Текст книги "Заповедник Сказок 2015
(Том 5)"

Автор книги: Валентин Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

Патрик Рейнеке
Киршберг, или Легенда о чёрной верёвке и левой ступне повешенного

Сказка для детей изрядного возраста

учше страны не найдёшь. Эта мысль непременно приходит в голову всякому, кому довелось хоть раз побывать в Киршберге. Не верите? Тогда порасспросите своих знакомых. Наверняка, кто-то из них бывал здесь проездом, а может статься, даже провёл несколько счастливых недель, месяцев или даже лет своей жизни: всё-таки здесь расположен не последний в Германии университет. В сущности, это небольшой городок, здесь почти нет промышленных предприятий, а население на две трети состоит из студентов и заезжих туристов, среди которых преобладают молодожёны и разного рода творческая публика.

«Город поэтов и влюблённых» – так называют Киршберг практически во всех путеводителях. И это неслучайно. Сколь бы скептически ни был настроен недоверчивый путешественник, впервые ступающий на красноватые плиты Вокзальной площади, стоит ему сделать по ним всего несколько шагов, как со всех сторон к нему начинает подкрадываться очарование этого места. Уже сам ландшафт – поросшие лесом холмы и петляющая вокруг кварталов, ловко выныривающая из-под каждого моста река – убеждает вас в том, что вы попали в самую настоящую сказку. А если вы пройдёте вглубь Старого города по его извилистым улочкам и уютным площадям, тут и там уставленным столиками кафе, или же решитесь воспользоваться трамваем, то, считай, дело сделано! Ещё даже не встретив поблизости от себя достойный внимания объект, вы неожиданно откроете, что влюбились.

Помимо сказочного ландшафта, знаменитого университета и славных поэтических традиций, город обладает не менее увлекательной и трагической историей. И десяти метров нельзя пройти спокойно, чтобы не наткнуться на какой-нибудь осколок прошлого, удачно вписанный в современность. Тут и развалины бывшей княжеской резиденции, взрастившие своей живописностью не одно поколение немецких художников. Тут и таинственная Белая гора, где останки кельтского поселения соседствуют с руинами монастыря Св. Георга и фундаментом античного храма Геркулесу-змееборцу. Тут и возведённая в честь местного святого знаменитая Хубертскирхе – церковь Св. Хуберта с ее высоким шпилем и барочными росписями. Тут и дыбящиеся каменными арками мосты через Вурм. Тут и старый дребезжащий фуникулёр, поднимающий вас над замком к другой вершине, увенчанной университетской обсерваторией. Да мало ли чего ещё!

Наряду с этими и другими, не менее достойными внимания, достопримечательностями вы наверняка найдёте в путеводителе упоминание о Киршгассе, по праву считающейся одной из самых живописных улочек города. Примечателен этот переулок тем, что с любой точки, где бы ни находились, вы всегда будете видеть только три дома: тот, что слева, тот, что справа, и тот, у которого вы стоите – настолько круто сворачивает эта улица к реке от Марктплац. Выйдя с площади и оставив за спиной Хубертскирхе, вы будете всё время поворачивать вправо. И когда вам уже будет казаться, что вы сделали полный круг и ещё немного, и вы снова выйдете к старому зданию городского рынка, как перед вами неожиданно откроется вид на Белую гору. И буквально через несколько шагов вы увидите Вурмштрассе с её трамваями и автомобилями, а за ними – набережную.

Посередине Киршгассе друг напротив друга расположены два заведения: кофейня Киршбаума и букинистическая лавка Айхенхольца. В кофейне вам в любой час предложат кусок свежайшего киршбергского штруделя – гордость этих мест. Да и кофе, надо сказать, тут вполне приличный. Перед магазинчиком Айхенхольца всегда, исключая разве что самую дождливую погоду, выставлены раскладные столы с книгами на любой вкус. Их можно взять почитать на те полтора-два часа, что вы будете сидеть у Киршбаума. На меньший срок можете даже и не рассчитывать. Потому что вы обязательно зачитаетесь. Выпьете гораздо больше чашек кофе и съедите больше кусков штруделя, чем собирались. Наконец, не выдержите, закажете что-нибудь более основательное. И всё равно всё кончится тем, что вы купите начатую книгу. Эти уже порядком выцветшие экземпляры стоят совсем недорого, но Айхенхольц знает свою выгоду: через каких-нибудь две-три недели, после того как книга обойдёт всех ваших знакомых, она снова окажется в его магазинчике, причём совершенно бесплатно. Ну, не будете же вы перевозить с собой библиотеку малоосмысленной лёгкой литературы, скажем, меняя комнату или переезжая в другой город? О том, чтобы продать Айхенхольцу потрёпанную книгу, купленную в его же лавке, не стоит, право, и думать. Пойти же к какому-то другому букинисту вам просто не придёт в голову. Ну, и потом, бывают просто благодарные читатели…

Главной достопримечательностью Киршгассе, по общему мнению, является Юбер – бессменный продавец Айхенхольца. У него белая молочного цвета кожа, сапфировые глаза и белые, в лёгкую желтизну, длинные волосы. Он одинаково приветлив со всеми, никого особо не выделяя, благодаря чему одной своей внешностью обеспечивает стабильный приток покупателей. И особенно – покупательниц. Киршбаум с завидной регулярностью выражает желание видеть его за стойкой своего кафе, но, несмотря на всё возрастающую привлекательность этих предложений, Юбер с той же регулярностью от них отказывается.

Хорош собой и сам Айхенхольц: тёмные волосы, незабудкового цвета глаза, аристократическая манера в одежде. Красивые белые зубы, которыми он так элегантно закусывает длинные тонкие усы, вошли в поговорку у его конкурентов: выражение «оскал Айхенхольца» означает, что торговаться уже бессмысленно. Оба статные, высокие, всё ещё довольно молодые и неженатые. Но если ангельская красота Юбера притягивает к себе все женское население города, то его патрон, заслуживший благодаря ворчливости и упрямству репутацию чуть ли не демона книготорговли, хоть и пользуется определённым успехом у дам, только самые независимые из них решаются открыто выражать свои симпатии. Понятно, что такое колоритное соседство на руку Киршбауму: не случайно столики снаружи и у окна почти всегда оказываются заняты.

Это мирное и обоюдовыгодное сосуществование двух заведений было нарушено, когда папаша Киршбаум вдруг ни с того, ни с сего решил сменить вывеску на «Кофе и книги», тем самым объявив монополию на сочетание этих двух, мало с чем сравнимых по своей привлекательности удовольствий. Он выкупил у одного из айхенхольцевых конкурентов целый стеллаж литературных новинок и расставил их внутри кофейни, чтобы посетители проводили за распитием кофе не обычные полтора-два часа, а приходили бы снова и снова, пока не дочитают начатое произведение. И хотя книги, отобранные Киршбаумом, были не хуже тех, что выставлялись перед заведением Айхенхольца, ничего из этой затеи не вышло. Ведь одно дело – самому снимать со стеллажа книгу на собственный страх и риск, а совсем другое – получать её из рук солнцеподобного Юбера, который всегда может что-нибудь посоветовать и непременно выберет то, что будет интересно лично вам.

Тем не менее, учинённый демарш требовал ответных решительных действий, и Айхенхольц сменил название на «Книги и кофе». Ничего не перекрашивая, просто прибив к вывеске дополнительную фанерку с двумя новыми словами. Юбер попробовал было вяло протестовать, но патрон решительно заявил, что большего унижения, чем смена французского названия во время последней войны ему всё равно уже не представить. Действительно, слыханное ли дело: старинная фирма «W. Eichenholz: Librairie ancienne et modene», основанная ещё в 1856 году, вдруг превратилась в банальное «Eichenholz: Bucher». «Это моя тяжелейшая детская травма!» – любил приговаривать в этом месте патрон. И вот по причине этой самой травмы, а главное, несгибаемого упрямства хозяина, ради соответствия новой вывеске пришлось расстаться с одним стеллажом (который тут же был любезно предложен Киршбауму), расчистить угол и установить вдоль всего окна длинную полку-столик, оснастив её двумя высокими стульями.

Кофе, который можно было попробовать у Айхенхольца, был хуже и вдвое дороже того, что варили напротив. Деньги за него предлагалось опускать в специальный деревянный ящик, который в подобных заведениях обычно служит для сбора пожертвований, и, разумеется, без сдачи. Когда кто-либо из посетителей, опустив в прорезь требуемую сумму, высказывал пожелание выпить чашку-другую, Юбер нарочито медленно откладывал книгу, не спеша шёл мыть руки и с еще большей неторопливостью отправлялся на кухню подогревать остывший кофейник, всем своим видом выражая свой скептицизм по отношению к этому нововведению. Наблюдавшему за ним клиенту становилось неловко, он опускал в прорезь чаевые, потом кормовые, и больше уже кофе никогда не заказывал. В результате практически единственным человеком, который регулярно пил кофе у Айхенхольца, был сам Айхенхольц. Денег он в ящик, правда, не бросал, кофейник ходил подогревать себе сам (поскольку этот предмет как был, так и остался в доме единственным), зато посетители обоих заведений получили новое развлечение: наблюдать по утрам небритого, заспанного, в одном халате, но от этого не менее элегантного букиниста, сопровождаемого ироничными взглядами Юбера.

* * *

Фундаменты домов, церкви и общественные здания сложены в Киршберге из красноватого песчаника, им же вымощено и большинство улиц. Обработанная морилкой тёмная древесина фахверков соседствует с глиняного цвета штукатуркой, которую богатые горожане покрывают тонкими черно-коричневатыми узорами. Знойным июньским полднем город представал перед взглядом только что сошедшего с поезда путника разными оттенками сепии, как на старой выцветшей фотографии. И если в этот безлюдный час человек оказывался на Киршгассе, то, скорее всего, это был именно что заезжий путешественник, свернувший сюда с Марктплац в поисках тени.

Ах, нет, простите, на этот раз не путешественник, а путешественница… Невысокого роста, в брюках и огромных ботинках, с короткой мальчишеской стрижкой, холщовым рюкзачком за спиной и небольшим чемоданчиком в руке. Щурясь на солнце и вертя головой в разные стороны, она остановилась между кофейней и книжной лавкой, внимательно прочитала обе надписи и толкнула дверь в заведение Айхенхольца.

Юбер поднял голову на звук брякнувшего колокольчика, сказал своё обычное «Guten Tag»[20]20
  Guten Tag (нем.) – Добрый день.


[Закрыть], но его как будто бы не расслышали. Замерев посредине торгового зальчика, девушка принялась разглядывать стеллажи, шевеля губами и поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, как будто проговаривая про себя названия. Большеротая, с разной формы оттопыренными ушами и огромными широко расставленными глазами, один из которых явно смотрел чуть в сторону. Юбер не стал ей мешать и, вернувшись к чтению, перелистнул страницу. От этого шороха посетительница вздрогнула, на какое-то время замерла, потом решительно развернулась и, опустив голову, подошла к кассе.

– Здравствуйте. Мне нужны блокнот, карандаш, точилка и ластик, – сообщила она сосредоточенным тоном.

Юбер уточнил цену. Она назвала самую низкую из предложенных. Он выложил на прилавок всё, что она просила. И тут в поле её зрения попала прядь его волос, лежавшая на сгибе локтя. Она часто заморгала, и он увидел, как открылся её рот и широко распахнулись глаза. На какое-то мгновение они застыли друг перед другом: она – с зажатыми в кулаке деньгами, он – так и не выпустив из пальцев точилку с карандашом. Внимательно следя за её взглядом, он увидел, как тот медленно двинулся вверх от конца пряди к его плечу, дальше – выше, и наконец их глаза встретились. Ночью он скажет патрону, что сегодня видел, как возникает любовь с первого взгляда. Патрон в ответ проворчит, что если с первого взгляда, то за любовь не считается. Но то будет ночью. А тогда он просто не выдержал напора этих расширяющихся зрачков, смутился и отвёл глаза. Потом снова посмотрел на неё, увидел, что она тоже смутилась, очевидно, тоже, в свою очередь, осознав, что он всё понял.

– Я ещё хотела спросить, – произнесла она, глядя в сторону. – Как пройти к Святому Хуберту?

– Смотря к какому, – улыбнулся Юбер. – Если к Хубертскирхе, то вверх по Киршгассе на Марктплац. Если до Хубертстор, то вниз до Вурмштрассе и дальше направо, двадцать минут до Старого моста.

– Нет, мне нужен тот, который с драконом… который фонтан, – потупившись, уточнила она. – Его мой отец проектировал.

– Кофе хотите? – рассмеявшись, предложил Юбер.

– У меня не так много денег, – снова опустив голову, пробормотала она.

– Первый день в Киршберге – кофе бесплатно.

– Ой, правда? Это для всех так?

Он кивнул, заговорщицки подмигнув ей.

– Только смотрите, никому не проговоритесь. Кроме вас, этого никто не знает.

Она заулыбалась, выглянула в окно.

– Даже Киршбауму нельзя говорить?

– Особенно Киршбауму!

Поставив на кухне подогреваться остывший кофейник, Юбер, не глядя, закинул в кассу мелочь и принялся расспрашивать гостью о том, где она остановилась и с какой целью приехала в город. Выяснив, что она собирается поступать на художественный факультет и что в городе у неё нет никаких знакомых, он особенно оживился. Наскоро напоив девушку кофе, он запер кассовый аппарат, крикнул хозяину, что ему нужно ненадолго отлучиться, и повёл гостью к фонтану на Бисмаркплац.

«Святой Хуберт, убивающий линдвурма»[21]21
  Линдвурм (Lindwurm) – древнее немецкое название сказочного змея или дракона. Связан с алхимией и фармацевтикой, в Германии до сих пор можно встретить аптеки, носящие название «Lindwurm Apotheke» и украшенные щитом с двухлапым драконом.


[Закрыть] был такой же визитной карточкой Киршберга, как развалины замка, Хубертскирхе и мосты через Вурм.

Сооружённый на средства, собранные киршбергскими буржуа и членами студенческих корпораций, он в одночасье прославил автора проекта – дотоле безвестного студента Университета. Облачённый в римскую тунику воин с гордым профилем и длинными развевающимися волосами готовился нанести смертельный удар бескрылому четырёхлапому дракону. Сила и несгибаемость человека – против коварства и изворотливости змеи. Из разинутой пасти линдвурма на три с половиной метра вверх била струя воды. У змея было длинное покрытое чешуёй тело, причудливыми петлями обвивавшее ноги святого. Когтистые лапы в бессильной хватке цеплялись за землю, передняя упиралась в грудь человека, разрывая тунику в клочья, но не запуская когтей в его плоть. Горло змея, повёрнутое в вертикальное положение и служившее трубой для фонтана, обращало на себя внимание отчётливым, вполне себе человеческим кадыком. Но оскал физиономии был узнаваемо звериным, как и безумная жажда жизни: выпятив глазные яблоки, сопротивлявшееся животное косилось на схватившую его руку и всеми силами пыталось вывернуться из-под занесённого на него меча.

Скульптуру было плохо видно из-за водяных брызг, но её изображение и так было известно каждому. Юбер предложил немного посидеть у фонтана: в жаркий день у воды было легче дышать. Потом они прошли вдоль набережной Вурма, прогулялись по узким и уже тронутым тенью улочкам до подножия замка, зашли к трем почтенным старушкам, сдающим в наём комнаты, и, в конце концов, нашли крохотную клетушку в мансарде на середине Замковой горы, куда вместо улицы вела каменная лестница, а последний этаж, словно в поросшую мхом стену, упирался окнами в кустистую зелень холма. И только после того, как вещи были распакованы, начерчена карта маршрутов с полезными адресами и достопримечательностями и выяснен ассортимент ближайших магазинов – только после этого Юбер вернулся обратно в лавку.

* * *

Весь оставшийся день Айхенхольц беспрерывно ворчал, то так, то этак преподнося идею о том, что между тремя с половиной часами и «ненадолго» есть некоторая разница. Видя, что на Юбера его рассуждения, как всегда, не производят должного впечатления, он, наконец, высказался напрямую: мол, если уж собрался куда-то в самое пекло, то мог бы хотя бы надеть шляпу. И вообще, почему о том, что чувствительную кожу необходимо беречь от ожогов, должен помнить он, Айхенхольц, тогда как самому обладателю этой чувствительной кожи, его собственное здоровье глубоко безразлично?

Но Юбер и это замечание пропустил мимо ушей. И лишь ночью патрон поинтересовался причиной столь неожиданного ухода.

– У неё тёмно-серые глаза, короткие тёмные волосы, зовут её Линде Шверт, и она дочь Дитриха Шверта, автора «Жертвоприношения». Ещё она никогда не бывала в Киршберге, но с детства слышала о том, какое это сказочно прекрасное место, и кажется, знает наизусть все городские достопримечательности, по крайней мере, те, о которых можно прочесть в книгах.

– Полагаешь, настало время завести девушку? Ты же вроде никогда ими не интересовался.

Юбер пожал плечами. Понимай, как хочешь: то ли на самом деле интересовался, то ли в данном контексте это не имело значения.

– Ну, кому-то из нас всё равно придётся это сделать, – философски произнёс он. – Будет война. В тёмные времена лучше иметь семью. Так проще выжить.

– Война… Мы уже одну пережили.

– Это будет другая война.

– Мы опять проиграем?

– Похоже на то.

– А если ничего не делать, то что?

– Ну, тебя в любом случае пошлют на фронт. Должен же тут со мной кто-то остаться.

– Да? Пошлют на фронт? – вспылил патрон. – А ты разве не представляешь у нас интереса для поборников расовой гигиены?

Юбер повернул к нему голову, окинув его снисходительной улыбкой.

– Ты всерьёз полагаешь, что меня можно напугать принудительной стерилизацией?

– Ах, да… Прости, забыл, с кем разговариваю, – раздражённо проворчал Айхенхольц, протянул руку к тумбочке, достал из портсигара папиросу и закурил. – Но ты полагаешь, решение нужно принимать уже сейчас? – поинтересовался он совсем другим голосом.

– Город, похоже, будут бомбить с воздуха, – продолжил Юбер бесстрастным тоном. – Я видел во сне руины на месте Хубертскирхе и взорванный Старый мост.

– О, нет… Только не Хубертскирхе, – простонал патрон. – Значит, говоришь, на этот раз всё будет серьёзно?

– Похоже, что да… – вздохнул Юбер. – Но ты смотри, нас теперь трое. Так что есть некоторый выбор.

Айхенхольц ничего не ответил, только крепко сжал челюсти.

– Для этого достаточно, чтобы она всего лишь полюбила город, как мы, и влюбилась. Скажем, в тебя, – нарочито небрежно продолжил Юбер. – Ну, или чтобы ты сам в неё крепко влюбился. Настолько, чтоб было больно расстаться.

– Так, а вот об этом я тебе даже думать запрещаю! – перебил его Айхенхольд.

Юбер покорно умолк. Но через некоторое время всё же продолжил:

– Имей в виду, первый вариант даже ты исключить не можешь. Если она сама этого захочет. Ибо никто не может отнять у человека его волю.

* * *

На следующее утро, не успел Юбер расставить на улице книги, как вчерашняя путешественница была уже тут как тут. В руках – купленный накануне блокнот, точилка и карандаш. Несмотря на проведённое вместе время, она нерешительно замялась на пороге.

– Скажите, а можно я немного тут посижу? Мне нужно делать зарисовки людей, а у вас удобно наблюдать за посетителями кафе.

Юберу, привыкшему, что с той стороны улицы обычно наблюдали за ним, даже не приходило в голову, что окно книжного магазинчика тоже можно использовать как наблюдательный пост.

– Если нужно, я могу заказать кофе.

– Ни в коем случае!

Девушка села к окну и, действительно, принялась рисовать, совершенно забыв о существовании Юбера. Через какое-то время он встал, подогрел оставшийся после патрона кофе, разлил по чашкам и, вернувшись, поставил одну из них перед девушкой.

– Но ведь мой первый день уже кончился, – робко напомнила она.

– В Киршберге время течёт иначе.

– Это тоже секрет?

– Ещё какой!

Стали появляться первые покупатели, любопытные читатели и почитательницы Юбера. Пока он в своей неспешной манере раздавал советы по части чтения, она всё так же незаметно выполняла свои этюды. К обеду блокнот был изрисован почти полностью, и когда спустившийся в лавку хозяин сообщил, что настало время обедать, она испарилась вместе с остальными посетителями.

По причине жары, после обеда они снова остались наедине. Рисовала она куда как менее сосредоточенно, постоянно прерываясь на разговор с Юбером. А он так и вовсе не взялся за книгу.

– «Загадка смотрителя маяка», – неожиданно прервал их беседу патрон, возникнув в дверном проёме с какой-то книжицей в мягком переплёте. – О чём может быть эта вещь, если она написана в Киршберге, издана в Киршберге, и дело, судя по частоте упоминания, происходит опять-таки в Киршберге? – лишь закончив фразу, он оторвался от книжки, взглянул на внимательно наблюдающего за ним Юбера, потом перевёл взгляд на притихшую у окна девушку.

– Какие варианты? – строго спросил он.

– Сборник любовной поэзии? – осторожно предположил Юбер, патрон выжидающе молчал.

– А что, если это история о человеке, который умеет предвидеть грядущие катастрофы? Он использует свой дар предвидения и, словно лучом прожектора, освещает им путь. Чтобы отвести от города опасность, дать ей пройти мимо, – покуда она говорила, глядя в пол и тщательно подбирая слова, лицо патрона становилось всё суровее.

– Это она? – бросил он Юберу, когда девушка закончила.

Юбер промолчал, глядя ему прямо в глаза. Патрон швырнул на прилавок книжку и, так и не дождавшись ответа, вышел.

– Не обращайте внимания, – прошептал Юбер втянувшей голову в плечи Линде, протянул руку за книжкой, заглянул в неё и с улыбкой сообщил:

– А я угадал! Это, действительно, поэтический сборник, состоящий из объяснений в любви разным городским достопримечательностям. Автор, кстати, женщина, и назван сборник по стихотворению, посвящённому не кому-нибудь, а Киршбауму.

– Киршбауму?!

– Да. Его тут именуют сухопутным морским волком. Сейчас у него стеклянный глаз, а раньше он ходил с чёрной повязкой, и вид у него, и вправду, был довольно пиратский. Ну и потом, когда-то он вёл дела комитета по возведению Башни Бисмарка, хотя я и не помню, чтобы там зажигали огонь.

Через некоторое время из рабочей комнаты послышался голос патрона:

– Юбер!

Двое в лавке прислушались.

– Юбер! Иди сюда! Ты мне нужен!

Юбер медленно встал и с ангельской улыбкой прошёл за занавеску. Через несколько минут вернулся, прошептав испуганной Линде: «Всё в порядке». Линде как раз рассказывала о своём отце, и ему хотелось дослушать. Оценка палеотипов для продажи по каталогу, на его взгляд, вполне могла подождать. Через какое-то время последовал ещё один крик. Юбер встал и снова направился к патрону.

– Юбер, ну что ты мотаешься туда-сюда. Словно не можешь выбрать, с кем остаться.

– Я уже объяснял: я никого и ничего не выбираю.

В конце дня, когда Юбер с помощью Линде убрал с улицы книги, занёс внутрь столы, и они опять пили кофе, патрон снова спустился в лавку. И снова с книгой в руке.

– «Похищение Эго». Что это может быть?

– Опять любовная поэзия? – спросил Юбер без улыбки.

– Совсем не поэзия, – мрачно сказал Айхенхольц, глядя ему в глаза.

– Но любовная? – опять же без улыбки уточнил Юбер.

– Очевидно, да.

Какое-то время они молча сверлили друг друга взглядом. Затем Айхенхольц продолжил:

– Это роман о городе. О городе и человеке, который настолько влюблён в город, что не может уже располагать собой, не может принимать никаких решений, не может сделать никакого выбора.

– Кто автор?

– Не знаю, – Айхенхольц открыл книгу и продемонстрировал Юберу титульную страницу. – Некое загадочное «Q». Издано небольшим тиражом всего пару лет назад.

– И, разумеется, про Киршберг?

– Про Киршберг. Я думал, ты знаешь.

Юбер, как бы извиняясь, пожал плечами.

– Простите, а вы уже дочитали до конца? – избегая встречаться взглядом с книготорговцем, поинтересовалась Линде.

– А что, есть предположения по развитию сюжета?

– Да. Я подумала, а что если это детектив? Ну, то есть выяснится, что изначально похитителем был совсем не тот, кого автор заставил подозревать читателя.

– И кто же может быть этим похитителем?

– Ну, например, какой-нибудь человек, в которого влюблён главный герой. И который полностью подчинил его себе. Да ещё и заставил думать, что дело не в нём, а всего лишь в окружающем их пространстве.

Айхенхольц снова внимательно оглядел девушку с ног до головы.

– Ну, что ж… Мои поздравления легиону киршбергских романтиков. В их стройные ряды прибыло достойное пополнение, – сунув книгу подмышку, он развернулся и направился во внутренние покои. – Юбер, мы закрыты. Проводи гостью.

Юбер ничего не ответил. Девушка быстро попрощалась и выскользнула за дверь.

Ночью Юбер задал давно жёгший ему губы вопрос:

– Ну, правда же, она славная?

– Правда, – грубо отрезал патрон, не отрываясь от книги. Потом молча встал, выключил свет и ушёл дочитывать в кабинет.

* * *

На следующий день патрон спустился в лавку поздно утром, когда первая волна посетителей уже схлынула. Всю ночь он читал «Похищение Эго» и теперь предстал в наиболее интригующем, с точки зрения его почитательниц, виде: щетина, тёмные круги под глазами, небрежно подпоясанный вишнёвый халат с фигурными кожаными вставками на локтях, на лице – выражение решительного несогласия со всеми элементами сущего. Едва возникнув в дверном проёме, он уставился на сидевшую у окна девушку. Наконец, он разглядел прятавшийся за её плечом кофейник и, словно почуявший добычу хищник, двинулся к её сосредоточенной фигурке. Линде обратила на него внимание, только когда он вытащил у неё из-под локтя листки обёрточной бумаги, которые Юбер предоставил ей для набросков. Она ахнула, но было уже поздно.

– Ну-ка, что тут у нас? Посмотрим… Черновик, – Айхенхольц помахал тёмным листком бумаги, пуще других исчирканным штриховкой, – …серовик… – он повернул к сидящему за кассой Юберу серую обёрточную бумагу, – …и желтовик… – добавил он, взмахнув в воздухе обрывком кукурузного цвета картона.

– На всех трёх, – он ещё раз продемонстрировал Юберу веер из картинок, – вне зависимости от стадии их завершения мы имеем ярко выраженное портретное сходство. Лично мне больше всего нравятся усы. И единственный вопрос., который бы мне хотелось задать присутствующим – это с каких это пор в Киршберге открыта торговля волшебными очками?

– Мне ничего об этом неизвестно, – пожал плечами Юбер; девушка напряжённо молчала, глядя в сторону.

– Угу… – опёршись о приоконный столик, патрон принялся разглядывать отобранные рисунки. Все они представляли собой варианты иллюстраций к старой городской легенде о Святом Хуберте, прекрасном солнцеликом юноше, предназначенном в жертву ужасному чудовищу, которое обитало на Белой горе и питалось человечиной. Согласно самой распространённой версии этой истории, дракон был настолько поражён красотой Хуберта, что оставил его жить у себя в плену, потребовав развлекать себя рассказами. Тринадцать дней и ночей святой заступник Киршберга рассказывал линдвурму сказки о своём городе, всячески расписывая его красоты, благородный нрав и достоинства его жителей. За это время киршбергцы, набравшись смелости, сумели передать пленнику меч, спрятав его в цветущих ветвях дикой вишни, которые по обычаю приносили дракону для украшения его жилища.

Дальнейшие события вдохновили Дитриха Шверта на создание его знаменитого фонтана, меж, тем как его дочь сосредоточилась на взаимоотношениях пленника и хозяина. Свернув в кольца своё длинное тело и свесив до полу хвост, дракон возлежал на диване, заложив когтистые лапы за голову, с папиросой в зубах. В одном варианте он был заботливо укрыт пледом, в двух других – валялся в тёмном халате с фигурными заплатами на локтях. Облачённый в римскую тунику Святой Хуберт сидел на полу, прикованный цепью к ножке дивана. В одном варианте он читал книжку, в другом – наливал из айхенхольцева кофейника кофе, в третьем – играл с хозяином в шахматы, при этом явно выигрывая.

Несмотря на общую проработанность деталей, лучше всего получился сам Айхенхольц. Юбера тоже можно было узнать с первого взгляда. Но если Юбер был узнаваем, в основном, за счёт характерной позы и внешних атрибутов, то физиономия букиниста настолько явно проступала в драконьей морде с фонтана на Бисмаркплац, что в какой-то момент Айхенхольцу даже стало неловко от столь пристального внимания к своей персоне. Патрон отложил в сторону рисунки и протянул руку к кофейнику.

– Ну что ж… Забирай, если он настолько тебе нравится, – проговорил он серьёзным тоном, наливая себе кофе.

От удивления девушка приоткрыла рот. Айхенхольц коснулся указательным пальцем краешка её подбородка. Рот она тут же закрыла, но пальца патрон так и не убрал.

– Тринадцать ночей, – прошептал он, наклонившись к её лицу.

– Что? – шёпотом переспросила она.

– Тринадцать ночей, говорю. Выкуп. Заплатишь – и он твой.

Патрон убрал, наконец, руку и принялся пить остывший кофе.

– Должен же я проявить себя как сказочное чудовище, – заметил он внимательно наблюдавшему за ними Юберу. – Как это принято у змей…

* * *

Несмотря на утренний эксцесс, Линде никуда не ушла, просидев в магазинчике, как и накануне, до обеда, а потом – и весь остаток дня. Айхенхольц никак больше не проявлял себя, но где-то за час до закрытия из-за занавески раздался его требовательный голос:

– Юбер! Мне надоело работать.

Юбер тихо вздохнул, глядя на занавеску, и опять погрузился в чтение.

– Юбер! Иди сюда, сыграй со мной в шахматы.

– А кто останется в магазине? – не вставая с места, громко поинтересовался Юбер.

– Оставь караулить фройляйн Шверт! В качестве платы за бесплатный кофе.

Линде, прислушивавшаяся к их перебранке, подняла на Юбера вопросительный взгляд. Тот пожал плечами.

– Хорошо, что в шахматы могут играть только двое, – иронически заметила она.

– Патрон! А если она придумает шахматы для игры втроём?

– Втроём?.. Белые, чёрные и..?

Юбер вопросительно посмотрел на девушку.

– Может быть, красные? – спросила она.

– Красные!

– Геральдические цвета Киршберга? Пускай придумывает! Если придумает, возьмём к нам в компанию!

Юбер задумчиво постучал пальцем по закрытой книге, отложил её, запер кассу и, бросив на ходу «Bon courage!»[22]22
  Удачи! (фр.).


[Закрыть], направился к патрону. Немного погодя Линде потребовалось вызвать Юбера к покупателю, и он, перед тем как снова исчезнуть во внутренней комнате, заглянул через плечо, оценил её наброски и шепнул на ухо: «Доска должна быть круглой!» После этого Линде сумела основательно продвинуться, и когда из-за занавески появился Айхенхольц, у неё уже было и поле, и правила расстановки фигур, и даже несколько идей, связанных с особенностями их передвижения по доске.

– Что ж, – с удовлетворением заметил патрон. – Можно сказать, традиционные византийские шахматы. Ладно, пойдёт. Правила потом додумаем. Ну? Берём?

– Берём, – одобрительно кивнул Юбер.

– Будешь подменять Юбера. Так итак тут сидишь. Ну, и по вечерам помогать разбирать книга, если будет необходимость. К самому открытию приходить необязательно. Об оплате поговорим завтра.

Линде кивнула.

* * *

– Ну, и как же это понимать, патрон?