Текст книги "Заповедник Сказок 2015
(Том 5)"

Автор книги: Валентин Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

– Фрау Айхенхольц, я верю, что вы станете настоящей хозяйкой и не позволите мальчикам больше ссориться.

Юбер расцеловал её в обе щеки с самой хулиганской улыбкой, на какую только был способен, прибавив при этом:

– Мадам патронесса…

Молодая супружеская пара тут же обменялась мрачными взглядами, но с их стороны так и не было произнесено ни слова. Прямо из церкви букинист отправил жену и Юбера домой, а сам навестил адвоката. Ночью, ложась в постель, тот не утерпел и проговорился жене:

– Вот что любовь-то с деловым человеком делает…

Ей этого намёка оказалось вполне достаточно, чтобы понять: в день своей свадьбы книготорговец озаботился составлением завещания, по которому, в случае своей кончины или внезапного исчезновения, передавал всё свое имущество молодой супруге.

Нанеся ещё несколько деловых визитов, Айхенхольц купил билет на фуникулёр и остаток дня провёл, гуляя среди цветущих вишен и черешен, то и дело выходя на обзорные площадки, чтобы окинуть взором город, замок, мосты и возвышающуюся на другом берегу реки Белую гору. Когда он вернулся домой, то застал своего работника и молодую жену, увлечённо играющими в карты на щелбаны. Линде очень смешно жмурилась и морщила нос, подставляясь под длинные белые пальцы Юбера. Она так и не сняла с себя белое подвенечное платье и в этом наряде с торчащей во все стороны фатой выглядела за этим занятием особенно забавно. Юбер смеялся, щёлкал её по носу почти что ласково, но каждый раз она очень сосредоточенно готовилась к наказанию. На кухне всех ожидал большой вишнёвый пирог, присланный Киршбаумом, а в лавке – несколько букетов цветов и куча поздравительных открыток, которые нанесли за день постоянные покупатели, не дожидаясь, пока они дойдут по почте. На столе во внутренней комнате, где Линде с Юбером соорудили праздничный ужин, стояла, посреди всего прочего, коробка с надписью «Для фрау Айхенхольц» – свадебный подарок всё того же Киршбаума.

– Ну, вскрывайте, – прервав их веселье, проворчал новоиспечённый муж.

Там оказались три чашки без ручек, выточенные из яшмы и напоминавшие формой те, в которых у Айхенхольца подавали кофе.

– Н-да… – задумчиво изрёк патрон. – Любопытное представление у нашего соседа о нашей будущей семейной жизни. А это что?

В коробке, кроме каменных чашек, завёрнутых в бумагу, оказалась ещё одна вещь – глиняная свистулька в виде пузатого дракончика-линдвурма с нарисованными по бокам лапками и крохотными крылышками – вроде тех безделушек, что охотно раскупались туристами. Айхенхольц повертел вещицу в руках, сунул в рот и, разумеется, тут же свистнул. Юбер с опозданием заткнул уши:

– Патрон! Вы зачем женились?! Чтобы в детство впадать? Думайте, что творите!

– У меня теперь жена, вот пускай за меня и думает.

– Сейчас же отдайте сюда! Это мне подарили! – Линде забрала свистульку.

– Вот, пожалуйста, уже думает! Просто рай на земле. Так что, Юбер, женись скорее, человеком себя почувствуешь.

– Не ссорьтесь, – строго сказала Линде, вытирая отобранную свистульку салфеткой.

– Как видишь, я в том же раю, – резонно заметил Юбер. – Можно и не жениться.

Потом они долго ужинали, пили из подаренных чашек вино, ели киршбаумский штрудель и играли в тройные шахматы, одновременно придумывая книжные названия, а к ним – сюжеты. В какой-то момент Линде прямо на диване заснула. Айхенхольц накрыл её пледом, и они с Юбером ещё какое-то время разговаривали вполголоса, вспоминая забавные случаи из истории книготорговли.

Внезапно на чём-то запнувшись, Айхенхольц попросил взглядом прощения, сел к столу и принялся писать письмо. Юбер переставил свой стул поближе к дивану и, опершись подбородком о спинку, долго глядел на юную фрау Айхенхольц.

– У неё такое ангельское лицо, когда она спит, – не отрывая взгляда, тихо сказал он. – Кажется, вот так бы вечно сидел и смотрел.

– Ещё насмотришься, – вздохнул патрон.

– Ты так уверен в этом…

– Уверен, – ответил тот и продолжил писать.

Писал он Линде. Писал про то, как ему жаль, что он не встретился с ней в другом месте и в другое время. Про то, какая она славная и замечательная, и что другой такой в этом старом дряхлом городе нет и, пожалуй, за всю его долгую историю не было. Всячески желал ей быть счастливой, несмотря ни на что. В очередной раз безо всякой надежды уговаривал её всё бросить, забыть и уехать из Киршберга. И тут же принимался подробно расписывать, что и как ей следует предпринять для сохранения книготорговли на Киршгассе, какие у Юбера могут быть проблемы с его беспигментной кожей, как важно следить за тем, чтобы он не выходил подолгу на открытое солнце без шляпы, и что делать, если всё-таки будут ожоги, как при этом важно следить за тем, чтобы он правильно питался, и что, самое главное, ей не стоит обращать внимания на его показное равнодушие и мнимую самостоятельность, потому что на самом деле Юбер – совершенное дитя и не может жить один.

Закончив, он свернул исписанные листы в несколько раз и сунул вместе с авторучкой в карман пиджака. Потом взял на руки крепко спящую Линде. Вместе с Юбером они поднялись в её комнату, где и уложили её в постель прямо в подвенечном платье и фате, накрыв одеялом. Потом они сварили и выпили кофе, доели остывший ужин, повспоминали истории из детства и их совместной жизни на Киршгассе. В какой-то момент Айхенхольц посмотрел на часы и сказал:

– Пора.

Юбер согласно кивнул. Они поднялись к Линде в комнату и по очереди поцеловали её. Потом Айхенхольц сходил за будильником и завёл его на пять утра, примерное время рассвета. Под будильник он положил сложенное письмо, поверх которого написал: «Линде, беги к Хайденлох, нужно спасти Юбера. Ключ в почтовом ящике». После этого он зашёл в кабинет, отпёр небольшим ключиком ящик в столе и достал револьвер с патронами. Из другого ящика достал заранее приготовленные верёвки. Подумав, взял охотничий нож. Револьвер положил в карман пиджака, остальное завернул в бумагу и уже внизу сунул в карман плаща. Юбер ничего не сказал. Только когда они вышли в переулок и Айхенхольц запер дверь, опустив ключ в прорезь для почты, отстранён но спросил:

– Не боишься?

– Боюсь, – честно признался тот. – Потому и иду.

Больше до самой Дыры они не разговаривали.

* * *

Когда подошли к каменному лику с пустым провалом вместо правого глаза, Айхенхольц достал из кармана плаща свёрток, вынул из него нож и принялся распутывать вывалившиеся оттуда верёвки. Юбер протянул ему руки.

– Нет, не так, – Айхенхольц отвёл его к последнему чугунному столбику заграждения за Каменным Оком и поставил на колени лицом к Дыре.

Юбер послушно повиновался, заложив руки за спину. Айхенхольц крепко, но стараясь не пережимать сосуды, связал ему запястья и прикрутил к дереву вишни, так что Юбер не мог ни встать, ни повернуться – только стоять или сидеть на коленях.

– Да, под вишней – самое то, – одобрил Юбер. – Ну, что? Рассказать тебе, чем мы занимались в твоё отсутствие? Со всеми интимными подробностями?

– Не надо, – тем не менее, Айхенхольд затянул узел покрепче, так что Юбер даже охнул, так ему пришлось выгнуться.

– Отчего же «не надо»? – не унимался он. – Неужели не хочется узнать напоследок горькую правду о том, с кем прожил столько лет вместе?

– Не надо, потому что ты не умеешь врать. А без толку наговаривать на себя и на Линде незачем. Всё равно своего не добьёшься.

– Не добьюсь? – азартно поинтересовался Юбер.

– Нет, – по-прежнему стоя на коленях рядом с Юбером, Айхенхольд достал из кармана револьвер и принялся его заряжать. – Говоришь, мозги должны на стволы вишни брызнуть?

– Ага, – с тем же азартом в глазах подтвердил тот.

– Очень хорошо…

Протянув руку назад, Айхенхольд положил на землю охотничий нож, но так, чтобы пленник не мог до него дотянуться. Потом всё так же с револьвером в правой руке, левой обнял Юбера за шею и прижался лбом к его голове.

– Никогда никого у меня не было дороже и ближе, чем ты. И нет. Поэтому слушай меня внимательно. Небо уже светлеет, значит, где-то примерно через час сюда придёт Линде. Я ей оставил записку и завёл будильник. Она тебя освободит.

– Нет… – в ужасе прошептал Юбер, до которого только сейчас дошло, как его обманули.

– Я сказал, она тебя освободит. Нож лежит перед тобой. Пожалуйста, береги её.

Айхенхольд встал и направился к Хайденлох.

– Вурм… Нет… Не делай этого!..

Но тот шёл, не оборачиваясь.

– Вурм! Ну, правда же! – Юбер залился слезами. – Она на самом деле тебя любит! Ты слышишь, что я говорю? Ты должен вернуться к ней! Вурм, ты обязан! Ты ведь даже уже женился… Она ждёт тебя! Тебя, а не меня!

Айхенхольд взобрался на скалистый склон, повернулся и встал спиной к провалу. Со слезами в глазах, он поднял револьвер и приставил его к виску.

– Вурм, не делай этого! Пожалуйста! – обливаясь слезами, завопил Юбер.

Тот вытер левой рукой глаза, глубоко вздохнул.

– Прощай, Юбер. Не поминай лихом.

Юбер рванулся, но верёвки не дали ему даже подняться на ноги, и он разразился рыданиями. И тут сквозь предутреннюю возню и заливистое стрекотание птиц раздался знакомый свист. Пронзительный свист глиняной свистульки. Юбер прекратил рыдать и поднял голову. Айхенхольц обернулся.

– Сейчас же остановись и опусти руку! Иначе я буду стрелять в Юбера!

Айхенхольц опустил револьвер.

– Линде, какого чёрта!

– А теперь медленно… слышишь!.. медленно отойди от Хайденлох.

Он отступил на шаг от Дыры, развернулся и в изумлении уставился на вышедшую из кустов Линде в испачканном подвенечном наряде с дамским револьвером в руке. И она действительно целилась в Юбера. И с каждым шагом подходила к нему всё ближе, уверенно ступая по камням в своих мальчишеских ботинках.

– А теперь вытряхни из барабана патроны. Причём так, чтобы я видела, – она скользнула взглядом в его сторону. – Предупреждаю, я умею стрелять. Мой отец был лучшим стрелком Киршберга. Он меня научил.

– Вурм, делай, что она говорит! – крикнул Юбер. – Отойди от Дыры!

– Я сказала «патроны»! И ещё шаг вниз от провала.

– Что, и рука не дрогнет? – рискнул спросить Айхенхольц, но вдруг увидел, как сжались её челюсти и расширились ноздри.

– Священная вишнёвая роща, говорите… – раздался выстрел. Пуля чиркнула по древесному стволу в трёх дюймах от головы Юбера. Айхенхольц вздрогнул, побледнел. Отступил на шаг вниз по склону и высыпал под ноги из барабана патроны.

– А теперь брось револьвер в Хайденлох!

– Вообще-то это подарок дяди…

– Ладно, кидай в сторону, потом подберём.

Линде подошла к Юберу уже совсем близко. Но тот не обращал на неё внимания, по-прежнему не сводя глаз с Айхенхольца.

– Мне выстрелить ещё раз? – щёлкнул взводимый курок. Айхенхольц отбросил револьвер. Линде подскочила к Юберу и приставила дуло к его макушке.

– Ещё три шага вниз от Дыры.

– Линде, я тебя умоляю. Слышишь! Не смей трогать Юбера! – Айхенхольц ступил на площадку и сделал несколько шагов в их сторону вдоль чёрной цепи заграждения.

– Линде, стреляй! – прошептал Юбер. – Стреляй же! Если я буду мёртв, ему не будет смысла убивать себя. Очень прошу тебя, сделай это!

Линде отступила на шаг назад.

– Ну, же! Стреляй! – Юбер зажмурился.

Раздался выстрел. Айхенхольц охнул от удивления и упал. Юбер открыл глаза.

– Вурм!!! – завопил он.

Рванулся вперёд, но верёвки опять его удержали, и он беспомощно повис на них, содрогаясь в громких рыданиях.

– Чёрт! – неожиданно послышался возмущённый голос. – Юбер, она меня подстрелила!

Юбер ахнул и снова дёрнулся, чтобы встать – снова ничего не вышло.

– Линде, развяжи меня! Ты слышала, он жив!

– Ну, еще бы…

Щёлкнул взводимый курок, и дуло револьвера упёрлось в голову Юбера.

– А теперь ты слушай меня, святой защитник. Отныне твоё время кончилось.

– Линде, остановись! – завопил Айхенхольц. – Этим ты ничего не изменишь! Только сделаешь хуже городу!

– Плевать на город. Он заслужил это.

– Линде!!!

– Ты хочешь, чтобы он умер? – спросила она Юбера.

Тот, с ужасом глядя ей в глаза, замотал головой: «Нет!» Сейчас, весь в слезах, с распухшими красными носом, глазами и ртом, со вздувшимися на лбу и на шее венами, со спутанными волосами, он, и вправду, стал похож на какую-то бледную личинку.

– Тогда делай, что я говорю. Я развяжу тебя, ты его перевяжешь и отнесёшь домой. И мы вызовем врача.

Юбер энергично закивал.

– И ты никогда… слышишь!., никогда больше не будешь никого призывать к убийству или к смерти ради спасения отечества. Слышишь? Никогда!

Юбер оторопело уставился на неё, словно не понимая.

– Линде, он спасает город уже две с половиной тысячи лет! – крикнул Айхенхольц.

– И что? Давность традиции служит ей оправданием? Ты что, тоже не понимаешь, насколько порочен этот ваш ритуал? – она оглянулась на притихшего под дулом пистолета Юбера. – Бы что, оба не понимаете? Если всё время отводить наводнения, киршбергцы так никогда ничему не научатся. Они должны строить защитные сооружения и прогнозировать паводки. Они должны договариваться с соседями, живущими вверх по реке. Должны организовать общую систему предупреждения катастроф. Они никогда этому не научатся, пока вы решаете за них: жить Киршбергу или погибнуть. Пусть самостоятельно решают свою судьбу! Сами же говорите, что вы не спасаете души и каждый должен сам отвечать за себя! Вот пусть и учатся отвечать! И пусть бомбят этот город, если его жители не способны понять, кто их настоящий враг! Если сегодня киршбергцы готовы бить витрины другим киршбергцам и никак этому не противодействуют, то пусть будут готовы, что завтра придёт кто-то другой и разрушит их собственный дом.

Дракон и драконоборец молчали.

– Всё, хватит! Жертвоприношений больше не будет. И без того уже это безумие длилось слишком долго. Вы оба сейчас поклянётесь мне самым дорогим, что у вас есть, что отныне с этим покончено! Иначе… – тут Линде не выдержала и разразилась слезами. – Иначе я застрелю сначала тебя, а потом тебя! А после пойду и сдамся в полицию! И вы оба будете гнить на городском кладбище, и ни один из вас не попадёт внутрь Горы. Попробуй тогда возродиться, ты, галльский аполлонишка! – она разрыдалась и принялась размазывать по лицу слёзы той самой рукой, в которой был револьвер.

– Линде! – умоляюще простонал Айхенхольц, пытаясь подняться хотя бы на руку. – Линде, ну что ты делаешь!

– Вурм! Ну, сделай хоть что-нибудь! Я не могу видеть, как она рыдает!

– Линде, я всё ещё истекаю кровью, и у меня, кажется, сломана рука! – напомнил о себе Айхенхольц.

– А ты… – вскинулась она, обернувшись к мужу. – А ты только попробуй ещё когда-нибудь меня бросить. После того, как женился… после того, как написал всё вот это! – и она рывком вытащила из-за выреза платья его прощальное письмо.

– У неё заряженный револьвер, с ней нельзя спорить, – напомнил Юбер.

– Да, это аргумент, – согласился Айхенхольц.

– Знаете, вы кто? – гневно воскликнула Линде. – Вы два придурка!

Юбер с готовностью закивал.

– Что ты решил? – спросила она упавшим голосом.

– Линдочка, я всё понял, – тихо ответил он. – Ты абсолютно права. Стоило дожить до двадцатого века, чтобы это услышать.

– Юбер, если ты способен полюбить кого-то из людей, научись и к другим относиться с доверием. Понимаешь?

– Ты права, – ещё раз кивнул он. – А теперь развяжи меня, пожалуйста, а то он, и в правду, истечёт кровью. Если боишься, можешь держать меня на мушке, пока мы не покинем Белую гору, – и Юбер устало улыбнулся. Она кивнула, подобрала лежавший в траве охотничий нож и перерезала верёвки.

* * *

Как оказалось, Юбер умел, если нужно, двигаться быстро. Не обращая ни малейшего внимания на нацеленное на него оружие, он перепрыгнул через цепь и кинулся к Айхенхольцу, Оглядел его, бросился обратно к Линде, схватил охотничий нож, метнувшись обратно, надрезал штанину и осмотрел рану. Скинул с себя куртку со свитером, стянул через голову рубашку.

– Ох, Юбер, на ком мы женились… – простонал Айхенхольц.

– Это ты женился, а не я, – сияя от счастья, Юбер в одной манке быстрыми и точными движениями рвал рубашку на длинные полосы.

– И всё-таки, несмотря на всё приведённые нам резоны… А-ай! Юбер, у меня, кажется, ещё и ребро сломано… Так вот, невзирая на восхищение красотой и скоростью проведённой операции, я бы не хотел дожить до того времени, когда нами будут командовать женщины…

– Не доживём, не доживём, – подмигнул ему Юбер, наклоняясь над ним, чтобы перевязать рану.

– Даже если умрём от старости?

– Да! Это я тебе гарантирую!

Юбер перевязал рану на ноге, потом соорудил для повреждённой руки шину из срезанных вишнёвых веток. Айхенхольц стонал и жаловался на жизнь, пока его высвобождали из плаща.

– Ох, Линде, Меч Карающий…

– Линде, снимай юбку, – прервал его причитания Юбер.

Она отложила револьвер и сняла из-под шёлкового платья пару нижних юбок. Юбер и их порвал на бинты. После этого он присел перед Линдой на колени и умоляюще посмотрел ей в глаза.

– Я не смогу его донести.

– А как же быть?

– Ну… придётся сделать носилки и нести его вдвоём.

Линде нахмурилась.

– Это значит, что тебе придётся убрать револьвер, – пояснил Юбер.

– Вы мне, между прочим, так и не поклялись, – с обидой в голосе напомнила она.

– Патрон, мы клянёмся?

– Клянёмся-клянёмся… Убери револьвер, Линде.

– И чем же вы клянётесь?

Они переглянулись.

– Так мы тебе и сказали!

– Ну и не надо… – обидевшись, пробурчала Линде. – Всё равно вы оба противные дураки. – Шмыгнув носом, она вынула из револьвера патроны. Потом встала, подобрала второй револьвер и заткнула их оба за пояс своего подвенечного платья.

Юбер нарезал жердей и, натянув на них плащ патрона и нижнюю юбку Линды, соорудил носилки. Начался длинный путь вниз. Юбер шёл впереди, Линде, облачённая поверх платья и торчавшей во все стороны разорванной фаты в куртку Юбера, из-за разницы в росте тащила носилки сзади.

– «Философский путь», – мрачно комментировал их дорогу патрон. – Тридцать три поворота до города!

Обзорная тропа, носившая это название, по счастью, отличалась не только извилистостью. Расставленные вдоль неё деревянные скамейки, на которые можно было возлагать носилки с раненым, оказались весьма кстати. Так, с остановками и передышками, они добрались до начала Пути философов, где уже начиналась, вернее, заканчивалась Бергштрассе. Здесь Юбер заявил, что оставит их, чтобы найти автомобиль.

– Вот-вот, – проворчал патрон, – А уже к вечеру все в Киршберге будут обсуждать, как на следующее утро после свадьбы Айхенхольц стрелялся с Лесеном из-за своей молодой жены.

– Пусть попробуют. А я расскажу, что на самом деле это мы с тобой стрелялись из-за Юбера.

Тот удивлённо оглянулся на них:

– Из-за Юбера? Вообще-то, по-хорошему, стрелялись из-за патрона.

– И единственный выстрел был почему-то произведён в меня, – с усмешкой прокомментировал тот.

Как только они остались одни, от его балагурства не осталось и следа. С мрачным и задумчивым выражением, он лежал на садовой скамейке, голова его покоилась на коленях Линде, прямо под «дуэльными» пистолетами, торчащими из-под её белого шёлкового пояса.

– Как ты там оказалась так вовремя?

– Ну, ты же оставил мне записку и завёл будильник.

– Будильник? Линде, я завёл его на пять часов!

– А-а… – рассмеялась она. – Всё понятно, это будильник, по которому встаёт Юбер. Эти часы минут на сорок спешат.

– Почему? – изумился патрон.

– Ну, он не любит вставать слишком рано. Поэтому ставит время так, как будто у него короткие волосы, и потом целый час моется и расчёсывается.

– Откуда ты знаешь? – ревниво спросил патрон.

– Ну, я же в лавке работаю. И не дрыхну до десяти.

– Понятно… Значит, этот чёртов будильник я заводил, уже совсем ничего не соображая… А ты, получается, примчалась спасать Юбера.

– Ну, ведь спасли же!

– Спасли… – вздохнул Айхенхольц.

Юбер вернулся на автомобиле и с врачом. Раненого осмотрели, перевезли на Киршгассе и там же, в спальне, быстро прооперировали, чтобы не сообщать в полицию. Когда хирург, настоятельно потребовав не тревожить больного, ушёл, все трое снова собрались в одной комнате. Внезапно раздался звонок в дверь.

– Никого сегодня не принимаем. Лавка древностей закрыта на переучёт, – раздражённо сказал Айхенхольц. Юбер вышел, и он снова погрустнел. Линде сидела рядом, всё в том же изодранном и измазанном зеленью подвенечном платье, хотя уже без фаты, пистолетов и башмаков. Из-за неглубокого выреза она выудила скомканные листки.

– Скажи, а ты это всё всерьёз написал? Не про Юбера, а… про меня.

– Всерьёз… – со вздохом ответил он, глядя в сторону.

– Ну, да, ты же ведь думал, что мы больше не увидимся и надо что-то сказать хорошее на прощанье. Сейчас, наверное, это всё не имеет значения…

– Линдe!.. – перебил он её. – Ну, почему ты такая глупая?!

– Я?

– Да, ты! Ты рисуешь портреты совершенно незнакомых тебе людей – и всем сразу ясно, кто к кому как относится. Почему же ты про меня до сих пор ничего не можешь понять?

– Ну… – она отвернулась, и патрон увидел, как на одеяло упали одна за другой две капли. – Я же ведь, правда, некрасивая…

– А ну, иди сюда!.. Ох, что же мне за дурёха-то досталась…

Линде подползла к нему, и он прижал её к себе здоровой рукой.

– Чтоб я вообще ни разу… слышишь!.. Ни разу от тебя этой глупости больше не слышал. Поняла?

Она, всхлипнув, кивнула. Не успели они поцеловаться, как в комнату вошёл сияющий Юбер. В руке у него было письмо, которое он тут же, не смущаясь прерванной сценой, продемонстрировал.

– Что это? – не понял Айхенхольц. – Письмо без обратного адреса?

– Ага. От Киршбаума!

– И что же он пишет?

– Он пишет: «Мальчики, рад за вас, что вы, наконец-то, пришли к правильному решению. Всячески поддерживая его, я, со своей стороны, чувствую излишним оставаться на своём посту. Пора бы киршбергцам, и в правду, научиться делать какие-то выводы самостоятельно. Сколько мы их оберегали! Линде, девочка, береги их обоих! Вам ещё многому предстоит научиться у людей. Не думайте, что вы чем-то их лучше или хуже. Просто у вас всё ещё впереди. Навсегда с вами прощаюсь. Кофейню в случае своего безвременного исчезновения я завещал Юберу. Мой поверенный найдёт его сам».

– Ого! И как это понимать?

– Тут ещё есть подпись: «Искренне ваш Q.»

– То самое загадочное Q.? Автор «Похищения Эго»! – воскликнула Линде.

– А это точно Киршбаум? – засомневался Айхенхольц.

– На, смотри, эксперт! Это его почерк, – Юбер протянул листок с конвертом. Айхенхольц деланно вздохнул, но ничего не ответил. Вместо этого поинтересовался:

– А кто-нибудь помнит, как зовут Киршбаума?

Юбер от изумления раскрыл рот.

– Я не помню…

– И ты не помнишь?

– Этого не может быть! Но я, действительно, не помню… А самое главное, что он всегда жил тут на Киршгассе… Всё время, с самого начала городской застройки! До меня это только сейчас дошло.

– «Всегда» – это века с тринадцатого? – уточнил Айхенхольц.

– С одиннадцатого! Причём именно на этом месте, на границе максимального подъёма воды в реке! В 1784 вода остановилась у дверей старой таверны Киршбаума и не пошла дальше. Там в прошлом веке даже стоял памятный камень для привлечения посетителей… Вот это да! Я никогда не думал об этом, а он всё время был тут, рядом. Тот, для кого древние вырыли Хайденлох.

– Ай да Киршбаум! – воскликнул патрон. – Третья сторона медали! Ну, кто бы мог подумать! Это ж я в его правую пустую глазницу сегодня чуть не отправился. Соседушка, нечего сказать… «Кофе и книги»!

– Ха! – Юбер радостно хлопнул в ладоши. – Я же теперь стану владельцем второго заведения на Киршгассе!

– Ну-ну… – окинул его скептическим взглядом Айхенхольц.

Но Юбера было уже не остановить.

– Хе-хе… Буду сам себе патроном! Отныне ни одна черноусая драконья морда не посмеет на меня орать. А если тебе понадобится что-то у меня спросить про всякие там загадочные письмена, будешь ходить ко мне с книжками через улицу.

– Чего это я буду ходить? У меня жена есть. Она пускай и ходит.

– Угу, – хмыкнула Линды. – Три «К»[36]36
  Отсылка к трём добропорядочной немецкой женщины: Kinder (дети), Küche (кухня), Kirche (церковь).


[Закрыть] обитательницы Киршберга: кофе, книги и кафе Киршбаума.

– Линдочка! Я так счастлив! – воскликнул Юбер. – И всё благодаря тебе!

И только из вечерних газет им, как и остальным жителям Киршберга, стало известно об утрате одной местной достопримечательности: на Белой горе случился обвал, и под грудой камней оказалась погребена замечательная туристическая площадка – место уединения одиноких поэтов и влюблённых парочек, известное как Край Света. Погребена целиком – вместе с Каменным Оком и таинственной каменной шахтой, прозванной средневековыми монахами «Дырой язычников», или Хайденлох.

Но даже это досадное обстоятельство никак не умалило общего очарования Киршберга.

Говорят, это один из немногих немецких городов, которому повезло избегнуть бомбёжки во время последней войны. Говорят, тот американский полковник, от которого зависело это решение, в молодости провёл здесь медовый месяц и из сентиментальных соображений не отдал приказа. Поэтому и сегодня вы можете пройтись по кривым улочкам этого старинного города, погрузиться в красно-чёрно-коричневую гамму его каменных и фахверковых строений, насладиться весенней белизной окружающих город холмов и воскликнуть, как и подобает всякому заезжему путешественнику: «Лучше страны не найдёшь!»