утро, детинушка. Ha-ко, подкрепись. Чай, проголодался?

Тюремщик поставил на пол миску с холодной похлебкой, протянул узнику горбушку черствого хлеба.

Иванка отвернулся к стене.

– Твое дело, детинушка. Вечером пытать тебя указано. Хоть и скудна снедь, а силы крепит.

– Пытать?.. За что пытать, старик? – резко вскинул голову Болотников.

– Про то не ведаю. Одно знаю: уж коли в Пыточную угодил – вечером на дыбу к катам попадешь. Ох, жарко будет, детинушка.

Вечером к Болотникову вошли трое стрельцов. Сняли цепь, отомкнули колодки. Один из служилых ткнул бердышом в спину.

– Айда на дыбу, парень.

Иванка встал, хмуро глянул на стрельцов и молча начал подниматься по узкой каменной лестнице. Затем его подтолкнули к низкой сводчатой двери, возле которой застыл плечистый кучерявый тюремщик с горящим факе-чюм в руке.

В Пыточной полумрак. На длинном столе горят три восковых свечи в железных шандалах. За столом, откинувшись в мягкое кресло с пузатыми ножками, закрыв глаза, сидит худощавый, горбоносый дьяк в парчовом терлике нараспашку. Подле него двое подьячих в долго-полых сукманах, с гусиными перьями за ушами. В углу, возле жаратки, привалился к кадке с водой рыжеволосый палач в кумачовой рубахе. Рукава закатаны выше локтей, обнажая короткие грузные руки.

Посреди Пыточной – дыба на двух дубовых стойках. Возле нее – орудия пытки: длинные железные клещи, батоги, гвозди, деревянные клинья, пластины, ременный кнут, нагайка…

Болотникова подвели к столу. Приказной дьяк на минуту открыл глаза, окинул недобрым взглядом чернявого детину и снова смежил веки. Спросил тихо:

– О крамоле своей сейчас скажешь, али на дыбу весить?

– Не было никакой крамолы. Вины за собой не знаю.

Дьяк кивнул подьячему.

– Чти, Силантий, о воровском человеке.

Подьячий развернул бумажный столбец, заводил по

нему коротким мясистым пальцем и громко, нараспев прочел:

«Мая шестнадцатого дня лета 7211 ¹вотчинный крестьянский сын Ивашка Болотников боярина и князя Андрея Андреевича Телятевского, прибыв в Москву, возле Яузских ворот глаголил среди черных посадских людишек мятежные слова противу великого государя и царя всея Руси Федора Ивановича и ближнего боярина, наместника Казанского и Астраханского Бориса Федоровича Годунова. Опосля оный Ивашка учинил разбой противу государева человека Дорофея Кирьяка, бывшего приказчика князя Василия Шуйского, а ныне…»

Услышав имя Кирьяка, Болотников вздрогнул и тут же его осенила догадка. Так вот кто, оказывается, надругался над матушкой Василисы!

Иванка уже не слышал монотонного голоса подьячего. Лицо его помрачнело, глаза заполыхали гневом. Ну, и изверг Кирьяк! Отчего таким людям на Руси вольготно живется? Жаль, что не узнал ранее пса боярского.

– Праведно ли в грамотке изложено, парень? Отвечай, – вывел Иванку из раздумья скрипучий голос второго подьячего.

– Правда далеко, а кривда под боком, дьяк. Поклеп в грамотке. Не тому суд чините. Дорофейку Кирьяка надлежит здесь пытать, – зло отозвался Болотников.

Приказной дьяк пожевал сухими губами и махнул рукой палачу.

– Зачинай, Фролка. На дыбе по-иному заговорит.

Палач шагнул к Болотникову и грубо разорвал на нем

рубаху.

Иванка обеими руками оттолкнул ката. Фролка отлетел к столу. Оловянные чернильницы опрокинулись, забрызгав чернилами дорогой и нарядный терлик дьяка. Тот поднялся с лавки и, брызгая слюной, закричал стрельцам:

– Тащите вора на дыбу. Палите его огнем!

Стрельцы навалились на узника, но Болотников вырвался.

Фролка сунул в жаратку с горячими угольями длинные железные клещи, раскалил их добела и двинулся на узника.

– Погодь, палач. Закинь клещи! – громко произнес вдруг кто-то возле дверей.

Приказной дьяк и подьячие оглянулись. По каменным ступеням с горящим факелом в руке спускался в Пыточную высокий детина в нарядном кафтане. Сбоку пристегнута сабля, за кушаком – пистоль.

Дьяк недовольно заворчал:

– Кто таков, чтобы мешать государево дело вершить?

– От царева боярина Бориса Федоровича Годунова к тебе направлен. Велено отпустить сего удальца к князю Телятевскому.

– Слову не верю. Грамоту кажи, мил человек.

– Есть грамотка. Отпущайте Ивашку.

Глава 11 БОЯРСКАЯ МИЛОСТЬ

Впервые за долгие годы ходил Афоня Шмоток понурый. Жалел Иванку, вздыхал. Пропадет парень, не видать ему больше белого света.

На вечерней заре приехали с Воронцова поля ратники с Якушкой – усталые, хмурые, неразговорчивые.

Якушка, спрыгнув с коня, сразу же пошел в холопий подклет и напустился на Афоню. Бобыль, ничего не скрывая, рассказал о случившейся беде.

Якушка в сердцах замахнулся на Афоню плетью, но не ударил и расстроенный побрел в княжьи хоромы. Сожалея, подумал: «Хорошего ратника лишились. Крепкий был удалец».

А вскоре на княжий двор прибыли из села Богородского трое дворовых людей от приказчика Калистрата. Ратники обрадованно загалдели, стали выспрашивать односельчан о новостях, житье-бытье.

Дворовые почему-то отвечали неохотно и все поглядывали на Афоню, который отрешенно забился в угол подклета.

Когда мужики потянулись на ужин, холопы подошли к бобылю.

– Есть разговор к тебе, Афанасий.

– Говорите, ребятушки.

– Здесь нельзя. Айда за ворота.

Вышли за деревянный тын. И сразу же, не дав опомниться бобылю, холопы накинулись на Афоню и принялись вязать веревками. Шмоток забрыкался, отчаянно забранился. В шуме не заметили, как к воротам подъехал верхом на копе князь Телятевский, окруженный десятком челядинцев с горящими факелами.

– Что за брань? – резко спросил Телятевский.

Холопы, узнав князя, отпустили Афоню, оробели.

Услышав шум, из ворот выскочил и Якушка.

– Чего рты разинули? Отвечайте!

Дворовые низко поклонились, растерянно переглянулись меж собой. Наконец один из них выступил вперед и вымолвил:

– Велено нам, батюшка князь, мужика Афоньку к приказчику Калистрату вернуть.

– Отчего так?

– О том нам неведомо, батюшка Андрей Андреевич.

Князь недовольно взглянул на Якушку, спросил:

– Ты Афоньку в ратники брал?

– Я, князь. Приказчик Калистрат отпустил его с миром. Бобыль он безлошадный. А я его в дороге к табуну приставил.

Телятевский тронул коня и бросил на ходу:

– Таких замухрышек в ратники не берут. Его место у меня на конюшне. А холопов обратно к Калистрату спровадь.

– Все ли готово к смотру? – спросил Телятевский Якушку.

– Не подкачаем, князь. Людишки обучены. Царь бу дет доволен.

– Добро. Ступай к дворецкому. Накажи, чтоб новые кафтаны к смотру ратникам подобрал.

Якушка замялся в дверях.

– Ну, чего еще?

– Ночью челядинцы боярина Бориса Федоровича Годунова привели в подклет Ивашку Болотникова. Не знаю, что делать с парнем.

Андрей Андреевич поднялся из-за стола, подошел к поставцу, раздумчиво налил из ендовы фряжского вина в серебряный кубок и неторополиво выпил. Неожиданно для Якушки решил:

– Сего молодца накормить, выдать кафтан новый и доспех ратный. На смотре быть ему в моем первом десятке.

Якушка остался доволен княжьим ответом. Вышел в сени, улыбнулся, сдвинул колпак на затылок. Ну и чудной же князь! Сроду его не поймешь: то гневен, то милостями сыплет. Опять повезло Ивашке.

А князь, оставшись один, вновь уселся за стол и углубился в хозяйские расчеты. От приказчика Гордея давно нет вестей. Не напали ли на хлебный обоз лихие люди? А может, монахи обворовали, прикрываясь христовым именем? Теперь никому нет веры.

Андрей Андреевич взялся за гусиное перо и принялся выводить мелким кудреватым почерком цифирь за цифирью. Думал. На Москве хлеб подорожал. Самая пора последнюю житницу открыть. Жаль, Гордейка далеко. Он на эти дела горазд. Мигом все распродаст и в барыше останется…

Снизу, со двора, через распахнутое оконце громко раздалось:

– Эгей, Тимошка! Сыщи-ка мне Болотникова. Куда он опять запропастился?

Телятевский отбросил перо. Вспомнил боярский Совет, всклоченную редкую бороденку низкорослого Василия Шуйского с хитрыми и пронырливыми белесыми глазами. Шуйский, опираясь обеими руками на рогатый посох, доказывал царю и Думе, что хана Казы-Гирея надлежит задобрить богатыми подарками. Крымский хан до посулов ⁹³ 93
  Посулы – дары, приношения.


[Закрыть]жаден. Смягчится и басурманскую рать в степи отведет. Князь Шуйский говорил также, чтобы Новгородское войско к Москве на подмогу не посылать: шведский король Иоанн вот-вот нападет на порубежные северные земли.

Опытный воевода Мстиславский высказывал другое. Богатыми дарами татар не прельстишь, не остановишь. Войско следует слить воедино, в один кулак. Стянуть все рати спешно под Москву и ударить первыми по хану. Шведский король Иоанн после разгрома под Нарвой и уступки порубежных крепостей Яма, Иван-города и Ко-порья не посмеет вторгнуться на Русь без помощи Литвы и Полыни, которые заключили дружественный союз с русским государем.

Доводы Мстиславского поддержали Борис Годунов, оружничий ⁹⁴ 94
  Оружничий – один из высших боярских чинов феодальной Руси, заведовавший мастерскими оружейной палаты Московского Кремля.


[Закрыть]боярин Богдан Бельский, князь Тимофёй Трубецкой…

Андрей Андреевич, закрыв обтянутую красным бархатом толстую книгу с золотыми застежками, снова отпил из кубка и недобро подумал о Шуйском. Хитрит князь, козни плетет неустанно, к власти рвется. Что ему Русь? Родной матери в угоду басурманину не пожалеет, черная душа. И всюду свой нос сует, пакостник. Вот и Кирьяк его человеком оказался.

…В тот день по дороге в Кремль один из холопов напомнил Телятевскому:

– Прости, батюшка князь. О Кирьяке, про которого мужик Афонька толковал, я много наслышан.

– А мне до него дела нет, – отрезал Телятевский.

Но челядинец, на свой риск, решил все же продолжить:

– Человек этот многие годы ходил в приказчиках у князя Василия Шуйского.

Телятевский остановился.

– Отчего раньше молчал, холоп?

Челядинец виновато развел руками.

«Не бывать тому, чтобы людишки Шуйского моих крестьян на дыбу вешали. Не бывать!» – негодовал Телятевский, подъезжая к государеву Кремлю.

После боярского Совета князь сразу же направился к Борису Годунову…

В дверь постучали. Вошел дворецкий Пафнутий, сгибаясь в низком поклоне.

– От приказчика Гордея человек, батюшка князь.

– Впускай немедля.

В покои вошел рослый молодец в разодранном суконном кафтане. Лицо усталое, болезненное. Глаза лихорадочно горят.

«Знать, беда приключилась», – в тревоге подумал Андрей Андреевич и подошел вплотную к изможденному гонцу.

– С добром или худом?

Холоп истово перекрестился на киот с божницей и повалился на колени.

«Так и есть – пропал хлеб», – меняясь в лице, решил князь и рывком поднял гонца на ноги.

– С добром, князь, – наконец выдавил из себя холоп. – Велел приказчик Гордей сказать, что весь хлебушек распродан в Вологде по двадцати три алтына за четверть. Дня через три приказчик в Москве будет.

Телятевский выпустил из рук гонца и с довольной улыбкой опустился в кресло. Слава богу! Ох и пронырлив Гордейка. По самой высокой цене хлеб распродал. Придется наградить достойно за радение.

Андрей Андреевич внимательно глянул на холопа, спросил:

– Отчего сам невесел? Или хворь одолела? Да и кафтан весь изодран.

– По дороге в Москву разбойные люди на меня под Ярославлем напали. Коня свели, платье порвали да полтину денег отобрали. Едва отбился от ватажки. А тут еще лихоманка замаяла.

– Плохо отбивался, ежели без коня и денег остался, – промолвил князь.

Однако за добрые вести гонцов кнутом не жалуют. Спросил миролюбиво:

– Чьи шиши ⁹⁵ 95
  Шиши – разбойные люди.


[Закрыть]тебя повстречали?

– Атаманом у них Федька Берсень. Лихой бродяга. Сам-то он из пашенных мужиков князя Шуйского. А вот в ватажке его разбойной и наши беглые крестьяне очутились.

Андрей Андреевич нахмурился. Хотел было что-то резко высказать гонцу, но передумал и махнул рукой.

– Ступай на двор. Покличь мне Якушку.

Глава 12 НА ДВОРЕ КНЯЖЬЕМ

В княжьей поварне Болотникова накормили вдоволь. Иванка озадаченно вышел во двор и не спеша побрел на конюшню проведать Савраску. Шел и удивлялся. Отродясь так не везло. От смерти его сам боярин Борис Годунов вызволил. Тот самый боярин, который в народе нелюбим. Чудно! И какое дело цареву боярину до мужика. Здесь что-то не так. А может, Афоня Шмоток к государеву правителю пробился? Едва ли. Не так просто бобылю во дворец пройти. Государева стража мигом бердышами вытолкает. Мудрено…

Болотников вошел в распахнутые настежь ворота княжьей конюшни и зашагал по проходу между стойл к концу полутемного сруба, где стояли па привязи кони ратников.

Иванку окликнул невысокий старичок в лыковых лаптях и кожаном запопе.

– Чего надобно, молодец?

– Аль не признал, Ипатыч? Ратник я княжий. Иду к своему Гнедку, – отозвался Иванка.

Старичок глянул на Болотникова подслеповатыми глазами, но, видимо, так и не признал. Подошел ближе, осенил себя крестом.

– А не врешь, молодец? Уж не лиходей ли? Наведешь порчу на лошадей, чего доброго. Ты постой тут, а я до набольшего конюха добегу. Он-то глазастый. Разберет что к чему, – промолвил старичок.

– Да ты что, Ипатыч? Совсем у тебя память отшибло. Нешто забыл, как я тебе два дня назад пару навильников выстругал?

– Вот так бы и толковал сразу, Иванка. Уж ты прости меня старого. Глазами ослаб, запамятовал. Ступай к своей лоша душке.

В последнем стойле заржал конь. Поднялся и потянулся мордой к Иванке.

– Узнал, Гнедок. Ох и соскучился я по тебе! – тепло проронил Болотников и обнял коня за шею. И почему-то сразу вспомнились Иванке сев, отец в чистой и белой рубахе, первая теплая комковатая борозда…

Болотников опустился на копну свежего сена и закрыл глаза. Дурманяще пахло вьюночком, манником, пыреем, мятликом. И до чего же хорошо лежать на мягком сене!

На селе сейчас страда. Взлеты и шарканье кос, потные спины мужиков, духовитые стога…

В соседнем стойле послышался неторопливый разговор двух крестьян.

– В деревеньку тянет, ох, тянет…

– Топерь не скоро в вотчину вернемся. Князь повел стога в лугах метать.

– У тя лошаденка есть?

– Угу. Добрый коняга. Соху легко тянет. Три года его выхаживал. А у тебя?

– Нету, братец. Прошлым летом загубили мою Каурку. Князь себе летние хоромы ставил. Лошаденку к плотничьей артели приписал. Лесины таскала Каурка. А она у меня по десятому году, слабосильная. Возле хором и пала. Потом не купил.

– А чего ж?

– Хе, братец. Откуда эких денег набраться? В одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи. Ребя-тенок-то тринадцать, душ!

– Пропадешь без лошаденки.

– Пропаду, братец… К соседу пойду. Богатющий, изба-пятистенка. Приеду с боярщины и в ноги кинусь Никите Силычу. Коня попрошу. Вспашу десятину как-нито.

– Дорого дерет, поди, Силыч?

– Свирепый. Без бога живет. За каждый день по чети хлебушка отбирает.

– Ох, сгинешь…

– Сгину, братец.

– Оброк велик князю даете?

– Уж куда больше. На Евдокию в сусеках един ветер гуляет.

– А деревенька у вас большая?

– Не. Года три назад стояло десять изб, а теперь всего пять дворов осталось. Кои мрут с голодухи, кои в бегах. У меня два братана шестой год в бегах. Бродяжная Русь нонче…

Болотников протянул руку к Гнедку. Конь лизнул ладонь шершавым языком и снова тихо заржал. Иванка поднялся и долго молча стоял, прижавшись щекой к теплому лошадиному боку.

«Надо Шмотка искать. Где-то здесь на конюшне, сказывают, обитается. С ним, говоруном, легче станет», – подумал Болотников и вышел.

Бобыля нашел в просторном приземистом сарае, где хранились княжьи зимние колымаги. Афоня Шмоток сидел на деревянном обрубке и, тихонько посвистывая, чинил подвесной ремень. Рядом, незлобливо переругиваясь, елозили коленями по земле двое холопов, обтягивая деревянную дверцу красным сукном.

– Эгей, умелец колымажный!

Афоня вздрогнул, поднял голову и оторопел. Выронил ремень, изумленно заморгал глазами и обрадованно метнулся к Иванке.

– Ах, голубок ты мой!

Восторгу Афони не было предела. Он крутился возле Болотникова, толкал его кулаками в грудь, обнимал за плечи.

Друзья отошли в сторонку, присели на телегу. Бобыль бойко принялся рассказывать о своих похождениях и мытарствах.

– Неспроста приказчик задумал тебя воротить в вотчину. Ужель о сундучке проведал? – тихо и встревоженно проговорил Болотников, когда бобыль закончил свою длинную речь.

– Сумлеваюсь. Кажись, следов не оставляли… Ну да бог с ним. Сам-то как из Пыточной выбрался?

Иванка лишь руками развел.

– Уму непостижимо, друже. Сам Борис Годунов за меня заступился.

Глава 13 ЕЛЕНА

Наконец-то княгиня Елена дождалась своего часа. Князь Андрей, получив добрую весть от приказчика Гордея, сдался на ласковые мольбы молодой супруги. Елене было дозволено прогуляться верхом на коне.

В это раннее утро, спровадив ратников на Воронцово поле, а холопов и челядинцев загнав в подклет, князь самолично вывел из конюшни молодого рысака. Подвел его княгине, слегка поклонился, молвил:

– Потешайся, Елена. Но ежели с коня упадешь – разлюблю.

Княгиня низко поклонилась князю, вспыхнула ярким румянцем.

Конь облачен богатым убранством. Седельные луки горят золотом. Сиденье и крыльца седла обтянуты аксамитом. Поверх седла – попона из вишневого бархата, шитая золотом и жемчугом; по краям ее тянется густая золотая бахрома. Подшейная кисть – из шелковых нитей с жемчужной сеткой. Стремена серебряные, чеканные. Попона, закрывающая круп коня, из атлабаса ⁹⁶ 96
  Атлабас – персидская ткань.


[Закрыть], полосатая, расшитая золотом и серебром.

Андрей Андреевич подсадил княгиню на коня и взбежал на крыльцо. На обширном опустевшем дворе осталась одна Елена.

Спохватилась княгиню мамка Секлетея. Не сказала ей Елена о готовящейся потехе. Принялась спрашивать сенных девок, но те лишь озорно фыркали и молчали. Так ничего и не добилась старая.

Выглянула мамка ненароком из косящатого ⁹⁷ 97
  Косящатое окно – окно, сделанное из дощатых косяков, в отличие от окна «волокового» – маленького задвижного оконца.
  То есть четыре часа утра.
  Князь Иван Петрович Шуйский – участвовал вместе с другими знатнейшими боярами в заговоре против Б. Ф. Годунова. В 1587 г. И. П. Шуйский был отправлен в ссылку в Белоозеро, а затем умерщвлен.


[Закрыть]окна светлицы во двор да так и ахнула. Пресвятая богородица! И надо же такому привидеться! Выглянула Секлетея вдругорядь, пала на колени перед киотом, сотворила крестное знамение.

Затем долго стояла возле окна, качала головой, сварливо бормотала. Срам какой, прости господи! Блудница, греховодница. Ох, падет на княгиню божья кара. Гляди как вырядилась. Мужичьи порты натянула и по двору скачет, аки дьяволица. Ох, святотатство! Уж лучше бы на белом свете не родиться, чтобы такого сраму не видеть.

А князь Андрей стоял на красном крыльце и откровенно любовался Еленой. Знатно скачет. Сидит в седле, как добрый молодец. Ну и княгинюшка!

Елена раскраснелась, глаза ее блестели. Из-под кокошника выбились на спину черные густые волосы. Весело и звонко покрикивала на рысака, смеялась на всю усадьбу. Еще бы! Стосковалась по былым девичьим забавам. Бывало, у батюшки Семена Никитовича каждый воскресный день, окромя постов, по вотчине на резвом скакуне тешилась.

Елена резко осадила коня возле крыльца. Взгорячен-ный рысак поднялся на дыбы цпронзительно заржал.

Андрей Андреевич побледнел: как бы не сбросил княгиню. Но Елена легко укротила скакуна, задорно крикнула:

– Дозволь на простор, государь мой. Тесно в подворье. В луга хочу!

Телятевский сошел с крыльца и протянул жене руки.

– На первый раз хватит, любушка. Теперь вижу – знатная наездница. Ну, иди же ко мне, Еленушка.

Княгиня соскользнула с седла, к князю прильнула, поцеловала в губы. Андрей Андреевич на руках понес Елену в светлицу.